- Мэй, что там такое? Ад... или рай для чревоугодников? - выдавила Алиса. - Они мертвы, как ты... и непрерывно объедаются, не замечая, что их обманули? Но ведь...
- Да, это иллюзия, и все эти люди мертвы, - подтвердила Мэй. - Но до какого-то предела иллюзия для них очень реальна и приносит им огромное наслаждение. Они ее заказали.
- Боже правый, - прошептала Алиса.
Опять речь о заказах - понять бы еще, что это за штука.
- Идем дальше.
Мэй опять сжала ее руку. На сей раз они никуда не шли ногами, а просто мгновенно переместились, как из мнимой библиотеки. И снова очутились за дверью одного из купе, на красной ковровой дорожке. Алиса вгляделась сквозь стекло.
- Не может быть! - вырвалось у нее.
За дверью она увидела себя саму в юности - рыжеволосую, яркую, полную очарования Алису. И, пожалуй, эта девушка была еще красивее, хотя походила на нее во всем. Алиса была не одна - а с молодым джентльменом, который очень напоминал... да, ее несбывшуюся любовь. Перед глазами у постаревшей зрительницы разворачивались живые картины - как жизнь в миниатюре, только в лучших, самых заманчивых ее проявлениях: вот Алиса и ее кавалер в ресторане. Вот танцуют посреди бального зала - только вдвоем, улыбаясь и утопая в глазах друг друга. Вот Алиса одна: примеряет платья и драгоценности редкой красоты... А вот Алиса и ее возлюбленный в спальне. Они сидят на кровати и целуются, оба полунагие. Алисины глаза затуманены желанием, которого она никогда не знала в жизни. А потом любовники опускаются на ложе и...
- Боже правый! - опять воскликнула Алиса.
Она покраснела до корней волос и едва устояла на ногах, ощутив всем телом сладострастие, которое испытывал ее двойник.
- Хватит! - сурово крикнула Мэй. Как гром с ясного неба. Она резко распахнула дверь в купе.
Алиса очнулась от своих постыдных и упоительных грез. В купе на диване сидела незнакомая грузная пожилая женщина, которая сжимала в руках фотографию молодого мужчины. Она была полностью одета и совершенно одна, но при этом извивалась, будто в восточном танце или в судорогах страсти, и издавала громкие блаженные стоны.
- Что же мы подглядываем! - спохватилась Алиса. Ей стало чудовищно стыдно, и она первая захлопнула дверь. Теперь за стеклом было только пустое помещение.
- О!.. Вот оно что, - сказала Мэй.
Кажется, она тоже сконфузилась.
- Это вышло случайно, что мы попали именно сюда... У этой дамы - мисс Хелен Тодд - судьба, сходная с твоей, и такие же мечтания. Она немертвая, как и ты, и она сейчас в своей собственной иллюзии, - объяснила Мэй. - Но я хотела наглядно показать, что предлагается таким, как ты, Алиса. Чтобы ты увидела всю фальшь.
Но сейчас Алису куда больше занимала дама, чью приватность они нарушили.
- Мисс Тодд тоже немертвая? Может быть, ты нас познакомишь?
- К несчастью, госпожа Тодд уже почти мертва. Она тоже попала на Поезд живой, но сделала плохой выбор. Это ее заказ, большой и дорогой заказ, - объяснила Мэй то, о чем Алиса уже догадывалась. - Хотя для мисс Тодд еще есть крохотная надежда...
- Заказанные иллюзии быстро кончаются?
- Одни раньше, другие позже. Выветриваются, да. Бесконечно только всемогущество Бога.
- И как же надо расплачиваться за эти... красивые обманы? За побрякушки?
- По-разному. Но отдавать всегда приходится истинные, бесценные сокровища - свою душу и чужие... И наши мертвые, и наши немертвые со временем становятся чутки к мыслям живых и находят путь к их сердцам. Тех, кто желает очередную порцию наслаждения, отпускают обратно на землю, но только невидимыми и неслышимыми. Они могут стравить между собой давних врагов, вызвав смертоубийство. Могут рассорить друзей. Могут отвратить человека от исполнения долга. Конечно, далеко не каждого, но того, кто даст слабину!
