Долетел этот ветер и до широкого луга возле речного омута, ненадолго задержавшись над полукруглым багровым пятном среди травы - то краснели пять изодранных и залитых уже понемногу свертывающейся кровью тел. В одном из них, с чудом уцелевшим лицом, можно было узнать Ганса Страухберга, испуганно замахнувшегося в агонии беспалой рукой на что-то неведомое и громадное, терзавшее его... Но ветер летел дальше и наконец добрался и до старого дома, посеревшего от сырости, с огромной свежей дырой в острой и совершенно неуместной здесь черепичной крыше. Холод разбудил крепко спавшего на пыльном исцарапанном полу человека, то был охотник, охотник Себастьян Страухберг. С трудом он поднялся, отрывая свое натруженное тело. И, поднимаясь, взглянул в старое настенное зеркало до пола. Долго взгляд его, все такой же мутный, но теперь с какой-то новой примесью чисто звериного лукавства, блуждал по стеклу, пока не сфокусировался на совершенно седой теперь голове. И, глядя на эту седую косматую голову и видя теперь вместо неё лишь отражение волчьего голодного оскала, охотник вдруг засмеялся холодным заливистым смехом, с трудом выговаривая: "Однако, сладко я поспал нынче!"
Собачья исповедь
Автор Qusto (Павел Лунев)
Знаете, я не помню, как я появился на свет. Помню лишь тёплый бок матери, да и то… Всё это кажется мне далёким и уютным сновидением, которое, возможно, всего лишь плод моего воображения…
Но я никогда не забуду тот холодный осенний вечер… Спасаясь от пробирающего до косточек ветра и проливного дождя, который стучал по стенкам ржавого бака, в котором, свернувшись в клубочек и тихонько вздыхая о своей тяжёлой щенячьей доле, лежал я.
Вдыхая ноябрьский ледяной воздух, я пытался унять пробиравшую всё моё тело дрожь… Пытаясь хоть как-то согреться, я, высунув свой маленький язычок, усердно чистил лапы, которые насквозь промокли и неприятно пахли всепоглощающей сыростью.
В угрюмом чёрном небе сверкнула молния, которая до того меня напугала, что я ещё сильнее вжался в стенки бака и, пытаясь преодолеть сковавший меня страх, жалобно заскулил.
Я услышал какое-то движение около себя, чьи-то сильные и тёплые руки вырвали меня из оцепенения, и приятный мужской голос прошептал: «Какой хорошенький! Замёрз, бедняжка?».
Мужчина расстегнул куртку и, запихав меня в неё, пошёл в сторону большого дома, в котором то светились, то гасли огоньки, которые манили мой взор – настолько это было красиво…
Я уже окончательно согрелся, когда мужчина опустил меня на пол, право слово, такой огромной и уютной конуры я не видел никогда! Мой новый знакомый щёлкнул чем-то, и мне в глаза ударил яркий свет. Дневной свет ночью! Вы представляете!
Это сейчас, став никому ненужным, я понимаю, что наивности моей в ту пору не было предела, даже немного стыдно, простите уж меня за мою былую щенячью глупость… Но что-то я отвлёкся…
«Чарли! Чарли!», - звал мужчина, настойчиво, но с нежной интонацией в голосе, которую я различил, навострив свои крохотные уши. Зов повторился… «Кого он зовёт?», - подумалось мне.
Мне стало любопытно, и я, вжимаясь в пол, тихонько пополз на звук его голоса. Осторожно выглянув из-за угла, я услышал радостный возглас: «Иди сюда, покушай, проголодался небось?!».
Неужели он звал меня? Что за дурацкое имя? Собака и собака, хотя нет… Щенок, до собаки мне ещё расти и расти. Когда-нибудь и я буду расхаживать с гордо поднятой головой, как тот старый высокомерный пёс в нашем дворе, и смотреть свысока на малышню, которая, как и я, любит копаться в грязи и заниматься никому не нужными делами…
Признаюсь, в тот вечер я наелся так, как никогда в своей недолгой жизни… Моё надутое пузо готово было лопнуть… Потом я мылся, ну как мылся... Меня без моего разрешения окунули в какую-то огромную белую урну и чесали, чесали, чесали… После этого последовал глубокий спокойный сон, я свернулся калачиком и, тихонько посапывая, унёсся в царство собачьих сновидений.
