Прапрадеда глубоко потрясли события, связанные с Элиорой. Но он эмоционально и физически выгорел и уже через год после той экспедиции оставил науку, ушёл из института, прекратил любые исследования и посвятил себя семье, занялся фермерством… – Тина обвила его шею рукой. – Алекс, до выходных ещё два дня. Тебе нужно отдохнуть и хотя бы раз посетить центр реабилитации. Я училась пять лет, и у нас было множество сопутствующих дисциплин, а ты, не подготовившись, просто загрузил в себя всё это практически одним потоком. Неудивительно, что у тебя каша в голове. Отпусти ситуацию, не дави на себя, на выходных я тебе помогу. А сейчас, пожалуйста, поставь меня на пол – у меня зачёт. И ты прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные перемещения в спальню…
– Нежностью, заботой и любовью, – с лёгкой усмешкой ответил Алекс. – Котёнок, я доставлю тебя в Академию на воздухолёте быстрее любого ветра. У нас достаточно времени…
Он вышел из комнаты, продолжая держать Тину на руках и не сбавляя шага, направился к спальне.
В этот момент в его мыслях вспыхнула тревожная догадка: возможно, стоит неофициально поднять материалы по той старой миссии – той самой, где в одном проекте пересеклись Стив Доджоский и Ник Римарский. Не исключено, что важнейшие ответы лежат именно там, в прошлом. Судя по всему, Тина и не подозревала, что её прапрадед, археолог ещё и с инженерным образованием, был тем самым человеком, который дал человечеству доступ к технологии пространственных скачков. Алекс не сомневался, что Тина ни в чём не лукавит и ничего не утаивает. А это означало только одно: Ник сознательно предпочёл не рассказывать своим родным всей правды о произошедшем там и о своих заслугах, уйдя в тень. Что же касается Октавия, то он, прекрасно знает, кто в действительности заслужил лавры открытия, и, возможно, осведомлён об объекте текущей миссии гораздо глубже, чем позволяет себе озвучивать.
Алекс посадил воздухолёт возле основного входа в Академию. Высокое здание из светлого камня с башнями, куполами и соединёнными между собой корпусами было обнесено высоким забором и охвачено защитным силовым полем, через которое вели массивные арочные проходы, отбрасывавшие плотную тень на вымощенные плиты. В воздухе стояла сухая жара, лёгкий ветер сдвигал разогретые потоки, а в насыщенно-синем небе висели обе луны: одна полная и яркая, вторая – узким серповидным полумесяцем.
Алекс выключил панель управления – она мигнула синим и погасла. Он на мгновение откинулся на спинку кресла, машинально провёл ладонью по виску, прислушался к собственному состоянию, затем бросил взгляд на радар и, наконец, вышел наружу.
Горячий металл корпуса отозвался в ладони ощутимым жаром, когда он обошёл машину и, дойдя до дверцы со стороны пассажирского сиденья, открыл её, подав Тине руку. Её пальцы мягко легли в его ладонь, он накрыл их своей и задержался: провёл подушечкой большого пальца по внутренней стороне запястья, ощутил лёгкий пульс и, не отпуская, помог ей выбраться наружу.
Когда Тина ступила на землю, он, не убирая руки, обнял её за талию, притянул ближе, прижал к себе всем телом и склонился, чтобы поцеловать. Их губы соприкоснулись вначале осторожно, но вскоре поцелуй углубился, становясь теплее, насыщеннее, однако всё ещё сохранял сдержанность. Лишь спустя мгновение Алекс, вернув себе полный самоконтроль, крепче прижал девушку, позволил себе провести губами по её щеке, коснуться виска и задержаться в этом месте. Его дыхание обожгло кожу, а у самого уха раздался низкий, едва различимый шёпот – от которого по телу Тины пробежали мурашки. Её тело мгновенно откликнулось, память вспыхнула воспоминанием о том, как он прикасался к ней всего час назад: как её кожа отзывалась на каждый жест, как она теряла себя в его руках, дыхании и силе, растворяясь в ощущении.
