В его рабочем кабинете, отличавшемся аскетичной обстановкой, это был единственный предмет роскоши. Когда-то кресло стояло в древнейшей библиотеке Мана, расположенной далеко от столицы, в холмах. Но та библиотека была разрушена много веков назад, и юный ещё жрец Тсинар в поисках знаний и славы сумел туда проникнуть.
Те годы ушли безвозвратно. Уже более двадцати лет он, дядя нынешнего императора Тауберга Манского, стоит во главе храмов Нерождённого и служит незримой поддержкой и опорой всего государства, как до того служил своему брату. Его должен был сменить родной брат императора, который погиб незадолго до ритуала передачи власти – по воле Нерождённого. За последние десятилетия немало произошло. Были и победы, и поражения; наветы и слухи, смущающие разум правителя и очерняющие его патриарха. Были щедрые дары после военных побед или в честь рождения наследника. Но самым неожиданным даром была дочь.
Уже много поколений у правителей государства Ман не рождалось дочерей. Не каждая летопись могла бы точно назвать последнюю принцессу. А потом род как кто заколдовал: ни одной девочки на протяжении веков. И вот: Тевера, добрая, милая, набожная – ни одного поклонения Нерождённому не пропустила! – и загадочная. Интуиция говорила патриарху, что принцесса не так проста, как кажется, но поставить в вину ей было нечего. Он пристально наблюдал за каждым её шагом, за каждым порывом – и никак не мог уловить того, что смущало.
Казалось бы патриарх должен был в первую очередь заботиться о духовном здравии императорской семьи, но по праву крови не смел попрекать и поучать своего племянника. И пусть это родство давно уже ничего для него не значило, но от такого не отвертеться. Тсинар присматривал за внуками – наследником империи и его младшим братом. Оба представляли собой то, что он и ожидал: привыкший к роскоши и вседозволенности Канберт, не умеющий отказывать себе в удовольствиях и в чём-то слишком беспечный; старательный и добрый Наргид, думающий, внушающий уважение и никого не оставляющий равнодушным. Лишь принцесса оставалась для мудрого патриарха загадкой, которую следовало как можно скорее разгадать.
Размышления патриарха прервал тихий стук в дверь.
- Ваши покои готовы, - проговорил тихий бесцветный голос.
Мужчина поднялся со своего места и устало потянулся. Отдых был ему необходим. Всё же с возрастом верховный жрец стал ценить тот комфорт, который окружал его. Ему не требовалась особая пища или, например, тончайшие одежды, как некоторым послушникам. Однако горячая ванна и тёплая постель были тем роскошеством, в котором патриарх не мог себе отказать.
Интересно, его племянник император считает также?
Отбросив праздные размышления, патриарх прошёл в свои покои. Они состояли из личного кабинета, спальни и гостиной, в которой удостаивались чести находиться лишь единицы из всей империи. Все три комнаты были обставлены довольно скромно, обтянуты тканью жемчужного цветы и обшиты по низу дубовыми панелями. Резкое деление на свет и тьму напоминало патриарху о низменности его бытия и возвышенности стремлений, когда он забывал свою истинную роль – служение империи и своему императору.
Впрочем, это не мешало Тсинару заниматься собственными делами. Вот и сейчас, привычно проигнорировав призывно распахнутую дверь спальни, патриарх прошёл в кабинет и уселся в высокое жёсткое кресло – очередное напоминание того, что он – лишь выразитель воли Нерождённого.
Углубившись в бумаги, мужчина забыл о сне. Именно в этот кабинет и на этот массивный потемневший от времени стол попадали бумаги, которые хранили в себе величайшую ересь империи Манзокея – сведения о магах.
Как ни старались жрецы Нерождённого, как ни были строги законы империи, но в разных уголках то и дело появлялись те, кто считали себя новыми мессиями, несущими людям истину. Каждый жрец обладал «волей Нерождённого» - умением управлять душами своей паствы и, если то требовалось, мог взывать к милости небесного Отца, дарующего солнце или дождь или прогоняющего прочь зловредную нечисть.
