Архиепископ распорядился принести герцогский венец, чашу святого Пылия и послать за наследником. Священники под ругань солдат и щёлканье арбалетных тетив нараспев затянули положенные молитвы.
Три раза Саврас поднимал людей на штурм собора. Но слишком уж прочны оказывались ворота, слишком метко стреляли арбалетчики из окон. Крестьяне разбегались при первом же залпе, прятались за домами, заборами и в страхе глядели на мёртвых, оставшиеся возле ворот. Теперь никакие слова не могли заставить их покинуть укрытие.
Саврас знал, что медлить нельзя. Если в ближайшее время ничего не изменится, его разношёрстное войско разбредётся кто куда. Он созвал оставшихся гвардейцев. В новой атаке надеяться можно было только на них. Пока всех не перестреляют, можно успеть нанести несколько десятков хороших ударов. И если ворота устоят – пиши пропало.
И вот восемь гвардейцев во главе с Саврасом подхватили тяжёлое бревно, десятеро держали наскоро сколоченные щиты, прикрывая себя и товарищей, остальные были готовы в любую минуту заменить павших. В этот самый момент у собора появились Вегрик и остальные, прибывшие от резиденции архиепископа.
– Что тут происходит? – спросил сапожник.
– Ворота пытаемся выбить, а по нам из арбалетов стреляют, – пояснил Саврас. – Не желаете поучаствовать?
– С удовольствием! – улыбнулся Вегрик, душа которого просила подвига с самого утра. – И даже готов сделать это сам, без посторонней помощи. Покажите только, что тут надо вышибать.
Поглядев издали на главные ворота собора, сапожник спросил у Корпуса:
«Как думаешь, справимся?»
«Ворота крепкие, железом обиты. Бревном их не сломать. Надо что-то потяжелее», – ответили доспехи.
Вегрик передал пожелание Корпуса гвардейцам и те разбежались в поисках подходящего тарана. Через некоторое время один солдат вернулся и сообщил, что, кажется, нашёл что-то похожее, но не уверен, будет ли это удобно. Он проводил всех в небольшой сарай, в который каменщики складывали свои инструменты. Там в углу стояла хорошо знакомая Вегрику статуя святого Аврила с отломанной рукой.
«Можно попробовать», – сказал Корпус.
– А не будет ли это святотатством? – засомневался Утопий.
«В битве с тьмой не может быть святотатства», – подсказал шлем, и сапожник важно повторил его слова.
Когда рыцарь в одиночку поднял каменную громаду, гвардейцы ахнули, а потом разразились восторженными возгласами. Корпус перехватил статую поудобнее, выбрал дорогу для разгона и, поднимая пыль, понёсся к воротам.
Рядом просвистело несколько болтов, а один клюнул святого Аврила в макушку. Ворота приближались со страшной скоростью, и Вегрик испугался: не убьётся ли он насмерть при столкновении. Совершать подвиг почему-то сразу расхотелось, но было уже поздно. «Во славу Сияющих Чертогов!» – завопил Корпус, и статуя врезалась в могучие створки. Раздался треск, полетела каменная крошка. Засовы не выдержали удара, и створки распахнулись настежь. Вегрик с остатками статуи влетел в собор, покатился кубарем, прокладывая себе дорогу в рядах стражников. Остановился он только посередине главного нефа и тут же потерял сознание.
– Сам святой Аврил открыл нам двери! – закричал Саврас.
Люди повылазили из укрытий и ринулись к собору.
Когда через минуту Вегрик открыл глаза, он увидел, как разъярённая толпа разбрасывает стражников, пытавшихся преградить ей путь. Он повернул голову в сторону алтаря. Там бледный архиепископ держал Пупа за загривок и в соответствии с ритуалом пытался стукнуть его лбом о разбитую чашу святого Пылия. Мальчик таращил глаза, упирался и повторял: «Чего это? Чего это?»
Наконец, Его преосвященство справился с Пупом и приложил того лбом к святыне положенное число раз, после этого трясущимися руками поспешно нахлобучил ему на голову герцогский венец.
– Вот ваш новый герцог! – провозгласил архиепископ. – На колени перед новым герцогом!
