— Только мужиков, дитятко, — прошелестела Маленя, дождавшись ответа Харальда. — После тебя он баб уже не трогал.
— Вот пусть и дальше так будет, — выдохнула Забава.
Серебряные глаза напряженно сияли. Она помедлила, спросила:
— А мою судьбу тоже спряли норны?
Руки Харальда ожили, дотянулись до её талии. Ладони сошлись на ней крепким обручем.
— Он говорит, ты волоконце в его нити. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье.
Харальд вдруг что-то хрипло сказал, и бабка торопливо похромала к выходу.
Он меня обыграл, признала Рагнхильд, едва успевшая отступить от дверного косяка, когда старая рабыня вышла. Хорошо, что та ковыляла, прихрамывая — и скрип половиц предупредил о её появлении.
А могло бы получиться неплохо — сначала девка узнает, что случилось с её сестрой. Расстраивается, дуется на Харальда.
Тот мог даже начать поиски виновного, хотя ему сейчас не до того. Что не добавило бы ему любви к девке, совсем наоборот.
Потом темноволосая разболтала бы об участи сестер Рагнхильд, которыми попользовалось все войско ярла. И пожаловалась бы, что Харальд её убьет, как только ему донесут о её словах. Ведь здесь, в женском доме, полно ушей…
После чего Рагнхильд прирезала бы темноволосую, обрубив все концы. А девка подумала бы на Харальда. Решив, что он все-таки дознался и приказал убить сестру. За то, что выболтала, рассказала…
Но теперь смысла в этом нет.
Надо идти дальше, решила Рагнхильд.
Идя к себе, она с тоской вспоминала слова Харальда. Он даже этот разговор со своей девкой провел, как битву. И выиграл её, как всегда.
Ты волоконце в моей нити, крутилось у Рагнхильд в уме. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье…
Белая Лань с ненавистью прикусила губу. И переступила порог своей опочивальни. Сейчас Харальд будет ласкать свою девку. А к ней сегодня ночью наверняка наведается Убби.
Когда старуха вышла, Сванхильд так и осталась стоять меж его расставленных колен. Замерла неподвижно, думая о чем-то — и глядя на него сверху вниз.
Правда, дышала она уже не так часто. Понемногу успокаивалась?
Харальд тоже не двигался, решив — какие бы мысли не крутились в её голове, пусть додумает их до конца. Сам тем временем скосил глаза на ладони девчонки.
Те все ещё были сжаты в кулачки, смешные по сравнению с его кулаками.
Ты ведь меня уже простила, подумал он, снова переводя взгляд на лицо Сванхильд. Раз уж сказала — пусть и дальше так будет…
Она вдруг двинулась, выкручиваясь из его рук и отшатываясь назад.
Харальд позволил ей высвободиться. Следом встал сам, решив уйти. Поскольку девчонка, похоже, этого хочет. Переночует сегодня в своих покоях, где уже поменяли половицы. Заодно посмотрит, не опасно ли там, не потревожит ли что-то его сон.
Но завтра будет последняя ночь перед походом. И её он не уступит. Сванхильд придется его принять.
Девчонка, вывернувшись из его рук, в несколько шагов подошла к бревенчатому простенку, отделявшему её опочиваленку от соседней. Встала там и развернулась.
Харальд уже потянулся к своему плащу, когда она сказала — на его родном наречии:
— Я!
И прижала одну руку к груди.
Он кивнул, давая понять, что слушает.
Сванхильд отняла ладонь, прикоснулась к бревнам простенка. Сказала, серьезно глядя — и снова на его языке:
— Дом.
А следом она добавила уже вопросительно, вскидывая брови:
— Я приказываю?
Харальд прищурился, соображая. Хочет распоряжаться тут, в женском доме?
Ну да, он ведь сам ей сказал, что за женским домом присматривает жена ярла. А она почти его жена — без десяти дней.
— Приказывай, — с ухмылкой позволил Харальд.
И подумал — жаль, не увижу, что будет, если девчонка вдруг схлестнется с Рагнхильд. Та наверняка заправляет сейчас всем в женском доме. Как невеста Убби, как самая решительная, умная…
И способная на убийство.