Прошёл год. Я полюбил своего хозяина всем своим добродушным сердцем, а он полюбил меня.
Я не мог больше представить жизни без него, он научил меня таскать тапки… Я, конечно, нагадил в них один раз, любопытство взяло верх над разумом… Меня здорово отчитали, а тапки сменили…
Всё было просто прекрасно, я встречал его с работы, заливаясь весёлым радостным лаем, когда он открывал дверь и входил в нашу конуру. Он вставал на колени и чесал меня за ухом… Эх, были же времена!
Но вскоре всё стало меняться, счастливой и беззаботной жизни пришёл конец… Хозяина словно подменили, он всё реже и реже замечал меня, лишь периодически накладывал мне еду и менял воду, о том, чтобы он почесал мне за ухом или приласкал и речи не шло.
Прошло несколько дней, я как всегда ждал его у порога, прислушиваясь к шагам на лестничной площадке, вдруг я услышал, как хлопнула подъездная дверь, поднимался хозяин… Я был в этом уверен, но он был не один…
Дверь отворилась, вошёл мой хозяин с какой-то женщиной, они обнимались, а она что-то шептала ему на ухо… Вдруг она увидела меня и поморщилась, на её только что улыбающемся лице я заметил отвращение… Я встал и подошёл к ним, женщина вскрикнула, хозяин замахнулся, и я ощутил сильный удар в рёбра, в глазах потемнело, закружилась голова, а я, тихонько поскуливая, убежал. Весь вечер я лежал, забившись под кровать, и слушал, как в другой комнате раздаются голоса и весёлый женский смех. Рёбра сильно болели, я тяжело дышал, а с языка, который свисал из моей пасти, капала кровь.
Прошёл месяц, та женщина переехала жить к нам… В тайне от хозяина она била меня, могла запустить в меня каким-нибудь предметом, она не давала мне есть, орала, впиваясь в моё тело взглядом своих чёрных глаз. Да-да, вы не ошиблись, её глаза были полностью чёрные, а от неё исходил ужасный холод, при одном её приближении меня начинало трясти, а шерсть вставала дыбом… Лишь я замечал всё это, хозяин же был от неё без ума, он был словно околдован ею…
Я не мог мириться с этим… И однажды ночью прокрался в их спальню, спрятался под большой шкаф и затих. В первые пару часов всё было спокойно, тишину нарушало лишь людское дыхание.
Я устал и немного задремал, но вдруг услышал шум и, навострив уши, стал наблюдать за происходящим из своего укрытия.
За окном показалась луна, словно освещая некий ритуал, который происходил здесь и сейчас…
Она парила над хозяином, лёгкие и равномерные потоки энергии, искрясь и переливаясь, плавно перетекали из хозяйской груди в её разинутую пасть. Хозяин стал дышать реже, вскоре он стал хрипеть… Лишь тогда она оставила его в покое и, развернувшись к стене, через мгновение уснула. Всё выглядело так, словно она всего лишь перекусила, и не произошло ничего необычного…
Мне хотелось рычать, но я успокаивал себя, понимая, что если сейчас дам себя обнаружить, то она не оставит меня в живых…
Я пролежал ещё около получаса, копаясь в своих мыслях… Я вспоминал всё, что сделала мне эта женщина: она уничтожила мою дружбу, унижала, издевалась надо мной, а теперь она убивает хозяина… Именно в те минуты я принял решение, которое изменило судьбы всех троих в той комнате…
Уже не сдерживая рык, я бросился на хозяйскую кровать и, поставив лапы ей на грудь, перегрыз женщине горло, брызнула кровь, она затихла… Теперь пути назад не было…
В конуре было много народу, люди в белых халатах ходили туда-сюда, какие-то мужчины в форме разговаривали с хозяином, а он, вытирая слёзы, которые лились из его уставших глаз, смотрел на меня. В его взгляде читалось огромное разочарование, он думал, что я предал его… Убил его возлюбленную, но пройдёт время, развеется ложная любовь, он вспомнит о нашей искренней дружбе и поймёт, что я отдал свою жизнь за него, за моего любимого хозяина!
