Обратно к окну Хельги вернулся, неся на плече местную дротнинг. Вывесил её из окна, затем перегнулся через подоконник, опуская куль с бабой пониже. Качнул — и уронил её в сугроб по правую руку.
Разбиться Услейда не могла. Опочивальня была на втором поверхе, и окно выходило в сад, укрытый мягким снегом.
Вслед за дротнинг скользнул вниз и сам Хельги.
Поговорить с добычей он решил там, куда Услейда приводила их с Хрёриком посреди ужина, чтобы отчитать. У каморки за залом, как Хельги и предполагал, имелся ещё один выход — в дворцовый сад. Дверь из бревен нашлась быстро, хотя притерли её стык в стык.
Только воздухом изнутри от двери все равно веяло.
Толмача Хельги завел в закуток перед тем, как отправиться за дротнинг. А вернувшись, посадил словена на лавку. Прикрыл его медвежьей шкурой с соседней скамьи, посоветовал:
— Медведем прикинься, разговаривай с рыком. Но сиди прикрытый, хоть тут и темно. Понял?
Толмач под шкурой кивнул. И Хельги тут же распеленал Услейду, уложенную на пол. Махнул ладонью по её лицу, снимая выпуклые полоски льда. Бросил:
— Пора нам побеседовать, дротнинг Услейда. Скажи для начала, почему ты решила выдать дочь за ярла Хрёрика?
Толмач, старательно изображая порыкивание после каждого слова, забормотал.
Дротнинг сначала поднялась с пола. Передернула плечами, подхватила с половиц покрывало, завернулась в него. Затем как-то загадочно ответила через толмача:
— Это хорошо, что ты меня из опочивальни унес. Раз так, то я могу сказать правду. Мою дочь ты, верно, уже допросил?
И не знай почему, но такая готовность дротнинг Хельги не порадовала. Лишь сильней насторожила.
— Было дело, — холодно согласился он. — Твоя Редмейла болтала про какие-то письма.
— Это не болтовня, — безрадостно проговорила дротнинг. — Это правда. Мне перед осадой начали подбрасывать письма. Но поначалу ничего не требовали. Лишь обещали большие беды. А когда по стенам моего дома покатились кости, я поняла, что пославший письма не шутит. Он пока лишь грозит, но вскоре чего-то потребует. И я решила спрятать дочь в вашей крепости, выдав её замуж за твоего ярла… ты ведь подручный Хрёрика? Хельги, так тебя зовут?
— Отвечай, а не спрашивай, — негромко обронил Хельги. — Что от тебя потребовали? Когда и как? И почему ты порадовалась, что тебя унесли в эту нору? А самое главное — что за колдовство наслали на Хрёрика в твоем дворе?
— Да ты и сам о половине ответов уж догадался, — произнесла дротнинг. — Не дурак, небось.
Голос её зазвучал устало, горестно. Даже бормотание толмача не могло этого скрыть.
— Через день после того, как я отправила к вам дочь, зерно у меня в кладовой пошло червями. Гнойными, с трупов. И в тот же день мне подбросили новое письмо. Вечером вошла в свою опочивальню, а там на ложе берестяная грамотка валяется. Без подписи, без печати, как и прежние. Только каленым острием на грамотке выжжено — жди вестей из леса, затем принеси в жертву пятерых своих людей. И последней строкой начертали, мелко так — помни, что хитрецу за хитрость всегда полагается награда. Я-то думала, что это очередная угроза наперед, не про то, что уже сделано! Запугивают заранее, решила… потом снег лег, а ко мне пришел волхв, прислужник нашей Мокоши. Он с лесного капища, далекого. Вот тебе и вести из леса. Волхв сказал, что явилась ему матушка-Мокошь. Явилась и жалилась, что не может она нам помочь, закрыты тропы на нашу землю с её лугов. Нужны силы, а для сил тех нужны жертвы. Людей нужно…
— Что за лепет был на тинге про нерожденного духа с севера? — перебил Хельги сразу обоих, и дротнинг, и толмача.
От дротнинг прилетел полувыдох-полузвук. Словно баба печально усмехнулась в темноте.
