След древнего ветра

16.07.2025, 08:00 Автор: Елена Шевцова

Закрыть настройки

Показано 6 из 14 страниц

1 2 ... 4 5 6 7 ... 13 14


Установленные по периметру силовые тренажёры глухо подрагивали от нагрузки, но все взгляды были сосредоточены на центральной площадке и входах. Алекс вошёл в зал неспешно, в обычной тренировочной форме: чёрные свободные штаны и обтягивающая торс белая футболка без рукавов, с полотенцем, перекинутым через плечо. Он уже знал, что за ажиотаж происходит и кого здесь встретит, и понимал, что это не случайная встреча. Бронкс, а точнее кто-то из его друзей, потрудился, чтобы новость о предстоящем «цирке» разошлась по академии заранее.
       В зале было тесно от курсантов и студентов. Слухов о происходящем хватало: кто-то утверждал, что Бронкс вызвал капитана, чтобы показать «уровень настоящей новой боевой школы», кто-то, напротив, шептал, что Кромский сам вызвался провести особую тренировку со сложным соперником. Некоторые приветствовали его взглядами с явным интересом, другие – со скрытым скепсисом. Алекс бросил беглый взгляд на часы. До встречи с Тиной оставалось чуть больше часа. Этого времени вполне хватит, чтобы закрыть вопрос с Бронксом, но было интересно, как же всё начнётся… а начаться всё должно было феерично, иначе здесь не собралось бы столько зрителей.
       Преподаватели в такие вечера не вмешивались – пока не нарушались правила и никто не выходил за рамки спарринга, это считалось частью неформального боевого воспитания. Алекса в данном случае приравняли к курсанту…
       Голос Бронкса раздался откуда-то сбоку, громкий, лениво-язвительный:
       – Ну что, капитан? Как прошла ночь? Экзамен по анатомии сдали? Говорят, за внимание академического куратора стоит побороться… особенно если планируешь продвинутый курс на ночь. Или старая гвардия уже выдохлась? Не выдержала темпа, и её списали на покой? Смотрю, решили размяться перед ужином – плохо ночью старались?
       Раздался смех, причём откровенно довольный. Несколько студентов хмыкнули, кто-то вслух пересказал услышанное приятелю, и в зале на миг стало шумнее. Но едкая волна веселья быстро схлынула, не встретив ответа. Алекс прошёл дальше, уверенно и без суеты, как будто не услышал ни слова. Бросил полотенце на скамью, затем развернулся и медленно подошёл к Бронксу, начиная неторопливо разминать плечи и предплечья, словно готовясь не к ссоре, а к обычной тренировке. В его жестах не было ни раздражения, ни агрессии. Алекс не отвечал на колкости, которые были рассчитаны на то, чтобы унизить не только его, но и женщину, к которой он явно не был равнодушен.
       И вот после этого в зале уже не смеялись. Несколько курсантов переглянулись, ожидая продолжения. Кто-то сдвинулся ближе к краю площадки. Кто-то вдруг понял, что тонкая грань между шуткой и вызовом оказалась перейдена.
       Бронкс усмехнулся, стянул с себя футболку и с демонстративной неторопливостью расправил плечи, напрягая мускулатуру. Выглядел он эффектно – чуть выше Алекса, шире в кости, с телом, выточенным напоказ. Чувствуя физическое превосходство, он расплылся в самодовольной улыбке и продолжил провокацию, переходя на более грубый тон, явно рассчитывая вывести капитана из равновесия.
       Да, переступал грань дозволенного, но ему, как курсанту, за подобное поведение грозил лишь словесный выговор. Если же сорвётся Алекс, устроив грубую драку, всё перейдёт в плоскость дисциплинарных разбирательств. Всё же он не просто временный курсант…
       – Слышь, Кромский. Говорят, на «Пандоре» капитанскую форму выдают не за выносливость и боевые заслуги, а за особую стойкость к меловой эпохе. Это правда, Кромский? Или просто понравился кому-то из дамочек в научной части и пришлось трудиться во благо карьеры, опыляя раритет? Здесь себе зачёт решил обеспечить старыми методами, или на молоденьких потянуло? Да только ты сам староват… и опылителей здесь без тебя хватает.
