По щеке скользнула слезинка. Приди письмо всего на месяц раньше, многого из происходящего сейчас можно было бы избежать. Не было бы сегодняшнего бесконечного приёма, вчерашней коронации, от которой до сих пор звенело в голове, невыносимой боли от невозможности оплакать брата по-настоящему. И ответ на письмо очень долго не рождался в её голове.
Наконец, так и не вызвав фрейлину для написания письма, Тевера вывела первые строки на самой тонкой бумаге, которую только смогла найти в своих запасах:
«Её императорское величество, Тевера Манская, выражает Вам свою благосклонность и приветствует от лица всей империи».
* * *
Патриарх Тсиран не любил гулять в малом императорском саду. Конечно, здесь было не встретить лишних ушей или глаз, однако магия, вложенная в создание этого уединённого уголка, жгла его. Вполне возможно, всё дело было в противоположности божественного дара Нерождённого и обычной еретической силы, а может просто в том, что патриарх как жрец давно уже разучился любоваться красотами природы.
Только другого способа встретиться с Консо сейчас не существовало, а получить информацию от соглядатая следовало как можно скорее. Всё поворачивалось совсем не так, как рассчитывал патриарх. Обручение не с тем женихом, такая несвоевременная смерть Канбера, коронация первой императрицы Манзокеи – события катились снежным комом, и остановить их было невозможно. Однако привычка держать всё под контролем брала своё. И поведать о том, что не запланировал сам Тсинар, могли только его шпионы.
Консо обнаружился в самом центре парка, у цветника с розами. С задумчивым выражением лица мужчина помешивал в ведре палкой – очевидно, готовил какую-то подкормку. Патриарх понял это, подойдя ближе и сморщившись от неприятного запаха. Прижав к носу платок с благовониями, патриарх обратился точно к незнакомцу:
- Чем ты таким занимаешься, садовник, что смрад стоит на весь сад?
- Ваше святейшество, - изобразил тупое выражение лица Консо, хитро поблескивая глазами, - розы вот буду подкармливать.
- Неужто нельзя их подкормить чем-то более приятным обонянию?
- Можно, да только толку не будет.
Патриарх помолчал, а Консо вернулся к своему занятию.
Они не сказали друг другу ничего важного, но человек, умеющий читать между строк уловил бы намёк на то, что с происходящим сейчас нужно просто смириться и ждать удобного момента, чтоб самому начать действовать.
- Розы прекрасны и без удобрений, - наконец, проговорил патриарх.
Консо поморщился и ответил:
- Прекрасны, но безмозглы. Они будут расти на плодородной почве, но погибнут, не в состоянии обеспечить себя пропитанием. А стоит добавить того или иного удобрения, как расцветают. Но как розы станут цвести и насколько хватит их силы, зависит только от того, чем удобрить. Навоз, может, и неприятен для обоняния, но даёт самый лучший результат.
Патриарх Тсинар, мысленно переводящий на понятный ему язык рассказ Консо, только скрипнул зубами. Кажется, он упустил нечто очень важное, выстраивая свои планы.
- Кто же научил тебя этой премудрости? – спросил он у шпиона.
- Мне не единожды доводилось слышать подобные рассуждения, однако чаще всего меня поучает старший садовник Рантир.
- Да, он, несомненно, многое знает об уходе за садом, в том числе и розами.
- Это любимый куст императрицы, - словно самому себе произнёс Консо. – Был им. Но взгляните – в самую сердцевину куста пробрался зловредный росток крапивы, и если её не удалить, то спустя некоторое время сорняк заполонит розовый куст и погубит его.
И он вылил разведённое удобрение под куст, предварительно прикрыв крапиву колючими ветками, чтобы никто её не заметил. Потом обернулся к патриарху и скривился в ехидной улыбке. Они прекрасно поняли друг друга: кто роза, кто садовник, и какое удобрение поможет розе расцвести правильными цветами.
