– Церемония уже закончилась? Почему ты такой грязный? – спросила она.
– В городе бунт, – ответил Эспажуль. – Это может быть опасно. Надо закрыть дверь!
– Раз надо, так закрывай, – равнодушно сказала Эльта и вернулась к рукоделию.
Бывший гвардеец повернул ключ в замке, придвинул к двери шкаф, достал меч из ножен и расположился напротив входа, готовый встретить мятежников. Так он просидел до вечера, тревожно прислушиваясь к каждому шороху. Но в гостинице было тихо. Судя по всему, разъярённые толпы не собирались её штурмовать.
Когда стемнело, Эльта объявила, что собирается отходить ко сну, и Эспажулю следует покинуть номер. Бывший гвардеец пробовал возражать, но девушка была непреклонна.
– Я ещё не твоя жена и не могу спать с тобой в одной комнате, – сказала она.
Эспажулю пришлось отодвигать шкаф и убираться из номера. Он принёс стул из своей комнаты, уселся у дверей Эльты и до самого утра не сомкнул глаз.
Через час после рассвета снизу послышались голоса. Эспажуль с мечом в руке, хромая, спустился на первый этаж и заглянул в общий зал. Там два молодых служителя возбуждённо рассказывали пожилому товарищу о событиях, произошедших на церемонии. Бывший гвардеец потребовал, чтобы всё повторили с самого начала.
Выслушав рассказ, Эспажуль понял, что оказался в незавидном положении. Его ставка не сыграла. Законный наследник получил-таки герцогский венец. Если станет известно о предательстве, Эспажулю несдобровать.
Бывший гвардеец поспешил в номер и принялся укладывать вещи. Затем он постучался к Эльте. Несмотря на ранний час, девушка открыла почти сразу. Эспажуль сообщил, что им надо немедленно уезжать из города. Эльта пожелала узнать, с чего это вдруг. Капитан замялся. Рассказать невесте о совершённом предательстве он не мог, а другого правдоподобного объяснения для отъезда в голову не приходило. Эспажуль начал бормотать что-то невнятное.
– Оставь свои выдумки! – прервала его Эльта. – Я никуда не поеду, пока не станет ясна судьба моего дяди!
Бывший гвардеец пробовал уговорить её так и эдак, но девушка не хотела его слушать.
А на улице меж тем поднялся весёлый шум. Народ спешил на замковую площадь, чтобы приветствовать нового герцога.
Леопан Второй, герцог Пшильский, на рассвете вышел из душного собора и с печалью посмотрел на лежавшие у ворот тела погибших. Мальчик насчитал три десятка крестьян, горожан и гвардейцев, отдавших свои жизни за герцогский венец на его голове.
Пленных стражников гуртом гнали к резиденции архиепископа, чтобы инквизиторы проверили, нет ли в них демонов. Чёрных братьев вели отдельно и под особой охраной.
– Ваша светлость, вы не будете против, если мы не станем дожидаться экипажей и пройдёмся до замка пешком? – спросил Леопан подошедшего герцога Ольфургского. – Я хочу почтить память каждого, погибшего на этом пути.
– Разумеется, ваша светлость, – ответил королевский посланник.
Леопан шёл, и за ним двигалась длинная процессия. Не много мёртвых попалось по дороге, и у каждого, будь то гвардеец, стражник или просто горожанин, мальчик останавливался и беззвучно, одними губами, читал молитву.
Перед самым замком в роскошной герцогской карете Леопан увидел тело Гюга. Тут он задержался дольше всего.
– В этой карете лейтенанта и повезут на кладбище, – сказал юный герцог. – Отныне она станет последней колесницей для ушедших героев. И пусть бы эта повозка стояла без дела! Но сейчас не о том. Мёртвых мы похороним завтра, а сегодня – праздник. Добро пожаловать в мой замок! Нас должен ждать пир.
– Дуры! Вы просто дуры набитые! – негодовала Кирикисья. – Это ж надо так опростоволоситься! Вы чего все к воротам попёрлись, как стадо овец?!
– Да откуда ж нам было знать, что они такие хитрецы? Вот ведь какую штуку коварную придумали! – виновато оправдывались монахини, сгрудившиеся в тесной колокольне.
