Маг механически кивнул и ровным шагом двинулся к лагерю. Консо, старательно пряча радостно блестящие глаза, шёл следом. Главное, не выдать себя до подходящего момента. А то кто знает его собратьев по несчастью? Вдруг они успели
раскаяться в деяниях храма и готовы на всё, лишь бы вымолить прощения у нового императора?
Однако тревожился Консо напрасно. До него никому не было дела, и после трапезы лагерь стал готовиться ко сну. Когда костёр прогорел и лишь угли мрачно мерцали среди чёрных стволов деревьев, подвластный амулету маг поднялся со своего места, поводил руками около магического заслона и замер. Не смыкавший глаз Консо понял, что его время пришло, крадучись скользнул мимо спящих людей и осторожно шагнул в едва мерцающее ослабленное заклинание. Оглянулся. Убедившись, что никто не заметил его побега, и рванул во тьму леса.
Несколько дней Консо пробирался через самую чащобу, чтобы сбить возможных ищеек со следа. В ход пошёл шнурок одной из рубах, который должен был создать видимость, что беглец двинулся в другую сторону. Затем заплатка с колена, образовавшая за спиной непролазный бурелом. Потом что-то ещё – Консо слишком жаждал свободы, чтобы экономить на хитрых артефактах.
Охотник из него был так себе, и к вечеру второго дня мужчина стал мучиться от голода. Весна в лесу ощущалась слабо, только пахло едва заметно прелью и то и дело проваливался под ногами набрякший водой наст. Кое-где краснели ягоды рябины, не склёванные ещё птицами, но, пожевав их разок и помучившись болью в животе, Консо решил больше не рисковать. Может то была и вовсе не рябина, только он сам об этом не знал? Об охоте и речи не шло: единственной дичью, на которую он умел охотиться, была уже зажаренная оленина.
К вечеру третьего дня Консо вышел к селению в пять домов. Голова кружилась от голода, а перед глазами то и дело разбегались чёрные круги. Всё это время вместо воды ему приходилось есть снег, что могло привести к болезни, но жаркая баня мгновенно выгнала бы хворь из тела.
Навстречу ему тоскливо гавкнул пёс и тут же спрятался под крыльцо, точно изумившись собственной храбрости. Из окон выглянули бледные истощённые лица. Селение точно умирало, и появление чужака помешало этой бесконечной агонии. В другое время Консо насторожился бы, но сейчас он слишком устал, чтобы задумываться о странном поведении людей. Да и бояться он давно уже разучился.
- Проходи мимо, странник, - крикнула ему издалека женщина. Хоть она и вышла на крыльцо, но едва держалась на ногах. – У нас по домам ходит жёлтая лихорадка. Половину уже унесла, другую половину в постели уложила. И тебя не минует, если не побережёшься.
- Нерождённый меня не оставит, - отмахнулся усталый беглец. – Я три дня через лес брёл и в сугробе ночевал. Мне бы в баньку да выспаться – и здоровее человека не будет. Да ещё кусок хлеба попрошу – не больше.
- Нерождённого мы и сами о милости молили, да, видно разгневался он на нас за то, что против императорской власти пошли, и здоровья не даровал. Бабка-знахарка от нас отвернулась, а выгнать сами лихорадку мы не сумели.
- Так пустишь меня или нет? – рассердился на долгие разговоры женщины Консо. Ему было всё равно на её страдания, пока он сам не находился в тепле, сытости и уюте.
- Ну, воля твоя. Ступай в зелёные ворота, - словно устав, позволила женщина. – Дрова найдёшь, об баньку только не споткнись. Уж не взыщи, но ухаживать за тобой некому – почти все полегли. А хлеба я тебе принесу.
Консо впервые с момента побега вздохнул с облегчением. Здесь люди жили обычной жизнью: заботились о близких, болели, умирали… И даже смерть в этом рухнувшем мире, в тёмной бане казалась бывшему шпиону привлекательнее вечного бега из ниоткуда в никуда.
