- У меня есть жених, граф, с ним мне и любезничать, - не поддалась на уловку Тевера.
Пожалуй, только этой фразой она и спасалась – обручению ничего не могли противопоставить даже сами старые герцоги, то и дело мелькавшие при дворе. Но с каждым днём давать отпор становилось всё труднее и труднее. Дантор Берийский присылал письма редко, и были они столь коротки, что Тевера всего на пятый раз прочтения знала их уже наизусть. Наверное, будь она обычной девушкой – аристократкой или простолюдинкой, – у неё была бы подруга, с которой они обсуждали бы потом каждое слово, отыскивая тайный и непременно романтический смысл.
Но подруги не было, была империя, требовавшая неустанного внимания. Были претенденты на место в малый совет. Было одиночество, которого не могло скрасить даже присутствие Наргида.
Тевера понимала, что не справляется. Император Таубер взошёл на трон только в тридцать лет, а до того наблюдал за работой своего отца, деда Теверы, которого она уже не застала в живых. Канбер всю сознательную жизнь учился искусству управления. Она же готовилась заключить выгодный для империи брак и стать достойной супругой. Полгода в роли императрицы доказали, что без надёжного плеча долго ей не выстоять.
Несколько раз девушке удавалось выбраться в Императорский сад рано утром. Наверное, раньше вставали только рыбаки, выходившие на лов до рассвета, но Тевера пользовалась и этой минутой уединения. Фрейлины ещё крепко спали, впрочем, Рантир и его помощник тоже. И императрице оставалось лишь молча глотать слёзы одиночества, чтобы потом весь день хранить невозмутимое выражение на лице. Или дремать на жёстких скамейках уединённой беседки, вспоминая свою встречу с Дантором на этом самом месте.
Только один раз, когда Тевера провела в саду чуть не всю ночь, поплакать ей не дали. Белобрысый мальчишка, из тех, которых на улицах болталось немало и все друг на друга похожие, вдруг появился в саду. Ему здесь явно было не место – среди великолепия, доступного лишь императорской семье и некоторым из приближённых. И всё же он уверенно шагал по ровным аллеям и даже что-то насвистывал.
- Кто ты и что ты здесь делаешь? – когда мальчишка подошёл поближе, поинтересовалась Тевера.
Тот вздрогнул и сжался, словно в ожидании удара, но увидев, что перед ним всего лишь девушка, расслабился и задорно ответил:
- Гуляю я здесь, товарища своего ищу.
- Вот как? – девушка улыбнулась. – Но разве тебе не известно, что в этот парк запрещено заходить кому бы то ни было, кто не является членом императорской семьи?
- Известно. – Мальчишка смутился и покраснел. – Но тогда и тебе тут делать нечего! Что ты тут забыла?
- Живу я здесь, - Тевера печально вздохнула и похлопала ладонью рядом с собой по лавке. – Присядь и расскажи, кто ты и как же ты здесь оказался?
- Меня зовут Шаках, - мальчишка устроился рядом и, преданно заглядывая в глаза невольной слушательнице, принялся рассказывать: - Родился я где-то в деревне, вот только отец посчитал, что в городе заработать лучше получится. Ничего у него не получилось, так что пришлось всё продать. Мать от огорчения умом повредилась, а меня в приют забрали. Только я давно уже не маленький! – Шаках вдруг подпрыгнул на месте и вытянулся изо всех сил. – Ну, что, заметно?
- Нет, - императрица с трудом сдержала смешок, - только на малыша на статуе похож.
- Да ну тебя! – обиделся Шаках. – А само-то? «Живу я здесь!» - передразнил мальчишка девушку. – Всем известно, что даже слуги ночевать во дворце не остаются. Что, тяжко пришлось?
- Да, мне тяжело, - задумчиво проговорила Тевера. – Но всегда есть тот, кому намного хуже.
Ах, если бы она могла помочь всем и сразу!
