В общем, всем был известен поганый характер Джавин.
Кроме Сина, который вообще никаких историй этого города не знал.
Его действия всегда было легко направить по сценарию — только играй себе роль.
Но некоторые роли со временем становятся тесноваты: как это дурацкое маскарадное платье, которое к лицу исключительно юным и наивным девам.
Джавин пару раз дернула щекой, с трудом выдерживая удивленный взгляд Сина, потом развернулась на каблуках и быстро зашагала по улице к отделению стражи.
Поравнявшись по пути со смирной лошадкой молочника, тянувшей телегу медленно, но упорно, она сунула букет под мягкие губы.
Лошадка с благодарностью приняла угощение.
— Что-то ты злая, Джавин! Преступникам не стоит сегодня забывать свои щитки, да, Джавин? — крикнул молочник.
— Тц, ты свой-то не забыл?! — окрысилась Джавин в ответ.
И увидела, что Син все так же стоит на углу, около маскарадного платья. Наверное, слышал.
Но и неважно.
Вот и все, подумала Джавин.
В каком-то смысле это были почти идеальные отношения, чтобы в них поиграть. Ни к чему не обязывающие. Легкие. И короткие.
Пролетели без потерь.
В город приезжала ...ная герцогиня, а ее трижды ...ным воспитанником, а это значило, что Джавин с сослуживцами носились как наскипидаренные.
С алкашами профилактическую беседу проведи, щипачей припугни, чтоб блюли меру и раздевали гостей города не в первый же день, сумасшедших бабок-вещуний отлови и нагадай там по родинкам, кто ж их ближайший родственник, и кто справится с важной миссией запереть бабку в подвале, чтоб не навыла чего неприличного гостям.
Да еще и украшения.
За украшениями города следовало присматривать, пусть даже на ратушу гирлянду повесили из крашеной фольги, и красть там было нечего. Кроме чести и ночного сна стражи, потому что вроде как страже положено было всю эту мишуру охранять и случись что — писать за нее отчеты.
Празднество лорд изначально планировал закатить на неделю, потом, посовещавшись с реальностью в лице мэра, продолжил жить в отрицании, настаивая, что город сможет гулять хотя бы три дня; так что дел было полно, и мишуры, которую надо охранять в процессе подготовки, тоже.
Джавин на такое положение дел вовсе жаловалась. Она считала, что …ная графиня приехала как нельзя кстати. Пусть сослуживцы выли, а сама Джавин носилась по городу в таком мыле, что засыпала, стоило ее голове коснуться подушки или натруженной спине — достаточно устойчивого столба. Зато на всякие посторонние мысли у нее времени вовсе не было, все занимала работа.
Да еще и руку привезли быстрее благодаря дополнительным почтовым рейсам за мишурой. Ее ящик просто закинули в телегу к остальным. Теперь Джавин могла снова подписывать документы как привыкла — с двух рук.
А вот ее напарник терпеть не мог носиться в мыле.
Он был из тех мужчин, которые очень не любят работать, а потому порой находят весьма изобретательные способы свою работу на кого-нибудь перевесить. В свое время его поставили к Джавин в пару как раз потому, что Джавин была единственной рядовой стражницей, достаточно опытной, чтобы, во-первых, не вестись самой, в во-вторых вовремя освобождать очередных его рабов из остроумной кабалы.
Вот и сейчас он быстро придумал, как освободить себя от лишних обязанностей.
— Джавин, — горестно вздохнул он, бросив свой тощий зад на стул рядом с ней, — я второй день жены не видел!
Джавин эту песенку узнала с двух нот. Он все время завывал в таком стиле. Любовь к жене у него вечно обострялась в тот самый момент, когда надо было ударно поработать.
— Я тоже. — сухо отрезала Джавин, на скорость подписывая кипу отчётов, которые копились всю неделю.
— Так ты ж вроде бросила этого своего...
— Твоей жены я тоже не видела. Заявление подать хочешь о пропаже или что?
— Это она скоро подаст! — напарник стукнул себя по лбу, делая вид, что озарение пришло внезапно, — Джавин, а слу-у-ушай, а давай наберем добровольцев!
