С удовольствием бегала там по брёвнам и получала тумаки, и никогда б беглянку не нашли, кабы придворный маг не наведался с проверкой. Представь, ну и забияка небось, если в академии даже не прочь были её оставить: эдакое рвение, говорят, всегда пригодится! Но Вайль - ты ж его знаешь! - взбеленился прямо, не дам тебе, сказал, род наш позорить, убирайся с глаз моих долой!
- Род! - Хохотнул Карл. - Высидел свой чин, как индюшка яйцо, вот тебе и вся родословная.
- Ты ещё худшего не слышал! - Миски так и звенели и цокали в хозяйкиных руках, а припрятанный в глубине печи благоуханный горшочек уворачивался от ухвата.
- Да неужели? - Улыбнулся ей муж. Мало что радовало его любимую так, как свежие новости, и он подыгрывал по мере сил.
- Напоследок наложил на девочку проклятие неуклюжести! Дескать, чтобы больше ничего не вздумала натворить. Алиса ей уже и травки всякие, и песенку, и чёрную жабу, и к старому пню в лунную ночь, а толку чуть! Работа столичного колдуна, говорит, оригинальный подход, передовая ворожба. А что толку, если внучка, несчастная, все чашки в доме уже перебила! И сама ходит мается, и к делу никакому не пристроишь. Ну и хмырь! Эх, - она перевела дух, - смеялась я в молодости над всякими неряшливыми бабкиными пришепетываниями да притирками, а зря - от этой новой сухой да ладной магии не по себе делается.
- Бедная девочка, закиснет тут теперь. Её ж большой мир зовёт и звать не перестанет, в столице чего только не насмотришься... - невпопад сказал Карл и махнул рукой. Его самого мир никогда не звал дальше околицы, и он был за это благодарен.
Лиза будто очнулась и подняла глаза от тарелки, полной дымящейся пшенной каши.
- Ой, это с ней я, наверное, столкнулась по пути домой! Худенькая такая, я сначала подумала - мальчик. Бедняга, свалилась прямо в крапиву, и вдвойне обидно, если не по своей вине-то! А как её зовут?
- Хм, это-то я и не узнала...- огорчилась Груша.
-Да ничего, - пришёл на помощь Карл, - скоро сама и выведаешь. Это ж почти что через дорогу! Нет худа без добра, будет тебе товарка по играм. А то смотрю, как ты, нахмурив маленькое личико, весь день сидишь и глину месишь, и не по себе становится.
Заросший старыми, уже жадными на урожай садами, протянувшийся лапой к лесу городской район, в котором стоял домик Лизиных родителей, населяли большей частью почтенные старички и старушки. Лет двадцать назад построили волнолом, всё ещё величественный, несмотря на укутавший его мох, редкую жёсткую траву и говорливых чаек, и жители Синего Порта думать забыли о суровых штормах и наводнениях. Город стал понемногу отползать от леса, следом - его обитатели, и Карл единственный из бойких и драчливых друзей своей юности остался жить в увитом зеленью родительском доме.
Лиза никогда не расстраивалась по этому поводу: округа была полна таинственных уголков, покосившихся калиток, разросшейся мальвы, хлопанья крыльев, рогатых жуков и сокровищ, она провела здесь четырнадцать счастливейших лет и ни разу не успела заскучать. К тому же это по дороге, протянувшейся мимо порога Коринов к сердцу страны и дальше, в неведомые, пахнувшие гвоздикой, снегом и пионами края, приходило в их городок всё самое интересное. Плохо одно: поблизости совсем не жило её сверстников. Конечно, частенько то там, то здесь ребята забегали к бабушкам на блины, или принести мелкой рыбки, запутавшейся в сетях, дедову коту. Или попросить десяток особенных яиц, огромных, с двумя сияющими желтками в каждом, какие может снести только почтенная пожилая курица, чья хозяйка лелеет её, не задумываясь о прибыли, – у более рачительной и менее мудрой наседка давно уж отправилась бы в суп. Лиза любила этих ребят: приоткрывать с ними тайны соседних дворов, сидеть на тёплой ветке старой груши, спорить о небылицах, принесённых моряками из путешествий, - но беда в том, что у каждого из них там, на сияющих улочках приморского района, был Лучший друг! Она же могла только мечтать о таком. А теперь у неё есть соседка! Лизино сердце заколотилось было, но потом она вспомнила девочкин взгляд и понурилась.