— Что, свей, не по вкусу намек на север пришелся? Чуешь, в чью сторону ветер дует? Про нерожденного духа мне волхв поведал. Мокошь, дескать, ему и про эту угрозу с севера толковала. И жертв просила, чтобы совладать с этим духом пришлым. Больше я ничего не знаю. А что до колдовства против твоего ярла Хрёрика — так это мне наказанье. Мне показали, что за любую мою хитрость наградят новой бедой. Вот и дочь моя снова без защиты осталась. А стоит за этим посланец тех проклятых грамот. Он на ярла Хрёрика чары дымные навел. Больше некому! И он не из наших краев. Нет среди нашего люда колдунов такой силищи. Даже не ищи, не найдешь!
Вроде и много сказала, а ответов нужных нет, хмуро подумал Хельги. Спросил:
— И почему ты порадовалась тому, что я унес тебя из опочивальни?
В темноте зашуршала ткань — словно дротнинг Услейда поплотней завернулась в покрывало.
— Потому что пославший грамоты имеет подручного в моем доме. Уж больно ловко мне грамотки подсовывают. Без следа, без зацепки. Я уж и девок сенных опросила со всей строгостью, и страже только что ногти не драла. Никто ничего не знает! Но все беды творятся уж больно вовремя. Даже Хрёрика твоего околдовали, когда я могла это увидеть. И в своих покоях я нынче разговариваю с опаской. Что ещё спросить желаешь? Не знаю я, кто твоего Хрёрика околдовал. И неизвестно мне, как Хрёрика от чар избавить!
Выходит, тут балуется кто-то чужой, мелькнуло у Хельги. Этот неведомый колдун-баловник добивается жертв для Мокоши. А может, сама словенская богиня большей силы себе пожелала? И все от неё идет?
Кого дальше допрашивать? Ведь ответа на то, как спасти Хрёрика, по-прежнему нет.
— Где теперь тот волхв? — буркнул Хельги.
— К нему идти не советую. — Дротнинг Услейда вздохнула. — Он человек Мокоши, она за него и отплатить может. К тому же волхв стар, ещё помрет со страху. А если кто-то заметит твое ледяное колдовство там, где волхв спит, то слухи о духе с севера лавиной покатятся. И так народ о тебе шепчется. Обсуждают, как ты своего Хрёрика от колдовской мерзости очистил, льдом его покрыв. И люди с каждым днем все чаще в беседах поминают, что сам ты с севера. Все, что волхв мне рассказал, я тебе выложила. В бормотании волхва, конечно, больше страху да восторгу было, чем дельных слов. Но он человек божий, горним живет. Забудь про волхва, мне его на следующем вече… то есть на тинге нашем показывать!
— Так где он ночует? — угрюмо произнес Хельги.
— В горнице, где ещё два десятка моих гридней спят. Всем рты морозить собрался? Ещё разок свое уменье явишь, и моя дружина без моего приказу к вашей крепости отправится. Чтобы нерожденного духа с севера на честный суд потребовать! Думаешь, твои соплеменники за тебя грудью встанут? Я-то видела их лица в то утро, когда ты силу свою явил!
Она права, молча признал Хельги. Хитрая баба, умная…
— Когда ты должна принести жертвы? — уронил он. — И как?
— Волхв сказал, что жертвы Мокошь велела принести на двадцатый день после того, как она ему явилась, — надтреснутым голосом отозвалась дротнинг. — До сроку осталось десять дней. А через девять дней у нас будет тинг… там все и решится. Может, после наших жертв и с Хрёрика чары спадут?
— Как ты их принесешь? — поинтересовался Хельги.
Дротнинг ответила после короткого молчания. Толмач, прежде чем переводить, что-то рыкнул сквозь зубы. Потом объявил:
— Велено сжечь живьем!
Огонь, стрельнуло в уме у Хельги. Смерть от пламени. Это уже кое-что. Немного… но кое-что.
— До опочивальни сама доберешься? — грубовато спросил он у дротнинг.
— Да! — резко бросила дротнинг, перебив бормотанье толмача.
Поторопилась с ответом, отметил про себя Хельги. Кажется, Услейда немного понимает свейскую речь. А может, и не немного? А может, не только Услейда?
Он стряхнул с толмача шкуру. Прихватил его за плечо и двинулся к выходу. Молча, не оборачиваясь на дротнинг, застывшую посреди закутка.
Рукавом печаль-беду с друга милого смахну
До свейской крепости Велемира добралась уже на рассвете.
