Появление нашего евнуха теперь замечала вся улица, зеваки и нищие следовали за ним по пятам... Я впервые ощутил неудобства такого положения - и тесного знакомства со столь высокопоставленным лицом.
Теперь у Эриду были собственные телохранители-персы - лучники в одеждах с ромбическим орнаментом, сопровождавшие его всюду: иначе особе такого ранга было невозможно. И одеваться просто он тоже больше не мог. Я всякий раз видел на Эриду новые кричащие богатством наряды, весьма вероятно, отнятые у последнего вавилонского царя: на рукаве одного из этих платьев среди золотой вязи и желтых сапфиров я заметил плохо отстиранную кровь. С богато вышитых тонких тканей кровь особенно трудно вывести.
Вначале Эриду предлагал мне с Поликсеной тоже перебраться во дворец.
Услышав это, я спросил напрямик:
- Таков приказ Ксеркса?
- Нет. Я еще не говорил об этом с царем, но уверен, что он не откажет, - ответил Эриду. - И во дворце ты и госпожа Поликсена будете гораздо лучше защищены!
Я глубоко вздохнул и произнес, сложив руки на груди:
- Очень хорошо, что не говорил. И не надо!
Наши скифские охранники остались при нас - по воле Ксеркса или его жены. Тут скорее чувствовалась женская рука, рука хитрой царицы, которой стало известно о происках Фарнака и которая почему-либо вознамерилась помешать ему.
Я даже догадывался, почему выбор пал именно на скифов: не столько даже из-за их воинских качеств, а из-за того, что их трудно подменить - как и подкупить! Скифы до сих пор ставят доблесть выше золота: они подчинились Дарию в числе последних! В распоряжении Фарнака было много людей, но ни один перс не сумел бы изобразить скифского дикаря.
Меня мои охранители теперь тоже сопровождали повсюду - поскольку я считался другом нового сатрапа, это было не зазорно. Первым делом я навестил Орхомена и других наших критян, которые уже слышали о перемене в моей судьбе и судьбе Эриду. Как и о том, что нас приглашали на пир для государевых любимцев. Они были, конечно же, поражены этим - теперь Орхомен смотрел на меня как на ловкого пройдоху, который нашел себе тепленькое местечко при царе царей: мне не удалось бы убедить ни его, ни остальных, что для меня это была полная неожиданность...
Доброе отношение товарищей я потерял - и не удивился этому, хотя мне было горько. Однако, когда я спросил, удалось ли критянам распродать свой товар, Орхомен изумил меня своим ответом.
- Мы продали всю древнюю посуду твоему евнуху... то есть сатрапу, - сказал фестиец. - Он ее, похоже, купил себе в убыток! Но приглашал нас приехать и на будущий год, когда поправит свои дела!
- Ну и как, приедете? - спросил я.
- А как же, - отозвался Орхомен. Он ухмыльнулся. - Нас тут пощекотали, но на островах мы никогда так не наживались!
«Ах, вот оно что», - подумал я, внезапно догадавшись о многом. Я ощутил прилив благодарности к Эриду - он позвал сюда критян ради меня, чтобы было кому забрать нас с Поликсеной домой, если получится уехать!
- Буду рад увидеть вас на будущий год, - сказал я.
- Ну-ну, - хмыкнул критянин, прищурив проницательные серые глаза. - Может, уже и не посуду повезем на сей раз...
Однако расстались мы мирно, и я подумал, что наш предводитель будет не прочь доставить меня назад на Крит, - если я хорошенько заплачу.
Поликсена тоже несколько раз выезжала в город в носилках, которые царица Аместрида оставила ей в подарок. Моя супруга говорила, что сидеть в четырех стенах ей опротивело и она хочет полюбоваться красотами Персеполя как все знатные госпожи, раз уж мы его покидаем. А царица великодушно позволила Поликсене присылать за сирийскими рабами-носильщиками в гарем, когда бы та ни пожелала!