Конечно, чтобы жрец призвал милость Нерождённого, приходилось раскошелиться. В храм несли золото, посуду, ткани, урожай, скотину, а некоторые даже отдавали дочерей. Правда, патриарх строго-настрого запретил принимать такие живые дары, но молодые жрецы никогда не отказывались от юных красавиц, теша свои страсти.
А вот так называемые маги – еретики – даровали всё, о чём просили их крестьяне, совершенно бескорыстно, умаляя тем самым доход и славу Нерождённого. О таких вот случаях и докладывали лично патриарху Тсинару. Обычно он бегло просматривал бумаги, а затем отсылал их на суд императора.
Однако в этот раз что-то пошло наперекосяк. Потому что один из «магов» оказался императорским садовником. Будь он простым слугой, патриарх не раздумывая велел бы его пытать, дабы выведать о зловредных кознях, а затем казнить. Но личные слуги императора – это было второе табу в жизни Тсинара. Первым табу были любые подозрения против племянника. Ведь как бы он ни отказывался от земного, но император Таубер был кровным родичем патриарха Тсинара, и сам Нерождённый не понял бы такого предательства. Да и здравая мысль о том, что народ любит своего императора, всегда всплывала вовремя.
Мужчина подошёл к двери и дёрнул за один из шнурков, служащих для вызова слуг. Явившийся служка молча выслушал просьбу, поклонился и бесшумно скрылся в темноте коридора. Спустя пару минут в дверь постучали и сразу же в узкой щели появилось немного крысиное лицо тайного подручного патриарха. Маленькие глазки бегали из стороны в сторону, а длинный тонкий нос то и дело подёргивался, точно что-то вынюхивал. Глава церкви ценил этого неприятного человека за его умение войти в доверие к кому угодно.
- Вызывали, господин? – спросил человечек, появляясь целиком.
- Проходи, Консо. У меня к тебе есть вопросик, - патриарх привычно пристальным взглядом окинул щуплую фигуру подручного.
- Всегда к вашим услугам, господин, - Консо угодливо поклонился и, не дожидаясь разрешения, устроился на стуле напротив жреца.
- До меня дошли невероятные слухи, - патриарх Тсинар потряс стопкой бумаг. – Есть свидетели ужасной ереси. Якобы личный садовник императорского сада использовать богопротивную магию, вызывая цветение до срока и продлевая его, дольше положенного природой.
- Значит, Рантир – маг? – тут же подобрался Консо.
- А это ещё не доказано, - мужчина откинулся в кресле, соединил вместе кончики пальцев и внимательно посмотрел на слугу. – И твоя задача раздобыть эти доказательство.
- Э-э-э, нет! Балуешь, хозяин, - неприятно засмеялся крысиный человек. – Рантир – человек императора. Знаю я, что меня ждёт, если кто-то заподозрит, что я под него копаю.
- Казнить тебя всё равно бы стали только после утверждения приговора церковью, а уж я бы тебя вытащил. Только копать и не надо. То есть надо, но копать тебе придётся землю.
- Я что, крот или землеройка?!
- Забываешься, - холодно осадил слугу патриарх. – Ты станешь подмастерьем Рантира, войдёшь к нему в доверие. А уж любимому ученику он продемонстрирует все свои умения, в том числе и запретные. Понимаешь?
Консо задумался. Предложение патриарха Тсинара, конечно, было прямым приказом. Он мог бы отказаться, только в другой раз и патриарх не помог бы Консо вывернуться из какой-нибудь тёмной истории. А в такие истории Консо попадал частенько в силу своего любопытства.
- Придётся использовать амулеты, скрывающие возраст, - словно раздумывая, стал загибать пальцы слуга. – А ещё особое зелье, чтобы изменить голос, и, конечно, подходящие слуге одежду и обувь
- Одежду и обувь тебе и так выдадут, когда станешь помощником Рантира, а об остальном не беспокойся. Разве храм хоть раз тебя подводил?
