- Не совсем. Не враги. Не чужие. Просто - не больше мы.
Он кивнул. Протянул руку. Она вложила свою - не как влюблённая, а как человек, благодарный за пройденное.
- Спасибо тебе за всё, Павел.
- И тебе. За то, что не соврала. Ни мне, ни себе.
После разговора Павел ушёл к себе, а Марта осталась на кухне.
Снег всё падал. Снежинки крутились в свете фонарей, как в танце. Марта почувствовала облегчение. Всё становилось на свои места. Это было важно.
Утро было почти весенним - с подоконника капал снег, сквозь плотные шторы пробивалось солнце. Квартира ещё спала, в воздухе звенела тишина. Только чайник на кухне лениво начинал шуметь.
Марта собирала вещи медленно. Без суеты, без спешки. Сложила блокнот с заметками, рукопись, зарядку, любимый шарф с запахом лесного шампуня.
В углу стояла её старая кожаная сумка. С ней она приехала в Семигорск, с ней теперь возвращалась. Круг замкнулся.
Она заглянула в спальню. Павел ещё спал, повернувшись к стене. Спокойное лицо, чуть нахмуренные брови. Она не стала его будить. Всё уже было сказано.
На кухонном столе она оставила письмо.
Павел,
Ты знаешь, я не люблю длинных речей. Но хочу, чтобы ты знал: всё, что было у нас - правда. Я никого не играла. Просто теперь я другая. И мне нужно идти дальше.
Спасибо тебе за дом, за терпение, за попытки понять. Мы не разрушили друг друга. Мы отпускаем. Это самое честное, что можем сделать.
Будь счастлив. Не для кого-то. Для себя.
Марта
Она посмотрела на письмо ещё раз, положила рядом мандарин - он лежал на подоконнике, один, как и она в ту самую новогоднюю ночь. Это казалось правильным. Маленьким. Человеческим.
В коридоре она надела пальто, повязала шарф.
Открыла дверь. Не обернулась.
И вышла - в утро.
В себя.
В новую жизнь.
40 глава
Поезд отходил ранним утром. Марта поднялась на подножку, нашла своё место у окна, поставила сумку на верхнюю полку. Купе было пустым — до пересадочной станции, как сказала проводница, скорее всего, никого не подсадят.
Она села, положила ладони на колени, посмотрела в окно. Платформа отъезжала медленно, будто не хотела отпускать. Снег лип к стеклу и таял, оставляя мокрые дорожки. Мир за окном становился всё дальше и всё тише.
Когда она ехала из Москвы в первый раз — это был побег. Спешка. Усталость. Надежда, что что-то станет проще.
Теперь она возвращалась. Не потому, что должна. Потому что хочет.
Марта смотрела на проносящиеся деревни, замёрзшие реки, старые станции. Внутри было странное спокойствие — как будто всё, что нужно, уже решено. Осталось только доехать.
В купе открылась дверь. Вошла женщина средних лет с рюкзаком и ноутбуком. Вежливо кивнула, села напротив, достала наушники.
— Надолго едете? — тихо спросила она.
— В Семигорск.
— Это где?
— Маленький город. Недалеко отсюда.
— Туда редко кто возвращается, — заметила попутчица. — Обычно все — в Москву или дальше.
Марта чуть улыбнулась:
— Иногда нужно уйти, чтобы понять, где твоё «назад».
Они больше не разговаривали. Женщина слушала что-то в наушниках, Марта смотрела в окно. Через час она уснула — коротко, тревожно. Снилось, будто она идёт по заснеженной улице, а навстречу идут все герои её книги: в полный рост, живые, с лицами и голосами.
Проснулась уже ближе к вечеру. Поезд замедлялся — впереди была пересадка.
На соседней станции в вагон сел мальчик лет двенадцати с бабушкой. Они расположились напротив. Бабушка раскладывала яблоки и бутерброды, а мальчик с интересом смотрел на Марту.
— А вы писатель? — вдруг спросил он.
Она моргнула, удивлённая.
— Почему ты так решил?
— У вас лицо такое. Смотрит в окно, но будто не снаружи.
Марта засмеялась:
— Возможно, ты прав.