— Каких добровольцев?
— Ну всяких там добровольных и добровольно-принудительных добровольцев. Пусть помогают. Помнишь того придурка, который городу денег еще за три снесенных столба должен?
— Так у него ж нет. Денег.
— Денег у него нет, так мы и возьмём натурой. Пусть вон временную сцену монтирует.
— А мы что, временную сцену монтируем? — буркнула Джавин, — Тц! Опять?
Не только ее напарник любил спихивать лишнюю работу на совершенно непричастных к ней людей. Здесь, видимо, мэрия решила не изменять своим традициям и напрячь стражу.
Еще не было такого праздника, на котором бы не вылезли какие-нибудь проблемы с чертовым деревянным помостом для заезжих артистов, который традиционно ставили на площади у рынка.
Он и взрывался, и горел, и тонул, и просто проваливался у артистов под ногами. А кто нес ответственность? Правильно, никто, потому что стражники не дураки — сами себя ловить.
Мэрия хорошо устроилась, вроде как не они отвечают, взятки гладки, никаких компенсаций выдавать не положено. Все вопросы к стражникам.
И люди несли свои вопросы. Торгаши эти дурацкие, ущерб имуществу, убытки… Не дай боги, артисты что-нибудь ломали в процессе очередной гибели сцены… Ноги или там реквизит… Джавин, неофициально главная в отделе по отпискам на всякую ерунду, после очередного праздника вечно производила отписки ворохами. Замучаешься всю эту лишнюю бумагу потом выбрасывать.
— Мы уже не монтируем, наш придурок монтирует. В счет столбов. — торжествующе поднял палец вверх напарник, — Если ты, конечно, распишешься в приказе.
— Не хочешь для разнообразия живую подпись взять? — Джавин ткнула пальцем в сторону наглухо забаррикадированного бумагами начальственного кабинета. — Он мне, между прочим, обещал, что в этот раз будет отпираться как лев!
— Ну Джанни, ну не смеши, ты же знаешь этого льва. Он только благодарен будет, что мы без него так все хорошо придумали.
— Ты взял у него устное одобрение?
— Я к нему заглянул, он меня увидел, заорал в потолок, типа знаешь вот так: «А-а-а!», — напарник помахал обернувшимся на вопль коллегам и продолжил, как ни в чем не бывало, — а потом сказал мне: «Делай, что хочешь, только чаю мне принеси».
— И?
— Что?
— Ты принес?
— Нет, я занялся делом? — напарник выдержал скептический взгляд Джавин, — Ладно-ладно, принесу я твоему котеночку чаю, о гиперопекающая львица. Надо ж ему чем-то кипящий мозг охлаждать.
Джавин пару раз дернула щекой, но все-таки поставила на документе идеально-круглую подпись начальника.
— Ну Джанни, ну ты чего, ну как не родная… Ну не отправишь же ты меня в мэрию пороги оббивать, жестокосердная…
Джавин раздосадовано прицокнула языком, слазила в нижний ящик стола за печатью, поплевала на подушечку и бахнула еще и аккуратный штампик «мэр ознакомлен». В свое время она за пирогами заключила пакт о ненаглении с секретаршей мэра и сменяла его на такой же штампик от своей конторы.
— Мне тоже чаю принеси, — буркнула она.
— Обязательно! — сказал напарник, взъершил ей челку.
Если б Джавин не была такая дохлая всю неделю, и уложила бы челку, как обычно укладывала, Джавин бы его убила. А так просто кое-как пригладила обратно и мысленно пообещала напарничку как-нибудь так удачно споткнуться, чтоб заделать жене четвертого ребенка и еще год по ночам не спать.
Чаю он не принес, конечно. Но она и не сильно надеялась. Но ей хотя бы не придется морочиться с этим идиотским помостом, это главное.
Желанием открутить напарнику бошку она воспылала потом.
Когда завернула после работы посмотреть, как продвигается затея с добровольцами, и увидела в числе прочих Синосу, который таскал себе доски туда-сюда, как ни в чем не бывало.
Когда он ее заметил, у него дрогнули руки, и он чуть не грохнул охапку досок на тщедушного парнишку, который скорее сам висел на досках, чем помогал их тащить.