- Здесь много и других интересных цветов, - прервал затянувшееся молчание Консо, - и прочих растений в избытке. Не желаете взглянуть, ваше святейшество?
- Нет, благодарю тебя. – Патриарх стянул с пальца перстень и бросил шпиону. – Это за мудрые советы, но смотри – не хвастай, а то живо в инквизицию упекут.
- Ах, что вы, ваше святейшество, - закривлялся Консо. – Как можно! Буду беречь у самого сердца.
И действительно спрятал перстень в нагрудный карман.
Патриарх Тсинар вернулся тайной тропой в Белый сад, из которого неспешно зашагал в центральный храм. Слова Консо о розах и удобрении были очень кстати. Значит, на Теверу влияют. Понять бы ещё, кто именно и как. В большинстве случаев это был бы малый императорский совет – главные помощники его величества Таубера. Но при девчонке, мало что соображавшей в политике, старые шакалы наверняка попробуют взять власть в свои руки, а этого уже не мог допустить патриарх.
«Как не вовремя Наргид сбежал! – раздосадовано подумал жрец. – Ну, провёл бы недельку-другую в темнице, одумался бы и не шёл против своего наставника. А теперь такое в столице твориться, а опереться толком не на кого».
Мысль вернуть опального ученика была слишком яркой, чтобы сразу от неё отказываться, но тоже не давала покоя. Как ни крути, а в императорской семье родственные узы – это что-то вроде клейма. Ни при каких обстоятельствах друг против друга они не пойдут. И сейчас – согласится ли Наргид приуменьшить роль сестры? Пойдёт ли на нарушение древнего закона, чтобы написать новый – о праве передачи престола вторым сыновьям, получившим благословение Нерождённого?
Что ж, не одним путём, так другим, но патриарх Тсинар добьётся своего – возвышения веры в Нерождённого над всеми государствами мира. А для этого нужно не только цветочки нюхать, но и работать.
Молчаливый секретарь, встретивший патриарха на пороге дома, никак не прокомментировал желание своего работодателя немедленно приступить к работе. Как знать, что повелела благодать, снизошедшая на старшего жреца? Украдкой позёвывая, секретарь послушно доставал новые перья и то и дело посыпал бумаги песком. Казалось, патриарх готов был провести в трудах всю ночь и весь последующий день.
Прервался он лишь в момент, когда мальчишка-служка ворвался в кабинет с неким посланием. Мальчишка был из сирот, таких, которые за кусок хлеба и в доме приберут, и за домашними любимцами присмотрят, и всё прочее сделают, и патриарх Тсинар весьма привечал расторопного и послушного мальчугана. Порой жрецу казалось, что мальчишка совсем не так прост, как кажется. Но тот делал большие голодные глаза, и все, кто находился в этот момент поблизости, подпадали под его чары. И старший жрец не был исключением.
Прочитав записку, патриарх Тсинар внимательно посмотрел на посланника.
- Тебе что-нибудь поручили передать устно?
- Да, ваше святейшество! – звонко откликнулся тот. – Мне просили передать вам, что в лапах жадного дракона вместо сокровищ остаётся лишь пепел.
- И что же это значит, как ты думаешь? – скрипнув зубами, сумел всё же спросить жрец, вымучивая улыбку.
- Не могу знать, ваше святейшество! – преданно глядя на жреца, ответил мальчуган. – Я о драконах ещё ничего не читал. А они и вправду существуют?
- Если есть о драконах сказки, значит, однажды они были реальностью, - с видом мудреца ответил патриарх Тсинар. – Что ж, спасибо за услугу, Шаках, ты можешь идти. И передай братьям, чтобы не отпускали тебя домой, не накормив.
Шаках убежал, а жрец с такой силой сжал послание в кулаке, что ногти впились в кожу ладони, прорывая бумагу.
