Мои «няньки» дежурили посменно, развлекая, кто как мог. Например, Гонтар часами мог говорить о животных, а Адейла – о каких-то жутких обрядах вызова то ли дождя, то ли солнца. Ромашка обязательно держала в руках вышивку, а господин Бринуш книгу, которую читал мне вслух, даже если я совершенно не понимала, о чём идёт речь.
Неизменно при мне присутствовал Хрусталь. Даже ел он теперь так, чтобы касаться меня хотя бы кончиком хвоста. От его присутствия становилось легче. Даже начинало казаться, что уже могу встать сама. Но стоило только попытаться – в глазах темнело, а голова начинала кружиться.
На четвёртый день явился господин Дей. Опять сел на край постели, взял меня за руку и стал что-то нащупывать. Его прикосновения смущали меня. Я знала, что знатные дамы ежемесячно посещают личного лекаря и даже раздеваются перед ним для осмотра до нижнего белья. Но меня никогда раньше не касались ничьи руки, кроме маминых. После же её смерти никому уже до меня и моего здоровья не было дела, и приходилось лечить себя самой.
- Вы мешаете самой себе восстановиться, - наконец, вынес вердикт господин Дей. – Сопротивляетесь и моему лечению, и вашего кота. Взгляните, он уже на скелетик стал похож, а ведь он ещё малыш, ему и так непросто даётся ваше лечение.
- Ничему я не мешаю. – Было обидно услышать такое. – И почему это вдруг вы так забеспокоились о Хрустале?
Господин Дей долго рассматривал что-то в моих глазах. Очень хотелось отвернуться, но, наверное, первое, что во мне пришло в норму, это было упрямство, потому что я глазела на него в ответ. Красивый, словно древняя статуя, а сейчас, со сдерживаемым гневом в каждой чёрточке лица, ещё и очень живой. И раньше знала это, но его близость, прикосновения, ругань с попеременным перескакиванием с «вы» на «ты» делала отстранённого обычно хозяина более человечным.
- Хрусталь – магическое существо, которое доверили вам. Если он пострадает или вдруг тот, кто принял такое решение, подумает, что ему с вами плохо, пострадает весь дом и невинные люди, - наконец, заговорил маг. – А насчёт вас… Вы делаете сейчас всё назло мне. Неосознанно, но делаете. Знаете почему?
Знала, но признаться в этом было неловко. Сначала его беспочвенные придирки, потом моя глупая обида и вспышка. Не знаю даже, что могла натворить моя сила, когда сознание помутилось. Мне было ужасно стыдно, особенно перед людьми, которые, как маленькую, выхаживали и веселили меня.
- Вы пожелали стать магианой, - говорил господин Дей, делая вид, что не замечает моего смущения. – Однако сила у людей пробуждается в тринадцать-четырнадцать лет, и для вас этот момент был упущен. Магия жила в вас, но была запрятана так глубоко, что вы могли использовать лишь её крохи. Конечно, благодаря даже этим крохам вы умудрялись натворить такого, что стены дома тряслись, но это малость.
Ничего себе малость! Я помнила и ураган, который устроила, и ливень с грозой. Чудо, что меня домочадцы за такие фокусы не прибили. Господин Дей продолжал говорить, и я прислушалась.
- У нас был шанс выпустить вашу силу на свободу. Для этого нужно было или очень сильно расстроиться, до потери контроля над чувствами, или рассердиться, или… Ну, неважно. Думаю, вам ясно, какой способ проще.
Пришлось кивнуть. Злость затмевает разум быстрее.
- Почему в тринадцать-четырнадцать лет маги становятся опасны? У них нестабильно настроение, и то и дело происходят выбросы магии. Вы должны были очень сильно стараться, чтобы этого не допускать, не так ли? Тем самым сами запечатывали собственную силу, и теперь, когда впервые почувствовали всю её мощь, опять прячетесь в свой кокон. А этого делать нельзя, иначе придётся провоцировать новый всплеск, что не будет полезным для Хрусталя.
- То есть вы специально меня разозлили? – уловила я главную мысль.
- Верно.