- Это точно. – Мальчишка немного помолчал, но природная живость не позволяла ему долго находиться в унынии. - Хочешь, я тебя развеселю?
- Хочу! И как ты это сделаешь?
- Запросто. Только ты дай самое честное слово, что никому ни о чём не расскажешь. Ну?
- Даю слово.
Мальчишка искренне заинтересовал Теверу. С ним она вновь почувствовала юной девушкой, а не частью механизмов империи. Она наблюдала, как он, вскочив со скамьи, выглянул из беседки, внимательно всё оглядел, а потом с заговорщическим видом соединил руки вместе. С видимым усилием Шаках начал разводить руки в стороны, а между ними разгоралось магическое пламя. Оно всё росло и становилось ярче, затем медленно вытянулось. Судя по наморщенному лбу мальчика, ему непросто давалась эта затея, но он не отступал. Наконец, в его руках возникла роза – точно такая же, как росли на кусте под окнами покоев Теверы.
- Это тебе, чтобы ты не грустила, - тяжело дыша, но всё же улыбаясь, протянул Шаках цветок. – Где бы ты ни была, помни, ты не одна. Весь мир, наполненный силой, всегда рядом.
Тевера с молчаливым удивлением приняла подарок. Сама она ни за что не решилась бы хоть кому-то продемонстрировать то, чему успела научиться от Рантира. Впрочем, и умела-то она не так много. Подобного цветка ей точно не создать – ни навыков, ни терпения не хватит.
Шаках убежал, а девушка всё ещё смотрела ему в след. Неожиданно роза сама уколола её в ладонь. Вздрогнув, Тевера перевела взгляд на цветок и с ещё большим недоумением увидела, как лепестки цветка превращаются в тонкие-тонкие листы бумаги, заполненные словами. Взгляд её вновь метнулся в ту сторону, куда убежал Шаках, но повторный укол магии заставил приступить к чтению.
«Ваше величество!
Простите старого садовника, что столь бесцеремонно обращаюсь к Вам. Однако дело не терпит отлагательства, а встречаться с Вами было бы небезопасно.
Мой помощник-соглядатай Консо связан с патриархом Тсинаром. Я сумел узнать это точно, а значит, служители Нерождённого вплотную подобрались к императорской семье. Будьте осторожны!
Мы не знаем, что задумали жрецы – не хочется рисковать мальчиком, он слишком талантлив. Но испокон веков храмовникам закрыт был путь к трону. Теперь же есть только Вы, Ваш брат и наследники шести герцогов.
Имперцы предпочтут видеть жреца на троне, лишь бы не развязывать гражданской войны. Но Вас короновали пред ликом Нерождённого, и оспорить Ваше право сейчас не рискнут даже самые ярые мятежники.
Никто не знает, как погиб император Таубер. Никому доподлинно не известно, что произошло на охоте с Канбером. И уж точно никто не предполагал, что Вы взвалите на свои плечи столь тяжкую ношу.
Против вас уже затеяли интриги – и обиженные герцоги, и жрецы. Бойтесь мести аристократов, но больше того опасайтесь коварства храма. Повторюсь, война не нужна никому, но обвини Вас в еретичестве – и не вступится даже тот, кто вчера клялся в вечной любви. И его высочество второй принц не поможет.
Не ищите встречи со мной или с тем, кто передал вам послание. Дожидайтесь возвращения вашего жениха и бегите туда, где вы сможете быть самой собой. Империя простояла века под властью Нерождённого, и эту веру так просто не сломить».
Стоило Тевере дочитать последние строки, как цветок искрами рассыпался в её ладонях. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть это волшебство, и почувствовала, что по щекам текут слёзы. На душе было тепло от послания учителя, но в то же время что-то сжималось тугим ледяным узлом от понимания истинности прочитанных слов. Можно сколько угодно закрывать глаза на происходящее, но всё так и есть. Герцоги плетут интриги, храм затаился, как хищник, и выжидает её малейшей ошибки, Дантор никак не приедет. Ведь она предпочтёт стать беглой императрицей, а не мёртвой.
