Держась за стены, понеслась к двери. Вывалилась в утреннюю, уже морозную прохладу. Пробежалась босиком по покрытой инеем траве. Мимо сараев, покосившейся бани и колодца. Мимо колючих кустарников дерна и заброшенного огорода, под вековыми соснами - туда, где виднелся в дали камыш. Стягивая на ходу ночную сорочку. Бросила ее наземь, ускорила шаг. Почти не дышала. Холодный пот выступил вдоль тонкого позвоночника, облапил напряженный лоб. На деревянном, грубо сколоченном из бревен мосточке, замерла на мгновение и сделав уверенный шаг, прыгнула в ледяную воду, распугав прятавшихся в высоких зарослях, диких уток.
Вынырнула, громко фыркая, устремив проясняющийся взгляд на розовое зарево рассвета, на туман у далеких сосен на другом берегу. Что клубился над потревоженной кромкой озерной глади. Поплыла дальше, разгоняя по венам кровь, радуясь, спирающей дыхание, прохладе воды. Чувствовала в темных глубинах пристальный взгляд. Он следил за ней. Таился.
Его женщина не боялась.
Нырнула, приоткрывая глаза. Уставилась вниз, проплыла, примечая.
Еще какое-то время плавала, погружаясь полностью, смывая ночной морок. Стирая его призыв. Он ищет. Ищет отчаянно.
Взобралась на мостик, отряхнулась, выжимая стылую влагу из темных волос. Ассу сидел неподалеку, держа в зубах холстину. Благодарно ему улыбнулась, накидывая на плечи теплую, жесткую ткань. Не оборачиваясь к воде, произнесла:
- Приходи к ночи, остальных не тащи. Ничего не обещаю.
Направилась спешно к дому, следуя за волком. Почти успокоилась.
Страх почти отпустил.
Переоделась и сразу же приступила к делам, которыми занималась уже несколько дней к ряду. Гребла мусор, мыла, чистила, натирала. Приводила старенький дом в порядок. Домовик за все это время не показывался. Сидел под печкой, шуршал там принесенным подарком, изредка подавал голос, попискивал. Робко помогал, выправил половицы, закрепил ставни. Веда его не торопила. Только каждый веер ставила блюдце с вареньем в дальнем углу, забирая по утру чистую тарелку.
Наблюдала в окно, как местная ребятня, прячась в рощице следила за ее домом. Сорванцы соорудили там целый наблюдательный пост, наивно полагая остаться незамеченными. Ассу иногда выбегал и зло порыкивал на них, довольно наблюдая за сверкающими в сторону деревни пятками.
Ведана брезгливо вытащила сундук из-под полу. Прошлая хозяйка не чуралась того, чего сама женщина старалась обходить стороной. Дом был завален травами и склянками, куриными лапами и засушенной шкурой жаб и пауков. Тянуло приворотами и заговорами на болезни. Могильной землей. Там же лежали священные писания этого мира.
- Шельма! - Выругалась ведьма, выкидывая на улицу очередную находку. Там ярко полыхал костер, трещал щедрыми подношениями.
Кот согласно мяукнул с подоконника, растянувшись под робкими солнечными лучами, пробивающимися из-за серых, низких туч.
- Паскуду напустила в хату! Умылась в крови и болоте! На костях богатства хотела. Гнилица! Гадость оборотная! Тьфу! Отродье бесовское!
Ругалась Ведана, орудовала метлой и тряпкой. Молотком и иголкой. Приводила дом в порядок. Возилась до самого вечера. Опять не дошла до деревенских за продуктами, а потому жарила найденные рядом с домом грибы и выуженную из подполу картошку. Заваривала отвар чабреца и шиповника. Ужинала в тишине и чистоте, в свете нескольких свечей. Уставшая, но довольная собой. Следила за шебуршанием домового на чердаке. Тот искал там что-то уже несколько часов. Помощи не просил и не показывался. Не доверял. Оно и понятно, с прошлой хозяйкой ему не повезло, да и эта временная...
Ассу еще не вернулся с охоты, когда Веда почувствовала в сенях резкий запах речной тины и гниения. Гость мялся в дверях, не решаясь войти.
- Заходи, раз пришла...
