Эрайт неожиданно хохотнул.
– Не рассказывай мне о своих моральных качествах. Хиннат явно по твоей указке попросил Шипа позаботиться о каком-то там торговце, которому ты смертельный приговор вынес. То-то мой подопечный радостный ходит.
– На него можно положиться. Он отлично выполняет свою работу и заодно… – Руад постарался подобрать слово, почесывая подбородок, – дает волю тени внутри себя. Мы же оба знаем, что будет, если сдерживать ее слишком долго.
Рикхард знал. И даже видел. Он поэтому когда-то и прибрал Шипа к рукам. Бесшумный имел все шансы сойти с ума или быть казненным за свои преступления, но эрайт направил его энергию, не имевшую к магии никакого отношения, в правильное русло. Теперь Шип убивал только тех, кого нужно, а не всех, кто под руку попался.
– Так что успело произойти, пока я восстанавливался? – спросил Руад, беря уже ром и наливая новые порции.
Эрайт длинно выдохнул и принялся рассказывать о Каскадных Садах. Закрытые ложи оставались под таким плотным куполом мощных артефактов, что здесь можно было вести любые разговоры. В том числе те, из-за которых диеналю, его жене, эрайту и чтице могли бы снести головы. Или, как наименьшее, у людей бы застыла кровь в жилах, узнай они правду об этих людях и их окружении. Но конечно же, никто ничего не узнает. Уже много-много лет никто ничего не знает о правде…
А вот между самими комнатами не существовало никакой заградительной магии, отчего Рикхарду казалось, что чей-то взгляд буквально прожигает его между лопаток.
Дэзан по ту сторону сверлила глазами перегородку, за которой находился ее бывший муж. Она злилась, но не знала, на что именно. Она его не видела и не слышала, и поэтому не имело значения, находятся они в разных концах города или в двух ирсах друг от друга. Чтица побарабанила пальцами по столу и скосила глаза в сторону сцены, что располагалась внизу.
– Моих швей пытаются переманить, представляешь? Как будто я позволю, – рассуждала Джалана уже слегка заторможенно и почти полулежа на столе. – А хочешь, мы сошьём тебе пару платьев? С глубоким вырезом? Мне нельзя… У меня так ничего и не выросло, – с досадой добавила она, потеребив блузку на груди, – но у тебя почему-то выросло за нас обеих…
Дэзан стало смешно. Джалана иногда вела себя так, словно ей было лет двадцать, а не далеко за семьдесят.
На сцену аукциона вынесли картину. Чтица воспользовалась артефактом, что имелся в ложе, чтобы через него приблизить изображение и во всех подробностях рассмотреть полотно. Почувствовав особый интерес, она сделала официальную ставку.
По залу тут же побежали шепотки. Все знали, кому принадлежат ложи. Дэзан почувствовала, как в большом зале сгущается напряжение. Большее, чем в прошлый раз, когда она купила скульптуру. Ведь тогда они появились перед публикой открыто, к тому же чтица использовала свое право забрать предмет без всяких ставок. И так как месяц, являющийся ограничительным сроком, еще не вышел, она не могла снова прибегнуть к тому же трюку. Но могла спорить со всеми по справедливым для всех правилам. За деньги.
– Госпожа чтица действительно собирается участвовать в торгах? – раздался чей-то усиленный артефактом голос с еле слышимым акцентом.
– Гвантарканцы, – тихо зашипела Джалана, оценивая того, кто даже встал со своего места, чтобы обратить на себя внимание зала. – Уже ничего не стесняются в чужом городе.
– Почему бы и нет, если я соблюдаю правила? – в сдержанной манере ответила тому человеку Дэзан.
– Конечно-конечно, – закивал иностранец, при этом начиная обращаться к публике, что воззрилась на него. – Меня только смущает то, что всем здесь и так известно, что ваш капитал настолько внушителен, что лишь единицы могут спорить с вами. Например, я.
