Убби молча слушал.
— Поскольку ты злишься, когда я разговариваю с твоей невестой, поговори с ней сам. Я принял её как гостью, но Йорингард теперь принадлежит мне. Если Рагнхильд вдруг не понравится, что моя невеста хозяйничает в женском доме, и она что-то сделает Сванхильд…
Харальд замолчал, давая Убби время сообразить. Тот нахмурился сильней прежнего. Пообещал твердо:
— Этого не случится, ярл. Я сам поговорю с Рагнхильд.
— Поговори, — согласился Харальд. — Потому что за боль Сванхильд, случись что, заплатит не только Лань и её сестры. Но и ты, Убби. Ты понял меня? Ты взял Рагнхильд под защиту, как жених. И ты заплатишь вместе с ней, если со Сванхильд что-то случится. Это все, что я хотел сказать.
Хёрсир закивал — и сразу куда-то заторопился.
Харальд проследил за ним взглядом. Убби шел прямиком к женскому дому.
Это сделано, подумал он.
А развернувшись, увидел свою невесту, идущую к нему от берега.
После разговора с Кейлевом, снова убежавшим на корабль, Забава некоторое время шла по берегу. Не зная, куда теперь идти.
И что делать.
— Бабушка Маленя, — вымолвила она наконец, — зачем Красава это сделала? Как ты думаешь?
Маленя ответила тут же, словно только этого вопроса и ждала:
— А чего тут думать? Узнала, что ярл на тебе женится, да испугалась, что её теперь продадут. Помнит небось, как она на тебя кидалась! А какой хозяин ей попадется, ещё неведомо... вот и решила тебе пожалиться. Бедненькой да несчастной прикинуться. Чтобы ты её пожалела, и уговорила ярла не продавать!
Раз так, подумала Забава, то вина на Красаве небольшая. Облыжно никого не оговорила? Нет. Просто хотела, чтобы её не продали, чтобы не попасть неизвестно кому в лапы…
Она развернулась к стражникам.
— Ярл Харальд? Где ярл?
На этот раз ни один из них не стал кого-то окликать. Воин, стоявший ближе всех, сразу указал на дорожку, поднимавшуюся от берега.
Забава торопливо зашагала к ней.
Харальд стоял неподалеку от главного дома, разговаривая с громадным мужиком, похожим на медведя. Забава, не желая им мешать, замедлила шаг. И ускорила, когда громадный мужик, закончив разговор, пошел куда-то по своим делам.
Харальд стоял неподвижно, глядя, как она подходит. Едва заметно двинул рукой — стражники остались позади, остановившись в двух десятках шагов от своего ярла.
Забава, подойдя, попросила Маленю:
— Расскажи ему все. И про Кейлева не забудь. Скажи, что это он все разузнал.
Харальд выслушал молча. Бабка уже закончила говорить, а он по-прежнему стоял, смотрел на Забаву — и молчал. Лицо было спокойное, но чужое. Серебряные глаза поблескивали холодно.
— Пожалуйста, — сказала Забава по-чужански. — Прошу…
И оглянулась на бабку.
— Бабушка Маленя, скажи ты ему — Красава просто испугалась, что её продадут! И я прошу простить… не продавать её!
Она снова перевела взгляд на Харальда. Дождалась, пока бабка закончит переводить, повторила на чужанском наречии:
— Прошу. Пожалуйста!
Харальд развернулся и зашагал прочь. Все так же молча.
Но не в сторону женского дома, с облегчением осознала Забава. Куда-то к крепостной стене.
Когда девка Харальда её прогнала, Рагнхильд вернулась к себе. Села на кровать и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
Похоже, Харальдова девка сообразила, что теперь её положение изменилось. И ведет себя по-другому. Быстро же она освоилась…
Что теперь, подумала Белая Лань. А теперь нужно помочь темноволосой подружиться с сестрой. Свой человек в нужном месте — это всегда хорошо.
Рагнхильд встала и отправилась в рабий дом, за худосочной рабыней-славянкой.
Но побеседовать с темноволосой, как она собиралась, не удалось. По возвращении, перед самым женским домом, Рагнхильд перехватил Убби.
— Надо поговорить, — буркнул он.
И, развернувшись, быстро зашагал к дверям женского дома. Рагнхильд заторопилась следом, надев на лицо привычную улыбку.