Сначала пришлось, сбегав за соболиным плащом, ждать возвращения клятого Хельги. И ждать его в саду, чтобы снова на стенку не полез — тратя время понапрасну.
Потом, после появления Хельги, батюшка первым делом велел Щукарю все рассказать. Выложить каждую мелочь, которую видел и слышал.
Велемиру батюшка не прогнал. И она стояла у него за спиной, обратившись в слух. Уж потом, трясясь в телеге меж тюками с товаром, и с клятым Хельги под боком, Велемира все думала об услышанном.
Лют Сбыныч с гриднями, сев на коней, вывели телегу из города — и доехали до перелесков перед свейской крепостью. Там телега остановилась. Велемира с Хельги выбрались из неё…
Хельги наказал им идти к воротам. И сразу исчез. Словно растворился в перелеске.
Утряша с Щукарем, сидевшие на облучке, после его ухода спрыгнули в снег. И пристроились за спиной у Велемиры.
А она, кивнув отцу напоследок, зашагала по хрусткому насту к ручью. Пока шла, свейскую крепость на холме вдруг накрыло метелью. Но вьюжная круговерть на холме почему-то не дотянулась до замерзшего ручья.
Однако к тому времени, когда Велемира дошла до ворот, метель уж стихла. Разом выть перестала, вмиг.
Свеи заорали что-то сверху. Она, кинув руку на рукоять меча — батюшка ради такого случая приказал одеться в мужское, сам, без просьб — изготовилась отвечать. Щукарь объявил:
— Спрашивают, чего тебе надо. Хрёрик, говорят, нынче для забав не гож…
Тут за воротами кто-то прорычал пару слов. И свеи, все ещё что-то кричавшие, разом замолчали.
Заскрипел в мощных петлях засов. Створки начали расходиться.
— Ну вот и Хельги, — обрадовано выдохнул Щукарь. — Велит нас пропустить!
Утряша сзади почти уткнулась в спину Велемиры носом. Так и зашагала, не отставая от неё ни на пядь.
Следом был недолгий путь по крепости. А затем Велемира снова вошла в опочивальню нелюбимого мужа.
Все ещё мужа, если припомнить, что драть платок она не стала. Да и не было в тот день на ней платка.
В опочивальне, в шаге от стены, тлели поленья в каменном очаге. В высоком светце горела лучина. И…
И тут была княжна Радомила. Когда Велемира переступила порог, княжна как раз сидела на краю ложа. Склонялась над Хрёриком — и нежно обтирала ему лицо тряпицей.
На вошедших княжна даже не оглянулась. Словно не до них ей было. Позади Радомилы высились двое словенских воинов. Одного из них Велемира узнала — Житеня!
Житеня при виде Велемиры шевельнул рукой, поведя ладонью в сторону меча. Но лишь поведя. Хвататься за рукоять Житеня не стал.
…Хельги вошел в опочивальню последним. С досадой глянул на Редмейлу, бросил воинам, сидевшим у очага:
— Я запретил пускать в опочивальню людей, пока меня нет.
Один из двух воинов, ходивший на драккаре Хрёрика, отозвался:
— Так это не люди, а жена! И привел её ярл Аскольд вместе с толпой своих парней. Сказал, что если не пустим жену к больному мужу, то он нас скрутит и выставит вон. А затем посадит здесь своих мужиков. И уже его хирды будут сторожить опочивальню Хрёрика. Я посылал за тобой Сигурда, хёрсир Хельги, но он тебя не нашел. Хотя оббегал всю крепость. На каждом углу твое имя орал. И что мне было делать? Я выбрал из двух зол меньшее!
Хельги молча нахмурился.
С каждым днем беспамятства Хрёрика, мелькнуло у него, Аскольд будет смелеть. И не все рискнут ему сопротивляться. Если Хрёрик умрет, его воинам придется принести клятву или Аскольду, или Рёгвальду. А кто захочет перечить тому, под чью руку может встать завтра?
— К нам вернулась первая жена ярла, — объявил Хельги, переведя взгляд на стражу Редмейлы. — Ярл Хрёрик женился на Велмейре Льётсдоттир сразу по двум обрядам — по нашему свейскому и по словенскому. Затем ярл с женой расстался, но сделал это лишь по свейскому обычаю. И по словенскому обряду Хрёрик остался мужем Велмейры Льётсдоттир. А узнав о болезни Хрёрика, Велмейра явилась к нам, чтобы ухаживать за своим мужем. И поскольку по старшинству она жена первая, то ей быть здесь главной. Старшей женой! Словен, переведи мои слова для дочери дротнинг.