Скоро они начинают любить и это, любить власть над ничего не подозревающими жертвами. Жажда власти самая духовная - и самая сильная из всех.
- Какой ужас... - тихо проговорила Алиса. - И поначалу пленники Поезда соглашаются на эти злодейства ради... удовольствий? Всего лишь?
- Тебе это сейчас непонятно, конечно... В самих чувственных радостях ничего дурного нет. Вообще я не люблю слово «грех», эту церковность, которой нас всегда пичкали, - призналась Мэй, поморщившись. - Но беда в том, что материальные наслаждения могут очень быстро поработить человека, так что он становится готов на все ради новой дозы. А потом уже только ради прекращения страданий.
- Каких страданий?
- Неутоленных аппетитов, которые все растут. - Мэй вздохнула. - Это поистине адские мучения. Я не подглядывала, как ты говоришь, но непроизвольно видела здесь людей, умирающих от мнимого голода и жажды, от страсти к азартным играм, к деньгам... от похоти... Они умирают и никак не могут умереть. Здесь это невозможно. И они соглашаются на условия демона.
- Неужели все?..
- Конечно, не все. Настоящие мученики - те, кто терпит и не требует облегчения за счет ближних. И тогда им со временем становится легче... но не хорошо. Здесь никому не бывает хорошо.
- Меня тоже такое ждет? Пытка... моими страстями? - прошептала Алиса.
Она не представляла, как могла бы это выдержать.
- Если ты не согласишься на начальные условия Хозяина, то вряд ли. Нет, не думаю. Тебе за свою жизнь удалось избежать больших соблазнов и сохранить более-менее правильный образ мыслей - а это очень важно...
Мэй отвернулась.
- Может быть, ты однажды создашь свою иллюзию, как я. Чтобы не сойти с ума от безысходности. От бездеятельности.
- А своя иллюзия - это...
- Память о прошлом. Любимые моменты, которые можно повторять. Хотя они тоже блекнут и теряют вкус. Здесь все блекнет и теряет вкус.
Мэй мрачно взглянула на свое кольцо, но опять ни словом не упомянула о муже. Некоторое время обе молчали. И Алису посетила жуткая догадка. Неужели Александр Хоупвелл сделал плохой выбор, и поэтому его больше нет рядом с женой?..
Но ведь он уже тридцать лет мертв, как и Мэй, - а значит, его судьба давно определилась и демон уже не мог торговаться с ним за его душу! Но Алекс мог сделать ложный выбор, не ведая того, еще при жизни. Как распознать все потаенные движения «внутреннего человека»?
А если Александр заперт в какой-то собственной иллюзии - даже не благодаря преступлению, а просто от усталости, от упадка духовных сил?
- Неужели нет никакого выхода? - спросила пленница.
- Должен быть. Но мы его не видим.
Мэй посмотрела в небо - в глухой потолок; потом снова отвернулась от подруги. Кажется, способность к сердечной привязанности, настоящей любви здесь тоже умирала. И дальше будет только хуже, Поезд будет забирать все большую власть над ними... Алиса замолчала, совершенно подавленная.
Какое-то время они стояли, слушая грохот чудовищной фантомной машины, уносившей их в никуда. Кажется, они остались в этом вагоне совсем одни. А потом вдруг Алиса вспомнила недавние слова Мэй о «доступе к мыслям и сердцам» живых людей.
- У меня есть племянница Тина, девушка девятнадцати лет, - быстро сказала она. - Тина медиум... Ее маленькая подруга, Вики Стоддард, тоже медиумична.
- Я знаю, - сказала Мэй. Алиса ощутила внезапную надежду.
- Может, однажды я...
- Может быть. Но должно пройти время, чтобы развить этот навык с твоей стороны, - сказала Мэй. - И гарантии, что тебя услышат, ты не получишь.
Она постучала пальцем по стеклу двери. Начертила какую-то фигуру.
- Медиумичны все, Алиса, - в той или иной степени, но все живые открыты духовному миру. Вот истина. Но у большинства эти способности дремлют. А те, кого раньше называли колдунами, а сейчас именуют медиумами, самые сильные и при этом самые уязвимые из людей.