Рабыня, шедшая за ней, замерла — но Рагнхильд, на ходу оглянувшись, наградила её недобрым взглядом. Та, склонив голову, молча направилась туда же, в женский дом.
Убби первым вошел в её опочивальню. Дождался, пока туда зайдет Рагнхильд, и затворил дверь поплотней. Уронил:
— Рагнхильд.
Лань послушно отозвалась:
— Да, Убби.
— Ярл Харальд велел своей невесте присматривать за женским домом. Теперь она здесь хозяйка. — Убби помолчал. — Я знаю, что в последнее время ты тут распоряжалась, Рагнхильд. И даже сам помог тебе навести порядок, когда рабыни отбились от рук. Но хозяин Йорингарда — ярл Харальд. А хозяйка женского дома — Сванхильд Кейлевсдоттир. Ты поняла?
— Да, Убби, — кротко согласилась Рагнхильд.
Её жених снова помолчал. Затем заявил:
— Если ты что-нибудь сделаешь невесте ярла, Ольвдансдоттир, я убью тебя своими руками. Не смей идти против Сванхильд. Я знаю, что ты дочь конунга, а она нет…
Она грязная рабыня, подумала Рагнхильд. Но слепые норны зачем-то одарили её даром, который прославил бы любую дочь конунга — останавливать чудовище, живущее в сыне самого Ёрмунгарда...
— Однако твой отец потерял эту крепость, а Харальд её отбил. И эта девка… — тут Убби споткнулся. Завершил твердо: — Эту девку он возьмет в жены, и дело с концом. Она станет хозяйкой Йорингарда. Если до меня дойдет хоть одно словечко, хоть один слух о том, что ты её не послушалась… тогда ты увидишь, что я умею не только груди бабам мять. Но и уму-разуму их учить. Лицо у тебя красивое, и будет жаль, если с ним что-то случится. Ты поняла меня?
— Я всегда была почтительна со Сванхильд Кейлевсдоттир, — отозвалась Рагнхильд. — А теперь, после твоих слов, я буду с ней ещё почтительней.
— Будь, — буркнул Убби, — если не хочешь, чтобы твоих сестер отправили на корм Ёрмунгарду.
Он вышел. Рагнхильд опустилась на кровать. Немного посидела, с ненавистью глядя на бревенчатую стенку.
Потом она встала и пошла к темноволосой.
Харальд, дошагав до псарни, свернул к берегу.
Собственно, крюк пришлось делать для того, чтобы девчонка не увидела, куда он идет. Ещё побежит следом…
Он искал Кейлева. Тот с утра собирался осматривать драккары.
Его хёрсир подтвердил все, что он услышал от старухи-рабыни. И добавил:
— Если хочешь, ярл… я знаю, что темноволосая и Сванхильд прежде были сестрами. Ты ведь заберешь невесту с собой, когда пойдешь на Вёллинхел? Я могу устроить так, что темноволосая тихо угорит в бане, пока ты воюешь. Тогда и Сванхильд будет не в обиде на тебя, и дело решится по справедливости.
— Она догадается, — хмуро сказал Харальд. — На это ума у неё хватит. И я не хочу прятаться. Девка заслужила наказание, она его получит.
Он скривился, сплюнул на камень рядом с сапогом. До чего же он докатился — вместо того, чтобы пойти да прикончить обнаглевшую рабыню, ходит кругами по собственной крепости. И обсуждает с воинами, как бы наказать какую-то девку.
А они ему ещё и советы дают.
Харальд покосился на белого, как лунь, Кейлева. Можно не сомневаться — старик догадывается, почему ярл так носится с девчонкой. Потому и предлагает такое решение.
Но наказание прятать нельзя. Смысл ведь не в том, чтобы кого-то убить — а в том, чтобы преподать урок остальным. Рабыня не должна лгать своим хозяевам. Наговаривать на кого-то. И неважно, что она это сделала, боясь быть проданной, как считает Сванхильд.
Правда, темноволосая могла обладать тем же даром, что и девчонка...
Ну и Хель с ней, угрюмо подумал Харальд. Одно зимовье с Кресив — и он сам, без всякого зелья, превратится в дракона. Или порвет темноволосую, не дожидаясь красного тумана в глазах.