Мысль пришла неожиданно. Харальд нахмурился. Конечно, Рагнхильд не посмеет сделать что-то, помня о своих сестрах.
И все же. В ней течет кровь конунгов, в её роду были одни воины. Ему ли не знать, на что способен человек с такой кровью — после вспышки ярости, в приступе гнева…
Сванхильд вдруг метнулась от простенка к кровати. Обошла его по кругу, собрала шитье, валявшееся на постели, перенесла на сундук.
Затем обернулась к нему.
И все мысли Харальда о Рагнхильд смыло как волной. Он уставился на Сванхильд, как четырнадцатилетний сопляк на первую в его жизни девку. Стоял, смотрел, как девчонка берется за подол, как тело её прогибается, пока платье ползет вверх. А следом за ним — исподняя рубаха…
Она шагнула от сундука, оставшись в одних коротких сапожках. Острые грудки раздвигали пряди русых волос, падавших с плеч. Подошла, не отводя от него взгляда, запрокинув белое лицо.
Полуоткрытые губы едва заметно шевелились, словно Сванхильд хотела что-то сказать — но не решалась.
Харальд стоял неподвижно. Не хотел спугнуть.
А тело ниже пояса знакомо наливалось тяжестью. И штаны уже топорщились.
Сванхильд взялась за его пояс, потянула, пытаясь справиться с тугой застежкой. Харальд не шевельнулся. Только облизал пересохшие губы.
…Застежку сверху прикрывали две бляхи, поставленные близко, почти впритык. Забава расстегнула её не сразу. Харальд втянул живот, тяжело дыхнув, и только тогда она смогла выдернуть конец ремня.
Бляхи, идущие сплошь, грозно звякнули, когда пояс повис у неё в руках.
Просто бросить пояс на пол, как это делал сам Харальд, Забава не решилась. Попятилась и уложила на сундук. Вернувшись, взялась за его рубаху.
Она спешила, стараясь отогнать от себя все мысли, все воспоминания. Всю горечь, оставшуюся после слов Харальда, прозвучавших сегодня. У неё в мире не было ничего и никого, только он.
И все, что она могла сделать — это быть с ним рядом. Утешаясь тем, что Харальд сначала убьет её, и только потом возьмется за другую бабу.
Уже и то хорошо, что напоследок она поживет честной женой.
Он поднял руки, позволяя ей стащить рубаху.
От тела Харальда шло жаркое тепло — Забава чувствовала его, даже не прикасаясь. Торопливо повесила рубаху на изножье кровати. Сглотнула и взялась за завязки штанов.
Ткань ниже уже натянулась, выпирала бугром…
Забава кое-как распутала тесемки.
И тут Харальд отбросил её руки. Быстро сел на кровать, стащил сапоги, не отводя от неё взгляда. Приподнявшись, стянул штаны, отшвырнул.
Снова сел, сказал — и она поняла:
— Иди сюда.
Забава шагнула, опять оказавшись меж его ног. Харальд тут же сдвинул колени. Жесткие бедра, поросшие белесыми волосками, поймали её, стиснув капканом.
И руки его двинулись, поднимаясь от её колен. Большие пальцы поглаживали внутреннюю поверхность бедер. Ласкали, выписывая крохотные круги, цепью идущие вверх.
Она задохнулась, когда пальцы Харальда дошли до холмика, поросшего завитками. Мягко, щекотно коснулись её между ног…
И начали гладить там. Сначала по границе, где завитки переходили в розовую, беззащитную плоть. Потом скользнули глубже, тревожа сразу все — и особенно то место, в котором словно бусина каталась, твердея под его пальцами.
Забава ухватилась за его плечи, но тут колени Харальда наконец раздвинулись. Он потянул её вниз, к кровати. Мигом опрокинул на спину и сдернул с неё сапожки.
А сам улегся сверху. Прошептал что-то, нависая над ней, почти касаясь губами её губ…
Она моргнула, непонимающе вскинула брови. Харальд, обдувая тяжелым дыханием её лицо, снова что-то сказал — такое же непонятное.
Потом Забава ощутила, как в неё ткнулось его мужское копье.
Он двигался не спеша. Заставляя почувствовать, какой изнемогающей и тугой она сейчас была.