- Прошу прощения, господин, - поклонился Консо. – Когда мне приступать к работе?
- Чем скорее, тем лучше. На связь будешь выходить раз в неделю, - Тсинар подтолкнул к своему слуге амулет. – Убедись, что рядом никого нет – амулет может издавать лишний фон. Лично никаких встреч. Ты не знаешь меня, я не знаю тебя. Проколешься – спасать буду только от казни. Остальное получишь у младших братьев.
Консо ещё раз поклонился, показывая, что всё услышал, и вышел из кабинета.
Патриарх Тсинар проводил его взглядом и в задумчивости вернулся к донесению на императорского садовника. Карандаш машинально приписал в углу «Выяснить круг общения».
* * *
Тевера всегда была ранней пташкой. Сначала она боялась опоздать на уроки, потом привыкла вставать с солнечными лучами, а в зимние месяцы ещё в сумерки. Неизменными утренними ритуалами были чай на кухне у добродушной тётушки Заты, прогулка по благоухающему саду или, если ей случалось застать отца, верховая прогулка по окрестностям.
Императорский дворец возвышался над городом. Он был построен на холме и окружён тремя кольцами садов. Первое кольцо, самое большое, Городской сад, в который могли приходить все желающие. По ночам, поговаривали, здесь можно было наткнуться на ночующего бездомного или на бандита, добывающего себе монеты с ножом в руках. Второе кольцо – Белый сад. Назывался он так потому, что юные дворянки в сопровождении матушек или дуэний, одетые в белое и зимой, и летом, прогуливались здесь, подыскивая себе женихов. Эти уровни имели вид подковы, так как сады пересекала дорога, ведущая ко дворцу.
Императорский сад малым кольцом охватывал резиденцию Тауберга Манского и в него был позволен доступ только императорской семье. Это кольцо было зачаровано древними магами так, что казалось намного больше всех остальных садов, вместе взятых, и даже дорога чудесным образом здесь словно искривлялась и появлялась почти сразу у дворцового крыльца, позволяя разглядеть лишь несколько розовых или сиреневых кустов.
Тевера любила гулять в Белом саду, потому что там встречались и лоточники с конфетами или мороженым, и карусели, и девушки, с которыми можно было перекинуться парой слов или оценить их наряд. Но в последнее время ей этого не разрешали. То время было неподходящее, то достойной свиты не находилось, то ещё какая-то причина обнаруживалась.
Потому Тевера привыкла бродить по Императорскому саду. Положенных ей по статусу фрейлин сюда не пропускали, как и неизменного гвардейца охраны, так что искомое одиночество было наградой. Здесь-то она и познакомилась с Рантиром – доверенным садовником императора. Девушка долго не понимала, почему именно этот полусогнутый болезнью человек средних лет, с полной головой седых волос и хитрыми глазами с прищуром пользуется доверием её отца, пока однажды не увидела, как он ругается на принцев, поломавших дивный розовый куст.
Канбер уже был в том возрасте, когда симпатичная служанка могла рассчитывать на его внимание, а Наргид ещё не полностью отрешился от своей семьи, частенько приходя во дворец вместе с патриархом и сбегая потом в компании брата сестры. Оба юноши в тот день с привычной вседозволенностью разорили сад, чтобы вручить букет очередной смазливой девчонке, осчастливившей наследника.
Высказав всё, что думает о криволапых троллях и прогнав их прочь, Рантир сел около куста и стал гладить его, разговаривать. Тевере даже показалось, что садовник пел обиженному кусту, а розы ему что-то отвечали. А потом куст стал распрямляться, сломанные ветки затянулись молодой корой и выпустили побеги, которые вскоре обещали дать новые цветы.
- Вы – маг! – воскликнула тогда Тевера, выскочив из своего укрытия.