- А почему не предупредили? Я бы…
- Чем более искренние эмоции, тем больше вероятность того, что всё получится. Уж слишком крепкие стены вы выстроили вокруг своей магии. А изобразить злость или отчаяние очень непросто. И вот сейчас вы испытываете чувство вины…
Я бросила злой взгляд на господина Дея – нечего мои чувства обсуждать, и без того плохо. Он улыбался, отчего его глаза искрились, как драгоценные камни.
- Да-да, и не прожигайте меня взглядом, - весело продолжил маг. – Чувство вины некоторыми владеет всю жизнь, а вы опять его сдерживаете. Поплачьтесь, пожалуйтесь кому-нибудь – хоть котёнку – на деспотичного господина Дея, разбейте пару тарелок – и магия забурлит. Хрусталь тут же напитается вашей силой и перестанет напоминать бродячего доходягу. А чем лучше чувствует себя ваш Кот, тем быстрее он поможет вам достичь стабильности.
- То есть предлагаете мне устроить истерику? – растерялась я. – Но это…
- Это нормальное поведение мага, у которого впервые произошёл выброс силы. Сейчас вы в сознании, способны проконтролировать себя, чтобы не наворотить дел, так чего вы боитесь? В моём доме все знают, что с вами происходит, и осуждать не станут. Понимаете?
Я опять кивнула, чувствуя себя куколкой на шарнирах.
- Тогда начинайте страдать, жалеть себя и виниться перед каждым, кто к вам заглянет в гости. Вас обязательно и поддержат, и утешат, а для магии будет польза, - и он коротко рассмеялся.
Маг поднялся с явным намерением уйти, хотя у меня было к нему несколько вопросов. Ладно, хотя бы один задам.
- Господин Дей, вы сказали о двух способах пробудить силу, а о третьем промолчали. Что с ним не так?
- Есть ещё одно очень сильное чувство, с которым не сравниться ни злости, ни отчаянию.
Шутливость из его тона ушла. Я порадовалась, что господин Дей уже отошёл к двери, потому что между нами неожиданно будто натянулась и зазвенела – вот-вот порвётся! – тонкая нить. «Молчите!» - молила я мысленно, но он сказал:
- Любовь.
Улыбнулся как-то криво, одним уголком губ и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Я спрятала лицо в ладонях. От его последней улыбки по телу побежали мурашки.
Да, любовь сильнее всего. Моя мама спасла меня, движимая этой силой. Воины защищают свою землю, жёны ухаживают за неизлечимо больными мужьями и ставят их на ноги. Любовь пробуждает магию даже в тех, кто ею не был наделён от рождения.
Но я не умею любить, из меня давно выбили это чувство попрёки дяди и тёти, их презрение, насмешки тех, кто мог бы стать подругами ещё там, в прошлой жизни, страх дальней дороги и опасения за свою жизнь.
Слёзы сами покатились по щекам, и когда в мою комнату вошла Кея – моя очередная нянька, я уже рыдала в голос. Хрусталь слизывал слёзы с лица, а от его заботы они текли всё сильнее.
- Девица Тенна! Что вы так убиваетесь-то?! – обеспокоенно подбежала она ко мне и принялась гладить по голове. – Всё наладится, вот увидите.
- Нет, не наладится.
То ли слова господина Дея сыграли свою роль, то ли забота чужой по сути девушки, но я начала говорить. Изливала всё то, о чём так долго молчала и о чём мечтала, на что обижалась и что приносило радость. И про одиночество, и про страх ошибиться, и про желание стать магианой – это певучее слово нравилось мне куда больше слегка презрительной «магички».
Кея слушала, изредка поддакивая мне, и вертела в руках какой-то ремешок. Наверное, ей были совершенно не интересны излияния чужой девицы. Однако остановиться я не могла. Только когда жаловаться стало не на что, поток слов иссяк вместе со слезами.
- Вот, возьми, Тенна.
Да, я потребовала, чтобы она обращалась ко мне на «ты» и по имени, без всяких там «девиц».
Кея протягивала тот самый ремешок. Из её ловких рук вышел удивительно изящный плетёный браслет с маленькой жемчужинкой по центру.