Она повернулась к Алисе.
- Не навреди им.
- Постараюсь, - медленно сказала Алиса.
О такой опасности - навредить Тине и Вики «изнутри» - она до сих пор даже не думала...
Мэй коснулась ее плеча холодной рукой.
- Мне пора. Больше я не могу с тобой оставаться. До встречи, дорогая... будь осторожна!
- И ты, - сказала Алиса.
Мэй растаяла в воздухе, и она опять осталась одна. Единственной реальностью Поезда было безысходное одиночество великого множества душ и бессмысленность их мучений. Алиса прислонилась к стене и закрыла глаза.
И один только Бог знает, когда и чем это кончится.
И когда ей удастся хоть что-нибудь изменить.
- Ты знаешь, конечно, в честь кого тебя назвали Эрнестиной, - сказал Павел Николаевич, когда они с дочерью уселись в каюте для разговора.
- Кажется, в честь двоюродного прадеда - брата прадедушки Иоганна? Его брата звали Максимилиан Эрнст Вольфганг...
- Правильно помнишь, - кивнул Павел Николаевич. - Тебя предложила так назвать бабушка Нелли, моя мать. А почему, я задумался только теперь.
Тина улыбнулась.
- Имя красивое и редкое у нас...
- Не спорю, мне оно тоже нравится. Только и я сперва был против того, чтобы тебя назвали в честь мужчины, и твоя мать поначалу очень упиралась. Настояла именно бабушка. И крестить тебя пришлось под другим именем, которое есть в святцах.
Тина кивнула. Ее крещеное имя было «Фотиния», но вспоминала она об этом только в церкви, когда ходила к исповеди и причастию. Довольно редко - Грабовы были не слишком богомольны, как и многие в их интеллигентской среде.
Но теперь слова отца встревожили девушку. Только ли в немецком и мужском происхождении имени было дело, почему родителям оно пришлось не по душе? И откуда у бабушки-англичанки взялась такая идея?..
- Может, что-то кроется в прошлом господина Максимилиана? Он ведь предок и Макса тоже! Он женился до того, как братья расстались... и продолжал ваше общее дело в Англии, в Лондоне?
- Насколько я знаю, да, - задумчиво ответил отец. - Но прожил он после того не слишком долго и, кажется, с ним случилось несчастье. Я перед нашим отъездом расспросил мистера Поллока - удивляюсь, почему мне пришло это в голову... но он знает о смерти своего деда ровно столько, сколько и я.
- А ведь это уже их семейная история, - заметила Тина. - Странно...
- Ничего странного. История очень хрупкий материал и нет ничего легче, чем исказить ее. Еще и спустя три поколения.
Тина замолчала. Разговор больше не клеился. Извинившись, она поднялась и вышла из каюты, ей хотелось побыть одной. Девушка опять поднялась на палубу и уселась в шезлонг.
Почему-то ей казалось, что это и есть зацепка - ниточка, которая протянулась от покойного предка к ней, Эрнестине. Ее назвали в его честь и этим в каком-то смысле предопределили ее судьбу... А Макс?.. Макса и вовсе зовут точно так же, первым именем Максимилиана Грабоффа!
Тина поднялась и немного прогулялась вдоль борта, ежась от ветра и кутаясь в кружевную накидку. Может, морской воздух освежит ее ум?.. Но ничего не приходило в голову.
Она вернулась к отцу, и они продолжили обсуждение. Павел Николаевич поведал дочери все, что мог вспомнить о своих родителях и немецком деде, но ничего нового это им не дало.
Оставалось ждать свидания с бабушкой. Теперь, однако же, Тина укрепилась во мнении, что бабушке Нелли есть что сказать.
До конца путешествия Тина убивала время как могла - вышивала, читала, гуляла с отцом по кораблю. Они разговаривали о разном, но нисколько не продвигались вперед, как и Тина с Максом до того. Тина почти совсем забросила дневник: «морские впечатления» она старательно описала еще по пути в Англию, сейчас же повторять внешние подробности нисколько не хотелось, а привычное самокопание вызывало отвращение.