Толпа остановилась, не понимая, как тут поступить. Стражники на галереях замерли с пальцами на спусковых скобах арбалетов.
– Не верьте! – крикнул Саврас. – Это не настоящий наследник! Настоящего наследника похитили демоны! С трудом удалось его спасти. А этого мальчишку подобрали на улице.
– Я могу это подтвердить! – добавил пробравшийся вперёд Утопий.
– Молчите, бунтовщики и богохульники! – грозно начал архиепископ, но тут его прервал герцог Ольфургский.
– Подождите, Ваше преосвященство. Это очень любопытно. Я, как представитель короля, должен разобраться в деле, о котором тут говорят. И сначала хочу спросить, о каких демонах идёт речь?
– О тех мерзких пиявках, что овладевают людскими телами, – ответил Саврас. – Достаточно посмотреть, что внутри у мёртвых стражников в чёрных плащах, и вам всё станет ясно. Но если не желаете марать руки, то перед собором на повозке есть пара одержимых, которых уже вскрыли.
– Я не потерплю надругательства над телами покойных! – воскликнул архиепископ.
– Очень любопытно. Пойдёмте же скорее смотреть этих ваших одержимых! – закивал герцог. – Думаю, Его преосвященство тоже составит нам компанию. Демоны – это как раз по его части.
После осмотра тел начальника стражи и бургомистра герцог Ольфургский пришёл в восторг.
– Никогда не видел ничего подобного! – восклицал он. – Как вы думаете, Ваше преосвященство, это какие-нибудь паразиты? Ходили слухи, что в Вилире существует подобный экземпляр, да только я, признаться, не верил. А тут, у вас, их оказывается полным-полно! Интересно было бы посмотреть на эту штуку, пока она ещё живая. И что же, если вскрыть любого гвардейца, то внутри окажется то же самое?
– Только у тех, кто носит чёрные плащи, – подсказал Саврас.
Архиепископ был бледен, как мел, и едва переставлял ноги. Такого он не ожидал. Такого он и представить себе не мог.
– Это всё мой секретарь, – вполголоса говорил он герцогу. – Это он занимался набором людей в стражу. Я не знал. Поверьте, клянусь Господом, я не знал! Так и передайте Его величеству.
– В этом мы разберём позже, – махнул рукой герцог Ольфургский и обратился к Саврасу. – Значит, вы говорите, тут ненастоящий наследник? А где же тогда настоящий?
– Он укрыт в надёжном месте, – сказал Саврас. – Слишком многие покушались на его жизнь, и мы не могли ею рисковать.
– Но, чтобы разобрать дело до конца, я должен его видеть. И как представитель Его величества даю гарантию, что никто тут не причинит ему зла. Если он ни в чём не виновен, конечно.
– Я готов доставить сюда наследника, – заявил Вегрик, вполне уже пришедший в себя после столкновения с воротами собора.
Герцог повернулся к сапожнику.
– Странствующий рыцарь? Очень любопытно. Это ведь вы вышибли ворота? Интересно, как вам это удалось?
– Надо просто очень хорошо разбежаться, – ответил Вегрик. – Так мне идти за наследником или нет?
– Конечно! Конечно! Мне не терпится его увидеть!
Когда Вегрик домчался до лагеря гвардейцев, Леопан всё ещё стоял на коленях.
– Мы победили? – без особой надежды спросил он, увидев рыцаря.
– Вроде бы, да. Но там какой-то королевский посыльный решил разобраться, кто тут настоящий наследник, а кто – нет. Давайте-ка я отнесу вас к собору. Надо поскорее покончить с этим делом.
– Но ведь оно может выйти и не в мою пользу, – с сомнением сказал Леопан.
– Не знаю, – пожал плечами Вегрик. – Кажется, этот посыльный – нормальный мужик. Но если что пойдёт не так, мы их всех перебьём. Я их сам всех перебью. Туда им и дорога, раз не умеют настоящего герцога отличить.
– Что ж, хорошо, господин рыцарь. Если так угодно судьбе, доставьте меня на этот суд. Я готов принять свою участь, какой бы она ни была, – сказал мальчик и встал с колен.
Вегрик поднял его.