Тень стыда за себя, за то, что радуется, когда Красава и прочие бабы в поместье горюют, скользнула по сознанию Забавы…
И исчезла, стертая сладкой мукой, рождавшейся в теле от рывков Харальда.
Трепет. Дрожь. И горячей водой по животу расплескивается наслаждение. Выдохи Харальда, шипящие, срывающиеся в рык…
А потом снова — тяжелая ласка мозолистой ладони, поймавшей её грудь. Поцелуи, от которых задыхаешься. Руки, от которых не знаешь, куда деться.
Встав утром, Харальд снова вспомнил о Белой Лани. Задумался на мгновенье, глядя на спящую Сванхильд.
Ты всегда будешь со мной, сказал он ей ночью, прежде чем взять. И я убью любого, кто протянет к тебе руку.
Харальд улыбнулся, припомнив, как она закусывала губу, пытаясь не застонать. Девчонка тиха в постели, как мышка. И стоны её больше похожи на вздохи, смешанные с оханьем. Правда, иногда она ойкает. Время от времени даже возмущенно…
Но под ним обычно стонали в голос. Бывало, что и орали.
Рагнхильд, напомнил себе Харальд. И вышел.
У дверей женского дома стояли четыре стражника. И с ними ещё трое из охраны Сванхильд — остальные пока не подошли. Харальд кивком отправил троицу внутрь, к опочивальне. Спросил у оставшихся:
— Убби не видели?
Парни заухмылялись.
— Он тут, у своей невесты. С ночи сидит.
Поговорю с ним позже, решил Харальд. Не вламываться же в опочивальню Рагнхильд непрошеным гостем…
Забава встала раньше, чем появилась бабка Маленя с рабынями. Расчесала пряди, спутавшиеся ночью под руками Харальда. Следом натянула платье — новое, сшитое только вчера, на пару с одной из рабынь.
Сегодня она хотела, как говорят чужане, выглядеть достойно. И бабке, едва та вошла, объявила:
— Пойду поговорю с Кейлевом… то есть с моим отцом.
— А поутренничать? — немного обиженно проворчала Маленя.
Но тут в дверь вплыла Рагнхильд. Забава, глянув на неё, быстро сказала:
— Это потом. Скажи Рагнхильд — пусть пока отдохнет, свои дела поделает.
Беловолосая красавица, выслушав бабку, изумленно вскинула брови. Ответила что-то — голос прозвучал мягко, но по-хозяйски.
— Говорит, её к тебе приставил сам ярл Харальд, — немного испугано перевела бабка. — И если ты собралась куда-то, то она должна пойти с тобой.
Забава тяжело вздохнула. Сказала, чувствуя, как внутри зарождается упрямство — но подбирая слова осторожно, чтобы не обидеть беловолосую:
— Я схожу к своему отцу, поговорю с ним. Ты не беспокойся, я не задержусь.
Потом Забава повернулась, чтобы взять плащ, уже приготовленный и лежавший на кровати.
Рагнхильд опять что-то заявила.
— Тебе, говорит, нельзя без неё…
— Можно, — негромко ответила Забава. — В стражниках у меня другие ходят. Не она.
А следом, накинув плащ, Забава глянула на Рагнхильд.
Губы беловолосой брезгливо дернулись — но тут же снова растянулись в улыбке.
Я для неё вчерашняя рабыня, подумала Забава. Все правильно, с чего бы Рагнхильд её любить? Тем более что беловолосая сама, по словам бабки Малени, желала стать женой Харальда.
— Я хочу поговорить со своим отцом наедине, — выдохнула Забава. — Хочешь, подожди меня здесь. А хочешь, к себе иди.
Она кивнула бабке Малене, давая знать, чтобы та шла следом. Шагнула за порог, где уже ждала пятерка стражников. Сказала на чужанском:
— Добрей утра.
— Доброе, — нестройно отозвались те.
А выйдя во двор, Забава вдруг обнаружила, что Рагнхильд идет за ней.
Ну и как быть, подумала Забава.
Бабка Маленя, словно прочитав её мысли, тихо прошамкала:
— Да скажи ты стражникам, и дело с концом. Им указ только ты — да ярл. Уж они-то беловолосой своевольничать не дадут.