Она ощущала себя сразу виноватой и беспомощной, игрушкой неведомых сил. И ей было страшно.
Тина перестала регулярно проверять свой красный лотерейный билет - только убеждалась, что тот по-прежнему на месте, во внутреннем кармане сумочки. Пару раз, стоя у борта, она испытала сильнейшее искушение избавиться от билета: но сознавала, что такое механическое действие едва ли поможет... и будет предательством по отношению к тете Алисе. И всем остальным жертвам. Но если уж Тине суждено в свой черед попасть на Поезд и пройти те же испытания, она должна хотя бы вооружиться знаниями - понять, каково ее собственное место во всей этой кошмарной истории!
На третью ночь плавания она оставила дневник на столике у кровати. Проснулась посреди ночи с ощущением, будто только что услышала нечто очень важное. Тина раздернула занавески своего алькова и, схватив со столика дневник и карандаш, три раза подряд написала имя «Хелен Тодд» - начиная каждый раз с новой строки.
Бросив карандаш, она уставилась на эти строчки в полном недоумении. Кто такая Хелен Тодд?.. Тина никогда в жизни не слышала этого имени; и, однако же, девушка была уверена, что оно имеет значение. Она решила утром спросить у отца.
Павел Николаевич тоже удивился и задумался. А потом сказал, что фамилия «Тодд» ему знакома; и, уж во всяком случае, она может быть как немецкой, так и английской. Скорее английской, немецкого происхождения.
- Не забивай себе пока этим голову, - посоветовал он дочери. - Но твою Хелен Тодд следует иметь в виду. Может быть, она имеет к нам прямое отношение.
Вещих снов Тина больше не видела; или, по крайней мере, не запомнила. Но накануне прибытия в родной город ей приснилось очень явственно, будто она находится на пустой железнодорожной станции посреди ночи - зимой, а не летом. Горит одинокий фонарь; снегу навалило столько, сколько никогда не бывает в Англии, и стоит трескучий мороз. Все кругом заиндевело. Тина чего-то ждет с тоской и страхом - и наконец дожидается...
Она видит Поезд, который вырывается из-за поросшей лесом кручи и мчится ей навстречу. Поезд не останавливается, чтобы забрать Тину. Но то, что происходит, еще хуже: вагоны мелькают мимо один за другим, пять, десять, пятнадцать вагонов - а Поезд все не кончается!
Он уносится вдаль, черный и бесконечный, поистине бесконечный. Тина очнулась с криком ужаса, покрывшись испариной.
Отец у себя за занавесками не пошевельнулся. Тина с трудом уснула опять; а через два часа уже надо было вставать и готовиться сходить на берег.
Отцу Тина на сей раз ничего не рассказала. Но она была уверена, что снилась ей Россия, а не Англия. В ее жутком сне бесконечный Поезд мчался по просторам бескрайней России.
Тина с отцом прибыли в Петербург днем в понедельник, десятого июля.
Было облачно, солнце лишь изредка посверкивало из-за туч. Но Тина была рада, что нет жары. Они наняли пролетку и быстро докатили до своего дома на Литейном проспекте. Увидев родной дом, с жестяной крышей и белыми наличниками, Тина на какое-то время забыла обо всем, кроме желания принять ванну и отдохнуть с дороги. Все тело чесалось, платье пропотело и даже волосы посерели от пыли.
Мать, черноволосая и черноглазая Авдотья Валериановна, встретила их обоих крепкими объятиями и поцелуями; она ни о чем не расспрашивала - наверное, слишком боялась того, что может услышать.
- Вы дома, и слава Богу. Слава Богу, - горячо повторила она. Мать широко перекрестила их обоих. - Вечером поговорим, после обеда.
Матушка, разумеется, поняла, что тетку они не нашли и ничего о ее пропаже наверняка не узнали. Но, кажется, за время их отсутствия Авдотья Валериановна успела примириться с такой потерей. В конце концов, тетя Алиса была ей почти чужой... а на свете каких только ужасов не случается...