Словен-толмач заговорил.
Редмейла в самом начале его слов одарила Хельги спокойным взглядом. И снова склонилась над Хрёриком. Продолжила молча обтирать ему лицо.
Житейна, стоявший у ложа, посмотрел на Велмейру презрительно — и зло. Что-то рыкнул, перебивая толмача.
…А ведь свей нарочно заварил эту кашу, подумала Велемира, слушая Щукаря.
Хельги с Радомилой её стравливает. Ей-то самой выгодно, чтобы Хрёрик выжил — и отблагодарил за добро. Но хочет ли этого княжна Радомила? А свей её в своих речах на заднее место задвигает!
— Ты что мелешь, погань зарядская! — рявкнул тут Житеня, перебивая Щукаря. — Чтобы какая-то купеческая волочайка, да выше княжны села?! Не бывать такому на нашей земле!
Хельги за спиной Велемиры что-то сказал.
Требует, чтобы ему перевели слова Житени, решила Велемира. Этак они долго препираться будут — ругаясь через толмача и раздувая богатырские груди, как у мужиков заведено. А Хрёрик меж тем лежит при смерти…
— Хорош! — рявкнула Велемира.
И махнула рукой, перекидывая правую полу плаща за плечо, чтобы руку освободить. Шагнула к Житене, уронила уже тихо:
— По обряду свадебному, данному нам Мокошью, я и впрямь жена старшая. Поскольку я первая. Или тебе заветы Мокоши-матушки уже не указ? А скажи, тиун Житеня — зачем княгиня о Мокоши так радеет, если её родичам на законы Мокоши наплевать?
— Хватит, — властно заявила вдруг Родомила.
И встала, перестав наконец обтирать Хрёрику лицо. Продолжила негромко:
— Затевая свару при свеях, вы род словенский в их глазах позорите. Показываете им, как мы слабы, какой у нас раздор. Велемира Лютишна, я признаю твое старшинство. Но прошу, позволь и мне за мужем нашим ухаживать. Не гони от него! Тиун Житеня, тебя отрядили меня от свеев защищать. А не лаяться со своими! Ясна ли тебе моя воля?
Житеня, угрюмо скривившись, кивнул.
— Вот и славно, — пробурчала Велемира.
Щеки у неё загорелись. Верно Радомила сказала — они тут позорят себя своим гавканьем. И весь род свой. Ладно хоть княжна осадила…
Щукарь забормотал, переводя для Хельги все сказанное.
— Никши! — прошипела Велемира, не оборачиваясь к Щукарю. — Не смей без моего дозволенья ему все пересказывать! Нечего наши ссоры свеям на потеху выставлять. Передай, что Радомила Гостомысловна мое старшинство признает. Теперь, когда мы к согласию пришли, пусть свеи уйдут. Мы сами за нашим мужем поухаживаем. Без них!
Щукарь вздохнул, и снова заговорил. Хельги, выслушав, ответил что-то ровным голосом.
— Он желает, чтобы Радомила Гостомысловна сначала удалилась к себе! Со всей стражей! — возвестил Щукарь. — Своих воев тоже отсюда гонит!
Радомила, хоть и вскинула недовольно брови, но перечить Хельги не стала. Вышла, по пути шлепнув ладошкой по плечу Житени. Тиун зашагал вслед за княжной, недобро глядя на Велемиру.
В сторону Хельги Житеня даже не взглянул.
Последними из опочивальни вышли свейские мужики, сидевшие у очага.
Хельги сам прикрыл дверь за своими воинами. Вернулся к Велемире, притянул туда же за локоть толмача. Опять начал негромко ронять слова.
Снова болтовня, недовольно подумала Велемира. И покосилась на Хрёрика, безмолвно лежавшего на ложе.
Валявшегося там как труп — но с лицом румяным до багровости.
Тряпка, которой обтирала его Радомила, осталась на краю ложа.
— Хельги потребовал, чтобы я рассказал ему все о Мокоши, — заявил Щукарь. — А ещё он сказал, что жить мы будем в этой опочивальне. Сидеть тут станем безвылазно, все трое! Стражу Хельги приставит к двери, чтобы никто сюда не вошел без его позволенья. И с нас будет весь спрос. Мы нынче за жизнь Хрёрика в ответе!