Он даже выдержал секунду тишины, чтобы его статус как следует возрос в глазах окружающих. Этот человек уже несколько десятков лет жил в Имфиросе и чувствовал себя здесь, как у себя на родине. Его знали, он производил вполне достойное впечатление и не имел темных пятен на репутации, несмотря на то, что с представителями его же страны иногда не все шло гладко.
– Но я – известный торговец, а вы получили свои средства после развода с супругом. Мы знаем, что господин Рикхард проявил невиданную щедрость. Впрочем, учитывая, из какой семьи он происходит, для него это было не в тягость.
– Господин, вы очень нелюбезны с нашей чтицей, – вмешался из своей ложи Руад. – Точнее, с моей близкой подругой.
Торговец улыбнулся и отвесил поклон, несмотря на то, что ложи все еще оставались прикрыты непроницаемыми с внешней стороны шторами и он не мог видеть лица диеналя. Но голос правителя города звучал предупреждающе. А гвантарканцы всегда отличались именно своей почти карикатурной вежливостью, за которой подлости порой было не разглядеть.
– Я лишь желаю справедливости для присутствующих здесь, – развел руками торговец. – Тем более что госпожа Дэзан скрылась на целых три года, и все сокровища, что она приобрела, так и пылились в ее особняке. В ее частную галерею, конечно же, никто из нас не мог попасть все это время… Сейчас она купит этот предмет, а потом снова исчезнет. И в итоге он не будет радовать даже ее глаза. Так стоит ли лишать всех нас возможности в честной борьбе приобрести его?
В зале заговорили громче. Гвантарканцы что-то принялись обсуждать на своем языке за спиной соотечественника. Упоминание столь яркого эпизода из жизни города, как развод чтицы и эрайта после их серьезного столкновения, взбудоражило публику.
– Какая нелепая провокация, – произнес Рикхард. В голосе эрайта слышалась насмешка. – Действительно думаете, что я позволю говорить о своей жене в подобном тоне?
– Бывшей жене, – произнес все тот же торговец, словно бы чувствовал себя вправе поправлять всех самых главных лиц этого города.
Джалана, применив один из артефактов, что был совсем незаметно вставлен в один из браслетов на ее руке, враз избавилась от всякого хмеля и поднялась на ноги. Она взволнованно смотрела на Дэзан, на зал и готовилась испепелить перегородку между «мужской» и «женской» ложами, чтобы заодно увидеть и эрайта. Она нутром чуяла, что «бесправный» маг сейчас что-нибудь сотворит.
– Это наше с ней личное дело, – продолжил Рикхард с нажимом. – Лициатор! Этот предмет выкуплю я. За двойную стоимость относительно самой высокой ставки. И все остальные предметы сегодня я тоже приобрету. Раз уж мне напомнили о моем состоянии. Спрячу в подвал, пусть пылятся.
Джалана тихо застонала в бессилии.
Зал наполнила тишина. Гвантарканец медленно опустился на свое место. Его губы кривились в усмешке, и он сохранял отстранённый вид, когда на него принялись оборачиваться и шипеть в спину. Все торги потеряли значение. Сегодняшний вечер был совершенно испорчен и как зрелище, и как способ приобрести нечто по-настоящему ценное. Участвовать в торгах вместе с эрайтом, поставившим настолько четкое условие, представлялось совершенно бессмысленным. Богачи сколько угодно могли пересчитывать собственные капиталы, но это было бесполезно.
Главный «бесправный» маг Имфироса происходил из старого и почетного рода Королевства Афасдан. Семья эрайта входила в десятку богатейших семей страны, чей капитал не уменьшился даже во времена смуты и неоднократных нападений на трон. Более того, доподлинно известно, что Королевство пользовалось заемными средствами этого рода в свои самые тяжелые времена и до сих пор еще не расплатилось по всем долгам… Ни у кого не существовало и шанса спорить с наследником, имевшим более аристократическое происхождение, чем все здесь присутствующие вместе взятые.