Хлеб женщина действительно скоро принесла. Сунула ему в щель двери, точно дикому зверю, буркнула что-то нелюбезное и скрылась в своей избе. Консо не обратил внимания на отсутствие гостеприимства. Он не желал больше тратить своё время на нечто умозрительное, поэтому торопливо принялся за нехитрое угощение. Затем напился воды из стоявшего на лавке в предбаннике ведра и повалился спать, забыв, как мечтал попарить своё промёрзшее и утомлённое тело. Эта покосившаяся от времени баня с застоявшимся запахом сырости казалась ему императорскими покоями.
Проснуться наутро оказалось непросто, а заставить себя встать с жёсткой лавки – и того сложнее. Консо не сразу понял, что тяжёлое хриплое дыхание и сухой кашель принадлежат именно ему, а не хозяйке его приюта, принёсшей очередной кусок хлеба незваному гостю.
Лихорадке хватило одной ночи, чтобы подобраться к нему, и никакая вера в Нерождённого не помогла.
Пару дней Консо ещё пытался сопротивляться болезни, с трудом заставлял себя двигаться и с трудом жевать то, что выдавала ему нелюбезная хозяйка. Заглядывали и другие жители селения, которые сумели вырваться из цепких когтей болезни, покачивали головами и цокали языками. Но их сочувствующие взгляды лишали последней веры и давали понять – бесполезно бороться, всё уже решено свыше.
На четвёртое утро беглец не встал. Он метался в бреду, выкрикивал невнятные фразы, и жители села боялись даже приближаться к баньке, которую он занимал. Только хозяйка, ругаясь грязными словами и замотав лицо тряпками так, что только одни глаза торчали, трижды в день притаскивала ему ведро колодезной воды. От еды незваный постоялец отказывался.
На шестой день вечером в село пришли маги. Люди, уставшие молить о помощи Нерождённого, обрадовались им и вытолкнули нескольких выздоровевших девок с хлебом-солью. Маги благодарно приняли угощение и сразу же принялись за дело, едва узнали о болезни. Они использовали не только отвары и припарки, но и волшебство, благодаря которому многие пошли на поправку. Все, кто стоял на ногах, изо всех сил помогали им. Лишь спустя пару дней кто-то вспомнил об одержимом чужаке.
Маги без страха вошли в баню и сразу поняли, что опоздали. Тело лежало на голых досках и по размётанному вокруг сену было понятно, что человек перед смертью бился в судорогах. В белых, прилипших ко лбу волосах запутались сухие травинки, а черты лица сильно заострились, придавая ему крысиное выражение. Рядом валялось пустое опрокинутое ведро и не до конца ещё высохла лужица воды.
- Гляди-ка, наш беглец, - удивился один из магов. – Далеко же он забрался!
- Только ему это не помогло, - спокойно ответил второй. – С нами был бы живее.
- Жаль, патриарх Наргид говорил, что этот человек был доверенным лицом старого патриарха.
Третий маг бесцеремонно ткнул тело носком сапога, точно сомневался, на самом ли деле умер этот хитрый неприятный мужчина.
- Оставь его, - резко приказал первый. – Мы же не жрецы, чтобы мертвецу мстить. Идём, нужно помочь тем, кого мы ещё можем спасти, а этот человек сам избрал свою судьбу. И он не первый, кого подвела вера в Нерождённого.
Вечером на погребальный костёр уложили тела умерших, чья болезнь зашла настолько далеко, что перед ней бессильна оказалась даже магия. Среди них был безымянный беловолосый чужак, так и не ставший хозяином уютной таверны.
* * *
Наргид въезжал в столицу поздно вечером, когда на улицах воцарилась прозрачная весенняя тьма. Дремлющий город благоухал ароматами распустившейся черёмухи и изредка подавал голос соловьиными трелями. Патриарх хотел уж было остановиться и послушать, но сам себя одёрнул: не время сейчас для соловьёв, его ждёт император.