- Что вы, ваше высочество, - мягко улыбнулся Рантир, ничуть не удивлённый присутствием принцессы. – Разве это магия? Обычная просьба, молитва Нерождённому, чтобы вернул жизнь этому кусту.
Но Тевера не поверила, потому что знала – сила дарована только самым благим жрецам Нерождённого, и простая молитва уж точно не заставила бы покалеченный куст заново вырасти. Она знала, что должны была бы сообщить об увиденном патриарху или любому жрецу, но чувство бунтарства внутри препятствовало этому. И принцесса промолчала.
Ей пришлось ещё не раз наблюдать за чудесным исцелением растений. И каждый раз Рантир отговаривался обычными молитвами. Но в один день всё изменилось, и садовник молча поманил за собой любопытную девочку.
- Ты поклянёшься молчать, кто бы ни стал задавать тебе вопросы, поклянёшься выполнять только то, что я буду тебе показывать и только под присмотром, - серьёзно проговорил ей тогда мужчина. – А ещё поклянёшься приложить все силы, чтобы вернуть магам их права на территории Манзокеи.
Тевера тогда с лёгкой улыбкой подтвердила все клятвы, даже не задумываясь об их значении. И лишь спустя несколько лет, перебирая книги в тайной библиотеке отца, она наткнулась на том, который назывался «Магические клятвы». Тогда-то девушка выяснила, что её детские клятвы не имели никакой силы – до четырнадцати лет она просто не могла пропускать через резерв магию такого уровня. Впрочем, повторной клятвы Рантир от принцессы не требовал, да и сама Тевера была не болтлива, с гордостью храня свою тайну.
Утро после бала для многих начиналось ближе к обеду, поэтому сады, Императорский и Белый были пустынны, и даже Рантир привычно не разговаривал со своими кустами. Тевере очень хотелось сотворить что-нибудь этакое, ведь тайный наставник убеждал, что после восемнадцатилетия сила должна прибавляться. Однако она очень многого не знала – ни как скрыть своё чародейство от соглядатаев жрецов, ни как спрятаться так, чтобы её никто не нашёл. Ей оставалось только любоваться знакомыми до последнего цветка видами. Ещё одно, кстати, подтверждение наличия магии у Рантира и у тех, кто создавал этот сад, - несмотря на любую непогоду, растения здесь цвели круглый год. И круглый год порхали бабочки и жужжали шмели и пчёлы.
Был в утреннем уединении ещё один положительный момент. Принцесса получила возможность рассмотреть медальон, вручённый ей отцом. Он открывался очень странно: одна половинка распадалась на два неровных полуовала, заполненных мелкой вязью. Центральная же часть являлась небольшим зеркальцем, посмотреться в которое толком не вышло бы и у мыши.
Тевера пожала плечами, закрыла медальон и спрятала его под платье. Возможно, отец однажды расскажет, что означает этот подарок. А пока она будет наслаждаться прогулкой.
Тем неожиданней оказалась встреча со вчерашним новым знакомым.
- Ваше императорское высочество, - церемонно поклонился Дантор Берийский.
При свете солнца его волосы казались золотыми – точно сияющая звезда спустилась с небес. На лице ярко выделялись зелёные глаза, каких просто не могло быть у обычного человека.
- Добрый день, ваше высочество, - несколько настороженно ответила девушка.
Она постаралась незаметно оглядеться. Ей как принцессе никто и никогда не простил бы такого промаха, как прогулка с молодым мужчиной наедине. Вокруг всё ещё было пусто, и она с едва заметным облегчением вздохнула. Слуги болтливы, и, заметь они Теверу в неподобающей компании, позора было не избежать.
- Переживаете за свою репутацию? – понимающе усмехнулся княжич и прошептал себе под нос несколько слов. – Не стоит, как только кто-то попытается к нам приблизиться, я сразу же вас покину. Просто хотел познакомиться поближе без выводка ваших фрейлин и суровых дуэний.
