— Я-то здесь причем? — удивился песчанка, — Я не могу кидануть племяшек.
— Мелочевку с собой бери, мне-то что, — безразлично отмахнулась Фарга.
— Да зачем я тебе сдался?
— От большой любви, тихушник клятый, ага, — буркнула Фарга, — очки у тебя просто секс. Сам подумай. А вот Амме пусть к Окосу катится.
— Амме и не приходил, — вмешался Умарс, — привет!
— С тобой разговор особый, крысеныш паштетный, — огрызнулась Фарга, — заложил меня и не подавился.
— На Мийлу ругайся.
— Как я могу, она ж моя любимая младшая сестренка, — ощерилась Фарга, — так бы и дала тебе по башке, прыщ ты мелкий со связями…
— Кхм-кхм, — кашлянула Мрыкла, — а это мой любимый младший брат.
— Они устраивают из заседания балаган, — подал кто-то голос.
— А оно откладывается до выяснения, не догнали еще? Лишних здесь никто не держит! — парировала Фарга.
— Извините, мудрые, — согласился Нут, — похоже, заседание переносится. До выяснения. В связи с новыми обстоятельствами. Которые, как видите, явились.
И тогда Жаннэй наконец повернулась лицом к залу.
Данга это заметил, потому что так уж были устроены его глаза: они лучше реагировали на движение. Это с ним недавно случилось, было о-о-очень неудобно и он был готов кому угодно молиться, лишь бы научиться наконец возвращать себе человеческие зрачки.
Фарга была эффектна, и все смотрели на нее, но в своей эффектной позе она застыла, приковывая внимание. А Жаннэй очень резко развернулась, опираясь на трибуну.
Самую спокойную женщину на свете трясло, как Бинку на алгебре у доски.
У нее по жизни лицо было бледное, а тут уже ушло в сторону синеватого-трупного оттенка. И пятна лихорадочные на щеках.
Данга вообще-то с Умарсом не разговаривал, но тут пришлось сделать исключение, пока во всей этой суматохе никто не успел заметить того, что заметил он. У целой кучи народу здесь были жабьи глаза.
Лучше бы, конечно, Киму было сказать, но это могло привлечь внимание. Пришлось передавать.
Он скользнул через проход и ткнул Умку в бок.
— Эй, — показал подбородком на Жаннэй, — это так и надо? Скажи брату, может, плохо ей?
В общем, только благодаря Дангиному жабьему зрению и умению вовремя заткнуть свою обиду и быстрой реакции Умарса, который напомнил брату про его обязанности заботливого парня — или куда он там Жаннэй метил, Данга ж не знал, Ким успел подхватить Жаннэй до того, как кто-то другой заметил, что она вот-вот грохнется в обморок.
Не зря все-таки Данга маме на глаза не попался, оказался в правильном месте и в правильное время. Вряд ли Жаннэй хотела, чтобы все увидели ее слабость. А так Кима под локоток взяла, прижалась, как настоящая невеста, колечком засверкала, и даже синюшность из бледности куда-то исчезла. Спряталась.
На уверенную она больше не походила, но это уже мелочи.
— Ну чо, — спросила Фарга минут через десять, обведя взглядом кучку оставшихся, — никогда не думала, что скажу такое, наверное, ваще с ума поехала. Давайте в кабинет директора переберемся, что ли?
У Жаннэй не было никакого права дрожать.
Но она все равно дрожала.
«Раздражение», — сказал однажды зять-эмпат, — «гаже всего я ощущаю чужое раздражение. Такое постоянное «бжжжжжжжж», звенит в обоих ушах. Иногда мне кажется, что от тебя жужжит, Жан, а потом я вспоминаю, что никогда не слышал твоих чувств. Знаешь, вот это вечное «бжжж» на грани слышимости… нехило расшатывает психику».
— А теперь я дрожу и жжужжу. Варт взбесится, когда поймет, что это все-таки я жужжала, — прошептала она тихонько, куда-то Киму в плечо.
— Что?
— Меня выгонят из дома, вот что. Бесит.
— Ты в порядке? Может, поискать тебе воды?
Директор отгрохал себе отличный кабинетишко. Жаннэй бы не удивилась, если бы из поиска воды Ким бы вернулся года через два и с сокровищами.