— Привет. — сказала Джавин, чувствуя себя очень глупо.
Наверное, не стоило здороваться, но она уже нарвалась на зрительный контакт.
— Привет, — сказал Син.
— А ты что тут…
— А что, запрещено?
— Ты тоже снес какие-нибудь столбы? Ты бы сказал, я бы сказала…
— Что? — удивился Син, — Сюда разве только преступников пускают? Как-то ты засиделась в своей дежурке с твоим идиотом-напарником, — он фыркнул, отводя взгляд, — никогда не думала, что кто-то может просто захотеть помочь?
Он развернулся и зашагал в сторону будущего помоста.
Парнишка бросил свой конец досок, явно боясь, что Син, всегда слишком размашистый в жестах, его сейчас и вовсе зашибет.
Джавин поравнялась с Сином. Просто так. Она слишком устала, чтобы думать. И ноги как-то сами. Привычка.
От Сина пахло ромашкой и вулканической пылью. А больше ничем.
— Мне не надо спать. Мне не надо есть, — надтреснутым голосом сказал Син, — я почти не устаю. Чем еще мне заняться? Сидеть в одиночестве в яме из-под могилы и не высовываться? Что, ты мне это запретишь?
— А ты бросишь, если я попрошу? — удивилась Джавин.
— Нет, я тебе не собачка!.. — огрызнулся Син, а потом добавил уже тише, — Но я брошу, если тебе неприятно меня видеть.
— И чем займешься?
— Сяду вон на ту лавку и посмотрю, как этот дурацкий помост развалится безо всякого моего участия, — холодно ответил Син, — мне говорили, с ним такое частенько происходит. Я поработал здесь половину дня, и не сомневаюсь, что в этом году будет так же.
— Да-а, — протянула Джавин, — пожалуй, он проклят.
— Он не проклят, — Син аккуратно сложил доски на землю, распрямился, упер руку в бок и обвел другой площадку, показывая на остальных «добровольцев», — просто этот помост никому здесь не нужен. Ему просто незачем держаться.
— Ты так говоришь, как будто он живой.
— Я говорю от лица неживого. Ты влезь в его раковину… — он сделал маленькую паузу перед ее именем, как будто заколебавшись, можно ли его произносить, — Джавин. Приоткрой створки, — он осторожно коснулся пальцами ее волос, развел в стороны челку, отдернул руки, так и не заправив пряди за уши, — посмотри, подумай. Как вещь может родиться не хламом, если к ее созданию не прикладывают никаких усилий?
— Тц, ты меня сейчас что, устрицей назвал? — покраснела Джавин, прижав руки к щекам.
Вот это ей повезло, что руку уже сделали, можно скрыть прохладным фарфором одновременно и нервный тик, и румянец.
— Это просто поговорка… Старая. Наверное, даже древняя? Про раковину… — Син мотнул головой, — Неважно. Я просто пытаюсь объяснить. — пожал плечами Син, — Наладить коммуникацию. Даже бездушным вещам нравится, когда о них заботятся.
— Ну-ну, — буркнула Джавин, — пойду-ка я спать, пока мне эти твои устрицы и живые помосты не начали в кошмарах сниться.
— Так мне бросить?
— Делай, что хочешь! Давай, бросай! Или не бросай! Тц, да он все равно развалится в первый же день! Что бы ты ни делал! Всегда так было! — неожиданно разозлилась Джавин. — Все равно мне потом разбирать эти дурацкие жалобы от тупых идиотов, которые почему-то думают, что это стража призвала гребанную шаровую молнию, или что там было в прошлом году!
Она потерла глаз, пытаясь остановить дернувшееся веко. Она знала, что нервничает на пустом месте, но слишком устала, чтобы взять себя руки.
— Сходишь со мной на представление в третий день? — спокойно спросил Син, дождавшись, пока она отдышится после своей тирады.
— А ты обещаешь, что оно будет? — жалобно спросила Джавин, почувствовав себя на мгновение очень маленькой и очень вымотанной девочкой.
— Обещаю, — сказал Син.