- Говорите так, точно рядом есть кто-то, кто вас предупредит, - с любопытством посмотрела на княжича Тевера.
Те годы ушли безвозвратно. Уже более двадцати лет он, дядя нынешнего императора Тауберга Манского, стоит во главе храмов Нерождённого и служит незримой поддержкой и опорой всего государства, как до того служил своему брату. Его должен был сменить родной брат императора, который погиб незадолго до ритуала передачи власти – по воле Нерождённого. За последние десятилетия немало произошло. Были и победы, и поражения; наветы и слухи, смущающие разум правителя и очерняющие его патриарха. Были щедрые дары после военных побед или в честь рождения наследника. Но самым неожиданным даром была дочь.
Уже много поколений у правителей государства Ман не рождалось дочерей. Не каждая летопись могла бы точно назвать последнюю принцессу. А потом род как кто заколдовал: ни одной девочки на протяжении веков. И вот: Тевера, добрая, милая, набожная – ни одного поклонения Нерождённому не пропустила! – и загадочная. Интуиция говорила патриарху, что принцесса не так проста, как кажется, но поставить в вину ей было нечего. Он пристально наблюдал за каждым её шагом, за каждым порывом – и никак не мог уловить того, что смущало.
Казалось бы патриарх должен был в первую очередь заботиться о духовном здравии императорской семьи, но по праву крови не смел попрекать и поучать своего племянника. И пусть это родство давно уже ничего для него не значило, но от такого не отвертеться. Тсинар присматривал за внуками – наследником империи и его младшим братом. Оба представляли собой то, что он и ожидал: привыкший к роскоши и вседозволенности Канберт, не умеющий отказывать себе в удовольствиях и в чём-то слишком беспечный; старательный и добрый Наргид, думающий, внушающий уважение и никого не оставляющий равнодушным. Лишь принцесса оставалась для мудрого патриарха загадкой, которую следовало как можно скорее разгадать.
Размышления патриарха прервал тихий стук в дверь.
- Ваши покои готовы, - проговорил тихий бесцветный голос.
Мужчина поднялся со своего места и устало потянулся. Отдых был ему необходим. Всё же с возрастом верховный жрец стал ценить тот комфорт, который окружал его. Ему не требовалась особая пища или, например, тончайшие одежды, как некоторым послушникам. Однако горячая ванна и тёплая постель были тем роскошеством, в котором патриарх не мог себе отказать.
Интересно, его племянник император считает также?
Отбросив праздные размышления, патриарх прошёл в свои покои. Они состояли из личного кабинета, спальни и гостиной, в которой удостаивались чести находиться лишь единицы из всей империи. Все три комнаты были обставлены довольно скромно, обтянуты тканью жемчужного цветы и обшиты по низу дубовыми панелями. Резкое деление на свет и тьму напоминало патриарху о низменности его бытия и возвышенности стремлений, когда он забывал свою истинную роль – служение империи и своему императору.
Впрочем, это не мешало Тсинару заниматься собственными делами. Вот и сейчас, привычно проигнорировав призывно распахнутую дверь спальни, патриарх прошёл в кабинет и уселся в высокое жёсткое кресло – очередное напоминание того, что он – лишь выразитель воли Нерождённого.
Углубившись в бумаги, мужчина забыл о сне. Именно в этот кабинет и на этот массивный потемневший от времени стол попадали бумаги, которые хранили в себе величайшую ересь империи Манзокея – сведения о магах.
Как ни старались жрецы Нерождённого, как ни были строги законы империи, но в разных уголках то и дело появлялись те, кто считали себя новыми мессиями, несущими людям истину. Каждый жрец обладал «волей Нерождённого» - умением управлять душами своей паствы и, если то требовалось, мог взывать к милости небесного Отца, дарующего солнце или дождь или прогоняющего прочь зловредную нечисть.