Бабушка пожурила внука, но Марте было приятно. Странным образом — будто кто-то незнакомый назвал её настоящей.
К вечеру поезд медленно подходил к Семигорску. Тот самый перрон. Те же фонари. Всё как прежде — и при этом иначе.
Поезд въехал на станцию. Марта встала у двери, с сумкой через плечо. Думала, что выйдет одна — как тогда, в первый раз. Настроилась на тишину, на холодный воздух, на путь до квартиры или до библиотеки. Может, заглянет к Елене. Может, пойдёт в кафе.
Когда двери открылись, она ступила на заснеженный перрон — и замерла.
Прямо перед ней стоял Костя. В чёрной куртке, с шарфом, с таким видом, будто только что сбежал с репетиции Нового года. В руках — термос и маленький букет: пара хризантем и еловая веточка. Рядом — Наталья Степановна в вязаной шапке с помпоном и Анна Савельевна, строго одетая, но с глазами, полными радости.
— Сюрприз! — первым сказал Костя, широко улыбаясь.
Марта от удивления остановилась.
— Что... вы здесь делаете?
— Встречаем, конечно! — бодро ответила Наталья Степановна. — Ты думала, мы тебя так просто отпустим и потом обратно не встретим?
Анна Савельевна добавила:
— Я настояла. Человека надо встречать. Особенно, если он возвращается другим.
Костя подошёл ближе, взял у неё сумку.
— Не мог не приехать. Я знал, что ты вернёшься, но хотел, чтобы ты почувствовала — тебя тут ждут.
Марта стояла, едва сдерживая улыбку. Всё это было таким неожиданным, трогательным. Даже больше, чем она могла бы представить. Простые люди, простая станция — и такой приём.
— Вы сговорились? — спросила она.
— Конечно! — ответили трое в один голос.
Смех пробежал по перрону, как солнечный лучик. Мимо прошёл проводник и, кивая, сказал:
— Повезло вам с такими встречающими.
Марта посмотрела на них: троих, разных, добрых, живых. Она действительно вернулась. Это был не финал — это было начало.
— Ну что, домой? — спросил Костя, слегка наклоняясь к ней.
— Домой, — тихо ответила Марта.
И они пошли — по скрипящему снегу, в свет фонарей, в вечер, который пах вареньем, еловыми ветками и новой жизнью.
Наталья Степановна и Анна Савельевна шли чуть впереди, оживлённо разговаривая.
— Ты правда не ожидала? — спросил Костя, глядя на Марту сбоку.
— Даже представить не могла. Я думала — приеду в тишину.
— А мы подумали — тишины у тебя уже было достаточно.
Марта улыбнулась.
— Спасибо. За то, что был всё это время.
Он пожал плечами.
— Просто хотел, чтобы ты знала: тебя здесь ждут. Не только как журналиста. Как Марту.
Она посмотрела на него:
— А я вернулась. Уже не та, что уезжала.
— А я всё тот же. Но, может, теперь это не помеха.
Они оба засмеялись. Снег мягко падал.
Впереди — вечерний Семигорск.
41 глава
Солнечный свет пробивался сквозь полуприкрытую штору, солнечные зайчики бегали по светлым обоям. Марта проснулась. Потянулась, открыла глаза и огляделась. Она снова была в своей спальне: коричневый стол у кровати, на нём — ноутбук, стопки папок с рукописями и черновиками.
Марта улыбнулась. Как же она скучала по этой тишине, по этому неторопливому, спокойному ритму жизни.
Она встала, раздвинула шторы — и солнечные лучи ослепили её на секунду. Март — первый месяц весны. Под солнцем снег таял, превращаясь в ручейки, сбегавшие в лужицы, в которых купались птицы и пили воду коты.
Никакой суеты. Никто никуда не спешит. Марта огляделась — пусто и тихо. Затем пошла в ванную, выполняя свои утренние ритуалы.
Она чувствовала спокойствие. Никто её не тревожил, ничто не давило. Впервые за долгое время Марта ощутила себя хозяйкой собственной жизни.
Прекрасный старт, — подумала она.