Разбиться Услейда не могла. Опочивальня была на втором поверхе, и окно выходило в сад, укрытый мягким снегом.
Вслед за дротнинг скользнул вниз и сам Хельги.
Поговорить с добычей он решил там, куда Услейда приводила их с Хрёриком посреди ужина, чтобы отчитать. У каморки за залом, как Хельги и предполагал, имелся ещё один выход — в дворцовый сад. Дверь из бревен нашлась быстро, хотя притерли её стык в стык.
Только воздухом изнутри от двери все равно веяло.
Толмача Хельги завел в закуток перед тем, как отправиться за дротнинг. А вернувшись, посадил словена на лавку. Прикрыл его медвежьей шкурой с соседней скамьи, посоветовал:
— Медведем прикинься, разговаривай с рыком. Но сиди прикрытый, хоть тут и темно. Понял?
Толмач под шкурой кивнул. И Хельги тут же распеленал Услейду, уложенную на пол. Махнул ладонью по её лицу, снимая выпуклые полоски льда. Бросил:
— Пора нам побеседовать, дротнинг Услейда. Скажи для начала, почему ты решила выдать дочь за ярла Хрёрика?
Толмач, старательно изображая порыкивание после каждого слова, забормотал.
Дротнинг сначала поднялась с пола. Передернула плечами, подхватила с половиц покрывало, завернулась в него. Затем как-то загадочно ответила через толмача:
— Это хорошо, что ты меня из опочивальни унес. Раз так, то я могу сказать правду. Мою дочь ты, верно, уже допросил?
И не знай почему, но такая готовность дротнинг Хельги не порадовала. Лишь сильней насторожила.
— Было дело, — холодно согласился он. — Твоя Редмейла болтала про какие-то письма.
— Это не болтовня, — безрадостно проговорила дротнинг. — Это правда. Мне перед осадой начали подбрасывать письма. Но поначалу ничего не требовали. Лишь обещали большие беды. А когда по стенам моего дома покатились кости, я поняла, что пославший письма не шутит. Он пока лишь грозит, но вскоре чего-то потребует. И я решила спрятать дочь в вашей крепости, выдав её замуж за твоего ярла… ты ведь подручный Хрёрика? Хельги, так тебя зовут?
— Отвечай, а не спрашивай, — негромко обронил Хельги. — Что от тебя потребовали? Когда и как? И почему ты порадовалась, что тебя унесли в эту нору? А самое главное — что за колдовство наслали на Хрёрика в твоем дворе?
— Да ты и сам о половине ответов уж догадался, — произнесла дротнинг. — Не дурак, небось.
Голос её зазвучал устало, горестно. Даже бормотание толмача не могло этого скрыть.
— Через день после того, как я отправила к вам дочь, зерно у меня в кладовой пошло червями. Гнойными, с трупов. И в тот же день мне подбросили новое письмо. Вечером вошла в свою опочивальню, а там на ложе берестяная грамотка валяется. Без подписи, без печати, как и прежние. Только каленым острием на грамотке выжжено — жди вестей из леса, затем принеси в жертву пятерых своих людей. И последней строкой начертали, мелко так — помни, что хитрецу за хитрость всегда полагается награда. Я-то думала, что это очередная угроза наперед, не про то, что уже сделано! Запугивают заранее, решила… потом снег лег, а ко мне пришел волхв, прислужник нашей Мокоши. Он с лесного капища, далекого. Вот тебе и вести из леса. Волхв сказал, что явилась ему матушка-Мокошь. Явилась и жалилась, что не может она нам помочь, закрыты тропы на нашу землю с её лугов. Нужны силы, а для сил тех нужны жертвы. Людей нужно…
— Что за лепет был на тинге про нерожденного духа с севера? — перебил Хельги сразу обоих, и дротнинг, и толмача.
От дротнинг прилетел полувыдох-полузвук. Словно баба печально усмехнулась в темноте.
— Что, свей, не по вкусу намек на север пришелся? Чуешь, в чью сторону ветер дует? Про нерожденного духа мне волхв поведал. Мокошь, дескать, ему и про эту угрозу с севера толковала. И жертв просила, чтобы совладать с этим духом пришлым. Больше я ничего не знаю. А что до колдовства против твоего ярла Хрёрика — так это мне наказанье. Мне показали, что за любую мою хитрость наградят новой бедой. Вот и дочь моя снова без защиты осталась. А стоит за этим посланец тех проклятых грамот. Он на ярла Хрёрика чары дымные навел. Больше некому! И он не из наших краев. Нет среди нашего люда колдунов такой силищи. Даже не ищи, не найдешь!