- Что это?
- Бусина – это твои слёзы и обиды, - принялась пояснять Кея. – Каждая лента, из которой сплетён браслет, это одна из дорожек твоей памяти. Ты многое высказала, половину и сама не поняла, но моё заклинание всё сохранило в этом браслете. Когда вновь начнёшь сомневаться или захочешь сдаться, ты сможешь вернуться к этим чувствам, чтобы сделать правильный выбор.
- Артефакт? – спросила я шёпотом, а Хрусталь тут же потянулся обнюхать подарок.
- Амулет или оберег – называй лучше так. Для настоящего артефакта он слишком слаб, но какое-то время способен будет тебе помочь.
Мне оставалось лишь поблагодарить её – от таких подарков отказываться не принято. Кея завязала браслет на моей руке и что-то пошептала над ним.
- Его не будут замечать, пока сама не покажешь, - пояснила она. – Не стоит кому ни попадя знать, что я так умею. А насчёт магии – не беспокойся. По сравнению со всеми нами, для твоей силы лишь ты остаёшься преградой. Адейла заметила в тебе большой и чистый дар, у людей такой редко встречается. Так позволь ему выйти на волю, не сдерживай себя.
Когда Кея ушла, я долго пристально рассматривала её подарок. Каждая кожаная ленточка была не похожа на другую, хотя они и казались одинаковыми. Но, прикасаясь к ним, я чувствовала: в этой – обида на родичей, а в той – боль от потери родителей, а ещё в третьей – отчаянное желание стать магианой.
Девушка была права: сильные эмоции ушли, оставив о себе лишь воспоминание. Когда захочу пострадать, выпущу эти воспоминания из браслета, а потом буду жить дальше.
«Я рад, что ты пришла в себя, - прервал меня голос Хрусталя. – Может, поужинаем?»
Живот согласно буркнул.
Пришлось заставлять себя вставать и идти к маленькому столику в углу комнаты, на котором стоял накрытый блестящим колпаком поднос. Тётушка Годиль баловала меня, готовя каждый день новые изыски: рыбу под разными соусами, какие-то невесомые паштеты, супы и обязательно что-то на сладкое.
Рыбу и паштет я всегда делила с Хрусталём, хотя тот не голодал, а вот за пирожные и торты, которые пекла тётушка Годиль, была готова драться даже с господином Деем. Я и сама неплохо готовила – пришлось научиться, пока жила в тётином доме, – но так вкусно у меня никогда не получалось.
Сегодня есть не хотелось совершенно, не радовали даже три малинки, украшавшие пирожное. Слёзы опустошили меня, оставив без сил. И ещё понимание: у меня есть шанс стать магом, если не сдамся и продолжу трудиться.
Сменившая Кею Ромашка застала меня с пустой ложкой над развалинами пирожного.
- Ох, что же это вы, - засуетилась тотчас вокруг меня женщина. – Глазки красные, платьице помятое. Вы плакали? Кушайте пироженку, тётушка Годиль так старалась! От сладкого всегда настроение поднимается. Вот я…
Она щебетала, словно птичка, а мне от этого становилось только хуже. Никогда за последние десять лет я не могла себе позволить быть такой, как Ромашка. Всегда в трудах, всегда настороже, в ожидании окрика или удара. Слёзы сами опять покатились по щекам.
Ромашка всплеснула руками, услышав всхлипы, и кинулась меня утешать.
Одним словом, до вечера я прорыдала. Девушки сменяли одна другую, но, глядя на каждую из них, я вспоминала что-то такое, чего была лишена в детстве, и принималась рыдать. Хрусталь только мученически вздыхал и прятался от всех. Удивительно – съел он сегодня совсем немного, но спал почти весь день, будто был сыт. Даже на руки шёл неохотно, сетуя на то, что «слишком много хорошо – это тоже плохо».
После дня, полного слёз, заснула я быстро, а снилась мне мама. Удивительно, но я не видела её лица, оно словно пряталось за туманом. Мы играли в догонялки на цветущей поляне, и я была совсем ещё ребёнком. Мне никак не удавалось догнать маму, а она пряталась за редкими деревьями и звала меня «иди, Ладушка, иди!»