— Как посмотреть. Но я уже почти взяла себя в руки, не волнуйся. Почти взяла себя в руки. Я спокойна, как…
— Как кто? Ты не договорила.
— Да так. Просто спокойна.
— Ну-ну.
Жаннэй сосредоточилась на Фарге. Нельзя было отвлекаться… нет, нельзя. Жаннэй могла все не испортить, но сильно усложнить, если бы вдруг повела себя неправильно и выдала Кееху, кто ее на самом деле заботит. Лучше уж разглядывать Фаргу.
Фарга везде смотрелась нелепо и броско, и будто специально выбирала места, где будет смотреться нелепей всего. Сейчас вот она утонула в директорском кресле, которое по праву должен был занять Нут. Тот будто и не заметил демарша — слишком уж он солиден, чтобы обращать на такое внимание. Он взрослый, не то что Фарга…
Бунтующий подросток — в двадцать с чем-то лет.
Забавно, но единственное, что Жаннэй когда-либо слышала про Фаргу — это то, что она психанутая. Но потом вмешался Умарс — и Жаннэй поняла, что уязвимее Фарги в этой ситуации человека было просто не найти.
Она была идеальной кандидатурой для того, чтобы спихнуть на нее поджог. Даже не пришлось бы выдумывать мотив: она же психанутая! Да и Лиль встречалась с ее младшим братом до Кима, чем не причина? Всерьез, конечно, ее пока никто не подозревал, но Жаннэй понимала, что это — дело времени.
И на всякий случай проверила, не фигурирует ли она в деле.
Оказалось — кого-то похожего видели той ночью в районе Лиль. Ответ, что она там делала, лежал на поверхности…
— Где мне, по-вашему, еще курево покупать? — Фарга скривилась, — Песчанки не пускают…
— Нечего было тот ларек разносить, — меланхолично отозвался Эдде, — будет тебе уроком: не гадь там, где покупаешь сигареты.
Это представление даже отвлекло Жаннэй от ее переживаний. Ей стало интересно, она вся превратилась в слух, забыв про дрожащие коленки — и те, вот чудо-то! Перестали дрожать.
— Пфе! Много ты знаешь… ну, и я шла обратно, и тут ко мне подходит какая-то тетка и просит зажигалку. Среди ночи, в домашних тапочках. Глаза пустые. Я с психами не связываюсь, и зажигалку дала. Мало ли что. Ну, холодно, поздно, дождь начинается, ждать, пока вернет, не стала — свалила оттуда, зажигалка того не стоит.
— О, — сказал из своего угла паренек из следственного, — вон оно что.
— Надеюсь, ты записываешь, Ганго, потому что адвокачий вам хвост, а не мои официальные показания.
Ганго постучал себя пальцем по выдающемуся носищу.
— И это тоже пахнет, как правда, — сказал он — хотя это уже не удивительно. Про зажигалку интереснее. Мы ничего такого не нашли.
— Еще б вы нашли пластмассовую зажигалку на пожарище, дебилы, — пожала плечами Фарга, — вы б там еще мороженое поискали, или книжки целые. Короче, больше мне и нечего сказать. Загорелось, когда я уже далеко была. Я и не подумала, что моя зажигалка в чем-то виновата, пока меня не разыскала Мрыкла с предьявами.
Мрыкла гордо усмехнулась.
Кто-то победил легенду, и теперь совершенно не собирается этим хвастаться — зачем, если слухи расползутся сами?
— То есть меня сейчас пытаются убедить, — вкрадчиво начал Нут, — что Фанки сами дом подожгли?
— Мне говорили, — неуверенно начала Лиль, — что папу и маму пытаются освободить от воздействия… И если кто-то смог заставить их забыть обо мне и отправиться в Вытеску, то…
Вообще-то Жаннэй рассчитывала сама выдать нечто подобное, поэтому она поспешно продолжила мысль Лиль:
— Они действительно находятся под императивом. В народе такой называют «пиявкой». Мне стоит упомянуть, что за то время, что я пребывала здесь, я тоже успела побыть носительницей «пиявки».
— Вот как…
— Передо мной извинились от имени семейства Тен, и я забыла этот инцидент. Я уверена, что все обладатели императива такого уровня зарегистрированы и наблюдаются в местном отделении Ведомства?