Прогнав прочь все посторонние мысли, Тевера сделала правильный вывод. Ей нельзя больше искать встречи с Рантиром. Нельзя в одиночестве приходить в императорский сад. А ещё ни в коем случае нельзя хоть кому-то показать, что она догадалась о чужих намерениях.
Но поверить в то, что Наргид, возможно, переметнулся к предателям, всё равно было невозможно. Она всё сидела и смотрела в одну точку, словно всё ещё видела перед собой чудесную волшебную розу. И когда в её руках оказался усталый почтовый голубь, это появление воспринялось как нечто совершенно естественное. Лишь спустя несколько достаточно чувствительных клевков девушка поняла, что дождалась очередного послания от своего супруга.
Между тёплыми по-мужски короткими строками сквозило беспокойство за юную императрицу. Дантор вновь сетовал на отца, задерживающего княжича от скорейшего отправления в путь и туманно намекал, что в крайнем случае он найдёт способ оказаться рядом.
«В мире неспокойно. Правители разных стран чувствуют, что основы империи стали неустойчивы, и беспокоятся. Я прошу вас быть предельно осторожной и не доверять никому, кроме Наргида», - писал Дантор Берийский.
- Ах, ваша светлость, - грустно улыбнулась, прочитав эти слова, Тевера, - но ведь и Наргиду я доверять тоже больше не могу.
* * *
Новый малый совет был набран и приступил к работе. Беспечные гуляки выдворены из дворца, а старые герцоги отправлены по своим владениям. Достаточно молодые дворяне получили герцогские регалии и полномочия и изо всех сил старались доказать свою полезность. Начали они с того, что предложили для издания десяток новых законов, на что императрица умудрённо улыбнулась и покачала головой.
- Ваши светлости, законов в Манзокее хватает. Нам же нужно следит за тем, чтобы их не стало слишком много, чтобы они соблюдались и чтобы никто не вздумал трактовать существующие законы себе в угоду. Мне поначалу тоже пришлось непросто, но вы быстро разберётесь, что к чему.
Юная Тевера чувствовала себя по крайней матерью мужчин, каждый из которых был старше её в два раза, а то и больше. А новоназначенные герцоги внимательно слушали её и были готовы исполнить любой приказ.
После этого заседания к императрице подошёл обычно незаметный господин Гилрам – серый мужчина, увидев которого один раз, во второй нипочём не признаешь. Секретарь начинал работать ещё при императоре Таубере, и Тевера не сомневалась как в его знаниях, так и в его преданности империи.
- Ваше величество, - тихо проговорил секретарь, - вы очень хорошо окоротили рвение юных герцогов, но этого недостаточно. Малый совет обязан принести вам как правительнице клятву верности, тогда вы в полной мере сможете им доверять.
Тевера удивлённо посмотрела на господина Гилрама:
- Впервые слышу об этом!
- Вообще сказать вам это должен был патриарх, но я бы посоветовал воспользоваться благодатью его высочества Наргида. Ведь при новом правителе и патриарх должен быть новым.
Тевера согласно кивнула и на следующий же день назначила новое заседание, пригласив на него и Наргида. Как знать, не являлся ли взбрык стариков следствием того, что клялись в верности они императору Тауберу, а творчество нового совета – желанием старых герцогов хоть так отомстить юной императрице за смещение? Но господин Гилрам был прав – поклявшись, малый совет уже не сможет вредить ни империи, ни императрице.
Наргид начинание сестры поддержал и на совет явился. Молодые герцоги попытались было возмутиться: какие клятвы, когда они и без того верные подданные короны.
- Изучите внимательно уложение о создании малого совета, ваши светлости, - спокойно посоветовала им Тевера, сама полночи листавшая эти бумаги. – Если герцог малого совета отказывается от дачи клятвы верности, ему на смену приходит тот, кто понимает всю важность единства империи.
Больше никто возмущаться не пытался.