Тихо скрипнули половицы, впуская в помещение высокую, светловолосую девушку необычайной красоты. Облаченную в белую сорочку и венок из кувшинок и папоротника. Она нерешительно прошла к столу, с надеждой глядя на привалившуюся к стене и попивающую отвар Ведану.
- Я знаю, кто ты, - начала гостья тихим, чарующим голосом. - Ты можешь помочь...
- Могу, - кивнула ведьма, делая глоток из исходящей паром, деревянной кружки. - Но какой мне в этом прок? Сама прыгнула, думала плакать будет по тебе... А у него внуки уже. Не плакал по дуре. Не убивался. В ту же осень на сеновале сестру твою младшую обрюхатил. А ты что? Вот и плещись теперь, купайся. Жаб сторожи...
Девушка опустила печальные, голубые глаза к полу. Потекли зеленые, дурно пахнущие слезы по бледным щекам. Осунулись хрупкие плечи. Задрожали пухлые, обескровленные губы.
- Все верно говоришь, знающая. Сама прыгнула, сама камень к горлу привязала. Сама...
Веда некрасиво сморщилась, отставляю в сторону кружку. Внимательно глядя на рыдающую утопленницу.
- Чем платить будешь за помощь мою? - Тяжело вздохнув, спросила женщина.
Девушка встрепенулась, подняла полные надежды глаза на ведунью. Огляделась опасливо по сторонам, и чуть наклонившись к столу, зашептала, вытирая болотные слезы.
-Та, что до тебя здесь была, отказала мне. И другим. Обещала им, если они будут выполнять поручения ее, то проведет обряд. Но надурила. Они мужиков потопили, скотину топили, ребятню даже. А она им ничего! Смеялась тогда, говорила, что грехи они ее меж собою разделили. А я отказалась. Хоронилась в старом ручье за холмом. Не смогла того парня сгубить. Долго от ее глаза пряталась, даже в новую луну не выходила и на зов Янтарной ночи не откликалась. А она и меня искала! Старая бесовка! Арканом тащить пыталась! А я пряталась! Пряталась! Так вот она как-то, когда меня выловить пыталась, обронила это... Я не знаю, что это, но чую в нем силу. Старуха тогда почти весь взгорок выжгла, так искала. Проклятия на все стороны посылала, волком выла, козой скакала. Да не нашла. Может это сгодится за оплату, знающая?
Ведана завороженно смотрела на маленькую, посеребренную заколку с темными камушками. Они причудливо переливались в свете свечи, словно звездное небо. Конечно, ведунья знала, что это такое! И почти ликовала.
- Идет! - Выкрикнула резче, чем ожидала, поднимаясь со стола.
Направилась к своим мешкам, закатав рукава, принялась в них рыться. Высыпала на пол травы и листочки. Усевшись на пол, принялась в них рыться.
- Но ты же знаешь, что освободить от наказания я тебя не смогу? Из мавок вытащу, облик верну, но там отвечать придется. Что никого не губила, это хорошо, глядишь сжалятся, надолго не отправят...
- Знаю, ведающая, - выдохнула тяжело девушка. - Все лучше, чем века в болоте коротать. Этот камень ко дну каждую ночь тянет. Вода давит. Глаза заливает. Гниет изнутри. Теряю я. Саму себя теряю! Зло боюсь совершить.
Ведана внимательно на нее посмотрела, кивнула каким-то своим мыслям. Тяжело вздохнув, прихватила черную свечу, мешочек с травами и направилась к выходу, шикнув на кота, который собрался идти следом.
- Ну раз решилась, тогда пойдем!
- Уже? - встрепенулась гостья.
- А чего ждать? Передумала? Или не со всеми пиявками попрощалась?
Они стояли у костра, Ведана всучила девушке свечу, поправила венок на голове. Завязала сорочку на спине, стараясь не касаться зияющих, гниющих дыр с торчащими позвонками и ребрами. Давала наставления. Подкидывала сухолом в жадные лапы пламени. Выжидала полночь. Шептала что-то на непонятном наречии. Прогоняла любопытных лесовиков, строго на них смотрела. Бранилась. А когда пришло время, зажгла свечу посыпав ее травами.
