Густая чавкающая зелень вдруг расступилась и выплюнула наверх. Лёгкие до боли расширились, наполняясь воздухом, и накатило шальное, огромное, повергающее в смятение своей остротой чувство: я жива. Жива! Сожри меня Долгая Змея, я всё ещё хожу, говорю, и время моё ещё не закончилось. И мысли о том, что в этой жизни ничего не осталось, не стоят пыли под ногами, потому что главное — вот оно. Я жива, я чувствую, я дышу, а всё остальное — мелочи.
Солнце скрылось, улицы Релки опять окутал серый сумрак и белая пелена снега. Но идти было по-прежнему легко, словно оставленный за спиной дворец Тысячи Бабочек забрал часть тяжести с моих плеч, впитал, укрепив ею свой фундамент и стены.
Странная ассоциация.
В любом случае в сторону каморки, которую снимала в одном из домов соседнего квартала, я двинулась с воодушевлением, которое впервые за долгое время породила не жажда мести.
Ордену Змееловов, помимо занятого ими дворца, принадлежало несколько особняков и доходных домов в городе, поэтому большинство моих бывших... коллег не задумывалось о вопросах жилья. В своём прежнем статусе я могла претендовать даже на покои во дворце, но постоянное общество змееловов угнетало, и съёмное жильё оказалось лучшим выходом из положения. Тепло, сухо, есть горячая вода и тёплая постель — а больше ничего и не нужно.
О расставании с этим временным прибежищем я не жалела. Не стану скучать и о Релке, мне всю жизнь претили тесные лабиринты её улиц и налепленные друг на друга дома старого города. В предместьях просторнее, но когда я в них бывала! За последние годы ни разу не выбиралась из столицы, вся жизнь — от каморки до орденской учебки и обратно, если не считать регулярных визитов в резиденцию Ордена.
Я вообще сейчас ни о чём не жалела и чувствовала себя удивительно свободной. Странное, наверняка временное ощущение. Но сейчас я слышала, как рвутся цепи, казалось намертво сковавшие меня с Релкой, и — наслаждалась.
Сво-бо-да. Сложное слово. Пугает с непривычки.
Истинная причина, по которой король постарался скорее меня спровадить под благовидным предлогом, тоже не задевала. Больше того, вызывала одобрение.
Орлен — умный король. Ему ещё нет тридцати, но он уже дальновиден, умеренно циничен и лишён наивных идеалов. Да, моя помощь, моё предательство оказались кстати, и его величество благодарен за это. Но никто не станет чествовать предателя как героя, я сыграла свою роль и больше не нужна. Даже почти опасна, потому что могу послужить клином между ним и настоящими, идейными соратниками. Для них я — недобиток, тот самый предавший однажды, который обязательно предаст вновь. Так зачем мозолить глаза, рисковать и провоцировать на решительные поступки тех, кто перерезал всю верхушку Змееловов? И ради чего?
Нет, король выбрал лучший из возможных вариантов, я была готова искренне его поблагодарить. Это ведь даже не ссылка, а действительно важное, ответственное поручение, которое пойдёт на пользу всем сторонам. Изящное и остроумное решение сразу нескольких проблем — и моих, и лично королевских, и государственных.
Да и оплатили мне эту работу более чем достойно, и речь не о деньгах. Королевское слово стоит гораздо дороже, да и возможностей у него куда больше, чем было у меня даже в лучшие дни карьеры в Ордене. Поэтому стоит оставить поиски профессионалам, а самой исполнить вассальный долг.
Съёмная комната встретила сухой тишиной, лёгким запахом пыли и сумраком старой норы. Я пустила искру силы в хрустальную сферу светильника под потолком, и по стенам и полу расплескался тёплый уютный свет. Несложная и повсеместно распространённая штука — запертый в стекле огонь. Но я способна лишь пробудить его импульсом магии, как любой другой обыватель, а создают подобные вещи артефакторы.