Может, все-таки простить её, мелькнула у него мысль. Ради Сванхильд, поскольку та тоже простила ему кое-что.
И ради всех баб, потоптанных его хирдами…
— Что будешь делать с кнорром купца, ярл? — спросил Кейлев, уставший от его молчания. — И с рабами, что прибыли с торгашом?
— Лишние рты, — проворчал Харальд. — Как вернемся, отправь их на торжище. Кнорр пусть стоит. Что ты хочешь получить из имущества купца как вергельд за бесчестье, нанесенное твоему роду?
— Болли с Ислейвом хотят рабыню, — вдруг сказал Кейлев. — Ту самую, танцовщицу. И я бы взял кое-что из сундуков торгаша. Немного, марок на сто…
Харальд задумался. Рабыня, хоть и подученная купцом, по сути ничего не знала. И пузырек с зельем — опять зелье! — отдала сразу, трясясь от страха.
Содержимое пузырька он вылил в воду фьорда, а кнорр облазил, перетряхнув там все сверху донизу. И на всякий случай опорожнил над водой все сосуды, найденные на кнорре. Даже дорогие благовония не пожалел...
— Бери. Остальное отнесешь в кладовую. Рабов торгаша, как я уже сказал, продать.
Затем Харальд кивнул, отпуская Кейлева. Посмотрел на устье фьорда.
Драккары, посланные осмотреть побережье, должны были вернуться к вечеру.
Он вдруг вспомнил, что так и не сказал Сванхильд о завтрашнем походе. И о том, что она отправится вместе с ним. С другой стороны, драккары ещё не вернулись…
Так что предупреждать пока рано.
Ей все равно недолго собираться, решил Харальд, глядя на свинцово-синюю воду фьорда. На море в шелках не походишь. Значит, в походе Сванхильд наденет его одежду — как уже носила. Случись что, в его рубахах девчонка будет не так заметна. Опять же, в штанах теплее. Его сундук отнесут на драккар утром, он покидает туда одежду и для неё…
Забава, вернувшись в женский дом после разговора с Харальдом, тут же отправилась к Красаве.
— Поутренничать бы сперва, — проворчала идущая следом бабка.
— Скоро поутренничаем, бабушка! — откликнулась Забава.
И толкнула дверь опочиваленки Красавы.
Та лежала на кровати. Рядом сидели сразу две рабыни, не одна — и та, которую отправила к ней Забава, и другая, незнакомая, тут же зашедшаяся в кашле.
Красава, приподнявшись с постели, протяжно охнула.
— Сестрица! Одна ты у меня осталась… защити, не выдай!
Забава замерла.
С тех пор, как их обеих привезли в Нартвегр, времени прошло не так много — месяц? Чуть больше?
Но за это время жизнь её круто поменялась. Столько всего случилось — и горе без края, и счастье без меры…
Может, поэтому Забава смотрела сейчас на сестру — а рассердиться по-настоящему не могла. Да, Красава её била, обзывала, ругала всяко. И глупость эту учинила.
Но ведь никого не убила? А нынче и вовсе жалость хотела вызвать, чтобы не продали!
По сравнению с тем, что творили сами чужане — и Харальд, и другие — вина Красавы не выглядела страшной. Она вон Харальду свою будущую смерть простила, а тут всего лишь ложь. И синяки, которые Красава поставила ей когда-то, уже сошли. Слова злые отзвучали…
— Ты ведь соврала, Красава? — напрямик спросила Забава. — Не было ничего? Люди видели, как ты в сарай заходила с какой-то рабыней. Без мужика, сама. И ярл Харальд об этом уже знает.
Красава вдруг вскочила с кровати — и повалилась на колени. Забава от неожиданности отступила на шаг.
— Спаси, не выдай… — захрипела Красава. — Тебя вон ярл в жены берет, тебе он не откажет! Пожалей! Как мой отец когда-то тебя пожалел — кормил, поил, после смерти твоего батюшки не оставил…
Была в её словах доля правды, от которой Забава отвернуться не могла. Отец её служил дружинником у прежнего князя — и полег, когда тот пошел завоевывать новые земли.
Осталась от батюшки одна избенка, одна коровенка и кое-какая утварь. Богатства отец не нажил — из простых был. Не то что дядька Кимрята, ходивший в помощниках у ладожского воеводы.