- Ничего не бойся. Никого не слушай. Чьим бы голосом не звало! Что бы не обещало! Стой и не оборачивайся. Смотри на огонь. Когда скажу прыгать - прыгай! Поняла? Не медли! Не думай! Открыть смогу на мгновение - успеешь, значит освободишься! Нет - никто тебе уже вовек не поможет, под камнем своим тиной болотной прорастешь...
Утопленница только молча кивнула, протянула ведьме ладонь с заколкой.
- Забери. Если выйдет - моя плата, а если нет - мне оно не нужно.
Веда приняла оплату, аккуратно завернула в платочек, спрятав в карман. Ободряюще коснулась ледяной руки красавицы. И прикрыв глаза принялась раскачиваться из стороны в сторону, шептала слова наговора. Костер взмывал, казалось, в самое пасмурное, ночное небо. Заскулил где-то дворовый пес. Зашелестели кроны деревьев. За их спинами послышались шаги и голоса. Один женский, мягкий... Звала доченьку, Зорянку...
Говорила, как скучала. Плакала. Слезы текли и по лицу речной мавки, но та упорно смотрела на свечу, сотрясаясь всем своим мертвым телом. А потом добавился еще один голос. Мужской. Встревоженный. Заботливый. Клялся в любви! Просил простить! Обещал семью! Обещал верность!
- Миклуш, - всхлипывала девушка, сжимала в руках свечу, боролась с желанием обернуться. Когда плеча коснулась знакомая, широкая и теплая ладонь, тихонечко заскулила. - Быстрее, ведьма, быстрее! Ради всего сущего, быстрее... Мой Миклуш...
- Пошла! - Гаркнула Ведана, падая на колени с выставленными вперед руками.
Костер пригнулся вместе с нею и Заряна крича и расправляя руки, прыгнула через огонь. В тот же миг он вспыхнул ярким, ослепляюще-белым светом, поглощая тонкую, израненную фигурку. Потянуло знакомой гарью и болью. Тоской.
Так пахла Навь.
Мгновение и все исчезло. Потух костер. А небо обрушилось на ведунью холодной, проливной водой. Вспыхнуло яркой молнией. Загромыхало. Высказало недовольство ворожбой, разрывающей пространство. Ворожбой сильной. Сильной, настолько, что свет и тьма сплелись в ней воедино, позволяя создавать лазейки, оставаясь незамеченной для Высших.
Ее дар.
Ее проклятие.
Ее наказание.
Пошатнувшись, рухнула в мокрую траву, подставляя разгоряченное лицо тугим, холодным струям. Дыхание вырывалось из нее клубами пара. Рванное. Тяжелое.
Сознание уплывало.
Моргнула, глядя в яркую голубизну глаз.
- Ассу...
И провалилась в темноту, где ее ждал ОН...
Присоединяйтесь к группе в телеграм https://t.me/+7OvIzIxTTYBhMjM6
Глава третья
И обещания вскружили голову.
Слова напрочь сбили
С ног.
Она смотрела в глаза демона,
Ей казалось, что это
Бог.
“На минном поле расцветали сады” Шанхаз Сайн
Она смотрела не него во все глаза. Чуть приоткрыв рот. Дыхание ее то и дело сбивалось, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Вся она была напряжена. Трепетала. Поправляла толстые косы, теребила алые ленты в них. Робко улыбалась.
Цвела.
Как цветет ранняя весна. Пробуждалась, звенела тонким голоском и яркими переливами смеха. Пахла ранним утром: свежестью, бисеринками росы на молодой траве, солнечными, робким лучами. Невинностью.
Наивностью.
Смотрела на него и чувствовала, как замирает ее сердце.
Глупое, детское еще сердце, так громко билось, что казалось, слышала вся округа и весь Правящий Дом. Каждая лающая на нее собака. Каждый вычурный портрет, с важными людьми на нем. Каждая статуя и каждая ваза. Даже искусная лепнина на высоком потолке. Все слышали ее.
Видели ее глупые, такие явные чувства. Неприкрытые. Нагие. Доверчивые.
Он тоже видел их. Упивался ими. Жадно тянулся к ней, простой деревенской девушке. Совсем еще девчонке. Почти ребенку.