- Мы не нашли Алису, Дуня, - мрачно сказал Павел Николаевич, предупреждая все вопросы.
- Да, это иллюзия, и все эти люди мертвы, - подтвердила Мэй. - Но до какого-то предела иллюзия для них очень реальна и приносит им огромное наслаждение. Они ее заказали.
- Боже правый, - прошептала Алиса.
Опять речь о заказах - понять бы еще, что это за штука.
- Идем дальше.
Мэй опять сжала ее руку. На сей раз они никуда не шли ногами, а просто мгновенно переместились, как из мнимой библиотеки. И снова очутились за дверью одного из купе, на красной ковровой дорожке. Алиса вгляделась сквозь стекло.
- Не может быть! - вырвалось у нее.
За дверью она увидела себя саму в юности - рыжеволосую, яркую, полную очарования Алису. И, пожалуй, эта девушка была еще красивее, хотя походила на нее во всем. Алиса была не одна - а с молодым джентльменом, который очень напоминал... да, ее несбывшуюся любовь. Перед глазами у постаревшей зрительницы разворачивались живые картины - как жизнь в миниатюре, только в лучших, самых заманчивых ее проявлениях: вот Алиса и ее кавалер в ресторане. Вот танцуют посреди бального зала - только вдвоем, улыбаясь и утопая в глазах друг друга. Вот Алиса одна: примеряет платья и драгоценности редкой красоты... А вот Алиса и ее возлюбленный в спальне. Они сидят на кровати и целуются, оба полунагие. Алисины глаза затуманены желанием, которого она никогда не знала в жизни. А потом любовники опускаются на ложе и...
- Боже правый! - опять воскликнула Алиса.
Она покраснела до корней волос и едва устояла на ногах, ощутив всем телом сладострастие, которое испытывал ее двойник.
- Хватит! - сурово крикнула Мэй. Как гром с ясного неба. Она резко распахнула дверь в купе.
Алиса очнулась от своих постыдных и упоительных грез. В купе на диване сидела незнакомая грузная пожилая женщина, которая сжимала в руках фотографию молодого мужчины. Она была полностью одета и совершенно одна, но при этом извивалась, будто в восточном танце или в судорогах страсти, и издавала громкие блаженные стоны.
- Что же мы подглядываем! - спохватилась Алиса. Ей стало чудовищно стыдно, и она первая захлопнула дверь. Теперь за стеклом было только пустое помещение.
- О!.. Вот оно что, - сказала Мэй.
Кажется, она тоже сконфузилась.
- Это вышло случайно, что мы попали именно сюда... У этой дамы - мисс Хелен Тодд - судьба, сходная с твоей, и такие же мечтания. Она немертвая, как и ты, и она сейчас в своей собственной иллюзии, - объяснила Мэй. - Но я хотела наглядно показать, что предлагается таким, как ты, Алиса. Чтобы ты увидела всю фальшь.
Но сейчас Алису куда больше занимала дама, чью приватность они нарушили.
- Мисс Тодд тоже немертвая? Может быть, ты нас познакомишь?
- К несчастью, госпожа Тодд уже почти мертва. Она тоже попала на Поезд живой, но сделала плохой выбор. Это ее заказ, большой и дорогой заказ, - объяснила Мэй то, о чем Алиса уже догадывалась. - Хотя для мисс Тодд еще есть крохотная надежда...
- Заказанные иллюзии быстро кончаются?
- Одни раньше, другие позже. Выветриваются, да. Бесконечно только всемогущество Бога.
- И как же надо расплачиваться за эти... красивые обманы? За побрякушки?
- По-разному. Но отдавать всегда приходится истинные, бесценные сокровища - свою душу и чужие... И наши мертвые, и наши немертвые со временем становятся чутки к мыслям живых и находят путь к их сердцам. Тех, кто желает очередную порцию наслаждения, отпускают обратно на землю, но только невидимыми и неслышимыми. Они могут стравить между собой давних врагов, вызвав смертоубийство. Могут рассорить друзей. Могут отвратить человека от исполнения долга. Конечно, далеко не каждого, но того, кто даст слабину!
