Глава первая, в которой Амали Эрде узнаёт о себе кое-что новое
Община N19
Амали с долей мстительного удовольствия выдула из жевачки розовый пузырь.
Вторник не задавался. С самого утра Элль поняла, что в её пачке, спрятанной в тайнике за задней стенкой тумбочки, не хватает двух сигарет, а все подозреваемые уже разбежались кто на урок, а кто просто подальше от возможных последствий. Мысленно прикидывая, кому могло хватить наглости копаться в её вещах, да ещё и лазить по тайникам, Амали остановилась на Кэйми. Эта белобрысая сучка подрывала её авторитет ещё с тех пор, как год назад погибли её родители, а родственники спихнули ненужного ребёнка в этот пансион.
Не сказать, чтобы это было такое уж паршивое место – по крайней мере, Амали было, с чем сравнить. И по сравнению с обычным приютом, куда попал после смерти родителей её брат, закрытая школа для девочек была просто райским уголком.
Впрочем, тогда, в десять лет, Элль согласна была идти хоть в приют, хоть в рабство, лишь бы вместе со Штефаном. Брат, который был всего на год старше, но, как оказалось, в разы взрослее, настоял, чтобы Амали не упускала своего шанса. «Пансион» звучало престижно и многообещающе, тогда как одно упоминание слова «приют» заставляло людей кривиться и переходить на другую сторону улицы.
На деле отличий оказалось мало – исключительно девчачий коллектив, подколки, издевательства, установление авторитета. Годы шли, делая Амали жёстче, упрямее и сильнее. Она лезла в драку, не боясь получить синяков, курила, не боясь выговора и наказания, и защищала того, кого считала нужным, не боясь стать посмешищем. Ведь спустя семь лет после того, как Амали Эрде приняли в закрытый женский пансион, над ней не посмел бы смеяться никто.
Элль вытащила изо рта потерявшую вкус жевачку и, прилепив на спинку соседского стула, вытащила из пачки ещё пластинку. Учительница терпеливо пыталась что-то объяснить, старательно делая вид, что не замечает вызывающего поведения Амали.
Первое время Элль нарочно вела себя плохо, чтобы вылететь из ненавистного пансиона и воссоединиться со Штефаном. Она вспоминала все хорошие манеры, которые пытались привить ей мама и папа, и поступала с точностью до наоборот. Если родители не хотели, чтобы она ругалась и дралась, не надо было умирать. Теперь Штеф – её единственная семья.
Однако уже спустя несколько месяцев Амали поняла, что все её попытки напрасны – отчего-то учителя, завучи и даже директриса наказывали её, угрожали каким-то выговором в личном деле, но об исключении не заговорили ни разу.
- Мисс Эрде, - учительница сделала приглашающий жест, указывая на доску, испещрённую какими-то математическими формулами. Не то, чтобы математика совсем ей не давалась, но и поклонницей теорем, параллелепипедов и всяких иероглифов, чьи названия в памяти даже не задерживались, её назвать было сложно. Амали пожала плечами, встала и прошлась вдоль ряда парт, между делом принюхиваясь, не пахнет ли от кого её сигаретами.
Кэйми со второй парты попыталась подставить ей подножку, но Амали с силой наступила каблуком на её высунутую ногу и прошла дальше, услышав сдавленный возглас. Элль усмехнулась про себя, впервые оценив пользу школьной формы и входящих в неё туфель на каблуке.
Впрочем, в этот неудавшийся с самого начала вторник поводов для смеха больше не нашлось. За незнание каких-то логарифмов ей поставили двойку, а Кэйми-таки наябедничала училке, и спустя десять минут Амали направлялась в кабинет к директрисе. Особых тревог и вообще каких-либо других чувств очередное возможное наказание или выговор ей не доставили. Разве что слушать новую десятиминутную лекцию о том, как она своим безответственным поведением вредит сама себе и как это скажется на её дальнейшей жизни, не хотелось.
Элль зевнула; она могла заранее предсказать всю предстоящую нудную речь буквально дословно – более частого гостя, чем Амали Эрде, в директорском кабинете не было, наверное, уже лет двадцать.