— Кхм, — кашлянул Ганго, — как бы вам сказать, мудрая Жаннэй-из-Тьена, конечно, мы очень серьезно относимся к этому делу и запросили у следящих-сопровождающих материалы, но… ну… в общем, мы искали в архивах, кто бы мог повесить такое, естественно, но императивиста такого уровня в Тьмаверсте просто нет…
— Или его еще не зарегистрировали.
Взгляды скрестились на Ылли.
— Ну, — вздохнула она, потупившись, — мы работаем над этим. Я вот зарегистрирована. Но выделенного бюджета…
— А племянник твой?
— А?
— Амме зарегистрирован или нет? — холодно переспросила Жаннэй.
— Почему вы думаете… — глаза у Ылли стали большие-пребольшие, она даже перешла на «вы» от неожиданности, — с чего вы взяли… он просто… не успел еще… он…
— То есть ему все-таки нужно регистрироваться?
Ылли закрыла рот и отвернулась.
— Не знаю, — наконец процедила она, — откуда мне знать?
— Действительно… Мудрый Кеех, — Жаннэй повернулась с Жабу, который, казалось, задремал в своем кресле, — Может, вы что-то знаете о даре своего ученика?
— А? Каком даре? Зверозык он. Песчанка. Что еще? — Ворчливо отозвался тот. — Подрабатывает он у меня, не больше, какой ученик?
— А вы — Зверозык, Жаба и ничего больше? — насмешливо спросила Жаннэй.
Раньше она справлялась лучше. Раньше ей не приходилось сдерживать ликование в голосе. Не хотелось торжествующе улыбаться.
Бесит.
И хорошо: лучше беситься, чем бояться.
— Скромный служитель своих Богов, — развел руками Кеех, — прожитые годы — мой дар.
— Мудрый Нут, — Жаннэй качнула головой, — как следящая-сопровождающая я провалилась. В этом городе… я не смогла изучить проблему со стороны. Надеюсь, вы простите меня.
— К чему это все, — отмахнулся медведь, — хватит тут пафоса и официоза, все свои. Говори уже.
— Хочу заявить, что на меня на заседании было совершено нападение. На мою душу воздействовали с помощью дара… назовем его «дар воздействия на душу». Я не очень хороша в названиях. Проще говоря, того дара, который подозревают у Герки рода Ваар. И которого, конечно же, не существует.
— Пиит, отдай очки Ари, а то она сейчас расхнычется, — тихонько попросил Эдде.
Все-таки с этим парнем оказалось очень приятно работать. Вступил вовремя.
Пиит снял очки.
Еще в Тьене Жаннэй заметила, что никто не обращает особого внимания на играющих детей.
В Тьмаверсте же она узнала, что то же относится и к Песчанкам.
Пиит, ребенок-песчанка, стал невидимкой, как только надел очки, скрывающие лицо — не то чтобы его многие успели узнать в лицо, все-таки выписали его совсем недавно. Без очков бы тоже могло выйти, но…
Жаннэй боялась, что все испортит Ылли, и по ее просьбе Эдде держался как можно дальше от любой серой формы; предупреждать ее тоже было бы риском.
В отличие от детей, взрослым в этой ситуации было, что делить, так что Жаннэй не доверяла до конца ни Яйле, ни Айне, ни тем более Ылли.
А вот Пиит показался ей достаточно бесхитростным пацаном (чем-то он неуловимо напоминал ей Ланерье), чтобы попросить его об услуге. Совсем маленькой услуге.
Ему нужно было только сказать правду.
— Я все видел, — сказал Пиит, — у нас с Геркой одинаковые дары. Дядь Кеех снес Жаннэй скорлупу.
— Герка? — спросила Жаннэй.
Герка дернулся, секунду поколебался.
— Э-э-э… я тоже видел.
— Похоже на сговор, — заметил Кеех, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Или на детскую игру, — кивнула Жаннэй. — Обычную детскую игру. Нет ведь никакого дара, мудрый Кеех. Никаких неучтенных даров. И Герке не нужен опекун?
Нут вытянул губы трубочкой.
— Мы очень быстро движемся к концу заседания, — сказал он, — кажется, пропустили пару пунктов… Мудрый Кеех еще даже не предложил себя в качестве опекуна.