Конечно, чтобы жрец призвал милость Нерождённого, приходилось раскошелиться. В храм несли золото, посуду, ткани, урожай, скотину, а некоторые даже отдавали дочерей. Правда, патриарх строго-настрого запретил принимать такие живые дары, но молодые жрецы никогда не отказывались от юных красавиц, теша свои страсти.
А вот так называемые маги – еретики – даровали всё, о чём просили их крестьяне, совершенно бескорыстно, умаляя тем самым доход и славу Нерождённого. О таких вот случаях и докладывали лично патриарху Тсинару. Обычно он бегло просматривал бумаги, а затем отсылал их на суд императора.
Однако в этот раз что-то пошло наперекосяк. Потому что один из «магов» оказался императорским садовником. Будь он простым слугой, патриарх не раздумывая велел бы его пытать, дабы выведать о зловредных кознях, а затем казнить. Но личные слуги императора – это было второе табу в жизни Тсинара. Первым табу были любые подозрения против племянника. Ведь как бы он ни отказывался от земного, но император Таубер был кровным родичем патриарха Тсинара, и сам Нерождённый не понял бы такого предательства. Да и здравая мысль о том, что народ любит своего императора, всегда всплывала вовремя.
Мужчина подошёл к двери и дёрнул за один из шнурков, служащих для вызова слуг. Явившийся служка молча выслушал просьбу, поклонился и бесшумно скрылся в темноте коридора. Спустя пару минут в дверь постучали и сразу же в узкой щели появилось немного крысиное лицо тайного подручного патриарха. Маленькие глазки бегали из стороны в сторону, а длинный тонкий нос то и дело подёргивался, точно что-то вынюхивал. Глава церкви ценил этого неприятного человека за его умение войти в доверие к кому угодно.
- Вызывали, господин? – спросил человечек, появляясь целиком.
- Проходи, Консо. У меня к тебе есть вопросик, - патриарх привычно пристальным взглядом окинул щуплую фигуру подручного.
- Всегда к вашим услугам, господин, - Консо угодливо поклонился и, не дожидаясь разрешения, устроился на стуле напротив жреца.
- До меня дошли невероятные слухи, - патриарх Тсинар потряс стопкой бумаг. – Есть свидетели ужасной ереси. Якобы личный садовник императорского сада использовать богопротивную магию, вызывая цветение до срока и продлевая его, дольше положенного природой.
- Значит, Рантир – маг? – тут же подобрался Консо.
- А это ещё не доказано, - мужчина откинулся в кресле, соединил вместе кончики пальцев и внимательно посмотрел на слугу. – И твоя задача раздобыть эти доказательство.
- Э-э-э, нет! Балуешь, хозяин, - неприятно засмеялся крысиный человек. – Рантир – человек императора. Знаю я, что меня ждёт, если кто-то заподозрит, что я под него копаю.
- Казнить тебя всё равно бы стали только после утверждения приговора церковью, а уж я бы тебя вытащил. Только копать и не надо. То есть надо, но копать тебе придётся землю.
- Я что, крот или землеройка?!
- Забываешься, - холодно осадил слугу патриарх. – Ты станешь подмастерьем Рантира, войдёшь к нему в доверие. А уж любимому ученику он продемонстрирует все свои умения, в том числе и запретные. Понимаешь?
Консо задумался. Предложение патриарха Тсинара, конечно, было прямым приказом. Он мог бы отказаться, только в другой раз и патриарх не помог бы Консо вывернуться из какой-нибудь тёмной истории. А в такие истории Консо попадал частенько в силу своего любопытства.
- Придётся использовать амулеты, скрывающие возраст, - словно раздумывая, стал загибать пальцы слуга. – А ещё особое зелье, чтобы изменить голос, и, конечно, подходящие слуге одежду и обувь
- Одежду и обувь тебе и так выдадут, когда станешь помощником Рантира, а об остальном не беспокойся. Разве храм хоть раз тебя подводил?