Надо мной склонился мужчина в белом халате, в его руках блеснула острая игла, и через несколько секунд я стал погружаться в свой последний сон…
Гнев шагающего дерева
Автор Ловчий (Д. Бекин)
Легенда – это история, пересказанная несчётное число раз. Точно серебряная монета темнеет она со временем и теряет в весе. Остаётся лишь суть без истины, начала и конца. Впрочем, ничто не мешает нам разменивать её на выпивку, если трактирщик позволит.
Рюмо сидел на сваленной в углу соломе. Его внимание занимала назойливая вошь. Старик поглядывал на мальчишку исподлобья и продолжал стягивать грубой нитью подошву прохудившегося башмака. Угрюмый не от природы, но по прихоти тяжёлой судьбы конюх едва сдерживал улыбку. Малец забавлял его своей непосредственностью и глупостью, как забавляет лекаря необычный нарыв на теле прокажённого.
Чудна природа у благородства. Неважно, где именно ты родился, когда твои родители имеют привилегии. Даже в крайней нужде человек высокого сословия остаётся частью мира, в который безродному втиснуться невозможно.
Юноша замер. Вошь смогла улизнуть, вдоволь нахлебавшись крови.
- Вот же проклятая тварь! Никто не смеет ранить сына… - Рюмо внезапно смолк, не в первый раз осознавая бессмысленность слов.
- Дай ей хорошенько вцепиться в твою шкуру. Она почует вкус. И, вот, когда напьётся, бей сильно. Хлоп! Оглушённая вошь не такая прыгучая, мессер.
- Матушка чесала меня гребнем. А ещё у нас была ловушка для них - маленькая коробочка с липкой приманкой из жира хорька и живицы сосны.
Мармаэль молчал. Возвращаться к разговорам о пережитом мальчишкой горе он не желал.
Низенькая дверь отворилась без стука, и в каморку заглянула носатая старуха. Со двора через сени повеяло холодом.
- Лодыри, хоть бы один вышел помочь мне с хворостом! А если бы меня волки унесли? – принялась она ворчливо причитать и браниться.
Рюмо поспешил на выручку, но под тяжестью вязанки невольно присел и как-то уж совсем по-детски ойкнул.
- Учись, старый пень! Молодой господин и то более сострадает моим костям, чем ты! А ведь я отдала тебе лучшие свои годы! Я была верной женой! Я тебя чтила…
- Молчи, ведьма! Твой черёд ходить в лес. А мессер воспитан иначе. Он к твоим козням ещё не приучен. Слышите меня, господин Рюморран? Не поддавайтесь чарам зла, ибо женщине пощада не ведома. Вы думаете, я зубов от плохой каши лишился? Нет! Это она из меня все соки пьёт!
Хозяйка дома не оставалась в долгу и отвечала на перебранку в привычной манере. А тем временем юный отпрыск дома Сервиони уже дотащил вязанку к печи и принялся раздувать почти потухший очаг.
Кроме сена, пары лавок, стола и огромного сундука, заваленного целой горой грубо выделанной овчины, в лачуге конюха не было ничего стоящего внимания. Впрочем, бедность не так заметна, когда составляет всю твою жизнь от самого часа рождения и до смерти.
Детей у четы Лиоро не было, а чин вольноотпущенных даже выгодно выделял их на общем фоне обитателей Тибо-фюр-Альдера - небольшой деревеньки в окрестностях аббатства Анлинг. Когда-то Мармаэль служил у сквайра Сервиони, но немощь и хвори уже не позволяли ему оставаться при господине. Впрочем, былые заслуги обеспечили ему с женой тихую старость в собственном доме на попечении деревенского старосты. Не весть какое богатство, но всё лучше, чем гнуть спину в поле от зари до зари.