Кроме упущенных ночных певцов Наргид сожалел ещё и том, что не успел увидеть знаменитых северных солнцестояний. Бывалые путешественники рассказывали, что во время солнцестояния светило вообще не уходит за горизонт. Впрочем, как до него патриарх Тсинар, так однажды и он сам побывает в каждом уголке империи, а значит, своими глазами увидит все чудеса, а не только услышит о них от путников.
Недалеко от въездных ворот Дармата Наргида встречали. Он заранее предупредил императора, что близко – скрываться больше было не от кого, и чешуйка дракона в очередной раз оказалась весьма полезна. Навстречу долгожданному гостю выдвинулись гвардейцы, и в ногу с ними шагнули вперёд ещё несколько не самых приятных человек. Неизвестно, откуда они прознали о возвращении патриарха, но вид инквизиторы, встречавшие главу храма, имели недружелюбный.
- Ваше святейшество! – поклонился один из них. – Мы доставим вас в храм. Накопилось много дел, требующих вашего внимания.
- Ваше святейшество, - не отстал капитан гвардейцев, - Их императорские величества требуют вашего немедленного присутствия. У меня есть приказ доставить вас во дворец со всей поспешностью.
Наргиду не хотелось ни в храм, ни во дворец, но он давно уже понял, что власть превращает простого человека в слугу народа или императора. Не подчиниться он бы не посмел – не сейчас, когда Дантор начал завоёвывать уважение как император, однако инквизиция просто так тоже не стала бы его поджидать.
- Брат мой, - обратился патриарх к храмовнику, - я не могу нарушить воли императора, но и не хочу оставить без внимания твоих слов. Поезжай со мной в карете и поведай, что встревожило тебя настолько, что ты поджидал меня у самых ворот Дармата. А капитан любезно сопроводит нас до дворца.
Ему самому был неприятен подобный тон, однако Наргид чувствовал, что такое решение окажется наилучшим. Инквизиция – преданнейшие псы старого патриарха, и бросать их без присмотра на волю Нерождённого не годится. Инквизитор сдержал своё недовольство – это было видно по выражению его лица – и последовал за патриархом в карету. Стоило лошадям тронуться, как он сразу же заговорил:
- Ваше святейшество, не всё ладно в столице. Маги пробрались в малый совет, и графы почти полностью подпали под их влияние. Многие из наших агентов были отправлены на север и не вернулись, поэтому в столице и близлежащих землях стали говорить о том, что дракон – хороший правитель. А ведь наша цель изначально была совершенно иной. Чем больше людей верят ему, тем меньше они идут к нам. К тому же один из преданных нам гвардейцев сообщил, что его святейшество Тсинар действительно в плену у узурпатора и нет никакой возможности его вызволить. Что посоветуете делать, ваше святейшество?
Наргид смотрел во взволнованное лицо говорившего и видел перед собой не страшного инквизитора, а обычного человека средних лет, усталого, растерянного и неуверенного в себе. Ему ещё только предстоит научиться жить в новом мире – а Наргид был уверен, что мир теперь точно изменится, – и от этого инквизитор казался ещё более неправильным здесь и сейчас. Пожалеть бы его, но патриарх не мог себе позволить забыть о том, что Теверу эти сильные и уверенные тогда в себе мужчины не пощадили.
- Брат мой, - ответил после долгого молчания Наргид, - мы сделали попытку изменить мир, и она не удалась. Теперь мир будет менять нас, и нам придётся или принять эти изменения, или оказаться раздавленными миром. Что бы выбрал ты?
Наргид не успел получить ответа, потому что карета остановилась и капитан гвардейцев сам открыл дверцу, давая понять – они на месте. Патриарх по тёмной боковой лестнице прошёл во дворец. В узком коридоре его встречал слуга с бледно горящей свечой, свет которой бросал на с детства знакомые стены причудливые отсветы, заставляя думать, что он попал в какой-то жуткий мир. И только ярко освещённый кабинет императора оставался островком настоящей жизни среди призраков.
- Брат!