       После этого в зале воцарилась ощутимая тишина. Несколько курсантов замерли, кто-то отвёл глаза, другие, наоборот, впились взглядом в Алекса, ожидая его ответа. Тот выпрямился, посмотрел спокойно на Бронкса – не как на угрозу, а как на глупого, самодовольного ребёнка.
       – Считаешь это остроумным? – спросил он ровным тоном, не повышая голос.
       Бронкс усмехнулся, скрестил руки на груди, нарочито расправив плечи так, чтобы напряжённые дельтовидные и грудные мышцы выглядели особенно внушительно.
       Алекс не отреагировал. Он лишь слегка усмехнулся, шагнул к центру зала и, не торопясь, указал рукой на площадку для спарринга:
       – У офицеров принято проверять, как слова соотносятся с делом. Я слышал, ты претендуешь на звание? Что ж… Сверим методы, как ты выразился, старого и нового поколения. Спарринг. Один на один, кто первый окажется на полу, тот проиграл.
       – Приз достанется победителю? – с ленивым интересом поинтересовался Бронкс, приподняв бровь, предвкушая заранее выстроенный для публики финал.
       – Всё зависит от того, что ты называешь призом, – спокойно произнёс Алекс, не изменив выражения лица и не позволив голосу соскользнуть в насмешку. – Если ты имеешь в виду женщину, как это прозвучало в твоих намёках, боюсь, ты уже проиграл – не на ринге, а по уровню понимания, что значит быть мужчиной, а не приматом. Мужчина, который сводит собственные амбиции к демонстрации половых инстинктов, ошибся не только адресом, но и эпохой. Академия – не турнир по размножению, мы не в вольере, Бронкс. Здесь соревнуются за звания, а не за возможность произвести впечатление на аудиторию через пошлость. В этом случае под призом я понимаю завершение конфликта: один раунд, один результат, без последующих попыток что-либо переиграть, без жалоб, оправданий, агрессии и постфактум пересказов в раздевалках. Так что если хочешь показать не только мышцы, но и характер, выходи на площадку для спарринга, курсант. Там измеряется не болтовня, а контроль, техника и выдержка.
       На лице Бронкса мелькнуло торжествующее выражение. Он кивнул, соглашаясь на игру по правилам Алекса.
       – Без обид, капитан, – произнёс Бронкс, уже возвращаясь к более нейтральному, официальному тону. – После того как вас в медблоке вновь поставят на ноги, реванша не просите.
       Алекс слегка усмехнулся уголком губ и кивком пригласил противника пройти за ним.
       Бронкс вышел на центр площадки уверенной, размашистой походкой, заранее предвкушая зрелище, которое собирался устроить. Его плечи были расправлены, подбородок чуть поднят, а в выражении лица читалась почти добродушная снисходительность, которую, впрочем, мгновенно опровергали глаза – внимательные, насмешливые, с хищной оценкой соперника. Он усмехнулся, глядя на Алекса, приглашая того кивком в заранее проигранную игру, правила которой знал только он.
       Алекс, напротив, двигался спокойно и сосредоточенно, без избыточной демонстрации силы или напряжения. Он размял плечи, мягко покачал шеей, разогревая суставы, и встал в закрытую, экономичную стойку, характерную скорее для опытного бойца, чем для показательного выступления. Он не встречал взгляд Бронкса вызовом, не оценивал противника визуально, а, скорее, прислушивался к его дыханию, наблюдал за постановкой стоп, за микродвижениями плечевого пояса, за теми сигналами, которые обычно предшествуют атаке.
       Первым двинулся Бронкс. Его старт был резким и хлёстким: шаг в сторону с уходом в корпус, скрутка, удар в нижнюю часть живота, затем переход в удар коленом, скорее демонстративный, чем результативный. Алекс не вступал в прямое столкновение: он сместил корпус, перенёс вес на заднюю ногу, слегка провернулся на опоре и пропустил атаку мимо, сохранив контроль над дистанцией. Его движения оставались минимальными, но предельно точными – он уходил ровно настолько, чтобы избежать удара, но не открывался для следующих. Такая пассивная защита, не дававшая Бронксу ожидаемой плотности контакта, быстро начала раздражать его.