Однако, не прошло и года, как в хижину Мармаэля Лиоро и его сварливой жены Хромой Хильдияры заявился оруженосец сквайра и попросил присмотреть за мальчиком. Он ничего не сказал более, да и нужды в том не было, ибо дурные вести опережают стрелы.
Когда-то он учил этого сорванца держаться в седле. Рюмо едва исполнилось пять лет, как отец подарил ему трусоватого мерина по кличке Виндеро - Ветренный танец. А старый конюх на время заделался в няньки для наследника фамилии. Ох, и натерпелся старик с ним страху. Легче охранять золотые яйца от великана, чем уследить за шустрым мальчуганом, который то и дело норовит улизнуть из поместья. То были годы, наполненные приятными пустяками и хлопотами. Хильдияра обстирывала господ, а Мармаэль обучал Рюморрана премудростям верховой езды. Их кормили мясом раз в месяц и дозволяли спать в хлеву, в теплушке, сразу за стеной с камином. Да, там водились крысы, но зато не приходилось делить комнату с прочими слугами.
Поместье гордо именовали замком Кассар-Сервион, но едва ли сложенные из булыжников стены в рост человека можно было бы назвать крепостью. Единственная покосившаяся вправо башня возвышалась над слипшимися, будто пироги в печи, домами, которые образовывали закрытый со всех сторон двор. Часть крыш покрывала черепица, прочие застелили соломой. В центре мощённого булыжниками двора находился глубокий колодец, но воду из него не брали. На вкус она была горькой и дурно пахла. Один из притоков Альдеры - змеистый Дунхур служил естественной преградой для врагов на западе. Впрочем, самым свирепым из них уже долгие годы оставался королевский мытарь Фелагусто, который настолько боялся встречи с разбойниками, что выбирал объездную дорогу и переправу через реку всякий раз, когда наведывался с казённым поручением.
Летом этот подлец заявился с целым войском и объявил, что поместье, а равно и земли наивысочайшим указом изъяты в пользу аббатства. Сам сквайр и домочадцы должны предстать перед судом святейшего приора Анлинга и Рейвенланда.
Так поступали с еретиками. С мерзкими преступниками, отвергнувшими свет истины Пантеона. Гнусные обвинения не имели ничего общего с действительностью. Хозяин замка дал отпор, но поплатился всем, что имел. Люди аббата не стали драться, к воротам подкатили бочки со смолой. Пращники перебросили несколько десятков камней, завёрнутых в пропитанную смолой и подожжённую паклю.
Живых на пепелище не нашли.
Но надо же было случиться чуду: за пару дней до того отец отправил Рюмо навестить старого конюха. Странности в этом жесте было достаточно. Наследника Сервиони привёз оруженосец Тибальд - приземистый, будто дварф, крепкий рубака, похожий на измельчавшего горца.
- Пришло время вернуть долг, Мармаэль, - бросил он через плечо, когда усаживался обратно на коня.
- А с чего ты взял, что я буду слушаться приказов мертвеца? – недобро сощурился старик.
- С того, что клятва, данная у камня в роще Кенаис, бьёт сильнее моего топора. Впрочем, для тебя я могу сделать исключение, - коротышка пригладил острие секиры, притороченной к седлу, но в глаза конюха смотреть не отважился.
- Ха! – щербатая ухмылка на морщинистом лице больше напоминала оскал, - тебе он ещё пригодится, не стоит портить лезвие о пустую голову черни…
- Верно. На том прощаюсь, и не приведи меня Бел-Атор повстречать тебя снова.
- И я не вижу нашей встречи, Тибальд. Прощай.
Рюмо не узнавал наставника. Никогда прежде тот не позволял себе таких дерзких речей. Но прежде всего он испугался тяжёлого и проницательного взгляда почти выцветших серых глаз.