Кирикисья в сердцах хотела плюнуть, но не нашла, куда. Сёстры стояли в колокольной башне, прижавшись друг к другу, как сельди в бочке.
Коварство врага заключалось в том, что пока все монахини у главных ворот увлеченно швырялись камнями в идущих на очередной штурм стражников, десяток солдат с лестницей обошли монастырь и беспрепятственно забрались на стену, которую никто не охранял. Увидав противника у себя в тылу, сёстры впали в панику и с визгом разбежались кто куда, несмотря на гневные вопли пытавшейся их остановить Кирикисьи. Стражники открыли ворота изнутри. Большинство монахинь были схвачены и посажены в подвал. Однако около тридцати самых резвых сестер с Кирикисьей во главе успели запереться в колокольне. И места для них здесь было маловато.
– Что там делают эти мордовороты? – спросила Кирикисья.
– Ходят туда-сюда, – ответила монахиня с верхней площадки, не переставая раскачивать колокол. – Обыскивают, наверное.
– Какой позор! – возопила травница. – За триста лет в этом монастыре мужчина даже не заглядывал в келью, а теперь солдатня топает тут грязными сапогами и в вашем исподнем копается! Радуйтесь, разини! Монастырь осквернён!
Особенно Кирикисью возмущало то обстоятельство, что стражники могли разворошить и её аккуратно сложенное в сундуке кружевное бельишко.
– Не расстраивайся так, матушка. Мы потом приберёмся, полы помоем, и будет опять чистенько, – простодушно сказала Гузла.
– Приберётся она, – покачала головой травница. – Как ты не понимаешь, что не будет никакого «потом». В живых нас стражники не оставят.
– Почему? – ошарашенно спросила Гузла.
Кирикисья изложила свои соображения об архиепископе, подмене наследника и о том, что живые свидетели в таком деле никому не нужны. После её слов монахини словно оцепенели на некоторое время. Потом какая-то сестра начала потихоньку всхлипывать, следом за ней вторая, и скоро колокольня наполнилась дружным плачем, слившимся с неумолкающим набатом.
Кирикисья молчала. «Пусть проревутся, глупые курицы», – думала она.
Тут раздался стук в дверь.
– Открывайте! – потребовал грубый голос.
– Ещё чего! – дерзко ответила Кирикисья.
– Тогда хотя бы звонить перестаньте! Голова уже пухнет от вашего колокола!
– И не подумаем!
– Ну, ничего! Сейчас вот с обыском закончим, и с вами разберёмся! – пригрозил стражник из-за двери.
Повара в Пшильском замке ворчали. Все изысканные кушанья, которые они наготовили вчера к торжественному обеду, давным-давно остыли, а тут вдруг ни свет ни заря объявилась куча важных гостей. И чем же прикажете их кормить? Приходилось впопыхах разогревать вчерашнее. А для настоящего повара хуже нет позора, чем подать такое блюдо.
Ко всему прочему новый герцог велел вынести столы на улицу и накормить собравшуюся у замка толпу крестьян. Тех, самых, которые вчера изгадили всю площадь! Кто бы ещё знал, чем они питаются.
Посовещавшись, повара решили, что, вроде бы, крестьяне должны есть кашу с салом. Но на герцогской кухне работали только искушенные кулинары, а потому никто из них знать не знал, как готовить это плебейское блюдо. Догадались спросить судомоек, и те охотно поделились рецептом.
Помимо этого у поваров появилась еще одна забота. Ходили слухи, что скоро с инспекцией должен прийти вновь назначенный смотритель кухни. «Что это за птица такая? И как раньше без него обходились?» – ворчали повара, не зная, что вперёд делать: еду готовить или сковородки перед проверкой начищать.
Едва добравшись до замка, Пуп пожелал выяснить, где же та кухня, за которой ему поручено смотреть, и немедленно приступил к своим обязанностям. Познакомившись с ним поближе, повара успокоились и повеселели. Мальчишка ел всё подряд и нахваливал. Оставалось только следить, как бы он не слопал что-нибудь такое, что предназначалось для помойного ведра. Всем бы кухням таких смотрителей!