И Забава в который раз вздохнула. Ну, прикажет она, и что дальше? По её приказу беловолосую обидят. Кому от этого лучше?
Уж точно не ей. И пойдет о ней слава, что она, вчерашняя рабыня, напускает воинов ярла на здешних баб.
Забава остановилась. Обернулась, сказала на чужанском:
— Прошу тебя, Рагнхильд. Пожалуйста!
На большее её познаний не хватило, и дальше она молча ткнула рукой в сторону женского дома.
Рагнхильд несколько мгновений смотрела на Забаву, часто дыша и удерживая на лице улыбку. Угол красивого рта подергивался. Пятеро стражников переводили взгляды с неё на Забаву.
И все-таки беловолосая уступила. Резко развернулась и зашагала к дому.
А Забава оглянулась на стражников. Спросила:
— Кейлев? Где Кейлев?
Один из воинов тут же окликнул кого-то во дворе, выслушал ответ. И двинулся вперед, поманив её за собой. Забава заторопилась следом.
Приемный отец отыскался на берегу. На корабле, крайнем в ряду Завидев её издалека, Кейлев сбежал по сходням. Бросил стражникам несколько слов, и те сразу отошли.
Заговорил Кейлев первым, внимательно глядя на Забаву.
— Он говорит, ты запомнила его слова — прийти к нему, если что-то случится. Это хорошо, — перевела бабка. — Он уже знает о том, что произошло вчера. Ты пришла поговорить об этом?
— Нет, о другом. — Забава помолчала.
Седой старик смотрел не зло. Вроде бы не зло.
— Я знаю, в женском доме живут те, кого… — Тут её смелость закончилась, и сказать следующее слово Забава не посмела.
В уме тревожно пролетело — а может, приемный отец тоже во всем этом поучаствовал? Забава сглотнула, пробормотала уже совсем упавшим голосом:
— Там, в женском доме, живут женщины. Что их ждет?
— Это зависит от воли ярла, — перевела бабка ответ Кейлева. — Он может их продать, как рабынь. Может выгнать. Пока он их терпит. Они тебя обижают?
— Нет-нет, — торопливо сказала Забава. — А могут они выйти замуж? Чтобы как-то жить дальше?
Кейлев скривился.
— Если когда-нибудь и смогут, то не сейчас. Может, потом, когда все забудется. Правда, им придется нелегко. Работать, как простые женщины, они не умеют.
Доживу ли я до тех времен, когда все забудется, безрадостно подумала Забава. Похоже, устроить судьбу несчастных баб ей не успеть. Пусть она станет женой, а Харальд мужем — сам он от этого не изменится.
Забава вздохнула. И, немного помявшись, спросила:
— А то, что случилось вчера… ты что-нибудь знаешь об этом?
Кейлев вдруг усмехнулся. Бабка с торжествующей улыбкой перевела его слова:
— Он уже поспрашивал у рабов и воинов. На девке был яркий плащ, и её заметили. Темноволосая гуляла с какой-то рабыней. Потом зашла в сарай. Только те, кто её видел, утверждают, что туда она вошла сама. С рабыней, но без мужика.
Забава, не ожидавшая этого, похолодела. А старик снова заговорил.
— Сегодня он расскажет об этом ярлу, — с одобрением в голосе заявила бабка. — Так будет правильно. Эта рабыня могла подставить кого-то из воинов. Такую подлость не прощают.
Забава сжалась. Приемный отец нахмурился.
— Ты должна думать о себе, — наставительно сказала бабка, переводя его следующие слова. — И называй его отец. Становится холодно, он принесет тебе меха, чтобы ты сшила себе достойные плащи. Иди, и слушайся ярла…
— Убби, — обронил Харальд, когда хёрсир наконец попался ему во дворе. — Не думал, что доживу до того дня, когда мы с тобой будем обсуждать баб. Но, видно, придется.
Убби удивленно скривился, затем нахмурился.
— Что-то случилось, ярл?
— Моя невеста, — объявил Харальд. — Будет присматривать за женским домом. А то девки выходят во двор все чаще, а мужики слетаются на них, как мухи на мед. Сам я с этим разбираться не буду. Это дело Сванхильд, я ей так и сказал.