- Прошу прощения, господин, - поклонился Консо. – Когда мне приступать к работе?
- Чем скорее, тем лучше. На связь будешь выходить раз в неделю, - Тсинар подтолкнул к своему слуге амулет. – Убедись, что рядом никого нет – амулет может издавать лишний фон. Лично никаких встреч. Ты не знаешь меня, я не знаю тебя. Проколешься – спасать буду только от казни. Остальное получишь у младших братьев.
Консо ещё раз поклонился, показывая, что всё услышал, и вышел из кабинета.
Патриарх Тсинар проводил его взглядом и в задумчивости вернулся к донесению на императорского садовника. Карандаш машинально приписал в углу «Выяснить круг общения».
* * *
Тевера всегда была ранней пташкой. Сначала она боялась опоздать на уроки, потом привыкла вставать с солнечными лучами, а в зимние месяцы ещё в сумерки. Неизменными утренними ритуалами были чай на кухне у добродушной тётушки Заты, прогулка по благоухающему саду или, если ей случалось застать отца, верховая прогулка по окрестностям.
Императорский дворец возвышался над городом. Он был построен на холме и окружён тремя кольцами садов. Первое кольцо, самое большое, Городской сад, в который могли приходить все желающие. По ночам, поговаривали, здесь можно было наткнуться на ночующего бездомного или на бандита, добывающего себе монеты с ножом в руках. Второе кольцо – Белый сад. Назывался он так потому, что юные дворянки в сопровождении матушек или дуэний, одетые в белое и зимой, и летом, прогуливались здесь, подыскивая себе женихов. Эти уровни имели вид подковы, так как сады пересекала дорога, ведущая ко дворцу.
Императорский сад малым кольцом охватывал резиденцию Тауберга Манского и в него был позволен доступ только императорской семье. Это кольцо было зачаровано древними магами так, что казалось намного больше всех остальных садов, вместе взятых, и даже дорога чудесным образом здесь словно искривлялась и появлялась почти сразу у дворцового крыльца, позволяя разглядеть лишь несколько розовых или сиреневых кустов.
Тевера любила гулять в Белом саду, потому что там встречались и лоточники с конфетами или мороженым, и карусели, и девушки, с которыми можно было перекинуться парой слов или оценить их наряд. Но в последнее время ей этого не разрешали. То время было неподходящее, то достойной свиты не находилось, то ещё какая-то причина обнаруживалась.
Потому Тевера привыкла бродить по Императорскому саду. Положенных ей по статусу фрейлин сюда не пропускали, как и неизменного гвардейца охраны, так что искомое одиночество было наградой. Здесь-то она и познакомилась с Рантиром – доверенным садовником императора. Девушка долго не понимала, почему именно этот полусогнутый болезнью человек средних лет, с полной головой седых волос и хитрыми глазами с прищуром пользуется доверием её отца, пока однажды не увидела, как он ругается на принцев, поломавших дивный розовый куст.
Канбер уже был в том возрасте, когда симпатичная служанка могла рассчитывать на его внимание, а Наргид ещё не полностью отрешился от своей семьи, частенько приходя во дворец вместе с патриархом и сбегая потом в компании брата сестры. Оба юноши в тот день с привычной вседозволенностью разорили сад, чтобы вручить букет очередной смазливой девчонке, осчастливившей наследника.
Высказав всё, что думает о криволапых троллях и прогнав их прочь, Рантир сел около куста и стал гладить его, разговаривать. Тевере даже показалось, что садовник пел обиженному кусту, а розы ему что-то отвечали. А потом куст стал распрямляться, сломанные ветки затянулись молодой корой и выпустили побеги, которые вскоре обещали дать новые цветы.
- Вы – маг! – воскликнула тогда Тевера, выскочив из своего укрытия.
- Что вы, ваше высочество, - мягко улыбнулся Рантир, ничуть не удивлённый присутствием принцессы. – Разве это магия? Обычная просьба, молитва Нерождённому, чтобы вернул жизнь этому кусту.