Пыльный чемодан выполз из-под кровати неохотно, словно за время покоя успел прорасти в доски пола или уж как минимум — присох. Окинув его взглядом, я решительно распахнула треугольное окно, впустила в комнату ветер и задала ему направление. Сквозняк пронзительно просвистел в петлях и замках чемодана и вынес грязную серую тучку на улицу, заодно прихватив пыль из-под кровати и шкафа.
Змеелову в звании ястреба, боевому магу, немного стыдно в этом признаваться, но такие мелкие бытовые заклинания всегда меня особенно очаровывали. В них куда больше волшебства, чем в стелющемся по земле ревущем пламени или других, даже самых грозных, боевых чарах. Святотатство, но кажется мне, Создатель на заре времён наводил порядок в юном мире именно такими вот бытовыми чарами, потому что жизнь в любом новом доме начинается с уборки строительного мусора.
На дно чемодана легла завёрнутая в тряпицу пара коротких мечей в ножнах — парадная часть формы, дань традиции, которую я последний раз отдавала пару лет назад. Тоже напоминание о змееловах, но бросать их было жаль, уж очень хороша работа кузнеца, поэтому решила оставить как памятный сувенир. Сменная обувь, тёплый плащ, несколько рубашек, пара старых, невесть откуда взявшихся платьев — я даже сомневалась, что влезу в них, но мерить всё равно не стала. Несколько книг и потёртых тетрадей, а больше у меня ничего не было.
На вешалках в скрипучем дощатом шкафу осталось несколько комплектов ржавой с золотым шитьём формы — такой же, какая была сейчас на мне. Высокие сапоги, чёрные узкие штаны с галуном вдоль внешних швов и китель с вышитым на груди и спине ястребом, держащим в когтях змею.
Несколько секунд я смотрела на эти вещи, а потом без сожалений сорвала с вешалок, свалила кучей на пол и сбросила в груду тряпья сгусток пламени. Подумав, стащила китель с себя и добавила его к небольшому костру. Пожара не боялась: не просто так же я считалась одним из лучших боевых магов Ордена, что-то умела, поэтому огонь никогда не вырвется за отведённые ему границы.
Всё ещё гуляющий по комнате сквозняк приятно холодил спину сквозь тонкую ткань рубашки и клубами выталкивал на улицу густой дым. Стало ещё немного легче.
Такими темпами я, глядишь, доберусь до «Стрелолиста» уже совсем другим человеком.
Когда огонь догорел, всё, с чем он не справился — золу и оплавившиеся куски металла — я аккуратно собрала в мусорное ведро.
Подумав, перед выходом всё-таки вынула из чемодана длинный, подбитый мехом плащ и накинула на плечи. Холод огненному магу не страшен, но штаны у меня есть только форменные, а так их проще всего спрятать. Они, конечно, не настолько бросаются в глаза, как китель, но зачем рисковать? А вот менять сапоги я не собиралась. Привычные, отличного качества, без опознавательных знаков — какой смысл искать замену!
Поход по магазинам занял неожиданно много времени, несмотря на скромный список необходимого. Я не приняла в расчёт, что уже давно не занималась покупками, довольствуясь тем, что давал Орден, и плохо представляла, где можно достать все нужные вещи. Пришлось поискать лавки, да и там я долго не могла определиться, а что вообще хочу?
Наверное, провозилась бы и дольше, но в третьем по счёту месте меня взяла в оборот бойкая особа с хитрым лисьим взглядом, которая ответила на этот вопрос и на десяток других, которые я сама и не сообразила бы задать. Расстались мы вполне довольные друг другом: я с ворохом новых вещей, девушка — с хорошей выручкой.
Между делом успела завернуть на городской вокзал, ознакомиться с расписанием и взять билет на ночного червя как раз до нужного города, который всё-таки оказался Столбами.