- Что уставился на меня, будто мертвеца увидел? Заходите, мессер, скоро ночь, и тьма не жалует никого, будь ты королевской крови или крестьянской.
Простая одежда и дорожный плащ до поры скрывали происхождение мальчика. Деревенские прежде ни разу не видели его в лицо, а потому было просто выдать его за племянника, который внезапно осиротел и пришёл искать убежища в доме дядюшки. Старосту и селян эта нелепица убедила. У Рюмо не было клейма раба или меток заложенного в услужение батрака, а потому к свободному человеку лишних вопросов и не возникало.
Прода от 04.06.2020, 11:49
Собачья исповедь
Автор Qusto (Павел Лунев)
Знаете, я не помню, как я появился на свет. Помню лишь тёплый бок матери, да и то… Всё это кажется мне далёким и уютным сновидением, которое, возможно, всего лишь плод моего воображения…
Но я никогда не забуду тот холодный осенний вечер… Спасаясь от пробирающего до косточек ветра и проливного дождя, который стучал по стенкам ржавого бака, в котором, свернувшись в клубочек и тихонько вздыхая о своей тяжёлой щенячьей доле, лежал я.
Вдыхая ноябрьский ледяной воздух, я пытался унять пробиравшую всё моё тело дрожь… Пытаясь хоть как-то согреться, я, высунув свой маленький язычок, усердно чистил лапы, которые насквозь промокли и неприятно пахли всепоглощающей сыростью.
В угрюмом чёрном небе сверкнула молния, которая до того меня напугала, что я ещё сильнее вжался в стенки бака и, пытаясь преодолеть сковавший меня страх, жалобно заскулил.
Я услышал какое-то движение около себя, чьи-то сильные и тёплые руки вырвали меня из оцепенения, и приятный мужской голос прошептал: «Какой хорошенький! Замёрз, бедняжка?».
Мужчина расстегнул куртку и, запихав меня в неё, пошёл в сторону большого дома, в котором то светились, то гасли огоньки, которые манили мой взор – настолько это было красиво…
Я уже окончательно согрелся, когда мужчина опустил меня на пол, право слово, такой огромной и уютной конуры я не видел никогда! Мой новый знакомый щёлкнул чем-то, и мне в глаза ударил яркий свет. Дневной свет ночью! Вы представляете!
Это сейчас, став никому ненужным, я понимаю, что наивности моей в ту пору не было предела, даже немного стыдно, простите уж меня за мою былую щенячью глупость… Но что-то я отвлёкся…
«Чарли! Чарли!», - звал мужчина, настойчиво, но с нежной интонацией в голосе, которую я различил, навострив свои крохотные уши. Зов повторился… «Кого он зовёт?», - подумалось мне.
Мне стало любопытно, и я, вжимаясь в пол, тихонько пополз на звук его голоса. Осторожно выглянув из-за угла, я услышал радостный возглас: «Иди сюда, покушай, проголодался небось?!».
Неужели он звал меня? Что за дурацкое имя? Собака и собака, хотя нет… Щенок, до собаки мне ещё расти и расти. Когда-нибудь и я буду расхаживать с гордо поднятой головой, как тот старый высокомерный пёс в нашем дворе, и смотреть свысока на малышню, которая, как и я, любит копаться в грязи и заниматься никому не нужными делами…
Признаюсь, в тот вечер я наелся так, как никогда в своей недолгой жизни… Моё надутое пузо готово было лопнуть… Потом я мылся, ну как мылся... Меня без моего разрешения окунули в какую-то огромную белую урну и чесали, чесали, чесали… После этого последовал глубокий спокойный сон, я свернулся калачиком и, тихонько посапывая, унёсся в царство собачьих сновидений.
Прошёл год. Я полюбил своего хозяина всем своим добродушным сердцем, а он полюбил меня.