Разложив вещи из чемодана, Марта взяла телефон и набрала номер Павла. Остался последний вопрос — развод и раздел имущества. К её облегчению, всё прошло мирно: без ссор, без драмы. Заявление они подали онлайн через «Госуслуги», а детали имущественного раздела уже передали адвокатам. Скоро всё будет завершено официально — и они действительно станут свободны.
Размышления прервал звонок.
Елена Дрогина.
— Алло, здравствуйте?
— Привет, Марточка, как ты, девочка? Как доехала? — прозвучал в трубке тёплый голос Елены.
— Всё хорошо. Меня встретили Костя, его тётя и Анна Савельевна. Была очень тёплая встреча, — улыбнулась Марта.
— Ой, как хорошо! Я тоже очень жду тебя. Когда зайдёшь?
— Думаю, завтра. Я тоже соскучилась.
— Хорошо, девочка моя. Жду тебя. До встречи. — Елена положила трубку.
Марта собралась и вышла из квартиры. Весеннее солнце осветило лицо. Она надела солнцезащитные очки и пошла по знакомым улицам.
Деревянная дверь пекарни чуть скрипнула, и Марта сразу ощутила: тепло, запах свежеиспечённого хлеба, ванили и корицы. Колокольчик над дверью звякнул, и из-за прилавка выглянула Анна Савельевна — в фирменном фартуке с вышитым венком из васильков.
— Вот это да! — воскликнула она, вытирая руки о полотенце. — А я только вспоминала тебя. Заходи, раздевайся, чай уже поставлен!
Марта улыбнулась и повесила пальто на крючок у двери. Всё было как раньше: тот же запах, те же занавески в клетку, те же старенькие стулья у круглых столиков.
— Я хотела… поблагодарить, — сказала она, садясь у окна. — За то, что вы тогда приехали. За сюрприз. Это было очень важно для меня.
Анна Савельевна отмахнулась, будто Марта поблагодарила за чашку сахара.
— Ну что ты, девочка. Мы же семья, хоть и не родная. А тебе, видно, правда нужно было не одной ехать.
Она наполнила чашку из самовара и поставила на стол блюдо с ещё горячими булочками.
Марта взяла одну — мягкую, посыпанную маком. От укуса на душе стало тепло. Всё здесь было как якорь — уютный, настоящий, тёплый.
— Я скучала по этому месту, — тихо сказала она. — Больше, чем думала. Иногда кажется, что только здесь всё было по-настоящему.
— Потому что тут тебя ждали, — мягко ответила Анна Савельевна, наливая чай. — А когда тебя ждут — всё и становится настоящим.
Марта кивнула. В груди разлилось тепло — не от чая и не от булочек, а от простого, глубокого ощущения дома.
Она достала из сумки небольшую фарфоровую фигурку и протянула женщине.
— Я хотела подарить вам это.
Анна Савельевна растерянно замерла, потом дрожащими руками взяла подарок. Это был маленький фарфоровый колокольчик — символ уюта и доброты.
Слеза скатилась по её щеке.
— Спасибо… Мне так давно никто не дарил подарков, — тихо сказала она.
— Вы — хранитель этого места, — ответила Марта.
Анна Савельевна с большой благодарностью обняла её.
42 глава
Солнце садилось удивительным оранжевым закатом. Марта никак не могла наглядеться на это чудо природы. К вечеру стало холодать, морозец покалывал щёки. Она ускорила шаг.
Усевшись на диван с книгой, Марта не успела даже начать читать, как зазвонил телефон.
— Марточка, ну что ты, опять одна? Заходи ко мне — я щей наварила, да пирожки вот как раз остывают. Без тебя всё не так вкусно, — любезно пригласила её Наталья Степановна.
Марта не стала отказываться. Захотелось этой домашности, заботы, старых кружек и разговоров, где никто не торопит.
У Натальи Степановны было тепло — не только от батарей, а как-то по-особенному. На столе — глиняный горшок с щами, сметана в маленькой вазочке, румяные пирожки с картошкой и луком. И чайник, который всегда ставился в конце — даже если все были сыты.
— Ну, рассказывай, — улыбнулась хозяйка. — Не прячься за чашкой. Москва, работа, новая книга — я ведь всё жду, когда ты по-человечески поделишься.
Марта вздохнула. Отломила кусочек пирожка, положила на тарелку, но есть не стала. Посмотрела в окно — там уже сгущался вечер, снег ложился на подоконник.