Лада…
За полгода я и забыла, что это имя, которым называла меня мама, настолько привыкла быть девицей Тенной. И ведь в последний раз мама не звала меня к себе, а гнала прочь.
Я-ребёнок будто осознала это во сне и остановилась, прекратив игру.
- Мама? – позвала я её.
Однако она не откликнулась, а вокруг стала быстро вырастать стена.
- Мама! – закричала я громче.
Она обернулась, но теперь вместо лица у неё была маска, на которой выделялись только ярко-голубые глаза.
-Беи, Ладушка, беги, - повторила мама сказанные когда-то ею слова и прошла сквозь стену.
Я бросилась за ней, но стена не пустила меня.
Больно ударившись ладонями о камень, я проснулась.
Хрусталь сидел на подушке рядом и внимательно наблюдал за мной.
«Понятно теперь, почему бабушка кошка велела за тобой присматривать, - выдал он. – Не так ты проста, как кажешься. Даже я ведь только сейчас впервые понял, что твоё имя – не настоящее».
Стиснув котёнка в руках, призналась:
- Мама последняя меня так называла. Дядя и тётка вообще имени не упоминали, только ругались больше. А говорить чужим людям своё настоящее имя не хотелось.
«Я же тебя не осуждаю! Правильно ты сделала. Это я к тому, что магия в тебе о-го-го какая сильная, раз ты настолько глубоко смогла истину запрятать. Тебе уже лучше?»
Он с таким забавным выражением озабоченности на мордочке смотрел на меня, что я не выдержала, рассмеялась и схватила Хрусталя на руки.
- Мой ты спаситель! Всё хорошо, не переживай. Завтра, надеюсь, мне будет позволено выйти из комнаты.
«А тебя никто и не держал, только ты сама, - ехидно заметил котёнок. – В мыслях у тебя путаница была похуже, чем в клубке с нитками. Вот вчера всё выплакала, рассортировала – и сразу настроение улучшилось».
- Думаю, я просто поняла, что нет смысла жить прошлым. Поменяв имя, надо меняться и самой. Пора проститься с той девочкой, которая хотела выжить, и начинать просто жить.
«Вот это верно! – котёнок вывернулся из рук. – Завтра, если осилишь выйти из дома, покажу тебе кое-что интересное. А сейчас спи. Так и быть, послежу, чтобы тебе больше ничего не снилось».
С такой охраной ничего не было страшно, и я, повернувшись на другой бок, тут же уснула. Проснулась где-то между завтраком и обедом, голодная, как стая волков. В комнате никого не было – видимо, девушки занимались своими делами. И правильно – не могли же они весь день около меня просиживать?!
Ждать очередного подноса в комнату было ещё долго, поэтому потихоньку, с перерывами на отдых спустилась на кухню. Сегодня здесь правила тётушка Мариль, а значит, следовало ожидать чего-то очень простого и сытного.
- Девица Тенна! – обрадовалась мне женщина. – А я уж хотела кого-нибудь послать к вам наверх. Вы хорошо себя чувствуете?
- Да, не стоит беспокоиться. Мне бы перекусить чего-нибудь.
От её заботы было также неловко, как и от внимания всех остальных. Не первый уже раз я демонстрировала свой дурной характер, и вновь и вновь мне его прощали.
- Ой, не смущайтесь. Не диво проголодаться за столько-то времени. Кормили, наверное, одними кашами жидкими. А молодой организм требует, его не обманешь.
На столе, словно по волшебству, возникли глубокая миска с наваристым бульоном, большой кусок жареного мяса, пышный каравай и кусок пирога. На миг показалось, что тётушка Мариль спутала меня с дядюшкой Громом или на крайний случай с Гонтаром – мне в жизни столько не съесть! Однако под её мерную болтовню о погоде, спеющих яблоках и проделках Хрусталя еда на тарелках незаметно закончилась. Только после этого я осознала, что съела всё сама.