       В течение первой минуты Алекс не отвечал ни одним ударом, оставаясь в режиме прощупывания противника. Публика загудела: кто-то хмыкнул, кто-то усмехнулся, и в воздухе повисло полушутливое: «Переоценили старичка».
       Бронкс перешёл к более жёсткой манере: он стал быстрее, его удары – агрессивные, менее замаскированы, но и менее точны. И в этот момент Алекс резко сменил ритм: на очередной атаке он перехватил запястье, отвёл линию удара, провернул корпус и поставил противника на колено – без ударов, без грубости, но с неоспоримой технической чистотой.
       Бронкс вскочил, лицо его налилось гневом и злостью. Он начал атаковать ещё быстрее, резче и беспорядочнее. Алекс не стал перехватывать инициативу, но теперь начал отвечать: короткими, точными ударами по корпусу, обманными движениями, сдержанными блоками. Он не бил в лицо, не применял запрещённые приёмы, не пытался нанести травму – скорее, учил... Его работа была выстроена на превосходстве ритма и дистанции, и именно это, а не физическая сила, окончательно вышибло Бронкса из психологического равновесия.
       Финал наступил внезапно: Бронкс провёл серию прямых ударов, сместив корпус вперёд, затем попытался перейти в захват, рассчитывая навязать борьбу. Алекс допустил касание, затем резко изменил вектор: провернул плечо, перехватил запястье, занял позицию сбоку и аккуратно, но абсолютно уверенно положил его на спину. Контактный контроль был выстроен мгновенно: колено упёрлось в плечо, одна рука прижала грудь, другая – зафиксировала руку. Всё! Поединок был завершён.
       Алекс первым поднялся на ноги, отступил на шаг и спокойно протянул Бронксу руку, как того требовал неформальный кодекс – даже после жёсткого спарринга. Бронкс проигнорировал жест: встал сам, тяжело дыша, с багровым от напряжения и злости лицом, в котором застыли обида и ярость. Его взгляд ни разу не встретился с глазами Алекса. Не произнеся ни слова, он резко развернулся и быстро вышел из зала, оставив за собой тяжёлую тишину, нарушаемую лишь отдельными приглушёнными репликами тех, кто ещё не до конца понял, что именно только что произошло.
       Почти все пришли с ожиданием совершенно иного зрелища: кто-то рассчитывал на красивое доминирование академического чемпиона, кто-то ждал позора списанного капитана, кто-то просто делал ставки – и, разумеется, большинство этих ставок было не в пользу Алекса.
       В их глазах Алекс оставался лишь временным инструктором, формально зачисленным ещё и в ряды курсантов ради переподготовки после серьёзного ранения. Неясный статус, неформальная манера общения, отсутствие публичных заслуг и любой заинтересованности в социализации – всё это делало его чужаком. А в противовес стоял Бронкс: фаворит старших курсов, медалист, официальный чемпион академии по рукопашному бою, да ещё и с родословной, дающей политическую перспективу.
       Алекс не принадлежал ни к преподавательскому корпусу, ни к полноценной когорте курсантов. Он существовал в промежуточной зоне, временно прикреплённый к академии. В отличие от него, Бронкс обладал устойчивым положением и влиянием: сочетание личных спортивных достижений, нагловатого напористого характера и административных покровителей обеспечивало ему уважение, а точнее, боязливую лояльность и у студентов, и у части так называемых наставников.
       Алекс же всегда оставался в тени и ни к славе, ни к влиянию не стремился. Дружбы он здесь ни с кем не заводил, потому что у него были другие задачи: впихнуть в собственную голову необходимый объём знаний и, желательно, систематизировать его настолько, чтобы не пришлось втягивать в операцию одну конкретную девушку. Но, несмотря на внешнюю сдержанность, от произошедшего на душе оставался мерзкий осадок – не из-за самой драки, а из-за всего сопутствующего фона… Одно радовало: тех, кто проходил дополнительные тренировки у Алекса, здесь не было. Значит, всё-таки проявили уважение, не стали глазеть на показуху. И это, пожалуй, говорило о них больше, чем любые слова.