— Всё было не так просто, как я надеялась, — тихо начала она. — Сначала казалось, что я просто уехала в командировку, сменить обстановку, отдышаться. А потом поняла, что это побег. Я убегала — от себя, от Павла, от нашей пустоты.
Наталья Степановна не перебивала. Только едва заметно кивала, будто не хотела спугнуть её откровенность.
— Мы разошлись, — продолжила Марта. — Спокойно, без скандалов. Просто… поняли, что нам не по пути. Как соседи жили последние годы. Я думала, станет легче — а стало пусто. Очень.
Она замолчала. Тишина была плотной, но не неловкой.
— А потом я начала скучать. Не по Павлу. По вам. По этому дому. По Анне Савельевне, по пирожкам, по нашему городку… даже по фонарю у кафе. Понимаете?
— Понимаю, — мягко сказала Наталья Степановна и дотронулась до её руки. — Дом — это не место. Это люди. Мы всегда тебя ждали, Марточка. Просто ты себе об этом не напоминала.
Марта опустила глаза. На душе было странное ощущение: как будто долго несла тяжёлую сумку, а теперь поставила её на землю — и просто сидит. Дышит.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что ж спасибо, глупая ты девчонка, — ласково ответила Наталья Степановна. — Ты ведь у нас как родная. А родных ждут. И пирожки пекут.
Они улыбнулись друг другу. И в этом взгляде было больше, чем во многих разговорах.
Марта поколебалась.
— Я, может, привезла какую-то ерунду… Но когда это увидела — сразу подумала о вас. Не смогла пройти мимо.
— Всё это время в Москве — с шумом, суетой, делами — мне не хватало тишины вашей кухни, ваших слов и даже тех пауз, когда мы просто молча пили чай.
— Я, наверное, не умею говорить о таких вещах… Но вы — как тихий якорь. Как стена, к которой можно прислониться, когда штормит.
— Спасибо вам. Просто за то, что вы есть.
Марта протянула Наталье керамический колокольчик.
— Говорят, что такие обереги охраняют тепло в доме. Но, мне кажется, вы сами и есть такой оберег.
Наталья Степановна обняла Марту, погладила по спине.
— Спасибо, Марточка. Я даже не знаю, что сказать…
После ужина Марта помогала убирать со стола, когда в прихожей раздался звонок. Хозяйка, вытирая руки, выглянула в коридор и обернулась с улыбкой:
— А вот и Костя. Как чувствовал — пришёл на чай с малиновым вареньем.
Костя вошёл — с лёгким снегом на воротнике куртки, с пакетом в руках.
— Не с пустыми руками, как видите, — усмехнулся он.
Он протянул пакет Наталье Степановне и бросил взгляд на Марту.
— Привет. Не думал, что ты здесь.
— А я вот… — она слегка улыбнулась, — за щами.
— Ну тогда точно не зря зашёл, — ответил он.
Позже, когда чай был разлит, а пирожки почти доедены, Наталья Степановна поднялась.
— А я пойду-ка на минутку к соседке. Она просила глянуть на её орхидеи, что-то с листьями. Вы тут посидите, поболтайте.
Марта и Костя остались вдвоём за круглым кухонным столом. Тихо тикали часы. За окном падал снег.
— Тебя правда давно не было, — сказал он. — Я тебя каждый день жду. Всё смотрел — а вдруг ты...
Марта взглянула на него. В его голосе не было претензий — только искренность.
— Мне нужно было уладить кое-что после приезда. Завершить развод, навестить Анну Савельевну... Я прям нарасхват, — улыбнулась она.
— Развод? — переспросил Костя.
— Да. Мы с Павлом решили развестись. Так будет правильно, — спокойно ответила она, не вдаваясь в подробности.
— А теперь… — начал он, но Марта мягко перебила.
Она чуть наклонила голову, будто взвешивая ответ. Потом, без суеты, тихо сказала:
— А теперь мне спокойнее, когда ты рядом. Наверное, я просто устала быть одна.
Он молчал. Но в этом молчании было согласие. Он осторожно коснулся её руки — будто спрашивал разрешения.
Она не отняла.
