Я хоть и стар, да не слаб, не вовсе ещё позабыл, с какой стороны за меч берутся. Всякие чары, что лесу вредят, нам тут вовсе ни к чему, тут мы, сдаётся, заодно… Выходит, – он чуть заметно улыбнулся в бороду, – сызнова Перуну и Велесу об руку супротив кого-то встать придётся.
– Так ведь мы-то не в Прави, не в Нави живём, – ответно улыбнулся Лесорад. – У нас кого из богов ни возьми – без любого весь порядок в мире нарушится. Так и так приходится их служителям вместе за дела браться.
За разговорами они незаметно добрались до займища.
Хозяйка, узнав, что её муж предложил ведуну зазимовать у них, одобрительно кивнула. Ей этот гость чем-то сразу приглянулся. К тому же за долгие годы, прожитые с одним из Перуновых воинов, она не раз убеждалась: что бы ни решил Темнята, это неизменно оборачивалось на пользу и их семье, и всей округе.
Довольно быстро Лесорад вполне обжился на займище.
Семья у Темняты была не так чтобы уж очень многолюдная: он сам с женой, два их сына, тоже женатые, да трое внуков, из которых пока что жениться успел только один, хотя и у его братьев уже были невесты, дело шло к свадьбам. Были ещё две внучки, да старшая уже вышла замуж и жила теперь в роду мужа, а вот меньшая, Дубравка, пока что оставалась с родителями. В семье она была самой младшей, и вечерами, когда вся семья собиралась вместе, её обычно даже и слышно не было. Однако вовсе безответной эту девушку не назвал бы никто. Случалось, при надобности она могла дать окорот даже старшим братьям. Вот разве что с замужеством у неё пока что-то не складывалось. Мать, случалось, ворчала:
– Хоть бы вон на беседу к Русавичам али к Ручейникам сходила! Может, и приглянешься кому.
Дубравка, однако, досадливо отмахивалась:
– Чего я там забыла? Былятино хвастовство слушать, какой он прям самолучший во всём? И добытчик, и на все руки мастер? На словах-то он уж больно горазд!
– А то других там нету! – всплёскивала руками мать.
Впрочем, и Темнята, и его жена неизменно принимали сторону внучки.
– Будет тебе! – урезонивала Темнятиха рассерженную сноху. – Чай, девка пока не перестарок, сыщет ещё, кто по сердцу придётся. Судьба придёт – и за печью найдёт! А коли и нет – она, чай, зелейница, на край так и без мужа не пропадёт.
Темнятиха вообще весьма уверенно и умело держала в руках всё хозяйство займища. Мужскими делами, понятно, ведал её муж, которому по мере надобности помогал Червенец – старший из сыновей, отец Дубравки. Так повелось ещё со времён, когда Темнята нет-нет да и срывался в более или менее долгие походы, ведомый силой Перунова знака.
К гостю Темнятиха относилась почти по-матерински. Сама неплохо разбираясь в зелиях, она охотно расспрашивала ведуна о том, какие из них и как используют в иных землях. И беседы их, случалось, бывали весьма долгими и интересными. Кроме неё, при этих беседах неизменно присутствовала Дубравка, которая, как оказалось, тоже немало знала о силе того, что росло в лесах и лугах. Кстати, именно она, по словам Темняты, сразу сказала, что в лесу плачет и просит помощи леший.
В разговорах с Лесорадом Дубравка призналась, что иной раз, слушая звуки леса, словно бы почти понимает, о чём они. Поначалу Лесорад было удивился, однако потом смекнул: благодаря Темняте, с Надвечным миром так или иначе связаны были все в этой семье. Разве что по-настоящему это проявилось, похоже, только у Дубравки. Впрочем, и то, что здешний леший при них появлялся без опаски и, похоже, даже не в первый раз, тоже кое о чём говорило.
От кого девушка унаследовала твёрдый и решительный нрав, не приходилось даже гадать. В этом, кажется, в семье и вовсе схожи были все. Хотя старшим молодые подчинялись беспрекословно.