Дантор мгновенно отложил в сторону бумаги, над которыми сидел, стоило только Наргиду переступить порог. Мужчины молча рассматривали друг друга, словно знакомились заново. Один явно повзрослел, обзавёлся морщинками в уголках глаз и первыми нитями седины, другой щеголял обветренным лицом и загрубелыми руками, так не свойственными его деятельности.
- Брат…
Между ними не было ничего общего, кроме единственной женщины, связавшей два мира, и всё же они называли друг друга братьями.
«Я привёз тебе поддержку севера», - говорили глаза одного.
«Я не позволил империи развалиться», - отвечал взгляд второго.
Наргид и Дантор чувствовали, что им не нужны слова, достаточно было этой встречи, чтобы всё понять. Однако обсудить нужно было немало. Дождавшись, пока служанка, расставлявшая на низком столике в углу принесённые по приказу Дантора закуски, уйдёт, они завели беседу. Императора в первую очередь интересовал север, и уж об этом патриарх мог рассказывать часами.
- Одна беда – маги упустили помощника моего наставника, того белобрысого повара, - Наргид поморщился, рассказывая об этом. – Но, надеюсь, до столицы он доберётся нескоро, и мы успеем принять какое-то решение относительно его святейшества.
- Что ж, невозможно требовать всего и сразу, - спокойно развёл руками Дантор. – Теверу пока что станут защищать маги – им я доверяю больше, чем гвардейцам. Да ещё, оказывается, в империи существует тайная служба безопасности, и я бесконечно благодарен господину Рантиру за то, что он отыскал главу этой службы и свёл меня с ним. Не то до коронации я бы и не знал, что такая служба существует. – Дантор, сведя всё к шутке, рассказал о знакомстве с Танатом Манским и его обетом. – А для тебя тоже будет важное задание. Нам не возродить былое величие имперской магии, пока за каждым шагом простых людей следит инквизиция.
- И что ты предлагаешь?
- Не думаю, что все инквизиторы слепо преданы твоему предшественнику. Расскажи им о том, как мы едва не потеряли наследника, как использовали их ради смены власти. Ты же жрец – сумей найти какие-то слова, которые проникнут не только в разум, но и в души людей.
- Я услышал тебя и сделаю всё, что в моих силах. При правильном подходе мы сможем использовать этих людей на благо империи – совсем отпускать их нельзя, слишком велико в народе поклонение перед Нерождённым.
- Оставляю это на твоё усмотрение, - улыбнулся император. – Отдохни пару дней, а то ты не на жреца похож, а на лихого парня с большой дороги. Тевера увидит – не признает.
- Что поделать, не всё жрецу хоромина, - поддержал Наргид шутку. – Расскажи, как сестра и племянник?
- Тевера никого к сыну не подпускает, - выражение лица Дантора стало расслабленным, он явно вспоминал что-то очень приятное. – Видел бы ты, что творилось при дворе, когда она выгоняла всех мамок, нянек и кормилиц прочь. Дама Микара, наверное, все успокоительные капли выпила, а курятник фрейлин судачил до мозолей на языках.
- А в чём же причина? – удивился жрец.
- Когда мать владеет магией, она делится своей силой с младенцем, - туманно ответил Дантор. – Если же только отец маг, как было у вас, то разницы действительно никакой. Но главное, что они здоровы и в безопасности – мой соотечественник приглядывает.
- Это правильно. Пока не вычистим жречество, лучше не рисковать.
- Ты прав, поэтому, Наргид, и даю тебе только два дня на отдых, не больше. Надо задуматься о коронации. Чем скорее она произойдёт, тем лучше для империи.
- А как же княжеский престол?
- Я отказался от него в пользу младшего брата. У отца сил ещё достаточно, чтобы успеть воспитать преемника. Моя душа уже настолько приросла к Тевере и этим землям, что я просто не могу их бросить.
- Что ж, я понимаю тебя. Тогда нечего тянуть. Если всё готово, то провести ритуалы коронации и признания наследника нетрудно. Но, как понимаю, при родах присутствовал… мой наставник? – Дождавшись кивка, Наргид продолжил. – Мне хотелось бы повидаться с ним.