В главном зале Пшильского замка на торжественный завтрак в честь возложения венца на Леопана Второго собралась изысканная публика: герцог Ольфургский со свитой, бывший содержатель игорного дома Родел, Хлост, Саврас, гвардия в полном составе и, конечно же, сапожник Вегрик по прозвищу Два Гвоздя и Утопий Уховёрт. На всякий случай позвали даже красноносого мужика из Камышовой Запени и косоглазую пухлую девку. Последняя соизволила-таки расстаться со своим ржавым серпом и теперь тщательно изучала подаваемые на стол кушанья, спрашивая всякий раз, а не марципаны ли это. В сторонке сидел угрюмый архиепископ и несколько священников из Тлира.
Несмотря на опасения поваров, пир удался на славу. Гости оказались так голодны, что сметали всё подряд, особо не разбираясь, вчерашние им подают кушанья или ещё какие. Вдовствующая герцогиня ни на шаг не отходила от сына.
Леопан решил не откладывать государственные заботы в долгий ящик и начал издавать указы прямо за столом. Первым делом он отменил все подати и запреты, введенные во время правления его отца. Затем юный герцог повелел ввести налог на овец. Всякий, кто содержит больше ста голов, теперь должен за каждую платить по два гульдена в год. Кроме того, пшильские земли, занятые под пастбища, будут выкупаться за счёт казны герцога и передаваться в аренду крестьянам.
Архиепископ и тлирское духовенство, слушая такие распоряжения, всё больше мрачнели. Впрочем, его преосвященство утешало то, что собор почти достроен, а потому много денег уже не потребует. Вот только ворота придётся новые делать.
Далее Леопан объявил, что войско Пшиля отныне перестает подчиняться архиепископу. Те люди, которые перешли в стражу Тлира из армии герцога должны вернуться к своему законному властителю, конечно, при наличии справки от инквизиторов о том, что каких-ибо демонов в них не обнаружено.
Каждый указ юного герцога громко объявлялся со стены замка, и народ, которому выдали-таки кашу с салом и даже кое-какого жаркого, ликовал.
За торжественным столом Вегрик помирился с Утопием.
– Ладно, старый пень, – сказал сапожник. – Я на тебя зла не держу. Но вот деньги на эту барышню ты зря промотал. Попомни мое слово, зря!
– Я уж и сам жалею! – радостно воскликнул Уховёрт и обнял товарища.
К Вегрику подошёл Саврас.
– Вот, господин рыцарь, – ехидно сказал гвардеец, – я принёс расписку от казначея отряда. Тут сказано, что от вас на нужды гвардии принято двести пятьдесят гульденов. Предъявите её герцогу – авось он возместит ваши расходы.
– Да иди ты к лешему! – засмеялся сапожник и в шутку толкнул Савраса в плечо, но расписку, всё же, припрятал.
– Теперь настал черёд назначить бургомистра Пшиля, – объявил Леопан и вдруг обратился к Утопию. – Не примите ли вы эту должность, учёный человек?
Вегрик едва не подавился куском холодной баранины. Ничего себе! Старому зануде предлагают стать бургомистром!
– Пожалуй, я откажусь, ваша светлость, – сказал Утопий, и тут Вегрик чуть было не подавился второй раз. – Я бы хотел отправиться в странствие, чтобы изучать красоту нашего мира. А должность бургомистра никак не способствует моим устремлениям. Но, если будет позволено сказать, я знаю, кто мог бы с большим достоинством занять это место.
– Говорите, учёный человек, – кивнул Леопан.
– Вот этот господин, – Утопий указал на Родела. – Он с рождения живет в Пшиле и знает чаяния здешних людей.
– Пожалуй, вы правы, – согласился юный герцог. – Итак, господин Родел, я назначаю вас бургомистром. Вы согласны?
Теперь уже настал черед бывшему хозяину таверны давиться бараниной.
– А что ж, – сказал Родел, прокашлявшись. – Заведение моё сгорело, больше мне заняться всё равно нечем, так, пожалуй, могу и бургомистром побыть.
– Вот и прекрасно, – кивнул Леопан и продолжил. – Господина Утопия я назначаю придворным учёным с жалованием в двести гульденов в год. Он волен отправляться в любые странствия в любые пределы, но обязан посылать в Пшиль подробные отчёты о своих открытиях.