Но Тевера не поверила, потому что знала – сила дарована только самым благим жрецам Нерождённого, и простая молитва уж точно не заставила бы покалеченный куст заново вырасти. Она знала, что должны была бы сообщить об увиденном патриарху или любому жрецу, но чувство бунтарства внутри препятствовало этому. И принцесса промолчала.
Ей пришлось ещё не раз наблюдать за чудесным исцелением растений. И каждый раз Рантир отговаривался обычными молитвами. Но в один день всё изменилось, и садовник молча поманил за собой любопытную девочку.
- Ты поклянёшься молчать, кто бы ни стал задавать тебе вопросы, поклянёшься выполнять только то, что я буду тебе показывать и только под присмотром, - серьёзно проговорил ей тогда мужчина. – А ещё поклянёшься приложить все силы, чтобы вернуть магам их права на территории Манзокеи.
Тевера тогда с лёгкой улыбкой подтвердила все клятвы, даже не задумываясь об их значении. И лишь спустя несколько лет, перебирая книги в тайной библиотеке отца, она наткнулась на том, который назывался «Магические клятвы». Тогда-то девушка выяснила, что её детские клятвы не имели никакой силы – до четырнадцати лет она просто не могла пропускать через резерв магию такого уровня. Впрочем, повторной клятвы Рантир от принцессы не требовал, да и сама Тевера была не болтлива, с гордостью храня свою тайну.
Утро после бала для многих начиналось ближе к обеду, поэтому сады, Императорский и Белый были пустынны, и даже Рантир привычно не разговаривал со своими кустами. Тевере очень хотелось сотворить что-нибудь этакое, ведь тайный наставник убеждал, что после восемнадцатилетия сила должна прибавляться. Однако она очень многого не знала – ни как скрыть своё чародейство от соглядатаев жрецов, ни как спрятаться так, чтобы её никто не нашёл. Ей оставалось только любоваться знакомыми до последнего цветка видами. Ещё одно, кстати, подтверждение наличия магии у Рантира и у тех, кто создавал этот сад, - несмотря на любую непогоду, растения здесь цвели круглый год. И круглый год порхали бабочки и жужжали шмели и пчёлы.
Был в утреннем уединении ещё один положительный момент. Принцесса получила возможность рассмотреть медальон, вручённый ей отцом. Он открывался очень странно: одна половинка распадалась на два неровных полуовала, заполненных мелкой вязью. Центральная же часть являлась небольшим зеркальцем, посмотреться в которое толком не вышло бы и у мыши.
Тевера пожала плечами, закрыла медальон и спрятала его под платье. Возможно, отец однажды расскажет, что означает этот подарок. А пока она будет наслаждаться прогулкой.
Тем неожиданней оказалась встреча со вчерашним новым знакомым.
- Ваше императорское высочество, - церемонно поклонился Дантор Берийский.
При свете солнца его волосы казались золотыми – точно сияющая звезда спустилась с небес. На лице ярко выделялись зелёные глаза, каких просто не могло быть у обычного человека.
- Добрый день, ваше высочество, - несколько настороженно ответила девушка.
Она постаралась незаметно оглядеться. Ей как принцессе никто и никогда не простил бы такого промаха, как прогулка с молодым мужчиной наедине. Вокруг всё ещё было пусто, и она с едва заметным облегчением вздохнула. Слуги болтливы, и, заметь они Теверу в неподобающей компании, позора было не избежать.
- Переживаете за свою репутацию? – понимающе усмехнулся княжич и прошептал себе под нос несколько слов. – Не стоит, как только кто-то попытается к нам приблизиться, я сразу же вас покину. Просто хотел познакомиться поближе без выводка ваших фрейлин и суровых дуэний.
- Говорите так, точно рядом есть кто-то, кто вас предупредит, - с любопытством посмотрела на княжича Тевера.