Я поначалу был решительно против. Я сказал, что это даст возможность жене Ксеркса в любое время узнать, когда и куда Поликсена намеревается отправиться! Поликсена пожала плечами и ответила:
- Ну так тем лучше.
Поразмыслив, я с нею согласился. Скорее всего, намерения у персидской царицы действительно были добрые, - все женщины любят оказывать покровительство низшим. И я весьма сомневался, что теперь Фарнак осмелится напасть на носилки Поликсены, даже если он устроил за нами слежку. Фарнак больше не показывался... никто из нас не видел его с самого царского пира, и это был тревожный знак; однако таиться от него мы не собирались.
Поликсена была радостно взбудоражена отъездом, и ее восхищали прогулки по Парсе, - красоту и величие этого города она могла оценить так же, как я. Но ее восторг мог неожиданно смениться печалью и апатией, когда она подолгу лежала, отвернувшись к стене и отказываясь со мной разговаривать. Я слишком хорошо понимал, о ком болит ее сердце. Эриду, применив свои полномочия и даже превысив их, несколько раз отправлял людей на поиски Фарнака; они искали его и во дворце, и даже в гареме, но брат моей жены пропал бесследно. Иногда, чтобы прочно занять сердце женщины, достаточно исчезнуть с ее глаз!
Мы выяснили, что Фарнак прославился при взятии Вавилона: он в числе первых бросился на приступ, и за свою храбрость и ратные подвиги был приближен к трону... Он поселился в царском подворье, в собственном доме с восточной стороны дворца: неподалеку от гарема и царских конюшен. Возможно, он рассчитывал воспользоваться таким выгодным расположением дома, - но Фарнак и там больше не показывался.
Я ненавидел его не меньше, чем он меня... но я его жалел. Фарнак оказался не так расчетлив и подл, как я уже представлял себе; и все, что он делал, он делал с мыслью о Поликсене. Когда ему ни с того ни с сего предпочли вавилонского евнуха, это окончательно подкосило его.
Поликсена боялась, что ее брат мог наложить на себя руки. Могло быть всякое - но, несомненно, из-за своей страсти Фарнак лишился всего, чего достиг при Ксерксе. Даже если сберег награбленное.
Когда до нашего отъезда оставалось всего три дня, я отправился на рынок, присмотреть кое-что для жены. У нее кончались миндальное и гвоздичное масла, которые ей обязательно понадобятся в дороге, - от солнца и от мух. Меня сопровождали двое воинов-саков, с которыми я научился довольно сносно объясняться. Еще двое стражников остались при доме и при хозяйке.
А вернувшись с покупками, я обнаружил в нашей столовой предмет, при виде которого чуть не разронял мои свертки. Я потерял всякую сдержанность и возопил:
- Что это такое?!
В углу стоял новый ткацкий стан - неотличимый от того, что был у Поликсены дома в Кноссе.
Сама Поликсена выглядела сильно смущенной, но отнюдь не обескураженной. Она шагнула ко мне и быстро объяснила:
- Эту вещь доставили без тебя, мне в подарок, - какие-то неизвестные. Я приказала поставить станок здесь, потому что все равно не успею сесть за него до отъезда.
Я задохнулся от гнева.
- Неизвестные, говоришь?.. И ты преспокойно приняла такой подарок - и дала посланным уйти?..
- Конечно, приняла. И, конечно, дала, - столь же яростно ответила моя супруга.
Несколько мгновений мы непримиримо смотрели друг на друга. А потом Поликсена произнесла:
- Мне известно теперь, что мой дорогой брат жив, - и это главное. Я не допущу, чтобы вы снова сцепились! И не собираюсь перехватывать посланников Фарнака и выяснять его местопребывание, пока он сам не захочет открыть его!
Я зажал уши, чувствуя, что теряю рассудок.
- С меня хватит! Ты должна наконец выбрать между нами, ты слышишь?..
- Это невозможно, господин мой, - сказала Поликсена.
Ее спокойный голос отрезвил меня. Как мог я требовать от жены того, на что не был способен сам?