- Ну, вот и умничка вы, девица Тенна, - только порадовалась этому женщина. – Пробуждающаяся магия много сил у хозяина требует. А восстановить их можно или сном, или едой. Выспались вы уж на неделю вперёд, так я думаю, вот организм и потребовал кормить его. Так что ни на кого не смотрите, для мага лучшая диета – сама магия.
Неизменно при мне присутствовал Хрусталь. Даже ел он теперь так, чтобы касаться меня хотя бы кончиком хвоста. От его присутствия становилось легче. Даже начинало казаться, что уже могу встать сама. Но стоило только попытаться – в глазах темнело, а голова начинала кружиться.
На четвёртый день явился господин Дей. Опять сел на край постели, взял меня за руку и стал что-то нащупывать. Его прикосновения смущали меня. Я знала, что знатные дамы ежемесячно посещают личного лекаря и даже раздеваются перед ним для осмотра до нижнего белья. Но меня никогда раньше не касались ничьи руки, кроме маминых. После же её смерти никому уже до меня и моего здоровья не было дела, и приходилось лечить себя самой.
- Вы мешаете самой себе восстановиться, - наконец, вынес вердикт господин Дей. – Сопротивляетесь и моему лечению, и вашего кота. Взгляните, он уже на скелетик стал похож, а ведь он ещё малыш, ему и так непросто даётся ваше лечение.
- Ничему я не мешаю. – Было обидно услышать такое. – И почему это вдруг вы так забеспокоились о Хрустале?
Господин Дей долго рассматривал что-то в моих глазах. Очень хотелось отвернуться, но, наверное, первое, что во мне пришло в норму, это было упрямство, потому что я глазела на него в ответ. Красивый, словно древняя статуя, а сейчас, со сдерживаемым гневом в каждой чёрточке лица, ещё и очень живой. И раньше знала это, но его близость, прикосновения, ругань с попеременным перескакиванием с «вы» на «ты» делала отстранённого обычно хозяина более человечным.
- Хрусталь – магическое существо, которое доверили вам. Если он пострадает или вдруг тот, кто принял такое решение, подумает, что ему с вами плохо, пострадает весь дом и невинные люди, - наконец, заговорил маг. – А насчёт вас… Вы делаете сейчас всё назло мне. Неосознанно, но делаете. Знаете почему?
Знала, но признаться в этом было неловко. Сначала его беспочвенные придирки, потом моя глупая обида и вспышка. Не знаю даже, что могла натворить моя сила, когда сознание помутилось. Мне было ужасно стыдно, особенно перед людьми, которые, как маленькую, выхаживали и веселили меня.
- Вы пожелали стать магианой, - говорил господин Дей, делая вид, что не замечает моего смущения. – Однако сила у людей пробуждается в тринадцать-четырнадцать лет, и для вас этот момент был упущен. Магия жила в вас, но была запрятана так глубоко, что вы могли использовать лишь её крохи. Конечно, благодаря даже этим крохам вы умудрялись натворить такого, что стены дома тряслись, но это малость.
Ничего себе малость! Я помнила и ураган, который устроила, и ливень с грозой. Чудо, что меня домочадцы за такие фокусы не прибили. Господин Дей продолжал говорить, и я прислушалась.
- У нас был шанс выпустить вашу силу на свободу. Для этого нужно было или очень сильно расстроиться, до потери контроля над чувствами, или рассердиться, или… Ну, неважно. Думаю, вам ясно, какой способ проще.
Пришлось кивнуть. Злость затмевает разум быстрее.
- Почему в тринадцать-четырнадцать лет маги становятся опасны? У них нестабильно настроение, и то и дело происходят выбросы магии. Вы должны были очень сильно стараться, чтобы этого не допускать, не так ли? Тем самым сами запечатывали собственную силу, и теперь, когда впервые почувствовали всю её мощь, опять прячетесь в свой кокон. А этого делать нельзя, иначе придётся провоцировать новый всплеск, что не будет полезным для Хрусталя.
- То есть вы специально меня разозлили? – уловила я главную мысль.
- Верно.
- А почему не предупредили? Я бы…
- Чем более искренние эмоции, тем больше вероятность того, что всё получится. Уж слишком крепкие стены вы выстроили вокруг своей магии. А изобразить злость или отчаяние очень непросто. И вот сейчас вы испытываете чувство вины…
Я бросила злой взгляд на господина Дея – нечего мои чувства обсуждать, и без того плохо. Он улыбался, отчего его глаза искрились, как драгоценные камни.