«Ты опоздал, старый змей, - гласило письмо. – Держи себя и своего Нерождённого в узде, если желаешь оставаться на своём посту».
- Мы ещё посмотрим, кто из нас жадный дракон, - прошипел мужчина неведомо кому и яростно углубился в работу.
На лепестках блестит роса,
Горит алмазами под солнцем.
Не чародея чудеса –
Садовая простая роза.
Она прекрасна и нежна,
Дарит своим благоуханьем,
Чиста, невинна и свежа,
Заворожит очарованьем.
Но для столь дивной красоты
Трудов приложено немало:
Удобрить и подстричь кусты,
Укрыть, чтобы не замерзала.
Так средь людей лишь тот силён,
Кто помощи не погнушался,
Чужим умом кто стал умён,
Кто следует советам старцев.
Но стоит помнить день и ночь,
Что каждый ищет, где послаще.
Не лучше ль выгнать старцев прочь,
Чтоб силой хвастать настоящей?
Дантор Берийский рвал и метал. Буквально вчера он был вынужден с постным выражением лица выслушивать рассуждения глав родов, которых спешно созвал его отец, Этран Берийский. Он пристально смотрел пронзительными чёрными глазами на сына, иногда чуть заметно сочувственно морщил губы, но не вступался за сына. Длиннобородые главы, не обделённые самомнением, высокопарно несли какую-то чушь о дружбе с соседями, о единстве крови и о нежелании воевать. При чём здесь война, Дантор так и не понял, но усвоил главное: после известий о происходящем в Манзокее, империя разом потеряла свою привлекательность.
Императора Тауберга почитали и уважали за силу, за умение действовать решительно, за твёрдость и порой жестокость. И взойди на трон после гибели императорской четы его старший сын Канберг, сейчас ему бы, может, и не доверяли безоглядно, но дали бы шанс проявить себя.
Однако девица на троне воспринималась всеми как нечто противоестественное и разрушительное. Кто-то даже высказал мысль о том, что это сама девица по чьему-то наущению убила всю свою семью. Но уж тут-то Дантор не выдержал и с удовольствием свернул на строну слишком длинный нос графа Верза. Получил, конечно, от отца за несдержанность. Особенно когда осознал, что мог просто и коротко заявить, как это сделал князь:
- Вы называете невесту нашего сына преступницей? Тогда стоит вспомнить об очистительном поединке, дабы кровью смыть неуважение к княжескому роду.
О чьей крови шла речь, поняли все и сразу, тем более из разбитого носа её уже натекло немало. Правда, граф Верз так и отделался испугом и сломанным носом, принеся извинения, тогда как очистительный поединок предполагал бой до смерти. Но, судя по мнению большинства, предполагаемый брак с её величеством Теверой уже не казался необходимым. И Дантор мысленно благодарил Наргида за то, что он сделал чуть больше того, о чём его просили.
Наедине князь высказал сыну всё, что думал о его поведении. Дантор молча выслушал и даже повинился, но затем сказал то, до чего они с Наргидом успели договориться ночью, после получения письма от Теверы:
- Отец, я как жених должен отправиться к своей невесте. Оказать ей поддержку и всякие такие красивые слова.
- Должен, - тяжело вздохнул князь Этран. Он любил сына и узнавал в нём самого себя в молодости, однако, став во главе княжества, в первую очередь заботился о благополучии подданных. – Но подумай вот о чём: ты – наследник другого государства. Если сейчас явишься в Манзокею, кем тебя сочтут?
- Захватчиком трона, - сквозь зубы выдохнул Дантор, начиная злиться.
- Именно. Почуял жареное – и тут же примчался, так будут думать люди. А это плохо для Берия. Думаю, правильнее будет отправить на помощь юной императрице её брата, Наргида, и поддерживать с ним связь. И, несомненно, писать невесте много романтических глупостей – девицы любят подобное. Но отговариваться заботами о вашем совместном будущем: мол, занят строительством дома, или подготовкой свадебного обряда, или ещё чем-то таким же важным, а потому не могу немедленно явиться к вам па помощь, вечно тоскую и жажду встречи.