Каковы отношения самого Темняты с ближайшими соседями, теми самыми Русавичами, о которых упоминала мать Дубравки, Лесорад вскоре увидел и сам.
В один из дней начала зимы по едва припорошившему подмёрзшую землю снежку на займище явился гость – старейшина Русавичей. Им с родовичами понадобилась помощь умелого кузнеца. С чем-то простым, понятно, и свои управлялись, однако на сей раз их умений, похоже, было недостаточно.
Однако Темнята ковать отказался наотрез:
– Сперва охаял, говорил, дескать, твои родовичи лучше ковать умеют, а теперь ко мне явился? Вот к тем, кто, по-твоему, умеет лучше, и ступай!
Мужик в растерянности всплеснул руками:
– Дак ведь это… Ну… Леший попутал!
– Ты на лешего не сваливай – у него своих дел довольно! – отрезал Темнята. – В лесу запутать – это он может, а за дурной твой язык леший уж точно не ответчик.
На самом деле корни размолвки крылись в том, что прошлой весной Русавичи тоже обратились к Темняте. Он, как водится, назвал им цену работы. Но то ли гостям просто не хотелось платить, то ли всерьёз думали, что для соседей он мог бы и за бесплатно поработать, а только тогда старейшина и заявил, что-де у них мужики всяко лучше ковать умеют, а что к Темняте пришли – так это, мол, по старой дружбе… И удалились гости, когда Темнята молчаливым жестом подозвал к себе сторожевого пса. Тот не рычал, не лаял, просто встал рядом с хозяином, однако Русавичам хватило и этого, поняли – пёс не человек, разговоры разговаривать не станет, а порвать может очень даже легко.
Сейчас старейшина, которому весьма неприятно было то напоминание о давней размолвке, с досадой проронил:
– Эх, а я-то думал было внучку твою за сына сватать…
– Ты бы лучше подумал, надобен ли мне такой зять! – хмуро посоветовал Темнята.
На том они и расстались.
Темняту, впрочем, эта размолвка нисколько не расстроила. Вяхирь позже рассказал Лесораду, что старейшина Русавичей уже перессорился едва ли не со всеми соседями. Правда, винит в этом всех, кроме себя.
Вообще с Вяхирем Лесорад сдружился, пожалуй, больше, чем с кем-то из их семьи. Вяхирь был года на четыре младше, однако им это нисколько не мешало. Собственно, именно он предложил Лесораду вместе с ними поехать в ближний городец, звавшийся Верховье, – туда кузнецы время от времени отвозили свои поковки. На торгу их работа расходилась враз, потому что мастерами и Темнята, и его наследники были отменными, что бы там ни заявляли Русавичи. А расторговав своё, можно было прикупить кое-что из того, что трудно было сделать самим.
Пока кузнецы торговали, у Лесорада было довольно времени, чтобы попробовать отыскать того неведомого чародея. Однако, как ни старался, никого хоть сколько-то схожего силой с тем, из-за кого попал в беду живший по соседству с Темнятой леший, в Верховье найти не удалось. И всё же Лесорад чуял: он где-то близко.
Узнав о его неудаче, Темнята предложил попробовать ещё – в следующие поездки в Верховье. По его словам, в городце ведунов было двое, в детинце и на посаде. А сверх того, как поговаривали посадские, где-то в окрестных лесах прятались избушки ещё нескольких. Все они время от времени наведывались в Верховье, кто за припасами, кто по какой-то своей надобности. А значит, рано или поздно Лесорад мог встретиться с тем, кого искал.
Вторая поездка тоже ничего не изменила. Однако в этот раз Лесорада, неспешно бродившего по торжищу, неожиданно окликнули:
– Слышь, человече, ты ведь ведун?
Лесорад оглянулся и увидел гридя из дружины здешнего воеводы. Отнекиваться и отрицать очевидное он не стал. Кивнул:
– Есть такое. А тебе зачем?
– Да вишь, у воеводы нашего что-то неладно, он и велел привести ему ведуна, и лучше, ежели не из наших.
Это ничуть не удивило Лесорада. Нетрудно было догадаться, что здешние ведуны уже были спрошены о том, что интересовало воеводу, но помочь не возмогли.