– Котёнок, я заберу тебя вечером. Но если вдруг закончишь раньше, свяжись со мной. Просто подожди, пока я приеду.
– Хорошо… – Тина запнулась, немного отстранилась и заглянула Алексу в глаза. – Ты… уже несколько дней немного напряжён. Всё в порядке?
– Всё хорошо, Тина, – с лёгкой усмешкой ответил он, подняв руку и проведя пальцами по её щеке. Он мягко заправил выбившуюся прядь за ухо, задержал ладонь у основания её шеи, ощущая тепло и ритм дыхания.
На самом деле Алекс действительно был на взводе. У него опять появилось ощущение, что за ними кто-то наблюдает. К этому добавлялись обрывочные, неприятные предчувствия – интуитивные, но слишком настойчивые, чтобы их игнорировать. Но пугать Тину он не хотел, и говорить всё, что знал или подозревал, не имел права. – Просто неприятные ощущения, ничем внешне не обоснованные, но я привык обращать на такое внимание. Остатки старых привычек. Был один опыт, который научил не игнорировать необъяснимое. Скажем так – личная психологическая травма, которую не до конца переработал. У всех свои скелеты в шкафу. Но ты просто… сделай, как я прошу, хорошо?
– Хорошо, Алекс, – тихо кивнула Тина, ощущая, как сердце невольно сжалось.
Она прекрасно знала, что за его плечами далеко не мирная биография: одних только шрамов на его теле было достаточно, чтобы представить, через что он прошёл. Особенно выделялся один – длинный, пересекавший практически всю спину, начинавшийся у основания шеи и уходящий к пояснице кривой, неровной линией, оставленный не техникой, а человеком или зверем. Тина не задавала вопросов не потому, что не хотела знать, а потому, что чувствовала: он не готов говорить об этом, да и, возможно, не должен. Некоторые воспоминания не стоит ворошить – не ради себя, а ради него. Она понимала, что он связан обязательствами, о которых не может говорить, и это принимала без обид.
Тревожило её не это, а та напряжённость, которую она всё чаще улавливала в его взгляде, в движениях, даже в том, как он обнимал её. Его сосредоточенность не исчезала ни на мгновение, а тревога Тины от этого только усиливалась, переходя в плохо подавляемый страх – не за себя, исключительно за него.
Тина понимала, кто он, откуда. Она знала и о рисках, и об ограничениях, и о том, что его участие в курсах переквалификации может быть прервано в любой момент, если ситуация изменится. Но понимание не отменяло чувств. Страх за Алекса был живым, почти физическим, и вытеснить его не получалось. Слишком свежи были личные воспоминания о темноте, о боли, о холоде, о том, как жизнь уходит из тела, оставляя лишь глухое оцепенение.
Она глубоко вдохнула, заставила себя вернуть самообладание, подтянулась на носках, обвила руками его шею и, когда он чуть наклонился, сама прижалась к его губам, вкладывая в этот поцелуй всё, что не могла выразить словами: привязанность, благодарность, тепло, беспокойство, любовь.
– Я тебя очень люблю. Мне пора, – прошептала Тина, отступив всего на пару сантиметров от его губ. – Если задержусь ещё хоть на минуту, получу выговор от ректора за срыв зачёта у экспериментальной группы. А к ним сейчас повышенное внимание.
– Беги, – тихо сказал Алекс, убрав руки и позволив ей уйти.
Тина слабо улыбнулась, в этот раз чуть сдержанно, и быстро направилась к широкому арочному входу, затянутому защитной световой вуалью. Алекс смотрел ей вслед, пока она не скрылась за полем, а затем медленно перевёл взгляд в сторону и заметил Бронкса.