В итоге с окончания сборов до момента посадки у меня оставалось почти три часа, которые я решила провести на вокзале. Перекусила в местном кафе, весьма недурном, и устроилась в зале ожидания, на неожиданно удобной жёсткой деревянной скамье со спинкой, развернув газету. Букв, правда, не видела, отрешённо наблюдая поверх листа за вокзальной суетой.
Жизнь продолжалась. Здесь, где сходятся разные дороги, это ощущалось особенно отчётливо. Несмотря на броские заголовки газет, несмотря на катящиеся по стране перемены, люди продолжали куда-то спешить. Шумно радовались встрече, со слезами расставались, тараторили напутствия, суетливо озирались и порой даже пробегали мимо, пыхтя под грузом вещей. Под гулким куполом просторного зала звучный голос — низкий женский или высокий мужской — объявлял об отправлении, прибытии, изменениях в расписании.
Оглашая пространство хлопаньем крыльев, от стены к стене перелетала стая вокзальных серо-зелёных голубей — бесплатные посыльные, которых даже кормить не приходилось, пищу они добывали себе сами. Особая порода, они чувствительны к магии и питаются отчасти её обрывками. При необходимости можно было позвать птицу лёгким магическим импульсом, доступным любому взрослому человеку, и отправить с письмом куда-нибудь недалеко, в черте города. Например, попросить прислать забытые документы или ещё какую мелочь.
В метре от меня прошествовало степенное семейство — солидный отец, круглая мать с задранным носом и трое детей. Две хорошеньких девочки постарше и серьёзный мальчик лет десяти. Я проводила его взглядом, привычно пытаясь угадать — кем он окажется через пару лет, когда с взрослением придёт сила? Человек это — или змеёныш?
Мальчишка, кажется, ощутил слишком пристальный взгляд. Обернулся. Издалека почудилось, что глаза блеснули жёлтым, но я отвернулась и не стала дольше нервировать ребёнка. Даже если я угадала, у него есть время, чтобы король успел навести относительный порядок. Надеюсь, через пару лет, даже если мальчик окажется змеёнышем, над ним не нависнет угроза смерти, от него не станут шарахаться как от чумного бывшие друзья или даже родные.
Змей всегда рождалось немного меньше, где-то два к трём в пропорции к людям. Как с этим обстояло сейчас — я не знала. Великий Змеелов каждый раз твердил, что гадов всё меньше, что скоро удастся вытравить скверну, гнилое семя, из человеческого рода. Но я давно перестала ему верить, а взять точные цифры было негде, никто не вёл подсчёта.
Понять, змея или человек вырастет из ребёнка, невозможно: один корень, одна кровь. Только боги, сообща творившие мир и его обитателей, знают, почему кто-то так и остаётся ходить на двух ногах и ведает огнём и ветром, а кто-то — обретает второй облик и управляется с землёй и водой. Так было всегда, так остаётся поныне, несмотря на то, что змееловы потратили уйму сил и времени на эксперименты и поиски ответов, пытаясь найти способ выявления змеёнышей ещё в зародыше или вовсе — научиться предотвращать их появление.
Подробностей я не знала и никогда не интересовалась ходом экспериментов. Только малодушно радовалась, что я боевик, а не учёный, и не имела касательства к этим исследованиям: слишком хорошо знала методы и жестокость Ордена. И с облегчением принимала отсутствие каких-то значимых подвижек, о которых непременно объявили бы всем.
Наверное, не просто так старый коршун столь высоко ставил это исследование, потому что именно его неудача в конечном итоге уничтожила почти четверть века царствования Великого Змеелова. Можно бояться змей издалека, можно ненавидеть, можно кидать камни в пойманных «гадов»: человечье стадо жестоко. Но далеко не каждый сумеет отдать своего ребёнка палачам. Даже не младенца, уже почти взрослого сына или дочь. Может быть, единственное дитя. И чаша терпения переполнилась.