Скоро они начинают любить и это, любить власть над ничего не подозревающими жертвами. Жажда власти самая духовная - и самая сильная из всех.
- Какой ужас... - тихо проговорила Алиса. - И поначалу пленники Поезда соглашаются на эти злодейства ради... удовольствий? Всего лишь?
- Тебе это сейчас непонятно, конечно... В самих чувственных радостях ничего дурного нет. Вообще я не люблю слово «грех», эту церковность, которой нас всегда пичкали, - призналась Мэй, поморщившись. - Но беда в том, что материальные наслаждения могут очень быстро поработить человека, так что он становится готов на все ради новой дозы. А потом уже только ради прекращения страданий.
- Каких страданий?
- Неутоленных аппетитов, которые все растут. - Мэй вздохнула. - Это поистине адские мучения. Я не подглядывала, как ты говоришь, но непроизвольно видела здесь людей, умирающих от мнимого голода и жажды, от страсти к азартным играм, к деньгам... от похоти... Они умирают и никак не могут умереть. Здесь это невозможно. И они соглашаются на условия демона.
- Неужели все?..
- Конечно, не все. Настоящие мученики - те, кто терпит и не требует облегчения за счет ближних. И тогда им со временем становится легче... но не хорошо. Здесь никому не бывает хорошо.
- Меня тоже такое ждет? Пытка... моими страстями? - прошептала Алиса.
Она не представляла, как могла бы это выдержать.
- Если ты не согласишься на начальные условия Хозяина, то вряд ли. Нет, не думаю. Тебе за свою жизнь удалось избежать больших соблазнов и сохранить более-менее правильный образ мыслей - а это очень важно...
Мэй отвернулась.
- Может быть, ты однажды создашь свою иллюзию, как я. Чтобы не сойти с ума от безысходности. От бездеятельности.
- А своя иллюзия - это...
- Память о прошлом. Любимые моменты, которые можно повторять. Хотя они тоже блекнут и теряют вкус. Здесь все блекнет и теряет вкус.
Мэй мрачно взглянула на свое кольцо, но опять ни словом не упомянула о муже. Некоторое время обе молчали. И Алису посетила жуткая догадка. Неужели Александр Хоупвелл сделал плохой выбор, и поэтому его больше нет рядом с женой?..
Но ведь он уже тридцать лет мертв, как и Мэй, - а значит, его судьба давно определилась и демон уже не мог торговаться с ним за его душу! Но Алекс мог сделать ложный выбор, не ведая того, еще при жизни. Как распознать все потаенные движения «внутреннего человека»?
А если Александр заперт в какой-то собственной иллюзии - даже не благодаря преступлению, а просто от усталости, от упадка духовных сил?
- Неужели нет никакого выхода? - спросила пленница.
- Должен быть. Но мы его не видим.
Мэй посмотрела в небо - в глухой потолок; потом снова отвернулась от подруги. Кажется, способность к сердечной привязанности, настоящей любви здесь тоже умирала. И дальше будет только хуже, Поезд будет забирать все большую власть над ними... Алиса замолчала, совершенно подавленная.
Какое-то время они стояли, слушая грохот чудовищной фантомной машины, уносившей их в никуда. Кажется, они остались в этом вагоне совсем одни. А потом вдруг Алиса вспомнила недавние слова Мэй о «доступе к мыслям и сердцам» живых людей.
- У меня есть племянница Тина, девушка девятнадцати лет, - быстро сказала она. - Тина медиум... Ее маленькая подруга, Вики Стоддард, тоже медиумична.
- Я знаю, - сказала Мэй. Алиса ощутила внезапную надежду.
- Может, однажды я...
- Может быть. Но должно пройти время, чтобы развить этот навык с твоей стороны, - сказала Мэй. - И гарантии, что тебя услышат, ты не получишь.
Она постучала пальцем по стеклу двери. Начертила какую-то фигуру.
- Медиумичны все, Алиса, - в той или иной степени, но все живые открыты духовному миру. Вот истина. Но у большинства эти способности дремлют. А те, кого раньше называли колдунами, а сейчас именуют медиумами, самые сильные и при этом самые уязвимые из людей.