Джавин ему не поверила.
Ей очень хотелось поверить, но она не смогла. Это значило поверить и во все эти рассуждения про строительство вещей, и про хлам, и вообще, в слишком многое.
Поверить в Сина.
У Джавин был слишком богатый жизненный опыт, чтобы верить мужским обещаниям.
…А потом они действительно сходили.
И помост не рухнул.
А когда актер уронил на рассыпанную по помосту солому зажженную свечу, внезапно оказалось, что Син позаботился о ведре с водой. И помост снова выжил. Как выжил в предыдущие два дня, потому что Син вовремя заметил гниль в досках и наорал на поставщиков, чтобы доставили нормальные, и потому что Син проверил все болты, и вообще присматривал за помостом, и тот вырос большим, крепким и даже не кривым.
Джавин бы даже досмотрела представление, если бы Син не стоял этак прямо, совсем как столб, и она не прислонилась к нему, и не заснула крепко-крепко, и не проспала до самых фейерверков стоя, как заезженная рабочая лошадь.
Ей снились устрицы, и живые помосты, и как она высовывается из раковины-дивана и шевелит глазами на длинных усиках.
Кажется, ее кто-то нес по ночному городу, а ехидный голос напарника все объяснял, что ключ под порогом, что, неужто еще не знает, а он был уверен… и ему отвечали спокойно, что еще один такой намек, и ему все-таки оторвут язык, не посмотрят, что…
Проснулась она среди ночи, совсем одна на узком диване, укрытая пестрой мантией.
Она зарылась поглубже в запах ромашки и подумала, что иногда мужчины, которые не пользуются доверием — это все-таки почти подло.
Мог бы и рядом прилечь.
Бесплотные руки скользнули по плечам неожиданно теплым объятием, обвели полукружья груди, мягко спустились к животу, ниже, чертя дорожки щекотливыми касаниями тонких пальцев. Бедра сжались в предвкушении истомы — и ее сиятельство графиня Херк резко открыла глаза, усилием воли вырываясь из сладкого наваждения.
Отбросила в сторону взмокшее одеяло, одернула задравшуюся ночную сорочку.
Все неловко было спросить у прислуги: она по ночам как, стонет?
Сны изводили ее вторую неделю.
Она уже и охоты устраивала, и упахивалась до изнеможения на уроках танцев, ничего не помогало.
«Ты знаешь, что помогло бы», — горько сказала себе Херк, — «Если б муж тебя хоть раз трахнул».
Она скривилась: дочь посла, она долгое время провела среди орочьих племен, и во многом заразилась их образом мыслей. Потом отец задумал увеличить свое влияние в лагере «кречетов», и Херк стала той монетой, которой он эту затею оплатил. Залогом.
Муж ее, герцог, схоронил до Херк двух жен. Надоела ему еще первая; вторая была такой же, как Херк, заложницей амбиций, и как-то очень удачно погибла как раз тогда, когда ее отца понадобилось сбросить со счетов и заменить на отца Херк.
В спальню к Херк муж так и не явился. Он свадьбу-то едва выдержал, все торопил жреца, неловко чмокнул невесту в щеку и ускакал сразу на дальние земли, где у него как раз поспевал виноград и надо было проконтролировать производство вина. Будь у него возможность прислать на ту свадьбу заместителя, прислал бы.
Пять лет они жили душа в душу, встречаясь друг с другом только за деловыми ужинами, в рамках которых обговаривали бюджет и прочие дела герцогства, которые требовали внимания и герцога, и герцогини. Со своей частью обязанностей Херк справлялась без нареканий, так что и года не прошло, как она обрела в них полную свободу действий.
Она могла бы завести любовника, распространенная практика среди дам ее круга, но каждый раз, когда дело доходило до... Дела, она прогоняла очередного кандидата.
Что-то невыносимо мерзкое читалось в глазах всех этих мужчин, желавших поиметь не иначе, как герцогиню. Будь у них выбор, они скорее присунули бы ее герцогской диадеме, вот, что она каждый раз чувствовала, когда ее раздевали жадные руки.
Кроме Сина, который вообще никаких историй этого города не знал.
