- Он говорит. Говорит, что слышал такие звуки, как колокольчик, из домика куколок. – Мой знакомый подъехал ближе.
- Гав! Тяв! Гав! – Подтвердил малыш в салатовом, старательно изображая услышанное.
- Он сначала подумал, что это наш колокольчик, но когда услышал, что он доносится из-за двери, тогда, тогда он понял, что это кто-то другой.
- Я раньше не был в этом городе и не знаю, где этот домик куколок находится.
- Там же где и куколки. – Его голос словно говорил мне – ну это же так просто, ты чего? Колокольчик звякнул, вытянувшись в сторону просвета между домами, откуда приехали малыши. – А мы можем сходить туда с тобой, если хочешь.
- Это было бы чудесно! – Я вновь увидел себя со стороны. Взрослый, зрячий мужчина, окружённый маленькими потерявшимися детками, которых никто не ищет. Осознание собственной беспомощности захлёстывало сознание, порождая чувство вины перед этими малышами. Я ничем не мог им помочь, даже не видел никакого способа избавить их от этих намертво приросших к детским головкам тугих повязок. А они, маленькие, слепые, не знающие, где находятся, и многого не понимающие. Они могли мне помочь, делали это. Не раздумывая и не сомневаясь, они уже поворачивали туда, куда указал их колокольчик. – Вы очень добрые. – Голос был чужим, сиплым. Не уверен, что сказал это вслух.
- Пойдём, пойдём скорее, мы познакомим тебя с куколками! – Малыш в сиреневом катился впереди всех.
- Гав! Тяв! Мы, мы, мы едем к куколкам! – Радостно заливался их друг, который слышал голос Дружка. – Гав! Тяв! Гав! Ура! – Вот бы их познакомить с Дружком. Уверен, что щенок с радостью поиграл бы с ними.
- А ты тоже добрый, Костя плачу. – Всё-таки я сказал это вслух. Прижатый к рулю колокольчик ласково позвякивал на неровностях брусчатки. – Ты им понравишься!
Надо признать, что вид города изнутри оказался ещё более унылым, чем снаружи, когда я лицезрел его издалека, шлёпая по шпалам. Нависавшие над головой линии крыш на однообразно-чёрном фоне, вымощенные брусчаткой улочки в обрамлении серых обшарпанных стен. Столбы с прилепившимися к ним ошмётками старых выцветших объявлений и мигающими фонарями, половина которых не светила вовсе, чернея разбитыми стёклами в ржавой оправе. Однако, в отличие от непроглядных пустошей, расстилавшихся за пределами города, здесь текла жизнь, если это можно было так назвать. Своеобразная, нелепая, немного жутковатая. Скорее даже некая пародия на жизнь. Больше всего это походило на какой-то спектакль абсурда, в котором похожие на чучела актёры усердно старались имитировать подсмотренные где-то сцены. Причём каждый из них смог запомнить только одну небольшую роль, которую и повторял раз за разом, словно заевшую пластинку. Мимо меня широкими шагами стремительно прошествовал всклокоченный мужчина в явно маленьком ему костюме, огромных очках и длинном галстуке, который почему-то свисал по спине. Волоча за собой помятый дипломат и останавливаясь у каждой прилепившейся к стене или столбу бумажки, он внимательно их разглядывал, часто посматривая на разбитый циферблат наручных часов, бормоча что-то про важную работу, нехватку времени, из-за которой ничего не успевает, и какие-то платежи по кредиту. Несколько усевшихся прямо посреди улицы зомбяков с тёмными провалами глаз, как близкие родственники пропитого трамвайщика, погромыхивали жестяными кружками, пытаясь что-то цедить в них из насквозь проржавевшего и явно пустого бидона. Один из них хотел было что-то крикнуть проезжавшим мимо малышам, но, увидев с ними меня, передумал и, уставившись на висевший над головою фонарь, стал грозить ему костлявым синюшным кулаком, бормоча что-то про дорогое электричество и воров-чиновников...