Я молча покинул комнату, чтобы остыть и проветрить голову. А позже вечером Поликсена первая пришла ко мне в спальню мириться. Она села рядом на кровать и принялась увещевать меня, понизив голос.
- Я не могла отвергнуть этот подарок, пойми... Фарнак теперь в бегах - и если он уверится, что я отказалась от него и более не желаю его знать...
Она сжала свои тонкие руки, хрустнув суставами.
- Ксеркс ему такого не простит!
Я изумленно взглянул на жену.
- Чего не простит? Ты что-то узнала о брате?
Она подняла брови, ее руки недоуменно опустились на колени.
- А ты разве не понял? Фарнак ограбил царскую сокровищницу, когда все перепились, или подкупил стражей... и бежал! Наверняка его поджидают солдаты за стенами... ну, пехотинцы, которые остались стоять лагерем в поле! Он может сманить многих... Им, наверное, и добычи почти не досталось, - и если храбрый начальник одарит их, они пойдут за ним в огонь и в воду!
Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Мне стало ужасно досадно, что я сам всего этого не сообразил.
Поликсена умоляюще улыбнулась мне, погладив мою руку.
- Разыскивать Фарнака не будут, царю не до того... Но если Ксеркс повстречает его снова, то прикажет бросить в жернова или разорвать лошадьми! Теперь ты понимаешь?
Я кивнул. А потом невольно ухмыльнулся.
Ксеркс не простит Фарнака? Очень может быть: да только и Фарнак не простит обиды, которую походя нанес ему царь царей, отдав его вожделенную награду евнуху. И очень вероятно, что Фарнак станет для персидского царя худшим врагом, чем был бы я!
Вот хитросплетение судеб, какими наслаждаются боги...
Больше мы с Поликсеной об этом не заговаривали. Но было негласно решено, что ее новый ткацкий станок поедет с нами в обозе. А носилки, подаренные великой царской супругой Аместридой, пригодятся нам в Вавилоне; да и в дороге тоже. Поликсене вредна долгая тряска, даже на хороших лошадях.
В назначенный день Эриду прислал за нами вестника и носильщиков: мы с Поликсеной должны были явиться в южный дворец. Круговорот судьбы замкнулся: перед выступлением в поход нам опять предстояло собраться на территории дворца - только не мертвой наместницы, а самого могущественного из живущих царей.
День был славный: теплый и ясный, но еще не самое пекло - для начала путешествия лучше не придумаешь. Поликсена выразила желание пройтись до дворца пешком. Глядя на меня, она давно приохотилась к гимнастике, но ей все равно не хватало движения. Я не стал возражать.
Носильщики помогли вытащить наши вещи и погрузили все на одну телегу. Туда же забралась старушка Мелисса, довольная тем, что ей выпало за господский счет посмотреть новый великий город - еще грандиознее Персеполя. Мы, хозяева, были озабочены гораздо больше.
Незадолго перед тем я узнал, что наши критяне, оказывается, вознамерились сопровождать нас до самого Вавилона! Это было выгодно во всех отношениях - уж не говоря о том, что впечатлений от такого путешествия хватит, чтобы пересказывать до старости. И я был рад, надеясь, что дорога снова сблизит меня с товарищами. А главное, мне возвращали мою лошадку, Парфенопу: хотя она не могла похвалиться ни мастью, ни статью, мы с ней привыкли друг к другу.
Конечно, критян во дворец никто не приглашал, они должны были ожидать за стенами, вместе со всем обозом. Наша служанка на телеге тоже отправилась туда, и мы с Поликсеной остались вдвоем, только в сопровождении стражи и пустых носилок.
Мы вдруг ощутили себя сирыми и потерянными посреди этого чужого города! Даже Эриду, стремительно вознесшийся на вершину власти, больше не казался нам надежным другом...
Мы направились к северным воротам Ападаны: там должно было начинаться шествие, персепольская знать устраивала проводы новому вавилонскому наместнику... Возможно, сам Ксеркс будет присутствовать! Нам оказали большую честь, позволив участвовать в этой церемонии!