Тот стоял в тени раскидистой кроны, прислонившись плечом к одной из колонн внешнего ограждения. Его поза была ленивой, но намеренно подчёркнутой: в полоборота к солнцу, так, чтобы свет падал на торс, вырисовывая силуэт. В выражении лица читалось раздражение, почти ярость. Когда Бронкс понял, что замечен, он медленно оттолкнулся от колонны, выпрямился, демонстративно отряхнул форму и, не торопясь, направился к Алексу. Чёрная футболка плотно облегала плечи и грудь, подчёркивая мощную мускулатуру, которой он нарочно играл при каждом шаге, будто демонстрировал: вот он – сильнее, моложе, злее. Прошлый спарринг, по его мнению, был не более чем недоразумением, всего лишь случайностью, досадной оплошностью с его стороны.
Алекс окинул его быстрым взглядом, хмыкнул, чуть приподнял бровь и скрестил руки на груди. Его тело оставалось расслабленным, но внимательность не исчезала. Бронкс, подойдя ближе, остановился в шаге, отзеркалил позу, тоже скрестив руки на груди, и улыбнулся. Улыбка получилась слишком широкой, чтобы быть искренней, и слишком резкой, чтобы её можно было спутать с дружелюбной.
– Капитан, капитан, – протянул он, чуть склонив голову набок. – Никогда бы не подумал, что Академия – подходящее место для того, чтобы командиры охмуряли симпатичных преподавателей. Сколько было громких слов, высоких принципов... А в итоге всё как у всех. Внутри мы всё равно приматы – дикие самцы, ищущие, где и над кем доминировать, и с кем удобно размножаться. Тина хороша: молодая, умная, с перспективой. Такой самочке не грех уделить внимание.
– Ты идиот, Бронкс, – спокойно ответил Алекс, не двинувшись с места. Внутри у него всё сжалось, но он держал себя в руках.
Он прекрасно понимал: вся территория была под камерами, всё шло в архив. Бронкс этого и добивался – провокации, драки, зафиксированные визуально, с последующим разбирательством и жалобой. Грязная попытка реванша, обёрнутая в дисциплинарную обложку.
– А может, всё куда банальнее, капитан? – с ледяной усмешкой произнёс Бронкс, не сводя с Алекса напряжённого взгляда. – Решили развлечься во время командировки, да заодно балы без усилий получить? И курс переквалификации пройти, и приятно провести время? Ай, как нехорошо разбивать преподавательские сердца. Но ничего, я не из брезгливых, утешу, когда вы исчезнете. Может, даже научу её чему-то новому.
– Слушай, Бронкс, – произнёс Алекс ровным, холодным тоном, слегка улыбнувшись. Он шагнул ближе, протянул руку и хлопнул его в нарочито дружеском жесте, а затем, не меняя выражения лица, положил ладонь на трапециевидную мышцу и сдавил. Пальцы уверенно надавили на несколько точек, и дыхание Бронкса на мгновение сбилось. Челюсть дёрнулась, лицо побледнело, но он с силой удержал выражение безразличия, хотя плечо под пальцами Кромского ощутимо напряглось.
Алекс склонился ближе, не повышая голоса.
– Если ты хоть, словом, заденешь Тину, не говоря уже о том, чтобы посмел к ней прикоснуться, я сломаю тебе всё, что ещё цело. Подумай об этом очень вдумчиво, Эргерт. Чтобы не осталось сомнений, скажу прямо: она – моя. И будет под моей защитой, очень, очень долго. Её безопасность и неприкосновенность не подлежат обсуждению. Ты понял меня?
Алекс смотрел прямо в глаза Бронкса, не моргая. Лицо того оставалось застывшим, но в глубине зрачков мелькнула паника. Медленно, с усилием, он кивнул. Алекс ещё на секунду задержал руку, вдавил пальцы глубже в болевые точки, а затем убрал ладонь и провёл по плечу, выравнивая складку на форме – движение было аккуратным, но в нём не осталось ни капли дружелюбия.
– Вот и отлично, а теперь иди. Сдавай зачёт и постарайся не попадаться мне на глаза.