Избу их потом снесли, и на её месте поставил себе дом другой человек. Не приди за ней дядька Кимрята, да не уведи за руку — неизвестно, что с ней стало бы.
Она, конечно, хлеб дядькин отрабатывала. Всю работу по дому делала, побои терпела. Знала, что из милости кормят. И надеялась, что когда-нибудь замуж отдадут, в память о родстве…
Забава вздохнула. Спросила:
— Зачем ты это подстроила, Красава?
— Сама не знаю, что на меня нашло, Забавушка, — всхлипнула та. И зачем-то метнула взгляд на рабынь, стоявших в углу. — Со страху все!
— Такое со страху не говорят, — возразила Забава. — По глупости — да, а вот со страху…
Сестра заголосила:
— В голове все помутилось! Как подумала, что со мной будет, когда ты женой ярла станешь! Ведь продали бы! Ты бы меня рядом не потерпела!
Дверь вдруг приоткрылась, и Забава обернулась. В опочивальню заглянул встревоженный стражник.
Она кое-как ему улыбнулась, помотала головой — и дверь закрылась. Потом возразила сестре:
— Я тебя потерпела бы. Хотя…
Ей на ум вдруг пришло другое. Раньше Забава об этом не задумывалась. Как-то все одно к одному пришлось — и радость её заполошная, когда узнала о свадьбе, и глупость эта Красавина…
— Может, даже лучше, если тебя продадут, Красава, — уронила Забава.
Красава поползла по полу, потянулась руками к её подолу.
— Забавушка, не выдай! Оборони! Скажи ярлу, чтобы простил и тут оставил!
— Да я за тебя уже попросила. — Забава отступила ещё на шаг, но наткнулась на бабку Маленю и подол от Красавиных рук не уберегла. — Послушай, Красава. Тебе об этом никто не сказывал, а языка ты не знаешь… но ярл Харальд своих баб лютой смертью казнит. Не сразу, конечно, а немного пожив с ними. Может, тебя все-таки продадут. Но для тебя это к добру. Значит, ещё поживешь.
— Врешь, — всхлипывая, просипела Красава. — Будь так, ты бы радостной не ходила! Вон глаза какие счастливые!
— Бабушка Маленя, хоть ты ей скажи…
— Так и есть, — важно подтвердила бабка. — Я у ярла пять лет прожила, в его доме, в Хааленсваге. Уж сколько там девок перебывало! И кажную он сам убил, своими руками. Сама подумай — мужик он могутный, в возрасте, а все не женат… и спит только с рабынями. Будь все иначе, женился бы давно! Да не на простой девахе, а на дочке какого-нибудь чужанского ярла!
— Врешь, — уже уверенней просипела сквозь слезы Красава. — Только зачем? Я тебе, Забава, теперь не соперница. Он со мной побыл, сгубил красу девичью… а потом прогнал взашей. По твоему хотению, небось!
И Забава осознала, что ничего тут не поделаешь. Не убедишь Красаву, никак.
Что-то словно надломилось у неё внутри.
Зря я все это затеяла, с грустью подумала она. И право распоряжаться в женском доме у Харальда зря выпросила. Здешним бабам пока ничем не помочь, а Красава верит лишь в то, во что хочет верить.
Худосочная рабыня, вжавшаяся в угол опочивальни, вдруг закашлялась. И невнятно спросила — но не по-чужански, а на славянском наречии:
— Ярл правда все знает?
— Знает, — подтвердила высунувшаяся из-за спины Забавы бабка Маленя. — А ты из наших? Кашель твой ночью я слышала, но саму поутру не приметила…
Дверь скрипнула, в крохотную опочиваленку неожиданно вошла Рагнхильд. Оглядела всех изумленно. Что-то сказала.
— Говорит, тебе, невесте и хозяйке, ни к чему пачкаться с грязными рабынями, — перевела Маленя. — Если позволишь, она сама все выяснит.
Может, Забава и послушалась бы. Просто потому, что уже спросила все, что хотела. И говорить с Красавой больше было не о чем.