Домик куколок, к которому мы направлялись, возвышался посреди широкой круглой площади. Двухэтажное, такое же серое, как и всё в этом городе, здание с треугольной крышей и покосившейся надписью «Театр» обрамляли по периметру несколько рядов высоких круглых колонн, облепленных ободранными лоскутами старых афиш. Вокруг колонн действительно валялось множество различных кукол, были даже тряпичные куклы-перчатки, какие используют в детских театрах, а ещё отдельные куски поломанных манекенов и кукол-марионеток. Моё внимание привлёк огромный плюшевый медведь с облезлой шкурой и оторванной лапой, из которого торчали свалявшиеся грязные ошмётки ваты-наполнителя. Он так печально смотрел на меня чёрными бусинками глаз, что казалось ещё немного, и из них потекут настоящие слёзки.
- Куколки говорят. Говорят, что ты не можешь их слышать, потому что ты уже большой и взрослый, Костя плачу. – Увлечённый разглядыванием достопримечательностей, я даже не заметил, что малыши что-то тихонько шептали приютившимся у оснований колонн куклам. – Но ты им нравишься.
- А они случайно не видели моего щенка?
- Нет, но они, они тоже слышали его голос из домика.
- Спасибо вам, ребята. Огромное спасибо. И куколкам вашим тоже. – Я положил руку на плечо маленького велосипедиста с колокольчиком, не зная, каким ещё образом выразить свою признательность.
- А тебе обязательно туда идти? – Малыш выглядел несколько встревоженным. – Сейчас твоего друга не слышно, он ведь мог уйти в другое место? – В голосе читалась слабая надежда, что я передумаю и, возможно, останусь с ними. – А куколки говорят, что этот домик очень плохое место.
- Мне кажется, в этом городе вообще нет хороших мест. – Мне тоже было грустно прощаться. – А если даже Дружок и ушёл оттуда, то только там я смогу понять куда именно. – Я пожал плечами. Мне и самому не особенно хотелось идти в этот жутковатый театр, но других вариантов всё равно не было, а сидеть без дела и ждать, когда всё как-нибудь само разрешится, меня не устраивало. Я покосился на распахнутые двери театра, из-за которых на меня смотрела всё та же непроницаемая до времени чернота.
- Но ты, ты же ещё вернёшься? – Малыш в сиреневом всё также нетерпеливо прокручивал педали взад-вперёд. – И мы, мы снова поиграем?
- Мне бы очень этого хотелось. – Я говорил совершенно искренно и лишь надеялся, что в голосе не промелькнёт закравшееся в сердце то ли сомнение, то ли предчувствие, которое нашёптывало, что больше мы с ними не увидимся.
- А если снова потеряешься, иди на звон колокольчика – Радостно воскликнул мальчуган в розовом, взмахнув рукой и огласив пустую площадь ярким переливом.
- Хорошо. – Опустившись на колено, я крепко обнял его. Кажется, ещё немного и я уже не смогу уйти. Решительно поднявшись, я повернулся ко входу в театр и едва удержался от сильного желания опять отвернуться от этого распахнутого жадным ртом провала, словно только и ждавшего возможности поглотить меня. Надо идти. Непонятно только, кому это всё блин надо, но раз надо, ничего с этим не поделаешь. Как там говорится? Где только наша не пропадала! Ну, а поскольку наша ещё нигде не пропадала, то может и тут не пропадёт.