Сейчас, оглядываясь назад и вспоминая истоки этого безумия, этой самоубийственной слепой резни, многие задавали себе вопрос: как такое получилось? Почему братья, сёстры, родители и дети вдруг стали чужими друг другу? Всеобщее умопомрачение, массовая истерия — иначе не скажешь.
Всё началось со страшного мора. Зелёная гниль выползла из Чумных болот — мёртвых земель далеко на западе, вблизи которых селились неохотнее всего, только самые отчаявшиеся, пропащие.
За считаные дни эпидемия докатилась до столицы. Оборвались портальные связи с соседними мирами, мы оказались заперты наедине со страшной, мучительной смертью. С болезнью, сжиравшей людей за несколько дней. Змей зелёная гниль по какой-то причине щадила, а их целительная магия не могла помочь умирающим, лишь немного облегчала муки.
И вот тогда появились Змееловы. На волне ужаса перед смертью, на волне зависти к тем, кому не грозила болезнь. Они обвинили во всём Долгую Змею и её детей, и семена эти упали в благодатную почву, щедро удобренную смрадными трупами жертв мора. И заживо гниющий мир щедро умылся кровью.
В связи с этим закрытые порталы оказались даже благом. Пожелай кто-то захватить нас, и противиться было бы некому, а вот люди, готовые предать родину ради шанса на безопасность в другом мире, нашлись бы в изобилии. Открыли бы, впустили, да ещё помогли.
Сейчас, с высоты прожитых лет и через призму полученных знаний, я воспринимала подростковые воспоминания о том перевороте совершенно иначе. Тогда было просто страшно, и Змееловы с их хорошими речами и добротой к человеческим детям казались посланниками Спасителя, в Орден я вступила не раздумывая. А теперь — с трудом верила, что Великий Змеелов не приложил руку к тому мору. Нет, это было бы слишком даже для старого коршуна, и на допросе он пел о другом, но всё же… Всё же поверить в подобное куда проще, чем в совпадение и тот бред, который нёс старик.
Но если вдруг вскроется причастность Ордена к эпидемии и открытие это станет достоянием общественности, мне останется забиваться в какую-то глухую нору и молить богов о лёгкой смерти. Потому что гражданскую войну рядовым змееловам ещё могут простить, а вот причастность к мору...
Из размышлений меня вырвал бой вокзальных часов, провозгласивших полночь, и почти сразу после них глас с потолка объявил начало посадки на мой рейс.
В просторной двухместной каюте предстояло провести чуть больше полутора суток. Неприятный серо-зелёный цвет шершавых, чуть тёплых и как будто постоянно влажных на ощупь стен в первом классе закрывали плотные гобеленовые драпировки — ненавязчиво-однотонные, тёмно-золотистые. Две широких койки через проход, занятый полированным деревянным столом тёплого, красновато-коричневого оттенка, наверху — две багажных полки и белая полусфера светильника в середине потолка.
Я подняла край клетчатого пледа, застилавшего мою койку, с удовольствием оценила хрустящую белизну чистого белья. Заметила висящий сбоку от двери большой мохнатый халат.
Прекрасные маленькие радости жизни. Неприхотливая в быту, путешествовать я в последние годы предпочитала с комфортом, довольно уже натирать мозоли сёдлами. Это в молодости можно было себе позволить, а сейчас я предпочитала никуда не спешить, а если спешить — то только телепортом. Не говоря уже о том, что в комфортабельной каюте гораздо удобнее знакомиться с бумагами.
Вспомнив про них, я достала из чемодана папку и приподнялась на носочках, чтобы затолкать его на верхнюю полку.
— Ух, как мне с соседкой повезло! Хороша! — Одобрительный комментарий сопроводил звучный шлепок по заднице. По моей.
Я настолько оторопела, что в первый момент не отреагировала вовсе. Не то что оплеухой не ответила, даже молнией не ударила, что обычно происходило рефлекторно. Потом резко развернулась на каблуках… и порадовалась собственной заторможенности. Ведь убила бы дурака!