Его действия всегда было легко направить по сценарию — только играй себе роль.
Но некоторые роли со временем становятся тесноваты: как это дурацкое маскарадное платье, которое к лицу исключительно юным и наивным девам.
Джавин пару раз дернула щекой, с трудом выдерживая удивленный взгляд Сина, потом развернулась на каблуках и быстро зашагала по улице к отделению стражи.
Поравнявшись по пути со смирной лошадкой молочника, тянувшей телегу медленно, но упорно, она сунула букет под мягкие губы.
Лошадка с благодарностью приняла угощение.
— Что-то ты злая, Джавин! Преступникам не стоит сегодня забывать свои щитки, да, Джавин? — крикнул молочник.
— Тц, ты свой-то не забыл?! — окрысилась Джавин в ответ.
И увидела, что Син все так же стоит на углу, около маскарадного платья. Наверное, слышал.
Но и неважно.
Вот и все, подумала Джавин.
В каком-то смысле это были почти идеальные отношения, чтобы в них поиграть. Ни к чему не обязывающие. Легкие. И короткие.
Пролетели без потерь.
Глава 4. 04.10. Синосу и Джавин 4: Вы смотрите устрицей из раковин вещей
В город приезжала ...ная герцогиня, а ее трижды ...ным воспитанником, а это значило, что Джавин с сослуживцами носились как наскипидаренные.
С алкашами профилактическую беседу проведи, щипачей припугни, чтоб блюли меру и раздевали гостей города не в первый же день, сумасшедших бабок-вещуний отлови и нагадай там по родинкам, кто ж их ближайший родственник, и кто справится с важной миссией запереть бабку в подвале, чтоб не навыла чего неприличного гостям.
Да еще и украшения.
За украшениями города следовало присматривать, пусть даже на ратушу гирлянду повесили из крашеной фольги, и красть там было нечего. Кроме чести и ночного сна стражи, потому что вроде как страже положено было всю эту мишуру охранять и случись что — писать за нее отчеты.
Празднество лорд изначально планировал закатить на неделю, потом, посовещавшись с реальностью в лице мэра, продолжил жить в отрицании, настаивая, что город сможет гулять хотя бы три дня; так что дел было полно, и мишуры, которую надо охранять в процессе подготовки, тоже.
Джавин на такое положение дел вовсе жаловалась. Она считала, что …ная графиня приехала как нельзя кстати. Пусть сослуживцы выли, а сама Джавин носилась по городу в таком мыле, что засыпала, стоило ее голове коснуться подушки или натруженной спине — достаточно устойчивого столба. Зато на всякие посторонние мысли у нее времени вовсе не было, все занимала работа.
Да еще и руку привезли быстрее благодаря дополнительным почтовым рейсам за мишурой. Ее ящик просто закинули в телегу к остальным. Теперь Джавин могла снова подписывать документы как привыкла — с двух рук.
А вот ее напарник терпеть не мог носиться в мыле.
Он был из тех мужчин, которые очень не любят работать, а потому порой находят весьма изобретательные способы свою работу на кого-нибудь перевесить. В свое время его поставили к Джавин в пару как раз потому, что Джавин была единственной рядовой стражницей, достаточно опытной, чтобы, во-первых, не вестись самой, в во-вторых вовремя освобождать очередных его рабов из остроумной кабалы.
Вот и сейчас он быстро придумал, как освободить себя от лишних обязанностей.
— Джавин, — горестно вздохнул он, бросив свой тощий зад на стул рядом с ней, — я второй день жены не видел!
Джавин эту песенку узнала с двух нот. Он все время завывал в таком стиле. Любовь к жене у него вечно обострялась в тот самый момент, когда надо было ударно поработать.
— Я тоже. — сухо отрезала Джавин, на скорость подписывая кипу отчётов, которые копились всю неделю.
— Так ты ж вроде бросила этого своего...
— Твоей жены я тоже не видела. Заявление подать хочешь о пропаже или что?
— Это она скоро подаст! — напарник стукнул себя по лбу, делая вид, что озарение пришло внезапно, — Джавин, а слу-у-ушай, а давай наберем добровольцев!
