Может, дать ей свободу, неожиданно подумал Харальд, возвращаясь к кровати. Когда история с Гудремом, болтающим невесть что — и почему-то связанным с Ёрмунгардом –— закончится. Если, конечно, они оба доживут до тех времен.
Все равно Добаве никуда от него не деться.
Но сделать это надо, как положено. Приказать наварить эля свободной шеи. Устроить пир, позвать на него побольше народу. И там, напоив девчонку элем свободной шеи, дать ей новое имя.
Чтобы славянская рабыня по имени Добава умерла, а вместо неё народилась свободная женщина.
Только имя ей нужно подобрать получше. Может, дать лебединое — Сванхильд?
Он встал рядом с рабыней, посмотрел сверху вниз. Добава вскинула к нему лицо, глаза блеснули доверчиво и влажно.
И на Харальда внезапно накатило такое желание, что он потерял голову.
Может, дело было и в том, что она посмотрела снизу. Совсем как Рагнхильд в бане.
Он вздернул Добаву на ноги, ухватив за одежду. Рывком содрал все, не прислушиваясь к испуганному ойканью.
И лишь когда взялся за собственную рубаху, мельком глянул на неё.
У Добавы на лице было немного страха — и опять жалость. А ещё рабыня ежилась, держа ладони перед грудью и чуть ниже живота. Прикрывалась, снова…
Харальд скинул с себя одежду, торопясь и раздирая завязки. Сейчас ему не хотелось ни уюта кровати, ни мягкости меховых покрывал. Только войти в девчонку, видя при этом её глаза.
Он надавил ладонями Добаве на плечи — не снежно-белые, как у Рагнхильд, а цвета сливок, с вязью голубоватых прожилок. Заставил сесть. Сам опустился перед ней на колени. Затем посмотрел в глаза Добавы.
Слегка испуганные — и все же наполненные счастьем.
Зря она так смотрит, мелькнуло у него.
Все, что Харальд делал потом, было быстрым, как в битве. Он рывком раздвинул бедра Добавы ещё шире, отбросил руки, вскинувшиеся к груди. Впечатал расставленные пальцы в её ягодицы — и дернул к себе, насаживая на копье, уже готовое и надсадно ноющее. Ждущее и желающее её тела так, что хребет сводило до самого затылка.
Лишь дар берсерка, звериным чутьем всегда знавшего, куда ляжет удар, позволил в последний миг осознать, что могла натворить такая жестокость. И Харальд успел приподнять Добаву, чтобы войти помягче, не раздирая нежную плоть.
Она судорожно вздохнула.
Звук одарил его колкой мимолетной вспышкой стыда. Которая тут же угасла в волне наслаждения.
Харальд двинулся назад, ощущая мягкость и хрупкость тела, принявшего его…
Он вернулся, раздвигая сладкую плоть. Наслаждение окатило с головы до ног, заставив хрипло хмыкнуть сквозь зубы.
Добава в ответ трепыхнулась, ухватила его за шею — и почему-то за одну из косиц. Вздох её обернулся едва слышным стоном.
Харальд, по-прежнему держа на ягодице Добавы одну руку, запустил пальцы второй в русые волосы, успевшие наполовину расплестись. Потянул, заставляя рабыню откинуться назад, чтобы видеть её лицо.
Она не жмурилась. Смотрела на него широко раскрытыми глазами, горячечно вздыхала под его рывками — и ресницы вздрагивали…
И тело у него плавилось от удовольствия.
Харальд излился в неё, не удержавшись от короткого рычащего звука напоследок. Замер, вжавшись в узкую впадину меж раздвинутых бедер Добавы — одна рука на её затылке, другая на ягодице.
При этом он глядел неотрывно. Запоминал.
Глаза Добавы казались сейчас темно-синими, в них трепетал огонек светильника. И в них отражался он сам — темным силуэтом, смутным, но вполне человеческим.
А вокруг тонко очерченных скул, припечатанных румянцем, и над округлым лбом девчонки сияли старым золотом русые пряди. В изгибе полуоткрытых губ запеклась беззащитная мягкость.