Но худосочная рабыня, стоявшая напротив, почему-то втянула голову в плечи, завидев Рагнхильд. Посмотрела застывшим взглядом…
— Поскольку ты злишься, когда я разговариваю с твоей невестой, поговори с ней сам. Я принял её как гостью, но Йорингард теперь принадлежит мне. Если Рагнхильд вдруг не понравится, что моя невеста хозяйничает в женском доме, и она что-то сделает Сванхильд…
Харальд замолчал, давая Убби время сообразить. Тот нахмурился сильней прежнего. Пообещал твердо:
— Этого не случится, ярл. Я сам поговорю с Рагнхильд.
— Поговори, — согласился Харальд. — Потому что за боль Сванхильд, случись что, заплатит не только Лань и её сестры. Но и ты, Убби. Ты понял меня? Ты взял Рагнхильд под защиту, как жених. И ты заплатишь вместе с ней, если со Сванхильд что-то случится. Это все, что я хотел сказать.
Хёрсир закивал — и сразу куда-то заторопился.
Харальд проследил за ним взглядом. Убби шел прямиком к женскому дому.
Это сделано, подумал он.
А развернувшись, увидел свою невесту, идущую к нему от берега.
***
После разговора с Кейлевом, снова убежавшим на корабль, Забава некоторое время шла по берегу. Не зная, куда теперь идти.
И что делать.
— Бабушка Маленя, — вымолвила она наконец, — зачем Красава это сделала? Как ты думаешь?
Маленя ответила тут же, словно только этого вопроса и ждала:
— А чего тут думать? Узнала, что ярл на тебе женится, да испугалась, что её теперь продадут. Помнит небось, как она на тебя кидалась! А какой хозяин ей попадется, ещё неведомо... вот и решила тебе пожалиться. Бедненькой да несчастной прикинуться. Чтобы ты её пожалела, и уговорила ярла не продавать!
Раз так, подумала Забава, то вина на Красаве небольшая. Облыжно никого не оговорила? Нет. Просто хотела, чтобы её не продали, чтобы не попасть неизвестно кому в лапы…
Она развернулась к стражникам.
— Ярл Харальд? Где ярл?
На этот раз ни один из них не стал кого-то окликать. Воин, стоявший ближе всех, сразу указал на дорожку, поднимавшуюся от берега.
Забава торопливо зашагала к ней.
Харальд стоял неподалеку от главного дома, разговаривая с громадным мужиком, похожим на медведя. Забава, не желая им мешать, замедлила шаг. И ускорила, когда громадный мужик, закончив разговор, пошел куда-то по своим делам.
Харальд стоял неподвижно, глядя, как она подходит. Едва заметно двинул рукой — стражники остались позади, остановившись в двух десятках шагов от своего ярла.
Забава, подойдя, попросила Маленю:
— Расскажи ему все. И про Кейлева не забудь. Скажи, что это он все разузнал.
Харальд выслушал молча. Бабка уже закончила говорить, а он по-прежнему стоял, смотрел на Забаву — и молчал. Лицо было спокойное, но чужое. Серебряные глаза поблескивали холодно.
— Пожалуйста, — сказала Забава по-чужански. — Прошу…
И оглянулась на бабку.
— Бабушка Маленя, скажи ты ему — Красава просто испугалась, что её продадут! И я прошу простить… не продавать её!
Она снова перевела взгляд на Харальда. Дождалась, пока бабка закончит переводить, повторила на чужанском наречии:
— Прошу. Пожалуйста!
Харальд развернулся и зашагал прочь. Все так же молча.
Но не в сторону женского дома, с облегчением осознала Забава. Куда-то к крепостной стене.
***
Когда девка Харальда её прогнала, Рагнхильд вернулась к себе. Села на кровать и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
Похоже, Харальдова девка сообразила, что теперь её положение изменилось. И ведет себя по-другому. Быстро же она освоилась…
Что теперь, подумала Белая Лань. А теперь нужно помочь темноволосой подружиться с сестрой. Свой человек в нужном месте — это всегда хорошо.
Рагнхильд встала и отправилась в рабий дом, за худосочной рабыней-славянкой.
Но побеседовать с темноволосой, как она собиралась, не удалось. По возвращении, перед самым женским домом, Рагнхильд перехватил Убби.
— Надо поговорить, — буркнул он.
И, развернувшись, быстро зашагал к дверям женского дома. Рагнхильд заторопилась следом, надев на лицо привычную улыбку.