– Ну, коли воевода велел… Погоди малость, упрежу тех, с кем приехал, чтоб не ждали, ежели задержаться придётся.
Вместе с гридем он дошёл до кузнечных рядов, предупредил Червенца и Вяхиря, а заодно забрал из саней свой плащ. Гридь сам объяснил кузнецам, зачем понадобился ведун. Те вообще-то готовы были к тому, что их гостю, возможно, придётся на время с ними расстаться. И то – сидя на займище, он всяко никого не сыщет. А вдруг у воеводы натолкнётся на решение загадки? Потому Червенец только спросил:
– Сам-то, ежели что, дорогу на займище сыщешь?
– Сыщу, – коротко откликнулся Лесорад.
Сейчас было не время и не место, чтобы рассказывать о присущей ему способности без труда находить дорогу… если знал, куда идёт. Потому он просто кивнул обоим кузнецам и вместе с гридем зашагал к детинцу.
По пути миновали вымол, где в летнее время наверняка стояли не две и не три купеческие лодьи, а сейчас только ребятня поодаль каталась с береговых откосов. Отсюда свернули на улицу, что вела прямиком в детинец. Гридь был немногословен, да Лесорад и не пытался его расспрашивать. К чему? Скоро с воеводой встретится, тот сам и расскажет, в чём у него беда и к чему пришлый ведун понадобился.
Воеводу он увидел, едва вошёл на его двор. Это был довольно высокий худощавый человек, пожалуй, примерно одних лет с сыновьями Темняты. Однако тревожный взгляд зеленовато-серых глаз и морщинки на лбу и в уголках рта делали его словно бы старше.
Увидев ведуна, воевода отмахнулся от тиуна, который пытался что-то ему втолковать, знаком позвал с собой одного из бояр и вместе с ним повёл гостя в свои покои. Кто-то из челяди притащил большой кувшин с мёдом и кубки. И лишь когда он ушёл, воевода начал свой невесёлый рассказ.
Вообще-то всё оказалось просто. Дочь воеводы вдруг стала словно бы вовсе не собой. Пугалась огня, наотрез отказывалась касаться оберегов и любого кованого железа… даже пояс не надевала. Словом, вела себя так, словно была не человеком вовсе, а нежитью. Да ещё в лес рвалась, да так, что пришлось поручить её няньке и девкам, чтобы приглядывали денно и нощно. И почти то же творилось с дочерью того боярина, которого воевода позвал с собой.
Выслушав рассказ, Лесорад выдохнул сквозь зубы:
– Лешачья болезнь… Вот где и как девки эти чары подцепили?..
– Сможешь как-то помочь? – привычно хмурясь, отрывисто спросил воевода.
– Попробую. Только придётся мне для начала с девками поговорить. Может, что и вызнаю.
– Да мы уж пытались, – махнул рукой воевода. – Обе молчат, только плачут.
– Ничего. Мне расскажут.
Он уже начал собирать воедино свою силу. Похоже, распутав эту загадку, он сможет добраться до того, кого ищет… Почему-то Лесорад ничуть не усомнился, что это дело рук того же неведомого ведуна.
Возражать воевода не стал. Он, кажется, сейчас готов был согласиться вообще на что угодно, лишь бы дочь снова стала обычной девкой, красивой и малость легкомысленной, но не рвущейся невесть куда, да ещё без всяких оберегов…
Разговор с воеводской дочкой оказался не из простых. Поначалу при появлении чужого человека она было забилась в дальний угол, с тревогой и опаской следя за каждым его движением. Няньку, которая, понятно, была тут же, она словно и вовсе не видела. Пришлось призвать Велесову силу, чтобы успокоить её и добиться хоть сколько-то вразумительного рассказа.