И в этот момент ни слова больше не требовалось.
43 глава
Он кивнул. Протянул руку. Она вложила свою - не как влюблённая, а как человек, благодарный за пройденное.
- Спасибо тебе за всё, Павел.
- И тебе. За то, что не соврала. Ни мне, ни себе.
После разговора Павел ушёл к себе, а Марта осталась на кухне.
Снег всё падал. Снежинки крутились в свете фонарей, как в танце. Марта почувствовала облегчение. Всё становилось на свои места. Это было важно.
Утро было почти весенним - с подоконника капал снег, сквозь плотные шторы пробивалось солнце. Квартира ещё спала, в воздухе звенела тишина. Только чайник на кухне лениво начинал шуметь.
Марта собирала вещи медленно. Без суеты, без спешки. Сложила блокнот с заметками, рукопись, зарядку, любимый шарф с запахом лесного шампуня.
В углу стояла её старая кожаная сумка. С ней она приехала в Семигорск, с ней теперь возвращалась. Круг замкнулся.
Она заглянула в спальню. Павел ещё спал, повернувшись к стене. Спокойное лицо, чуть нахмуренные брови. Она не стала его будить. Всё уже было сказано.
На кухонном столе она оставила письмо.
Павел,
Ты знаешь, я не люблю длинных речей. Но хочу, чтобы ты знал: всё, что было у нас - правда. Я никого не играла. Просто теперь я другая. И мне нужно идти дальше.
Спасибо тебе за дом, за терпение, за попытки понять. Мы не разрушили друг друга. Мы отпускаем. Это самое честное, что можем сделать.
Будь счастлив. Не для кого-то. Для себя.
Марта
Она посмотрела на письмо ещё раз, положила рядом мандарин - он лежал на подоконнике, один, как и она в ту самую новогоднюю ночь. Это казалось правильным. Маленьким. Человеческим.
В коридоре она надела пальто, повязала шарф.
Открыла дверь. Не обернулась.
И вышла - в утро.
В себя.
В новую жизнь.
40 глава
Поезд отходил ранним утром. Марта поднялась на подножку, нашла своё место у окна, поставила сумку на верхнюю полку. Купе было пустым — до пересадочной станции, как сказала проводница, скорее всего, никого не подсадят.
Она села, положила ладони на колени, посмотрела в окно. Платформа отъезжала медленно, будто не хотела отпускать. Снег лип к стеклу и таял, оставляя мокрые дорожки. Мир за окном становился всё дальше и всё тише.
Когда она ехала из Москвы в первый раз — это был побег. Спешка. Усталость. Надежда, что что-то станет проще.
Теперь она возвращалась. Не потому, что должна. Потому что хочет.
Марта смотрела на проносящиеся деревни, замёрзшие реки, старые станции. Внутри было странное спокойствие — как будто всё, что нужно, уже решено. Осталось только доехать.
В купе открылась дверь. Вошла женщина средних лет с рюкзаком и ноутбуком. Вежливо кивнула, села напротив, достала наушники.
— Надолго едете? — тихо спросила она.
— В Семигорск.
— Это где?
— Маленький город. Недалеко отсюда.
— Туда редко кто возвращается, — заметила попутчица. — Обычно все — в Москву или дальше.
Марта чуть улыбнулась:
— Иногда нужно уйти, чтобы понять, где твоё «назад».
Они больше не разговаривали. Женщина слушала что-то в наушниках, Марта смотрела в окно. Через час она уснула — коротко, тревожно. Снилось, будто она идёт по заснеженной улице, а навстречу идут все герои её книги: в полный рост, живые, с лицами и голосами.
Проснулась уже ближе к вечеру. Поезд замедлялся — впереди была пересадка.
На соседней станции в вагон сел мальчик лет двенадцати с бабушкой. Они расположились напротив. Бабушка раскладывала яблоки и бутерброды, а мальчик с интересом смотрел на Марту.
— А вы писатель? — вдруг спросил он.
Она моргнула, удивлённая.
— Почему ты так решил?
— У вас лицо такое. Смотрит в окно, но будто не снаружи.
Марта засмеялась:
— Возможно, ты прав.
Бабушка пожурила внука, но Марте было приятно. Странным образом — будто кто-то незнакомый назвал её настоящей.