Жизнь понемногу налаживалась, становилась привычной. Тевера сменила строгие чёрные платья на более яркие, но всё такие же лаконичные фиолетовые и бордовые. Своё прозвание Чёрной Императрицы она привычно игнорировала. Однако непросто было пропускать мимо ушей шепотки среди фрейлин и прислуги, что «чёрная она не потому, что траур носит, а потому, что в империю пришли тёмные времена». Верилось в это с трудом, но народ настолько привык подчиняться императору, что его дочь на троне мало кто воспринимал всерьёз. Всё больше и больше таких недоверчивых склонялось к тому, что некоторые законы устарели, и если выбор между девицей и жрецом, то уж лучше император-жрец.
Наргид только морщился, слыша такие рассуждения, патриарх Тсинар довольно щурился, точно кот, наевшийся сметаны, а Тевера напряжённо посмеивалась. Говорить можно о чём угодно, но вряд ли кто решится на настоящую революцию. И всё же в глубине души грыз червячок сомнений.
Повзрослевшая за несколько месяцев на годы, Тевера спокойнее относилась теперь и к придворным шаркунам, окружавшим её каждую свободную от забот минуту. Графы, бароны, виктонты и прочие аристократы, не получившие ещё своих титулов, считали своей прямой обязанностью выказать императрице если не своё уважение, то восхищение точно. Лесть лилась рекой, затмевая порой собой реальность. Особо экзальтированные молодые люди слагали в честь императрицы поэмы, не забывая, правда, в варианте для простого люда назвать её «Чёрной императрицей». Один даже поклялся написать либретто и поставить оперу о терзаниях «невинной девы, брошенной в жернова судьбы», но – слава Нерождённому! – отказался от этой дурной идеи.
С другой стороны храм стал незримо присутствовать в жизни императрицы. И по сравнению с придворными, это присутствие было отрадой для души. Слушая подсказки господина Гилрама, Тевера начала выезжать из дворца сначала в различные учреждения столицы, а после и в соседние города или селения за пару дней пути. Она знакомилась с градоначальниками и старостами, содержателями приютов и лекарских домов, директорами учебных заведений и главами храмов.
У каждого были свои проблемы и каждый жаждал внимания и милости императрицы. Тевера и её помощники внимательно выслушивали всех, а после малый или большой имперский совет разбирал, чьи требования обоснованы, а кто и сам может выкрутить. Но больше всего императрице полюбились спокойные беседы со старшими жрецами разных храмов и познавательные отчёты странствующих жрецов об устройстве жизни в иных государствах, казавшихся дикими, но на самом деле весьма цивилизованных. Тевера даже с удивлением заметила, что не всегда после посещения храма у неё стала болеть голова. К тому же не все жрецы оказались такими же хитрыми лисами, как патриарх, и во многих благочестия было куда больше стремления к наживе. И всё чаще Тевере казалось, что не так уж и неправы были её предки, объединившие именем Нерождённого семь герцогств в единую империю.
Пока ещё держался зимний путь, в Дармат приехало посольство из Области Северных Холмов. Маленькое королевство, присоединённое к империи при императоре Таубере, утратило свой статус, войдя в состав герцогства Ауртан, но статус принцессы у его наследницы оставался. Именно эта двенадцатилетняя девочка, слишком серьёзная для своих лет, одетая в тёмно-синее взрослое платье, должна была однажды стать женой Канбера и императрицей.
Тевера отложила все свои дела на целый день, чтобы рассказать принцессе Сиале о произошедшем, сходить на могилу Канбера и пообещать, что достигнутые договорённости будут соблюдены несмотря ни на что. Принцесса серьёзно кивала, задавала умные вопросы, но, кажется, не слышала, что ей отвечали, увлечённая яркими красками придворной жизни. Осознав это, императрица пригласила Сиалу стать фрейлиной, когда та достигнет совершеннолетия. Девочка так живо заулыбалась и закивала, что у Теверы возникло подозрение – только ради этого и прибыло посольство.