– Дэзан, погоди, – бросилась за подругой Джалана, когда та выскочила из ложи и бросилась к порогу соседней.
– Зачем ты так?! – воскликнула чтица, оттолкнув входную ширму в сторону и замерев на месте.
– Потому что против меня никому нельзя идти, – строго и властно ответил ей Рикхард, не сдвигаясь со своего места.
– Я не часть тебя, – глядя ему в глаза, произнесла Дэзан, не желая, чтобы все произошедшее оставалось реальностью. Она очень хотела, чтобы все это было эхом или сном.
Если бы она могла, то попросила использовать Руада Право на ошибку и отменить случившееся.
Эрайт коснулся пряди волос у правого виска, недвусмысленно указывая этим на саму чтицу и ее характерную особенность. Особенность, которую она имела благодаря ему, словно являясь его отражением.
– Не совсем, – жестоко усмехнулся «бесправный» маг.
Чтица, вздрогнув всем телом, отступила, словно невидимый удар настиг ее, и сначала медленно, а потом все быстрее принялась отходить от ложи, пока не бросилась вовсе бежать.
– Рикхард! Ты скотина! – выкрикнула Джалана, разгневанная столь явной жестокостью друга.
– Не лезь ко мне, Джал, – рявкнул эрайт в ответ.
– Руад, хотя бы ты ему скажи! – обратилась она к мужу, мрачневшему с каждой секундой все больше, но так ничего и не сделавшему. – Ведь сам говорил, что устал от разобщенности, от бесконечной тяжести! Тебе ведь нужна была стая. Сильная, крепкая, сплоченная стая, которая будет рядом с тобой!
Рикхард странно дернулся от этих слов, создал портальную печать и мгновенно в ней исчез. Эти слова слишком много значили…
– Да чтоб вас… – выдохнула Джалана, чувствуя, как в глазах появляются слезы. Она обессиленно оперлась рукой о стену. – И ты позволишь всему исчезнуть?..
Руад выпил очередную стопку, не почувствовав никакого вкуса. Взгляд серо-зеленых глаз казался пустым.
– Прости, Джал. Чужую бездну не перейти…
Дэзан уже ничего из этого не слышала. Она оказалась снаружи аукционного дома и быстро затерялась на улицах города. Она не считала шаги и не запоминала дорогу, не видела, что ночь сгущается вокруг, что не на всех проулках горят фонари, что ей вслед лают бродячие собаки.
Ей было плохо, и это чувство исходило из глубины души. И она знала, что ничего не сможет с ним сделать. Теперь только ждать, когда эта гниль, подступившая к горлу, уляжется. Это бывало с ней и раньше, но столь сильный приступ настиг впервые. Впервые за три года.
Пока она скрывалась, пока она бегала окольными тропами вокруг Имфироса, зная, что эрайт не способен покинуть свой город, пока она не слышала и не видела его, то весь этот тлен лежал на самом дне. Иногда воспоминания ворошили его, он смешивался с ее дыханием, и чтице казалось, что она дышит гарью. Тогда она убегала в другой город и заглушала свое нутро новыми впечатлениями. По возвращении сюда она скорее опасалась и присматривалась к давно знакомой территории, ожидая подвоха. Словно бы пыталась погладить собаку, которая один раз уже больно укусила. Но Имфирос принял ее свободно. А его главный «бесправный» маг не делал ничего, что напоминало бы Дэзан его ужасающий образ три года назад.
И вот наступило сейчас. Дэзан не хотела слышать от Рикхарда ничего подобного, он не имел права так говорить и все равно сказал. О его полном праве владения ей. Поэтому он вмешался. Поэтому принял столь категоричное решение, разрушившее вечер аукциона.
Надо было ударить. Как тогда… три года назад. Дэзан атаковала своего мужа, застав с другой. А Рикхард лишь отмахнулся, легко сведя удар на нет, и проговорил с улыбкой: «Что бы стало с тобой, позволь я себе сделать нечто подобное, дорогая супруга-изменщица?»