Оказалось, что воеводская дочка и её подружка-боярышня тайком от родичей ходили к бабке-ведунье, что жила неподалёку от городца. Вроде и идти всего ничего, а лес возле её избушки какой-то особенно густой и вроде даже пугает… Понятно, сами девки не нашли бы дороги к ней, да одна из челядинок боярина, сама порой наведывавшаяся туда, проводила. Зачем им это понадобилось, девка не сказала, но это можно было выяснить и позже. Ну, и дала бабка зелье, сказала – мол, добавляй по чуть-чуть в свою еду-питьё, тогда всё выйдет как хочется…
Слушая её, Лесорад пристально наблюдал за ней. И вскоре приметил, что она нет-нет да и поглядывает на ларчик, венчавший ещё несколько, один больше другого, составленных друг на друга. Похоже было, что туда-то она и прибрала заветное зелье.
Понятно было, что по доброй воле она зелье не отдаст. Да и то – небось, немалую цену бабка запросила… Потому, взмахом руки погрузив девку в сон-оцепенение, Лесорад требовательно взглянул на няньку:
– Ларец открыть сможешь? Или ключи только у неё?
– Да там и ключа не надобно, ларчик-то без замка, так, безделушка красивая, – отмахнулась та.
– Безделушка, говоришь?
Его усмешка стала холодной и жёсткой, когда, приподняв крышку, он на глазах удивлённой няньки извлёк из неглубокого ларца плотный холщовый мешочек. Однако когда развязал стягивавшую его тесёмку, усмешка сама собой сбежала с губ. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: готовил зелье кто угодно, только не сама бабка, о которой шла речь. Такое мог сделать только лешак. Надо думать, тот самый, о каком Лесораду говорил тот, боровой. А значит, чары, что привели самого Лесорада в этот городец, почти наверняка накладывала эта самая бабка.
Оставалось только выяснить дорогу к ней.
Боярская дочка рассказала ему то же самое. И даже чуть больше – она-то не скрыла, что просила у бабки, чтобы все парни, каким она в невесты годится, смотрели только на неё, а на прочих девок и внимания не обращали. Похоже, что-то подобное относилось и к воеводской дочке.
Понятно, зелье он забрал и у боярышни. А вот с тем, чтобы исцелить обеих девок, была одна трудность: для этого прежде следовало переведаться с лешим, который изготовил зелье, а потому волей-неволей приходилось ждать весны и его пробуждения.
Существовал, впрочем, и иной способ, да на него непросто было решиться и самому Лесораду. Потому что для этого предстояло в очередной раз полностью отдаться силе Велеса. К тому же дважды – освободить от последствий приёма лешачьего зелья обеих девок сразу он не сумел бы при всём желании. И всё же затягивать с исцелением не стоило, потому что когда леший проснётся, девок в теремах удастся удержать разве только силой… да и то – удастся ли…
Понятно, о своих сомнениях, связанных с силой Велеса, он не стал говорить ни воеводе, ни боярину.
Воевода, узнав, что творится с его дочерью, было вскинулся, хотел тут же отправить людей, чтобы нашли и привели ту бабку. Пусть-де она девок исцеляет, раз уж сумела в такую беду их вогнать. А не захочет – заставить! Однако Лесорад покачал головой:
– А как заставишь-то? Избушку её спалишь? Так у неё верняком ухоронки какие-то есть, уйдёт туда – и ищи после. Да и она от всего, почитай, отпереться может. Зелья-то девки сами просили. А что не то получили – так мало ли, может, леший туес с зельем подменил, а она и не приметила!
– Так это что, выходит, леший к ней в избу вхож? – нахмурился боярин.
– А что такого? – пожал плечами Лесорад. – Такие, как эта бабка, частенько не только людям, а и лешим помогают. У них ведь тоже всякое случается. А в уплату лешаки им всякие редкие зелия да корешки находят… Ладно, попробую сам управиться. Только… За один-то раз всяко не получится. Твоя дочь, боярин, малость подождать может. То ли она то зелье лешачье осторожней пила, решила сперва по чуть-чуть, то ли покрепче оказалась… Денёчков несколько с ней повременить можно. А вот твоей, воеводо, чем скорее помочь получится, тем лучше. А с бабкой той я после сам переведаюсь. Нужно мне у неё кое-что повыспросить.