Вроде и много сказала, а ответов нужных нет, хмуро подумал Хельги. Спросил:
— И почему ты порадовалась тому, что я унес тебя из опочивальни?
В темноте зашуршала ткань — словно дротнинг Услейда поплотней завернулась в покрывало.
— Потому что пославший грамоты имеет подручного в моем доме. Уж больно ловко мне грамотки подсовывают. Без следа, без зацепки. Я уж и девок сенных опросила со всей строгостью, и страже только что ногти не драла. Никто ничего не знает! Но все беды творятся уж больно вовремя. Даже Хрёрика твоего околдовали, когда я могла это увидеть. И в своих покоях я нынче разговариваю с опаской. Что ещё спросить желаешь? Не знаю я, кто твоего Хрёрика околдовал. И неизвестно мне, как Хрёрика от чар избавить!
Выходит, тут балуется кто-то чужой, мелькнуло у Хельги. Этот неведомый колдун-баловник добивается жертв для Мокоши. А может, сама словенская богиня большей силы себе пожелала? И все от неё идет?
Кого дальше допрашивать? Ведь ответа на то, как спасти Хрёрика, по-прежнему нет.
— Где теперь тот волхв? — буркнул Хельги.
— К нему идти не советую. — Дротнинг Услейда вздохнула. — Он человек Мокоши, она за него и отплатить может. К тому же волхв стар, ещё помрет со страху. А если кто-то заметит твое ледяное колдовство там, где волхв спит, то слухи о духе с севера лавиной покатятся. И так народ о тебе шепчется. Обсуждают, как ты своего Хрёрика от колдовской мерзости очистил, льдом его покрыв. И люди с каждым днем все чаще в беседах поминают, что сам ты с севера. Все, что волхв мне рассказал, я тебе выложила. В бормотании волхва, конечно, больше страху да восторгу было, чем дельных слов. Но он человек божий, горним живет. Забудь про волхва, мне его на следующем вече… то есть на тинге нашем показывать!
— Так где он ночует? — угрюмо произнес Хельги.
— В горнице, где ещё два десятка моих гридней спят. Всем рты морозить собрался? Ещё разок свое уменье явишь, и моя дружина без моего приказу к вашей крепости отправится. Чтобы нерожденного духа с севера на честный суд потребовать! Думаешь, твои соплеменники за тебя грудью встанут? Я-то видела их лица в то утро, когда ты силу свою явил!
Она права, молча признал Хельги. Хитрая баба, умная…
— Когда ты должна принести жертвы? — уронил он. — И как?
— Волхв сказал, что жертвы Мокошь велела принести на двадцатый день после того, как она ему явилась, — надтреснутым голосом отозвалась дротнинг. — До сроку осталось десять дней. А через девять дней у нас будет тинг… там все и решится. Может, после наших жертв и с Хрёрика чары спадут?
— Как ты их принесешь? — поинтересовался Хельги.
Дротнинг ответила после короткого молчания. Толмач, прежде чем переводить, что-то рыкнул сквозь зубы. Потом объявил:
— Велено сжечь живьем!
Огонь, стрельнуло в уме у Хельги. Смерть от пламени. Это уже кое-что. Немного… но кое-что.
— До опочивальни сама доберешься? — грубовато спросил он у дротнинг.
— Да! — резко бросила дротнинг, перебив бормотанье толмача.
Поторопилась с ответом, отметил про себя Хельги. Кажется, Услейда немного понимает свейскую речь. А может, и не немного? А может, не только Услейда?
Он стряхнул с толмача шкуру. Прихватил его за плечо и двинулся к выходу. Молча, не оборачиваясь на дротнинг, застывшую посреди закутка.
ГЛАВА 3
Рукавом печаль-беду с друга милого смахну
До свейской крепости Велемира добралась уже на рассвете.
Сначала пришлось, сбегав за соболиным плащом, ждать возвращения клятого Хельги. И ждать его в саду, чтобы снова на стенку не полез — тратя время понапрасну.