Фойе театра представляло собой прямое продолжение того, что творилось снаружи. Тусклый свет, исходивший от редких, прилепившихся к стенам шарообразных светильников, как-то вынужденно и очень неохотно выхватывал из темноты всё те же разбросанные повсюду куклы, разве что здесь их было гораздо больше. Большие и маленькие, целые и по частям, изображавшие людей, животных и всяких сказочных персонажей. Даже несколько бутафорских рыцарей в латах тускло поблескивали у стены рядом со входом. Они валялись под ногами, стояли на подставках и подпирали такие же, как и снаружи, только без афиш, колонны. Безучастно и как-то обречённо вглядывались в видимую только ими одними даль своими нарисованными глазами. С потолка на тоненьких тросиках свисали несколько полноразмерных кукол-манекенов, облачённых в просторные балахоны, а огромная, словно из прошлого века, хрустальная люстра валялась на полу в груде собственных осколков. Пустая гардеробная с несколькими забытыми кем-то костюмами и парой полуистлевших пальто. Огромный рыжий клоун с жёлтыми глазами и злобной усмешкой багрово-чёрных губ возвышался над заваленной пластиковыми стаканчиками и грязными салфетками мраморной стойкой буфета, приютившейся возле противоположной от входа стены. Он прислонился спиной к выраставшим прямо из стены пустым полкам, упёршись в стойку буфета своей единственной рукой в красную и белую полоску. Просторный вестибюль расходился по сторонам двумя тёмными коридорами. Было непросто справиться с пугающим чувством, что сейчас какая-нибудь из этих жутких кукол оживёт и набросится на заявившегося к ним незваного гостя. Особенно этот однорукий клоун с его мерзкой ухмылкой, словно следивший за каждым моим шагом.
- Дружок?! – Наверное, глупо рассчитывать на то, что он просто выскочит мне навстречу с радостным тявканьем. Если Дружок и был тут, то вероятно уже ушёл. Я ещё несколько раз позвал его, опасливо поглядывая на местных обитателей, но ответом мне было только приглушённое эхо моих же слов. Да и мог ли он надеяться, что я буду искать его здесь. На его месте я тоже не стал бы задерживаться в этом театре.
В коридоры идти совсем не хотелось, а значит остаётся только вперёд. Борясь с тошнотой и постоянно озираясь, я осторожно пробрался через это кукольное кладбище к располагавшемуся рядом с буфетом огромному арочному проёму с массивной гардиной, на одной стороне которой свисала тяжёлая тёмно-синяя портьера. Вторая такая же валялась на полу по другую сторону арки. Приблизившись к ним и удивляясь тому, что никто не схватил меня за ногу, не набросился со спины и не вцепился деревянными или пластиковыми пальцами в шею, я поспешил поскорее проскочить в эту разинутую пасть, пока клоун-буфетчик не решил вдруг, что я пришел разнообразить собой его небогатое меню.
Надо признать, что открывшееся зрелище разительно отличалось от того, что творилось в фойе, и оказалось действительно впечатляющим. Внутри театр оказался значительно больше, чем можно было предположить глядя на него снаружи. Огромный круглый зал представлял собою что-то похожее на колизей в миниатюре. Кольцевые ряды деревянных, обитых красным кожзамом кресел со складывающимися сиденьями крутыми ступенями спускались вниз к расположившейся прямо в центре театра круглой сцене. Металлические фермы под потолком были, как гирляндами, увешаны множеством фонарей, прожекторов и каких-то пушек. Некоторые из них даже работали, выхватывая из общего мрака и окрашивая центральную часть зала желтовато-оранжевым цветом. Всё в этом амфитеатре было устроено так, чтобы приковать внимание присутствующих к этой круглой площадке внизу. Даже сейчас, в полной тишине, пустая, без актёров и декораций, она манила к себе, притягивала словно магнитом. Возле передних (или правильнее сказать нижних) рядов теснились металлические рамки стоек, на которых висело огромное количество разнообразных костюмов. В отличие от вестибюля, в амфитеатре царил относительный порядок, даже костюмы на вешалках выглядели как новенькие. По крайней мере, здесь не было никаких кукол, что радовало уже само по себе. Отсутствие этих жутких местных обитателей успокаивало и даже придавало уверенности.