— Вот пусть и дальше так будет, — выдохнула Забава.
Серебряные глаза напряженно сияли. Она помедлила, спросила:
— А мою судьбу тоже спряли норны?
Руки Харальда ожили, дотянулись до её талии. Ладони сошлись на ней крепким обручем.
— Он говорит, ты волоконце в его нити. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье.
Харальд вдруг что-то хрипло сказал, и бабка торопливо похромала к выходу.
***
Он меня обыграл, признала Рагнхильд, едва успевшая отступить от дверного косяка, когда старая рабыня вышла. Хорошо, что та ковыляла, прихрамывая — и скрип половиц предупредил о её появлении.
А могло бы получиться неплохо — сначала девка узнает, что случилось с её сестрой. Расстраивается, дуется на Харальда.
Тот мог даже начать поиски виновного, хотя ему сейчас не до того. Что не добавило бы ему любви к девке, совсем наоборот.
Потом темноволосая разболтала бы об участи сестер Рагнхильд, которыми попользовалось все войско ярла. И пожаловалась бы, что Харальд её убьет, как только ему донесут о её словах. Ведь здесь, в женском доме, полно ушей…
После чего Рагнхильд прирезала бы темноволосую, обрубив все концы. А девка подумала бы на Харальда. Решив, что он все-таки дознался и приказал убить сестру. За то, что выболтала, рассказала…
Но теперь смысла в этом нет.
Надо идти дальше, решила Рагнхильд.
Идя к себе, она с тоской вспоминала слова Харальда. Он даже этот разговор со своей девкой провел, как битву. И выиграл её, как всегда.
Ты волоконце в моей нити, крутилось у Рагнхильд в уме. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье…
Белая Лань с ненавистью прикусила губу. И переступила порог своей опочивальни. Сейчас Харальд будет ласкать свою девку. А к ней сегодня ночью наверняка наведается Убби.
***
Когда старуха вышла, Сванхильд так и осталась стоять меж его расставленных колен. Замерла неподвижно, думая о чем-то — и глядя на него сверху вниз.
Правда, дышала она уже не так часто. Понемногу успокаивалась?
Харальд тоже не двигался, решив — какие бы мысли не крутились в её голове, пусть додумает их до конца. Сам тем временем скосил глаза на ладони девчонки.
Те все ещё были сжаты в кулачки, смешные по сравнению с его кулаками.
Ты ведь меня уже простила, подумал он, снова переводя взгляд на лицо Сванхильд. Раз уж сказала — пусть и дальше так будет…
Она вдруг двинулась, выкручиваясь из его рук и отшатываясь назад.
Харальд позволил ей высвободиться. Следом встал сам, решив уйти. Поскольку девчонка, похоже, этого хочет. Переночует сегодня в своих покоях, где уже поменяли половицы. Заодно посмотрит, не опасно ли там, не потревожит ли что-то его сон.
Но завтра будет последняя ночь перед походом. И её он не уступит. Сванхильд придется его принять.
Девчонка, вывернувшись из его рук, в несколько шагов подошла к бревенчатому простенку, отделявшему её опочиваленку от соседней. Встала там и развернулась.
Харальд уже потянулся к своему плащу, когда она сказала — на его родном наречии:
— Я!
И прижала одну руку к груди.
Он кивнул, давая понять, что слушает.
Сванхильд отняла ладонь, прикоснулась к бревнам простенка. Сказала, серьезно глядя — и снова на его языке:
— Дом.
А следом она добавила уже вопросительно, вскидывая брови:
— Я приказываю?
Харальд прищурился, соображая. Хочет распоряжаться тут, в женском доме?
Ну да, он ведь сам ей сказал, что за женским домом присматривает жена ярла. А она почти его жена — без десяти дней.
— Приказывай, — с ухмылкой позволил Харальд.
И подумал — жаль, не увижу, что будет, если девчонка вдруг схлестнется с Рагнхильд. Та наверняка заправляет сейчас всем в женском доме. Как невеста Убби, как самая решительная, умная…
И способная на убийство.
Мысль пришла неожиданно. Харальд нахмурился. Конечно, Рагнхильд не посмеет сделать что-то, помня о своих сестрах.