- Это жестоко, отец, - потрясённо выдохнул княжич. – Да и о каком доме может идти речь, если Тевера- императрица?! Это мой дом теперь в империи, ей и готовиться меня принимать.
- Прежде всего ты – мой наследник, а в империи есть, кого посадить на трон взамен неопытной девчонки.
- Отец!..
- Это – политика, - жёстко оборвал пререкания князь, и Дантор понял, что правильно он не рассказал своей тайны даже отцу. – Мы сильны нашими магами и секретами, но княжество в разы меньше империи, и воинов у нас явно недостаточно, чтобы спорить с соседом, который точно решит, что мы собрались претендовать на власть в нём.
- Но ведь Тевера всё ещё моя невеста, а значит, рано или поздно, мне придётся взойти на трон Манзокеи. Что будут думать люди тогда?
- А люди тогда будут приветствовать нового императора. У девчонки удержать власть не получится – это однозначно. Наверняка какие-нибудь советники будут искать выгоды каждый себе, а не империи. И перед угрозой развала в Манзокею явится новый сильный император, владеющий драконами. Культ Нерождённого окажется забыт, и во весь мир вернётся вера в многобожие.
- Ты далеко планируешь, - усмехнулся Дантор, выслушав отца.
- А по-другому настоящий правитель поступать не может. Запоминай, готовься – хороший правитель знает каждую мелочь в своём государстве, каждую монетку и нищего. Тебе до этого ещё учиться и учиться. Так что пусть Наргид возвращается, а я займусь тобой, чтобы, когда ты станешь императором, мне не было за сына стыдно.
* * *
Тевере порой казалось, что дни слились в один. Она никогда не думала, что быть императрицей, правительницей настолько непросто. Понятно теперь, почему отец так мало уделял ей внимания и почему всегда выглядел так, словно спал он последний раз неделю назад.
Просители шли нескончаемым потоком, и только стараниями секретаря, господина Гилрама, Тевера успевала выпить чаю или положить в рот пару ложек супа. Один раз в неделю собирались малые советы – или как их называли в народе – Герцогские советы. Юная императрица никак не могла себя переломить и прийти на бал. Ей всё казалось, что каждый праздник – это насмешка над родителями, над их смертью. Следуя вере в Нерождённого, она носила одежды тёмных тонов, и постепенно люди между собой стали называть её Чёрной Императрицей.
Конечно, Тевера узнала об этом прозвище от своих горничных. Ни одна девица не в состоянии удержаться от сплетен, когда причёсывает свою госпожу или прибирается. Так и Лавиша, горничная, случайно проболталась. Она, конечно, потом извинялась, что совсем не хотела обидеть императрицу, что считаете её совсем не хмурой и мрачной. Однако Теверу впервые в жизни не трогало общественное мнение. Ей не хотелось никого переубеждать, уверять в своей невиновности и обещать золотые горы, как это любили делать временные правители. Она просто старалась не разрушить то, что было создано её отцом, дедом и прадедом.
Доверившись поначалу малому совету, она вскоре поняла, что, пусть и знакомые с рождения, герцоги древних родов ей всё же не друзья. Когда был принят один закон, обеспечивавший их завышенные права, Тевера просто умно покивала, после второго призадумалась и отправилась в библиотеку. Девушке было очень жаль, что отец никогда не относился к ней как к потенциальной наследнице и не обучал, например, законоведению или умению вести переговоры, и теперь приходилось навёрстывать упущенное самостоятельно.
Библиотека оказалась кладезем знаний. Раньше Теверу интересовали только книги, заданные гувернантками, да порой романы о любви прекрасных принцесс к таинственным рыцарям. Сейчас же девушка уверенно потребовала от старого слуги-библиотекаря отвести её к стеллажам с законами, начиная от самых древних. Слуга недовольно поморщился – не женское это дело, законы изучать! – но не посмел возразить императрице.