- Да-да, и не прожигайте меня взглядом, - весело продолжил маг. – Чувство вины некоторыми владеет всю жизнь, а вы опять его сдерживаете. Поплачьтесь, пожалуйтесь кому-нибудь – хоть котёнку – на деспотичного господина Дея, разбейте пару тарелок – и магия забурлит. Хрусталь тут же напитается вашей силой и перестанет напоминать бродячего доходягу. А чем лучше чувствует себя ваш Кот, тем быстрее он поможет вам достичь стабильности.
- То есть предлагаете мне устроить истерику? – растерялась я. – Но это…
- Это нормальное поведение мага, у которого впервые произошёл выброс силы. Сейчас вы в сознании, способны проконтролировать себя, чтобы не наворотить дел, так чего вы боитесь? В моём доме все знают, что с вами происходит, и осуждать не станут. Понимаете?
Я опять кивнула, чувствуя себя куколкой на шарнирах.
- Тогда начинайте страдать, жалеть себя и виниться перед каждым, кто к вам заглянет в гости. Вас обязательно и поддержат, и утешат, а для магии будет польза, - и он коротко рассмеялся.
Маг поднялся с явным намерением уйти, хотя у меня было к нему несколько вопросов. Ладно, хотя бы один задам.
- Господин Дей, вы сказали о двух способах пробудить силу, а о третьем промолчали. Что с ним не так?
- Есть ещё одно очень сильное чувство, с которым не сравниться ни злости, ни отчаянию.
Шутливость из его тона ушла. Я порадовалась, что господин Дей уже отошёл к двери, потому что между нами неожиданно будто натянулась и зазвенела – вот-вот порвётся! – тонкая нить. «Молчите!» - молила я мысленно, но он сказал:
- Любовь.
Улыбнулся как-то криво, одним уголком губ и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Я спрятала лицо в ладонях. От его последней улыбки по телу побежали мурашки.
Да, любовь сильнее всего. Моя мама спасла меня, движимая этой силой. Воины защищают свою землю, жёны ухаживают за неизлечимо больными мужьями и ставят их на ноги. Любовь пробуждает магию даже в тех, кто ею не был наделён от рождения.
Но я не умею любить, из меня давно выбили это чувство попрёки дяди и тёти, их презрение, насмешки тех, кто мог бы стать подругами ещё там, в прошлой жизни, страх дальней дороги и опасения за свою жизнь.
Слёзы сами покатились по щекам, и когда в мою комнату вошла Кея – моя очередная нянька, я уже рыдала в голос. Хрусталь слизывал слёзы с лица, а от его заботы они текли всё сильнее.
- Девица Тенна! Что вы так убиваетесь-то?! – обеспокоенно подбежала она ко мне и принялась гладить по голове. – Всё наладится, вот увидите.
- Нет, не наладится.
То ли слова господина Дея сыграли свою роль, то ли забота чужой по сути девушки, но я начала говорить. Изливала всё то, о чём так долго молчала и о чём мечтала, на что обижалась и что приносило радость. И про одиночество, и про страх ошибиться, и про желание стать магианой – это певучее слово нравилось мне куда больше слегка презрительной «магички».
Кея слушала, изредка поддакивая мне, и вертела в руках какой-то ремешок. Наверное, ей были совершенно не интересны излияния чужой девицы. Однако остановиться я не могла. Только когда жаловаться стало не на что, поток слов иссяк вместе со слезами.
- Вот, возьми, Тенна.
Да, я потребовала, чтобы она обращалась ко мне на «ты» и по имени, без всяких там «девиц».
Кея протягивала тот самый ремешок. Из её ловких рук вышел удивительно изящный плетёный браслет с маленькой жемчужинкой по центру.
- Что это?