Элль остановилась у окна и, дёрнув на себя щеколду, выплюнула жевачку в простирающиеся внизу кусты. Здание пансиона располагалось не в самой N19, а посреди густого лесного массива. «На природе», как писали в проспектах.
Окружающий лес казался живым – иногда в шелесте ветвей слышалось едва заметное перешёптывание, а ночью сплошная масса чёрных деревьев служила прекрасной темой для страшилок.
Амали наконец преодолела оставшееся до кабинета расстояние, попутно сунув в рот новую жевачку, и постучалась, ответа, впрочем, не дожидаясь.
В приёмной было тихо, тесно и воняло какой-то затхлостью. Наверняка окна здесь не открывали со дня постройки.
Пожилая секретарша, не отрывая пальцев от клавиатуры, разрешила ей войти к директрисе.
Амали снова коротко ударила костяшками о дверную створку и вошла.
Этот кабинет, в отличие от приёмной, был куда шире, и пахло тут не затхлостью, а какими-то приторными тяжёлыми духами. Директриса, мисс Новак, средних лет тётка с копной мелких тёмных кудряшек, кивнула на стул, и Элль присела, беззастенчиво забросив ногу на ногу.
- Здрассти.
- Добрый день, мисс Эрде. Или мне стоит сказать «доброе утро»? Ведь ещё только десять, а вы уже что-то натворили.
- Ага, - согласилась Амали, скрестив руки на груди.
- Не потрудитесь объяснить?
- Я наступила на ногу Камелии Ковач, а ещё сегодня в столовой я залеплю ей жевачку в волосы, а ночью, скорее всего, устрою тёмную.
Директриса с шумом выдохнула, от чего на мгновение стала похожа на нахохлившуюся сову.
- Сейчас спустишься к медсестре за лекарством, а потом в столовую, будешь сегодня мыть посуду за всех.
Элль усмехнулась. Это было любимым наказанием директрисы, но оно никого особо не пугало. Повариха была доброй женщиной, знала много интересных историй и, пока рассказывала, не замечала, как перемывала всю посуду сама.
Амали, накручивая на палец прядь медно-рыжих волос, вышла из кабинета и спустилась на первый этаж, к медкабинету. Она и забыла, что уже снова девятое число.
Чем именно она больна и что за лекарство ей требуется принимать каждый месяц, Элль не знала, но помнила, что когда мама была жива, то тоже делала ей уколы.
У медкабинета столпились человек пять, шумно споря, кто пойдёт первым. Врачихе было лет сто, и каждый день к ней с самого утра стояла очередь из желающих получить освобождение от занятий, нагрев градусник до тридцати восьми.
Растолкав малолеток, Амали вошла, подзатыльником проводив замешкавшуюся у дверей пятиклашку.
- А, Эрде, как жизнь? – молоденькая медсестра дружелюбно улыбнулась и выдвинула один из ящиков стола, достав коробочку с ампулами. Лекарство по виду здорово смахивало на кровь, но привыкшая к нему с детства Элль особенно не задумывалась, что это и от чего её лечат. Она присела на кушетку, накрытую противной липкой клеёнкой, и вытянула руку, закатав рукав блузки.
- Идёт, - лаконично ответила она, меланхолично наблюдая, как уменьшается уровень красной жидкости в шприце. Медсестра улыбнулась и выбросила шприц в урну.
- Слушай, а что это такое? – неожиданно для самой себя спросила Амали. Медсестра удивлённо вскинула брови.
- Я не знаю, на коробке надписей нет, кроме твоей фамилии и даты, когда нужно делать укол.
- А где вы его берёте?
- Привозят. Но я не знаю, кто, - ответила девушка, и тут в дверь робко просунулась светленькая голова одной из тяжелобольных. Амали фыркнула и, кивнув медсестре на прощание, вышла.
В столовке завтракали третьеклассницы, и Амали встала в дверном проёме, дожидаясь, пока помещение опустеет. Гул девчачьих голосов, весёлых, визгливых, кое-где обиженных, заполнял столовую, и Элль неожиданно пришло в голову, насколько много детей фактически остались без семьи. Конечно, сюда привозили девочек не только из N19 – это был самый престижный пансион во всей области. Впрочем, несмотря на крутое название, это, скорее, был просто элитный детдом.