— Каких добровольцев?
— Ну всяких там добровольных и добровольно-принудительных добровольцев. Пусть помогают. Помнишь того придурка, который городу денег еще за три снесенных столба должен?
— Так у него ж нет. Денег.
— Денег у него нет, так мы и возьмём натурой. Пусть вон временную сцену монтирует.
— А мы что, временную сцену монтируем? — буркнула Джавин, — Тц! Опять?
Не только ее напарник любил спихивать лишнюю работу на совершенно непричастных к ней людей. Здесь, видимо, мэрия решила не изменять своим традициям и напрячь стражу.
Еще не было такого праздника, на котором бы не вылезли какие-нибудь проблемы с чертовым деревянным помостом для заезжих артистов, который традиционно ставили на площади у рынка.
Он и взрывался, и горел, и тонул, и просто проваливался у артистов под ногами. А кто нес ответственность? Правильно, никто, потому что стражники не дураки — сами себя ловить.
Мэрия хорошо устроилась, вроде как не они отвечают, взятки гладки, никаких компенсаций выдавать не положено. Все вопросы к стражникам.
И люди несли свои вопросы. Торгаши эти дурацкие, ущерб имуществу, убытки… Не дай боги, артисты что-нибудь ломали в процессе очередной гибели сцены… Ноги или там реквизит… Джавин, неофициально главная в отделе по отпискам на всякую ерунду, после очередного праздника вечно производила отписки ворохами. Замучаешься всю эту лишнюю бумагу потом выбрасывать.
— Мы уже не монтируем, наш придурок монтирует. В счет столбов. — торжествующе поднял палец вверх напарник, — Если ты, конечно, распишешься в приказе.
— Не хочешь для разнообразия живую подпись взять? — Джавин ткнула пальцем в сторону наглухо забаррикадированного бумагами начальственного кабинета. — Он мне, между прочим, обещал, что в этот раз будет отпираться как лев!
— Ну Джанни, ну не смеши, ты же знаешь этого льва. Он только благодарен будет, что мы без него так все хорошо придумали.
— Ты взял у него устное одобрение?
— Я к нему заглянул, он меня увидел, заорал в потолок, типа знаешь вот так: «А-а-а!», — напарник помахал обернувшимся на вопль коллегам и продолжил, как ни в чем не бывало, — а потом сказал мне: «Делай, что хочешь, только чаю мне принеси».
— И?
— Что?
— Ты принес?
— Нет, я занялся делом? — напарник выдержал скептический взгляд Джавин, — Ладно-ладно, принесу я твоему котеночку чаю, о гиперопекающая львица. Надо ж ему чем-то кипящий мозг охлаждать.
Джавин пару раз дернула щекой, но все-таки поставила на документе идеально-круглую подпись начальника.
— Ну Джанни, ну ты чего, ну как не родная… Ну не отправишь же ты меня в мэрию пороги оббивать, жестокосердная…
Джавин раздосадовано прицокнула языком, слазила в нижний ящик стола за печатью, поплевала на подушечку и бахнула еще и аккуратный штампик «мэр ознакомлен». В свое время она за пирогами заключила пакт о ненаглении с секретаршей мэра и сменяла его на такой же штампик от своей конторы.
— Мне тоже чаю принеси, — буркнула она.
— Обязательно! — сказал напарник, взъершил ей челку.
Если б Джавин не была такая дохлая всю неделю, и уложила бы челку, как обычно укладывала, Джавин бы его убила. А так просто кое-как пригладила обратно и мысленно пообещала напарничку как-нибудь так удачно споткнуться, чтоб заделать жене четвертого ребенка и еще год по ночам не спать.
Чаю он не принес, конечно. Но она и не сильно надеялась. Но ей хотя бы не придется морочиться с этим идиотским помостом, это главное.
Желанием открутить напарнику бошку она воспылала потом.
Когда завернула после работы посмотреть, как продвигается затея с добровольцами, и увидела в числе прочих Синосу, который таскал себе доски туда-сюда, как ни в чем не бывало.
Когда он ее заметил, у него дрогнули руки, и он чуть не грохнул охапку досок на тщедушного парнишку, который скорее сам висел на досках, чем помогал их тащить.