Не добавив больше ни слова, Алекс обошёл воздухолёт, открыл дверцу и сел в кресло пилота. Панель вспыхнула мягким светом и плавно активировалась под его прикосновением. Челюсть оставалась сжатой, мышцы скул напряглись, рука едва заметно дрогнула, когда он положил её на рычаг управления. Он краем глаза уловил, как Бронкс, помедлив, отступил на шаг, зло сплюнул, развернулся и быстрым шагом направился в сторону Академии.
Алекс сдержанно скривился и резко поднял воздухолёт в воздух, плавно влившись в поток аналогичных транспортных средств, курсирующих вдоль высотных трасс. Ситуация ему определённо не нравилась.
Что именно тревожило – он не смог бы выразить словами сразу, но внутри всё сжималось в тугой узел.
Бросив короткий взгляд на радар, Алекс заметил, как в пределах действия локатора время от времени появляется одна и та же точка. Она держалась на удалении, но чётко повторяла его маршрут, включая коррекцию по высоте – слишком точно, чтобы это было совпадением.
– Чёрт, – выдохнул он тихо и сдержанно, резко уводя машину вбок, изменяя траекторию и снижаясь в нижний поток воздушной трассы.
Алекс действовал без резких перегрузок, плавно – достаточно, чтобы сохранить видимость обычного манёвра. Через интерфейс бокового обзора – прозрачное голографическое поле, заменяющее зеркала старого типа – он заметил, как один из воздухолётов, с лёгкой задержкой, проделал тот же манёвр. Дистанция сохранялась, но смена потока была очевидной.
– Командор… – пробормотал Алекс с раздражением, но достаточно тихо. – Что вам нужно? Боитесь? Не доверяете?
Естественно, он не ждал ответа, лишь констатировал вслух то, что нарастало у него внутри. Алекс ещё некоторое время вёл машину по выбранному маршруту, периодически проверяя задний ракурс и радар, а затем начал уходить от слежки. Не резко, а ступенчато: сменив высоту, включив адаптивное затемнение обшивки и сбросив стандартный транспондерный код, он вывел транспорт за границы основных городских коридоров.
Когда на радарах позади перестала мелькать повторяющаяся точка, он развернул машину и направил её в сторону технического сектора. Это была зона старых платформ обслуживания, с антеннами прежнего поколения и частично демонтированной навигационной системой. Здесь легче скрыть сигнал, сложнее отследить трафик, а сама архитектура позволяла маневрировать между башнями на малых высотах, используя теневые карманы и отражения.
Пролетев через один из узких коридоров, Алекс активировал отражатель поля – низкочастотную маскировочную систему, снижающую тепловой и магнитный след. Воздухолёт на время стал неотслеживаемым для стандартных сканеров, что позволяло провести соединение без внешнего вмешательства и наблюдения.
Алекс приземлился на одну из старых платформ, заглушил воздухолёт и приподнял руку. На запястье активировался личный коммуникатор: из корпуса выдвинулся проекционный элемент, и в воздухе перед ним развернулся полупрозрачный голографический интерфейс. Алекс ввёл код доступа, открыл защищённый канал и активировал заранее подготовленный зашифрованный протокол связи – тот самый, который они вместе с Тимом Кручко настроили ещё в начале операции. Тим числился в команде как специалист по внешним системам и техническому взлому, и их канал был изолированным, автономным, с двойной защитой и возможностью перенаправления сигнала через устаревшие коммуникационные узлы.
Подключение заняло несколько секунд. Экран мигнул, подтверждая шифрование. Алекс выдохнул, проверил уровень защиты и только после этого вызвал адресата.
Голографическое поле вспыхнуло ровным зелёным светом. Через секунду на экране появилось лицо Тима. Он был в чёрной униформе; рыжие волосы, заплетённые в косу, отчётливо контрастировали с выбритыми висками. В его зелёных глазах отражались усталость, сосредоточенность и лёгкое удивление. За спиной угадывались очертания мастерской или технического отсека. Связь держалась стабильно, шифрование было активировано и не давало помех.