- Эй, куда пропала? – сзади подошла София, одна из двух её соседок по комнате, и улыбнулась, накручивая на палец прядь длинных светлых волос. Они с Амали не то, чтобы дружили, но сосуществовали в одной спальне вполне неплохо.
- Директорша в столовку отправила дежурить, - коротко отозвалась Элль и прищурилась, - ты мои сигареты стащила?
- Я не курю, от этого цвет лица портится, - фыркнула Софи и отбросила волосы на спину, - и тебе бы тоже бросить не мешало, Эрде.
Амали отмахнулась; она и так понимала, что сигареты украла Камелия, и спрашивала просто на всякий случай.
Меланхолично проводив взглядом худенькую фигурку Софии, Элль зевнула и отправилась в кухню.
***
Повариха оказалась в благодушном настроении – услышав о наказании, она лишь усмехнулась и отпустила Амали восвояси, попросив погулять где-нибудь, а после сообщить директрисе, что всё сделала.
Дважды предлагать не пришлось – Элль пулей вылетела из столовки и спустилась во внутренний дворик. За забор, отделяющий территорию пансиона от сплошного леса, выходить запрещалось, да никто особым желанием и не горел. Метрах в ста от ворот начиналось шоссе, прямое и длинное, как линейка, оно вело в N19, затем N20, и в конечном счёте – в Нирас, столицу области. Мрачное местечко, притягивающее своими возможностями и отталкивающее своей репутацией. Крупнейший из городов по эту сторону океана. Место обитания всевозможных видов, начиная с вампиров и оборотней и заканчивая нечистью, о которой Элль читала только в страшных сказках.
Амали понимала, что магия существует. Слышала о городах, где люди жили вместе с оборотнями, вампирами и колдунами. Знала, что больницы делятся на бесплатные, человеческие, и частные, где за большие деньги можно было за несколько минут избавиться от любой проблемы со здоровьем.
Но тут, в крошечной общине N19, в загородном пансионе, в магию поверить было как никогда трудно. Здесь не говорили о магии, не пользовались ею, и всё волшебство сводилось к изучению Истории видов и страшилкам по ночам.
Амали побродила по выложенным плоскими крупными камнями дорожкам без особого энтузиазма. Всё на территории было вылизано и вычищено до блеска, и оттого – неимоверно скучно. Отчаянно хотелось чего-то нового, хотя бы просто выйти за ворота и прогуляться по лесу – но охранник в сторожевой будке на входе едва ли оценил бы такой порыв по достоинству.
В город разрешалось выезжать по выходным – для этих целей в субботу и воскресенье утром приезжал автобус и отвозил желающих в сопровождении учителя в город, а вечером забирал.
Элль улыбнулась, вспомнив прошлые выходные, проведённые со Штефаном. Брат умел поднять ей настроение как никто – хотя Амали прекрасно понимала, что в детдоме ему живётся не слишком хорошо, и именно ей стоило бы его подбадривать.
Они сходили в кинотеатр, побывали на местном рынке, стащив пару яблок, и остаток дня просто гуляли под дождём – в N19 он всегда был лёгким, быстро проходящим и совсем не холодным, даже теперь, в разгар осени.
Это был последний год, который брату предстояло провести в детском доме, тогда как Амали, отметившая в сентябре семнадцатилетие, только пошла в десятый класс.
Наворачивая очередной круг между аккуратно подстриженными кустами, она увидела на одной из лавочек незнакомую пожилую женщину в старомодном костюме и уже решила было свернуть в противоположную от лавки сторону, когда поняла, что что-то не так.
Старушка на скамейке медленно завалилась на бок и сползла на землю. Амали кинулась к ней и присела на корточки. Женщина, кажется, задыхалась, тщетно пытаясь оттянуть воротник блузки. Элль лихорадочно огляделась, пытаясь найти глазами кого-нибудь из преподов или охраны.
Старушка пыталась сделать вдох, но никак не могла и только судорожно сжимала руками горло.