Кто знает, что будет завтра, думал Харальд. И какую нить судьбы спряли для него норны. Даже бога Бальдра, сына Одина, и то сумели убить. Что уж говорить про него…
Надо сказать Кейлеву и прочим, чтобы девчонку не трогали, если хирд будет справлять по нему арваль (поминки). И если, конечно, Гудрем не захватит Хааленсваге сразу после его смерти.
Когда он отодвинулся, Добава дернулась. Ноздри его не улавливали запаха крови — но Харальд все же сунул руку ей между ног. Погладил, вминая пальцы в мягкие складки.
Следом он вскинул ладонь и повернулся к светильнику, воровато её оглядывая.
Крови не было. Ну, хоть это хорошо.
Харальд поднялся с колен. Подхватил девчонку, уложил на кровать. Доски негромко скрипнули, принимая её тело, так и не округлившееся в полную меру.
Потом, когда Харальд улегся рядом, доски скрипнули уже громко.
…Любил её Харальд-чужанин в этот раз, не лаская. Жадно и зло. Но Забава терпела.
Лицо у него было такое, словно тучи черные над ним собрались. Да тень на него бросали.
Однако на руки после всего Харальд поднял её бережно. Осторожно. Уложил на кровать, улегся рядом. Сразу потянул, разворачивая Забаву лицом к себе — и к горевшему на полке светильнику.
Жаль, что самого Харальда при этом накрыло тенью. Одни глаза из полумрака блестели серебром. Он тут же подпер голову левой рукой, а правой принялся распускать волосы Забавы.
И словно задумался о чем-то, просеивая русые пряди сквозь пальцы.
Беда на пороге, думала Забава, слушая, как стучит её сердце. Лишь бы с Харальдом ничего не случилось!
А она и слова ему сказать не может. Как бессловесная животина сбоку лежит. Могла бы, так открыла бы Харальду-чужанину, что никто прежде не был с ней так добр. Не считая, конечно, отца с матерью.
Но тех она помнила плохо. Лишь отца, и того смутно.
А ещё сказать бы Харальду, чтобы берег себя. Под мечи не лез. Вон, шкура и так посечена…
Руки у Харальда-чужанина были шершавыми, в растрескавшихся мозолях — и волосы за них цеплялись. Иногда пальцы проходили сквозь пряди рывками, и тогда кожу головы болезненно дергало. Но Забава терпела.
…Он расчесывал ей волосы растопыренными пальцами, снова и снова раскладывая их по обнаженному плечу. Хрупкому, женскому. Тонкому, но с легкими припухлостями — там, где под кожей прятались жгуты хоть и слабых, но мышц. Знак, что девчонка с детства приучена к черной работе.
Ниже плеча с завесью волос круглилась грудка. Она смешно подрагивала, когда Харальд невзначай её касался. И он знал, что вскоре снова захочет Добаву.
Но сейчас надо было все обдумать. Ещё раз все взвесить.
Мозоли от оружейных рукоятей, появившиеся у него на пальцах с четырнадцати лет, сегодня треснули кое-где. Слишком уж отчаянно он выгребал к устью фьорда и от него, пытаясь найти решение. Волосы Добавы проходились по мясу шелковыми нитями, но Харальд этого не замечал.
У него было два выхода. Нет, даже три.
Первый — затаиться в Хааленсваге. И ждать, пока Гудрем сам к нему заявится. Тот рано или поздно придет, раз уж заговорил о Харальде и Ёрмунгарде.
Второй — сделать так, как предлагала Рагнхильд. Отправиться во Фрогсгард. И посмотреть, чем Гудрем собрался его подчинять. Встретить свою судьбу, не прячась от неё. Как подобает воину, с оружием в руках и прямой спиной…
Может, Один расщедрится, увидев его отвагу. И позволит ублюдку Ёрмунгарда войти в Вальхаллу.
А третий выход — уплыть с остатками хирда на Гротвейские острова. Или на Гринланд. Это далеко, и Гудрем туда не дотянется.
Или дотянется, но не скоро.
В этом случае он заберет с собой Добаву. Возможно, попробует договориться с Рагнхильд. Объявит Лань своей женой, и встанет под руку её дяди.