И все же. В ней течет кровь конунгов, в её роду были одни воины. Ему ли не знать, на что способен человек с такой кровью — после вспышки ярости, в приступе гнева…
Сванхильд вдруг метнулась от простенка к кровати. Обошла его по кругу, собрала шитье, валявшееся на постели, перенесла на сундук.
Затем обернулась к нему.
И все мысли Харальда о Рагнхильд смыло как волной. Он уставился на Сванхильд, как четырнадцатилетний сопляк на первую в его жизни девку. Стоял, смотрел, как девчонка берется за подол, как тело её прогибается, пока платье ползет вверх. А следом за ним — исподняя рубаха…
Она шагнула от сундука, оставшись в одних коротких сапожках. Острые грудки раздвигали пряди русых волос, падавших с плеч. Подошла, не отводя от него взгляда, запрокинув белое лицо.
Полуоткрытые губы едва заметно шевелились, словно Сванхильд хотела что-то сказать — но не решалась.
Харальд стоял неподвижно. Не хотел спугнуть.
А тело ниже пояса знакомо наливалось тяжестью. И штаны уже топорщились.
Сванхильд взялась за его пояс, потянула, пытаясь справиться с тугой застежкой. Харальд не шевельнулся. Только облизал пересохшие губы.
…Застежку сверху прикрывали две бляхи, поставленные близко, почти впритык. Забава расстегнула её не сразу. Харальд втянул живот, тяжело дыхнув, и только тогда она смогла выдернуть конец ремня.
Бляхи, идущие сплошь, грозно звякнули, когда пояс повис у неё в руках.
Просто бросить пояс на пол, как это делал сам Харальд, Забава не решилась. Попятилась и уложила на сундук. Вернувшись, взялась за его рубаху.
Она спешила, стараясь отогнать от себя все мысли, все воспоминания. Всю горечь, оставшуюся после слов Харальда, прозвучавших сегодня. У неё в мире не было ничего и никого, только он.
И все, что она могла сделать — это быть с ним рядом. Утешаясь тем, что Харальд сначала убьет её, и только потом возьмется за другую бабу.
Уже и то хорошо, что напоследок она поживет честной женой.
Он поднял руки, позволяя ей стащить рубаху.
От тела Харальда шло жаркое тепло — Забава чувствовала его, даже не прикасаясь. Торопливо повесила рубаху на изножье кровати. Сглотнула и взялась за завязки штанов.
Ткань ниже уже натянулась, выпирала бугром…
Забава кое-как распутала тесемки.
И тут Харальд отбросил её руки. Быстро сел на кровать, стащил сапоги, не отводя от неё взгляда. Приподнявшись, стянул штаны, отшвырнул.
Снова сел, сказал — и она поняла:
— Иди сюда.
Забава шагнула, опять оказавшись меж его ног. Харальд тут же сдвинул колени. Жесткие бедра, поросшие белесыми волосками, поймали её, стиснув капканом.
И руки его двинулись, поднимаясь от её колен. Большие пальцы поглаживали внутреннюю поверхность бедер. Ласкали, выписывая крохотные круги, цепью идущие вверх.
Она задохнулась, когда пальцы Харальда дошли до холмика, поросшего завитками. Мягко, щекотно коснулись её между ног…
И начали гладить там. Сначала по границе, где завитки переходили в розовую, беззащитную плоть. Потом скользнули глубже, тревожа сразу все — и особенно то место, в котором словно бусина каталась, твердея под его пальцами.
Забава ухватилась за его плечи, но тут колени Харальда наконец раздвинулись. Он потянул её вниз, к кровати. Мигом опрокинул на спину и сдернул с неё сапожки.
А сам улегся сверху. Прошептал что-то, нависая над ней, почти касаясь губами её губ…
Она моргнула, непонимающе вскинула брови. Харальд, обдувая тяжелым дыханием её лицо, снова что-то сказал — такое же непонятное.
Потом Забава ощутила, как в неё ткнулось его мужское копье.
Он двигался не спеша. Заставляя почувствовать, какой изнемогающей и тугой она сейчас была.