К вечеру поезд медленно подходил к Семигорску. Тот самый перрон. Те же фонари. Всё как прежде — и при этом иначе.
Поезд въехал на станцию. Марта встала у двери, с сумкой через плечо. Думала, что выйдет одна — как тогда, в первый раз. Настроилась на тишину, на холодный воздух, на путь до квартиры или до библиотеки. Может, заглянет к Елене. Может, пойдёт в кафе.
Когда двери открылись, она ступила на заснеженный перрон — и замерла.
Прямо перед ней стоял Костя. В чёрной куртке, с шарфом, с таким видом, будто только что сбежал с репетиции Нового года. В руках — термос и маленький букет: пара хризантем и еловая веточка. Рядом — Наталья Степановна в вязаной шапке с помпоном и Анна Савельевна, строго одетая, но с глазами, полными радости.
— Сюрприз! — первым сказал Костя, широко улыбаясь.
Марта от удивления остановилась.
— Что... вы здесь делаете?
— Встречаем, конечно! — бодро ответила Наталья Степановна. — Ты думала, мы тебя так просто отпустим и потом обратно не встретим?
Анна Савельевна добавила:
— Я настояла. Человека надо встречать. Особенно, если он возвращается другим.
Костя подошёл ближе, взял у неё сумку.
— Не мог не приехать. Я знал, что ты вернёшься, но хотел, чтобы ты почувствовала — тебя тут ждут.
Марта стояла, едва сдерживая улыбку. Всё это было таким неожиданным, трогательным. Даже больше, чем она могла бы представить. Простые люди, простая станция — и такой приём.
— Вы сговорились? — спросила она.
— Конечно! — ответили трое в один голос.
Смех пробежал по перрону, как солнечный лучик. Мимо прошёл проводник и, кивая, сказал:
— Повезло вам с такими встречающими.
Марта посмотрела на них: троих, разных, добрых, живых. Она действительно вернулась. Это был не финал — это было начало.
— Ну что, домой? — спросил Костя, слегка наклоняясь к ней.
— Домой, — тихо ответила Марта.
И они пошли — по скрипящему снегу, в свет фонарей, в вечер, который пах вареньем, еловыми ветками и новой жизнью.
Наталья Степановна и Анна Савельевна шли чуть впереди, оживлённо разговаривая.
— Ты правда не ожидала? — спросил Костя, глядя на Марту сбоку.
— Даже представить не могла. Я думала — приеду в тишину.
— А мы подумали — тишины у тебя уже было достаточно.
Марта улыбнулась.
— Спасибо. За то, что был всё это время.
Он пожал плечами.
— Просто хотел, чтобы ты знала: тебя здесь ждут. Не только как журналиста. Как Марту.
Она посмотрела на него:
— А я вернулась. Уже не та, что уезжала.
— А я всё тот же. Но, может, теперь это не помеха.
Они оба засмеялись. Снег мягко падал.
Впереди — вечерний Семигорск.
41 глава
Солнечный свет пробивался сквозь полуприкрытую штору, солнечные зайчики бегали по светлым обоям. Марта проснулась. Потянулась, открыла глаза и огляделась. Она снова была в своей спальне: коричневый стол у кровати, на нём — ноутбук, стопки папок с рукописями и черновиками.
Марта улыбнулась. Как же она скучала по этой тишине, по этому неторопливому, спокойному ритму жизни.
Она встала, раздвинула шторы — и солнечные лучи ослепили её на секунду. Март — первый месяц весны. Под солнцем снег таял, превращаясь в ручейки, сбегавшие в лужицы, в которых купались птицы и пили воду коты.
Никакой суеты. Никто никуда не спешит. Марта огляделась — пусто и тихо. Затем пошла в ванную, выполняя свои утренние ритуалы.
Она чувствовала спокойствие. Никто её не тревожил, ничто не давило. Впервые за долгое время Марта ощутила себя хозяйкой собственной жизни.
Прекрасный старт, — подумала она.
Разложив вещи из чемодана, Марта взяла телефон и набрала номер Павла. Остался последний вопрос — развод и раздел имущества. К её облегчению, всё прошло мирно: без ссор, без драмы. Заявление они подали онлайн через «Госуслуги», а детали имущественного раздела уже передали адвокатам. Скоро всё будет завершено официально — и они действительно станут свободны.