- Привет, сладкий. – Я вздрогнул от неожиданности, резко обернувшись на голос. – А со мной поиграешь? – В глаза бросилась ярко-фиолетовая шляпа-цилиндр, дополнявшая облегавший стройную фигурку, и такой же фиолетовый фрак. Её наряд был похож на костюм циркового фокусника, даже тонкая чёрная трость с белым кончиком в обтянутых белыми перчатками руках смотрелась неотъемлемой частью костюма. Высокий воротник белой накрахмаленной сорочки поднимался до самого подбородка, скрывая шею. Удивительно, но даже в таком, казалось бы, нелепом костюме она умудрялась выглядеть очень сексуально. Я только сейчас заметил, что стою посреди круглой сцены, а на месте нескольких кресел в третьем ряду расположился широкий стол, всю поверхность которого занимал здоровенный пульт с огромным количеством кнопок и ручек. От пульта стекали вниз и прятались в истёртом паркете пола десятки проводов. Наверное, он использовался для того, чтобы управлять всеми этими разноцветными светильниками наверху. Лика непринуждённо сидела верхом на этом пульте, на самой границе льющегося сверху света, закинув ногу на ногу и вертя в руках свою похожую на волшебную палочку трость.
- Шея не болит?
- Ооо. – Она прижала руки к груди – Это так мило, что ты обо мне беспокоишься.
- Не обольщайся. – У меня вырвался нервный смешок, но внутри опять начало расти раздражение. – Следила за мной? – Вопрос был скорее риторический, потому что какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что ей вовсе не обязательно за мной следить, чтобы знать, где я нахожусь.
- Ну что ты! – Она изящно поменяла местами ноги в фиолетовых брючках со стрелочками, сверкнув чёрным лаком элегантных туфель. – Я же уже говорила, что мы с тобой неразлучны, как огонь и дым, как ниточка с иголочкой. – Она явно наслаждалась произведённым эффектом. – Нам с тобою никак друг без дружки. – Честно говоря, её компании я бы с большим удовольствием предпочёл общество синюшного трамвайщика. Да даже страшиле-привратнику я бы обрадовался куда больше, чем этой сексапильной бестии.
- А ты у нас значит иголочка? – Мои попытки язвить, казалось, нисколько её не трогали. Губы в алой помаде расплылись в очаровательной улыбке.
- Если ты этого хочешь. – Она подмигнула голубым глазом. – Для тебя, Костечка, я буду, кем скажешь. – Мне трудно было поверить, что она снова непринуждённо кокетничает после того, что произошло в нашу последнюю встречу.
– Говоришь, что сделаешь всё, что я хочу? Тогда как насчёт того, чтобы ты свалила, и как можно дальше от меня? Можешь устроить?
- Ты разве не рад меня видеть, котик? – Она деланно обиделась надув губки и изогнув домиком тонкие чёрные брови, но тут же состроила грустную мордашку. – Только это желание я не могу исполнить. – Она вздохнула с деланным сожалением. – Всё, кроме этого. Не дуйся, сладенький, я ведь правда для тебя стараюсь.
- Иди в жопу. – Грустное выражение сдуло с её лица волной звонкого смеха.
- Достаточно и того, сладкий, что, судя по твоему виду, ты сам уже побывал в этом замечательном месте. – Она немного успокоилась, глотая смех и сдержанно похихикивая. – Ну а раз ты оттуда ушёл, значит, и для меня там нет ничего интересного. – Её трость окинула широким взмахом стойки с одеждой. – Не хочешь переодеться? Костюмчики на любой вкус. Какой нравится?
- Это не мои вещи.
- Да брось! – Её лицо вдруг стало очень серьёзным. – Здесь всё твоё! – Вот так новость. А я-то думал, что я здесь гость.
- Что, даже себе ничего не оставишь? – Я беспомощно оглядывался, выискивая, куда бы можно было уйти от этого разговора. Но ряды багровых кресел окружали плотными кольцами, и пробираться через них на потеху дочке мэра выглядело не очень хорошей идеей. Единственный рассекавший эти ряды широкий проход поднимался обратно к арке входа, но тогда пришлось бы пройти мимо неё, а сокращать между нами дистанцию очень не хотелось. И как я не заметил её присутствия, когда спускался?
- Я серьёзно. – Кончик трости описал круг над её головой. – Весь этот мир твой. Здесь ты можешь всё. Можешь быть, кем захочешь. Хочешь быть героем? Легко! Разбойником, рыцарем, художником, философом? Пффф. Да хоть королём.