-Нет, пап, - пробурчала Лиза, - ну кто захочет, чтоб его видели под таким проклятьем? Ей, наверно, вдвойне обидно, вся премудрость академии пошла насмарку. А тут какая-то дурная девица выпадает на неё из проулка с коробкой цыплят, да ещё и обзывает, а потом предлагает дружить! Ну кто бы согласился?
Карл только посмеялся, фырча в усы.
- Ну, в былые времена у нас, мальчишек, самая крепкая дружба завязывалась после фонарей под глазами и разбитых носов! Так что как знать...
Тут Лизе стало не до таинственной девочки, потому как Груша начала поторапливать своё семейство, нетерпеливо стучать крышками сундуков, вытаскивая праздничные одежды. Дом наполнился терпким, горьким полынным запахом и сладким - сушёной мяты, и все трое разошлись приводить себя в порядок. Но не успела Лиза завязать любимый вышитый пояс и расправить мягкую бахрому его кисточек, как ставень вдруг с грохотом стукнулся в окно. Бедняжка, оглушённая, аж вжала в голову плечи, а когда подбежала к окну - увидела враз посеревшее небо, которым властвовал восточный, морской ветер, чуть не до земли сгибающий молодые деревца и гоняющий стаи оторванных листьев над лесом. Бросив взгляд на новоиспечённый курятник, она только вздохнула от облегчения, что так и не успела перенести своих питомиц в новый дом. Пожалуй, угол под кухонной лавкой, у тёплого бока печки, станет им сегодня куда лучшим убежищем. Она ещё немного полюбовалась на удивительный, лиловый предгрозовой мир, освободившийся в этот час от власти человека и чуждый ему, прекрасный и грозный, но потом здравый смысл взял верх, и девочка тщательно закрыла ставни на крючки и засов - как раз к тому времени, как в дверь постучалась мама.
Все вместе они поднялись на чердак, откуда из маленького оконца можно было наблюдать за площадью: крошечные человеческие фигурки суетились, сгибаясь под порывами ветра, снимали и стаскивали под навес конюшни, что у таверны, полосатые шатры, уносили вертела с поросятами, которым так и не довелось покрыться хрустящей корочкой. А незнакомый мужчина в пышных шароварах и с такой длинной бородой, что даже с чердака Коринов было видно, как она развевается, гонялся по всей площади за огромным пёстрым попугаем. Несмотря на всё разочарование из-за сорванного гуляния, мать, отец и дочка разом улыбнулись, глядя на него. Несчастный бородач то и дело наталкивался то на одного, то на другого работника, и можно было догадаться, что за сердитые слова летели ему вслед, перекрывая завывания ветра. Посмотрели, вздохнули каждый о своём: Карл как раз о тех поросятах, которых теперь зажарят в камине таверны и разделят между теми, кого ненастный вечер застиг в пути, и просто жителями окраин, не рискнувшими проделать долгий обратный путь. Мы ведь могли бы быть среди них, между прочим, - с лёгкой грустью подумал он, и только любовь к старому дому, который остался бы отданным на волю бури, приглушила его сожаления. Груша думала о плясках и песнях, о золотых искрах костров и искристом золоте прошлогоднего вина, приобретающего к этим тёплым дням особый аромат, о мечтательных вздохах пропыленных караванщиков, на которых в дружелюбной толкотне праздника вдруг повеяло домашним уютом. Лиза - о столбе-карусели, где можно схватиться за канат, разбежаться и, закрыв глаза, лететь, вообразив себя утренней ласточкой, о соревнованиях силачей и укротителе животных, что наверняка привез сытых пятнистых змей и длинноухих морских лисиц. И спустились запирать ставни и двери и готовиться к долгой осаде, а Груша успела и сбегать к своему дереву: обнять, успокоить, прошептать несколько добрых слов, чтобы сберегло и нежные молодые веточки, и зелёные ещё, мелкие плоды.