раскаяться в деяниях храма и готовы на всё, лишь бы вымолить прощения у нового императора?
Однако тревожился Консо напрасно. До него никому не было дела, и после трапезы лагерь стал готовиться ко сну. Когда костёр прогорел и лишь угли мрачно мерцали среди чёрных стволов деревьев, подвластный амулету маг поднялся со своего места, поводил руками около магического заслона и замер. Не смыкавший глаз Консо понял, что его время пришло, крадучись скользнул мимо спящих людей и осторожно шагнул в едва мерцающее ослабленное заклинание. Оглянулся. Убедившись, что никто не заметил его побега, и рванул во тьму леса.
Несколько дней Консо пробирался через самую чащобу, чтобы сбить возможных ищеек со следа. В ход пошёл шнурок одной из рубах, который должен был создать видимость, что беглец двинулся в другую сторону. Затем заплатка с колена, образовавшая за спиной непролазный бурелом. Потом что-то ещё – Консо слишком жаждал свободы, чтобы экономить на хитрых артефактах.
Охотник из него был так себе, и к вечеру второго дня мужчина стал мучиться от голода. Весна в лесу ощущалась слабо, только пахло едва заметно прелью и то и дело проваливался под ногами набрякший водой наст. Кое-где краснели ягоды рябины, не склёванные ещё птицами, но, пожевав их разок и помучившись болью в животе, Консо решил больше не рисковать. Может то была и вовсе не рябина, только он сам об этом не знал? Об охоте и речи не шло: единственной дичью, на которую он умел охотиться, была уже зажаренная оленина.
К вечеру третьего дня Консо вышел к селению в пять домов. Голова кружилась от голода, а перед глазами то и дело разбегались чёрные круги. Всё это время вместо воды ему приходилось есть снег, что могло привести к болезни, но жаркая баня мгновенно выгнала бы хворь из тела.
Навстречу ему тоскливо гавкнул пёс и тут же спрятался под крыльцо, точно изумившись собственной храбрости. Из окон выглянули бледные истощённые лица. Селение точно умирало, и появление чужака помешало этой бесконечной агонии. В другое время Консо насторожился бы, но сейчас он слишком устал, чтобы задумываться о странном поведении людей. Да и бояться он давно уже разучился.
- Проходи мимо, странник, - крикнула ему издалека женщина. Хоть она и вышла на крыльцо, но едва держалась на ногах. – У нас по домам ходит жёлтая лихорадка. Половину уже унесла, другую половину в постели уложила. И тебя не минует, если не побережёшься.
- Нерождённый меня не оставит, - отмахнулся усталый беглец. – Я три дня через лес брёл и в сугробе ночевал. Мне бы в баньку да выспаться – и здоровее человека не будет. Да ещё кусок хлеба попрошу – не больше.
- Нерождённого мы и сами о милости молили, да, видно разгневался он на нас за то, что против императорской власти пошли, и здоровья не даровал. Бабка-знахарка от нас отвернулась, а выгнать сами лихорадку мы не сумели.
- Так пустишь меня или нет? – рассердился на долгие разговоры женщины Консо. Ему было всё равно на её страдания, пока он сам не находился в тепле, сытости и уюте.
- Ну, воля твоя. Ступай в зелёные ворота, - словно устав, позволила женщина. – Дрова найдёшь, об баньку только не споткнись. Уж не взыщи, но ухаживать за тобой некому – почти все полегли. А хлеба я тебе принесу.
Консо впервые с момента побега вздохнул с облегчением. Здесь люди жили обычной жизнью: заботились о близких, болели, умирали… И даже смерть в этом рухнувшем мире, в тёмной бане казалась бывшему шпиону привлекательнее вечного бега из ниоткуда в никуда.