Ей хватило фразы. Она тогда сползла по стенке, как от настоящей боли, скорчившись, скрючившись возле его ног, пока эрайт взирал на нее с высоты своего роста с настолько ярким презрением, что чтицу обжигало подобно кислотой. Потому что Рикхард все знал уже к той секунде. Про ее собственные измены и про то, что все рухнуло.
Он отвечает. Всегда. Десятикратно. Он тысячу раз ей об этом говорил, когда обещал любить и защищать.
Он держал свое слово и в тот момент, когда совершенно осознанно предавал ее в ответ. Дэзан прокляла себя за то время неисчислимое количество раз. Она положила начало их краху, она решила, что обезумела от любви к нему и что чувство не может быть таким сильным. И она решила вытравить мага из собственного сердца. Она те дни прожила в каком-то помутнении, рассудок до сих пор путал очередность событий, и приходилось вспоминать, выстраивать их в цепочку, несмотря на то что вся эта гнусность и грязь разъедала изнутри.
Все началось с другой девицы. Та уверилась, что обязана заполучить в свои руки наследника богатого рода, несмотря на то что тот уже был женат. Дэзан частью сознания понимала, что Рикхард эту нелепую охотницу даже не замечает. Но чтица уже полностью утонула в страсти и оказалась не готова терпеть ни единую двусмысленную провокацию. И тогда Дэзан окончательно отдалась безумию, что давно шептало в ней, когда она ловила устремленные в сторону ее мужа женские взгляды.
Дэзан издевалась над той девушкой долго. Неделями. Она добралась до ее семьи. Она добралась до ее родных. Она добралась и до нее самой. Точнее, та сама приползла к ней, встала на колени, умоляла оставить их всех в покое. Говорила, что уедет, исчезнет из Имфироса…
А Дэзан смотрела на ее сморщенное от слез лицо и думала, что та совсем недавно так мило улыбалась эрайту, заглядывала ему в глаза и капризно надувала свои пухлые губки.
Конечно, чтица ударила эту несостоявшуюся охотницу за чужими мужьями.
Она помнила вопли той несчастной, помнила ее слезы, помнила ее мольбы… Дэзан совершенно не помнила, как пытала ее...
Пытала и через это успокаивала свое безумие. Потому что больше не собиралась допускать, чтобы еще кому-нибудь пришло в голову пытаться отнять у нее мужа.
Дэзан очнулась спустя время и, поскальзываясь на чужой крови, принялась бежать от того, что натворила. Содеянное рухнуло на нее водопадом ледяной воды. Стало реальностью, которую не был в силах отменить даже Руад, потому что пытки продолжались несколько часов – слишком долгий срок для того, чтобы Право на ошибку сработало.
Чтица заперлась в своем доме. Нашла оправдание тем, что пытается открыть новый Образ чтения. Отчего-то она не могла ни плакать, ни кричать. Она лишь пыталась вспомнить, в какой момент переступила черту дозволенного. Можно убить врага, но чтобы так… И тогда Дэзан решила, что это не любовь, а она просто больна. Больна эрайтом. И чтобы стереть его всепоглощающее значение, она решилась на измену. Чтобы в сознании появился другой образ. Неважно, какой. Ее целью стало изживание из себя этого чудовищно извращенного чувства, которое совсем недавно еще казалось ей самым лучшим на свете.
Она изменила. И снова несколько дней осознавала содеянное. Дэзан понятия не имела, как и когда Рикхард обо всем узнал. И вот потом она сама застала мага с другой. Случилось столкновение, они чуть не убили друг друга и столкнули в ледяную бездну всю их жизнь, чувства и души. Те так и тлели в ледяном огне на самом дне по сей день.
Дэзан не хотела возвращаться в этот город. К бывшему мужу. Но магия иногда не оставляет выбора. Получится ли снова сбежать? Когда Аттрактор полностью возродится, она ему будет не нужна… И тогда…
Она смахнула злые слезы. Чтица не любила сдаваться. Не любила из-за эрайта.