«Не этой рукой, – сказал вдруг Корпус. – Мы не можем ею пошевелить. Ремешок на предплечье оборвался».
«Это навсегда?» – взволновался сапожник.
«Нет. Срастётся со временем», – успокоил его шлем.
Вегрик подхватил Леопана другой рукой, и они понеслись к собору.
Слушание дела о наследнике герцогства Пшильского затянулось до глубокой ночи. За это время кое-кто из уцелевших стражников архиепископа не раз пытался потихоньку сбежать из собора, но народ надёжно стерёг в дверях. Герцог Ольфургский был неутомим. Без перерыва на ужин он выслушал всех, кто хотел что бы то ни было сказать по разбираемому случаю, а также тех, кто говорить совсем не хотел. Под конец, он совершенно запутался.
– Не знаю. Просто не знаю, – помотал головой герцог. – Как тут можно хоть что-то понять? Одни говорят: пять пальцев, другие – шесть. – Он обернулся к Пупу. – Скажите ещё раз, как вас зовут?
– Пуп, – ответил мальчик, поправляя съехавший набекрень венец.
– Ваша светлость! – принялся увещевать его архиепископ. – Вы опять забываетесь! Вспомните-ка, что мы с вами учили!
Мальчик подумал некоторое время, потом выдал:
– Меня зовут Леопуп! И я грецих.
– Кажется, это неуверенный ответ, – заметил королевский посланник.
– Напротив, – заявил архиепископ. – Всем известно, что некоторая слабость ума – врождённая черта Пшильской династии. А вот то, что второй… претендент – назовём его так – рассуждает слишком уж здраво, как раз и доказывает, что к герцогскому роду он не имеет никакого отношения.
– Ничего это не доказывает, Ваше преосвященство! – возмутился Леопан. – Вы прекрасно знаете, что для лжесвидетелей уготован ад. Неужели вас это не пугает?!
– А чего тут спорить?! – встрял вдруг Утопий. – Если отец наследника покинул этот мир, так мать-то ещё осталась. Уж кому, как не ей узнать собственное дитя. Давайте у неё и спросим!
– Она уже узнала, – сухо сказал архиепископ.
– Пусть ещё раз узнает! При всех! – смело ответил Уховёрт.
– Прекрасная идея! – согласился герцог Ольфургский. – Но только, господа, я пошлю за ней исключительно людей из своей свиты, чтобы герцогиню никто не подговорил по дороге. Мы не будем рассказывать ей, зачем она сюда приглашена, и при её появлении требую ото всех сохранять молчание.
На том и порешили. Впрочем, архиепископ согласился с такой процедурой без особой радости.
– Не знаю, прилично ли тревожить даму в поздний час, – бурчал он, но его никто не слушал.
Вдовствующая герцогиня Пшильская, вся в чёрном, тонкая, как давно служивший и источенный нож, бледная, как дым от костра из сырых дров, вошла в переполненный собор, недоумевая, для чего её сюда пригласили среди ночи. Этот вопрос переполнял её взгляд. Она выискивала, кому бы его задать, и не находила достойного ответчика. Герцогиня тысячу раз говорила, что не желает присутствовать на церемонии. Не желает смотреть на этот балаган. Она близоруко блуждала глазами по сторонам, пока вдруг не наткнулась на Леопана. Герцогиня вздрогнула, отшатнулась, потом потёрла лицо ладонями и снова посмотрела на него.
– Мальчик мой! – воскликнула она.
– Мама! – закричал с трудом сдерживавшийся до этого Леопан и бросился в её объятья.
– Все говорили, тебя уже нет! Говорили ты умер! – повторяла герцогиня, прижимая сына к сердцу. – Убедили, чтобы я другого признала за тебя. Говорили, что так будет лучше.
– Я живой, мама! – плакал Леопан. – Живой. Теперь всё будет хорошо.
– Вот оно – материнское сердце! – утирая платком выступившую слезу, произнёс герцог Ольфугрский. – Теперь я уверен в решении.
Все крестьяне, стоявшие в дверях собора, плакали навзрыд, и даже некоторые стражники на галерее начали всхлипывать.