— Но вы знали, что он собирается, так что какая разница? Вы же сами просили завязать с официозом, — пожала плечами Жаннэй, — мы ведь не в суде, хотя, если начальник Ганго постарается и разыщет императивиста, кем бы он ни был… но сейчас мы не в суде. Если дара не существует, то и я не пострадала. Если дар существует, то я возражаю против кандидатуры мудрого Кееха, как опекуна, потому что на меня было совершено нападение, и у меня есть как минимум два свидетеля.
— Вы слишком возбуждены, милая Жаннэй, — заметил Кеех, чем задел ее за живое.
Впрочем, она все еще крепко держала себя в руках. Даже кольцом пока удавалось не пользоваться.
— У моего отца, — сказал вдруг Хонга, — было очень живое воображение. Я до сих пор храню его дневники, хоть меня иногда и просят иногда пожертвовать их музею. Возможно, мой сын случайно прочел эти истории, и это косвенным образом… воздействовало на его разум… поэтому он несколько недель считал себя Лиль. Впрочем, если психоза… бреда… временного помешательства не было, и это действительно дар, то дневники безопасны, и почему бы не сделать их достоянием общественности? Меня удерживает лишь уважение к памяти отца — да, некоторые называют это глупой сентиментальностью.
— Хонга, милый, — добавила Айна, — ты забыл сказать главное: нас полностью устраивает вариант массового психоза. Мы готовы даже обратиться за медицинской помощью, если это будет необходимо.
— Что же, — угрюмо согласилась Ылли, косясь на Лиль, — меня тоже. У моего сына очень богатое воображение. И кто его вообще сюда пустил? Эх, сложно растить ребенка без отца.
Кеех закашлялся.
Жаннэй пришлось ущипнуть себя за руку, чтобы не улыбнуться.
Происходило именно то, на что она надеялась: семьи приходили к соглашению. Это было не просто соглашение: они объединились против Кееха, и тому просто не оставалось иного выхода, кроме как сдаться…
— Как опекун Лиль, я хотела бы выразить бесконечную благодарность всем, кто пытается разобраться в этом запутанном деле, — вступила Яйла, — в жизни случаются самые разные вещи, и даже то, что кажется плодом воображения, может оказаться реальностью. Лиль — подруга моей дочери и мне сама как дочь. Я поддержу ее в любом случае. Если она захочет разобраться, кто именно причинил зло ее родителям — это желание для меня будет свято, и я пущу в ход все свои связи, даже если в ходе расследования все-таки выяснится, что Герке необходим опекун, я — опекун Лиль, и в первую очередь блюду ее интересы.
…Будь Жаннэй чуть поциничнее, то могла бы подумать, что Яйла обиделась за недоверие и теперь мстит. Однако на самом деле слова Яйлы лишь укололи ее убаюканную совесть.
Она слишком увлеклась Геркой, которого надо было вывести из-под удара, и забыла, кто здесь пострадал больше всего. У Лиль было право не согласиться — и Яйла дала ей возможность это право реализовать.
В отличие от Жаннэй.
Она все-таки ошиблась.
К тому же Яйла вдруг добавила, будто вспомнив:
— Конечно, если Герке будет необходим опекун, я не вижу никаких причин, почему бы им не мог стать мой пасынок Ким — они хорошие друзья, насколько я могу судить.
Айна и Хонга кивнули.
Ким дрогнул: он бы согласился, Жаннэй не сомневалась. Но это… привязывало его к Тьмаверсту? Ей казалось, Ким хотел бы уехать.
Теперь все зависело от Лиль.
И та отпустила Геркину руку. Стиснула ладони. Подумала. Запустила в волосы пальцы — не нащупав ставшего привычным ежика растерянно уставилась на свою тонкую девичью кисть, повертела перед глазами, раздумывая.
— Спасибо, мудрая Яйла, — наконец сказала она, — спасибо. Но что поделать — я просто перепугалась и вылезла из окна, никаких даров и чудес, только моя глупость. И… в нашем доме давно не чинили проводку… я уверена, следственный отдел разберется, в чем именно там дело, но... Просто разберется. Герка не при чем.
— Что же, — вздохнул Кеех, — стар я стал. Не понимаю, зачем меня позвали. Если спросить меня, то Герке опекун не нужен, он парень головастый.