Рабыня, шедшая за ней, замерла — но Рагнхильд, на ходу оглянувшись, наградила её недобрым взглядом. Та, склонив голову, молча направилась туда же, в женский дом.
Убби первым вошел в её опочивальню. Дождался, пока туда зайдет Рагнхильд, и затворил дверь поплотней. Уронил:
— Рагнхильд.
Лань послушно отозвалась:
— Да, Убби.
— Ярл Харальд велел своей невесте присматривать за женским домом. Теперь она здесь хозяйка. — Убби помолчал. — Я знаю, что в последнее время ты тут распоряжалась, Рагнхильд. И даже сам помог тебе навести порядок, когда рабыни отбились от рук. Но хозяин Йорингарда — ярл Харальд. А хозяйка женского дома — Сванхильд Кейлевсдоттир. Ты поняла?
— Да, Убби, — кротко согласилась Рагнхильд.
Её жених снова помолчал. Затем заявил:
— Если ты что-нибудь сделаешь невесте ярла, Ольвдансдоттир, я убью тебя своими руками. Не смей идти против Сванхильд. Я знаю, что ты дочь конунга, а она нет…
Она грязная рабыня, подумала Рагнхильд. Но слепые норны зачем-то одарили её даром, который прославил бы любую дочь конунга — останавливать чудовище, живущее в сыне самого Ёрмунгарда...
— Однако твой отец потерял эту крепость, а Харальд её отбил. И эта девка… — тут Убби споткнулся. Завершил твердо: — Эту девку он возьмет в жены, и дело с концом. Она станет хозяйкой Йорингарда. Если до меня дойдет хоть одно словечко, хоть один слух о том, что ты её не послушалась… тогда ты увидишь, что я умею не только груди бабам мять. Но и уму-разуму их учить. Лицо у тебя красивое, и будет жаль, если с ним что-то случится. Ты поняла меня?
— Я всегда была почтительна со Сванхильд Кейлевсдоттир, — отозвалась Рагнхильд. — А теперь, после твоих слов, я буду с ней ещё почтительней.
— Будь, — буркнул Убби, — если не хочешь, чтобы твоих сестер отправили на корм Ёрмунгарду.
Он вышел. Рагнхильд опустилась на кровать. Немного посидела, с ненавистью глядя на бревенчатую стенку.
Потом она встала и пошла к темноволосой.
***
Харальд, дошагав до псарни, свернул к берегу.
Собственно, крюк пришлось делать для того, чтобы девчонка не увидела, куда он идет. Ещё побежит следом…
Он искал Кейлева. Тот с утра собирался осматривать драккары.
Его хёрсир подтвердил все, что он услышал от старухи-рабыни. И добавил:
— Если хочешь, ярл… я знаю, что темноволосая и Сванхильд прежде были сестрами. Ты ведь заберешь невесту с собой, когда пойдешь на Вёллинхел? Я могу устроить так, что темноволосая тихо угорит в бане, пока ты воюешь. Тогда и Сванхильд будет не в обиде на тебя, и дело решится по справедливости.
— Она догадается, — хмуро сказал Харальд. — На это ума у неё хватит. И я не хочу прятаться. Девка заслужила наказание, она его получит.
Он скривился, сплюнул на камень рядом с сапогом. До чего же он докатился — вместо того, чтобы пойти да прикончить обнаглевшую рабыню, ходит кругами по собственной крепости. И обсуждает с воинами, как бы наказать какую-то девку.
А они ему ещё и советы дают.
Харальд покосился на белого, как лунь, Кейлева. Можно не сомневаться — старик догадывается, почему ярл так носится с девчонкой. Потому и предлагает такое решение.
Но наказание прятать нельзя. Смысл ведь не в том, чтобы кого-то убить — а в том, чтобы преподать урок остальным. Рабыня не должна лгать своим хозяевам. Наговаривать на кого-то. И неважно, что она это сделала, боясь быть проданной, как считает Сванхильд.
Правда, темноволосая могла обладать тем же даром, что и девчонка...
Ну и Хель с ней, угрюмо подумал Харальд. Одно зимовье с Кресив — и он сам, без всякого зелья, превратится в дракона. Или порвет темноволосую, не дожидаясь красного тумана в глазах.