– Да, братья, по вине моего вероломного секретаря произошла прискорбная ошибка, – раздался тут голос архиепископа. – Но есть установления божественного закона, которые людям не дано нарушить. Церемония свершилась, и перед этим алтарём венец возложен на главу. Вот ваш новый герцог! Господом уготовано так – и можем ли мы Ему противиться?!
С этими словами архиепископ указал на Пупа, который как раз от скуки принялся облизывать рукав своего расшитого камзольчика.
– И в самом деле, – добавил кто-то из священнослужителей скрипучим голосом. – Закон говорит, что, если церемония завершена, то герцог остается таковым, пока не покинет этот мир или не отречётся.
В соборе повисла мёртвая тишина. Никто не мог возразить против таких слов. Действительно, того, что случилось перед алтарём, не изменить, пусть хоть и вышло это несправедливо. С Господом не поспоришь.
– Пуп! – раздался вдруг голос Уховёрта. – Ты чего это молчишь?
– А что я должен говорить, дядя Утопий? – спросил мальчик, оторвавшись от облизывания рукава.
– Тут говорят, что ты – герцог. А разве это так? Разве врать хорошо? – продолжал старик.
– А чего ж? Разве я вру? Мне сказали, что я грецих, вот я и повторяю.
– Конечно, врёшь! Герцоги – они рождаются в больших домах и спят на перинах. У них пони есть, маленькие такие лошадки, и слуги. Их всякой грамоте учат. А ты разве так родился? Были у тебя перины с лошадками?
– Нет, – признался Пуп. – У нас давно свинья была, пока её не закололи. А лошадок не было.
– Так зачем же ты людям врёшь?! Разве хорошо это? – настаивал Утопий.
– Не хорошо, – кивнул Пуп. – А что теперь делать?
– Сними этот обруч с головы и скажи честно, что отрекаешься от него.
Пуп потянулся было к венцу, но тут призадумался.
– Нет, дядя Утопий, – сказал он. – Мне объяснили, что раз будет у меня эта штуковина, так и станут меня всегда пирогами кормить. А ты говоришь – её снимать.
– Думаю, и без этой штуковины тебя пирогами накормят, – улыбнулся Уховёрт и посмотрел на Леопана. – Так ведь, ваше сиятельство?
– Так, – кивнул юный наследник. – Ты не будешь знать недостатка в пирогах. Ни ты, ни твои родные. Я назначу тебя главным смотрителем герцогской кухни.
Слово «кухня», кажется, очень понравилось Пупу.
– Ну, тогда я открекаюсь от этого обода! – радостно заявил он и снял с себя венец. – Врать-то нехорошо. Ещё Боженька накажет.
– Итак, всё стало на свои места! – радостно воскликнул герцог Ольфургский. – Ваше преосвященство, полагаю, надо немедленно совершить обряд над новым герцогом Пшильским.
Архиепископ недовольно поморщился.
– Но ведь на это нет королевского указа. А без указа я не могу…
– Вы ошибаетесь, Ваше преосвященство, – сказал королевский посланник. – Указ есть. В нём написано, что по праву наследования на герцогский престол следует возвести Леопана Второго Пшильского. Как мы выяснили, этого не сделано до сих пор. Если вы настаиваете, я могу обратиться к Его величеству за новым указом. Но тогда придётся подробно докладывать обстоятельства подмены наследника.
– Ещё раз повторяю – я не имею к этому никакого отношения. Это интриги моего секретаря. Хотел бы я знать, куда он подевался! – с притворным возмущением выпалил архиепископ и повернулся к Пупу. – Давай сюда венец!
С восходом солнца народу было объявлено о новом герцоге Пшильском – Леопане Втором.
Эспажуль ожидал увидеть в городе толпы беснующихся крестьян, но, к его удивлению, на улицах было тихо. До гостиницы он добрался без приключений. Вот только вывихнутая нога уже основательно распухла.
В общем зале бывший гвардеец встретил пожилого служителя и спросил, что слышно о беспорядках. Тот только плечами пожал. Действительно, на Тлирской улице был какой-то шум, но что именно там стряслось, он не знал. Эспажуль посоветовал запереть все двери и поспешил на второй этаж.