Размышления прервал звонок.
Елена Дрогина.
— Алло, здравствуйте?
— Привет, Марточка, как ты, девочка? Как доехала? — прозвучал в трубке тёплый голос Елены.
— Всё хорошо. Меня встретили Костя, его тётя и Анна Савельевна. Была очень тёплая встреча, — улыбнулась Марта.
— Ой, как хорошо! Я тоже очень жду тебя. Когда зайдёшь?
— Думаю, завтра. Я тоже соскучилась.
— Хорошо, девочка моя. Жду тебя. До встречи. — Елена положила трубку.
Марта собралась и вышла из квартиры. Весеннее солнце осветило лицо. Она надела солнцезащитные очки и пошла по знакомым улицам.
Деревянная дверь пекарни чуть скрипнула, и Марта сразу ощутила: тепло, запах свежеиспечённого хлеба, ванили и корицы. Колокольчик над дверью звякнул, и из-за прилавка выглянула Анна Савельевна — в фирменном фартуке с вышитым венком из васильков.
— Вот это да! — воскликнула она, вытирая руки о полотенце. — А я только вспоминала тебя. Заходи, раздевайся, чай уже поставлен!
Марта улыбнулась и повесила пальто на крючок у двери. Всё было как раньше: тот же запах, те же занавески в клетку, те же старенькие стулья у круглых столиков.
— Я хотела… поблагодарить, — сказала она, садясь у окна. — За то, что вы тогда приехали. За сюрприз. Это было очень важно для меня.
Анна Савельевна отмахнулась, будто Марта поблагодарила за чашку сахара.
— Ну что ты, девочка. Мы же семья, хоть и не родная. А тебе, видно, правда нужно было не одной ехать.
Она наполнила чашку из самовара и поставила на стол блюдо с ещё горячими булочками.
Марта взяла одну — мягкую, посыпанную маком. От укуса на душе стало тепло. Всё здесь было как якорь — уютный, настоящий, тёплый.
— Я скучала по этому месту, — тихо сказала она. — Больше, чем думала. Иногда кажется, что только здесь всё было по-настоящему.
— Потому что тут тебя ждали, — мягко ответила Анна Савельевна, наливая чай. — А когда тебя ждут — всё и становится настоящим.
Марта кивнула. В груди разлилось тепло — не от чая и не от булочек, а от простого, глубокого ощущения дома.
Она достала из сумки небольшую фарфоровую фигурку и протянула женщине.
— Я хотела подарить вам это.
Анна Савельевна растерянно замерла, потом дрожащими руками взяла подарок. Это был маленький фарфоровый колокольчик — символ уюта и доброты.
Слеза скатилась по её щеке.
— Спасибо… Мне так давно никто не дарил подарков, — тихо сказала она.
— Вы — хранитель этого места, — ответила Марта.
Анна Савельевна с большой благодарностью обняла её.
42 глава
Солнце садилось удивительным оранжевым закатом. Марта никак не могла наглядеться на это чудо природы. К вечеру стало холодать, морозец покалывал щёки. Она ускорила шаг.
Усевшись на диван с книгой, Марта не успела даже начать читать, как зазвонил телефон.
— Марточка, ну что ты, опять одна? Заходи ко мне — я щей наварила, да пирожки вот как раз остывают. Без тебя всё не так вкусно, — любезно пригласила её Наталья Степановна.
Марта не стала отказываться. Захотелось этой домашности, заботы, старых кружек и разговоров, где никто не торопит.
У Натальи Степановны было тепло — не только от батарей, а как-то по-особенному. На столе — глиняный горшок с щами, сметана в маленькой вазочке, румяные пирожки с картошкой и луком. И чайник, который всегда ставился в конце — даже если все были сыты.
— Ну, рассказывай, — улыбнулась хозяйка. — Не прячься за чашкой. Москва, работа, новая книга — я ведь всё жду, когда ты по-человечески поделишься.
Марта вздохнула. Отломила кусочек пирожка, положила на тарелку, но есть не стала. Посмотрела в окно — там уже сгущался вечер, снег ложился на подоконник.