Еще не доходя дворца, мы вынуждены были пробиваться сквозь толпу: слухи об отъезде Эриду разнеслись быстро. Я и другие мужчины окружили Поликсену: несмотря на стражников, мне пришлось орудовать локтями, даже палкой. Пожалуй, носилки бы тут не проехали!
Но вскоре мы оказались под защитой большого пешего отряда эламитов в кожаных панцирях с плетеными щитами, которые направлялись в ту же сторону: очевидно, это были воины Эриду. Мы увидели также и конных персов, чье оружие блестело серебром, - отборных охранителей Ксеркса, которых царь выделял своему сатрапу для постоянной защиты и надзора.
А потом жена толкнула меня локтем.
- Гляди!..
Навстречу нам в пурпурно-лиловом облачении, в украшенном аметистом тюрбане ехал сам Эриду, и все расступались перед ним. Я никогда еще не видел нашего вавилонянина верхом на лошади - держался он истинным царем, и легконогий белый конь был достоин его. На глазах у всех Эриду спрыгнул с лошади и заключил меня в благоуханные объятия.
- Милость Мардука пребывает с тобой и со мной! - воскликнул он; и расцеловал меня в обе щеки, по персидскому обычаю. Затем он обратил взор на Поликсену - жена моя поклонилась, и Эриду склонил голову в ответ. А потом он обнял и расцеловал и ее тоже.
Женщины в толпе заахали, кто-то из мужчин подалее смачно выругался; а я в этот миг наслаждался нашим триумфом и единением. Это была, в некотором роде, наша общая победа - всех троих! Что бы ни уготовили нам боги после!
Эриду коротко расспросил меня и Поликсену о здоровье, спросил, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь; и когда мы заверили его, что все прекрасно, он удовлетворенно кивнул и сказал, что моя лошадь и караванщики дожидаются нас снаружи. Потом, извинившись улыбкой, сатрап вернулся к своим обязанностям.
Мы с Поликсеной прижались друг к другу, наблюдая за ним. На дороге от Ападаны до самых северных Врат народов рассредоточилось войско - конные и пешие солдаты, во главе которых новый наместник должен был выступать. Эриду был далеко виден даже без коня, он превосходил ростом большинство высоких персов из своей свиты. Почти вся его свита состояла из персов - я научился безошибочно отличать их от вавилонян, которых было совсем немного. Вавилоняне были более коренасты, с крупными чертами лица, подобно самому Эриду; они особым образом завивали свои черные волосы, достигавшие плеч, носили золотые пояса с кисточками и рубашки без рукавов. Более изящные персы закрывали одеждой все тело и, чаще всего, голову.
На Эриду насели двое персидских чиновников и двое вавилонян в полосатых халатах и остроконечных шапочках - халдеи, вавилонские маги: магия в Вавилоне чрезвычайно распространена. Эриду умудрялся говорить со всеми сразу.
Мы с Поликсеной так сосредоточились в ожидании, что я не услышал, как меня кто-то позвал сзади. Я очнулся, когда персидский воин похлопал меня по плечу и грубо окликнул, уже во второй раз:
- Эй, ты!
Я рассердился больше, чем испугался. Круто повернувшись, я оказался лицом к лицу с этим солдафоном.
- В чем дело?..
- Ты, что ли, еще и глухой? С тобой желают говорить, - злобно ответил перс. Он показал в сторону, где стояли нарядные закрытые носилки с балдахином и кистями, под охраной. Спереди эти носилки украшало золотое изображение крылатого солнечного диска - фаравахар, символ Ахура-Мазды и верховной царской власти...
Вдруг я вспомнил, где уже видел эти носилки, и колени у меня дрогнули.
Я быстро взглянул на жену. Поликсена стояла бледная - она кивнула и попыталась улыбнуться, подтверждая мою догадку насчет того, кому я понадобился.
Ничего другого не оставалось: я покрепче перехватил посох и последовал за солдатом. Тот, однако, не осмелился подойти к носилкам вплотную - отступил в сторону и занял свое место на страже. А я вынужден был приблизиться и почтительно наклониться, ожидая своей участи.