Эльта как ни в чём не бывало сидела в кресле и неумело вышивала на пяльцах.
***
Три раза Саврас поднимал людей на штурм собора. Но слишком уж прочны оказывались ворота, слишком метко стреляли арбалетчики из окон. Крестьяне разбегались при первом же залпе, прятались за домами, заборами и в страхе глядели на мёртвых, оставшиеся возле ворот. Теперь никакие слова не могли заставить их покинуть укрытие.
Саврас знал, что медлить нельзя. Если в ближайшее время ничего не изменится, его разношёрстное войско разбредётся кто куда. Он созвал оставшихся гвардейцев. В новой атаке надеяться можно было только на них. Пока всех не перестреляют, можно успеть нанести несколько десятков хороших ударов. И если ворота устоят – пиши пропало.
И вот восемь гвардейцев во главе с Саврасом подхватили тяжёлое бревно, десятеро держали наскоро сколоченные щиты, прикрывая себя и товарищей, остальные были готовы в любую минуту заменить павших. В этот самый момент у собора появились Вегрик и остальные, прибывшие от резиденции архиепископа.
– Что тут происходит? – спросил сапожник.
– Ворота пытаемся выбить, а по нам из арбалетов стреляют, – пояснил Саврас. – Не желаете поучаствовать?
– С удовольствием! – улыбнулся Вегрик, душа которого просила подвига с самого утра. – И даже готов сделать это сам, без посторонней помощи. Покажите только, что тут надо вышибать.
Поглядев издали на главные ворота собора, сапожник спросил у Корпуса:
«Как думаешь, справимся?»
«Ворота крепкие, железом обиты. Бревном их не сломать. Надо что-то потяжелее», – ответили доспехи.
Вегрик передал пожелание Корпуса гвардейцам и те разбежались в поисках подходящего тарана. Через некоторое время один солдат вернулся и сообщил, что, кажется, нашёл что-то похожее, но не уверен, будет ли это удобно. Он проводил всех в небольшой сарай, в который каменщики складывали свои инструменты. Там в углу стояла хорошо знакомая Вегрику статуя святого Аврила с отломанной рукой.
«Можно попробовать», – сказал Корпус.
– А не будет ли это святотатством? – засомневался Утопий.
«В битве с тьмой не может быть святотатства», – подсказал шлем, и сапожник важно повторил его слова.
Когда рыцарь в одиночку поднял каменную громаду, гвардейцы ахнули, а потом разразились восторженными возгласами. Корпус перехватил статую поудобнее, выбрал дорогу для разгона и, поднимая пыль, понёсся к воротам.
Рядом просвистело несколько болтов, а один клюнул святого Аврила в макушку. Ворота приближались со страшной скоростью, и Вегрик испугался: не убьётся ли он насмерть при столкновении. Совершать подвиг почему-то сразу расхотелось, но было уже поздно. «Во славу Сияющих Чертогов!» – завопил Корпус, и статуя врезалась в могучие створки. Раздался треск, полетела каменная крошка. Засовы не выдержали удара, и створки распахнулись настежь. Вегрик с остатками статуи влетел в собор, покатился кубарем, прокладывая себе дорогу в рядах стражников. Остановился он только посередине главного нефа и тут же потерял сознание.
– Сам святой Аврил открыл нам двери! – закричал Саврас.
Люди повылазили из укрытий и ринулись к собору.
Когда через минуту Вегрик открыл глаза, он увидел, как разъярённая толпа разбрасывает стражников, пытавшихся преградить ей путь. Он повернул голову в сторону алтаря. Там бледный архиепископ держал Пупа за загривок и в соответствии с ритуалом пытался стукнуть его лбом о разбитую чашу святого Пылия. Мальчик таращил глаза, упирался и повторял: «Чего это? Чего это?»
Наконец, Его преосвященство справился с Пупом и приложил того лбом к святыне положенное число раз, после этого трясущимися руками поспешно нахлобучил ему на голову герцогский венец.
– Вот ваш новый герцог! – провозгласил архиепископ. – На колени перед новым герцогом!
Толпа остановилась, не понимая, как тут поступить. Стражники на галереях замерли с пальцами на спусковых скобах арбалетов.