Хотя ведун говорил спокойно, почти небрежно, однако на этих последних словах голос его налился такой силой, такая пронзительная зелень полыхнула в глазах, что ни боярин, ни воевода не отважились возражать.
– Так ведь мы-то не в Прави, не в Нави живём, – ответно улыбнулся Лесорад. – У нас кого из богов ни возьми – без любого весь порядок в мире нарушится. Так и так приходится их служителям вместе за дела браться.
За разговорами они незаметно добрались до займища.
Хозяйка, узнав, что её муж предложил ведуну зазимовать у них, одобрительно кивнула. Ей этот гость чем-то сразу приглянулся. К тому же за долгие годы, прожитые с одним из Перуновых воинов, она не раз убеждалась: что бы ни решил Темнята, это неизменно оборачивалось на пользу и их семье, и всей округе.
Глава 37
Довольно быстро Лесорад вполне обжился на займище.
Семья у Темняты была не так чтобы уж очень многолюдная: он сам с женой, два их сына, тоже женатые, да трое внуков, из которых пока что жениться успел только один, хотя и у его братьев уже были невесты, дело шло к свадьбам. Были ещё две внучки, да старшая уже вышла замуж и жила теперь в роду мужа, а вот меньшая, Дубравка, пока что оставалась с родителями. В семье она была самой младшей, и вечерами, когда вся семья собиралась вместе, её обычно даже и слышно не было. Однако вовсе безответной эту девушку не назвал бы никто. Случалось, при надобности она могла дать окорот даже старшим братьям. Вот разве что с замужеством у неё пока что-то не складывалось. Мать, случалось, ворчала:
– Хоть бы вон на беседу к Русавичам али к Ручейникам сходила! Может, и приглянешься кому.
Дубравка, однако, досадливо отмахивалась:
– Чего я там забыла? Былятино хвастовство слушать, какой он прям самолучший во всём? И добытчик, и на все руки мастер? На словах-то он уж больно горазд!
– А то других там нету! – всплёскивала руками мать.
Впрочем, и Темнята, и его жена неизменно принимали сторону внучки.
– Будет тебе! – урезонивала Темнятиха рассерженную сноху. – Чай, девка пока не перестарок, сыщет ещё, кто по сердцу придётся. Судьба придёт – и за печью найдёт! А коли и нет – она, чай, зелейница, на край так и без мужа не пропадёт.
Темнятиха вообще весьма уверенно и умело держала в руках всё хозяйство займища. Мужскими делами, понятно, ведал её муж, которому по мере надобности помогал Червенец – старший из сыновей, отец Дубравки. Так повелось ещё со времён, когда Темнята нет-нет да и срывался в более или менее долгие походы, ведомый силой Перунова знака.
К гостю Темнятиха относилась почти по-матерински. Сама неплохо разбираясь в зелиях, она охотно расспрашивала ведуна о том, какие из них и как используют в иных землях. И беседы их, случалось, бывали весьма долгими и интересными. Кроме неё, при этих беседах неизменно присутствовала Дубравка, которая, как оказалось, тоже немало знала о силе того, что росло в лесах и лугах. Кстати, именно она, по словам Темняты, сразу сказала, что в лесу плачет и просит помощи леший.
В разговорах с Лесорадом Дубравка призналась, что иной раз, слушая звуки леса, словно бы почти понимает, о чём они. Поначалу Лесорад было удивился, однако потом смекнул: благодаря Темняте, с Надвечным миром так или иначе связаны были все в этой семье. Разве что по-настоящему это проявилось, похоже, только у Дубравки. Впрочем, и то, что здешний леший при них появлялся без опаски и, похоже, даже не в первый раз, тоже кое о чём говорило.
От кого девушка унаследовала твёрдый и решительный нрав, не приходилось даже гадать. В этом, кажется, в семье и вовсе схожи были все. Хотя старшим молодые подчинялись беспрекословно.
Каковы отношения самого Темняты с ближайшими соседями, теми самыми Русавичами, о которых упоминала мать Дубравки, Лесорад вскоре увидел и сам.