Теперь у Эриду были собственные телохранители-персы - лучники в одеждах с ромбическим орнаментом, сопровождавшие его всюду: иначе особе такого ранга было невозможно. И одеваться просто он тоже больше не мог. Я всякий раз видел на Эриду новые кричащие богатством наряды, весьма вероятно, отнятые у последнего вавилонского царя: на рукаве одного из этих платьев среди золотой вязи и желтых сапфиров я заметил плохо отстиранную кровь. С богато вышитых тонких тканей кровь особенно трудно вывести.
Вначале Эриду предлагал мне с Поликсеной тоже перебраться во дворец.
Услышав это, я спросил напрямик:
- Таков приказ Ксеркса?
- Нет. Я еще не говорил об этом с царем, но уверен, что он не откажет, - ответил Эриду. - И во дворце ты и госпожа Поликсена будете гораздо лучше защищены!
Я глубоко вздохнул и произнес, сложив руки на груди:
- Очень хорошо, что не говорил. И не надо!
Наши скифские охранники остались при нас - по воле Ксеркса или его жены. Тут скорее чувствовалась женская рука, рука хитрой царицы, которой стало известно о происках Фарнака и которая почему-либо вознамерилась помешать ему.
Я даже догадывался, почему выбор пал именно на скифов: не столько даже из-за их воинских качеств, а из-за того, что их трудно подменить - как и подкупить! Скифы до сих пор ставят доблесть выше золота: они подчинились Дарию в числе последних! В распоряжении Фарнака было много людей, но ни один перс не сумел бы изобразить скифского дикаря.
Меня мои охранители теперь тоже сопровождали повсюду - поскольку я считался другом нового сатрапа, это было не зазорно. Первым делом я навестил Орхомена и других наших критян, которые уже слышали о перемене в моей судьбе и судьбе Эриду. Как и о том, что нас приглашали на пир для государевых любимцев. Они были, конечно же, поражены этим - теперь Орхомен смотрел на меня как на ловкого пройдоху, который нашел себе тепленькое местечко при царе царей: мне не удалось бы убедить ни его, ни остальных, что для меня это была полная неожиданность...
Доброе отношение товарищей я потерял - и не удивился этому, хотя мне было горько. Однако, когда я спросил, удалось ли критянам распродать свой товар, Орхомен изумил меня своим ответом.
- Мы продали всю древнюю посуду твоему евнуху... то есть сатрапу, - сказал фестиец. - Он ее, похоже, купил себе в убыток! Но приглашал нас приехать и на будущий год, когда поправит свои дела!
- Ну и как, приедете? - спросил я.
- А как же, - отозвался Орхомен. Он ухмыльнулся. - Нас тут пощекотали, но на островах мы никогда так не наживались!
«Ах, вот оно что», - подумал я, внезапно догадавшись о многом. Я ощутил прилив благодарности к Эриду - он позвал сюда критян ради меня, чтобы было кому забрать нас с Поликсеной домой, если получится уехать!
- Буду рад увидеть вас на будущий год, - сказал я.
- Ну-ну, - хмыкнул критянин, прищурив проницательные серые глаза. - Может, уже и не посуду повезем на сей раз...
Однако расстались мы мирно, и я подумал, что наш предводитель будет не прочь доставить меня назад на Крит, - если я хорошенько заплачу.
Поликсена тоже несколько раз выезжала в город в носилках, которые царица Аместрида оставила ей в подарок. Моя супруга говорила, что сидеть в четырех стенах ей опротивело и она хочет полюбоваться красотами Персеполя как все знатные госпожи, раз уж мы его покидаем. А царица великодушно позволила Поликсене присылать за сирийскими рабами-носильщиками в гарем, когда бы та ни пожелала!
Я поначалу был решительно против. Я сказал, что это даст возможность жене Ксеркса в любое время узнать, когда и куда Поликсена намеревается отправиться! Поликсена пожала плечами и ответила:
- Ну так тем лучше.