- Гав! Тяв! Гав! – Подтвердил малыш в салатовом, старательно изображая услышанное.
- Он сначала подумал, что это наш колокольчик, но когда услышал, что он доносится из-за двери, тогда, тогда он понял, что это кто-то другой.
- Я раньше не был в этом городе и не знаю, где этот домик куколок находится.
- Там же где и куколки. – Его голос словно говорил мне – ну это же так просто, ты чего? Колокольчик звякнул, вытянувшись в сторону просвета между домами, откуда приехали малыши. – А мы можем сходить туда с тобой, если хочешь.
- Это было бы чудесно! – Я вновь увидел себя со стороны. Взрослый, зрячий мужчина, окружённый маленькими потерявшимися детками, которых никто не ищет. Осознание собственной беспомощности захлёстывало сознание, порождая чувство вины перед этими малышами. Я ничем не мог им помочь, даже не видел никакого способа избавить их от этих намертво приросших к детским головкам тугих повязок. А они, маленькие, слепые, не знающие, где находятся, и многого не понимающие. Они могли мне помочь, делали это. Не раздумывая и не сомневаясь, они уже поворачивали туда, куда указал их колокольчик. – Вы очень добрые. – Голос был чужим, сиплым. Не уверен, что сказал это вслух.
- Пойдём, пойдём скорее, мы познакомим тебя с куколками! – Малыш в сиреневом катился впереди всех.
- Гав! Тяв! Мы, мы, мы едем к куколкам! – Радостно заливался их друг, который слышал голос Дружка. – Гав! Тяв! Гав! Ура! – Вот бы их познакомить с Дружком. Уверен, что щенок с радостью поиграл бы с ними.
- А ты тоже добрый, Костя плачу. – Всё-таки я сказал это вслух. Прижатый к рулю колокольчик ласково позвякивал на неровностях брусчатки. – Ты им понравишься!
***
Надо признать, что вид города изнутри оказался ещё более унылым, чем снаружи, когда я лицезрел его издалека, шлёпая по шпалам. Нависавшие над головой линии крыш на однообразно-чёрном фоне, вымощенные брусчаткой улочки в обрамлении серых обшарпанных стен. Столбы с прилепившимися к ним ошмётками старых выцветших объявлений и мигающими фонарями, половина которых не светила вовсе, чернея разбитыми стёклами в ржавой оправе. Однако, в отличие от непроглядных пустошей, расстилавшихся за пределами города, здесь текла жизнь, если это можно было так назвать. Своеобразная, нелепая, немного жутковатая. Скорее даже некая пародия на жизнь. Больше всего это походило на какой-то спектакль абсурда, в котором похожие на чучела актёры усердно старались имитировать подсмотренные где-то сцены. Причём каждый из них смог запомнить только одну небольшую роль, которую и повторял раз за разом, словно заевшую пластинку. Мимо меня широкими шагами стремительно прошествовал всклокоченный мужчина в явно маленьком ему костюме, огромных очках и длинном галстуке, который почему-то свисал по спине. Волоча за собой помятый дипломат и останавливаясь у каждой прилепившейся к стене или столбу бумажки, он внимательно их разглядывал, часто посматривая на разбитый циферблат наручных часов, бормоча что-то про важную работу, нехватку времени, из-за которой ничего не успевает, и какие-то платежи по кредиту. Несколько усевшихся прямо посреди улицы зомбяков с тёмными провалами глаз, как близкие родственники пропитого трамвайщика, погромыхивали жестяными кружками, пытаясь что-то цедить в них из насквозь проржавевшего и явно пустого бидона. Один из них хотел было что-то крикнуть проезжавшим мимо малышам, но, увидев с ними меня, передумал и, уставившись на висевший над головою фонарь, стал грозить ему костлявым синюшным кулаком, бормоча что-то про дорогое электричество и воров-чиновников...