– На это я согласен! – просиял Уховёрт. – Такая должность по мне.
– Теперь к вам, деревенские люди, – обратился юный герцог к красноносому мужику и кривой бабе. – К стыду моему, я не знаю точно, где находится ваше славное село. Но обещаю, что прилежащие к нему земли в ближайшее время будут выкуплены у священнослужителей Тлира и переданы вам и вашим односельчанам в безвозмездное пользование на пятьдесят лет.
– Ох ты! – подскочил красноносый мужик и начал кланяться. – Вот уж обяжете, ваша светлость! Вот уж обяжете! Вы это, если какая беда приключится, сразу шлите гонцов к нам, в Камышовую Запень. Мы уж постоим за вас! Горой постоим!
– Спасибо, друзья, – кивнул Леопан и обвёл глазами собравшихся. – Надеюсь, я никого не забыл, и всем воздал по заслугам?
Вегрик хотел было возмутиться: «А я?! А как же я?! Какая мне будет награда?» Но откуда-то вдруг взявшееся чувство собственного достоинства заставило его промолчать.
– Кажется, господин странствующий рыцарь остался без награды, – заметил герцог Ольфургский.
– Это так, – согласился Леопан. – Но боюсь, у меня нет ничего, чем можно по достоинству вознаградить сэра Вегрика за его подвиги. Золото и земли не прельщают странствующих рыцарей. Так что же я могу ему дать? Впрочем, если сам сэр Вегрик имеет какое-нибудь желание, я с радостью его выполню, если это в моих силах.
Сапожник поднялся и откашлялся.
– По правде сказать, есть у меня одно дельце, в котором вы могли бы помочь. Но рассказать о нём я могу только с глазу на глаз.
– Извольте, – согласился Леопан. – Мы можем выйти в галерею.
Когда они отошли подальше от посторонних ушей, Вегрик проговорил вполголоса:
– Ваша светлость, а не могли бы вы меня в рыцари произвести?
– Но постойте! Вы ведь и так рыцарь. Для чего же посвящать вас ещё раз? – удивился Леопан.
– На самом деле я не рыцарь, – со смущением сознался Вегрик.
– А кто же вы тогда?
– Сапожник, – прошептал Вегрик, склонившись к самому уху юного герцога.
– Не совсем понимаю, о чём идёт речь, – сказал Леопан, – но, раз вам так угодно, то я, конечно, могу посвятить вас в рыцари. Преклоните колени.
Вегрик бухнулся на пол. Леопан достал из ножен меч, коснулся им плеч сапожника, слегка ударил клинком по шлему, потом сказал:
– Встаньте, сэр Вегрик!
– И всё? – удивился новоиспечённый рыцарь. – Я думал, это как-то посложнее должно происходить.
– Если точно следовать традициям, то вам неделю перед церемонией следовало бы поститься, а прошлую ночь провести в церкви в покаянии. Но в соборе мы и так до утра просидели. Ещё я должен вручить вам меч, шпоры, щит, копьё и коня. Надо распорядиться, чтобы подыскали подходящие. Теперь вы имеете право на герб. Я предлагаю изобразить на нём распахнутые ворота в напоминание о вашем подвиге. И прозвище вам подошло бы – Вегрик Сокрушитель Врат.
– Красиво. Но у меня уже есть прозвище. Меня зовут Вегрик Два Гвоздя. Пусть они и будут на гербе.
– Странный символ, – удивился Леопан. – Впрочем, как вам будет угодно. Я пришлю художника, чтобы он изобразил герб на вашей кирасе.
«Не вздумай ничего на нас рисовать!» – воскликнул Корпус.
– Нет. Художника не надо! – поспешил сказать Вегрик. – А что я теперь должен делать как рыцарь?
– Быть отважным, честным, справедливым, защищать слабых и обездоленных, сражаться со злом и, если Пшиль подвергнется нападению, вставать на его защиту. В общем, всё то, что вы и до этого делали, – объяснил Леопан. – Можете даму сердца завести, чтобы совершать подвиги в её честь.