Хлеб женщина действительно скоро принесла. Сунула ему в щель двери, точно дикому зверю, буркнула что-то нелюбезное и скрылась в своей избе. Консо не обратил внимания на отсутствие гостеприимства. Он не желал больше тратить своё время на нечто умозрительное, поэтому торопливо принялся за нехитрое угощение. Затем напился воды из стоявшего на лавке в предбаннике ведра и повалился спать, забыв, как мечтал попарить своё промёрзшее и утомлённое тело. Эта покосившаяся от времени баня с застоявшимся запахом сырости казалась ему императорскими покоями.
Проснуться наутро оказалось непросто, а заставить себя встать с жёсткой лавки – и того сложнее. Консо не сразу понял, что тяжёлое хриплое дыхание и сухой кашель принадлежат именно ему, а не хозяйке его приюта, принёсшей очередной кусок хлеба незваному гостю.
Лихорадке хватило одной ночи, чтобы подобраться к нему, и никакая вера в Нерождённого не помогла.
Пару дней Консо ещё пытался сопротивляться болезни, с трудом заставлял себя двигаться и с трудом жевать то, что выдавала ему нелюбезная хозяйка. Заглядывали и другие жители селения, которые сумели вырваться из цепких когтей болезни, покачивали головами и цокали языками. Но их сочувствующие взгляды лишали последней веры и давали понять – бесполезно бороться, всё уже решено свыше.
На четвёртое утро беглец не встал. Он метался в бреду, выкрикивал невнятные фразы, и жители села боялись даже приближаться к баньке, которую он занимал. Только хозяйка, ругаясь грязными словами и замотав лицо тряпками так, что только одни глаза торчали, трижды в день притаскивала ему ведро колодезной воды. От еды незваный постоялец отказывался.
На шестой день вечером в село пришли маги. Люди, уставшие молить о помощи Нерождённого, обрадовались им и вытолкнули нескольких выздоровевших девок с хлебом-солью. Маги благодарно приняли угощение и сразу же принялись за дело, едва узнали о болезни. Они использовали не только отвары и припарки, но и волшебство, благодаря которому многие пошли на поправку. Все, кто стоял на ногах, изо всех сил помогали им. Лишь спустя пару дней кто-то вспомнил об одержимом чужаке.
Маги без страха вошли в баню и сразу поняли, что опоздали. Тело лежало на голых досках и по размётанному вокруг сену было понятно, что человек перед смертью бился в судорогах. В белых, прилипших ко лбу волосах запутались сухие травинки, а черты лица сильно заострились, придавая ему крысиное выражение. Рядом валялось пустое опрокинутое ведро и не до конца ещё высохла лужица воды.
- Гляди-ка, наш беглец, - удивился один из магов. – Далеко же он забрался!
- Только ему это не помогло, - спокойно ответил второй. – С нами был бы живее.
- Жаль, патриарх Наргид говорил, что этот человек был доверенным лицом старого патриарха.
Третий маг бесцеремонно ткнул тело носком сапога, точно сомневался, на самом ли деле умер этот хитрый неприятный мужчина.
- Оставь его, - резко приказал первый. – Мы же не жрецы, чтобы мертвецу мстить. Идём, нужно помочь тем, кого мы ещё можем спасти, а этот человек сам избрал свою судьбу. И он не первый, кого подвела вера в Нерождённого.
Вечером на погребальный костёр уложили тела умерших, чья болезнь зашла настолько далеко, что перед ней бессильна оказалась даже магия. Среди них был безымянный беловолосый чужак, так и не ставший хозяином уютной таверны.
* * *
Наргид въезжал в столицу поздно вечером, когда на улицах воцарилась прозрачная весенняя тьма. Дремлющий город благоухал ароматами распустившейся черёмухи и изредка подавал голос соловьиными трелями. Патриарх хотел уж было остановиться и послушать, но сам себя одёрнул: не время сейчас для соловьёв, его ждёт император.