– Что-то случилось? – первым заговорил Тим, слегка приподняв бровь.
– Один? – поморщившись спросил Алекс, не отходя от привычной проверки.
– Обижаете, коммандэр, – улыбнулся Тим, позволив себе лёгкую иронию, но без насмешки.
Между ними давно установились близкие, неформальные отношения, несмотря на субординацию.
– Нежностью, заботой и любовью, – с лёгкой усмешкой ответил Алекс. – Котёнок, я доставлю тебя в Академию на воздухолёте быстрее любого ветра. У нас достаточно времени…
Он вышел из комнаты, продолжая держать Тину на руках и не сбавляя шага, направился к спальне.
В этот момент в его мыслях вспыхнула тревожная догадка: возможно, стоит неофициально поднять материалы по той старой миссии – той самой, где в одном проекте пересеклись Стив Доджоский и Ник Римарский. Не исключено, что важнейшие ответы лежат именно там, в прошлом. Судя по всему, Тина и не подозревала, что её прапрадед, археолог ещё и с инженерным образованием, был тем самым человеком, который дал человечеству доступ к технологии пространственных скачков. Алекс не сомневался, что Тина ни в чём не лукавит и ничего не утаивает. А это означало только одно: Ник сознательно предпочёл не рассказывать своим родным всей правды о произошедшем там и о своих заслугах, уйдя в тень. Что же касается Октавия, то он, прекрасно знает, кто в действительности заслужил лавры открытия, и, возможно, осведомлён об объекте текущей миссии гораздо глубже, чем позволяет себе озвучивать.
ГЛАВА 8
Алекс посадил воздухолёт возле основного входа в Академию. Высокое здание из светлого камня с башнями, куполами и соединёнными между собой корпусами было обнесено высоким забором и охвачено защитным силовым полем, через которое вели массивные арочные проходы, отбрасывавшие плотную тень на вымощенные плиты. В воздухе стояла сухая жара, лёгкий ветер сдвигал разогретые потоки, а в насыщенно-синем небе висели обе луны: одна полная и яркая, вторая – узким серповидным полумесяцем.
Алекс выключил панель управления – она мигнула синим и погасла. Он на мгновение откинулся на спинку кресла, машинально провёл ладонью по виску, прислушался к собственному состоянию, затем бросил взгляд на радар и, наконец, вышел наружу.
Горячий металл корпуса отозвался в ладони ощутимым жаром, когда он обошёл машину и, дойдя до дверцы со стороны пассажирского сиденья, открыл её, подав Тине руку. Её пальцы мягко легли в его ладонь, он накрыл их своей и задержался: провёл подушечкой большого пальца по внутренней стороне запястья, ощутил лёгкий пульс и, не отпуская, помог ей выбраться наружу.
Когда Тина ступила на землю, он, не убирая руки, обнял её за талию, притянул ближе, прижал к себе всем телом и склонился, чтобы поцеловать. Их губы соприкоснулись вначале осторожно, но вскоре поцелуй углубился, становясь теплее, насыщеннее, однако всё ещё сохранял сдержанность. Лишь спустя мгновение Алекс, вернув себе полный самоконтроль, крепче прижал девушку, позволил себе провести губами по её щеке, коснуться виска и задержаться в этом месте. Его дыхание обожгло кожу, а у самого уха раздался низкий, едва различимый шёпот – от которого по телу Тины пробежали мурашки. Её тело мгновенно откликнулось, память вспыхнула воспоминанием о том, как он прикасался к ней всего час назад: как её кожа отзывалась на каждый жест, как она теряла себя в его руках, дыхании и силе, растворяясь в ощущении.
– Котёнок, я заберу тебя вечером. Но если вдруг закончишь раньше, свяжись со мной. Просто подожди, пока я приеду.
– Хорошо… – Тина запнулась, немного отстранилась и заглянула Алексу в глаза. – Ты… уже несколько дней немного напряжён. Всё в порядке?