— Привет. — сказала Джавин, чувствуя себя очень глупо.
Наверное, не стоило здороваться, но она уже нарвалась на зрительный контакт.
— Привет, — сказал Син.
— А ты что тут…
— А что, запрещено?
— Ты тоже снес какие-нибудь столбы? Ты бы сказал, я бы сказала…
— Что? — удивился Син, — Сюда разве только преступников пускают? Как-то ты засиделась в своей дежурке с твоим идиотом-напарником, — он фыркнул, отводя взгляд, — никогда не думала, что кто-то может просто захотеть помочь?
Он развернулся и зашагал в сторону будущего помоста.
Парнишка бросил свой конец досок, явно боясь, что Син, всегда слишком размашистый в жестах, его сейчас и вовсе зашибет.
Джавин поравнялась с Сином. Просто так. Она слишком устала, чтобы думать. И ноги как-то сами. Привычка.
От Сина пахло ромашкой и вулканической пылью. А больше ничем.
— Мне не надо спать. Мне не надо есть, — надтреснутым голосом сказал Син, — я почти не устаю. Чем еще мне заняться? Сидеть в одиночестве в яме из-под могилы и не высовываться? Что, ты мне это запретишь?
— А ты бросишь, если я попрошу? — удивилась Джавин.
— Нет, я тебе не собачка!.. — огрызнулся Син, а потом добавил уже тише, — Но я брошу, если тебе неприятно меня видеть.
— И чем займешься?
— Сяду вон на ту лавку и посмотрю, как этот дурацкий помост развалится безо всякого моего участия, — холодно ответил Син, — мне говорили, с ним такое частенько происходит. Я поработал здесь половину дня, и не сомневаюсь, что в этом году будет так же.
— Да-а, — протянула Джавин, — пожалуй, он проклят.
— Он не проклят, — Син аккуратно сложил доски на землю, распрямился, упер руку в бок и обвел другой площадку, показывая на остальных «добровольцев», — просто этот помост никому здесь не нужен. Ему просто незачем держаться.
— Ты так говоришь, как будто он живой.
— Я говорю от лица неживого. Ты влезь в его раковину… — он сделал маленькую паузу перед ее именем, как будто заколебавшись, можно ли его произносить, — Джавин. Приоткрой створки, — он осторожно коснулся пальцами ее волос, развел в стороны челку, отдернул руки, так и не заправив пряди за уши, — посмотри, подумай. Как вещь может родиться не хламом, если к ее созданию не прикладывают никаких усилий?
— Тц, ты меня сейчас что, устрицей назвал? — покраснела Джавин, прижав руки к щекам.
Вот это ей повезло, что руку уже сделали, можно скрыть прохладным фарфором одновременно и нервный тик, и румянец.
— Это просто поговорка… Старая. Наверное, даже древняя? Про раковину… — Син мотнул головой, — Неважно. Я просто пытаюсь объяснить. — пожал плечами Син, — Наладить коммуникацию. Даже бездушным вещам нравится, когда о них заботятся.
— Ну-ну, — буркнула Джавин, — пойду-ка я спать, пока мне эти твои устрицы и живые помосты не начали в кошмарах сниться.
— Так мне бросить?
— Делай, что хочешь! Давай, бросай! Или не бросай! Тц, да он все равно развалится в первый же день! Что бы ты ни делал! Всегда так было! — неожиданно разозлилась Джавин. — Все равно мне потом разбирать эти дурацкие жалобы от тупых идиотов, которые почему-то думают, что это стража призвала гребанную шаровую молнию, или что там было в прошлом году!
Она потерла глаз, пытаясь остановить дернувшееся веко. Она знала, что нервничает на пустом месте, но слишком устала, чтобы взять себя руки.
— Сходишь со мной на представление в третий день? — спокойно спросил Син, дождавшись, пока она отдышится после своей тирады.
— А ты обещаешь, что оно будет? — жалобно спросила Джавин, почувствовав себя на мгновение очень маленькой и очень вымотанной девочкой.
— Обещаю, — сказал Син.
Джавин ему не поверила.