– Не рассказывай мне о своих моральных качествах. Хиннат явно по твоей указке попросил Шипа позаботиться о каком-то там торговце, которому ты смертельный приговор вынес. То-то мой подопечный радостный ходит.
– На него можно положиться. Он отлично выполняет свою работу и заодно… – Руад постарался подобрать слово, почесывая подбородок, – дает волю тени внутри себя. Мы же оба знаем, что будет, если сдерживать ее слишком долго.
Рикхард знал. И даже видел. Он поэтому когда-то и прибрал Шипа к рукам. Бесшумный имел все шансы сойти с ума или быть казненным за свои преступления, но эрайт направил его энергию, не имевшую к магии никакого отношения, в правильное русло. Теперь Шип убивал только тех, кого нужно, а не всех, кто под руку попался.
– Так что успело произойти, пока я восстанавливался? – спросил Руад, беря уже ром и наливая новые порции.
Эрайт длинно выдохнул и принялся рассказывать о Каскадных Садах. Закрытые ложи оставались под таким плотным куполом мощных артефактов, что здесь можно было вести любые разговоры. В том числе те, из-за которых диеналю, его жене, эрайту и чтице могли бы снести головы. Или, как наименьшее, у людей бы застыла кровь в жилах, узнай они правду об этих людях и их окружении. Но конечно же, никто ничего не узнает. Уже много-много лет никто ничего не знает о правде…
А вот между самими комнатами не существовало никакой заградительной магии, отчего Рикхарду казалось, что чей-то взгляд буквально прожигает его между лопаток.
Дэзан по ту сторону сверлила глазами перегородку, за которой находился ее бывший муж. Она злилась, но не знала, на что именно. Она его не видела и не слышала, и поэтому не имело значения, находятся они в разных концах города или в двух ирсах друг от друга. Чтица побарабанила пальцами по столу и скосила глаза в сторону сцены, что располагалась внизу.
– Моих швей пытаются переманить, представляешь? Как будто я позволю, – рассуждала Джалана уже слегка заторможенно и почти полулежа на столе. – А хочешь, мы сошьём тебе пару платьев? С глубоким вырезом? Мне нельзя… У меня так ничего и не выросло, – с досадой добавила она, потеребив блузку на груди, – но у тебя почему-то выросло за нас обеих…
Дэзан стало смешно. Джалана иногда вела себя так, словно ей было лет двадцать, а не далеко за семьдесят.
На сцену аукциона вынесли картину. Чтица воспользовалась артефактом, что имелся в ложе, чтобы через него приблизить изображение и во всех подробностях рассмотреть полотно. Почувствовав особый интерес, она сделала официальную ставку.
По залу тут же побежали шепотки. Все знали, кому принадлежат ложи. Дэзан почувствовала, как в большом зале сгущается напряжение. Большее, чем в прошлый раз, когда она купила скульптуру. Ведь тогда они появились перед публикой открыто, к тому же чтица использовала свое право забрать предмет без всяких ставок. И так как месяц, являющийся ограничительным сроком, еще не вышел, она не могла снова прибегнуть к тому же трюку. Но могла спорить со всеми по справедливым для всех правилам. За деньги.
– Госпожа чтица действительно собирается участвовать в торгах? – раздался чей-то усиленный артефактом голос с еле слышимым акцентом.
– Гвантарканцы, – тихо зашипела Джалана, оценивая того, кто даже встал со своего места, чтобы обратить на себя внимание зала. – Уже ничего не стесняются в чужом городе.
– Почему бы и нет, если я соблюдаю правила? – в сдержанной манере ответила тому человеку Дэзан.
– Конечно-конечно, – закивал иностранец, при этом начиная обращаться к публике, что воззрилась на него. – Меня только смущает то, что всем здесь и так известно, что ваш капитал настолько внушителен, что лишь единицы могут спорить с вами. Например, я.