Наконец, так и не вызвав фрейлину для написания письма, Тевера вывела первые строки на самой тонкой бумаге, которую только смогла найти в своих запасах:
«Её императорское величество, Тевера Манская, выражает Вам свою благосклонность и приветствует от лица всей империи».
* * *
Патриарх Тсиран не любил гулять в малом императорском саду. Конечно, здесь было не встретить лишних ушей или глаз, однако магия, вложенная в создание этого уединённого уголка, жгла его. Вполне возможно, всё дело было в противоположности божественного дара Нерождённого и обычной еретической силы, а может просто в том, что патриарх как жрец давно уже разучился любоваться красотами природы.
Только другого способа встретиться с Консо сейчас не существовало, а получить информацию от соглядатая следовало как можно скорее. Всё поворачивалось совсем не так, как рассчитывал патриарх. Обручение не с тем женихом, такая несвоевременная смерть Канбера, коронация первой императрицы Манзокеи – события катились снежным комом, и остановить их было невозможно. Однако привычка держать всё под контролем брала своё. И поведать о том, что не запланировал сам Тсинар, могли только его шпионы.
Консо обнаружился в самом центре парка, у цветника с розами. С задумчивым выражением лица мужчина помешивал в ведре палкой – очевидно, готовил какую-то подкормку. Патриарх понял это, подойдя ближе и сморщившись от неприятного запаха. Прижав к носу платок с благовониями, патриарх обратился точно к незнакомцу:
- Чем ты таким занимаешься, садовник, что смрад стоит на весь сад?
- Ваше святейшество, - изобразил тупое выражение лица Консо, хитро поблескивая глазами, - розы вот буду подкармливать.
- Неужто нельзя их подкормить чем-то более приятным обонянию?
- Можно, да только толку не будет.
Патриарх помолчал, а Консо вернулся к своему занятию.
Они не сказали друг другу ничего важного, но человек, умеющий читать между строк уловил бы намёк на то, что с происходящим сейчас нужно просто смириться и ждать удобного момента, чтоб самому начать действовать.
- Розы прекрасны и без удобрений, - наконец, проговорил патриарх.
Консо поморщился и ответил:
- Прекрасны, но безмозглы. Они будут расти на плодородной почве, но погибнут, не в состоянии обеспечить себя пропитанием. А стоит добавить того или иного удобрения, как расцветают. Но как розы станут цвести и насколько хватит их силы, зависит только от того, чем удобрить. Навоз, может, и неприятен для обоняния, но даёт самый лучший результат.
Патриарх Тсинар, мысленно переводящий на понятный ему язык рассказ Консо, только скрипнул зубами. Кажется, он упустил нечто очень важное, выстраивая свои планы.
- Кто же научил тебя этой премудрости? – спросил он у шпиона.
- Мне не единожды доводилось слышать подобные рассуждения, однако чаще всего меня поучает старший садовник Рантир.
- Да, он, несомненно, многое знает об уходе за садом, в том числе и розами.
- Это любимый куст императрицы, - словно самому себе произнёс Консо. – Был им. Но взгляните – в самую сердцевину куста пробрался зловредный росток крапивы, и если её не удалить, то спустя некоторое время сорняк заполонит розовый куст и погубит его.
И он вылил разведённое удобрение под куст, предварительно прикрыв крапиву колючими ветками, чтобы никто её не заметил. Потом обернулся к патриарху и скривился в ехидной улыбке. Они прекрасно поняли друг друга: кто роза, кто садовник, и какое удобрение поможет розе расцвести правильными цветами.
- Здесь много и других интересных цветов, - прервал затянувшееся молчание Консо, - и прочих растений в избытке. Не желаете взглянуть, ваше святейшество?