На соседней койке, весело болтая ногами, сидел маленький, сухонький старичок. Он, наверное, и в юности статью не отличался, а сейчас вовсе был мне в лучшем случае по плечо.
Солнце скрылось, улицы Релки опять окутал серый сумрак и белая пелена снега. Но идти было по-прежнему легко, словно оставленный за спиной дворец Тысячи Бабочек забрал часть тяжести с моих плеч, впитал, укрепив ею свой фундамент и стены.
Странная ассоциация.
В любом случае в сторону каморки, которую снимала в одном из домов соседнего квартала, я двинулась с воодушевлением, которое впервые за долгое время породила не жажда мести.
Ордену Змееловов, помимо занятого ими дворца, принадлежало несколько особняков и доходных домов в городе, поэтому большинство моих бывших... коллег не задумывалось о вопросах жилья. В своём прежнем статусе я могла претендовать даже на покои во дворце, но постоянное общество змееловов угнетало, и съёмное жильё оказалось лучшим выходом из положения. Тепло, сухо, есть горячая вода и тёплая постель — а больше ничего и не нужно.
О расставании с этим временным прибежищем я не жалела. Не стану скучать и о Релке, мне всю жизнь претили тесные лабиринты её улиц и налепленные друг на друга дома старого города. В предместьях просторнее, но когда я в них бывала! За последние годы ни разу не выбиралась из столицы, вся жизнь — от каморки до орденской учебки и обратно, если не считать регулярных визитов в резиденцию Ордена.
Я вообще сейчас ни о чём не жалела и чувствовала себя удивительно свободной. Странное, наверняка временное ощущение. Но сейчас я слышала, как рвутся цепи, казалось намертво сковавшие меня с Релкой, и — наслаждалась.
Сво-бо-да. Сложное слово. Пугает с непривычки.
Истинная причина, по которой король постарался скорее меня спровадить под благовидным предлогом, тоже не задевала. Больше того, вызывала одобрение.
Орлен — умный король. Ему ещё нет тридцати, но он уже дальновиден, умеренно циничен и лишён наивных идеалов. Да, моя помощь, моё предательство оказались кстати, и его величество благодарен за это. Но никто не станет чествовать предателя как героя, я сыграла свою роль и больше не нужна. Даже почти опасна, потому что могу послужить клином между ним и настоящими, идейными соратниками. Для них я — недобиток, тот самый предавший однажды, который обязательно предаст вновь. Так зачем мозолить глаза, рисковать и провоцировать на решительные поступки тех, кто перерезал всю верхушку Змееловов? И ради чего?
Нет, король выбрал лучший из возможных вариантов, я была готова искренне его поблагодарить. Это ведь даже не ссылка, а действительно важное, ответственное поручение, которое пойдёт на пользу всем сторонам. Изящное и остроумное решение сразу нескольких проблем — и моих, и лично королевских, и государственных.
Да и оплатили мне эту работу более чем достойно, и речь не о деньгах. Королевское слово стоит гораздо дороже, да и возможностей у него куда больше, чем было у меня даже в лучшие дни карьеры в Ордене. Поэтому стоит оставить поиски профессионалам, а самой исполнить вассальный долг.
Съёмная комната встретила сухой тишиной, лёгким запахом пыли и сумраком старой норы. Я пустила искру силы в хрустальную сферу светильника под потолком, и по стенам и полу расплескался тёплый уютный свет. Несложная и повсеместно распространённая штука — запертый в стекле огонь. Но я способна лишь пробудить его импульсом магии, как любой другой обыватель, а создают подобные вещи артефакторы.
Пыльный чемодан выполз из-под кровати неохотно, словно за время покоя успел прорасти в доски пола или уж как минимум — присох. Окинув его взглядом, я решительно распахнула треугольное окно, впустила в комнату ветер и задала ему направление. Сквозняк пронзительно просвистел в петлях и замках чемодана и вынес грязную серую тучку на улицу, заодно прихватив пыль из-под кровати и шкафа.