Ольвдансдоттир снова станет достойной женщиной. Никто не сможет поносить её имя, не нарвавшись на его секиру. А со временем они расстанутся. Он даже заплатит ей все положенное в таких случаях — выкуп за невесту и утренний дар, который муж вручает жене после первой ночи. Рагнхильд уйдет от него богатой женщиной, сможет выбрать мужа себе по вкусу…
Какого-нибудь красавца-ярла, выросшего под присмотром отца, с насмешкой подумал Харальд.
Добава тем временем смотрела на него, широко распахнув глаза. То и дело смешно моргала, вздыхала и прикусывала нижнюю губу. Словно хотела что-то сказать.
Только слов пока не знала.
Рука Харальда дрогнула. Почему Свальд не украл её раньше? Хотя бы год назад? Тогда он успел бы прожить одно спокойное зимовье. Хоть одно за всю жизнь!
Харальд досадливо дернул бровью. Накрыл ладонью левую грудь Добавы, так и не налившуюся настолько, чтобы заполнить его горсть. Ощутил зябкие мурашки на нежной округлости. Уже замерзла?
Он приподнялся, дернул край покрывала с той стороны. Накинул на Добаву…
И снова улегся. Сгреб сиявшие золотистым блеском пряди и принялся раскладывать их уже по меху.
Умней всего было уйти, опустошив кладовые и забрав всех, кого сможет. Воины, оставшиеся с ним на зимовье, не имели домов и жен. Или, как Кейлев, успели и овдоветь, и вырастить детей, достойно их устроив. Поэтому в Нартвегре их ничего не держало.
Но при мысли, что придется бежать из поместья, которое построил своими руками, Харальд ощущал бешенство. Берсерк просыпался и ворочался в нем, неугомонно, зло…
И нельзя забывать, как далеко простирается власть его родителя. Если затеянное Гудремом исходит от Ёрмунгарда — от него не спрячешься в тех краях, где есть море.
К тому же Гудрему что-то известно…
Ладонь Харальда дернулась, и пальцы запутались в прядях цвета потемневшего золота. Он, пытаясь их выпутать, тряхнул кистью. Девчонка снова моргнула.
От боли, вдруг понял Харальд. Волосы застревают в треснувших мозолях, а он не столько расчесывает пряди, сколько путает их. Но она все равно лежит молча. Терпит все…
И не из страха. Другое было в её глазах — и печаль, и радость.
Харальд потянулся, обнял Добаву. Прижался щекой к её макушке. Она смешно задышала ему в плечо.
Хватит у неё сил терпеть его всю жизнь? Отпускать нельзя, рабыня слишком ценна…
И в это мгновенье, слушая, как девчонка сопит у его плеча, Харальд внезапно понял, что нужно сделать.
Завтра Гудрем отправится во Фрогсгард. Пойдет наверняка на драккарах, возьмет не меньше четырех — Фрогсгард поселение многолюдное, с большим торжищем. Огражденное добротной крепостной стеной, с множеством дворов. А Гудрем, помимо прочего, хочет заставить людей из Фрогсгарда платить ему подать…
Если повезет, Гудрем может взять с собой и шесть драккаров.
И в Йорингарде останется не так уж много воинов.
Там его точно не ждут.
И там могут быть люди, которые знают о Гудреме больше Торвальда со Снугги!
А когда Секира вернется в Йорингард — ворота будут уже на замке. Ему придется брать крепость приступом. Но тот, кто идет на приступ, всегда теряет людей в два раза больше, чем защищающийся. А то и в три раза — если обороняться с умом.
Однако нужно успеть в Йорингард раньше Гудрема. Намного раньше. Для этого придется выйти прямо сейчас.
До Йорингарда два дня пути. Если идти, не причаливая к берегу для ночевки, его драккар придет в Йорингард к вечеру следующего дня. Только надо обойти гавань Фрогсгарда по морю, чтобы не наткнуться на корабли Гудрема...
Здешние воды ему знакомы. Море сегодня вечером было спокойным. Все на его стороне.
В Йорингард.
Это звучит безумно, размышлял Харальд. И все же…
Да, Гудрем Секира напал на Йорингард, имея целых восемь хирдов. А у конунга Ольвдана их было всего четыре. Но конунг с сыновьями наверняка сражались до последнего. Как и их люди. Их стража.