– Не верьте! – крикнул Саврас. – Это не настоящий наследник! Настоящего наследника похитили демоны! С трудом удалось его спасти. А этого мальчишку подобрали на улице.
– Я могу это подтвердить! – добавил пробравшийся вперёд Утопий.
– Молчите, бунтовщики и богохульники! – грозно начал архиепископ, но тут его прервал герцог Ольфургский.
– Подождите, Ваше преосвященство. Это очень любопытно. Я, как представитель короля, должен разобраться в деле, о котором тут говорят. И сначала хочу спросить, о каких демонах идёт речь?
– О тех мерзких пиявках, что овладевают людскими телами, – ответил Саврас. – Достаточно посмотреть, что внутри у мёртвых стражников в чёрных плащах, и вам всё станет ясно. Но если не желаете марать руки, то перед собором на повозке есть пара одержимых, которых уже вскрыли.
– Я не потерплю надругательства над телами покойных! – воскликнул архиепископ.
– Очень любопытно. Пойдёмте же скорее смотреть этих ваших одержимых! – закивал герцог. – Думаю, Его преосвященство тоже составит нам компанию. Демоны – это как раз по его части.
После осмотра тел начальника стражи и бургомистра герцог Ольфургский пришёл в восторг.
– Никогда не видел ничего подобного! – восклицал он. – Как вы думаете, Ваше преосвященство, это какие-нибудь паразиты? Ходили слухи, что в Вилире существует подобный экземпляр, да только я, признаться, не верил. А тут, у вас, их оказывается полным-полно! Интересно было бы посмотреть на эту штуку, пока она ещё живая. И что же, если вскрыть любого гвардейца, то внутри окажется то же самое?
– Только у тех, кто носит чёрные плащи, – подсказал Саврас.
Архиепископ был бледен, как мел, и едва переставлял ноги. Такого он не ожидал. Такого он и представить себе не мог.
– Это всё мой секретарь, – вполголоса говорил он герцогу. – Это он занимался набором людей в стражу. Я не знал. Поверьте, клянусь Господом, я не знал! Так и передайте Его величеству.
– В этом мы разберём позже, – махнул рукой герцог Ольфургский и обратился к Саврасу. – Значит, вы говорите, тут ненастоящий наследник? А где же тогда настоящий?
– Он укрыт в надёжном месте, – сказал Саврас. – Слишком многие покушались на его жизнь, и мы не могли ею рисковать.
– Но, чтобы разобрать дело до конца, я должен его видеть. И как представитель Его величества даю гарантию, что никто тут не причинит ему зла. Если он ни в чём не виновен, конечно.
– Я готов доставить сюда наследника, – заявил Вегрик, вполне уже пришедший в себя после столкновения с воротами собора.
Герцог повернулся к сапожнику.
– Странствующий рыцарь? Очень любопытно. Это ведь вы вышибли ворота? Интересно, как вам это удалось?
– Надо просто очень хорошо разбежаться, – ответил Вегрик. – Так мне идти за наследником или нет?
– Конечно! Конечно! Мне не терпится его увидеть!
***
Когда Вегрик домчался до лагеря гвардейцев, Леопан всё ещё стоял на коленях.
– Мы победили? – без особой надежды спросил он, увидев рыцаря.
– Вроде бы, да. Но там какой-то королевский посыльный решил разобраться, кто тут настоящий наследник, а кто – нет. Давайте-ка я отнесу вас к собору. Надо поскорее покончить с этим делом.
– Но ведь оно может выйти и не в мою пользу, – с сомнением сказал Леопан.
– Не знаю, – пожал плечами Вегрик. – Кажется, этот посыльный – нормальный мужик. Но если что пойдёт не так, мы их всех перебьём. Я их сам всех перебью. Туда им и дорога, раз не умеют настоящего герцога отличить.
– Что ж, хорошо, господин рыцарь. Если так угодно судьбе, доставьте меня на этот суд. Я готов принять свою участь, какой бы она ни была, – сказал мальчик и встал с колен.
Вегрик поднял его.
«Не этой рукой, – сказал вдруг Корпус. – Мы не можем ею пошевелить. Ремешок на предплечье оборвался».