Разочарование быстро покинуло Лизу, когда они всей семьёй устроились за кухонным столом: тепло очага, перешучивания, запах отца - земля и табак, - мягкий оранжевый свет лампы. Довольное попискивание под лавкой: цыплята получили щедрую горсть хлебных крошек. В такие вечера, когда они отгораживались от недружелюбного мира - обычно, когда приходили зимние метели или море гремело по осени, - они становились друг другу особенно близки. Смеялись и болтали, жарили над огнём булочки с сыром и печёным мясом, играли в карты и в рифмы, читали вслух по очереди книгу страшных сказок, а Груша затеяла даже сливочные тянучки. Но глухие удары в ставни всё не стихали и не стихали, ветер свистел пронзительно и печально, как тростниковая свирель старого Пана, и, в конце концов, они стянули к огню соломенные тюфяки из кладовки и старые шерстяные пледы и, обессилевшие и объевшиеся, бормоча пожелания сладких грёз, провалились в сон.
Далеко за полдень, когда дорожки были тщательно выметены, а цыплята вполне освоились и семенили по двору, пытаясь склюнуть то жучка, то соринку, а то и тени от плывущих по воздуху семян одуванчика, Лиза отправилась на речку - проведать, что да как и перенесла ли бурю бобровая хатка в излучине. Непогода прошлась по лесу мокрой метлой: всюду виднелись просветы от упавших деревьев, валялись сухие палки и куски грубой, омертвелой коры, а надломленные ветви старых сосен опасно поскрипывали над головой. Птицы трещали, причитали, летая вокруг растрёпанных ливнем гнёзд. Лиза знала: каждое упавшее дерево даст пробиться к солнцу и окрепнуть одному или двум из своих сыновей, и ей было легко на сердце, когда она шагала через поваленные стволы, вдыхала острый, свежий запах, который только и бывает, когда снимаешь кору с зелёной ещё ветки, и наслаждалась одиночеством.
Но подойдя к речке, она увидела тоненькую фигурку, балансирующую на перекинутом через поток дереве. Сосенка была, верно, жертвой ночной бури, а девочка, медленно переступавшая через сучки и ветви, опустив голову так, что короткие пряди закрывали лицо, оказалась её вчерашней встречной! Где-то она пережидала ненастье! - подумала Лиза, вспомнив домик её бабушки-ведьмы, который так утопал в земле, что на землянку скорее и был похож, маленькую, пропахшую дымом и кореньями комнатку и порядком пооблезшую голову саблезубой рыси, скалившуюся со стены. Лиза хотела было окликнуть незнакомку, но побоялась, что та отвлечётся и оступится. Её босые ноги были мокры, и обкромсанный подол юбки, и сама она вся была в брызгах, так что новая неудача навряд ли улучшила б её расположение духа.
Лиза осталась в тени и, зачарованная, наблюдала за девчонкой: ступни её были мозолисты и перепачканы, однако в крошечных шажках виднелись сила и грация, которой Лиза не замечала ни за собой, ни даже за мамой, заядлой плясуньей: грация воина, а не танцовщицы. Она смотрела, как пальчики медленно искали опору в складках коры, как девочка осторожно переносила вес тела, взмахивая широко расставленными руками, и, секунду отдышавшись, продолжала путь. Солнце просвечивало сквозь волосы, окружая её голову огненным ореолом, и силуэт вытягивался и таял в золотистых бликах, так что Лиза невольно вспомнила рукокрылых воительниц со старинных гравюр. И это-то под мерзким заклятьем, о котором говорила мама!
Наконец, когда маленькая ловкачка ступила на твердую землю и перевела дух, Лиза осмелилась покинуть лесной сумрак.
- Привет! - крикнула она, и, увидев, как девочка вздрогнула и отпрянула, поспешно добавила, - Не убегай, ну пожалуйста! Я не буду такой растяпой, как вчера!
- Вчера?...