Кроме того, четыре хирда, дравшихся за Ольвдана, тоже были набраны не из баб. Гудрем должен был потерять людей той ночью. Жаль, неизвестно, сколько именно!
Однако Гудрем хочет получить с округи и подать, и людей на драккары. Это подтверждает мысль о потерях.
С собой Гудрем возьмет не меньше четырех полных хирдов. Он наберет их из числа уцелевших…
Навскидку — завтра в Йорингарде останется от полутора сотен до трехсот человек.
А у него — всего тридцать девять воинов из его хирда. Ещё Кейлев и двое стариков-ветеранов, доживавших свои дни в Хааленсваге. И Торвальд со Снугги, которым он не мог доверять без оглядки. Мало ли что?
Осталось решить, мелькнуло у Харальда, с какой стороны заходить в Йорингард.
Да, это будет битва, которую воспоют скальды. И неважно, выиграет он её или нет.
Но это лучше, чем бежать. Чем отсиживаться здесь — или плестись во Фрогсгард, где придется играть по правилам Гудрема.
Добава прерывисто вздохнула у его плеча. Потом нерешительно приобняла Харальда, проведя рукой чуть выше поясницы. Коснулась плохо заживших рубцов, заклеймивших ему спину.
Он замер в ожидании боли — помнил, что было, когда их коснулась Кресив. Но вместо этого по рубцам стрельнуло щекочущим зудом. Тонкие пальцы испуганно пригладили выступающий на лопатке воспаленно-чувствительный жгут.
И отдернулись.
Мне бы время, с сожалением подумал Харальд, и спокойное зимовье, и эту девчонку под боком… кто знает, что ещё я узнал бы?
Йорингард, напомнил он себе следом. Сейчас не до мыслей о том, как все могло сложиться. Надо придумать, как взять крепость.
Пожалуй, лучше зайти со стороны фьорда. Лезть на стены с четырьмя десятками — безумие. А вот со стороны воды…
Харальд задумался, все сильней притискивая к себе Добаву.
Даже если Гудрем уйдет, взяв часть драккаров, вдоль берега все равно будут стоять корабли. Пришедшие из Вёллинхела и те двенадцать, что остались от Ольвдана.
Жечь их не стоит. Они ещё пригодятся. Главное — пройти через устье фьорда, не подняв тревоги.
А Хааленсваге придется бросить. Плевать на рабов, на кладовые. Если он победит, у него будут кладовые Йорингарда. Стены здесь в любом случае уцелеют, а все остальное можно восстановить.
Но девчонку надо взять с собой. Если он победит, и засядет в Йорингарде, Добава будет в безопасности только рядом с ним. А если он проиграет…
Харальд погладил узкую спину Добавы. Потянулся ниже, вминая пальцы в мягкие ягодицы. Жаль. Похоже, ей придется разделить его судьбу — какой бы она ни была.
А вот не надо было вышивать лебедя, хмуро подумал Харальд. Хотела путь лебединой верности? Получи!
Следом он встал. Нашел одежду Добавы, сунул ей в руки, рыкнул:
— Одевайся! Живо!
И метнулся к одному из сундуков. По пути ухватил штаны, натянул.
Потом, откинув крышку сундука, вытащил рубаху из медвежьей шкуры. Новую, ещё не побывавшую в бою. Одну из тех, что заготовил про запас в прошлую зиму…
Берсерк — медвежья рубаха. Этот бой может стать последним, и он пойдет в него, как один из любимцев Одина. Как берсерк.
Покончив с одеждой, Харальд сдернул со стены копье и секиру. Заткнул за пояс один из двух одинаковых кинжалов. А второй бросил Добаве.
Девчонка, уже натянувшая платье, стояла у кровати. Тревожно спросила что-то на своем наречье...
Клинок шлепнулся на постель рядом с ней — и Харальд махнул рукой, приказывая его взять. Уже привычно накинул на плечи Добавы меховое покрывало.
А следом он потащил её из опочивальни. Повел во двор, толкая перед собой — чтобы не наткнулась впотьмах на копье с секирой, лежавшие на его плече.