– В городе бунт, – ответил Эспажуль. – Это может быть опасно. Надо закрыть дверь!
– Раз надо, так закрывай, – равнодушно сказала Эльта и вернулась к рукоделию.
Бывший гвардеец повернул ключ в замке, придвинул к двери шкаф, достал меч из ножен и расположился напротив входа, готовый встретить мятежников. Так он просидел до вечера, тревожно прислушиваясь к каждому шороху. Но в гостинице было тихо. Судя по всему, разъярённые толпы не собирались её штурмовать.
Когда стемнело, Эльта объявила, что собирается отходить ко сну, и Эспажулю следует покинуть номер. Бывший гвардеец пробовал возражать, но девушка была непреклонна.
– Я ещё не твоя жена и не могу спать с тобой в одной комнате, – сказала она.
Эспажулю пришлось отодвигать шкаф и убираться из номера. Он принёс стул из своей комнаты, уселся у дверей Эльты и до самого утра не сомкнул глаз.
Через час после рассвета снизу послышались голоса. Эспажуль с мечом в руке, хромая, спустился на первый этаж и заглянул в общий зал. Там два молодых служителя возбуждённо рассказывали пожилому товарищу о событиях, произошедших на церемонии. Бывший гвардеец потребовал, чтобы всё повторили с самого начала.
Выслушав рассказ, Эспажуль понял, что оказался в незавидном положении. Его ставка не сыграла. Законный наследник получил-таки герцогский венец. Если станет известно о предательстве, Эспажулю несдобровать.
Бывший гвардеец поспешил в номер и принялся укладывать вещи. Затем он постучался к Эльте. Несмотря на ранний час, девушка открыла почти сразу. Эспажуль сообщил, что им надо немедленно уезжать из города. Эльта пожелала узнать, с чего это вдруг. Капитан замялся. Рассказать невесте о совершённом предательстве он не мог, а другого правдоподобного объяснения для отъезда в голову не приходило. Эспажуль начал бормотать что-то невнятное.
– Оставь свои выдумки! – прервала его Эльта. – Я никуда не поеду, пока не станет ясна судьба моего дяди!
Бывший гвардеец пробовал уговорить её так и эдак, но девушка не хотела его слушать.
А на улице меж тем поднялся весёлый шум. Народ спешил на замковую площадь, чтобы приветствовать нового герцога.
Прода от 08.01.2021, 11:38
Глава 14. Умереть не получится
Леопан Второй, герцог Пшильский, на рассвете вышел из душного собора и с печалью посмотрел на лежавшие у ворот тела погибших. Мальчик насчитал три десятка крестьян, горожан и гвардейцев, отдавших свои жизни за герцогский венец на его голове.
Пленных стражников гуртом гнали к резиденции архиепископа, чтобы инквизиторы проверили, нет ли в них демонов. Чёрных братьев вели отдельно и под особой охраной.
– Ваша светлость, вы не будете против, если мы не станем дожидаться экипажей и пройдёмся до замка пешком? – спросил Леопан подошедшего герцога Ольфургского. – Я хочу почтить память каждого, погибшего на этом пути.
– Разумеется, ваша светлость, – ответил королевский посланник.
Леопан шёл, и за ним двигалась длинная процессия. Не много мёртвых попалось по дороге, и у каждого, будь то гвардеец, стражник или просто горожанин, мальчик останавливался и беззвучно, одними губами, читал молитву.
Перед самым замком в роскошной герцогской карете Леопан увидел тело Гюга. Тут он задержался дольше всего.
– В этой карете лейтенанта и повезут на кладбище, – сказал юный герцог. – Отныне она станет последней колесницей для ушедших героев. И пусть бы эта повозка стояла без дела! Но сейчас не о том. Мёртвых мы похороним завтра, а сегодня – праздник. Добро пожаловать в мой замок! Нас должен ждать пир.
***
– Дуры! Вы просто дуры набитые! – негодовала Кирикисья. – Это ж надо так опростоволоситься! Вы чего все к воротам попёрлись, как стадо овец?!
– Да откуда ж нам было знать, что они такие хитрецы? Вот ведь какую штуку коварную придумали! – виновато оправдывались монахини, сгрудившиеся в тесной колокольне.