Он даже выдержал секунду тишины, чтобы его статус как следует возрос в глазах окружающих. Этот человек уже несколько десятков лет жил в Имфиросе и чувствовал себя здесь, как у себя на родине. Его знали, он производил вполне достойное впечатление и не имел темных пятен на репутации, несмотря на то, что с представителями его же страны иногда не все шло гладко.
– Но я – известный торговец, а вы получили свои средства после развода с супругом. Мы знаем, что господин Рикхард проявил невиданную щедрость. Впрочем, учитывая, из какой семьи он происходит, для него это было не в тягость.
– Господин, вы очень нелюбезны с нашей чтицей, – вмешался из своей ложи Руад. – Точнее, с моей близкой подругой.
Торговец улыбнулся и отвесил поклон, несмотря на то, что ложи все еще оставались прикрыты непроницаемыми с внешней стороны шторами и он не мог видеть лица диеналя. Но голос правителя города звучал предупреждающе. А гвантарканцы всегда отличались именно своей почти карикатурной вежливостью, за которой подлости порой было не разглядеть.
– Я лишь желаю справедливости для присутствующих здесь, – развел руками торговец. – Тем более что госпожа Дэзан скрылась на целых три года, и все сокровища, что она приобрела, так и пылились в ее особняке. В ее частную галерею, конечно же, никто из нас не мог попасть все это время… Сейчас она купит этот предмет, а потом снова исчезнет. И в итоге он не будет радовать даже ее глаза. Так стоит ли лишать всех нас возможности в честной борьбе приобрести его?
В зале заговорили громче. Гвантарканцы что-то принялись обсуждать на своем языке за спиной соотечественника. Упоминание столь яркого эпизода из жизни города, как развод чтицы и эрайта после их серьезного столкновения, взбудоражило публику.
– Какая нелепая провокация, – произнес Рикхард. В голосе эрайта слышалась насмешка. – Действительно думаете, что я позволю говорить о своей жене в подобном тоне?
– Бывшей жене, – произнес все тот же торговец, словно бы чувствовал себя вправе поправлять всех самых главных лиц этого города.
Джалана, применив один из артефактов, что был совсем незаметно вставлен в один из браслетов на ее руке, враз избавилась от всякого хмеля и поднялась на ноги. Она взволнованно смотрела на Дэзан, на зал и готовилась испепелить перегородку между «мужской» и «женской» ложами, чтобы заодно увидеть и эрайта. Она нутром чуяла, что «бесправный» маг сейчас что-нибудь сотворит.
– Это наше с ней личное дело, – продолжил Рикхард с нажимом. – Лициатор! Этот предмет выкуплю я. За двойную стоимость относительно самой высокой ставки. И все остальные предметы сегодня я тоже приобрету. Раз уж мне напомнили о моем состоянии. Спрячу в подвал, пусть пылятся.
Джалана тихо застонала в бессилии.
Зал наполнила тишина. Гвантарканец медленно опустился на свое место. Его губы кривились в усмешке, и он сохранял отстранённый вид, когда на него принялись оборачиваться и шипеть в спину. Все торги потеряли значение. Сегодняшний вечер был совершенно испорчен и как зрелище, и как способ приобрести нечто по-настоящему ценное. Участвовать в торгах вместе с эрайтом, поставившим настолько четкое условие, представлялось совершенно бессмысленным. Богачи сколько угодно могли пересчитывать собственные капиталы, но это было бесполезно.
Главный «бесправный» маг Имфироса происходил из старого и почетного рода Королевства Афасдан. Семья эрайта входила в десятку богатейших семей страны, чей капитал не уменьшился даже во времена смуты и неоднократных нападений на трон. Более того, доподлинно известно, что Королевство пользовалось заемными средствами этого рода в свои самые тяжелые времена и до сих пор еще не расплатилось по всем долгам… Ни у кого не существовало и шанса спорить с наследником, имевшим более аристократическое происхождение, чем все здесь присутствующие вместе взятые.
– Дэзан, погоди, – бросилась за подругой Джалана, когда та выскочила из ложи и бросилась к порогу соседней.