В один из дней начала зимы по едва припорошившему подмёрзшую землю снежку на займище явился гость – старейшина Русавичей. Им с родовичами понадобилась помощь умелого кузнеца. С чем-то простым, понятно, и свои управлялись, однако на сей раз их умений, похоже, было недостаточно.
Однако Темнята ковать отказался наотрез:
– Сперва охаял, говорил, дескать, твои родовичи лучше ковать умеют, а теперь ко мне явился? Вот к тем, кто, по-твоему, умеет лучше, и ступай!
Мужик в растерянности всплеснул руками:
– Дак ведь это… Ну… Леший попутал!
– Ты на лешего не сваливай – у него своих дел довольно! – отрезал Темнята. – В лесу запутать – это он может, а за дурной твой язык леший уж точно не ответчик.
На самом деле корни размолвки крылись в том, что прошлой весной Русавичи тоже обратились к Темняте. Он, как водится, назвал им цену работы. Но то ли гостям просто не хотелось платить, то ли всерьёз думали, что для соседей он мог бы и за бесплатно поработать, а только тогда старейшина и заявил, что-де у них мужики всяко лучше ковать умеют, а что к Темняте пришли – так это, мол, по старой дружбе… И удалились гости, когда Темнята молчаливым жестом подозвал к себе сторожевого пса. Тот не рычал, не лаял, просто встал рядом с хозяином, однако Русавичам хватило и этого, поняли – пёс не человек, разговоры разговаривать не станет, а порвать может очень даже легко.
Сейчас старейшина, которому весьма неприятно было то напоминание о давней размолвке, с досадой проронил:
– Эх, а я-то думал было внучку твою за сына сватать…
– Ты бы лучше подумал, надобен ли мне такой зять! – хмуро посоветовал Темнята.
На том они и расстались.
Темняту, впрочем, эта размолвка нисколько не расстроила. Вяхирь позже рассказал Лесораду, что старейшина Русавичей уже перессорился едва ли не со всеми соседями. Правда, винит в этом всех, кроме себя.
Вообще с Вяхирем Лесорад сдружился, пожалуй, больше, чем с кем-то из их семьи. Вяхирь был года на четыре младше, однако им это нисколько не мешало. Собственно, именно он предложил Лесораду вместе с ними поехать в ближний городец, звавшийся Верховье, – туда кузнецы время от времени отвозили свои поковки. На торгу их работа расходилась враз, потому что мастерами и Темнята, и его наследники были отменными, что бы там ни заявляли Русавичи. А расторговав своё, можно было прикупить кое-что из того, что трудно было сделать самим.
Пока кузнецы торговали, у Лесорада было довольно времени, чтобы попробовать отыскать того неведомого чародея. Однако, как ни старался, никого хоть сколько-то схожего силой с тем, из-за кого попал в беду живший по соседству с Темнятой леший, в Верховье найти не удалось. И всё же Лесорад чуял: он где-то близко.
Узнав о его неудаче, Темнята предложил попробовать ещё – в следующие поездки в Верховье. По его словам, в городце ведунов было двое, в детинце и на посаде. А сверх того, как поговаривали посадские, где-то в окрестных лесах прятались избушки ещё нескольких. Все они время от времени наведывались в Верховье, кто за припасами, кто по какой-то своей надобности. А значит, рано или поздно Лесорад мог встретиться с тем, кого искал.
Вторая поездка тоже ничего не изменила. Однако в этот раз Лесорада, неспешно бродившего по торжищу, неожиданно окликнули:
– Слышь, человече, ты ведь ведун?
Лесорад оглянулся и увидел гридя из дружины здешнего воеводы. Отнекиваться и отрицать очевидное он не стал. Кивнул:
– Есть такое. А тебе зачем?
– Да вишь, у воеводы нашего что-то неладно, он и велел привести ему ведуна, и лучше, ежели не из наших.
Это ничуть не удивило Лесорада. Нетрудно было догадаться, что здешние ведуны уже были спрошены о том, что интересовало воеводу, но помочь не возмогли.
– Ну, коли воевода велел… Погоди малость, упрежу тех, с кем приехал, чтоб не ждали, ежели задержаться придётся.