- Да я же та девочка с цыплятами, которая сбила тебя с ног. Не помнишь? Ну и слава Пряхам, что не помнишь! - Лиза рассмеялась, - Погоди, сейчас я переберусь к тебе.
- Кто меня только не сбивал с ног в этом чёртовом городишке, - пробурчала девчонка, но всё же убегать, кажется, передумала.
О, Лиза сразу же пожалела, что удумала лезть на это бревно! Это было ещё сложней, чем казалось - куда ей до новой желтоглазой знакомицы! От брызг оно стало скользким, и чешуйчатая кора ничуть не спасала, зато так и норовила поцарапать. Браня свою неловкость, Лиза опустилась на четвереньки и понемногу поползла, держась за сучья. Смола, острый запах которой она обыкновенно так любила, то и дело противно липла к рукам. Кое-как девочка одолела половину бревна, но там, где сухие сучья сменялись ветвями в пышной и колкой хвое, она остановилась и раздосадовано застонала.
- Ладно уж, сиди там, сейчас приду, - хмыкнула девочка-волчонок с превосходством, но Лиза уловила в её голосе ещё и облегчение и улыбнулась.
Они удобно устроились на бревне, выписывая самыми кончиками пальцев ног круги и зигзаги на холодной воде, растирая длинные иголки между пальцами и вдыхая хвойный аромат, щурясь от солнечных лучей, заигравших после вечернего помрачения с новой силой. Лиза даже нашла завалявшуюся в кармашке платья сухую горбушку и раскрошила, так что в воде немедленно появились водоворотики жадных карпьих ртов.
- Я Лиза, - сказала она после долгого молчания, - Лиза Корин, дочка гончара. Ну и сама немножко гончар, только не считай за хвастовство. Если ты и впрямь внучка, которая, как мама говорит, приехала к госпоже Алисе, то мы будем соседями. Я так рада!
- Ну и чего такого радостного в соседях?
- Да ты сама видела, как у нас тихо! Домашняя кошечка у кого сбежит - вот уже и событие, разговоров на неделю. А ты ещё и из столицы, сколько всего повидала! Дворцы, соборы, академии - у нас больше ратуши ничего и нет! Ну разве что маяк повыше будет...Видела придворного мага, генералов всяких, авось расскажешь...
- Ну, Лиза, не обижайся, но мама твоя первая сплетница в городе! Ты уж обо мне больше меня самой скоро знать будешь.
- Что ты! - Лиза покраснела до самых кончиков своих пламенеющих волос, - она просто страсть как любит прогуляться по базару да воскресному развалу, а там чего только не наслушаешься... И знаешь, чего она там не услышала? Твоего имени!
- Пфф, и нечего тут слушать, Анабель меня зовут... - пробурчала жертва отцовских честолюбия так тихо, что Лиза едва разобрала.
- Ну, вот и познакомились! И как тебе у бабушки? Ты её и увидела-то, верно, впервые в жизни, раз никогда сюда раньше не приезжала...
- Ага, впервые... Ты, наверное, думаешь, что она малость свихнувшаяся, да? Да можешь не отвечать, я и так знаю! Ну да, у нее в домушке нужно ходить, согнувшись в три погибели, потому что если поднять голову повыше, дыма наглотаешься. И одна из её куриц, старая и изрядно вонючая, всё время пробирается в дом и садится на мою кровать, и ещё клюётся, когда я её сгоняю. И я рублю для её сомнительных снадобий зверобой и верблюжью колючку. И она всё время ворчит себе под нос. И ещё у неё под порогом зарыт олений череп - чтобы призраки зацепились за рога и в дом не прошли, хаха! Но знаешь, она держится так запросто! Так что как вспомню родной дом, так и хочется обнять ту вонючую курицу! Надеюсь, отец просто забудет меня здесь...
- О, вы же держите кур! И чем вы их кормите? Правда ли, что пшено давать нельзя, потому как оно взбухнет у них в животе, и птицы перемрут? А действительно ли яйца прямо горячие, когда их вынимаешь из-под наседки? Как у вас их зовут? У меня теперь есть цыплята, и я должна знать о них всё! - Лиза замахала ногами так, что чуть не свалилась с бревна, мигом забыв про дворцы и принцев, и дурных отцов, и разговор плавно перешёл на приземлённую, но очень приятную тему птицеводства...