– Зачем ты так?! – воскликнула чтица, оттолкнув входную ширму в сторону и замерев на месте.
– Потому что против меня никому нельзя идти, – строго и властно ответил ей Рикхард, не сдвигаясь со своего места.
– Я не часть тебя, – глядя ему в глаза, произнесла Дэзан, не желая, чтобы все произошедшее оставалось реальностью. Она очень хотела, чтобы все это было эхом или сном.
Если бы она могла, то попросила использовать Руада Право на ошибку и отменить случившееся.
Эрайт коснулся пряди волос у правого виска, недвусмысленно указывая этим на саму чтицу и ее характерную особенность. Особенность, которую она имела благодаря ему, словно являясь его отражением.
– Не совсем, – жестоко усмехнулся «бесправный» маг.
Чтица, вздрогнув всем телом, отступила, словно невидимый удар настиг ее, и сначала медленно, а потом все быстрее принялась отходить от ложи, пока не бросилась вовсе бежать.
– Рикхард! Ты скотина! – выкрикнула Джалана, разгневанная столь явной жестокостью друга.
– Не лезь ко мне, Джал, – рявкнул эрайт в ответ.
– Руад, хотя бы ты ему скажи! – обратилась она к мужу, мрачневшему с каждой секундой все больше, но так ничего и не сделавшему. – Ведь сам говорил, что устал от разобщенности, от бесконечной тяжести! Тебе ведь нужна была стая. Сильная, крепкая, сплоченная стая, которая будет рядом с тобой!
Рикхард странно дернулся от этих слов, создал портальную печать и мгновенно в ней исчез. Эти слова слишком много значили…
– Да чтоб вас… – выдохнула Джалана, чувствуя, как в глазах появляются слезы. Она обессиленно оперлась рукой о стену. – И ты позволишь всему исчезнуть?..
Руад выпил очередную стопку, не почувствовав никакого вкуса. Взгляд серо-зеленых глаз казался пустым.
– Прости, Джал. Чужую бездну не перейти…
Дэзан уже ничего из этого не слышала. Она оказалась снаружи аукционного дома и быстро затерялась на улицах города. Она не считала шаги и не запоминала дорогу, не видела, что ночь сгущается вокруг, что не на всех проулках горят фонари, что ей вслед лают бродячие собаки.
Ей было плохо, и это чувство исходило из глубины души. И она знала, что ничего не сможет с ним сделать. Теперь только ждать, когда эта гниль, подступившая к горлу, уляжется. Это бывало с ней и раньше, но столь сильный приступ настиг впервые. Впервые за три года.
Пока она скрывалась, пока она бегала окольными тропами вокруг Имфироса, зная, что эрайт не способен покинуть свой город, пока она не слышала и не видела его, то весь этот тлен лежал на самом дне. Иногда воспоминания ворошили его, он смешивался с ее дыханием, и чтице казалось, что она дышит гарью. Тогда она убегала в другой город и заглушала свое нутро новыми впечатлениями. По возвращении сюда она скорее опасалась и присматривалась к давно знакомой территории, ожидая подвоха. Словно бы пыталась погладить собаку, которая один раз уже больно укусила. Но Имфирос принял ее свободно. А его главный «бесправный» маг не делал ничего, что напоминало бы Дэзан его ужасающий образ три года назад.
И вот наступило сейчас. Дэзан не хотела слышать от Рикхарда ничего подобного, он не имел права так говорить и все равно сказал. О его полном праве владения ей. Поэтому он вмешался. Поэтому принял столь категоричное решение, разрушившее вечер аукциона.
Надо было ударить. Как тогда… три года назад. Дэзан атаковала своего мужа, застав с другой. А Рикхард лишь отмахнулся, легко сведя удар на нет, и проговорил с улыбкой: «Что бы стало с тобой, позволь я себе сделать нечто подобное, дорогая супруга-изменщица?»