Пожалуй, только этой фразой она и спасалась – обручению ничего не могли противопоставить даже сами старые герцоги, то и дело мелькавшие при дворе. Но с каждым днём давать отпор становилось всё труднее и труднее. Дантор Берийский присылал письма редко, и были они столь коротки, что Тевера всего на пятый раз прочтения знала их уже наизусть. Наверное, будь она обычной девушкой – аристократкой или простолюдинкой, – у неё была бы подруга, с которой они обсуждали бы потом каждое слово, отыскивая тайный и непременно романтический смысл.
Но подруги не было, была империя, требовавшая неустанного внимания. Были претенденты на место в малый совет. Было одиночество, которого не могло скрасить даже присутствие Наргида.
Тевера понимала, что не справляется. Император Таубер взошёл на трон только в тридцать лет, а до того наблюдал за работой своего отца, деда Теверы, которого она уже не застала в живых. Канбер всю сознательную жизнь учился искусству управления. Она же готовилась заключить выгодный для империи брак и стать достойной супругой. Полгода в роли императрицы доказали, что без надёжного плеча долго ей не выстоять.
Несколько раз девушке удавалось выбраться в Императорский сад рано утром. Наверное, раньше вставали только рыбаки, выходившие на лов до рассвета, но Тевера пользовалась и этой минутой уединения. Фрейлины ещё крепко спали, впрочем, Рантир и его помощник тоже. И императрице оставалось лишь молча глотать слёзы одиночества, чтобы потом весь день хранить невозмутимое выражение на лице. Или дремать на жёстких скамейках уединённой беседки, вспоминая свою встречу с Дантором на этом самом месте.
Только один раз, когда Тевера провела в саду чуть не всю ночь, поплакать ей не дали. Белобрысый мальчишка, из тех, которых на улицах болталось немало и все друг на друга похожие, вдруг появился в саду. Ему здесь явно было не место – среди великолепия, доступного лишь императорской семье и некоторым из приближённых. И всё же он уверенно шагал по ровным аллеям и даже что-то насвистывал.
- Кто ты и что ты здесь делаешь? – когда мальчишка подошёл поближе, поинтересовалась Тевера.
Тот вздрогнул и сжался, словно в ожидании удара, но увидев, что перед ним всего лишь девушка, расслабился и задорно ответил:
- Гуляю я здесь, товарища своего ищу.
- Вот как? – девушка улыбнулась. – Но разве тебе не известно, что в этот парк запрещено заходить кому бы то ни было, кто не является членом императорской семьи?
- Известно. – Мальчишка смутился и покраснел. – Но тогда и тебе тут делать нечего! Что ты тут забыла?
- Живу я здесь, - Тевера печально вздохнула и похлопала ладонью рядом с собой по лавке. – Присядь и расскажи, кто ты и как же ты здесь оказался?
- Меня зовут Шаках, - мальчишка устроился рядом и, преданно заглядывая в глаза невольной слушательнице, принялся рассказывать: - Родился я где-то в деревне, вот только отец посчитал, что в городе заработать лучше получится. Ничего у него не получилось, так что пришлось всё продать. Мать от огорчения умом повредилась, а меня в приют забрали. Только я давно уже не маленький! – Шаках вдруг подпрыгнул на месте и вытянулся изо всех сил. – Ну, что, заметно?
- Нет, - императрица с трудом сдержала смешок, - только на малыша на статуе похож.
- Да ну тебя! – обиделся Шаках. – А само-то? «Живу я здесь!» - передразнил мальчишка девушку. – Всем известно, что даже слуги ночевать во дворце не остаются. Что, тяжко пришлось?
- Да, мне тяжело, - задумчиво проговорила Тевера. – Но всегда есть тот, кому намного хуже.
Ах, если бы она могла помочь всем и сразу!
- Это точно. – Мальчишка немного помолчал, но природная живость не позволяла ему долго находиться в унынии. - Хочешь, я тебя развеселю?