Поразмыслив, я с нею согласился. Скорее всего, намерения у персидской царицы действительно были добрые, - все женщины любят оказывать покровительство низшим. И я весьма сомневался, что теперь Фарнак осмелится напасть на носилки Поликсены, даже если он устроил за нами слежку. Фарнак больше не показывался... никто из нас не видел его с самого царского пира, и это был тревожный знак; однако таиться от него мы не собирались.
Поликсена была радостно взбудоражена отъездом, и ее восхищали прогулки по Парсе, - красоту и величие этого города она могла оценить так же, как я. Но ее восторг мог неожиданно смениться печалью и апатией, когда она подолгу лежала, отвернувшись к стене и отказываясь со мной разговаривать. Я слишком хорошо понимал, о ком болит ее сердце. Эриду, применив свои полномочия и даже превысив их, несколько раз отправлял людей на поиски Фарнака; они искали его и во дворце, и даже в гареме, но брат моей жены пропал бесследно. Иногда, чтобы прочно занять сердце женщины, достаточно исчезнуть с ее глаз!
Мы выяснили, что Фарнак прославился при взятии Вавилона: он в числе первых бросился на приступ, и за свою храбрость и ратные подвиги был приближен к трону... Он поселился в царском подворье, в собственном доме с восточной стороны дворца: неподалеку от гарема и царских конюшен. Возможно, он рассчитывал воспользоваться таким выгодным расположением дома, - но Фарнак и там больше не показывался.
Я ненавидел его не меньше, чем он меня... но я его жалел. Фарнак оказался не так расчетлив и подл, как я уже представлял себе; и все, что он делал, он делал с мыслью о Поликсене. Когда ему ни с того ни с сего предпочли вавилонского евнуха, это окончательно подкосило его.
Поликсена боялась, что ее брат мог наложить на себя руки. Могло быть всякое - но, несомненно, из-за своей страсти Фарнак лишился всего, чего достиг при Ксерксе. Даже если сберег награбленное.
Когда до нашего отъезда оставалось всего три дня, я отправился на рынок, присмотреть кое-что для жены. У нее кончались миндальное и гвоздичное масла, которые ей обязательно понадобятся в дороге, - от солнца и от мух. Меня сопровождали двое воинов-саков, с которыми я научился довольно сносно объясняться. Еще двое стражников остались при доме и при хозяйке.
А вернувшись с покупками, я обнаружил в нашей столовой предмет, при виде которого чуть не разронял мои свертки. Я потерял всякую сдержанность и возопил:
- Что это такое?!
В углу стоял новый ткацкий стан - неотличимый от того, что был у Поликсены дома в Кноссе.
Сама Поликсена выглядела сильно смущенной, но отнюдь не обескураженной. Она шагнула ко мне и быстро объяснила:
- Эту вещь доставили без тебя, мне в подарок, - какие-то неизвестные. Я приказала поставить станок здесь, потому что все равно не успею сесть за него до отъезда.
Я задохнулся от гнева.
- Неизвестные, говоришь?.. И ты преспокойно приняла такой подарок - и дала посланным уйти?..
- Конечно, приняла. И, конечно, дала, - столь же яростно ответила моя супруга.
Несколько мгновений мы непримиримо смотрели друг на друга. А потом Поликсена произнесла:
- Мне известно теперь, что мой дорогой брат жив, - и это главное. Я не допущу, чтобы вы снова сцепились! И не собираюсь перехватывать посланников Фарнака и выяснять его местопребывание, пока он сам не захочет открыть его!
Я зажал уши, чувствуя, что теряю рассудок.
- С меня хватит! Ты должна наконец выбрать между нами, ты слышишь?..
- Это невозможно, господин мой, - сказала Поликсена.
Ее спокойный голос отрезвил меня. Как мог я требовать от жены того, на что не был способен сам?
Я молча покинул комнату, чтобы остыть и проветрить голову. А позже вечером Поликсена первая пришла ко мне в спальню мириться. Она села рядом на кровать и принялась увещевать меня, понизив голос.