Позволял себе лишнего. Не таился. Приличия его тогда не интересовали. Мнения двора - пустое! Увещевания советников - лишний, зудящий шум! Поджатые губы его матушки - скука! Гнев, злость, ненависть в глазах нареченной, почти жены - лишь смех!
Важна была только она - Налия.
Дыхание рассвета.
Чистота.
Он увлекся ею сразу же! Впервые, когда она подняла на него свои до прозрачности серые, огромные глаза.
Пропал в них.
Утонул.
Старая ведьма тогда недовольно пыхтела, ворчала, гоняла юную дочку по разным поручениям, прикрикивала. Грубо хватала своего правителя за ухоженные руки. Сверлила недовольным взглядом. Нараспев тянула заклинания, жгла черные свечи и травы, заставляла его пить горькие настои и повторять всякую тарабарщину. Бросала долгие, печальные взгляды на его матушку. И продолжала свой бесконечно тянущийся обряд.
Дочь ей помогала. Держала повелителя за широкие плечи, когда того вдруг стала бить крупная дрожь, стул под ним заходил, запрыгал, заскрипел, и все свечи разом погасли, окунув маленькое помещение в непроглядную темноту.
- Не поддавайся им. Не иди за голосами. С нами будь.
Почти кричала ему ведьма, сунув почти под величественный нос огарок полыни.
Мужчина морщился, вскрикивал, хватался холодными пальцами за тонкие, но сильные руки, что удерживали его на месте. А вокруг него бесновалось синее пламя. Смеялось голосом погибшего отца, каркало вороньем, тянуло за сапог. Бежало по коже пауками, ползло червями, жужжало мухами.
- Все кажется. Все не взаправду. Это не он. Не верьте глазам, господин. Оно хочет, чтобы Вы поверили, но вы не слушайте его. Слушайте мой голос. Я тут. Я настоящая. Я не отдам...
Шептала ему на ухо ведьмина дочка. Шептала разное, прислонив горячие, сухие губы к самому его уху.
И он слушал, прикрыл глаза и слушал, как льется ее голосок, словно песня. Через шум огня и недовольное рычание какого-то существа. Сколько это длилось, одним Богам известно, молодому мужчине показалось, что целую вечность. Его бросало то в жар, то в холод. Ноги сводило болезненной судорогой, пот стекал по его лицу и позвоночнику. Дышалось с трудом, хотелось встать и ринуться в холодное, бездушное пламя.
Но ее голос...
Все прекратилось разом. В мгновение стихло и снова вспыхнули свечи. А с его плеч словно гора рухнула, такое облегчение разлилось по крепкому телу.
Матушка тут же кинулась к нему. Принялась обнимать, отряхивать пепел со светлых, влажных волос. С трудом держала лицо, чувствуя то же облегчение, что и ее отпрыск. Его чувствовали все. Так бывало всегда, когда уходили бесы порчи и приворота. Кто-то на славу постарался. Хотел не просто присвоить, но и извести. Призвал не простого беса - барона. Оборотника. Что терзал молодого наследника трона, лишая сна и покоя. Не давая тому есть и ясно мыслить.
Привязавшему нечисть откупаться теперь долго. Родовой кровью придется. Жертвой. Младенческой...
Налиа передернула плечами, помогая матери складывать в корзину инструменты и травы. Чувствовала, что та была недовольна. Злилась. Нервничала. А еще... Боялась. Ее мать была не на шутку напугана. Почти с ненавистью косилась на правящую семью, прикрикивала на нерасторопную дочь. Спешила покинуть затхлое помещение старой, заброшенной часовни, что поросла мхом среди болот Синего леса.
Зря она согласилась помочь.
Зря тогда пустила на свой порог худую, измучанную страхами за сына, женщину.
Зря взяла с собой Налию, ведь клялась на алтаре, что оградит ее от гнетущего дара, что непосильной ношей отравлял собой жизнь каждой женщины их рода. Девочка не должна была знать и видеть ту сторону. У нее должна была быть обычная жизнь. Если не мужней сельчанки, то обученной грамоте писарки или травницы в одном из больших городов. Потому то старая дура и согласилась помочь правящей семье. Тех денег, что они сулили хватило бы на целую безбедную жизнь для ее девочки. Вольную! Свободную! Не омраченную печатью тайного знания...