Потом, после появления Хельги, батюшка первым делом велел Щукарю все рассказать. Выложить каждую мелочь, которую видел и слышал.
Велемиру батюшка не прогнал. И она стояла у него за спиной, обратившись в слух. Уж потом, трясясь в телеге меж тюками с товаром, и с клятым Хельги под боком, Велемира все думала об услышанном.
Лют Сбыныч с гриднями, сев на коней, вывели телегу из города — и доехали до перелесков перед свейской крепостью. Там телега остановилась. Велемира с Хельги выбрались из неё…
Хельги наказал им идти к воротам. И сразу исчез. Словно растворился в перелеске.
Утряша с Щукарем, сидевшие на облучке, после его ухода спрыгнули в снег. И пристроились за спиной у Велемиры.
А она, кивнув отцу напоследок, зашагала по хрусткому насту к ручью. Пока шла, свейскую крепость на холме вдруг накрыло метелью. Но вьюжная круговерть на холме почему-то не дотянулась до замерзшего ручья.
Однако к тому времени, когда Велемира дошла до ворот, метель уж стихла. Разом выть перестала, вмиг.
Свеи заорали что-то сверху. Она, кинув руку на рукоять меча — батюшка ради такого случая приказал одеться в мужское, сам, без просьб — изготовилась отвечать. Щукарь объявил:
— Спрашивают, чего тебе надо. Хрёрик, говорят, нынче для забав не гож…
Тут за воротами кто-то прорычал пару слов. И свеи, все ещё что-то кричавшие, разом замолчали.
Заскрипел в мощных петлях засов. Створки начали расходиться.
— Ну вот и Хельги, — обрадовано выдохнул Щукарь. — Велит нас пропустить!
Утряша сзади почти уткнулась в спину Велемиры носом. Так и зашагала, не отставая от неё ни на пядь.
Следом был недолгий путь по крепости. А затем Велемира снова вошла в опочивальню нелюбимого мужа.
Все ещё мужа, если припомнить, что драть платок она не стала. Да и не было в тот день на ней платка.
ПРОДА ОТ 04.01.24
В опочивальне, в шаге от стены, тлели поленья в каменном очаге. В высоком светце горела лучина. И…
И тут была княжна Радомила. Когда Велемира переступила порог, княжна как раз сидела на краю ложа. Склонялась над Хрёриком — и нежно обтирала ему лицо тряпицей.
На вошедших княжна даже не оглянулась. Словно не до них ей было. Позади Радомилы высились двое словенских воинов. Одного из них Велемира узнала — Житеня!
Житеня при виде Велемиры шевельнул рукой, поведя ладонью в сторону меча. Но лишь поведя. Хвататься за рукоять Житеня не стал.
…Хельги вошел в опочивальню последним. С досадой глянул на Редмейлу, бросил воинам, сидевшим у очага:
— Я запретил пускать в опочивальню людей, пока меня нет.
Один из двух воинов, ходивший на драккаре Хрёрика, отозвался:
— Так это не люди, а жена! И привел её ярл Аскольд вместе с толпой своих парней. Сказал, что если не пустим жену к больному мужу, то он нас скрутит и выставит вон. А затем посадит здесь своих мужиков. И уже его хирды будут сторожить опочивальню Хрёрика. Я посылал за тобой Сигурда, хёрсир Хельги, но он тебя не нашел. Хотя оббегал всю крепость. На каждом углу твое имя орал. И что мне было делать? Я выбрал из двух зол меньшее!
Хельги молча нахмурился.
С каждым днем беспамятства Хрёрика, мелькнуло у него, Аскольд будет смелеть. И не все рискнут ему сопротивляться. Если Хрёрик умрет, его воинам придется принести клятву или Аскольду, или Рёгвальду. А кто захочет перечить тому, под чью руку может встать завтра?
— К нам вернулась первая жена ярла, — объявил Хельги, переведя взгляд на стражу Редмейлы. — Ярл Хрёрик женился на Велмейре Льётсдоттир сразу по двум обрядам — по нашему свейскому и по словенскому. Затем ярл с женой расстался, но сделал это лишь по свейскому обычаю. И по словенскому обряду Хрёрик остался мужем Велмейры Льётсдоттир. А узнав о болезни Хрёрика, Велмейра явилась к нам, чтобы ухаживать за своим мужем. И поскольку по старшинству она жена первая, то ей быть здесь главной. Старшей женой! Словен, переведи мои слова для дочери дротнинг.