Она повернулась к Алисе.
- Не навреди им.
- Постараюсь, - медленно сказала Алиса.
О такой опасности - навредить Тине и Вики «изнутри» - она до сих пор даже не думала...
Мэй коснулась ее плеча холодной рукой.
- Мне пора. Больше я не могу с тобой оставаться. До встречи, дорогая... будь осторожна!
- И ты, - сказала Алиса.
Мэй растаяла в воздухе, и она опять осталась одна. Единственной реальностью Поезда было безысходное одиночество великого множества душ и бессмысленность их мучений. Алиса прислонилась к стене и закрыла глаза.
И один только Бог знает, когда и чем это кончится.
И когда ей удастся хоть что-нибудь изменить.
Глава 21
- Ты знаешь, конечно, в честь кого тебя назвали Эрнестиной, - сказал Павел Николаевич, когда они с дочерью уселись в каюте для разговора.
- Кажется, в честь двоюродного прадеда - брата прадедушки Иоганна? Его брата звали Максимилиан Эрнст Вольфганг...
- Правильно помнишь, - кивнул Павел Николаевич. - Тебя предложила так назвать бабушка Нелли, моя мать. А почему, я задумался только теперь.
Тина улыбнулась.
- Имя красивое и редкое у нас...
- Не спорю, мне оно тоже нравится. Только и я сперва был против того, чтобы тебя назвали в честь мужчины, и твоя мать поначалу очень упиралась. Настояла именно бабушка. И крестить тебя пришлось под другим именем, которое есть в святцах.
Тина кивнула. Ее крещеное имя было «Фотиния», но вспоминала она об этом только в церкви, когда ходила к исповеди и причастию. Довольно редко - Грабовы были не слишком богомольны, как и многие в их интеллигентской среде.
Но теперь слова отца встревожили девушку. Только ли в немецком и мужском происхождении имени было дело, почему родителям оно пришлось не по душе? И откуда у бабушки-англичанки взялась такая идея?..
- Может, что-то кроется в прошлом господина Максимилиана? Он ведь предок и Макса тоже! Он женился до того, как братья расстались... и продолжал ваше общее дело в Англии, в Лондоне?
- Насколько я знаю, да, - задумчиво ответил отец. - Но прожил он после того не слишком долго и, кажется, с ним случилось несчастье. Я перед нашим отъездом расспросил мистера Поллока - удивляюсь, почему мне пришло это в голову... но он знает о смерти своего деда ровно столько, сколько и я.
- А ведь это уже их семейная история, - заметила Тина. - Странно...
- Ничего странного. История очень хрупкий материал и нет ничего легче, чем исказить ее. Еще и спустя три поколения.
Тина замолчала. Разговор больше не клеился. Извинившись, она поднялась и вышла из каюты, ей хотелось побыть одной. Девушка опять поднялась на палубу и уселась в шезлонг.
Почему-то ей казалось, что это и есть зацепка - ниточка, которая протянулась от покойного предка к ней, Эрнестине. Ее назвали в его честь и этим в каком-то смысле предопределили ее судьбу... А Макс?.. Макса и вовсе зовут точно так же, первым именем Максимилиана Грабоффа!
Тина поднялась и немного прогулялась вдоль борта, ежась от ветра и кутаясь в кружевную накидку. Может, морской воздух освежит ее ум?.. Но ничего не приходило в голову.
Она вернулась к отцу, и они продолжили обсуждение. Павел Николаевич поведал дочери все, что мог вспомнить о своих родителях и немецком деде, но ничего нового это им не дало.
Оставалось ждать свидания с бабушкой. Теперь, однако же, Тина укрепилась во мнении, что бабушке Нелли есть что сказать.
До конца путешествия Тина убивала время как могла - вышивала, читала, гуляла с отцом по кораблю. Они разговаривали о разном, но нисколько не продвигались вперед, как и Тина с Максом до того. Тина почти совсем забросила дневник: «морские впечатления» она старательно описала еще по пути в Англию, сейчас же повторять внешние подробности нисколько не хотелось, а привычное самокопание вызывало отвращение.