Кроме упущенных ночных певцов Наргид сожалел ещё и том, что не успел увидеть знаменитых северных солнцестояний. Бывалые путешественники рассказывали, что во время солнцестояния светило вообще не уходит за горизонт. Впрочем, как до него патриарх Тсинар, так однажды и он сам побывает в каждом уголке империи, а значит, своими глазами увидит все чудеса, а не только услышит о них от путников.
Недалеко от въездных ворот Дармата Наргида встречали. Он заранее предупредил императора, что близко – скрываться больше было не от кого, и чешуйка дракона в очередной раз оказалась весьма полезна. Навстречу долгожданному гостю выдвинулись гвардейцы, и в ногу с ними шагнули вперёд ещё несколько не самых приятных человек. Неизвестно, откуда они прознали о возвращении патриарха, но вид инквизиторы, встречавшие главу храма, имели недружелюбный.
- Ваше святейшество! – поклонился один из них. – Мы доставим вас в храм. Накопилось много дел, требующих вашего внимания.
- Ваше святейшество, - не отстал капитан гвардейцев, - Их императорские величества требуют вашего немедленного присутствия. У меня есть приказ доставить вас во дворец со всей поспешностью.
Наргиду не хотелось ни в храм, ни во дворец, но он давно уже понял, что власть превращает простого человека в слугу народа или императора. Не подчиниться он бы не посмел – не сейчас, когда Дантор начал завоёвывать уважение как император, однако инквизиция просто так тоже не стала бы его поджидать.
- Брат мой, - обратился патриарх к храмовнику, - я не могу нарушить воли императора, но и не хочу оставить без внимания твоих слов. Поезжай со мной в карете и поведай, что встревожило тебя настолько, что ты поджидал меня у самых ворот Дармата. А капитан любезно сопроводит нас до дворца.
Ему самому был неприятен подобный тон, однако Наргид чувствовал, что такое решение окажется наилучшим. Инквизиция – преданнейшие псы старого патриарха, и бросать их без присмотра на волю Нерождённого не годится. Инквизитор сдержал своё недовольство – это было видно по выражению его лица – и последовал за патриархом в карету. Стоило лошадям тронуться, как он сразу же заговорил:
- Ваше святейшество, не всё ладно в столице. Маги пробрались в малый совет, и графы почти полностью подпали под их влияние. Многие из наших агентов были отправлены на север и не вернулись, поэтому в столице и близлежащих землях стали говорить о том, что дракон – хороший правитель. А ведь наша цель изначально была совершенно иной. Чем больше людей верят ему, тем меньше они идут к нам. К тому же один из преданных нам гвардейцев сообщил, что его святейшество Тсинар действительно в плену у узурпатора и нет никакой возможности его вызволить. Что посоветуете делать, ваше святейшество?
Наргид смотрел во взволнованное лицо говорившего и видел перед собой не страшного инквизитора, а обычного человека средних лет, усталого, растерянного и неуверенного в себе. Ему ещё только предстоит научиться жить в новом мире – а Наргид был уверен, что мир теперь точно изменится, – и от этого инквизитор казался ещё более неправильным здесь и сейчас. Пожалеть бы его, но патриарх не мог себе позволить забыть о том, что Теверу эти сильные и уверенные тогда в себе мужчины не пощадили.
- Брат мой, - ответил после долгого молчания Наргид, - мы сделали попытку изменить мир, и она не удалась. Теперь мир будет менять нас, и нам придётся или принять эти изменения, или оказаться раздавленными миром. Что бы выбрал ты?
Наргид не успел получить ответа, потому что карета остановилась и капитан гвардейцев сам открыл дверцу, давая понять – они на месте. Патриарх по тёмной боковой лестнице прошёл во дворец. В узком коридоре его встречал слуга с бледно горящей свечой, свет которой бросал на с детства знакомые стены причудливые отсветы, заставляя думать, что он попал в какой-то жуткий мир. И только ярко освещённый кабинет императора оставался островком настоящей жизни среди призраков.
- Брат!