Ей хватило фразы. Она тогда сползла по стенке, как от настоящей боли, скорчившись, скрючившись возле его ног, пока эрайт взирал на нее с высоты своего роста с настолько ярким презрением, что чтицу обжигало подобно кислотой. Потому что Рикхард все знал уже к той секунде. Про ее собственные измены и про то, что все рухнуло.
Он отвечает. Всегда. Десятикратно. Он тысячу раз ей об этом говорил, когда обещал любить и защищать.
Он держал свое слово и в тот момент, когда совершенно осознанно предавал ее в ответ. Дэзан прокляла себя за то время неисчислимое количество раз. Она положила начало их краху, она решила, что обезумела от любви к нему и что чувство не может быть таким сильным. И она решила вытравить мага из собственного сердца. Она те дни прожила в каком-то помутнении, рассудок до сих пор путал очередность событий, и приходилось вспоминать, выстраивать их в цепочку, несмотря на то что вся эта гнусность и грязь разъедала изнутри.
Все началось с другой девицы. Та уверилась, что обязана заполучить в свои руки наследника богатого рода, несмотря на то что тот уже был женат. Дэзан частью сознания понимала, что Рикхард эту нелепую охотницу даже не замечает. Но чтица уже полностью утонула в страсти и оказалась не готова терпеть ни единую двусмысленную провокацию. И тогда Дэзан окончательно отдалась безумию, что давно шептало в ней, когда она ловила устремленные в сторону ее мужа женские взгляды.
Дэзан издевалась над той девушкой долго. Неделями. Она добралась до ее семьи. Она добралась до ее родных. Она добралась и до нее самой. Точнее, та сама приползла к ней, встала на колени, умоляла оставить их всех в покое. Говорила, что уедет, исчезнет из Имфироса…
А Дэзан смотрела на ее сморщенное от слез лицо и думала, что та совсем недавно так мило улыбалась эрайту, заглядывала ему в глаза и капризно надувала свои пухлые губки.
Конечно, чтица ударила эту несостоявшуюся охотницу за чужими мужьями.
Она помнила вопли той несчастной, помнила ее слезы, помнила ее мольбы… Дэзан совершенно не помнила, как пытала ее...
Пытала и через это успокаивала свое безумие. Потому что больше не собиралась допускать, чтобы еще кому-нибудь пришло в голову пытаться отнять у нее мужа.
Дэзан очнулась спустя время и, поскальзываясь на чужой крови, принялась бежать от того, что натворила. Содеянное рухнуло на нее водопадом ледяной воды. Стало реальностью, которую не был в силах отменить даже Руад, потому что пытки продолжались несколько часов – слишком долгий срок для того, чтобы Право на ошибку сработало.
Чтица заперлась в своем доме. Нашла оправдание тем, что пытается открыть новый Образ чтения. Отчего-то она не могла ни плакать, ни кричать. Она лишь пыталась вспомнить, в какой момент переступила черту дозволенного. Можно убить врага, но чтобы так… И тогда Дэзан решила, что это не любовь, а она просто больна. Больна эрайтом. И чтобы стереть его всепоглощающее значение, она решилась на измену. Чтобы в сознании появился другой образ. Неважно, какой. Ее целью стало изживание из себя этого чудовищно извращенного чувства, которое совсем недавно еще казалось ей самым лучшим на свете.
Она изменила. И снова несколько дней осознавала содеянное. Дэзан понятия не имела, как и когда Рикхард обо всем узнал. И вот потом она сама застала мага с другой. Случилось столкновение, они чуть не убили друг друга и столкнули в ледяную бездну всю их жизнь, чувства и души. Те так и тлели в ледяном огне на самом дне по сей день.
Дэзан не хотела возвращаться в этот город. К бывшему мужу. Но магия иногда не оставляет выбора. Получится ли снова сбежать? Когда Аттрактор полностью возродится, она ему будет не нужна… И тогда…
Она смахнула злые слезы. Чтица не любила сдаваться. Не любила из-за эрайта.