Я не мог больше представить жизни без него, он научил меня таскать тапки… Я, конечно, нагадил в них один раз, любопытство взяло верх над разумом… Меня здорово отчитали, а тапки сменили…
Всё было просто прекрасно, я встречал его с работы, заливаясь весёлым радостным лаем, когда он открывал дверь и входил в нашу конуру. Он вставал на колени и чесал меня за ухом… Эх, были же времена!
Но вскоре всё стало меняться, счастливой и беззаботной жизни пришёл конец… Хозяина словно подменили, он всё реже и реже замечал меня, лишь периодически накладывал мне еду и менял воду, о том, чтобы он почесал мне за ухом или приласкал и речи не шло.
Прошло несколько дней, я как всегда ждал его у порога, прислушиваясь к шагам на лестничной площадке, вдруг я услышал, как хлопнула подъездная дверь, поднимался хозяин… Я был в этом уверен, но он был не один…
Дверь отворилась, вошёл мой хозяин с какой-то женщиной, они обнимались, а она что-то шептала ему на ухо… Вдруг она увидела меня и поморщилась, на её только что улыбающемся лице я заметил отвращение… Я встал и подошёл к ним, женщина вскрикнула, хозяин замахнулся, и я ощутил сильный удар в рёбра, в глазах потемнело, закружилась голова, а я, тихонько поскуливая, убежал. Весь вечер я лежал, забившись под кровать, и слушал, как в другой комнате раздаются голоса и весёлый женский смех. Рёбра сильно болели, я тяжело дышал, а с языка, который свисал из моей пасти, капала кровь.
Прошёл месяц, та женщина переехала жить к нам… В тайне от хозяина она била меня, могла запустить в меня каким-нибудь предметом, она не давала мне есть, орала, впиваясь в моё тело взглядом своих чёрных глаз. Да-да, вы не ошиблись, её глаза были полностью чёрные, а от неё исходил ужасный холод, при одном её приближении меня начинало трясти, а шерсть вставала дыбом… Лишь я замечал всё это, хозяин же был от неё без ума, он был словно околдован ею…
Я не мог мириться с этим… И однажды ночью прокрался в их спальню, спрятался под большой шкаф и затих. В первые пару часов всё было спокойно, тишину нарушало лишь людское дыхание.
Я устал и немного задремал, но вдруг услышал шум и, навострив уши, стал наблюдать за происходящим из своего укрытия.
За окном показалась луна, словно освещая некий ритуал, который происходил здесь и сейчас…
Она парила над хозяином, лёгкие и равномерные потоки энергии, искрясь и переливаясь, плавно перетекали из хозяйской груди в её разинутую пасть. Хозяин стал дышать реже, вскоре он стал хрипеть… Лишь тогда она оставила его в покое и, развернувшись к стене, через мгновение уснула. Всё выглядело так, словно она всего лишь перекусила, и не произошло ничего необычного…
Мне хотелось рычать, но я успокаивал себя, понимая, что если сейчас дам себя обнаружить, то она не оставит меня в живых…
Я пролежал ещё около получаса, копаясь в своих мыслях… Я вспоминал всё, что сделала мне эта женщина: она уничтожила мою дружбу, унижала, издевалась надо мной, а теперь она убивает хозяина… Именно в те минуты я принял решение, которое изменило судьбы всех троих в той комнате…
Уже не сдерживая рык, я бросился на хозяйскую кровать и, поставив лапы ей на грудь, перегрыз женщине горло, брызнула кровь, она затихла… Теперь пути назад не было…
В конуре было много народу, люди в белых халатах ходили туда-сюда, какие-то мужчины в форме разговаривали с хозяином, а он, вытирая слёзы, которые лились из его уставших глаз, смотрел на меня. В его взгляде читалось огромное разочарование, он думал, что я предал его… Убил его возлюбленную, но пройдёт время, развеется ложная любовь, он вспомнит о нашей искренней дружбе и поймёт, что я отдал свою жизнь за него, за моего любимого хозяина!