В покое Рагнхильд, когда Харальд проходил мимо, что-то скрипнуло. Похоже, Белая Лань ещё не спала. Прислушивалась к тому, что происходит в опочивальне ярла?
Все равно Добаве никуда от него не деться.
Но сделать это надо, как положено. Приказать наварить эля свободной шеи. Устроить пир, позвать на него побольше народу. И там, напоив девчонку элем свободной шеи, дать ей новое имя.
Чтобы славянская рабыня по имени Добава умерла, а вместо неё народилась свободная женщина.
Только имя ей нужно подобрать получше. Может, дать лебединое — Сванхильд?
Он встал рядом с рабыней, посмотрел сверху вниз. Добава вскинула к нему лицо, глаза блеснули доверчиво и влажно.
И на Харальда внезапно накатило такое желание, что он потерял голову.
Может, дело было и в том, что она посмотрела снизу. Совсем как Рагнхильд в бане.
Он вздернул Добаву на ноги, ухватив за одежду. Рывком содрал все, не прислушиваясь к испуганному ойканью.
И лишь когда взялся за собственную рубаху, мельком глянул на неё.
У Добавы на лице было немного страха — и опять жалость. А ещё рабыня ежилась, держа ладони перед грудью и чуть ниже живота. Прикрывалась, снова…
Харальд скинул с себя одежду, торопясь и раздирая завязки. Сейчас ему не хотелось ни уюта кровати, ни мягкости меховых покрывал. Только войти в девчонку, видя при этом её глаза.
Он надавил ладонями Добаве на плечи — не снежно-белые, как у Рагнхильд, а цвета сливок, с вязью голубоватых прожилок. Заставил сесть. Сам опустился перед ней на колени. Затем посмотрел в глаза Добавы.
Слегка испуганные — и все же наполненные счастьем.
Зря она так смотрит, мелькнуло у него.
Все, что Харальд делал потом, было быстрым, как в битве. Он рывком раздвинул бедра Добавы ещё шире, отбросил руки, вскинувшиеся к груди. Впечатал расставленные пальцы в её ягодицы — и дернул к себе, насаживая на копье, уже готовое и надсадно ноющее. Ждущее и желающее её тела так, что хребет сводило до самого затылка.
Лишь дар берсерка, звериным чутьем всегда знавшего, куда ляжет удар, позволил в последний миг осознать, что могла натворить такая жестокость. И Харальд успел приподнять Добаву, чтобы войти помягче, не раздирая нежную плоть.
Она судорожно вздохнула.
Звук одарил его колкой мимолетной вспышкой стыда. Которая тут же угасла в волне наслаждения.
Харальд двинулся назад, ощущая мягкость и хрупкость тела, принявшего его…
Он вернулся, раздвигая сладкую плоть. Наслаждение окатило с головы до ног, заставив хрипло хмыкнуть сквозь зубы.
Добава в ответ трепыхнулась, ухватила его за шею — и почему-то за одну из косиц. Вздох её обернулся едва слышным стоном.
Харальд, по-прежнему держа на ягодице Добавы одну руку, запустил пальцы второй в русые волосы, успевшие наполовину расплестись. Потянул, заставляя рабыню откинуться назад, чтобы видеть её лицо.
Она не жмурилась. Смотрела на него широко раскрытыми глазами, горячечно вздыхала под его рывками — и ресницы вздрагивали…
И тело у него плавилось от удовольствия.
Харальд излился в неё, не удержавшись от короткого рычащего звука напоследок. Замер, вжавшись в узкую впадину меж раздвинутых бедер Добавы — одна рука на её затылке, другая на ягодице.
При этом он глядел неотрывно. Запоминал.
Глаза Добавы казались сейчас темно-синими, в них трепетал огонек светильника. И в них отражался он сам — темным силуэтом, смутным, но вполне человеческим.
А вокруг тонко очерченных скул, припечатанных румянцем, и над округлым лбом девчонки сияли старым золотом русые пряди. В изгибе полуоткрытых губ запеклась беззащитная мягкость.
Кто знает, что будет завтра, думал Харальд. И какую нить судьбы спряли для него норны. Даже бога Бальдра, сына Одина, и то сумели убить. Что уж говорить про него…
Надо сказать Кейлеву и прочим, чтобы девчонку не трогали, если хирд будет справлять по нему арваль (поминки). И если, конечно, Гудрем не захватит Хааленсваге сразу после его смерти.