- Бусина – это твои слёзы и обиды, - принялась пояснять Кея. – Каждая лента, из которой сплетён браслет, это одна из дорожек твоей памяти. Ты многое высказала, половину и сама не поняла, но моё заклинание всё сохранило в этом браслете. Когда вновь начнёшь сомневаться или захочешь сдаться, ты сможешь вернуться к этим чувствам, чтобы сделать правильный выбор.
- Артефакт? – спросила я шёпотом, а Хрусталь тут же потянулся обнюхать подарок.
- Амулет или оберег – называй лучше так. Для настоящего артефакта он слишком слаб, но какое-то время способен будет тебе помочь.
Мне оставалось лишь поблагодарить её – от таких подарков отказываться не принято. Кея завязала браслет на моей руке и что-то пошептала над ним.
- Его не будут замечать, пока сама не покажешь, - пояснила она. – Не стоит кому ни попадя знать, что я так умею. А насчёт магии – не беспокойся. По сравнению со всеми нами, для твоей силы лишь ты остаёшься преградой. Адейла заметила в тебе большой и чистый дар, у людей такой редко встречается. Так позволь ему выйти на волю, не сдерживай себя.
Когда Кея ушла, я долго пристально рассматривала её подарок. Каждая кожаная ленточка была не похожа на другую, хотя они и казались одинаковыми. Но, прикасаясь к ним, я чувствовала: в этой – обида на родичей, а в той – боль от потери родителей, а ещё в третьей – отчаянное желание стать магианой.
Девушка была права: сильные эмоции ушли, оставив о себе лишь воспоминание. Когда захочу пострадать, выпущу эти воспоминания из браслета, а потом буду жить дальше.
«Я рад, что ты пришла в себя, - прервал меня голос Хрусталя. – Может, поужинаем?»
Живот согласно буркнул.
Пришлось заставлять себя вставать и идти к маленькому столику в углу комнаты, на котором стоял накрытый блестящим колпаком поднос. Тётушка Годиль баловала меня, готовя каждый день новые изыски: рыбу под разными соусами, какие-то невесомые паштеты, супы и обязательно что-то на сладкое.
Рыбу и паштет я всегда делила с Хрусталём, хотя тот не голодал, а вот за пирожные и торты, которые пекла тётушка Годиль, была готова драться даже с господином Деем. Я и сама неплохо готовила – пришлось научиться, пока жила в тётином доме, – но так вкусно у меня никогда не получалось.
Сегодня есть не хотелось совершенно, не радовали даже три малинки, украшавшие пирожное. Слёзы опустошили меня, оставив без сил. И ещё понимание: у меня есть шанс стать магом, если не сдамся и продолжу трудиться.
Сменившая Кею Ромашка застала меня с пустой ложкой над развалинами пирожного.
- Ох, что же это вы, - засуетилась тотчас вокруг меня женщина. – Глазки красные, платьице помятое. Вы плакали? Кушайте пироженку, тётушка Годиль так старалась! От сладкого всегда настроение поднимается. Вот я…
Она щебетала, словно птичка, а мне от этого становилось только хуже. Никогда за последние десять лет я не могла себе позволить быть такой, как Ромашка. Всегда в трудах, всегда настороже, в ожидании окрика или удара. Слёзы сами опять покатились по щекам.
Ромашка всплеснула руками, услышав всхлипы, и кинулась меня утешать.
Одним словом, до вечера я прорыдала. Девушки сменяли одна другую, но, глядя на каждую из них, я вспоминала что-то такое, чего была лишена в детстве, и принималась рыдать. Хрусталь только мученически вздыхал и прятался от всех. Удивительно – съел он сегодня совсем немного, но спал почти весь день, будто был сыт. Даже на руки шёл неохотно, сетуя на то, что «слишком много хорошо – это тоже плохо».
После дня, полного слёз, заснула я быстро, а снилась мне мама. Удивительно, но я не видела её лица, оно словно пряталось за туманом. Мы играли в догонялки на цветущей поляне, и я была совсем ещё ребёнком. Мне никак не удавалось догнать маму, а она пряталась за редкими деревьями и звала меня «иди, Ладушка, иди!»
Лада…
За полгода я и забыла, что это имя, которым называла меня мама, настолько привыкла быть девицей Тенной. И ведь в последний раз мама не звала меня к себе, а гнала прочь.