Тень стыда за себя, за то, что радуется, когда Красава и прочие бабы в поместье горюют, скользнула по сознанию Забавы…
И исчезла, стертая сладкой мукой, рождавшейся в теле от рывков Харальда.
Трепет. Дрожь. И горячей водой по животу расплескивается наслаждение. Выдохи Харальда, шипящие, срывающиеся в рык…
А потом снова — тяжелая ласка мозолистой ладони, поймавшей её грудь. Поцелуи, от которых задыхаешься. Руки, от которых не знаешь, куда деться.
***
Встав утром, Харальд снова вспомнил о Белой Лани. Задумался на мгновенье, глядя на спящую Сванхильд.
Ты всегда будешь со мной, сказал он ей ночью, прежде чем взять. И я убью любого, кто протянет к тебе руку.
Харальд улыбнулся, припомнив, как она закусывала губу, пытаясь не застонать. Девчонка тиха в постели, как мышка. И стоны её больше похожи на вздохи, смешанные с оханьем. Правда, иногда она ойкает. Время от времени даже возмущенно…
Но под ним обычно стонали в голос. Бывало, что и орали.
Рагнхильд, напомнил себе Харальд. И вышел.
У дверей женского дома стояли четыре стражника. И с ними ещё трое из охраны Сванхильд — остальные пока не подошли. Харальд кивком отправил троицу внутрь, к опочивальне. Спросил у оставшихся:
— Убби не видели?
Парни заухмылялись.
— Он тут, у своей невесты. С ночи сидит.
Поговорю с ним позже, решил Харальд. Не вламываться же в опочивальню Рагнхильд непрошеным гостем…
***
Забава встала раньше, чем появилась бабка Маленя с рабынями. Расчесала пряди, спутавшиеся ночью под руками Харальда. Следом натянула платье — новое, сшитое только вчера, на пару с одной из рабынь.
Сегодня она хотела, как говорят чужане, выглядеть достойно. И бабке, едва та вошла, объявила:
— Пойду поговорю с Кейлевом… то есть с моим отцом.
— А поутренничать? — немного обиженно проворчала Маленя.
Но тут в дверь вплыла Рагнхильд. Забава, глянув на неё, быстро сказала:
— Это потом. Скажи Рагнхильд — пусть пока отдохнет, свои дела поделает.
Беловолосая красавица, выслушав бабку, изумленно вскинула брови. Ответила что-то — голос прозвучал мягко, но по-хозяйски.
— Говорит, её к тебе приставил сам ярл Харальд, — немного испугано перевела бабка. — И если ты собралась куда-то, то она должна пойти с тобой.
Забава тяжело вздохнула. Сказала, чувствуя, как внутри зарождается упрямство — но подбирая слова осторожно, чтобы не обидеть беловолосую:
— Я схожу к своему отцу, поговорю с ним. Ты не беспокойся, я не задержусь.
Потом Забава повернулась, чтобы взять плащ, уже приготовленный и лежавший на кровати.
Рагнхильд опять что-то заявила.
— Тебе, говорит, нельзя без неё…
— Можно, — негромко ответила Забава. — В стражниках у меня другие ходят. Не она.
А следом, накинув плащ, Забава глянула на Рагнхильд.
Губы беловолосой брезгливо дернулись — но тут же снова растянулись в улыбке.
Я для неё вчерашняя рабыня, подумала Забава. Все правильно, с чего бы Рагнхильд её любить? Тем более что беловолосая сама, по словам бабки Малени, желала стать женой Харальда.
— Я хочу поговорить со своим отцом наедине, — выдохнула Забава. — Хочешь, подожди меня здесь. А хочешь, к себе иди.
Она кивнула бабке Малене, давая знать, чтобы та шла следом. Шагнула за порог, где уже ждала пятерка стражников. Сказала на чужанском:
— Добрей утра.
— Доброе, — нестройно отозвались те.
А выйдя во двор, Забава вдруг обнаружила, что Рагнхильд идет за ней.
Ну и как быть, подумала Забава.
Бабка Маленя, словно прочитав её мысли, тихо прошамкала:
— Да скажи ты стражникам, и дело с концом. Им указ только ты — да ярл. Уж они-то беловолосой своевольничать не дадут.