- Я не могла отвергнуть этот подарок, пойми... Фарнак теперь в бегах - и если он уверится, что я отказалась от него и более не желаю его знать...
Она сжала свои тонкие руки, хрустнув суставами.
- Ксеркс ему такого не простит!
Я изумленно взглянул на жену.
- Чего не простит? Ты что-то узнала о брате?
Она подняла брови, ее руки недоуменно опустились на колени.
- А ты разве не понял? Фарнак ограбил царскую сокровищницу, когда все перепились, или подкупил стражей... и бежал! Наверняка его поджидают солдаты за стенами... ну, пехотинцы, которые остались стоять лагерем в поле! Он может сманить многих... Им, наверное, и добычи почти не досталось, - и если храбрый начальник одарит их, они пойдут за ним в огонь и в воду!
Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Мне стало ужасно досадно, что я сам всего этого не сообразил.
Поликсена умоляюще улыбнулась мне, погладив мою руку.
- Разыскивать Фарнака не будут, царю не до того... Но если Ксеркс повстречает его снова, то прикажет бросить в жернова или разорвать лошадьми! Теперь ты понимаешь?
Я кивнул. А потом невольно ухмыльнулся.
Ксеркс не простит Фарнака? Очень может быть: да только и Фарнак не простит обиды, которую походя нанес ему царь царей, отдав его вожделенную награду евнуху. И очень вероятно, что Фарнак станет для персидского царя худшим врагом, чем был бы я!
Вот хитросплетение судеб, какими наслаждаются боги...
Больше мы с Поликсеной об этом не заговаривали. Но было негласно решено, что ее новый ткацкий станок поедет с нами в обозе. А носилки, подаренные великой царской супругой Аместридой, пригодятся нам в Вавилоне; да и в дороге тоже. Поликсене вредна долгая тряска, даже на хороших лошадях.
В назначенный день Эриду прислал за нами вестника и носильщиков: мы с Поликсеной должны были явиться в южный дворец. Круговорот судьбы замкнулся: перед выступлением в поход нам опять предстояло собраться на территории дворца - только не мертвой наместницы, а самого могущественного из живущих царей.
Глава 5
День был славный: теплый и ясный, но еще не самое пекло - для начала путешествия лучше не придумаешь. Поликсена выразила желание пройтись до дворца пешком. Глядя на меня, она давно приохотилась к гимнастике, но ей все равно не хватало движения. Я не стал возражать.
Носильщики помогли вытащить наши вещи и погрузили все на одну телегу. Туда же забралась старушка Мелисса, довольная тем, что ей выпало за господский счет посмотреть новый великий город - еще грандиознее Персеполя. Мы, хозяева, были озабочены гораздо больше.
Незадолго перед тем я узнал, что наши критяне, оказывается, вознамерились сопровождать нас до самого Вавилона! Это было выгодно во всех отношениях - уж не говоря о том, что впечатлений от такого путешествия хватит, чтобы пересказывать до старости. И я был рад, надеясь, что дорога снова сблизит меня с товарищами. А главное, мне возвращали мою лошадку, Парфенопу: хотя она не могла похвалиться ни мастью, ни статью, мы с ней привыкли друг к другу.
Конечно, критян во дворец никто не приглашал, они должны были ожидать за стенами, вместе со всем обозом. Наша служанка на телеге тоже отправилась туда, и мы с Поликсеной остались вдвоем, только в сопровождении стражи и пустых носилок.
Мы вдруг ощутили себя сирыми и потерянными посреди этого чужого города! Даже Эриду, стремительно вознесшийся на вершину власти, больше не казался нам надежным другом...
Мы направились к северным воротам Ападаны: там должно было начинаться шествие, персепольская знать устраивала проводы новому вавилонскому наместнику... Возможно, сам Ксеркс будет присутствовать! Нам оказали большую честь, позволив участвовать в этой церемонии!