– Всё хорошо, Тина, – с лёгкой усмешкой ответил он, подняв руку и проведя пальцами по её щеке. Он мягко заправил выбившуюся прядь за ухо, задержал ладонь у основания её шеи, ощущая тепло и ритм дыхания.
На самом деле Алекс действительно был на взводе. У него опять появилось ощущение, что за ними кто-то наблюдает. К этому добавлялись обрывочные, неприятные предчувствия – интуитивные, но слишком настойчивые, чтобы их игнорировать. Но пугать Тину он не хотел, и говорить всё, что знал или подозревал, не имел права. – Просто неприятные ощущения, ничем внешне не обоснованные, но я привык обращать на такое внимание. Остатки старых привычек. Был один опыт, который научил не игнорировать необъяснимое. Скажем так – личная психологическая травма, которую не до конца переработал. У всех свои скелеты в шкафу. Но ты просто… сделай, как я прошу, хорошо?
– Хорошо, Алекс, – тихо кивнула Тина, ощущая, как сердце невольно сжалось.
Она прекрасно знала, что за его плечами далеко не мирная биография: одних только шрамов на его теле было достаточно, чтобы представить, через что он прошёл. Особенно выделялся один – длинный, пересекавший практически всю спину, начинавшийся у основания шеи и уходящий к пояснице кривой, неровной линией, оставленный не техникой, а человеком или зверем. Тина не задавала вопросов не потому, что не хотела знать, а потому, что чувствовала: он не готов говорить об этом, да и, возможно, не должен. Некоторые воспоминания не стоит ворошить – не ради себя, а ради него. Она понимала, что он связан обязательствами, о которых не может говорить, и это принимала без обид.
Тревожило её не это, а та напряжённость, которую она всё чаще улавливала в его взгляде, в движениях, даже в том, как он обнимал её. Его сосредоточенность не исчезала ни на мгновение, а тревога Тины от этого только усиливалась, переходя в плохо подавляемый страх – не за себя, исключительно за него.
Тина понимала, кто он, откуда. Она знала и о рисках, и об ограничениях, и о том, что его участие в курсах переквалификации может быть прервано в любой момент, если ситуация изменится. Но понимание не отменяло чувств. Страх за Алекса был живым, почти физическим, и вытеснить его не получалось. Слишком свежи были личные воспоминания о темноте, о боли, о холоде, о том, как жизнь уходит из тела, оставляя лишь глухое оцепенение.
Она глубоко вдохнула, заставила себя вернуть самообладание, подтянулась на носках, обвила руками его шею и, когда он чуть наклонился, сама прижалась к его губам, вкладывая в этот поцелуй всё, что не могла выразить словами: привязанность, благодарность, тепло, беспокойство, любовь.
– Я тебя очень люблю. Мне пора, – прошептала Тина, отступив всего на пару сантиметров от его губ. – Если задержусь ещё хоть на минуту, получу выговор от ректора за срыв зачёта у экспериментальной группы. А к ним сейчас повышенное внимание.
– Беги, – тихо сказал Алекс, убрав руки и позволив ей уйти.
Тина слабо улыбнулась, в этот раз чуть сдержанно, и быстро направилась к широкому арочному входу, затянутому защитной световой вуалью. Алекс смотрел ей вслед, пока она не скрылась за полем, а затем медленно перевёл взгляд в сторону и заметил Бронкса.
Тот стоял в тени раскидистой кроны, прислонившись плечом к одной из колонн внешнего ограждения. Его поза была ленивой, но намеренно подчёркнутой: в полоборота к солнцу, так, чтобы свет падал на торс, вырисовывая силуэт. В выражении лица читалось раздражение, почти ярость. Когда Бронкс понял, что замечен, он медленно оттолкнулся от колонны, выпрямился, демонстративно отряхнул форму и, не торопясь, направился к Алексу. Чёрная футболка плотно облегала плечи и грудь, подчёркивая мощную мускулатуру, которой он нарочно играл при каждом шаге, будто демонстрировал: вот он – сильнее, моложе, злее. Прошлый спарринг, по его мнению, был не более чем недоразумением, всего лишь случайностью, досадной оплошностью с его стороны.