- Нет, благодарю тебя. – Патриарх стянул с пальца перстень и бросил шпиону. – Это за мудрые советы, но смотри – не хвастай, а то живо в инквизицию упекут.
- Ах, что вы, ваше святейшество, - закривлялся Консо. – Как можно! Буду беречь у самого сердца.
И действительно спрятал перстень в нагрудный карман.
Патриарх Тсинар вернулся тайной тропой в Белый сад, из которого неспешно зашагал в центральный храм. Слова Консо о розах и удобрении были очень кстати. Значит, на Теверу влияют. Понять бы ещё, кто именно и как. В большинстве случаев это был бы малый императорский совет – главные помощники его величества Таубера. Но при девчонке, мало что соображавшей в политике, старые шакалы наверняка попробуют взять власть в свои руки, а этого уже не мог допустить патриарх.
«Как не вовремя Наргид сбежал! – раздосадовано подумал жрец. – Ну, провёл бы недельку-другую в темнице, одумался бы и не шёл против своего наставника. А теперь такое в столице твориться, а опереться толком не на кого».
Мысль вернуть опального ученика была слишком яркой, чтобы сразу от неё отказываться, но тоже не давала покоя. Как ни крути, а в императорской семье родственные узы – это что-то вроде клейма. Ни при каких обстоятельствах друг против друга они не пойдут. И сейчас – согласится ли Наргид приуменьшить роль сестры? Пойдёт ли на нарушение древнего закона, чтобы написать новый – о праве передачи престола вторым сыновьям, получившим благословение Нерождённого?
Что ж, не одним путём, так другим, но патриарх Тсинар добьётся своего – возвышения веры в Нерождённого над всеми государствами мира. А для этого нужно не только цветочки нюхать, но и работать.
Молчаливый секретарь, встретивший патриарха на пороге дома, никак не прокомментировал желание своего работодателя немедленно приступить к работе. Как знать, что повелела благодать, снизошедшая на старшего жреца? Украдкой позёвывая, секретарь послушно доставал новые перья и то и дело посыпал бумаги песком. Казалось, патриарх готов был провести в трудах всю ночь и весь последующий день.
Прервался он лишь в момент, когда мальчишка-служка ворвался в кабинет с неким посланием. Мальчишка был из сирот, таких, которые за кусок хлеба и в доме приберут, и за домашними любимцами присмотрят, и всё прочее сделают, и патриарх Тсинар весьма привечал расторопного и послушного мальчугана. Порой жрецу казалось, что мальчишка совсем не так прост, как кажется. Но тот делал большие голодные глаза, и все, кто находился в этот момент поблизости, подпадали под его чары. И старший жрец не был исключением.
Прочитав записку, патриарх Тсинар внимательно посмотрел на посланника.
- Тебе что-нибудь поручили передать устно?
- Да, ваше святейшество! – звонко откликнулся тот. – Мне просили передать вам, что в лапах жадного дракона вместо сокровищ остаётся лишь пепел.
- И что же это значит, как ты думаешь? – скрипнув зубами, сумел всё же спросить жрец, вымучивая улыбку.
- Не могу знать, ваше святейшество! – преданно глядя на жреца, ответил мальчуган. – Я о драконах ещё ничего не читал. А они и вправду существуют?
- Если есть о драконах сказки, значит, однажды они были реальностью, - с видом мудреца ответил патриарх Тсинар. – Что ж, спасибо за услугу, Шаках, ты можешь идти. И передай братьям, чтобы не отпускали тебя домой, не накормив.
Шаках убежал, а жрец с такой силой сжал послание в кулаке, что ногти впились в кожу ладони, прорывая бумагу.
«Ты опоздал, старый змей, - гласило письмо. – Держи себя и своего Нерождённого в узде, если желаешь оставаться на своём посту».
- Мы ещё посмотрим, кто из нас жадный дракон, - прошипел мужчина неведомо кому и яростно углубился в работу.