- Род! - Хохотнул Карл. - Высидел свой чин, как индюшка яйцо, вот тебе и вся родословная.
- Ты ещё худшего не слышал! - Миски так и звенели и цокали в хозяйкиных руках, а припрятанный в глубине печи благоуханный горшочек уворачивался от ухвата.
- Да неужели? - Улыбнулся ей муж. Мало что радовало его любимую так, как свежие новости, и он подыгрывал по мере сил.
- Напоследок наложил на девочку проклятие неуклюжести! Дескать, чтобы больше ничего не вздумала натворить. Алиса ей уже и травки всякие, и песенку, и чёрную жабу, и к старому пню в лунную ночь, а толку чуть! Работа столичного колдуна, говорит, оригинальный подход, передовая ворожба. А что толку, если внучка, несчастная, все чашки в доме уже перебила! И сама ходит мается, и к делу никакому не пристроишь. Ну и хмырь! Эх, - она перевела дух, - смеялась я в молодости над всякими неряшливыми бабкиными пришепетываниями да притирками, а зря - от этой новой сухой да ладной магии не по себе делается.
- Бедная девочка, закиснет тут теперь. Её ж большой мир зовёт и звать не перестанет, в столице чего только не насмотришься... - невпопад сказал Карл и махнул рукой. Его самого мир никогда не звал дальше околицы, и он был за это благодарен.
Лиза будто очнулась и подняла глаза от тарелки, полной дымящейся пшенной каши.
- Ой, это с ней я, наверное, столкнулась по пути домой! Худенькая такая, я сначала подумала - мальчик. Бедняга, свалилась прямо в крапиву, и вдвойне обидно, если не по своей вине-то! А как её зовут?
- Хм, это-то я и не узнала...- огорчилась Груша.
-Да ничего, - пришёл на помощь Карл, - скоро сама и выведаешь. Это ж почти что через дорогу! Нет худа без добра, будет тебе товарка по играм. А то смотрю, как ты, нахмурив маленькое личико, весь день сидишь и глину месишь, и не по себе становится.
Заросший старыми, уже жадными на урожай садами, протянувшийся лапой к лесу городской район, в котором стоял домик Лизиных родителей, населяли большей частью почтенные старички и старушки. Лет двадцать назад построили волнолом, всё ещё величественный, несмотря на укутавший его мох, редкую жёсткую траву и говорливых чаек, и жители Синего Порта думать забыли о суровых штормах и наводнениях. Город стал понемногу отползать от леса, следом - его обитатели, и Карл единственный из бойких и драчливых друзей своей юности остался жить в увитом зеленью родительском доме.
Лиза никогда не расстраивалась по этому поводу: округа была полна таинственных уголков, покосившихся калиток, разросшейся мальвы, хлопанья крыльев, рогатых жуков и сокровищ, она провела здесь четырнадцать счастливейших лет и ни разу не успела заскучать. К тому же это по дороге, протянувшейся мимо порога Коринов к сердцу страны и дальше, в неведомые, пахнувшие гвоздикой, снегом и пионами края, приходило в их городок всё самое интересное. Плохо одно: поблизости совсем не жило её сверстников. Конечно, частенько то там, то здесь ребята забегали к бабушкам на блины, или принести мелкой рыбки, запутавшейся в сетях, дедову коту. Или попросить десяток особенных яиц, огромных, с двумя сияющими желтками в каждом, какие может снести только почтенная пожилая курица, чья хозяйка лелеет её, не задумываясь о прибыли, – у более рачительной и менее мудрой наседка давно уж отправилась бы в суп. Лиза любила этих ребят: приоткрывать с ними тайны соседних дворов, сидеть на тёплой ветке старой груши, спорить о небылицах, принесённых моряками из путешествий, - но беда в том, что у каждого из них там, на сияющих улочках приморского района, был Лучший друг! Она же могла только мечтать о таком. А теперь у неё есть соседка! Лизино сердце заколотилось было, но потом она вспомнила девочкин взгляд и понурилась.