Амали непроизвольно положила свои руки поверх её, боясь, что бабка себе только хуже сделает.
Неожиданно страх и волнение ушли. Элль замерла и переместила свои руки старушке на грудь. Ладони, оказавшись напротив сердца, замерцали изумрудно-зелёным.
Женщина замерла, и пару минут Амали, опустив голову и сосредоточившись на зелёном свечении, просто сидела на корточках, ни о чём не думая.
Очнулась она от чьего-то судорожного кашля. Тут же, не удержавшись на корточках, Амали неловко опустилась на землю, пачкая светло-серую форменную юбку. Она попыталась встать, но во всём теле чувствовалась какая-то непонятная противная слабость.
Пожилая женщина, напротив, кажется, вполне пришла в себя. Она тяжело дышала и, видимо, уже безо всяких проблем. Пару минут они молча смотрели друг на друга. Вернее, Элль смотрела на незнакомку, а та, в свою очередь, почему-то во все глаза разглядывала её руку. Опустив туда взгляд, Амали увидела, что рукав задрался, обнажая её татуировку – сложный узор из нескольких пересекающихся окружностей, опоясывающий запястье.
Впрочем, татуировкой в полном смысле этого слова орнамент назвать было нельзя – сама Элль её не делала, да и родители тоже. С тех пор, как она себя помнила, этот знак браслетом охватывал её кисть. Вот только раньше она была слишком мала, чтобы понять, что такой узор есть не у каждого на руке, а после спросить о нём было уже некого.
Знак Элль особенно не скрывала – одноклассницы и другие девчонки считали это татуировкой, а на мнение учителей ей было откровенно плевать – но и открыто афишировать не любила.
Амали даже интересно стало, чем старушку так заинтересовал этот узор, ведь всего минуту назад она едва не задохнулась. Или у неё такие приступы – обычно дело?
- Может, это… позвать кого? – осторожно уточнила Элль, и женщина наконец встретилась с ней глазами.
- Ты Амали, верно? – старушка поднялась с земли, деловито отряхнув юбку, и присела на лавку, как ни в чём не бывало, разве что голос её звучал чуть хрипловато.
- А вы откуда знаете? – Элль тоже попыталась вскочить, но не тут-то было. В отличие от незнакомой старушки, она чувствовала себя не в состоянии даже сделать шаг, и пришлось тоже опуститься на скамейку.
- Ты меня, конечно, уже и не помнишь, - пожилая женщина дружелюбно улыбнулась, - я бывшая директриса, миссис Йонаш.
Амали кивнула. Фамилия была знакомая, даже имя вертелось на языке. Кажется, Магда. Неудивительно, что её просто так пропустили на территорию.
- Так?.. С вами всё нормально? – осторожно уточнила Элль, - никого звать не надо? Может, вам лекарство какое?
- Всё хорошо. Спасибо, Амали.
- За что?
- За помощь. Кажется, это был инфаркт, - спокойно ответила миссис Йонаш, - до больницы могли и не успеть довезти, даже до частной.
Амали внезапно поняла, что зелёное свечение, которое излучали её ладони, не было галлюцинацией или световым эффектом. Она действительно что-то сделала. Что-то… что спасло жизнь этой женщине.
- Я что-то сделала? – сглотнув ком в горле, спросила Амали, глядя на спокойное, излучающее доброту лицо бывшей директрисы.
- Это у тебя впервые? – миссис Йонаш успокаивающе улыбнулась, - я знала, что такое произойдёт в конечном счёте, милая. Не бойся. Это прекрасная способность. Ты, возможно, спасла мне жизнь.
- Это… не знаю. Странно, - выдавила Элль, - мои родители были людьми. И брат тоже.
Миссис Йонаш неожиданно посерьёзнела и даже помрачнела.
- Я помню, когда ты к нам поступила, Амали. Помню ту женщину, Валерию. Она дала мне коробку с пузырьками…
Элль сидела, забыв о слабости, и, нервно сцепив руки в замок, жадно ловила каждое слово. Сейчас она наконец узнает, что за лекарство ей дают каждый месяц.