«Это навсегда?» – взволновался сапожник.
«Нет. Срастётся со временем», – успокоил его шлем.
Вегрик подхватил Леопана другой рукой, и они понеслись к собору.
***
Слушание дела о наследнике герцогства Пшильского затянулось до глубокой ночи. За это время кое-кто из уцелевших стражников архиепископа не раз пытался потихоньку сбежать из собора, но народ надёжно стерёг в дверях. Герцог Ольфургский был неутомим. Без перерыва на ужин он выслушал всех, кто хотел что бы то ни было сказать по разбираемому случаю, а также тех, кто говорить совсем не хотел. Под конец, он совершенно запутался.
– Не знаю. Просто не знаю, – помотал головой герцог. – Как тут можно хоть что-то понять? Одни говорят: пять пальцев, другие – шесть. – Он обернулся к Пупу. – Скажите ещё раз, как вас зовут?
– Пуп, – ответил мальчик, поправляя съехавший набекрень венец.
– Ваша светлость! – принялся увещевать его архиепископ. – Вы опять забываетесь! Вспомните-ка, что мы с вами учили!
Мальчик подумал некоторое время, потом выдал:
– Меня зовут Леопуп! И я грецих.
– Кажется, это неуверенный ответ, – заметил королевский посланник.
– Напротив, – заявил архиепископ. – Всем известно, что некоторая слабость ума – врождённая черта Пшильской династии. А вот то, что второй… претендент – назовём его так – рассуждает слишком уж здраво, как раз и доказывает, что к герцогскому роду он не имеет никакого отношения.
– Ничего это не доказывает, Ваше преосвященство! – возмутился Леопан. – Вы прекрасно знаете, что для лжесвидетелей уготован ад. Неужели вас это не пугает?!
– А чего тут спорить?! – встрял вдруг Утопий. – Если отец наследника покинул этот мир, так мать-то ещё осталась. Уж кому, как не ей узнать собственное дитя. Давайте у неё и спросим!
– Она уже узнала, – сухо сказал архиепископ.
– Пусть ещё раз узнает! При всех! – смело ответил Уховёрт.
– Прекрасная идея! – согласился герцог Ольфургский. – Но только, господа, я пошлю за ней исключительно людей из своей свиты, чтобы герцогиню никто не подговорил по дороге. Мы не будем рассказывать ей, зачем она сюда приглашена, и при её появлении требую ото всех сохранять молчание.
На том и порешили. Впрочем, архиепископ согласился с такой процедурой без особой радости.
– Не знаю, прилично ли тревожить даму в поздний час, – бурчал он, но его никто не слушал.
***
Вдовствующая герцогиня Пшильская, вся в чёрном, тонкая, как давно служивший и источенный нож, бледная, как дым от костра из сырых дров, вошла в переполненный собор, недоумевая, для чего её сюда пригласили среди ночи. Этот вопрос переполнял её взгляд. Она выискивала, кому бы его задать, и не находила достойного ответчика. Герцогиня тысячу раз говорила, что не желает присутствовать на церемонии. Не желает смотреть на этот балаган. Она близоруко блуждала глазами по сторонам, пока вдруг не наткнулась на Леопана. Герцогиня вздрогнула, отшатнулась, потом потёрла лицо ладонями и снова посмотрела на него.
– Мальчик мой! – воскликнула она.
– Мама! – закричал с трудом сдерживавшийся до этого Леопан и бросился в её объятья.
– Все говорили, тебя уже нет! Говорили ты умер! – повторяла герцогиня, прижимая сына к сердцу. – Убедили, чтобы я другого признала за тебя. Говорили, что так будет лучше.
– Я живой, мама! – плакал Леопан. – Живой. Теперь всё будет хорошо.
– Вот оно – материнское сердце! – утирая платком выступившую слезу, произнёс герцог Ольфугрский. – Теперь я уверен в решении.
Все крестьяне, стоявшие в дверях собора, плакали навзрыд, и даже некоторые стражники на галерее начали всхлипывать.