Змеелову в звании ястреба, боевому магу, немного стыдно в этом признаваться, но такие мелкие бытовые заклинания всегда меня особенно очаровывали. В них куда больше волшебства, чем в стелющемся по земле ревущем пламени или других, даже самых грозных, боевых чарах. Святотатство, но кажется мне, Создатель на заре времён наводил порядок в юном мире именно такими вот бытовыми чарами, потому что жизнь в любом новом доме начинается с уборки строительного мусора.
На дно чемодана легла завёрнутая в тряпицу пара коротких мечей в ножнах — парадная часть формы, дань традиции, которую я последний раз отдавала пару лет назад. Тоже напоминание о змееловах, но бросать их было жаль, уж очень хороша работа кузнеца, поэтому решила оставить как памятный сувенир. Сменная обувь, тёплый плащ, несколько рубашек, пара старых, невесть откуда взявшихся платьев — я даже сомневалась, что влезу в них, но мерить всё равно не стала. Несколько книг и потёртых тетрадей, а больше у меня ничего не было.
На вешалках в скрипучем дощатом шкафу осталось несколько комплектов ржавой с золотым шитьём формы — такой же, какая была сейчас на мне. Высокие сапоги, чёрные узкие штаны с галуном вдоль внешних швов и китель с вышитым на груди и спине ястребом, держащим в когтях змею.
Несколько секунд я смотрела на эти вещи, а потом без сожалений сорвала с вешалок, свалила кучей на пол и сбросила в груду тряпья сгусток пламени. Подумав, стащила китель с себя и добавила его к небольшому костру. Пожара не боялась: не просто так же я считалась одним из лучших боевых магов Ордена, что-то умела, поэтому огонь никогда не вырвется за отведённые ему границы.
Всё ещё гуляющий по комнате сквозняк приятно холодил спину сквозь тонкую ткань рубашки и клубами выталкивал на улицу густой дым. Стало ещё немного легче.
Такими темпами я, глядишь, доберусь до «Стрелолиста» уже совсем другим человеком.
Когда огонь догорел, всё, с чем он не справился — золу и оплавившиеся куски металла — я аккуратно собрала в мусорное ведро.
Подумав, перед выходом всё-таки вынула из чемодана длинный, подбитый мехом плащ и накинула на плечи. Холод огненному магу не страшен, но штаны у меня есть только форменные, а так их проще всего спрятать. Они, конечно, не настолько бросаются в глаза, как китель, но зачем рисковать? А вот менять сапоги я не собиралась. Привычные, отличного качества, без опознавательных знаков — какой смысл искать замену!
Поход по магазинам занял неожиданно много времени, несмотря на скромный список необходимого. Я не приняла в расчёт, что уже давно не занималась покупками, довольствуясь тем, что давал Орден, и плохо представляла, где можно достать все нужные вещи. Пришлось поискать лавки, да и там я долго не могла определиться, а что вообще хочу?
Наверное, провозилась бы и дольше, но в третьем по счёту месте меня взяла в оборот бойкая особа с хитрым лисьим взглядом, которая ответила на этот вопрос и на десяток других, которые я сама и не сообразила бы задать. Расстались мы вполне довольные друг другом: я с ворохом новых вещей, девушка — с хорошей выручкой.
Между делом успела завернуть на городской вокзал, ознакомиться с расписанием и взять билет на ночного червя как раз до нужного города, который всё-таки оказался Столбами.
В итоге с окончания сборов до момента посадки у меня оставалось почти три часа, которые я решила провести на вокзале. Перекусила в местном кафе, весьма недурном, и устроилась в зале ожидания, на неожиданно удобной жёсткой деревянной скамье со спинкой, развернув газету. Букв, правда, не видела, отрешённо наблюдая поверх листа за вокзальной суетой.