ГЛАВА 6
На лепестках блестит роса,
Горит алмазами под солнцем.
Не чародея чудеса –
Садовая простая роза.
Она прекрасна и нежна,
Дарит своим благоуханьем,
Чиста, невинна и свежа,
Заворожит очарованьем.
Но для столь дивной красоты
Трудов приложено немало:
Удобрить и подстричь кусты,
Укрыть, чтобы не замерзала.
Так средь людей лишь тот силён,
Кто помощи не погнушался,
Чужим умом кто стал умён,
Кто следует советам старцев.
Но стоит помнить день и ночь,
Что каждый ищет, где послаще.
Не лучше ль выгнать старцев прочь,
Чтоб силой хвастать настоящей?
Дантор Берийский рвал и метал. Буквально вчера он был вынужден с постным выражением лица выслушивать рассуждения глав родов, которых спешно созвал его отец, Этран Берийский. Он пристально смотрел пронзительными чёрными глазами на сына, иногда чуть заметно сочувственно морщил губы, но не вступался за сына. Длиннобородые главы, не обделённые самомнением, высокопарно несли какую-то чушь о дружбе с соседями, о единстве крови и о нежелании воевать. При чём здесь война, Дантор так и не понял, но усвоил главное: после известий о происходящем в Манзокее, империя разом потеряла свою привлекательность.
Императора Тауберга почитали и уважали за силу, за умение действовать решительно, за твёрдость и порой жестокость. И взойди на трон после гибели императорской четы его старший сын Канберг, сейчас ему бы, может, и не доверяли безоглядно, но дали бы шанс проявить себя.
Однако девица на троне воспринималась всеми как нечто противоестественное и разрушительное. Кто-то даже высказал мысль о том, что это сама девица по чьему-то наущению убила всю свою семью. Но уж тут-то Дантор не выдержал и с удовольствием свернул на строну слишком длинный нос графа Верза. Получил, конечно, от отца за несдержанность. Особенно когда осознал, что мог просто и коротко заявить, как это сделал князь:
- Вы называете невесту нашего сына преступницей? Тогда стоит вспомнить об очистительном поединке, дабы кровью смыть неуважение к княжескому роду.
О чьей крови шла речь, поняли все и сразу, тем более из разбитого носа её уже натекло немало. Правда, граф Верз так и отделался испугом и сломанным носом, принеся извинения, тогда как очистительный поединок предполагал бой до смерти. Но, судя по мнению большинства, предполагаемый брак с её величеством Теверой уже не казался необходимым. И Дантор мысленно благодарил Наргида за то, что он сделал чуть больше того, о чём его просили.
Наедине князь высказал сыну всё, что думал о его поведении. Дантор молча выслушал и даже повинился, но затем сказал то, до чего они с Наргидом успели договориться ночью, после получения письма от Теверы:
- Отец, я как жених должен отправиться к своей невесте. Оказать ей поддержку и всякие такие красивые слова.
- Должен, - тяжело вздохнул князь Этран. Он любил сына и узнавал в нём самого себя в молодости, однако, став во главе княжества, в первую очередь заботился о благополучии подданных. – Но подумай вот о чём: ты – наследник другого государства. Если сейчас явишься в Манзокею, кем тебя сочтут?
- Захватчиком трона, - сквозь зубы выдохнул Дантор, начиная злиться.
- Именно. Почуял жареное – и тут же примчался, так будут думать люди. А это плохо для Берия. Думаю, правильнее будет отправить на помощь юной императрице её брата, Наргида, и поддерживать с ним связь. И, несомненно, писать невесте много романтических глупостей – девицы любят подобное. Но отговариваться заботами о вашем совместном будущем: мол, занят строительством дома, или подготовкой свадебного обряда, или ещё чем-то таким же важным, а потому не могу немедленно явиться к вам па помощь, вечно тоскую и жажду встречи.