Когда он отодвинулся, Добава дернулась. Ноздри его не улавливали запаха крови — но Харальд все же сунул руку ей между ног. Погладил, вминая пальцы в мягкие складки.
Следом он вскинул ладонь и повернулся к светильнику, воровато её оглядывая.
Крови не было. Ну, хоть это хорошо.
Харальд поднялся с колен. Подхватил девчонку, уложил на кровать. Доски негромко скрипнули, принимая её тело, так и не округлившееся в полную меру.
Потом, когда Харальд улегся рядом, доски скрипнули уже громко.
…Любил её Харальд-чужанин в этот раз, не лаская. Жадно и зло. Но Забава терпела.
Лицо у него было такое, словно тучи черные над ним собрались. Да тень на него бросали.
Однако на руки после всего Харальд поднял её бережно. Осторожно. Уложил на кровать, улегся рядом. Сразу потянул, разворачивая Забаву лицом к себе — и к горевшему на полке светильнику.
Жаль, что самого Харальда при этом накрыло тенью. Одни глаза из полумрака блестели серебром. Он тут же подпер голову левой рукой, а правой принялся распускать волосы Забавы.
И словно задумался о чем-то, просеивая русые пряди сквозь пальцы.
Беда на пороге, думала Забава, слушая, как стучит её сердце. Лишь бы с Харальдом ничего не случилось!
А она и слова ему сказать не может. Как бессловесная животина сбоку лежит. Могла бы, так открыла бы Харальду-чужанину, что никто прежде не был с ней так добр. Не считая, конечно, отца с матерью.
Но тех она помнила плохо. Лишь отца, и того смутно.
А ещё сказать бы Харальду, чтобы берег себя. Под мечи не лез. Вон, шкура и так посечена…
Руки у Харальда-чужанина были шершавыми, в растрескавшихся мозолях — и волосы за них цеплялись. Иногда пальцы проходили сквозь пряди рывками, и тогда кожу головы болезненно дергало. Но Забава терпела.
…Он расчесывал ей волосы растопыренными пальцами, снова и снова раскладывая их по обнаженному плечу. Хрупкому, женскому. Тонкому, но с легкими припухлостями — там, где под кожей прятались жгуты хоть и слабых, но мышц. Знак, что девчонка с детства приучена к черной работе.
Ниже плеча с завесью волос круглилась грудка. Она смешно подрагивала, когда Харальд невзначай её касался. И он знал, что вскоре снова захочет Добаву.
Но сейчас надо было все обдумать. Ещё раз все взвесить.
Мозоли от оружейных рукоятей, появившиеся у него на пальцах с четырнадцати лет, сегодня треснули кое-где. Слишком уж отчаянно он выгребал к устью фьорда и от него, пытаясь найти решение. Волосы Добавы проходились по мясу шелковыми нитями, но Харальд этого не замечал.
У него было два выхода. Нет, даже три.
Первый — затаиться в Хааленсваге. И ждать, пока Гудрем сам к нему заявится. Тот рано или поздно придет, раз уж заговорил о Харальде и Ёрмунгарде.
Второй — сделать так, как предлагала Рагнхильд. Отправиться во Фрогсгард. И посмотреть, чем Гудрем собрался его подчинять. Встретить свою судьбу, не прячась от неё. Как подобает воину, с оружием в руках и прямой спиной…
Может, Один расщедрится, увидев его отвагу. И позволит ублюдку Ёрмунгарда войти в Вальхаллу.
А третий выход — уплыть с остатками хирда на Гротвейские острова. Или на Гринланд. Это далеко, и Гудрем туда не дотянется.
Или дотянется, но не скоро.
В этом случае он заберет с собой Добаву. Возможно, попробует договориться с Рагнхильд. Объявит Лань своей женой, и встанет под руку её дяди.