Алекс окинул его быстрым взглядом, хмыкнул, чуть приподнял бровь и скрестил руки на груди. Его тело оставалось расслабленным, но внимательность не исчезала. Бронкс, подойдя ближе, остановился в шаге, отзеркалил позу, тоже скрестив руки на груди, и улыбнулся. Улыбка получилась слишком широкой, чтобы быть искренней, и слишком резкой, чтобы её можно было спутать с дружелюбной.
– Капитан, капитан, – протянул он, чуть склонив голову набок. – Никогда бы не подумал, что Академия – подходящее место для того, чтобы командиры охмуряли симпатичных преподавателей. Сколько было громких слов, высоких принципов... А в итоге всё как у всех. Внутри мы всё равно приматы – дикие самцы, ищущие, где и над кем доминировать, и с кем удобно размножаться. Тина хороша: молодая, умная, с перспективой. Такой самочке не грех уделить внимание.
– Ты идиот, Бронкс, – спокойно ответил Алекс, не двинувшись с места. Внутри у него всё сжалось, но он держал себя в руках.
Он прекрасно понимал: вся территория была под камерами, всё шло в архив. Бронкс этого и добивался – провокации, драки, зафиксированные визуально, с последующим разбирательством и жалобой. Грязная попытка реванша, обёрнутая в дисциплинарную обложку.
– А может, всё куда банальнее, капитан? – с ледяной усмешкой произнёс Бронкс, не сводя с Алекса напряжённого взгляда. – Решили развлечься во время командировки, да заодно балы без усилий получить? И курс переквалификации пройти, и приятно провести время? Ай, как нехорошо разбивать преподавательские сердца. Но ничего, я не из брезгливых, утешу, когда вы исчезнете. Может, даже научу её чему-то новому.
– Слушай, Бронкс, – произнёс Алекс ровным, холодным тоном, слегка улыбнувшись. Он шагнул ближе, протянул руку и хлопнул его в нарочито дружеском жесте, а затем, не меняя выражения лица, положил ладонь на трапециевидную мышцу и сдавил. Пальцы уверенно надавили на несколько точек, и дыхание Бронкса на мгновение сбилось. Челюсть дёрнулась, лицо побледнело, но он с силой удержал выражение безразличия, хотя плечо под пальцами Кромского ощутимо напряглось.
Алекс склонился ближе, не повышая голоса.
– Если ты хоть, словом, заденешь Тину, не говоря уже о том, чтобы посмел к ней прикоснуться, я сломаю тебе всё, что ещё цело. Подумай об этом очень вдумчиво, Эргерт. Чтобы не осталось сомнений, скажу прямо: она – моя. И будет под моей защитой, очень, очень долго. Её безопасность и неприкосновенность не подлежат обсуждению. Ты понял меня?
Алекс смотрел прямо в глаза Бронкса, не моргая. Лицо того оставалось застывшим, но в глубине зрачков мелькнула паника. Медленно, с усилием, он кивнул. Алекс ещё на секунду задержал руку, вдавил пальцы глубже в болевые точки, а затем убрал ладонь и провёл по плечу, выравнивая складку на форме – движение было аккуратным, но в нём не осталось ни капли дружелюбия.
– Вот и отлично, а теперь иди. Сдавай зачёт и постарайся не попадаться мне на глаза.
Не добавив больше ни слова, Алекс обошёл воздухолёт, открыл дверцу и сел в кресло пилота. Панель вспыхнула мягким светом и плавно активировалась под его прикосновением. Челюсть оставалась сжатой, мышцы скул напряглись, рука едва заметно дрогнула, когда он положил её на рычаг управления. Он краем глаза уловил, как Бронкс, помедлив, отступил на шаг, зло сплюнул, развернулся и быстрым шагом направился в сторону Академии.