       Алекс провёл ладонью по лицу, убирая капли пота со лба и одновременно стараясь приглушить внутреннее раздражение и разочарование, которые словно липли к коже. Затем оглядел зал: обстановка оставалась напряжённой, в воздухе чувствовалось недосказанное напряжение, а редкие движения и перешёптывания звучали слишком чётко в этой тишине.
       Он усмехнулся, покачал головой, выдохнул, не спеша покидать пределы тренировочного ковра. Плечо ощутимо тянуло после нагрузки, но это было привычно и не вызывало беспокойства – старое ранение давало о себе знать, как обычно, в моменты перенапряжения. Победа над Бронксом не потребовала от него предельных усилий: тот действовал прямолинейно, делал ставку на грубую силу и эмоциональный нажим, но совершенно не умел читать ритм противника. И всё же Алекс не испытывал удовлетворения. Он знал этот тип людей – самолюбивый, обидчивый, злопамятный… Вряд ли Бронкс забудет сегодняшний урок и, скорее всего, захочет отыграться, пусть даже не сразу. Это грозило лишними проблемами, особенно если учесть, куда именно его собираются продвигать. Будь у Алекса право решать, он бы таких в командование не допустил.
       Алекс размял руки, стараясь не обращать внимания на взгляды, которые бросали на него курсанты и особенно студентки – некоторые из них слишком откровенно намекали, что были бы не прочь теперь завести с ним мимолётную интрижку или хотя бы провести с ним пару лёгких вечеров. Его это занимало меньше всего: усталость после спарринга ещё держалась в теле, и он уже собирался покинуть зал и направиться в раздевалку, как краем глаза уловил лёгкое движение у одного из входов. В поле зрения попала до боли знакомая фигура. Он замер и, не задумываясь, повернул голову. Его резкое движение привлекло внимание – десятки взглядов метнулись в ту же сторону, и зал, только начавший оживать голосами, тут же затих. В дверном проёме стояла Тина. По выражению её лица было ясно: она пришла не к финалу, и спектаклем, похоже, это не считала.
       Тина стояла, прижав ладони к груди; в её позе ощущалось напряжение, она изо всех сил старалась сохранить самообладание. Лицо побледнело, глаза были широко раскрыты и блестели, губы плотно сжаты. Казалось, она дышала неровно, даже через раз. Когда их взгляды встретились, Алекс уловил в её глазах целую гамму стремительно сменяющихся, противоречивых чувств: страх, облегчение, удивление, растерянность, почти восторг… И в каждом из этих проявлений было ясное, безошибочное подтверждение: так не волнуются за человека случайного или незначимого. Её тревога, её испуг, смятение – всё это было подлинным, настоящим и ничем не прикрытым. Алекс не понимал, что именно её так напугало, но ясно чувствовал: пришла она сюда из-за него, и волновалась именно за него.
       Кроме того, Тина явно собиралась к вечеру: на ней было элегантное тёмно-серое платье, короткое, чуть выше середины бедра, подчёркивающее стройные ноги. Оно плотно облегало фигуру, подчёркивая тонкую талию и высокую грудь. Ворот закрывал ключицы и шею, а густые светлые волосы были распущены и мягко ложились на плечи. Она выглядела особенно привлекательно и была одета так именно для него. Всё: и её наряд, и то, что она пришла сюда, и взгляд, полный волнения, – говорило о том, насколько он ей небезразличен. И это было настолько явственно, что у Алекса внутри поднялась волна тепла, а на лице появилась еле заметная, но совершенно искренняя улыбка.
       Алекс не стал ждать, что будет дальше. Его первое, почти неконтролируемое желание – подойти и заключить девушку в объятия, прижать к себе, успокоить, защитить от всего происходящего вокруг – оказалось сильнее.

Показано 6 из 14 страниц

1 2 ... 4 5 6 7 ... 13 14