Я-ребёнок будто осознала это во сне и остановилась, прекратив игру.
- Мама? – позвала я её.
Однако она не откликнулась, а вокруг стала быстро вырастать стена.
- Мама! – закричала я громче.
Она обернулась, но теперь вместо лица у неё была маска, на которой выделялись только ярко-голубые глаза.
-Беи, Ладушка, беги, - повторила мама сказанные когда-то ею слова и прошла сквозь стену.
Я бросилась за ней, но стена не пустила меня.
Больно ударившись ладонями о камень, я проснулась.
Хрусталь сидел на подушке рядом и внимательно наблюдал за мной.
«Понятно теперь, почему бабушка кошка велела за тобой присматривать, - выдал он. – Не так ты проста, как кажешься. Даже я ведь только сейчас впервые понял, что твоё имя – не настоящее».
Стиснув котёнка в руках, призналась:
- Мама последняя меня так называла. Дядя и тётка вообще имени не упоминали, только ругались больше. А говорить чужим людям своё настоящее имя не хотелось.
«Я же тебя не осуждаю! Правильно ты сделала. Это я к тому, что магия в тебе о-го-го какая сильная, раз ты настолько глубоко смогла истину запрятать. Тебе уже лучше?»
Он с таким забавным выражением озабоченности на мордочке смотрел на меня, что я не выдержала, рассмеялась и схватила Хрусталя на руки.
- Мой ты спаситель! Всё хорошо, не переживай. Завтра, надеюсь, мне будет позволено выйти из комнаты.
«А тебя никто и не держал, только ты сама, - ехидно заметил котёнок. – В мыслях у тебя путаница была похуже, чем в клубке с нитками. Вот вчера всё выплакала, рассортировала – и сразу настроение улучшилось».
- Думаю, я просто поняла, что нет смысла жить прошлым. Поменяв имя, надо меняться и самой. Пора проститься с той девочкой, которая хотела выжить, и начинать просто жить.
«Вот это верно! – котёнок вывернулся из рук. – Завтра, если осилишь выйти из дома, покажу тебе кое-что интересное. А сейчас спи. Так и быть, послежу, чтобы тебе больше ничего не снилось».
С такой охраной ничего не было страшно, и я, повернувшись на другой бок, тут же уснула. Проснулась где-то между завтраком и обедом, голодная, как стая волков. В комнате никого не было – видимо, девушки занимались своими делами. И правильно – не могли же они весь день около меня просиживать?!
Ждать очередного подноса в комнату было ещё долго, поэтому потихоньку, с перерывами на отдых спустилась на кухню. Сегодня здесь правила тётушка Мариль, а значит, следовало ожидать чего-то очень простого и сытного.
- Девица Тенна! – обрадовалась мне женщина. – А я уж хотела кого-нибудь послать к вам наверх. Вы хорошо себя чувствуете?
- Да, не стоит беспокоиться. Мне бы перекусить чего-нибудь.
От её заботы было также неловко, как и от внимания всех остальных. Не первый уже раз я демонстрировала свой дурной характер, и вновь и вновь мне его прощали.
- Ой, не смущайтесь. Не диво проголодаться за столько-то времени. Кормили, наверное, одними кашами жидкими. А молодой организм требует, его не обманешь.
На столе, словно по волшебству, возникли глубокая миска с наваристым бульоном, большой кусок жареного мяса, пышный каравай и кусок пирога. На миг показалось, что тётушка Мариль спутала меня с дядюшкой Громом или на крайний случай с Гонтаром – мне в жизни столько не съесть! Однако под её мерную болтовню о погоде, спеющих яблоках и проделках Хрусталя еда на тарелках незаметно закончилась. Только после этого я осознала, что съела всё сама.
- Ну, вот и умничка вы, девица Тенна, - только порадовалась этому женщина. – Пробуждающаяся магия много сил у хозяина требует. А восстановить их можно или сном, или едой. Выспались вы уж на неделю вперёд, так я думаю, вот организм и потребовал кормить его. Так что ни на кого не смотрите, для мага лучшая диета – сама магия.