Ольвдансдоттир снова станет достойной женщиной. Никто не сможет поносить её имя, не нарвавшись на его секиру. А со временем они расстанутся. Он даже заплатит ей все положенное в таких случаях — выкуп за невесту и утренний дар, который муж вручает жене после первой ночи. Рагнхильд уйдет от него богатой женщиной, сможет выбрать мужа себе по вкусу…
Какого-нибудь красавца-ярла, выросшего под присмотром отца, с насмешкой подумал Харальд.
Добава тем временем смотрела на него, широко распахнув глаза. То и дело смешно моргала, вздыхала и прикусывала нижнюю губу. Словно хотела что-то сказать.
Только слов пока не знала.
Рука Харальда дрогнула. Почему Свальд не украл её раньше? Хотя бы год назад? Тогда он успел бы прожить одно спокойное зимовье. Хоть одно за всю жизнь!
Харальд досадливо дернул бровью. Накрыл ладонью левую грудь Добавы, так и не налившуюся настолько, чтобы заполнить его горсть. Ощутил зябкие мурашки на нежной округлости. Уже замерзла?
Он приподнялся, дернул край покрывала с той стороны. Накинул на Добаву…
И снова улегся. Сгреб сиявшие золотистым блеском пряди и принялся раскладывать их уже по меху.
Умней всего было уйти, опустошив кладовые и забрав всех, кого сможет. Воины, оставшиеся с ним на зимовье, не имели домов и жен. Или, как Кейлев, успели и овдоветь, и вырастить детей, достойно их устроив. Поэтому в Нартвегре их ничего не держало.
Но при мысли, что придется бежать из поместья, которое построил своими руками, Харальд ощущал бешенство. Берсерк просыпался и ворочался в нем, неугомонно, зло…
И нельзя забывать, как далеко простирается власть его родителя. Если затеянное Гудремом исходит от Ёрмунгарда — от него не спрячешься в тех краях, где есть море.
К тому же Гудрему что-то известно…
Ладонь Харальда дернулась, и пальцы запутались в прядях цвета потемневшего золота. Он, пытаясь их выпутать, тряхнул кистью. Девчонка снова моргнула.
От боли, вдруг понял Харальд. Волосы застревают в треснувших мозолях, а он не столько расчесывает пряди, сколько путает их. Но она все равно лежит молча. Терпит все…
И не из страха. Другое было в её глазах — и печаль, и радость.
Харальд потянулся, обнял Добаву. Прижался щекой к её макушке. Она смешно задышала ему в плечо.
Хватит у неё сил терпеть его всю жизнь? Отпускать нельзя, рабыня слишком ценна…
И в это мгновенье, слушая, как девчонка сопит у его плеча, Харальд внезапно понял, что нужно сделать.
Завтра Гудрем отправится во Фрогсгард. Пойдет наверняка на драккарах, возьмет не меньше четырех — Фрогсгард поселение многолюдное, с большим торжищем. Огражденное добротной крепостной стеной, с множеством дворов. А Гудрем, помимо прочего, хочет заставить людей из Фрогсгарда платить ему подать…
Если повезет, Гудрем может взять с собой и шесть драккаров.
И в Йорингарде останется не так уж много воинов.
Там его точно не ждут.
И там могут быть люди, которые знают о Гудреме больше Торвальда со Снугги!
А когда Секира вернется в Йорингард — ворота будут уже на замке. Ему придется брать крепость приступом. Но тот, кто идет на приступ, всегда теряет людей в два раза больше, чем защищающийся. А то и в три раза — если обороняться с умом.
Однако нужно успеть в Йорингард раньше Гудрема. Намного раньше. Для этого придется выйти прямо сейчас.
До Йорингарда два дня пути. Если идти, не причаливая к берегу для ночевки, его драккар придет в Йорингард к вечеру следующего дня. Только надо обойти гавань Фрогсгарда по морю, чтобы не наткнуться на корабли Гудрема...
Здешние воды ему знакомы. Море сегодня вечером было спокойным. Все на его стороне.
В Йорингард.
Это звучит безумно, размышлял Харальд. И все же…
Да, Гудрем Секира напал на Йорингард, имея целых восемь хирдов. А у конунга Ольвдана их было всего четыре. Но конунг с сыновьями наверняка сражались до последнего. Как и их люди. Их стража.
Кроме того, четыре хирда, дравшихся за Ольвдана, тоже были набраны не из баб. Гудрем должен был потерять людей той ночью. Жаль, неизвестно, сколько именно!