Ей очень хотелось поверить, но она не смогла. Это значило поверить и во все эти рассуждения про строительство вещей, и про хлам, и вообще, в слишком многое.
Поверить в Сина.
У Джавин был слишком богатый жизненный опыт, чтобы верить мужским обещаниям.
…А потом они действительно сходили.
И помост не рухнул.
А когда актер уронил на рассыпанную по помосту солому зажженную свечу, внезапно оказалось, что Син позаботился о ведре с водой. И помост снова выжил. Как выжил в предыдущие два дня, потому что Син вовремя заметил гниль в досках и наорал на поставщиков, чтобы доставили нормальные, и потому что Син проверил все болты, и вообще присматривал за помостом, и тот вырос большим, крепким и даже не кривым.
Джавин бы даже досмотрела представление, если бы Син не стоял этак прямо, совсем как столб, и она не прислонилась к нему, и не заснула крепко-крепко, и не проспала до самых фейерверков стоя, как заезженная рабочая лошадь.
Ей снились устрицы, и живые помосты, и как она высовывается из раковины-дивана и шевелит глазами на длинных усиках.
Кажется, ее кто-то нес по ночному городу, а ехидный голос напарника все объяснял, что ключ под порогом, что, неужто еще не знает, а он был уверен… и ему отвечали спокойно, что еще один такой намек, и ему все-таки оторвут язык, не посмотрят, что…
Проснулась она среди ночи, совсем одна на узком диване, укрытая пестрой мантией.
Она зарылась поглубже в запах ромашки и подумала, что иногда мужчины, которые не пользуются доверием — это все-таки почти подло.
Мог бы и рядом прилечь.
Глава 5. 05.10. Херк и Чайду 1: И на жизни злой намек
Бесплотные руки скользнули по плечам неожиданно теплым объятием, обвели полукружья груди, мягко спустились к животу, ниже, чертя дорожки щекотливыми касаниями тонких пальцев. Бедра сжались в предвкушении истомы — и ее сиятельство графиня Херк резко открыла глаза, усилием воли вырываясь из сладкого наваждения.
Отбросила в сторону взмокшее одеяло, одернула задравшуюся ночную сорочку.
Все неловко было спросить у прислуги: она по ночам как, стонет?
Сны изводили ее вторую неделю.
Она уже и охоты устраивала, и упахивалась до изнеможения на уроках танцев, ничего не помогало.
«Ты знаешь, что помогло бы», — горько сказала себе Херк, — «Если б муж тебя хоть раз трахнул».
Она скривилась: дочь посла, она долгое время провела среди орочьих племен, и во многом заразилась их образом мыслей. Потом отец задумал увеличить свое влияние в лагере «кречетов», и Херк стала той монетой, которой он эту затею оплатил. Залогом.
Муж ее, герцог, схоронил до Херк двух жен. Надоела ему еще первая; вторая была такой же, как Херк, заложницей амбиций, и как-то очень удачно погибла как раз тогда, когда ее отца понадобилось сбросить со счетов и заменить на отца Херк.
В спальню к Херк муж так и не явился. Он свадьбу-то едва выдержал, все торопил жреца, неловко чмокнул невесту в щеку и ускакал сразу на дальние земли, где у него как раз поспевал виноград и надо было проконтролировать производство вина. Будь у него возможность прислать на ту свадьбу заместителя, прислал бы.
Пять лет они жили душа в душу, встречаясь друг с другом только за деловыми ужинами, в рамках которых обговаривали бюджет и прочие дела герцогства, которые требовали внимания и герцога, и герцогини. Со своей частью обязанностей Херк справлялась без нареканий, так что и года не прошло, как она обрела в них полную свободу действий.
Она могла бы завести любовника, распространенная практика среди дам ее круга, но каждый раз, когда дело доходило до... Дела, она прогоняла очередного кандидата.
Что-то невыносимо мерзкое читалось в глазах всех этих мужчин, желавших поиметь не иначе, как герцогиню. Будь у них выбор, они скорее присунули бы ее герцогской диадеме, вот, что она каждый раз чувствовала, когда ее раздевали жадные руки.