Надо мной склонился мужчина в белом халате, в его руках блеснула острая игла, и через несколько секунд я стал погружаться в свой последний сон…
Гнев шагающего дерева
Автор Ловчий (Д. Бекин)
Легенда – это история, пересказанная несчётное число раз. Точно серебряная монета темнеет она со временем и теряет в весе. Остаётся лишь суть без истины, начала и конца. Впрочем, ничто не мешает нам разменивать её на выпивку, если трактирщик позволит.
Рюмо сидел на сваленной в углу соломе. Его внимание занимала назойливая вошь. Старик поглядывал на мальчишку исподлобья и продолжал стягивать грубой нитью подошву прохудившегося башмака. Угрюмый не от природы, но по прихоти тяжёлой судьбы конюх едва сдерживал улыбку. Малец забавлял его своей непосредственностью и глупостью, как забавляет лекаря необычный нарыв на теле прокажённого.
Чудна природа у благородства. Неважно, где именно ты родился, когда твои родители имеют привилегии. Даже в крайней нужде человек высокого сословия остаётся частью мира, в который безродному втиснуться невозможно.
Юноша замер. Вошь смогла улизнуть, вдоволь нахлебавшись крови.
- Вот же проклятая тварь! Никто не смеет ранить сына… - Рюмо внезапно смолк, не в первый раз осознавая бессмысленность слов.
- Дай ей хорошенько вцепиться в твою шкуру. Она почует вкус. И, вот, когда напьётся, бей сильно. Хлоп! Оглушённая вошь не такая прыгучая, мессер.
- Матушка чесала меня гребнем. А ещё у нас была ловушка для них - маленькая коробочка с липкой приманкой из жира хорька и живицы сосны.
Мармаэль молчал. Возвращаться к разговорам о пережитом мальчишкой горе он не желал.
Низенькая дверь отворилась без стука, и в каморку заглянула носатая старуха. Со двора через сени повеяло холодом.
- Лодыри, хоть бы один вышел помочь мне с хворостом! А если бы меня волки унесли? – принялась она ворчливо причитать и браниться.
Рюмо поспешил на выручку, но под тяжестью вязанки невольно присел и как-то уж совсем по-детски ойкнул.
- Учись, старый пень! Молодой господин и то более сострадает моим костям, чем ты! А ведь я отдала тебе лучшие свои годы! Я была верной женой! Я тебя чтила…
- Молчи, ведьма! Твой черёд ходить в лес. А мессер воспитан иначе. Он к твоим козням ещё не приучен. Слышите меня, господин Рюморран? Не поддавайтесь чарам зла, ибо женщине пощада не ведома. Вы думаете, я зубов от плохой каши лишился? Нет! Это она из меня все соки пьёт!
Хозяйка дома не оставалась в долгу и отвечала на перебранку в привычной манере. А тем временем юный отпрыск дома Сервиони уже дотащил вязанку к печи и принялся раздувать почти потухший очаг.
Кроме сена, пары лавок, стола и огромного сундука, заваленного целой горой грубо выделанной овчины, в лачуге конюха не было ничего стоящего внимания. Впрочем, бедность не так заметна, когда составляет всю твою жизнь от самого часа рождения и до смерти.
Детей у четы Лиоро не было, а чин вольноотпущенных даже выгодно выделял их на общем фоне обитателей Тибо-фюр-Альдера - небольшой деревеньки в окрестностях аббатства Анлинг. Когда-то Мармаэль служил у сквайра Сервиони, но немощь и хвори уже не позволяли ему оставаться при господине. Впрочем, былые заслуги обеспечили ему с женой тихую старость в собственном доме на попечении деревенского старосты. Не весть какое богатство, но всё лучше, чем гнуть спину в поле от зари до зари.
Однако, не прошло и года, как в хижину Мармаэля Лиоро и его сварливой жены Хромой Хильдияры заявился оруженосец сквайра и попросил присмотреть за мальчиком. Он ничего не сказал более, да и нужды в том не было, ибо дурные вести опережают стрелы.