Жизнь продолжалась. Здесь, где сходятся разные дороги, это ощущалось особенно отчётливо. Несмотря на броские заголовки газет, несмотря на катящиеся по стране перемены, люди продолжали куда-то спешить. Шумно радовались встрече, со слезами расставались, тараторили напутствия, суетливо озирались и порой даже пробегали мимо, пыхтя под грузом вещей. Под гулким куполом просторного зала звучный голос — низкий женский или высокий мужской — объявлял об отправлении, прибытии, изменениях в расписании.
Оглашая пространство хлопаньем крыльев, от стены к стене перелетала стая вокзальных серо-зелёных голубей — бесплатные посыльные, которых даже кормить не приходилось, пищу они добывали себе сами. Особая порода, они чувствительны к магии и питаются отчасти её обрывками. При необходимости можно было позвать птицу лёгким магическим импульсом, доступным любому взрослому человеку, и отправить с письмом куда-нибудь недалеко, в черте города. Например, попросить прислать забытые документы или ещё какую мелочь.
В метре от меня прошествовало степенное семейство — солидный отец, круглая мать с задранным носом и трое детей. Две хорошеньких девочки постарше и серьёзный мальчик лет десяти. Я проводила его взглядом, привычно пытаясь угадать — кем он окажется через пару лет, когда с взрослением придёт сила? Человек это — или змеёныш?
Мальчишка, кажется, ощутил слишком пристальный взгляд. Обернулся. Издалека почудилось, что глаза блеснули жёлтым, но я отвернулась и не стала дольше нервировать ребёнка. Даже если я угадала, у него есть время, чтобы король успел навести относительный порядок. Надеюсь, через пару лет, даже если мальчик окажется змеёнышем, над ним не нависнет угроза смерти, от него не станут шарахаться как от чумного бывшие друзья или даже родные.
Змей всегда рождалось немного меньше, где-то два к трём в пропорции к людям. Как с этим обстояло сейчас — я не знала. Великий Змеелов каждый раз твердил, что гадов всё меньше, что скоро удастся вытравить скверну, гнилое семя, из человеческого рода. Но я давно перестала ему верить, а взять точные цифры было негде, никто не вёл подсчёта.
Понять, змея или человек вырастет из ребёнка, невозможно: один корень, одна кровь. Только боги, сообща творившие мир и его обитателей, знают, почему кто-то так и остаётся ходить на двух ногах и ведает огнём и ветром, а кто-то — обретает второй облик и управляется с землёй и водой. Так было всегда, так остаётся поныне, несмотря на то, что змееловы потратили уйму сил и времени на эксперименты и поиски ответов, пытаясь найти способ выявления змеёнышей ещё в зародыше или вовсе — научиться предотвращать их появление.
Подробностей я не знала и никогда не интересовалась ходом экспериментов. Только малодушно радовалась, что я боевик, а не учёный, и не имела касательства к этим исследованиям: слишком хорошо знала методы и жестокость Ордена. И с облегчением принимала отсутствие каких-то значимых подвижек, о которых непременно объявили бы всем.
Наверное, не просто так старый коршун столь высоко ставил это исследование, потому что именно его неудача в конечном итоге уничтожила почти четверть века царствования Великого Змеелова. Можно бояться змей издалека, можно ненавидеть, можно кидать камни в пойманных «гадов»: человечье стадо жестоко. Но далеко не каждый сумеет отдать своего ребёнка палачам. Даже не младенца, уже почти взрослого сына или дочь. Может быть, единственное дитя. И чаша терпения переполнилась.
Сейчас, оглядываясь назад и вспоминая истоки этого безумия, этой самоубийственной слепой резни, многие задавали себе вопрос: как такое получилось? Почему братья, сёстры, родители и дети вдруг стали чужими друг другу? Всеобщее умопомрачение, массовая истерия — иначе не скажешь.