— Всё было не так просто, как я надеялась, — тихо начала она. — Сначала казалось, что я просто уехала в командировку, сменить обстановку, отдышаться. А потом поняла, что это побег. Я убегала — от себя, от Павла, от нашей пустоты.
Наталья Степановна не перебивала. Только едва заметно кивала, будто не хотела спугнуть её откровенность.
— Мы разошлись, — продолжила Марта. — Спокойно, без скандалов. Просто… поняли, что нам не по пути. Как соседи жили последние годы. Я думала, станет легче — а стало пусто. Очень.
Она замолчала. Тишина была плотной, но не неловкой.
— А потом я начала скучать. Не по Павлу. По вам. По этому дому. По Анне Савельевне, по пирожкам, по нашему городку… даже по фонарю у кафе. Понимаете?
— Понимаю, — мягко сказала Наталья Степановна и дотронулась до её руки. — Дом — это не место. Это люди. Мы всегда тебя ждали, Марточка. Просто ты себе об этом не напоминала.
Марта опустила глаза. На душе было странное ощущение: как будто долго несла тяжёлую сумку, а теперь поставила её на землю — и просто сидит. Дышит.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что ж спасибо, глупая ты девчонка, — ласково ответила Наталья Степановна. — Ты ведь у нас как родная. А родных ждут. И пирожки пекут.
Они улыбнулись друг другу. И в этом взгляде было больше, чем во многих разговорах.
Марта поколебалась.
— Я, может, привезла какую-то ерунду… Но когда это увидела — сразу подумала о вас. Не смогла пройти мимо.
— Всё это время в Москве — с шумом, суетой, делами — мне не хватало тишины вашей кухни, ваших слов и даже тех пауз, когда мы просто молча пили чай.
— Я, наверное, не умею говорить о таких вещах… Но вы — как тихий якорь. Как стена, к которой можно прислониться, когда штормит.
— Спасибо вам. Просто за то, что вы есть.
Марта протянула Наталье керамический колокольчик.
— Говорят, что такие обереги охраняют тепло в доме. Но, мне кажется, вы сами и есть такой оберег.
Наталья Степановна обняла Марту, погладила по спине.
— Спасибо, Марточка. Я даже не знаю, что сказать…
После ужина Марта помогала убирать со стола, когда в прихожей раздался звонок. Хозяйка, вытирая руки, выглянула в коридор и обернулась с улыбкой:
— А вот и Костя. Как чувствовал — пришёл на чай с малиновым вареньем.
Костя вошёл — с лёгким снегом на воротнике куртки, с пакетом в руках.
— Не с пустыми руками, как видите, — усмехнулся он.
Он протянул пакет Наталье Степановне и бросил взгляд на Марту.
— Привет. Не думал, что ты здесь.
— А я вот… — она слегка улыбнулась, — за щами.
— Ну тогда точно не зря зашёл, — ответил он.
Позже, когда чай был разлит, а пирожки почти доедены, Наталья Степановна поднялась.
— А я пойду-ка на минутку к соседке. Она просила глянуть на её орхидеи, что-то с листьями. Вы тут посидите, поболтайте.
Марта и Костя остались вдвоём за круглым кухонным столом. Тихо тикали часы. За окном падал снег.
— Тебя правда давно не было, — сказал он. — Я тебя каждый день жду. Всё смотрел — а вдруг ты...
Марта взглянула на него. В его голосе не было претензий — только искренность.
— Мне нужно было уладить кое-что после приезда. Завершить развод, навестить Анну Савельевну... Я прям нарасхват, — улыбнулась она.
— Развод? — переспросил Костя.
— Да. Мы с Павлом решили развестись. Так будет правильно, — спокойно ответила она, не вдаваясь в подробности.
— А теперь… — начал он, но Марта мягко перебила.
Она чуть наклонила голову, будто взвешивая ответ. Потом, без суеты, тихо сказала:
— А теперь мне спокойнее, когда ты рядом. Наверное, я просто устала быть одна.
Он молчал. Но в этом молчании было согласие. Он осторожно коснулся её руки — будто спрашивал разрешения.
Она не отняла.
И в этот момент ни слова больше не требовалось.
43 глава