Домик куколок, к которому мы направлялись, возвышался посреди широкой круглой площади. Двухэтажное, такое же серое, как и всё в этом городе, здание с треугольной крышей и покосившейся надписью «Театр» обрамляли по периметру несколько рядов высоких круглых колонн, облепленных ободранными лоскутами старых афиш. Вокруг колонн действительно валялось множество различных кукол, были даже тряпичные куклы-перчатки, какие используют в детских театрах, а ещё отдельные куски поломанных манекенов и кукол-марионеток. Моё внимание привлёк огромный плюшевый медведь с облезлой шкурой и оторванной лапой, из которого торчали свалявшиеся грязные ошмётки ваты-наполнителя. Он так печально смотрел на меня чёрными бусинками глаз, что казалось ещё немного, и из них потекут настоящие слёзки.
- Куколки говорят. Говорят, что ты не можешь их слышать, потому что ты уже большой и взрослый, Костя плачу. – Увлечённый разглядыванием достопримечательностей, я даже не заметил, что малыши что-то тихонько шептали приютившимся у оснований колонн куклам. – Но ты им нравишься.
- А они случайно не видели моего щенка?
- Нет, но они, они тоже слышали его голос из домика.
- Спасибо вам, ребята. Огромное спасибо. И куколкам вашим тоже. – Я положил руку на плечо маленького велосипедиста с колокольчиком, не зная, каким ещё образом выразить свою признательность.
- А тебе обязательно туда идти? – Малыш выглядел несколько встревоженным. – Сейчас твоего друга не слышно, он ведь мог уйти в другое место? – В голосе читалась слабая надежда, что я передумаю и, возможно, останусь с ними. – А куколки говорят, что этот домик очень плохое место.
- Мне кажется, в этом городе вообще нет хороших мест. – Мне тоже было грустно прощаться. – А если даже Дружок и ушёл оттуда, то только там я смогу понять куда именно. – Я пожал плечами. Мне и самому не особенно хотелось идти в этот жутковатый театр, но других вариантов всё равно не было, а сидеть без дела и ждать, когда всё как-нибудь само разрешится, меня не устраивало. Я покосился на распахнутые двери театра, из-за которых на меня смотрела всё та же непроницаемая до времени чернота.
- Но ты, ты же ещё вернёшься? – Малыш в сиреневом всё также нетерпеливо прокручивал педали взад-вперёд. – И мы, мы снова поиграем?
- Мне бы очень этого хотелось. – Я говорил совершенно искренно и лишь надеялся, что в голосе не промелькнёт закравшееся в сердце то ли сомнение, то ли предчувствие, которое нашёптывало, что больше мы с ними не увидимся.
- А если снова потеряешься, иди на звон колокольчика – Радостно воскликнул мальчуган в розовом, взмахнув рукой и огласив пустую площадь ярким переливом.
- Хорошо. – Опустившись на колено, я крепко обнял его. Кажется, ещё немного и я уже не смогу уйти. Решительно поднявшись, я повернулся ко входу в театр и едва удержался от сильного желания опять отвернуться от этого распахнутого жадным ртом провала, словно только и ждавшего возможности поглотить меня. Надо идти. Непонятно только, кому это всё блин надо, но раз надо, ничего с этим не поделаешь. Как там говорится? Где только наша не пропадала! Ну, а поскольку наша ещё нигде не пропадала, то может и тут не пропадёт.