Дантор мгновенно отложил в сторону бумаги, над которыми сидел, стоило только Наргиду переступить порог. Мужчины молча рассматривали друг друга, словно знакомились заново. Один явно повзрослел, обзавёлся морщинками в уголках глаз и первыми нитями седины, другой щеголял обветренным лицом и загрубелыми руками, так не свойственными его деятельности.
- Брат…
Между ними не было ничего общего, кроме единственной женщины, связавшей два мира, и всё же они называли друг друга братьями.
«Я привёз тебе поддержку севера», - говорили глаза одного.
«Я не позволил империи развалиться», - отвечал взгляд второго.
Наргид и Дантор чувствовали, что им не нужны слова, достаточно было этой встречи, чтобы всё понять. Однако обсудить нужно было немало. Дождавшись, пока служанка, расставлявшая на низком столике в углу принесённые по приказу Дантора закуски, уйдёт, они завели беседу. Императора в первую очередь интересовал север, и уж об этом патриарх мог рассказывать часами.
- Одна беда – маги упустили помощника моего наставника, того белобрысого повара, - Наргид поморщился, рассказывая об этом. – Но, надеюсь, до столицы он доберётся нескоро, и мы успеем принять какое-то решение относительно его святейшества.
- Что ж, невозможно требовать всего и сразу, - спокойно развёл руками Дантор. – Теверу пока что станут защищать маги – им я доверяю больше, чем гвардейцам. Да ещё, оказывается, в империи существует тайная служба безопасности, и я бесконечно благодарен господину Рантиру за то, что он отыскал главу этой службы и свёл меня с ним. Не то до коронации я бы и не знал, что такая служба существует. – Дантор, сведя всё к шутке, рассказал о знакомстве с Танатом Манским и его обетом. – А для тебя тоже будет важное задание. Нам не возродить былое величие имперской магии, пока за каждым шагом простых людей следит инквизиция.
- И что ты предлагаешь?
- Не думаю, что все инквизиторы слепо преданы твоему предшественнику. Расскажи им о том, как мы едва не потеряли наследника, как использовали их ради смены власти. Ты же жрец – сумей найти какие-то слова, которые проникнут не только в разум, но и в души людей.
- Я услышал тебя и сделаю всё, что в моих силах. При правильном подходе мы сможем использовать этих людей на благо империи – совсем отпускать их нельзя, слишком велико в народе поклонение перед Нерождённым.
- Оставляю это на твоё усмотрение, - улыбнулся император. – Отдохни пару дней, а то ты не на жреца похож, а на лихого парня с большой дороги. Тевера увидит – не признает.
- Что поделать, не всё жрецу хоромина, - поддержал Наргид шутку. – Расскажи, как сестра и племянник?
- Тевера никого к сыну не подпускает, - выражение лица Дантора стало расслабленным, он явно вспоминал что-то очень приятное. – Видел бы ты, что творилось при дворе, когда она выгоняла всех мамок, нянек и кормилиц прочь. Дама Микара, наверное, все успокоительные капли выпила, а курятник фрейлин судачил до мозолей на языках.
- А в чём же причина? – удивился жрец.
- Когда мать владеет магией, она делится своей силой с младенцем, - туманно ответил Дантор. – Если же только отец маг, как было у вас, то разницы действительно никакой. Но главное, что они здоровы и в безопасности – мой соотечественник приглядывает.
- Это правильно. Пока не вычистим жречество, лучше не рисковать.
- Ты прав, поэтому, Наргид, и даю тебе только два дня на отдых, не больше. Надо задуматься о коронации. Чем скорее она произойдёт, тем лучше для империи.
- А как же княжеский престол?
- Я отказался от него в пользу младшего брата. У отца сил ещё достаточно, чтобы успеть воспитать преемника. Моя душа уже настолько приросла к Тевере и этим землям, что я просто не могу их бросить.
- Что ж, я понимаю тебя. Тогда нечего тянуть. Если всё готово, то провести ритуалы коронации и признания наследника нетрудно. Но, как понимаю, при родах присутствовал… мой наставник? – Дождавшись кивка, Наргид продолжил. – Мне хотелось бы повидаться с ним.