Может, все-таки простить её, мелькнула у него мысль. Ради Сванхильд, поскольку та тоже простила ему кое-что.
И ради всех баб, потоптанных его хирдами…
— Что будешь делать с кнорром купца, ярл? — спросил Кейлев, уставший от его молчания. — И с рабами, что прибыли с торгашом?
— Лишние рты, — проворчал Харальд. — Как вернемся, отправь их на торжище. Кнорр пусть стоит. Что ты хочешь получить из имущества купца как вергельд за бесчестье, нанесенное твоему роду?
— Болли с Ислейвом хотят рабыню, — вдруг сказал Кейлев. — Ту самую, танцовщицу. И я бы взял кое-что из сундуков торгаша. Немного, марок на сто…
Харальд задумался. Рабыня, хоть и подученная купцом, по сути ничего не знала. И пузырек с зельем — опять зелье! — отдала сразу, трясясь от страха.
Содержимое пузырька он вылил в воду фьорда, а кнорр облазил, перетряхнув там все сверху донизу. И на всякий случай опорожнил над водой все сосуды, найденные на кнорре. Даже дорогие благовония не пожалел...
— Бери. Остальное отнесешь в кладовую. Рабов торгаша, как я уже сказал, продать.
Затем Харальд кивнул, отпуская Кейлева. Посмотрел на устье фьорда.
Драккары, посланные осмотреть побережье, должны были вернуться к вечеру.
Он вдруг вспомнил, что так и не сказал Сванхильд о завтрашнем походе. И о том, что она отправится вместе с ним. С другой стороны, драккары ещё не вернулись…
Так что предупреждать пока рано.
Ей все равно недолго собираться, решил Харальд, глядя на свинцово-синюю воду фьорда. На море в шелках не походишь. Значит, в походе Сванхильд наденет его одежду — как уже носила. Случись что, в его рубахах девчонка будет не так заметна. Опять же, в штанах теплее. Его сундук отнесут на драккар утром, он покидает туда одежду и для неё…
***
Забава, вернувшись в женский дом после разговора с Харальдом, тут же отправилась к Красаве.
— Поутренничать бы сперва, — проворчала идущая следом бабка.
— Скоро поутренничаем, бабушка! — откликнулась Забава.
И толкнула дверь опочиваленки Красавы.
Та лежала на кровати. Рядом сидели сразу две рабыни, не одна — и та, которую отправила к ней Забава, и другая, незнакомая, тут же зашедшаяся в кашле.
Красава, приподнявшись с постели, протяжно охнула.
— Сестрица! Одна ты у меня осталась… защити, не выдай!
Забава замерла.
С тех пор, как их обеих привезли в Нартвегр, времени прошло не так много — месяц? Чуть больше?
Но за это время жизнь её круто поменялась. Столько всего случилось — и горе без края, и счастье без меры…
Может, поэтому Забава смотрела сейчас на сестру — а рассердиться по-настоящему не могла. Да, Красава её била, обзывала, ругала всяко. И глупость эту учинила.
Но ведь никого не убила? А нынче и вовсе жалость хотела вызвать, чтобы не продали!
По сравнению с тем, что творили сами чужане — и Харальд, и другие — вина Красавы не выглядела страшной. Она вон Харальду свою будущую смерть простила, а тут всего лишь ложь. И синяки, которые Красава поставила ей когда-то, уже сошли. Слова злые отзвучали…
— Ты ведь соврала, Красава? — напрямик спросила Забава. — Не было ничего? Люди видели, как ты в сарай заходила с какой-то рабыней. Без мужика, сама. И ярл Харальд об этом уже знает.
Красава вдруг вскочила с кровати — и повалилась на колени. Забава от неожиданности отступила на шаг.
— Спаси, не выдай… — захрипела Красава. — Тебя вон ярл в жены берет, тебе он не откажет! Пожалей! Как мой отец когда-то тебя пожалел — кормил, поил, после смерти твоего батюшки не оставил…
Была в её словах доля правды, от которой Забава отвернуться не могла. Отец её служил дружинником у прежнего князя — и полег, когда тот пошел завоевывать новые земли.
Осталась от батюшки одна избенка, одна коровенка и кое-какая утварь. Богатства отец не нажил — из простых был. Не то что дядька Кимрята, ходивший в помощниках у ладожского воеводы.