Глава 7 Твой мир – твои правила
Фойе театра представляло собой прямое продолжение того, что творилось снаружи. Тусклый свет, исходивший от редких, прилепившихся к стенам шарообразных светильников, как-то вынужденно и очень неохотно выхватывал из темноты всё те же разбросанные повсюду куклы, разве что здесь их было гораздо больше. Большие и маленькие, целые и по частям, изображавшие людей, животных и всяких сказочных персонажей. Даже несколько бутафорских рыцарей в латах тускло поблескивали у стены рядом со входом. Они валялись под ногами, стояли на подставках и подпирали такие же, как и снаружи, только без афиш, колонны. Безучастно и как-то обречённо вглядывались в видимую только ими одними даль своими нарисованными глазами. С потолка на тоненьких тросиках свисали несколько полноразмерных кукол-манекенов, облачённых в просторные балахоны, а огромная, словно из прошлого века, хрустальная люстра валялась на полу в груде собственных осколков. Пустая гардеробная с несколькими забытыми кем-то костюмами и парой полуистлевших пальто. Огромный рыжий клоун с жёлтыми глазами и злобной усмешкой багрово-чёрных губ возвышался над заваленной пластиковыми стаканчиками и грязными салфетками мраморной стойкой буфета, приютившейся возле противоположной от входа стены. Он прислонился спиной к выраставшим прямо из стены пустым полкам, упёршись в стойку буфета своей единственной рукой в красную и белую полоску. Просторный вестибюль расходился по сторонам двумя тёмными коридорами. Было непросто справиться с пугающим чувством, что сейчас какая-нибудь из этих жутких кукол оживёт и набросится на заявившегося к ним незваного гостя. Особенно этот однорукий клоун с его мерзкой ухмылкой, словно следивший за каждым моим шагом.
- Дружок?! – Наверное, глупо рассчитывать на то, что он просто выскочит мне навстречу с радостным тявканьем. Если Дружок и был тут, то вероятно уже ушёл. Я ещё несколько раз позвал его, опасливо поглядывая на местных обитателей, но ответом мне было только приглушённое эхо моих же слов. Да и мог ли он надеяться, что я буду искать его здесь. На его месте я тоже не стал бы задерживаться в этом театре.
В коридоры идти совсем не хотелось, а значит остаётся только вперёд. Борясь с тошнотой и постоянно озираясь, я осторожно пробрался через это кукольное кладбище к располагавшемуся рядом с буфетом огромному арочному проёму с массивной гардиной, на одной стороне которой свисала тяжёлая тёмно-синяя портьера. Вторая такая же валялась на полу по другую сторону арки. Приблизившись к ним и удивляясь тому, что никто не схватил меня за ногу, не набросился со спины и не вцепился деревянными или пластиковыми пальцами в шею, я поспешил поскорее проскочить в эту разинутую пасть, пока клоун-буфетчик не решил вдруг, что я пришел разнообразить собой его небогатое меню.
Надо признать, что открывшееся зрелище разительно отличалось от того, что творилось в фойе, и оказалось действительно впечатляющим. Внутри театр оказался значительно больше, чем можно было предположить глядя на него снаружи. Огромный круглый зал представлял собою что-то похожее на колизей в миниатюре. Кольцевые ряды деревянных, обитых красным кожзамом кресел со складывающимися сиденьями крутыми ступенями спускались вниз к расположившейся прямо в центре театра круглой сцене. Металлические фермы под потолком были, как гирляндами, увешаны множеством фонарей, прожекторов и каких-то пушек. Некоторые из них даже работали, выхватывая из общего мрака и окрашивая центральную часть зала желтовато-оранжевым цветом. Всё в этом амфитеатре было устроено так, чтобы приковать внимание присутствующих к этой круглой площадке внизу. Даже сейчас, в полной тишине, пустая, без актёров и декораций, она манила к себе, притягивала словно магнитом. Возле передних (или правильнее сказать нижних) рядов теснились металлические рамки стоек, на которых висело огромное количество разнообразных костюмов. В отличие от вестибюля, в амфитеатре царил относительный порядок, даже костюмы на вешалках выглядели как новенькие. По крайней мере, здесь не было никаких кукол, что радовало уже само по себе. Отсутствие этих жутких местных обитателей успокаивало и даже придавало уверенности.