И примирительно поднял руки.
— Мелочевку с собой бери, мне-то что, — безразлично отмахнулась Фарга.
— Да зачем я тебе сдался?
— От большой любви, тихушник клятый, ага, — буркнула Фарга, — очки у тебя просто секс. Сам подумай. А вот Амме пусть к Окосу катится.
— Амме и не приходил, — вмешался Умарс, — привет!
— С тобой разговор особый, крысеныш паштетный, — огрызнулась Фарга, — заложил меня и не подавился.
— На Мийлу ругайся.
— Как я могу, она ж моя любимая младшая сестренка, — ощерилась Фарга, — так бы и дала тебе по башке, прыщ ты мелкий со связями…
— Кхм-кхм, — кашлянула Мрыкла, — а это мой любимый младший брат.
— Они устраивают из заседания балаган, — подал кто-то голос.
— А оно откладывается до выяснения, не догнали еще? Лишних здесь никто не держит! — парировала Фарга.
— Извините, мудрые, — согласился Нут, — похоже, заседание переносится. До выяснения. В связи с новыми обстоятельствами. Которые, как видите, явились.
И тогда Жаннэй наконец повернулась лицом к залу.
Данга это заметил, потому что так уж были устроены его глаза: они лучше реагировали на движение. Это с ним недавно случилось, было о-о-очень неудобно и он был готов кому угодно молиться, лишь бы научиться наконец возвращать себе человеческие зрачки.
Фарга была эффектна, и все смотрели на нее, но в своей эффектной позе она застыла, приковывая внимание. А Жаннэй очень резко развернулась, опираясь на трибуну.
Самую спокойную женщину на свете трясло, как Бинку на алгебре у доски.
У нее по жизни лицо было бледное, а тут уже ушло в сторону синеватого-трупного оттенка. И пятна лихорадочные на щеках.
Данга вообще-то с Умарсом не разговаривал, но тут пришлось сделать исключение, пока во всей этой суматохе никто не успел заметить того, что заметил он. У целой кучи народу здесь были жабьи глаза.
Лучше бы, конечно, Киму было сказать, но это могло привлечь внимание. Пришлось передавать.
Он скользнул через проход и ткнул Умку в бок.
— Эй, — показал подбородком на Жаннэй, — это так и надо? Скажи брату, может, плохо ей?
В общем, только благодаря Дангиному жабьему зрению и умению вовремя заткнуть свою обиду и быстрой реакции Умарса, который напомнил брату про его обязанности заботливого парня — или куда он там Жаннэй метил, Данга ж не знал, Ким успел подхватить Жаннэй до того, как кто-то другой заметил, что она вот-вот грохнется в обморок.
Не зря все-таки Данга маме на глаза не попался, оказался в правильном месте и в правильное время. Вряд ли Жаннэй хотела, чтобы все увидели ее слабость. А так Кима под локоток взяла, прижалась, как настоящая невеста, колечком засверкала, и даже синюшность из бледности куда-то исчезла. Спряталась.
На уверенную она больше не походила, но это уже мелочи.
— Ну чо, — спросила Фарга минут через десять, обведя взглядом кучку оставшихся, — никогда не думала, что скажу такое, наверное, ваще с ума поехала. Давайте в кабинет директора переберемся, что ли?
У Жаннэй не было никакого права дрожать.
Но она все равно дрожала.
«Раздражение», — сказал однажды зять-эмпат, — «гаже всего я ощущаю чужое раздражение. Такое постоянное «бжжжжжжжж», звенит в обоих ушах. Иногда мне кажется, что от тебя жужжит, Жан, а потом я вспоминаю, что никогда не слышал твоих чувств. Знаешь, вот это вечное «бжжж» на грани слышимости… нехило расшатывает психику».
— А теперь я дрожу и жжужжу. Варт взбесится, когда поймет, что это все-таки я жужжала, — прошептала она тихонько, куда-то Киму в плечо.
— Что?
— Меня выгонят из дома, вот что. Бесит.
— Ты в порядке? Может, поискать тебе воды?
Директор отгрохал себе отличный кабинетишко. Жаннэй бы не удивилась, если бы из поиска воды Ким бы вернулся года через два и с сокровищами.