Вместе с гридем он дошёл до кузнечных рядов, предупредил Червенца и Вяхиря, а заодно забрал из саней свой плащ. Гридь сам объяснил кузнецам, зачем понадобился ведун. Те вообще-то готовы были к тому, что их гостю, возможно, придётся на время с ними расстаться. И то – сидя на займище, он всяко никого не сыщет. А вдруг у воеводы натолкнётся на решение загадки? Потому Червенец только спросил:
– Сам-то, ежели что, дорогу на займище сыщешь?
– Сыщу, – коротко откликнулся Лесорад.
Сейчас было не время и не место, чтобы рассказывать о присущей ему способности без труда находить дорогу… если знал, куда идёт. Потому он просто кивнул обоим кузнецам и вместе с гридем зашагал к детинцу.
По пути миновали вымол, где в летнее время наверняка стояли не две и не три купеческие лодьи, а сейчас только ребятня поодаль каталась с береговых откосов. Отсюда свернули на улицу, что вела прямиком в детинец. Гридь был немногословен, да Лесорад и не пытался его расспрашивать. К чему? Скоро с воеводой встретится, тот сам и расскажет, в чём у него беда и к чему пришлый ведун понадобился.
Воеводу он увидел, едва вошёл на его двор. Это был довольно высокий худощавый человек, пожалуй, примерно одних лет с сыновьями Темняты. Однако тревожный взгляд зеленовато-серых глаз и морщинки на лбу и в уголках рта делали его словно бы старше.
Увидев ведуна, воевода отмахнулся от тиуна, который пытался что-то ему втолковать, знаком позвал с собой одного из бояр и вместе с ним повёл гостя в свои покои. Кто-то из челяди притащил большой кувшин с мёдом и кубки. И лишь когда он ушёл, воевода начал свой невесёлый рассказ.
Вообще-то всё оказалось просто. Дочь воеводы вдруг стала словно бы вовсе не собой. Пугалась огня, наотрез отказывалась касаться оберегов и любого кованого железа… даже пояс не надевала. Словом, вела себя так, словно была не человеком вовсе, а нежитью. Да ещё в лес рвалась, да так, что пришлось поручить её няньке и девкам, чтобы приглядывали денно и нощно. И почти то же творилось с дочерью того боярина, которого воевода позвал с собой.
Выслушав рассказ, Лесорад выдохнул сквозь зубы:
– Лешачья болезнь… Вот где и как девки эти чары подцепили?..
– Сможешь как-то помочь? – привычно хмурясь, отрывисто спросил воевода.
– Попробую. Только придётся мне для начала с девками поговорить. Может, что и вызнаю.
– Да мы уж пытались, – махнул рукой воевода. – Обе молчат, только плачут.
– Ничего. Мне расскажут.
Он уже начал собирать воедино свою силу. Похоже, распутав эту загадку, он сможет добраться до того, кого ищет… Почему-то Лесорад ничуть не усомнился, что это дело рук того же неведомого ведуна.
Возражать воевода не стал. Он, кажется, сейчас готов был согласиться вообще на что угодно, лишь бы дочь снова стала обычной девкой, красивой и малость легкомысленной, но не рвущейся невесть куда, да ещё без всяких оберегов…
Разговор с воеводской дочкой оказался не из простых. Поначалу при появлении чужого человека она было забилась в дальний угол, с тревогой и опаской следя за каждым его движением. Няньку, которая, понятно, была тут же, она словно и вовсе не видела. Пришлось призвать Велесову силу, чтобы успокоить её и добиться хоть сколько-то вразумительного рассказа.
Оказалось, что воеводская дочка и её подружка-боярышня тайком от родичей ходили к бабке-ведунье, что жила неподалёку от городца. Вроде и идти всего ничего, а лес возле её избушки какой-то особенно густой и вроде даже пугает… Понятно, сами девки не нашли бы дороги к ней, да одна из челядинок боярина, сама порой наведывавшаяся туда, проводила. Зачем им это понадобилось, девка не сказала, но это можно было выяснить и позже. Ну, и дала бабка зелье, сказала – мол, добавляй по чуть-чуть в свою еду-питьё, тогда всё выйдет как хочется…
Слушая её, Лесорад пристально наблюдал за ней. И вскоре приметил, что она нет-нет да и поглядывает на ларчик, венчавший ещё несколько, один больше другого, составленных друг на друга. Похоже было, что туда-то она и прибрала заветное зелье.