Кирикисья в сердцах хотела плюнуть, но не нашла, куда. Сёстры стояли в колокольной башне, прижавшись друг к другу, как сельди в бочке.
Коварство врага заключалось в том, что пока все монахини у главных ворот увлеченно швырялись камнями в идущих на очередной штурм стражников, десяток солдат с лестницей обошли монастырь и беспрепятственно забрались на стену, которую никто не охранял. Увидав противника у себя в тылу, сёстры впали в панику и с визгом разбежались кто куда, несмотря на гневные вопли пытавшейся их остановить Кирикисьи. Стражники открыли ворота изнутри. Большинство монахинь были схвачены и посажены в подвал. Однако около тридцати самых резвых сестер с Кирикисьей во главе успели запереться в колокольне. И места для них здесь было маловато.
– Что там делают эти мордовороты? – спросила Кирикисья.
– Ходят туда-сюда, – ответила монахиня с верхней площадки, не переставая раскачивать колокол. – Обыскивают, наверное.
– Какой позор! – возопила травница. – За триста лет в этом монастыре мужчина даже не заглядывал в келью, а теперь солдатня топает тут грязными сапогами и в вашем исподнем копается! Радуйтесь, разини! Монастырь осквернён!
Особенно Кирикисью возмущало то обстоятельство, что стражники могли разворошить и её аккуратно сложенное в сундуке кружевное бельишко.
– Не расстраивайся так, матушка. Мы потом приберёмся, полы помоем, и будет опять чистенько, – простодушно сказала Гузла.
– Приберётся она, – покачала головой травница. – Как ты не понимаешь, что не будет никакого «потом». В живых нас стражники не оставят.
– Почему? – ошарашенно спросила Гузла.
Кирикисья изложила свои соображения об архиепископе, подмене наследника и о том, что живые свидетели в таком деле никому не нужны. После её слов монахини словно оцепенели на некоторое время. Потом какая-то сестра начала потихоньку всхлипывать, следом за ней вторая, и скоро колокольня наполнилась дружным плачем, слившимся с неумолкающим набатом.
Кирикисья молчала. «Пусть проревутся, глупые курицы», – думала она.
Тут раздался стук в дверь.
– Открывайте! – потребовал грубый голос.
– Ещё чего! – дерзко ответила Кирикисья.
– Тогда хотя бы звонить перестаньте! Голова уже пухнет от вашего колокола!
– И не подумаем!
– Ну, ничего! Сейчас вот с обыском закончим, и с вами разберёмся! – пригрозил стражник из-за двери.
***
Повара в Пшильском замке ворчали. Все изысканные кушанья, которые они наготовили вчера к торжественному обеду, давным-давно остыли, а тут вдруг ни свет ни заря объявилась куча важных гостей. И чем же прикажете их кормить? Приходилось впопыхах разогревать вчерашнее. А для настоящего повара хуже нет позора, чем подать такое блюдо.
Ко всему прочему новый герцог велел вынести столы на улицу и накормить собравшуюся у замка толпу крестьян. Тех, самых, которые вчера изгадили всю площадь! Кто бы ещё знал, чем они питаются.
Посовещавшись, повара решили, что, вроде бы, крестьяне должны есть кашу с салом. Но на герцогской кухне работали только искушенные кулинары, а потому никто из них знать не знал, как готовить это плебейское блюдо. Догадались спросить судомоек, и те охотно поделились рецептом.
Помимо этого у поваров появилась еще одна забота. Ходили слухи, что скоро с инспекцией должен прийти вновь назначенный смотритель кухни. «Что это за птица такая? И как раньше без него обходились?» – ворчали повара, не зная, что вперёд делать: еду готовить или сковородки перед проверкой начищать.
Едва добравшись до замка, Пуп пожелал выяснить, где же та кухня, за которой ему поручено смотреть, и немедленно приступил к своим обязанностям. Познакомившись с ним поближе, повара успокоились и повеселели. Мальчишка ел всё подряд и нахваливал. Оставалось только следить, как бы он не слопал что-нибудь такое, что предназначалось для помойного ведра. Всем бы кухням таких смотрителей!