Она ощущала себя сразу виноватой и беспомощной, игрушкой неведомых сил. И ей было страшно.
Тина перестала регулярно проверять свой красный лотерейный билет - только убеждалась, что тот по-прежнему на месте, во внутреннем кармане сумочки. Пару раз, стоя у борта, она испытала сильнейшее искушение избавиться от билета: но сознавала, что такое механическое действие едва ли поможет... и будет предательством по отношению к тете Алисе. И всем остальным жертвам. Но если уж Тине суждено в свой черед попасть на Поезд и пройти те же испытания, она должна хотя бы вооружиться знаниями - понять, каково ее собственное место во всей этой кошмарной истории!
На третью ночь плавания она оставила дневник на столике у кровати. Проснулась посреди ночи с ощущением, будто только что услышала нечто очень важное. Тина раздернула занавески своего алькова и, схватив со столика дневник и карандаш, три раза подряд написала имя «Хелен Тодд» - начиная каждый раз с новой строки.
Бросив карандаш, она уставилась на эти строчки в полном недоумении. Кто такая Хелен Тодд?.. Тина никогда в жизни не слышала этого имени; и, однако же, девушка была уверена, что оно имеет значение. Она решила утром спросить у отца.
Павел Николаевич тоже удивился и задумался. А потом сказал, что фамилия «Тодд» ему знакома; и, уж во всяком случае, она может быть как немецкой, так и английской. Скорее английской, немецкого происхождения.
- Не забивай себе пока этим голову, - посоветовал он дочери. - Но твою Хелен Тодд следует иметь в виду. Может быть, она имеет к нам прямое отношение.
Вещих снов Тина больше не видела; или, по крайней мере, не запомнила. Но накануне прибытия в родной город ей приснилось очень явственно, будто она находится на пустой железнодорожной станции посреди ночи - зимой, а не летом. Горит одинокий фонарь; снегу навалило столько, сколько никогда не бывает в Англии, и стоит трескучий мороз. Все кругом заиндевело. Тина чего-то ждет с тоской и страхом - и наконец дожидается...
Она видит Поезд, который вырывается из-за поросшей лесом кручи и мчится ей навстречу. Поезд не останавливается, чтобы забрать Тину. Но то, что происходит, еще хуже: вагоны мелькают мимо один за другим, пять, десять, пятнадцать вагонов - а Поезд все не кончается!
Он уносится вдаль, черный и бесконечный, поистине бесконечный. Тина очнулась с криком ужаса, покрывшись испариной.
Отец у себя за занавесками не пошевельнулся. Тина с трудом уснула опять; а через два часа уже надо было вставать и готовиться сходить на берег.
Отцу Тина на сей раз ничего не рассказала. Но она была уверена, что снилась ей Россия, а не Англия. В ее жутком сне бесконечный Поезд мчался по просторам бескрайней России.
***
Тина с отцом прибыли в Петербург днем в понедельник, десятого июля.
Было облачно, солнце лишь изредка посверкивало из-за туч. Но Тина была рада, что нет жары. Они наняли пролетку и быстро докатили до своего дома на Литейном проспекте. Увидев родной дом, с жестяной крышей и белыми наличниками, Тина на какое-то время забыла обо всем, кроме желания принять ванну и отдохнуть с дороги. Все тело чесалось, платье пропотело и даже волосы посерели от пыли.
Мать, черноволосая и черноглазая Авдотья Валериановна, встретила их обоих крепкими объятиями и поцелуями; она ни о чем не расспрашивала - наверное, слишком боялась того, что может услышать.
- Вы дома, и слава Богу. Слава Богу, - горячо повторила она. Мать широко перекрестила их обоих. - Вечером поговорим, после обеда.
Матушка, разумеется, поняла, что тетку они не нашли и ничего о ее пропаже наверняка не узнали. Но, кажется, за время их отсутствия Авдотья Валериановна успела примириться с такой потерей. В конце концов, тетя Алиса была ей почти чужой... а на свете каких только ужасов не случается...
- Мы не нашли Алису, Дуня, - мрачно сказал Павел Николаевич, предупреждая все вопросы.