- Хочу! И как ты это сделаешь?
- Запросто. Только ты дай самое честное слово, что никому ни о чём не расскажешь. Ну?
- Даю слово.
Мальчишка искренне заинтересовал Теверу. С ним она вновь почувствовала юной девушкой, а не частью механизмов империи. Она наблюдала, как он, вскочив со скамьи, выглянул из беседки, внимательно всё оглядел, а потом с заговорщическим видом соединил руки вместе. С видимым усилием Шаках начал разводить руки в стороны, а между ними разгоралось магическое пламя. Оно всё росло и становилось ярче, затем медленно вытянулось. Судя по наморщенному лбу мальчика, ему непросто давалась эта затея, но он не отступал. Наконец, в его руках возникла роза – точно такая же, как росли на кусте под окнами покоев Теверы.
- Это тебе, чтобы ты не грустила, - тяжело дыша, но всё же улыбаясь, протянул Шаках цветок. – Где бы ты ни была, помни, ты не одна. Весь мир, наполненный силой, всегда рядом.
Тевера с молчаливым удивлением приняла подарок. Сама она ни за что не решилась бы хоть кому-то продемонстрировать то, чему успела научиться от Рантира. Впрочем, и умела-то она не так много. Подобного цветка ей точно не создать – ни навыков, ни терпения не хватит.
Шаках убежал, а девушка всё ещё смотрела ему в след. Неожиданно роза сама уколола её в ладонь. Вздрогнув, Тевера перевела взгляд на цветок и с ещё большим недоумением увидела, как лепестки цветка превращаются в тонкие-тонкие листы бумаги, заполненные словами. Взгляд её вновь метнулся в ту сторону, куда убежал Шаках, но повторный укол магии заставил приступить к чтению.
«Ваше величество!
Простите старого садовника, что столь бесцеремонно обращаюсь к Вам. Однако дело не терпит отлагательства, а встречаться с Вами было бы небезопасно.
Мой помощник-соглядатай Консо связан с патриархом Тсинаром. Я сумел узнать это точно, а значит, служители Нерождённого вплотную подобрались к императорской семье. Будьте осторожны!
Мы не знаем, что задумали жрецы – не хочется рисковать мальчиком, он слишком талантлив. Но испокон веков храмовникам закрыт был путь к трону. Теперь же есть только Вы, Ваш брат и наследники шести герцогов.
Имперцы предпочтут видеть жреца на троне, лишь бы не развязывать гражданской войны. Но Вас короновали пред ликом Нерождённого, и оспорить Ваше право сейчас не рискнут даже самые ярые мятежники.
Никто не знает, как погиб император Таубер. Никому доподлинно не известно, что произошло на охоте с Канбером. И уж точно никто не предполагал, что Вы взвалите на свои плечи столь тяжкую ношу.
Против вас уже затеяли интриги – и обиженные герцоги, и жрецы. Бойтесь мести аристократов, но больше того опасайтесь коварства храма. Повторюсь, война не нужна никому, но обвини Вас в еретичестве – и не вступится даже тот, кто вчера клялся в вечной любви. И его высочество второй принц не поможет.
Не ищите встречи со мной или с тем, кто передал вам послание. Дожидайтесь возвращения вашего жениха и бегите туда, где вы сможете быть самой собой. Империя простояла века под властью Нерождённого, и эту веру так просто не сломить».
Стоило Тевере дочитать последние строки, как цветок искрами рассыпался в её ладонях. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть это волшебство, и почувствовала, что по щекам текут слёзы. На душе было тепло от послания учителя, но в то же время что-то сжималось тугим ледяным узлом от понимания истинности прочитанных слов. Можно сколько угодно закрывать глаза на происходящее, но всё так и есть. Герцоги плетут интриги, храм затаился, как хищник, и выжидает её малейшей ошибки, Дантор никак не приедет. Ведь она предпочтёт стать беглой императрицей, а не мёртвой.