Всё началось со страшного мора. Зелёная гниль выползла из Чумных болот — мёртвых земель далеко на западе, вблизи которых селились неохотнее всего, только самые отчаявшиеся, пропащие.
За считаные дни эпидемия докатилась до столицы. Оборвались портальные связи с соседними мирами, мы оказались заперты наедине со страшной, мучительной смертью. С болезнью, сжиравшей людей за несколько дней. Змей зелёная гниль по какой-то причине щадила, а их целительная магия не могла помочь умирающим, лишь немного облегчала муки.
И вот тогда появились Змееловы. На волне ужаса перед смертью, на волне зависти к тем, кому не грозила болезнь. Они обвинили во всём Долгую Змею и её детей, и семена эти упали в благодатную почву, щедро удобренную смрадными трупами жертв мора. И заживо гниющий мир щедро умылся кровью.
В связи с этим закрытые порталы оказались даже благом. Пожелай кто-то захватить нас, и противиться было бы некому, а вот люди, готовые предать родину ради шанса на безопасность в другом мире, нашлись бы в изобилии. Открыли бы, впустили, да ещё помогли.
Сейчас, с высоты прожитых лет и через призму полученных знаний, я воспринимала подростковые воспоминания о том перевороте совершенно иначе. Тогда было просто страшно, и Змееловы с их хорошими речами и добротой к человеческим детям казались посланниками Спасителя, в Орден я вступила не раздумывая. А теперь — с трудом верила, что Великий Змеелов не приложил руку к тому мору. Нет, это было бы слишком даже для старого коршуна, и на допросе он пел о другом, но всё же… Всё же поверить в подобное куда проще, чем в совпадение и тот бред, который нёс старик.
Но если вдруг вскроется причастность Ордена к эпидемии и открытие это станет достоянием общественности, мне останется забиваться в какую-то глухую нору и молить богов о лёгкой смерти. Потому что гражданскую войну рядовым змееловам ещё могут простить, а вот причастность к мору...
Из размышлений меня вырвал бой вокзальных часов, провозгласивших полночь, и почти сразу после них глас с потолка объявил начало посадки на мой рейс.
В просторной двухместной каюте предстояло провести чуть больше полутора суток. Неприятный серо-зелёный цвет шершавых, чуть тёплых и как будто постоянно влажных на ощупь стен в первом классе закрывали плотные гобеленовые драпировки — ненавязчиво-однотонные, тёмно-золотистые. Две широких койки через проход, занятый полированным деревянным столом тёплого, красновато-коричневого оттенка, наверху — две багажных полки и белая полусфера светильника в середине потолка.
Я подняла край клетчатого пледа, застилавшего мою койку, с удовольствием оценила хрустящую белизну чистого белья. Заметила висящий сбоку от двери большой мохнатый халат.
Прекрасные маленькие радости жизни. Неприхотливая в быту, путешествовать я в последние годы предпочитала с комфортом, довольно уже натирать мозоли сёдлами. Это в молодости можно было себе позволить, а сейчас я предпочитала никуда не спешить, а если спешить — то только телепортом. Не говоря уже о том, что в комфортабельной каюте гораздо удобнее знакомиться с бумагами.
Вспомнив про них, я достала из чемодана папку и приподнялась на носочках, чтобы затолкать его на верхнюю полку.
— Ух, как мне с соседкой повезло! Хороша! — Одобрительный комментарий сопроводил звучный шлепок по заднице. По моей.
Я настолько оторопела, что в первый момент не отреагировала вовсе. Не то что оплеухой не ответила, даже молнией не ударила, что обычно происходило рефлекторно. Потом резко развернулась на каблуках… и порадовалась собственной заторможенности. Ведь убила бы дурака!
На соседней койке, весело болтая ногами, сидел маленький, сухонький старичок. Он, наверное, и в юности статью не отличался, а сейчас вовсе был мне в лучшем случае по плечо.