Когда-то он учил этого сорванца держаться в седле. Рюмо едва исполнилось пять лет, как отец подарил ему трусоватого мерина по кличке Виндеро - Ветренный танец. А старый конюх на время заделался в няньки для наследника фамилии. Ох, и натерпелся старик с ним страху. Легче охранять золотые яйца от великана, чем уследить за шустрым мальчуганом, который то и дело норовит улизнуть из поместья. То были годы, наполненные приятными пустяками и хлопотами. Хильдияра обстирывала господ, а Мармаэль обучал Рюморрана премудростям верховой езды. Их кормили мясом раз в месяц и дозволяли спать в хлеву, в теплушке, сразу за стеной с камином. Да, там водились крысы, но зато не приходилось делить комнату с прочими слугами.
Поместье гордо именовали замком Кассар-Сервион, но едва ли сложенные из булыжников стены в рост человека можно было бы назвать крепостью. Единственная покосившаяся вправо башня возвышалась над слипшимися, будто пироги в печи, домами, которые образовывали закрытый со всех сторон двор. Часть крыш покрывала черепица, прочие застелили соломой. В центре мощённого булыжниками двора находился глубокий колодец, но воду из него не брали. На вкус она была горькой и дурно пахла. Один из притоков Альдеры - змеистый Дунхур служил естественной преградой для врагов на западе. Впрочем, самым свирепым из них уже долгие годы оставался королевский мытарь Фелагусто, который настолько боялся встречи с разбойниками, что выбирал объездную дорогу и переправу через реку всякий раз, когда наведывался с казённым поручением.
Летом этот подлец заявился с целым войском и объявил, что поместье, а равно и земли наивысочайшим указом изъяты в пользу аббатства. Сам сквайр и домочадцы должны предстать перед судом святейшего приора Анлинга и Рейвенланда.
Так поступали с еретиками. С мерзкими преступниками, отвергнувшими свет истины Пантеона. Гнусные обвинения не имели ничего общего с действительностью. Хозяин замка дал отпор, но поплатился всем, что имел. Люди аббата не стали драться, к воротам подкатили бочки со смолой. Пращники перебросили несколько десятков камней, завёрнутых в пропитанную смолой и подожжённую паклю.
Живых на пепелище не нашли.
Но надо же было случиться чуду: за пару дней до того отец отправил Рюмо навестить старого конюха. Странности в этом жесте было достаточно. Наследника Сервиони привёз оруженосец Тибальд - приземистый, будто дварф, крепкий рубака, похожий на измельчавшего горца.
- Пришло время вернуть долг, Мармаэль, - бросил он через плечо, когда усаживался обратно на коня.
- А с чего ты взял, что я буду слушаться приказов мертвеца? – недобро сощурился старик.
- С того, что клятва, данная у камня в роще Кенаис, бьёт сильнее моего топора. Впрочем, для тебя я могу сделать исключение, - коротышка пригладил острие секиры, притороченной к седлу, но в глаза конюха смотреть не отважился.
- Ха! – щербатая ухмылка на морщинистом лице больше напоминала оскал, - тебе он ещё пригодится, не стоит портить лезвие о пустую голову черни…
- Верно. На том прощаюсь, и не приведи меня Бел-Атор повстречать тебя снова.
- И я не вижу нашей встречи, Тибальд. Прощай.
Рюмо не узнавал наставника. Никогда прежде тот не позволял себе таких дерзких речей. Но прежде всего он испугался тяжёлого и проницательного взгляда почти выцветших серых глаз.
- Что уставился на меня, будто мертвеца увидел? Заходите, мессер, скоро ночь, и тьма не жалует никого, будь ты королевской крови или крестьянской.
Простая одежда и дорожный плащ до поры скрывали происхождение мальчика. Деревенские прежде ни разу не видели его в лицо, а потому было просто выдать его за племянника, который внезапно осиротел и пришёл искать убежища в доме дядюшки. Старосту и селян эта нелепица убедила. У Рюмо не было клейма раба или меток заложенного в услужение батрака, а потому к свободному человеку лишних вопросов и не возникало.