Прогнав прочь все посторонние мысли, Тевера сделала правильный вывод. Ей нельзя больше искать встречи с Рантиром. Нельзя в одиночестве приходить в императорский сад. А ещё ни в коем случае нельзя хоть кому-то показать, что она догадалась о чужих намерениях.
Но поверить в то, что Наргид, возможно, переметнулся к предателям, всё равно было невозможно. Она всё сидела и смотрела в одну точку, словно всё ещё видела перед собой чудесную волшебную розу. И когда в её руках оказался усталый почтовый голубь, это появление воспринялось как нечто совершенно естественное. Лишь спустя несколько достаточно чувствительных клевков девушка поняла, что дождалась очередного послания от своего супруга.
Между тёплыми по-мужски короткими строками сквозило беспокойство за юную императрицу. Дантор вновь сетовал на отца, задерживающего княжича от скорейшего отправления в путь и туманно намекал, что в крайнем случае он найдёт способ оказаться рядом.
«В мире неспокойно. Правители разных стран чувствуют, что основы империи стали неустойчивы, и беспокоятся. Я прошу вас быть предельно осторожной и не доверять никому, кроме Наргида», - писал Дантор Берийский.
- Ах, ваша светлость, - грустно улыбнулась, прочитав эти слова, Тевера, - но ведь и Наргиду я доверять тоже больше не могу.
* * *
Новый малый совет был набран и приступил к работе. Беспечные гуляки выдворены из дворца, а старые герцоги отправлены по своим владениям. Достаточно молодые дворяне получили герцогские регалии и полномочия и изо всех сил старались доказать свою полезность. Начали они с того, что предложили для издания десяток новых законов, на что императрица умудрённо улыбнулась и покачала головой.
- Ваши светлости, законов в Манзокее хватает. Нам же нужно следит за тем, чтобы их не стало слишком много, чтобы они соблюдались и чтобы никто не вздумал трактовать существующие законы себе в угоду. Мне поначалу тоже пришлось непросто, но вы быстро разберётесь, что к чему.
Юная Тевера чувствовала себя по крайней матерью мужчин, каждый из которых был старше её в два раза, а то и больше. А новоназначенные герцоги внимательно слушали её и были готовы исполнить любой приказ.
После этого заседания к императрице подошёл обычно незаметный господин Гилрам – серый мужчина, увидев которого один раз, во второй нипочём не признаешь. Секретарь начинал работать ещё при императоре Таубере, и Тевера не сомневалась как в его знаниях, так и в его преданности империи.
- Ваше величество, - тихо проговорил секретарь, - вы очень хорошо окоротили рвение юных герцогов, но этого недостаточно. Малый совет обязан принести вам как правительнице клятву верности, тогда вы в полной мере сможете им доверять.
Тевера удивлённо посмотрела на господина Гилрама:
- Впервые слышу об этом!
- Вообще сказать вам это должен был патриарх, но я бы посоветовал воспользоваться благодатью его высочества Наргида. Ведь при новом правителе и патриарх должен быть новым.
Тевера согласно кивнула и на следующий же день назначила новое заседание, пригласив на него и Наргида. Как знать, не являлся ли взбрык стариков следствием того, что клялись в верности они императору Тауберу, а творчество нового совета – желанием старых герцогов хоть так отомстить юной императрице за смещение? Но господин Гилрам был прав – поклявшись, малый совет уже не сможет вредить ни империи, ни императрице.
Наргид начинание сестры поддержал и на совет явился. Молодые герцоги попытались было возмутиться: какие клятвы, когда они и без того верные подданные короны.
- Изучите внимательно уложение о создании малого совета, ваши светлости, - спокойно посоветовала им Тевера, сама полночи листавшая эти бумаги. – Если герцог малого совета отказывается от дачи клятвы верности, ему на смену приходит тот, кто понимает всю важность единства империи.
Больше никто возмущаться не пытался.