И Забава в который раз вздохнула. Ну, прикажет она, и что дальше? По её приказу беловолосую обидят. Кому от этого лучше?
Уж точно не ей. И пойдет о ней слава, что она, вчерашняя рабыня, напускает воинов ярла на здешних баб.
Забава остановилась. Обернулась, сказала на чужанском:
— Прошу тебя, Рагнхильд. Пожалуйста!
На большее её познаний не хватило, и дальше она молча ткнула рукой в сторону женского дома.
Рагнхильд несколько мгновений смотрела на Забаву, часто дыша и удерживая на лице улыбку. Угол красивого рта подергивался. Пятеро стражников переводили взгляды с неё на Забаву.
И все-таки беловолосая уступила. Резко развернулась и зашагала к дому.
А Забава оглянулась на стражников. Спросила:
— Кейлев? Где Кейлев?
Один из воинов тут же окликнул кого-то во дворе, выслушал ответ. И двинулся вперед, поманив её за собой. Забава заторопилась следом.
Приемный отец отыскался на берегу. На корабле, крайнем в ряду Завидев её издалека, Кейлев сбежал по сходням. Бросил стражникам несколько слов, и те сразу отошли.
Заговорил Кейлев первым, внимательно глядя на Забаву.
— Он говорит, ты запомнила его слова — прийти к нему, если что-то случится. Это хорошо, — перевела бабка. — Он уже знает о том, что произошло вчера. Ты пришла поговорить об этом?
— Нет, о другом. — Забава помолчала.
Седой старик смотрел не зло. Вроде бы не зло.
— Я знаю, в женском доме живут те, кого… — Тут её смелость закончилась, и сказать следующее слово Забава не посмела.
В уме тревожно пролетело — а может, приемный отец тоже во всем этом поучаствовал? Забава сглотнула, пробормотала уже совсем упавшим голосом:
— Там, в женском доме, живут женщины. Что их ждет?
— Это зависит от воли ярла, — перевела бабка ответ Кейлева. — Он может их продать, как рабынь. Может выгнать. Пока он их терпит. Они тебя обижают?
— Нет-нет, — торопливо сказала Забава. — А могут они выйти замуж? Чтобы как-то жить дальше?
Кейлев скривился.
— Если когда-нибудь и смогут, то не сейчас. Может, потом, когда все забудется. Правда, им придется нелегко. Работать, как простые женщины, они не умеют.
Доживу ли я до тех времен, когда все забудется, безрадостно подумала Забава. Похоже, устроить судьбу несчастных баб ей не успеть. Пусть она станет женой, а Харальд мужем — сам он от этого не изменится.
Забава вздохнула. И, немного помявшись, спросила:
— А то, что случилось вчера… ты что-нибудь знаешь об этом?
Кейлев вдруг усмехнулся. Бабка с торжествующей улыбкой перевела его слова:
— Он уже поспрашивал у рабов и воинов. На девке был яркий плащ, и её заметили. Темноволосая гуляла с какой-то рабыней. Потом зашла в сарай. Только те, кто её видел, утверждают, что туда она вошла сама. С рабыней, но без мужика.
Забава, не ожидавшая этого, похолодела. А старик снова заговорил.
— Сегодня он расскажет об этом ярлу, — с одобрением в голосе заявила бабка. — Так будет правильно. Эта рабыня могла подставить кого-то из воинов. Такую подлость не прощают.
Забава сжалась. Приемный отец нахмурился.
— Ты должна думать о себе, — наставительно сказала бабка, переводя его следующие слова. — И называй его отец. Становится холодно, он принесет тебе меха, чтобы ты сшила себе достойные плащи. Иди, и слушайся ярла…
***
— Убби, — обронил Харальд, когда хёрсир наконец попался ему во дворе. — Не думал, что доживу до того дня, когда мы с тобой будем обсуждать баб. Но, видно, придется.
Убби удивленно скривился, затем нахмурился.
— Что-то случилось, ярл?
— Моя невеста, — объявил Харальд. — Будет присматривать за женским домом. А то девки выходят во двор все чаще, а мужики слетаются на них, как мухи на мед. Сам я с этим разбираться не буду. Это дело Сванхильд, я ей так и сказал.