Алекс сдержанно скривился и резко поднял воздухолёт в воздух, плавно влившись в поток аналогичных транспортных средств, курсирующих вдоль высотных трасс. Ситуация ему определённо не нравилась.
Что именно тревожило – он не смог бы выразить словами сразу, но внутри всё сжималось в тугой узел.
Бросив короткий взгляд на радар, Алекс заметил, как в пределах действия локатора время от времени появляется одна и та же точка. Она держалась на удалении, но чётко повторяла его маршрут, включая коррекцию по высоте – слишком точно, чтобы это было совпадением.
– Чёрт, – выдохнул он тихо и сдержанно, резко уводя машину вбок, изменяя траекторию и снижаясь в нижний поток воздушной трассы.
Алекс действовал без резких перегрузок, плавно – достаточно, чтобы сохранить видимость обычного манёвра. Через интерфейс бокового обзора – прозрачное голографическое поле, заменяющее зеркала старого типа – он заметил, как один из воздухолётов, с лёгкой задержкой, проделал тот же манёвр. Дистанция сохранялась, но смена потока была очевидной.
– Командор… – пробормотал Алекс с раздражением, но достаточно тихо. – Что вам нужно? Боитесь? Не доверяете?
Естественно, он не ждал ответа, лишь констатировал вслух то, что нарастало у него внутри. Алекс ещё некоторое время вёл машину по выбранному маршруту, периодически проверяя задний ракурс и радар, а затем начал уходить от слежки. Не резко, а ступенчато: сменив высоту, включив адаптивное затемнение обшивки и сбросив стандартный транспондерный код, он вывел транспорт за границы основных городских коридоров.
Когда на радарах позади перестала мелькать повторяющаяся точка, он развернул машину и направил её в сторону технического сектора. Это была зона старых платформ обслуживания, с антеннами прежнего поколения и частично демонтированной навигационной системой. Здесь легче скрыть сигнал, сложнее отследить трафик, а сама архитектура позволяла маневрировать между башнями на малых высотах, используя теневые карманы и отражения.
Пролетев через один из узких коридоров, Алекс активировал отражатель поля – низкочастотную маскировочную систему, снижающую тепловой и магнитный след. Воздухолёт на время стал неотслеживаемым для стандартных сканеров, что позволяло провести соединение без внешнего вмешательства и наблюдения.
Алекс приземлился на одну из старых платформ, заглушил воздухолёт и приподнял руку. На запястье активировался личный коммуникатор: из корпуса выдвинулся проекционный элемент, и в воздухе перед ним развернулся полупрозрачный голографический интерфейс. Алекс ввёл код доступа, открыл защищённый канал и активировал заранее подготовленный зашифрованный протокол связи – тот самый, который они вместе с Тимом Кручко настроили ещё в начале операции. Тим числился в команде как специалист по внешним системам и техническому взлому, и их канал был изолированным, автономным, с двойной защитой и возможностью перенаправления сигнала через устаревшие коммуникационные узлы.
Подключение заняло несколько секунд. Экран мигнул, подтверждая шифрование. Алекс выдохнул, проверил уровень защиты и только после этого вызвал адресата.
Голографическое поле вспыхнуло ровным зелёным светом. Через секунду на экране появилось лицо Тима. Он был в чёрной униформе; рыжие волосы, заплетённые в косу, отчётливо контрастировали с выбритыми висками. В его зелёных глазах отражались усталость, сосредоточенность и лёгкое удивление. За спиной угадывались очертания мастерской или технического отсека. Связь держалась стабильно, шифрование было активировано и не давало помех.
– Что-то случилось? – первым заговорил Тим, слегка приподняв бровь.
– Один? – поморщившись спросил Алекс, не отходя от привычной проверки.
– Обижаете, коммандэр, – улыбнулся Тим, позволив себе лёгкую иронию, но без насмешки.
Между ними давно установились близкие, неформальные отношения, несмотря на субординацию.