Жизнь понемногу налаживалась, становилась привычной. Тевера сменила строгие чёрные платья на более яркие, но всё такие же лаконичные фиолетовые и бордовые. Своё прозвание Чёрной Императрицы она привычно игнорировала. Однако непросто было пропускать мимо ушей шепотки среди фрейлин и прислуги, что «чёрная она не потому, что траур носит, а потому, что в империю пришли тёмные времена». Верилось в это с трудом, но народ настолько привык подчиняться императору, что его дочь на троне мало кто воспринимал всерьёз. Всё больше и больше таких недоверчивых склонялось к тому, что некоторые законы устарели, и если выбор между девицей и жрецом, то уж лучше император-жрец.
Наргид только морщился, слыша такие рассуждения, патриарх Тсинар довольно щурился, точно кот, наевшийся сметаны, а Тевера напряжённо посмеивалась. Говорить можно о чём угодно, но вряд ли кто решится на настоящую революцию. И всё же в глубине души грыз червячок сомнений.
Повзрослевшая за несколько месяцев на годы, Тевера спокойнее относилась теперь и к придворным шаркунам, окружавшим её каждую свободную от забот минуту. Графы, бароны, виктонты и прочие аристократы, не получившие ещё своих титулов, считали своей прямой обязанностью выказать императрице если не своё уважение, то восхищение точно. Лесть лилась рекой, затмевая порой собой реальность. Особо экзальтированные молодые люди слагали в честь императрицы поэмы, не забывая, правда, в варианте для простого люда назвать её «Чёрной императрицей». Один даже поклялся написать либретто и поставить оперу о терзаниях «невинной девы, брошенной в жернова судьбы», но – слава Нерождённому! – отказался от этой дурной идеи.
С другой стороны храм стал незримо присутствовать в жизни императрицы. И по сравнению с придворными, это присутствие было отрадой для души. Слушая подсказки господина Гилрама, Тевера начала выезжать из дворца сначала в различные учреждения столицы, а после и в соседние города или селения за пару дней пути. Она знакомилась с градоначальниками и старостами, содержателями приютов и лекарских домов, директорами учебных заведений и главами храмов.
У каждого были свои проблемы и каждый жаждал внимания и милости императрицы. Тевера и её помощники внимательно выслушивали всех, а после малый или большой имперский совет разбирал, чьи требования обоснованы, а кто и сам может выкрутить. Но больше всего императрице полюбились спокойные беседы со старшими жрецами разных храмов и познавательные отчёты странствующих жрецов об устройстве жизни в иных государствах, казавшихся дикими, но на самом деле весьма цивилизованных. Тевера даже с удивлением заметила, что не всегда после посещения храма у неё стала болеть голова. К тому же не все жрецы оказались такими же хитрыми лисами, как патриарх, и во многих благочестия было куда больше стремления к наживе. И всё чаще Тевере казалось, что не так уж и неправы были её предки, объединившие именем Нерождённого семь герцогств в единую империю.
Пока ещё держался зимний путь, в Дармат приехало посольство из Области Северных Холмов. Маленькое королевство, присоединённое к империи при императоре Таубере, утратило свой статус, войдя в состав герцогства Ауртан, но статус принцессы у его наследницы оставался. Именно эта двенадцатилетняя девочка, слишком серьёзная для своих лет, одетая в тёмно-синее взрослое платье, должна была однажды стать женой Канбера и императрицей.
Тевера отложила все свои дела на целый день, чтобы рассказать принцессе Сиале о произошедшем, сходить на могилу Канбера и пообещать, что достигнутые договорённости будут соблюдены несмотря ни на что. Принцесса серьёзно кивала, задавала умные вопросы, но, кажется, не слышала, что ей отвечали, увлечённая яркими красками придворной жизни. Осознав это, императрица пригласила Сиалу стать фрейлиной, когда та достигнет совершеннолетия. Девочка так живо заулыбалась и закивала, что у Теверы возникло подозрение – только ради этого и прибыло посольство.