В главном зале Пшильского замка на торжественный завтрак в честь возложения венца на Леопана Второго собралась изысканная публика: герцог Ольфургский со свитой, бывший содержатель игорного дома Родел, Хлост, Саврас, гвардия в полном составе и, конечно же, сапожник Вегрик по прозвищу Два Гвоздя и Утопий Уховёрт. На всякий случай позвали даже красноносого мужика из Камышовой Запени и косоглазую пухлую девку. Последняя соизволила-таки расстаться со своим ржавым серпом и теперь тщательно изучала подаваемые на стол кушанья, спрашивая всякий раз, а не марципаны ли это. В сторонке сидел угрюмый архиепископ и несколько священников из Тлира.
Несмотря на опасения поваров, пир удался на славу. Гости оказались так голодны, что сметали всё подряд, особо не разбираясь, вчерашние им подают кушанья или ещё какие. Вдовствующая герцогиня ни на шаг не отходила от сына.
Леопан решил не откладывать государственные заботы в долгий ящик и начал издавать указы прямо за столом. Первым делом он отменил все подати и запреты, введенные во время правления его отца. Затем юный герцог повелел ввести налог на овец. Всякий, кто содержит больше ста голов, теперь должен за каждую платить по два гульдена в год. Кроме того, пшильские земли, занятые под пастбища, будут выкупаться за счёт казны герцога и передаваться в аренду крестьянам.
Архиепископ и тлирское духовенство, слушая такие распоряжения, всё больше мрачнели. Впрочем, его преосвященство утешало то, что собор почти достроен, а потому много денег уже не потребует. Вот только ворота придётся новые делать.
Далее Леопан объявил, что войско Пшиля отныне перестает подчиняться архиепископу. Те люди, которые перешли в стражу Тлира из армии герцога должны вернуться к своему законному властителю, конечно, при наличии справки от инквизиторов о том, что каких-ибо демонов в них не обнаружено.
Каждый указ юного герцога громко объявлялся со стены замка, и народ, которому выдали-таки кашу с салом и даже кое-какого жаркого, ликовал.
За торжественным столом Вегрик помирился с Утопием.
– Ладно, старый пень, – сказал сапожник. – Я на тебя зла не держу. Но вот деньги на эту барышню ты зря промотал. Попомни мое слово, зря!
– Я уж и сам жалею! – радостно воскликнул Уховёрт и обнял товарища.
К Вегрику подошёл Саврас.
– Вот, господин рыцарь, – ехидно сказал гвардеец, – я принёс расписку от казначея отряда. Тут сказано, что от вас на нужды гвардии принято двести пятьдесят гульденов. Предъявите её герцогу – авось он возместит ваши расходы.
– Да иди ты к лешему! – засмеялся сапожник и в шутку толкнул Савраса в плечо, но расписку, всё же, припрятал.
– Теперь настал черёд назначить бургомистра Пшиля, – объявил Леопан и вдруг обратился к Утопию. – Не примите ли вы эту должность, учёный человек?
Вегрик едва не подавился куском холодной баранины. Ничего себе! Старому зануде предлагают стать бургомистром!
– Пожалуй, я откажусь, ваша светлость, – сказал Утопий, и тут Вегрик чуть было не подавился второй раз. – Я бы хотел отправиться в странствие, чтобы изучать красоту нашего мира. А должность бургомистра никак не способствует моим устремлениям. Но, если будет позволено сказать, я знаю, кто мог бы с большим достоинством занять это место.
– Говорите, учёный человек, – кивнул Леопан.
– Вот этот господин, – Утопий указал на Родела. – Он с рождения живет в Пшиле и знает чаяния здешних людей.
– Пожалуй, вы правы, – согласился юный герцог. – Итак, господин Родел, я назначаю вас бургомистром. Вы согласны?
Теперь уже настал черед бывшему хозяину таверны давиться бараниной.
– А что ж, – сказал Родел, прокашлявшись. – Заведение моё сгорело, больше мне заняться всё равно нечем, так, пожалуй, могу и бургомистром побыть.