Понятно было, что по доброй воле она зелье не отдаст. Да и то – небось, немалую цену бабка запросила… Потому, взмахом руки погрузив девку в сон-оцепенение, Лесорад требовательно взглянул на няньку:
– Ларец открыть сможешь? Или ключи только у неё?
– Да там и ключа не надобно, ларчик-то без замка, так, безделушка красивая, – отмахнулась та.
– Безделушка, говоришь?
Его усмешка стала холодной и жёсткой, когда, приподняв крышку, он на глазах удивлённой няньки извлёк из неглубокого ларца плотный холщовый мешочек. Однако когда развязал стягивавшую его тесёмку, усмешка сама собой сбежала с губ. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: готовил зелье кто угодно, только не сама бабка, о которой шла речь. Такое мог сделать только лешак. Надо думать, тот самый, о каком Лесораду говорил тот, боровой. А значит, чары, что привели самого Лесорада в этот городец, почти наверняка накладывала эта самая бабка.
Оставалось только выяснить дорогу к ней.
Глава 38
Боярская дочка рассказала ему то же самое. И даже чуть больше – она-то не скрыла, что просила у бабки, чтобы все парни, каким она в невесты годится, смотрели только на неё, а на прочих девок и внимания не обращали. Похоже, что-то подобное относилось и к воеводской дочке.
Понятно, зелье он забрал и у боярышни. А вот с тем, чтобы исцелить обеих девок, была одна трудность: для этого прежде следовало переведаться с лешим, который изготовил зелье, а потому волей-неволей приходилось ждать весны и его пробуждения.
Существовал, впрочем, и иной способ, да на него непросто было решиться и самому Лесораду. Потому что для этого предстояло в очередной раз полностью отдаться силе Велеса. К тому же дважды – освободить от последствий приёма лешачьего зелья обеих девок сразу он не сумел бы при всём желании. И всё же затягивать с исцелением не стоило, потому что когда леший проснётся, девок в теремах удастся удержать разве только силой… да и то – удастся ли…
Понятно, о своих сомнениях, связанных с силой Велеса, он не стал говорить ни воеводе, ни боярину.
Воевода, узнав, что творится с его дочерью, было вскинулся, хотел тут же отправить людей, чтобы нашли и привели ту бабку. Пусть-де она девок исцеляет, раз уж сумела в такую беду их вогнать. А не захочет – заставить! Однако Лесорад покачал головой:
– А как заставишь-то? Избушку её спалишь? Так у неё верняком ухоронки какие-то есть, уйдёт туда – и ищи после. Да и она от всего, почитай, отпереться может. Зелья-то девки сами просили. А что не то получили – так мало ли, может, леший туес с зельем подменил, а она и не приметила!
– Так это что, выходит, леший к ней в избу вхож? – нахмурился боярин.
– А что такого? – пожал плечами Лесорад. – Такие, как эта бабка, частенько не только людям, а и лешим помогают. У них ведь тоже всякое случается. А в уплату лешаки им всякие редкие зелия да корешки находят… Ладно, попробую сам управиться. Только… За один-то раз всяко не получится. Твоя дочь, боярин, малость подождать может. То ли она то зелье лешачье осторожней пила, решила сперва по чуть-чуть, то ли покрепче оказалась… Денёчков несколько с ней повременить можно. А вот твоей, воеводо, чем скорее помочь получится, тем лучше. А с бабкой той я после сам переведаюсь. Нужно мне у неё кое-что повыспросить.
Хотя ведун говорил спокойно, почти небрежно, однако на этих последних словах голос его налился такой силой, такая пронзительная зелень полыхнула в глазах, что ни боярин, ни воевода не отважились возражать.