— Как посмотреть. Но я уже почти взяла себя в руки, не волнуйся. Почти взяла себя в руки. Я спокойна, как…
— Как кто? Ты не договорила.
— Да так. Просто спокойна.
— Ну-ну.
Жаннэй сосредоточилась на Фарге. Нельзя было отвлекаться… нет, нельзя. Жаннэй могла все не испортить, но сильно усложнить, если бы вдруг повела себя неправильно и выдала Кееху, кто ее на самом деле заботит. Лучше уж разглядывать Фаргу.
Фарга везде смотрелась нелепо и броско, и будто специально выбирала места, где будет смотреться нелепей всего. Сейчас вот она утонула в директорском кресле, которое по праву должен был занять Нут. Тот будто и не заметил демарша — слишком уж он солиден, чтобы обращать на такое внимание. Он взрослый, не то что Фарга…
Бунтующий подросток — в двадцать с чем-то лет.
Забавно, но единственное, что Жаннэй когда-либо слышала про Фаргу — это то, что она психанутая. Но потом вмешался Умарс — и Жаннэй поняла, что уязвимее Фарги в этой ситуации человека было просто не найти.
Она была идеальной кандидатурой для того, чтобы спихнуть на нее поджог. Даже не пришлось бы выдумывать мотив: она же психанутая! Да и Лиль встречалась с ее младшим братом до Кима, чем не причина? Всерьез, конечно, ее пока никто не подозревал, но Жаннэй понимала, что это — дело времени.
И на всякий случай проверила, не фигурирует ли она в деле.
Оказалось — кого-то похожего видели той ночью в районе Лиль. Ответ, что она там делала, лежал на поверхности…
— Где мне, по-вашему, еще курево покупать? — Фарга скривилась, — Песчанки не пускают…
— Нечего было тот ларек разносить, — меланхолично отозвался Эдде, — будет тебе уроком: не гадь там, где покупаешь сигареты.
Это представление даже отвлекло Жаннэй от ее переживаний. Ей стало интересно, она вся превратилась в слух, забыв про дрожащие коленки — и те, вот чудо-то! Перестали дрожать.
— Пфе! Много ты знаешь… ну, и я шла обратно, и тут ко мне подходит какая-то тетка и просит зажигалку. Среди ночи, в домашних тапочках. Глаза пустые. Я с психами не связываюсь, и зажигалку дала. Мало ли что. Ну, холодно, поздно, дождь начинается, ждать, пока вернет, не стала — свалила оттуда, зажигалка того не стоит.
— О, — сказал из своего угла паренек из следственного, — вон оно что.
— Надеюсь, ты записываешь, Ганго, потому что адвокачий вам хвост, а не мои официальные показания.
Ганго постучал себя пальцем по выдающемуся носищу.
— И это тоже пахнет, как правда, — сказал он — хотя это уже не удивительно. Про зажигалку интереснее. Мы ничего такого не нашли.
— Еще б вы нашли пластмассовую зажигалку на пожарище, дебилы, — пожала плечами Фарга, — вы б там еще мороженое поискали, или книжки целые. Короче, больше мне и нечего сказать. Загорелось, когда я уже далеко была. Я и не подумала, что моя зажигалка в чем-то виновата, пока меня не разыскала Мрыкла с предьявами.
Мрыкла гордо усмехнулась.
Кто-то победил легенду, и теперь совершенно не собирается этим хвастаться — зачем, если слухи расползутся сами?
— То есть меня сейчас пытаются убедить, — вкрадчиво начал Нут, — что Фанки сами дом подожгли?
— Мне говорили, — неуверенно начала Лиль, — что папу и маму пытаются освободить от воздействия… И если кто-то смог заставить их забыть обо мне и отправиться в Вытеску, то…
Вообще-то Жаннэй рассчитывала сама выдать нечто подобное, поэтому она поспешно продолжила мысль Лиль:
— Они действительно находятся под императивом. В народе такой называют «пиявкой». Мне стоит упомянуть, что за то время, что я пребывала здесь, я тоже успела побыть носительницей «пиявки».
— Вот как…
— Передо мной извинились от имени семейства Тен, и я забыла этот инцидент. Я уверена, что все обладатели императива такого уровня зарегистрированы и наблюдаются в местном отделении Ведомства?