-Нет, пап, - пробурчала Лиза, - ну кто захочет, чтоб его видели под таким проклятьем? Ей, наверно, вдвойне обидно, вся премудрость академии пошла насмарку. А тут какая-то дурная девица выпадает на неё из проулка с коробкой цыплят, да ещё и обзывает, а потом предлагает дружить! Ну кто бы согласился?
Карл только посмеялся, фырча в усы.
- Ну, в былые времена у нас, мальчишек, самая крепкая дружба завязывалась после фонарей под глазами и разбитых носов! Так что как знать...
Тут Лизе стало не до таинственной девочки, потому как Груша начала поторапливать своё семейство, нетерпеливо стучать крышками сундуков, вытаскивая праздничные одежды. Дом наполнился терпким, горьким полынным запахом и сладким - сушёной мяты, и все трое разошлись приводить себя в порядок. Но не успела Лиза завязать любимый вышитый пояс и расправить мягкую бахрому его кисточек, как ставень вдруг с грохотом стукнулся в окно. Бедняжка, оглушённая, аж вжала в голову плечи, а когда подбежала к окну - увидела враз посеревшее небо, которым властвовал восточный, морской ветер, чуть не до земли сгибающий молодые деревца и гоняющий стаи оторванных листьев над лесом. Бросив взгляд на новоиспечённый курятник, она только вздохнула от облегчения, что так и не успела перенести своих питомиц в новый дом. Пожалуй, угол под кухонной лавкой, у тёплого бока печки, станет им сегодня куда лучшим убежищем. Она ещё немного полюбовалась на удивительный, лиловый предгрозовой мир, освободившийся в этот час от власти человека и чуждый ему, прекрасный и грозный, но потом здравый смысл взял верх, и девочка тщательно закрыла ставни на крючки и засов - как раз к тому времени, как в дверь постучалась мама.
Все вместе они поднялись на чердак, откуда из маленького оконца можно было наблюдать за площадью: крошечные человеческие фигурки суетились, сгибаясь под порывами ветра, снимали и стаскивали под навес конюшни, что у таверны, полосатые шатры, уносили вертела с поросятами, которым так и не довелось покрыться хрустящей корочкой. А незнакомый мужчина в пышных шароварах и с такой длинной бородой, что даже с чердака Коринов было видно, как она развевается, гонялся по всей площади за огромным пёстрым попугаем. Несмотря на всё разочарование из-за сорванного гуляния, мать, отец и дочка разом улыбнулись, глядя на него. Несчастный бородач то и дело наталкивался то на одного, то на другого работника, и можно было догадаться, что за сердитые слова летели ему вслед, перекрывая завывания ветра. Посмотрели, вздохнули каждый о своём: Карл как раз о тех поросятах, которых теперь зажарят в камине таверны и разделят между теми, кого ненастный вечер застиг в пути, и просто жителями окраин, не рискнувшими проделать долгий обратный путь. Мы ведь могли бы быть среди них, между прочим, - с лёгкой грустью подумал он, и только любовь к старому дому, который остался бы отданным на волю бури, приглушила его сожаления. Груша думала о плясках и песнях, о золотых искрах костров и искристом золоте прошлогоднего вина, приобретающего к этим тёплым дням особый аромат, о мечтательных вздохах пропыленных караванщиков, на которых в дружелюбной толкотне праздника вдруг повеяло домашним уютом. Лиза - о столбе-карусели, где можно схватиться за канат, разбежаться и, закрыв глаза, лететь, вообразив себя утренней ласточкой, о соревнованиях силачей и укротителе животных, что наверняка привез сытых пятнистых змей и длинноухих морских лисиц. И спустились запирать ставни и двери и готовиться к долгой осаде, а Груша успела и сбегать к своему дереву: обнять, успокоить, прошептать несколько добрых слов, чтобы сберегло и нежные молодые веточки, и зелёные ещё, мелкие плоды.