Однако Гудрем хочет получить с округи и подать, и людей на драккары. Это подтверждает мысль о потерях.
С собой Гудрем возьмет не меньше четырех полных хирдов. Он наберет их из числа уцелевших…
Навскидку — завтра в Йорингарде останется от полутора сотен до трехсот человек.
А у него — всего тридцать девять воинов из его хирда. Ещё Кейлев и двое стариков-ветеранов, доживавших свои дни в Хааленсваге. И Торвальд со Снугги, которым он не мог доверять без оглядки. Мало ли что?
Осталось решить, мелькнуло у Харальда, с какой стороны заходить в Йорингард.
Да, это будет битва, которую воспоют скальды. И неважно, выиграет он её или нет.
Но это лучше, чем бежать. Чем отсиживаться здесь — или плестись во Фрогсгард, где придется играть по правилам Гудрема.
Добава прерывисто вздохнула у его плеча. Потом нерешительно приобняла Харальда, проведя рукой чуть выше поясницы. Коснулась плохо заживших рубцов, заклеймивших ему спину.
Он замер в ожидании боли — помнил, что было, когда их коснулась Кресив. Но вместо этого по рубцам стрельнуло щекочущим зудом. Тонкие пальцы испуганно пригладили выступающий на лопатке воспаленно-чувствительный жгут.
И отдернулись.
Мне бы время, с сожалением подумал Харальд, и спокойное зимовье, и эту девчонку под боком… кто знает, что ещё я узнал бы?
Йорингард, напомнил он себе следом. Сейчас не до мыслей о том, как все могло сложиться. Надо придумать, как взять крепость.
Пожалуй, лучше зайти со стороны фьорда. Лезть на стены с четырьмя десятками — безумие. А вот со стороны воды…
Харальд задумался, все сильней притискивая к себе Добаву.
Даже если Гудрем уйдет, взяв часть драккаров, вдоль берега все равно будут стоять корабли. Пришедшие из Вёллинхела и те двенадцать, что остались от Ольвдана.
Жечь их не стоит. Они ещё пригодятся. Главное — пройти через устье фьорда, не подняв тревоги.
А Хааленсваге придется бросить. Плевать на рабов, на кладовые. Если он победит, у него будут кладовые Йорингарда. Стены здесь в любом случае уцелеют, а все остальное можно восстановить.
Но девчонку надо взять с собой. Если он победит, и засядет в Йорингарде, Добава будет в безопасности только рядом с ним. А если он проиграет…
Харальд погладил узкую спину Добавы. Потянулся ниже, вминая пальцы в мягкие ягодицы. Жаль. Похоже, ей придется разделить его судьбу — какой бы она ни была.
А вот не надо было вышивать лебедя, хмуро подумал Харальд. Хотела путь лебединой верности? Получи!
Следом он встал. Нашел одежду Добавы, сунул ей в руки, рыкнул:
— Одевайся! Живо!
И метнулся к одному из сундуков. По пути ухватил штаны, натянул.
Потом, откинув крышку сундука, вытащил рубаху из медвежьей шкуры. Новую, ещё не побывавшую в бою. Одну из тех, что заготовил про запас в прошлую зиму…
Берсерк — медвежья рубаха. Этот бой может стать последним, и он пойдет в него, как один из любимцев Одина. Как берсерк.
Покончив с одеждой, Харальд сдернул со стены копье и секиру. Заткнул за пояс один из двух одинаковых кинжалов. А второй бросил Добаве.
Девчонка, уже натянувшая платье, стояла у кровати. Тревожно спросила что-то на своем наречье...
Клинок шлепнулся на постель рядом с ней — и Харальд махнул рукой, приказывая его взять. Уже привычно накинул на плечи Добавы меховое покрывало.
А следом он потащил её из опочивальни. Повел во двор, толкая перед собой — чтобы не наткнулась впотьмах на копье с секирой, лежавшие на его плече.
В покое Рагнхильд, когда Харальд проходил мимо, что-то скрипнуло. Похоже, Белая Лань ещё не спала. Прислушивалась к тому, что происходит в опочивальне ярла?