— Кхм, — кашлянул Ганго, — как бы вам сказать, мудрая Жаннэй-из-Тьена, конечно, мы очень серьезно относимся к этому делу и запросили у следящих-сопровождающих материалы, но… ну… в общем, мы искали в архивах, кто бы мог повесить такое, естественно, но императивиста такого уровня в Тьмаверсте просто нет…
— Или его еще не зарегистрировали.
Взгляды скрестились на Ылли.
— Ну, — вздохнула она, потупившись, — мы работаем над этим. Я вот зарегистрирована. Но выделенного бюджета…
— А племянник твой?
— А?
— Амме зарегистрирован или нет? — холодно переспросила Жаннэй.
— Почему вы думаете… — глаза у Ылли стали большие-пребольшие, она даже перешла на «вы» от неожиданности, — с чего вы взяли… он просто… не успел еще… он…
— То есть ему все-таки нужно регистрироваться?
Ылли закрыла рот и отвернулась.
— Не знаю, — наконец процедила она, — откуда мне знать?
— Действительно… Мудрый Кеех, — Жаннэй повернулась с Жабу, который, казалось, задремал в своем кресле, — Может, вы что-то знаете о даре своего ученика?
— А? Каком даре? Зверозык он. Песчанка. Что еще? — Ворчливо отозвался тот. — Подрабатывает он у меня, не больше, какой ученик?
— А вы — Зверозык, Жаба и ничего больше? — насмешливо спросила Жаннэй.
Раньше она справлялась лучше. Раньше ей не приходилось сдерживать ликование в голосе. Не хотелось торжествующе улыбаться.
Бесит.
И хорошо: лучше беситься, чем бояться.
— Скромный служитель своих Богов, — развел руками Кеех, — прожитые годы — мой дар.
— Мудрый Нут, — Жаннэй качнула головой, — как следящая-сопровождающая я провалилась. В этом городе… я не смогла изучить проблему со стороны. Надеюсь, вы простите меня.
— К чему это все, — отмахнулся медведь, — хватит тут пафоса и официоза, все свои. Говори уже.
— Хочу заявить, что на меня на заседании было совершено нападение. На мою душу воздействовали с помощью дара… назовем его «дар воздействия на душу». Я не очень хороша в названиях. Проще говоря, того дара, который подозревают у Герки рода Ваар. И которого, конечно же, не существует.
— Пиит, отдай очки Ари, а то она сейчас расхнычется, — тихонько попросил Эдде.
Все-таки с этим парнем оказалось очень приятно работать. Вступил вовремя.
Пиит снял очки.
Еще в Тьене Жаннэй заметила, что никто не обращает особого внимания на играющих детей.
В Тьмаверсте же она узнала, что то же относится и к Песчанкам.
Пиит, ребенок-песчанка, стал невидимкой, как только надел очки, скрывающие лицо — не то чтобы его многие успели узнать в лицо, все-таки выписали его совсем недавно. Без очков бы тоже могло выйти, но…
Жаннэй боялась, что все испортит Ылли, и по ее просьбе Эдде держался как можно дальше от любой серой формы; предупреждать ее тоже было бы риском.
В отличие от детей, взрослым в этой ситуации было, что делить, так что Жаннэй не доверяла до конца ни Яйле, ни Айне, ни тем более Ылли.
А вот Пиит показался ей достаточно бесхитростным пацаном (чем-то он неуловимо напоминал ей Ланерье), чтобы попросить его об услуге. Совсем маленькой услуге.
Ему нужно было только сказать правду.
— Я все видел, — сказал Пиит, — у нас с Геркой одинаковые дары. Дядь Кеех снес Жаннэй скорлупу.
— Герка? — спросила Жаннэй.
Герка дернулся, секунду поколебался.
— Э-э-э… я тоже видел.
— Похоже на сговор, — заметил Кеех, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Или на детскую игру, — кивнула Жаннэй. — Обычную детскую игру. Нет ведь никакого дара, мудрый Кеех. Никаких неучтенных даров. И Герке не нужен опекун?
Нут вытянул губы трубочкой.
— Мы очень быстро движемся к концу заседания, — сказал он, — кажется, пропустили пару пунктов… Мудрый Кеех еще даже не предложил себя в качестве опекуна.