– Вот и прекрасно, – кивнул Леопан и продолжил. – Господина Утопия я назначаю придворным учёным с жалованием в двести гульденов в год. Он волен отправляться в любые странствия в любые пределы, но обязан посылать в Пшиль подробные отчёты о своих открытиях.
– На это я согласен! – просиял Уховёрт. – Такая должность по мне.
– Теперь к вам, деревенские люди, – обратился юный герцог к красноносому мужику и кривой бабе. – К стыду моему, я не знаю точно, где находится ваше славное село. Но обещаю, что прилежащие к нему земли в ближайшее время будут выкуплены у священнослужителей Тлира и переданы вам и вашим односельчанам в безвозмездное пользование на пятьдесят лет.
– Ох ты! – подскочил красноносый мужик и начал кланяться. – Вот уж обяжете, ваша светлость! Вот уж обяжете! Вы это, если какая беда приключится, сразу шлите гонцов к нам, в Камышовую Запень. Мы уж постоим за вас! Горой постоим!
– Спасибо, друзья, – кивнул Леопан и обвёл глазами собравшихся. – Надеюсь, я никого не забыл, и всем воздал по заслугам?
Вегрик хотел было возмутиться: «А я?! А как же я?! Какая мне будет награда?» Но откуда-то вдруг взявшееся чувство собственного достоинства заставило его промолчать.
– Кажется, господин странствующий рыцарь остался без награды, – заметил герцог Ольфургский.
– Это так, – согласился Леопан. – Но боюсь, у меня нет ничего, чем можно по достоинству вознаградить сэра Вегрика за его подвиги. Золото и земли не прельщают странствующих рыцарей. Так что же я могу ему дать? Впрочем, если сам сэр Вегрик имеет какое-нибудь желание, я с радостью его выполню, если это в моих силах.
Сапожник поднялся и откашлялся.
– По правде сказать, есть у меня одно дельце, в котором вы могли бы помочь. Но рассказать о нём я могу только с глазу на глаз.
– Извольте, – согласился Леопан. – Мы можем выйти в галерею.
Когда они отошли подальше от посторонних ушей, Вегрик проговорил вполголоса:
– Ваша светлость, а не могли бы вы меня в рыцари произвести?
– Но постойте! Вы ведь и так рыцарь. Для чего же посвящать вас ещё раз? – удивился Леопан.
– На самом деле я не рыцарь, – со смущением сознался Вегрик.
– А кто же вы тогда?
– Сапожник, – прошептал Вегрик, склонившись к самому уху юного герцога.
– Не совсем понимаю, о чём идёт речь, – сказал Леопан, – но, раз вам так угодно, то я, конечно, могу посвятить вас в рыцари. Преклоните колени.
Вегрик бухнулся на пол. Леопан достал из ножен меч, коснулся им плеч сапожника, слегка ударил клинком по шлему, потом сказал:
– Встаньте, сэр Вегрик!
– И всё? – удивился новоиспечённый рыцарь. – Я думал, это как-то посложнее должно происходить.
– Если точно следовать традициям, то вам неделю перед церемонией следовало бы поститься, а прошлую ночь провести в церкви в покаянии. Но в соборе мы и так до утра просидели. Ещё я должен вручить вам меч, шпоры, щит, копьё и коня. Надо распорядиться, чтобы подыскали подходящие. Теперь вы имеете право на герб. Я предлагаю изобразить на нём распахнутые ворота в напоминание о вашем подвиге. И прозвище вам подошло бы – Вегрик Сокрушитель Врат.
– Красиво. Но у меня уже есть прозвище. Меня зовут Вегрик Два Гвоздя. Пусть они и будут на гербе.
– Странный символ, – удивился Леопан. – Впрочем, как вам будет угодно. Я пришлю художника, чтобы он изобразил герб на вашей кирасе.
«Не вздумай ничего на нас рисовать!» – воскликнул Корпус.
– Нет. Художника не надо! – поспешил сказать Вегрик. – А что я теперь должен делать как рыцарь?
– Быть отважным, честным, справедливым, защищать слабых и обездоленных, сражаться со злом и, если Пшиль подвергнется нападению, вставать на его защиту. В общем, всё то, что вы и до этого делали, – объяснил Леопан. – Можете даму сердца завести, чтобы совершать подвиги в её честь.