Избу их потом снесли, и на её месте поставил себе дом другой человек. Не приди за ней дядька Кимрята, да не уведи за руку — неизвестно, что с ней стало бы.
Она, конечно, хлеб дядькин отрабатывала. Всю работу по дому делала, побои терпела. Знала, что из милости кормят. И надеялась, что когда-нибудь замуж отдадут, в память о родстве…
Забава вздохнула. Спросила:
— Зачем ты это подстроила, Красава?
— Сама не знаю, что на меня нашло, Забавушка, — всхлипнула та. И зачем-то метнула взгляд на рабынь, стоявших в углу. — Со страху все!
— Такое со страху не говорят, — возразила Забава. — По глупости — да, а вот со страху…
Сестра заголосила:
— В голове все помутилось! Как подумала, что со мной будет, когда ты женой ярла станешь! Ведь продали бы! Ты бы меня рядом не потерпела!
Дверь вдруг приоткрылась, и Забава обернулась. В опочивальню заглянул встревоженный стражник.
Она кое-как ему улыбнулась, помотала головой — и дверь закрылась. Потом возразила сестре:
— Я тебя потерпела бы. Хотя…
Ей на ум вдруг пришло другое. Раньше Забава об этом не задумывалась. Как-то все одно к одному пришлось — и радость её заполошная, когда узнала о свадьбе, и глупость эта Красавина…
— Может, даже лучше, если тебя продадут, Красава, — уронила Забава.
Красава поползла по полу, потянулась руками к её подолу.
— Забавушка, не выдай! Оборони! Скажи ярлу, чтобы простил и тут оставил!
— Да я за тебя уже попросила. — Забава отступила ещё на шаг, но наткнулась на бабку Маленю и подол от Красавиных рук не уберегла. — Послушай, Красава. Тебе об этом никто не сказывал, а языка ты не знаешь… но ярл Харальд своих баб лютой смертью казнит. Не сразу, конечно, а немного пожив с ними. Может, тебя все-таки продадут. Но для тебя это к добру. Значит, ещё поживешь.
— Врешь, — всхлипывая, просипела Красава. — Будь так, ты бы радостной не ходила! Вон глаза какие счастливые!
— Бабушка Маленя, хоть ты ей скажи…
— Так и есть, — важно подтвердила бабка. — Я у ярла пять лет прожила, в его доме, в Хааленсваге. Уж сколько там девок перебывало! И кажную он сам убил, своими руками. Сама подумай — мужик он могутный, в возрасте, а все не женат… и спит только с рабынями. Будь все иначе, женился бы давно! Да не на простой девахе, а на дочке какого-нибудь чужанского ярла!
— Врешь, — уже уверенней просипела сквозь слезы Красава. — Только зачем? Я тебе, Забава, теперь не соперница. Он со мной побыл, сгубил красу девичью… а потом прогнал взашей. По твоему хотению, небось!
И Забава осознала, что ничего тут не поделаешь. Не убедишь Красаву, никак.
Что-то словно надломилось у неё внутри.
Зря я все это затеяла, с грустью подумала она. И право распоряжаться в женском доме у Харальда зря выпросила. Здешним бабам пока ничем не помочь, а Красава верит лишь в то, во что хочет верить.
Худосочная рабыня, вжавшаяся в угол опочивальни, вдруг закашлялась. И невнятно спросила — но не по-чужански, а на славянском наречии:
— Ярл правда все знает?
— Знает, — подтвердила высунувшаяся из-за спины Забавы бабка Маленя. — А ты из наших? Кашель твой ночью я слышала, но саму поутру не приметила…
Дверь скрипнула, в крохотную опочиваленку неожиданно вошла Рагнхильд. Оглядела всех изумленно. Что-то сказала.
— Говорит, тебе, невесте и хозяйке, ни к чему пачкаться с грязными рабынями, — перевела Маленя. — Если позволишь, она сама все выяснит.
Может, Забава и послушалась бы. Просто потому, что уже спросила все, что хотела. И говорить с Красавой больше было не о чем.
Но худосочная рабыня, стоявшая напротив, почему-то втянула голову в плечи, завидев Рагнхильд. Посмотрела застывшим взглядом…