— Но вы знали, что он собирается, так что какая разница? Вы же сами просили завязать с официозом, — пожала плечами Жаннэй, — мы ведь не в суде, хотя, если начальник Ганго постарается и разыщет императивиста, кем бы он ни был… но сейчас мы не в суде. Если дара не существует, то и я не пострадала. Если дар существует, то я возражаю против кандидатуры мудрого Кееха, как опекуна, потому что на меня было совершено нападение, и у меня есть как минимум два свидетеля.
— Вы слишком возбуждены, милая Жаннэй, — заметил Кеех, чем задел ее за живое.
Впрочем, она все еще крепко держала себя в руках. Даже кольцом пока удавалось не пользоваться.
— У моего отца, — сказал вдруг Хонга, — было очень живое воображение. Я до сих пор храню его дневники, хоть меня иногда и просят иногда пожертвовать их музею. Возможно, мой сын случайно прочел эти истории, и это косвенным образом… воздействовало на его разум… поэтому он несколько недель считал себя Лиль. Впрочем, если психоза… бреда… временного помешательства не было, и это действительно дар, то дневники безопасны, и почему бы не сделать их достоянием общественности? Меня удерживает лишь уважение к памяти отца — да, некоторые называют это глупой сентиментальностью.
— Хонга, милый, — добавила Айна, — ты забыл сказать главное: нас полностью устраивает вариант массового психоза. Мы готовы даже обратиться за медицинской помощью, если это будет необходимо.
— Что же, — угрюмо согласилась Ылли, косясь на Лиль, — меня тоже. У моего сына очень богатое воображение. И кто его вообще сюда пустил? Эх, сложно растить ребенка без отца.
Кеех закашлялся.
Жаннэй пришлось ущипнуть себя за руку, чтобы не улыбнуться.
Происходило именно то, на что она надеялась: семьи приходили к соглашению. Это было не просто соглашение: они объединились против Кееха, и тому просто не оставалось иного выхода, кроме как сдаться…
— Как опекун Лиль, я хотела бы выразить бесконечную благодарность всем, кто пытается разобраться в этом запутанном деле, — вступила Яйла, — в жизни случаются самые разные вещи, и даже то, что кажется плодом воображения, может оказаться реальностью. Лиль — подруга моей дочери и мне сама как дочь. Я поддержу ее в любом случае. Если она захочет разобраться, кто именно причинил зло ее родителям — это желание для меня будет свято, и я пущу в ход все свои связи, даже если в ходе расследования все-таки выяснится, что Герке необходим опекун, я — опекун Лиль, и в первую очередь блюду ее интересы.
…Будь Жаннэй чуть поциничнее, то могла бы подумать, что Яйла обиделась за недоверие и теперь мстит. Однако на самом деле слова Яйлы лишь укололи ее убаюканную совесть.
Она слишком увлеклась Геркой, которого надо было вывести из-под удара, и забыла, кто здесь пострадал больше всего. У Лиль было право не согласиться — и Яйла дала ей возможность это право реализовать.
В отличие от Жаннэй.
Она все-таки ошиблась.
К тому же Яйла вдруг добавила, будто вспомнив:
— Конечно, если Герке будет необходим опекун, я не вижу никаких причин, почему бы им не мог стать мой пасынок Ким — они хорошие друзья, насколько я могу судить.
Айна и Хонга кивнули.
Ким дрогнул: он бы согласился, Жаннэй не сомневалась. Но это… привязывало его к Тьмаверсту? Ей казалось, Ким хотел бы уехать.
Теперь все зависело от Лиль.
И та отпустила Геркину руку. Стиснула ладони. Подумала. Запустила в волосы пальцы — не нащупав ставшего привычным ежика растерянно уставилась на свою тонкую девичью кисть, повертела перед глазами, раздумывая.
— Спасибо, мудрая Яйла, — наконец сказала она, — спасибо. Но что поделать — я просто перепугалась и вылезла из окна, никаких даров и чудес, только моя глупость. И… в нашем доме давно не чинили проводку… я уверена, следственный отдел разберется, в чем именно там дело, но... Просто разберется. Герка не при чем.
— Что же, — вздохнул Кеех, — стар я стал. Не понимаю, зачем меня позвали. Если спросить меня, то Герке опекун не нужен, он парень головастый.
И примирительно поднял руки.