- Это жестоко, отец, - потрясённо выдохнул княжич. – Да и о каком доме может идти речь, если Тевера- императрица?! Это мой дом теперь в империи, ей и готовиться меня принимать.
- Прежде всего ты – мой наследник, а в империи есть, кого посадить на трон взамен неопытной девчонки.
- Отец!..
- Это – политика, - жёстко оборвал пререкания князь, и Дантор понял, что правильно он не рассказал своей тайны даже отцу. – Мы сильны нашими магами и секретами, но княжество в разы меньше империи, и воинов у нас явно недостаточно, чтобы спорить с соседом, который точно решит, что мы собрались претендовать на власть в нём.
- Но ведь Тевера всё ещё моя невеста, а значит, рано или поздно, мне придётся взойти на трон Манзокеи. Что будут думать люди тогда?
- А люди тогда будут приветствовать нового императора. У девчонки удержать власть не получится – это однозначно. Наверняка какие-нибудь советники будут искать выгоды каждый себе, а не империи. И перед угрозой развала в Манзокею явится новый сильный император, владеющий драконами. Культ Нерождённого окажется забыт, и во весь мир вернётся вера в многобожие.
- Ты далеко планируешь, - усмехнулся Дантор, выслушав отца.
- А по-другому настоящий правитель поступать не может. Запоминай, готовься – хороший правитель знает каждую мелочь в своём государстве, каждую монетку и нищего. Тебе до этого ещё учиться и учиться. Так что пусть Наргид возвращается, а я займусь тобой, чтобы, когда ты станешь императором, мне не было за сына стыдно.
* * *
Тевере порой казалось, что дни слились в один. Она никогда не думала, что быть императрицей, правительницей настолько непросто. Понятно теперь, почему отец так мало уделял ей внимания и почему всегда выглядел так, словно спал он последний раз неделю назад.
Просители шли нескончаемым потоком, и только стараниями секретаря, господина Гилрама, Тевера успевала выпить чаю или положить в рот пару ложек супа. Один раз в неделю собирались малые советы – или как их называли в народе – Герцогские советы. Юная императрица никак не могла себя переломить и прийти на бал. Ей всё казалось, что каждый праздник – это насмешка над родителями, над их смертью. Следуя вере в Нерождённого, она носила одежды тёмных тонов, и постепенно люди между собой стали называть её Чёрной Императрицей.
Конечно, Тевера узнала об этом прозвище от своих горничных. Ни одна девица не в состоянии удержаться от сплетен, когда причёсывает свою госпожу или прибирается. Так и Лавиша, горничная, случайно проболталась. Она, конечно, потом извинялась, что совсем не хотела обидеть императрицу, что считаете её совсем не хмурой и мрачной. Однако Теверу впервые в жизни не трогало общественное мнение. Ей не хотелось никого переубеждать, уверять в своей невиновности и обещать золотые горы, как это любили делать временные правители. Она просто старалась не разрушить то, что было создано её отцом, дедом и прадедом.
Доверившись поначалу малому совету, она вскоре поняла, что, пусть и знакомые с рождения, герцоги древних родов ей всё же не друзья. Когда был принят один закон, обеспечивавший их завышенные права, Тевера просто умно покивала, после второго призадумалась и отправилась в библиотеку. Девушке было очень жаль, что отец никогда не относился к ней как к потенциальной наследнице и не обучал, например, законоведению или умению вести переговоры, и теперь приходилось навёрстывать упущенное самостоятельно.
Библиотека оказалась кладезем знаний. Раньше Теверу интересовали только книги, заданные гувернантками, да порой романы о любви прекрасных принцесс к таинственным рыцарям. Сейчас же девушка уверенно потребовала от старого слуги-библиотекаря отвести её к стеллажам с законами, начиная от самых древних. Слуга недовольно поморщился – не женское это дело, законы изучать! – но не посмел возразить императрице.