– Да, братья, по вине моего вероломного секретаря произошла прискорбная ошибка, – раздался тут голос архиепископа. – Но есть установления божественного закона, которые людям не дано нарушить. Церемония свершилась, и перед этим алтарём венец возложен на главу. Вот ваш новый герцог! Господом уготовано так – и можем ли мы Ему противиться?!
С этими словами архиепископ указал на Пупа, который как раз от скуки принялся облизывать рукав своего расшитого камзольчика.
– И в самом деле, – добавил кто-то из священнослужителей скрипучим голосом. – Закон говорит, что, если церемония завершена, то герцог остается таковым, пока не покинет этот мир или не отречётся.
В соборе повисла мёртвая тишина. Никто не мог возразить против таких слов. Действительно, того, что случилось перед алтарём, не изменить, пусть хоть и вышло это несправедливо. С Господом не поспоришь.
– Пуп! – раздался вдруг голос Уховёрта. – Ты чего это молчишь?
– А что я должен говорить, дядя Утопий? – спросил мальчик, оторвавшись от облизывания рукава.
– Тут говорят, что ты – герцог. А разве это так? Разве врать хорошо? – продолжал старик.
– А чего ж? Разве я вру? Мне сказали, что я грецих, вот я и повторяю.
– Конечно, врёшь! Герцоги – они рождаются в больших домах и спят на перинах. У них пони есть, маленькие такие лошадки, и слуги. Их всякой грамоте учат. А ты разве так родился? Были у тебя перины с лошадками?
– Нет, – признался Пуп. – У нас давно свинья была, пока её не закололи. А лошадок не было.
– Так зачем же ты людям врёшь?! Разве хорошо это? – настаивал Утопий.
– Не хорошо, – кивнул Пуп. – А что теперь делать?
– Сними этот обруч с головы и скажи честно, что отрекаешься от него.
Пуп потянулся было к венцу, но тут призадумался.
– Нет, дядя Утопий, – сказал он. – Мне объяснили, что раз будет у меня эта штуковина, так и станут меня всегда пирогами кормить. А ты говоришь – её снимать.
– Думаю, и без этой штуковины тебя пирогами накормят, – улыбнулся Уховёрт и посмотрел на Леопана. – Так ведь, ваше сиятельство?
– Так, – кивнул юный наследник. – Ты не будешь знать недостатка в пирогах. Ни ты, ни твои родные. Я назначу тебя главным смотрителем герцогской кухни.
Слово «кухня», кажется, очень понравилось Пупу.
– Ну, тогда я открекаюсь от этого обода! – радостно заявил он и снял с себя венец. – Врать-то нехорошо. Ещё Боженька накажет.
– Итак, всё стало на свои места! – радостно воскликнул герцог Ольфургский. – Ваше преосвященство, полагаю, надо немедленно совершить обряд над новым герцогом Пшильским.
Архиепископ недовольно поморщился.
– Но ведь на это нет королевского указа. А без указа я не могу…
– Вы ошибаетесь, Ваше преосвященство, – сказал королевский посланник. – Указ есть. В нём написано, что по праву наследования на герцогский престол следует возвести Леопана Второго Пшильского. Как мы выяснили, этого не сделано до сих пор. Если вы настаиваете, я могу обратиться к Его величеству за новым указом. Но тогда придётся подробно докладывать обстоятельства подмены наследника.
– Ещё раз повторяю – я не имею к этому никакого отношения. Это интриги моего секретаря. Хотел бы я знать, куда он подевался! – с притворным возмущением выпалил архиепископ и повернулся к Пупу. – Давай сюда венец!
С восходом солнца народу было объявлено о новом герцоге Пшильском – Леопане Втором.
***
Эспажуль ожидал увидеть в городе толпы беснующихся крестьян, но, к его удивлению, на улицах было тихо. До гостиницы он добрался без приключений. Вот только вывихнутая нога уже основательно распухла.
В общем зале бывший гвардеец встретил пожилого служителя и спросил, что слышно о беспорядках. Тот только плечами пожал. Действительно, на Тлирской улице был какой-то шум, но что именно там стряслось, он не знал. Эспажуль посоветовал запереть все двери и поспешил на второй этаж.
Эльта как ни в чём не бывало сидела в кресле и неумело вышивала на пяльцах.