- Привет, сладкий. – Я вздрогнул от неожиданности, резко обернувшись на голос. – А со мной поиграешь? – В глаза бросилась ярко-фиолетовая шляпа-цилиндр, дополнявшая облегавший стройную фигурку, и такой же фиолетовый фрак. Её наряд был похож на костюм циркового фокусника, даже тонкая чёрная трость с белым кончиком в обтянутых белыми перчатками руках смотрелась неотъемлемой частью костюма. Высокий воротник белой накрахмаленной сорочки поднимался до самого подбородка, скрывая шею. Удивительно, но даже в таком, казалось бы, нелепом костюме она умудрялась выглядеть очень сексуально. Я только сейчас заметил, что стою посреди круглой сцены, а на месте нескольких кресел в третьем ряду расположился широкий стол, всю поверхность которого занимал здоровенный пульт с огромным количеством кнопок и ручек. От пульта стекали вниз и прятались в истёртом паркете пола десятки проводов. Наверное, он использовался для того, чтобы управлять всеми этими разноцветными светильниками наверху. Лика непринуждённо сидела верхом на этом пульте, на самой границе льющегося сверху света, закинув ногу на ногу и вертя в руках свою похожую на волшебную палочку трость.
- Шея не болит?
- Ооо. – Она прижала руки к груди – Это так мило, что ты обо мне беспокоишься.
- Не обольщайся. – У меня вырвался нервный смешок, но внутри опять начало расти раздражение. – Следила за мной? – Вопрос был скорее риторический, потому что какое-то внутреннее чутьё подсказывало, что ей вовсе не обязательно за мной следить, чтобы знать, где я нахожусь.
- Ну что ты! – Она изящно поменяла местами ноги в фиолетовых брючках со стрелочками, сверкнув чёрным лаком элегантных туфель. – Я же уже говорила, что мы с тобой неразлучны, как огонь и дым, как ниточка с иголочкой. – Она явно наслаждалась произведённым эффектом. – Нам с тобою никак друг без дружки. – Честно говоря, её компании я бы с большим удовольствием предпочёл общество синюшного трамвайщика. Да даже страшиле-привратнику я бы обрадовался куда больше, чем этой сексапильной бестии.
- А ты у нас значит иголочка? – Мои попытки язвить, казалось, нисколько её не трогали. Губы в алой помаде расплылись в очаровательной улыбке.
- Если ты этого хочешь. – Она подмигнула голубым глазом. – Для тебя, Костечка, я буду, кем скажешь. – Мне трудно было поверить, что она снова непринуждённо кокетничает после того, что произошло в нашу последнюю встречу.
– Говоришь, что сделаешь всё, что я хочу? Тогда как насчёт того, чтобы ты свалила, и как можно дальше от меня? Можешь устроить?
- Ты разве не рад меня видеть, котик? – Она деланно обиделась надув губки и изогнув домиком тонкие чёрные брови, но тут же состроила грустную мордашку. – Только это желание я не могу исполнить. – Она вздохнула с деланным сожалением. – Всё, кроме этого. Не дуйся, сладенький, я ведь правда для тебя стараюсь.
- Иди в жопу. – Грустное выражение сдуло с её лица волной звонкого смеха.
- Достаточно и того, сладкий, что, судя по твоему виду, ты сам уже побывал в этом замечательном месте. – Она немного успокоилась, глотая смех и сдержанно похихикивая. – Ну а раз ты оттуда ушёл, значит, и для меня там нет ничего интересного. – Её трость окинула широким взмахом стойки с одеждой. – Не хочешь переодеться? Костюмчики на любой вкус. Какой нравится?
- Это не мои вещи.
- Да брось! – Её лицо вдруг стало очень серьёзным. – Здесь всё твоё! – Вот так новость. А я-то думал, что я здесь гость.
- Что, даже себе ничего не оставишь? – Я беспомощно оглядывался, выискивая, куда бы можно было уйти от этого разговора. Но ряды багровых кресел окружали плотными кольцами, и пробираться через них на потеху дочке мэра выглядело не очень хорошей идеей. Единственный рассекавший эти ряды широкий проход поднимался обратно к арке входа, но тогда пришлось бы пройти мимо неё, а сокращать между нами дистанцию очень не хотелось. И как я не заметил её присутствия, когда спускался?
- Я серьёзно. – Кончик трости описал круг над её головой. – Весь этот мир твой. Здесь ты можешь всё. Можешь быть, кем захочешь. Хочешь быть героем? Легко! Разбойником, рыцарем, художником, философом? Пффф. Да хоть королём.