Разочарование быстро покинуло Лизу, когда они всей семьёй устроились за кухонным столом: тепло очага, перешучивания, запах отца - земля и табак, - мягкий оранжевый свет лампы. Довольное попискивание под лавкой: цыплята получили щедрую горсть хлебных крошек. В такие вечера, когда они отгораживались от недружелюбного мира - обычно, когда приходили зимние метели или море гремело по осени, - они становились друг другу особенно близки. Смеялись и болтали, жарили над огнём булочки с сыром и печёным мясом, играли в карты и в рифмы, читали вслух по очереди книгу страшных сказок, а Груша затеяла даже сливочные тянучки. Но глухие удары в ставни всё не стихали и не стихали, ветер свистел пронзительно и печально, как тростниковая свирель старого Пана, и, в конце концов, они стянули к огню соломенные тюфяки из кладовки и старые шерстяные пледы и, обессилевшие и объевшиеся, бормоча пожелания сладких грёз, провалились в сон.
Далеко за полдень, когда дорожки были тщательно выметены, а цыплята вполне освоились и семенили по двору, пытаясь склюнуть то жучка, то соринку, а то и тени от плывущих по воздуху семян одуванчика, Лиза отправилась на речку - проведать, что да как и перенесла ли бурю бобровая хатка в излучине. Непогода прошлась по лесу мокрой метлой: всюду виднелись просветы от упавших деревьев, валялись сухие палки и куски грубой, омертвелой коры, а надломленные ветви старых сосен опасно поскрипывали над головой. Птицы трещали, причитали, летая вокруг растрёпанных ливнем гнёзд. Лиза знала: каждое упавшее дерево даст пробиться к солнцу и окрепнуть одному или двум из своих сыновей, и ей было легко на сердце, когда она шагала через поваленные стволы, вдыхала острый, свежий запах, который только и бывает, когда снимаешь кору с зелёной ещё ветки, и наслаждалась одиночеством.
Но подойдя к речке, она увидела тоненькую фигурку, балансирующую на перекинутом через поток дереве. Сосенка была, верно, жертвой ночной бури, а девочка, медленно переступавшая через сучки и ветви, опустив голову так, что короткие пряди закрывали лицо, оказалась её вчерашней встречной! Где-то она пережидала ненастье! - подумала Лиза, вспомнив домик её бабушки-ведьмы, который так утопал в земле, что на землянку скорее и был похож, маленькую, пропахшую дымом и кореньями комнатку и порядком пооблезшую голову саблезубой рыси, скалившуюся со стены. Лиза хотела было окликнуть незнакомку, но побоялась, что та отвлечётся и оступится. Её босые ноги были мокры, и обкромсанный подол юбки, и сама она вся была в брызгах, так что новая неудача навряд ли улучшила б её расположение духа.
Лиза осталась в тени и, зачарованная, наблюдала за девчонкой: ступни её были мозолисты и перепачканы, однако в крошечных шажках виднелись сила и грация, которой Лиза не замечала ни за собой, ни даже за мамой, заядлой плясуньей: грация воина, а не танцовщицы. Она смотрела, как пальчики медленно искали опору в складках коры, как девочка осторожно переносила вес тела, взмахивая широко расставленными руками, и, секунду отдышавшись, продолжала путь. Солнце просвечивало сквозь волосы, окружая её голову огненным ореолом, и силуэт вытягивался и таял в золотистых бликах, так что Лиза невольно вспомнила рукокрылых воительниц со старинных гравюр. И это-то под мерзким заклятьем, о котором говорила мама!
Наконец, когда маленькая ловкачка ступила на твердую землю и перевела дух, Лиза осмелилась покинуть лесной сумрак.
- Привет! - крикнула она, и, увидев, как девочка вздрогнула и отпрянула, поспешно добавила, - Не убегай, ну пожалуйста! Я не буду такой растяпой, как вчера!
- Вчера?...
- Да я же та девочка с цыплятами, которая сбила тебя с ног. Не помнишь? Ну и слава Пряхам, что не помнишь! - Лиза рассмеялась, - Погоди, сейчас я переберусь к тебе.