Словен-толмач заговорил.
Редмейла в самом начале его слов одарила Хельги спокойным взглядом. И снова склонилась над Хрёриком. Продолжила молча обтирать ему лицо.
Житейна, стоявший у ложа, посмотрел на Велмейру презрительно — и зло. Что-то рыкнул, перебивая толмача.
…А ведь свей нарочно заварил эту кашу, подумала Велемира, слушая Щукаря.
Хельги с Радомилой её стравливает. Ей-то самой выгодно, чтобы Хрёрик выжил — и отблагодарил за добро. Но хочет ли этого княжна Радомила? А свей её в своих речах на заднее место задвигает!
— Ты что мелешь, погань зарядская! — рявкнул тут Житеня, перебивая Щукаря. — Чтобы какая-то купеческая волочайка, да выше княжны села?! Не бывать такому на нашей земле!
Хельги за спиной Велемиры что-то сказал.
Требует, чтобы ему перевели слова Житени, решила Велемира. Этак они долго препираться будут — ругаясь через толмача и раздувая богатырские груди, как у мужиков заведено. А Хрёрик меж тем лежит при смерти…
— Хорош! — рявкнула Велемира.
И махнула рукой, перекидывая правую полу плаща за плечо, чтобы руку освободить. Шагнула к Житене, уронила уже тихо:
— По обряду свадебному, данному нам Мокошью, я и впрямь жена старшая. Поскольку я первая. Или тебе заветы Мокоши-матушки уже не указ? А скажи, тиун Житеня — зачем княгиня о Мокоши так радеет, если её родичам на законы Мокоши наплевать?
— Хватит, — властно заявила вдруг Родомила.
И встала, перестав наконец обтирать Хрёрику лицо. Продолжила негромко:
— Затевая свару при свеях, вы род словенский в их глазах позорите. Показываете им, как мы слабы, какой у нас раздор. Велемира Лютишна, я признаю твое старшинство. Но прошу, позволь и мне за мужем нашим ухаживать. Не гони от него! Тиун Житеня, тебя отрядили меня от свеев защищать. А не лаяться со своими! Ясна ли тебе моя воля?
Житеня, угрюмо скривившись, кивнул.
— Вот и славно, — пробурчала Велемира.
Щеки у неё загорелись. Верно Радомила сказала — они тут позорят себя своим гавканьем. И весь род свой. Ладно хоть княжна осадила…
Щукарь забормотал, переводя для Хельги все сказанное.
— Никши! — прошипела Велемира, не оборачиваясь к Щукарю. — Не смей без моего дозволенья ему все пересказывать! Нечего наши ссоры свеям на потеху выставлять. Передай, что Радомила Гостомысловна мое старшинство признает. Теперь, когда мы к согласию пришли, пусть свеи уйдут. Мы сами за нашим мужем поухаживаем. Без них!
Щукарь вздохнул, и снова заговорил. Хельги, выслушав, ответил что-то ровным голосом.
— Он желает, чтобы Радомила Гостомысловна сначала удалилась к себе! Со всей стражей! — возвестил Щукарь. — Своих воев тоже отсюда гонит!
Радомила, хоть и вскинула недовольно брови, но перечить Хельги не стала. Вышла, по пути шлепнув ладошкой по плечу Житени. Тиун зашагал вслед за княжной, недобро глядя на Велемиру.
В сторону Хельги Житеня даже не взглянул.
Последними из опочивальни вышли свейские мужики, сидевшие у очага.
Хельги сам прикрыл дверь за своими воинами. Вернулся к Велемире, притянул туда же за локоть толмача. Опять начал негромко ронять слова.
Снова болтовня, недовольно подумала Велемира. И покосилась на Хрёрика, безмолвно лежавшего на ложе.
Валявшегося там как труп — но с лицом румяным до багровости.
Тряпка, которой обтирала его Радомила, осталась на краю ложа.
— Хельги потребовал, чтобы я рассказал ему все о Мокоши, — заявил Щукарь. — А ещё он сказал, что жить мы будем в этой опочивальне. Сидеть тут станем безвылазно, все трое! Стражу Хельги приставит к двери, чтобы никто сюда не вошел без его позволенья. И с нас будет весь спрос. Мы нынче за жизнь Хрёрика в ответе!