Еще не доходя дворца, мы вынуждены были пробиваться сквозь толпу: слухи об отъезде Эриду разнеслись быстро. Я и другие мужчины окружили Поликсену: несмотря на стражников, мне пришлось орудовать локтями, даже палкой. Пожалуй, носилки бы тут не проехали!
Но вскоре мы оказались под защитой большого пешего отряда эламитов в кожаных панцирях с плетеными щитами, которые направлялись в ту же сторону: очевидно, это были воины Эриду. Мы увидели также и конных персов, чье оружие блестело серебром, - отборных охранителей Ксеркса, которых царь выделял своему сатрапу для постоянной защиты и надзора.
А потом жена толкнула меня локтем.
- Гляди!..
Навстречу нам в пурпурно-лиловом облачении, в украшенном аметистом тюрбане ехал сам Эриду, и все расступались перед ним. Я никогда еще не видел нашего вавилонянина верхом на лошади - держался он истинным царем, и легконогий белый конь был достоин его. На глазах у всех Эриду спрыгнул с лошади и заключил меня в благоуханные объятия.
- Милость Мардука пребывает с тобой и со мной! - воскликнул он; и расцеловал меня в обе щеки, по персидскому обычаю. Затем он обратил взор на Поликсену - жена моя поклонилась, и Эриду склонил голову в ответ. А потом он обнял и расцеловал и ее тоже.
Женщины в толпе заахали, кто-то из мужчин подалее смачно выругался; а я в этот миг наслаждался нашим триумфом и единением. Это была, в некотором роде, наша общая победа - всех троих! Что бы ни уготовили нам боги после!
Эриду коротко расспросил меня и Поликсену о здоровье, спросил, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь; и когда мы заверили его, что все прекрасно, он удовлетворенно кивнул и сказал, что моя лошадь и караванщики дожидаются нас снаружи. Потом, извинившись улыбкой, сатрап вернулся к своим обязанностям.
Мы с Поликсеной прижались друг к другу, наблюдая за ним. На дороге от Ападаны до самых северных Врат народов рассредоточилось войско - конные и пешие солдаты, во главе которых новый наместник должен был выступать. Эриду был далеко виден даже без коня, он превосходил ростом большинство высоких персов из своей свиты. Почти вся его свита состояла из персов - я научился безошибочно отличать их от вавилонян, которых было совсем немного. Вавилоняне были более коренасты, с крупными чертами лица, подобно самому Эриду; они особым образом завивали свои черные волосы, достигавшие плеч, носили золотые пояса с кисточками и рубашки без рукавов. Более изящные персы закрывали одеждой все тело и, чаще всего, голову.
На Эриду насели двое персидских чиновников и двое вавилонян в полосатых халатах и остроконечных шапочках - халдеи, вавилонские маги: магия в Вавилоне чрезвычайно распространена. Эриду умудрялся говорить со всеми сразу.
Мы с Поликсеной так сосредоточились в ожидании, что я не услышал, как меня кто-то позвал сзади. Я очнулся, когда персидский воин похлопал меня по плечу и грубо окликнул, уже во второй раз:
- Эй, ты!
Я рассердился больше, чем испугался. Круто повернувшись, я оказался лицом к лицу с этим солдафоном.
- В чем дело?..
- Ты, что ли, еще и глухой? С тобой желают говорить, - злобно ответил перс. Он показал в сторону, где стояли нарядные закрытые носилки с балдахином и кистями, под охраной. Спереди эти носилки украшало золотое изображение крылатого солнечного диска - фаравахар, символ Ахура-Мазды и верховной царской власти...
Вдруг я вспомнил, где уже видел эти носилки, и колени у меня дрогнули.
Я быстро взглянул на жену. Поликсена стояла бледная - она кивнула и попыталась улыбнуться, подтверждая мою догадку насчет того, кому я понадобился.
Ничего другого не оставалось: я покрепче перехватил посох и последовал за солдатом. Тот, однако, не осмелился подойти к носилкам вплотную - отступил в сторону и занял свое место на страже. А я вынужден был приблизиться и почтительно наклониться, ожидая своей участи.