- Кто меня только не сбивал с ног в этом чёртовом городишке, - пробурчала девчонка, но всё же убегать, кажется, передумала.
О, Лиза сразу же пожалела, что удумала лезть на это бревно! Это было ещё сложней, чем казалось - куда ей до новой желтоглазой знакомицы! От брызг оно стало скользким, и чешуйчатая кора ничуть не спасала, зато так и норовила поцарапать. Браня свою неловкость, Лиза опустилась на четвереньки и понемногу поползла, держась за сучья. Смола, острый запах которой она обыкновенно так любила, то и дело противно липла к рукам. Кое-как девочка одолела половину бревна, но там, где сухие сучья сменялись ветвями в пышной и колкой хвое, она остановилась и раздосадовано застонала.
- Ладно уж, сиди там, сейчас приду, - хмыкнула девочка-волчонок с превосходством, но Лиза уловила в её голосе ещё и облегчение и улыбнулась.
Они удобно устроились на бревне, выписывая самыми кончиками пальцев ног круги и зигзаги на холодной воде, растирая длинные иголки между пальцами и вдыхая хвойный аромат, щурясь от солнечных лучей, заигравших после вечернего помрачения с новой силой. Лиза даже нашла завалявшуюся в кармашке платья сухую горбушку и раскрошила, так что в воде немедленно появились водоворотики жадных карпьих ртов.
- Я Лиза, - сказала она после долгого молчания, - Лиза Корин, дочка гончара. Ну и сама немножко гончар, только не считай за хвастовство. Если ты и впрямь внучка, которая, как мама говорит, приехала к госпоже Алисе, то мы будем соседями. Я так рада!
- Ну и чего такого радостного в соседях?
- Да ты сама видела, как у нас тихо! Домашняя кошечка у кого сбежит - вот уже и событие, разговоров на неделю. А ты ещё и из столицы, сколько всего повидала! Дворцы, соборы, академии - у нас больше ратуши ничего и нет! Ну разве что маяк повыше будет...Видела придворного мага, генералов всяких, авось расскажешь...
- Ну, Лиза, не обижайся, но мама твоя первая сплетница в городе! Ты уж обо мне больше меня самой скоро знать будешь.
- Что ты! - Лиза покраснела до самых кончиков своих пламенеющих волос, - она просто страсть как любит прогуляться по базару да воскресному развалу, а там чего только не наслушаешься... И знаешь, чего она там не услышала? Твоего имени!
- Пфф, и нечего тут слушать, Анабель меня зовут... - пробурчала жертва отцовских честолюбия так тихо, что Лиза едва разобрала.
- Ну, вот и познакомились! И как тебе у бабушки? Ты её и увидела-то, верно, впервые в жизни, раз никогда сюда раньше не приезжала...
- Ага, впервые... Ты, наверное, думаешь, что она малость свихнувшаяся, да? Да можешь не отвечать, я и так знаю! Ну да, у нее в домушке нужно ходить, согнувшись в три погибели, потому что если поднять голову повыше, дыма наглотаешься. И одна из её куриц, старая и изрядно вонючая, всё время пробирается в дом и садится на мою кровать, и ещё клюётся, когда я её сгоняю. И я рублю для её сомнительных снадобий зверобой и верблюжью колючку. И она всё время ворчит себе под нос. И ещё у неё под порогом зарыт олений череп - чтобы призраки зацепились за рога и в дом не прошли, хаха! Но знаешь, она держится так запросто! Так что как вспомню родной дом, так и хочется обнять ту вонючую курицу! Надеюсь, отец просто забудет меня здесь...
- О, вы же держите кур! И чем вы их кормите? Правда ли, что пшено давать нельзя, потому как оно взбухнет у них в животе, и птицы перемрут? А действительно ли яйца прямо горячие, когда их вынимаешь из-под наседки? Как у вас их зовут? У меня теперь есть цыплята, и я должна знать о них всё! - Лиза замахала ногами так, что чуть не свалилась с бревна, мигом забыв про дворцы и принцев, и дурных отцов, и разговор плавно перешёл на приземлённую, но очень приятную тему птицеводства...
