Стоило той провалиться в сон, голова моя вскипела от мыслей. Я прекрасно понимала, что дитятко ни за что не справится с заданиями, даже, если я подсказывать буду, да вещица волшебные в одежду вошью, оберегами обвешаю. Всё это бесполезно, коли сердечко царевны такое пугливое.
С час просидела я без движения, пока не нарушил мои размышления стук в окно. Глянула туда, а там, на подоконце, сидит мерзкая чёрная птица. Меня аж передёрнуло. Ну, зачем в мои мысли врывается? Я сделала вид, что ничего не услышала и не увидела. Но стук повторился, на этот раз громче. Сокрушённо вздохнув, я пошла, впускать непрошеного гостя. А ведь он уже во второй раз так является. Ворон влетел и нагло уселся на спинку кровати, окидывая своим жёлтым взглядом спящую царевну.
— Чего надобно? Вроде на месте ужо, — неприветливо пробурчала я, усаживаясь обратно на сундук, что стоял напротив кровати.
— Ива-ан об Ва-асилисе спра-ашивает, — зыркнув на меня сначала одним, потом другим глазом, каркнула пичуга. Мне с большим трудом удалось подавить дрожь.
— Спит Василиса, — отозвалась я, а чуть помолчав, спросила. — А для чего надо, чтоб у царевича жена колдовать могла?
Если бы я не знала, что птицы не умеют повторять жесты людей, то подумала бы, будто ворон плечами пожал. Я ехидно хмыкнула, показывая, что поняла — царские заскоки от скуки. Ладно, в любом случае, эта информация мало бы мне помогла. Для себя я уже решила, каким образом буду Василисе помогать. Только бы обличающей воды ни у кого не нашлось.
— Ладно, пора бы и честь знать, — махнула я в сторону окна, давая понять, что аудиенция окончена. — Завтрева испытания начинаются, спать пора укладываться.
Наутро я встала в смурном настроении, так как всю ночь мне снились веси объятые огнём. Не люблю сны толковать, но предчувствие было плохое. Что ж, видать борьба за место невесты Ивана-царевича будет очень трудной. Я вздохнула, подымаясь с постели и направляясь к своей котомке, что лежала на сундуке. Пора было приводить свой план в действие. В котомке у меня лежало волшебное зеркальце. Мне его Берегиня подарила, когда мы с ней шаманили вместе как-то по весне. Но то совсем другая история. Я попробовала поворожить над ним, чтобы тайну его разгадать, да только моих магических сил для этого пока было мало.
Поднесла я зеркало к спящей Василисе, чтобы она в нём отразилась. Потом сама в него заглянула, видя не себя, а всё тот же образ царевны. Вот чего не люблю, так это притворятся кем-то другим, но коли ввязалась в это дело, то надобно его до конца довести.
— На облик взираю, к себе его примеряю.
Сказала, и вот уже из зеркала смотрит на меня девица-краса, с моим хмурым взглядом. Придётся чаще очи долу обращать, иначе каждый, кто дитятко Кудеяра знает, заподозрит неладное. Василису же пришлось обратить лягушкою, да в котомку спрятать. Почему в лягушку? Да потому, что только это созданье у меня отлично получалось, чтоб потом у обращённого голова при развоплощении не болела. Верно, ещё не настоящая я колдунья, а только учусь.
Из гостевой опочевальни вышла я озираясь, и крепко сжимая ремешок котомки. Навстречу мне никто не попался, что порадовало. Вскоре я пришла в Трапезную, где уже был накрыт длинный стол, венчал который трон, где восседал царь Твердолик. По правую сторону от него сидел златокудрый молодец, что при моём появлении расцвёл. По левую сторону сидели две девицы, всем своим видом показывая, что до меня им дела нет. У одной был расшитый золотом сарафан, белоснежная рубашка с кружевными манжетами, чёрные волосы были заплетены в толстую косу, в которой сверкали жемчужины, а под косой сверкал золотом месяц. Хоть она и была лицом бела, сразу же навела меня на мысль, что именно она заморская княжна. У второй был посеребрённый кафтан тонкой ткани, чьи широкие рукава расходились, показывая украшенные зарукавья нижней рубахи. Русые волосы боярской дочери были сплетены в косы и убраны вокруг головы, и были прикрыты кокошником простой работы, но от этого не менее красивым. Лицо девицы в противовес первой, было румяным с пухлыми щёчками и ямочками.
Оглядывая этих красавиц, я даже заволновалась, ведь сама-то и не подумала приодёться, показавшись перед царём в той же одёже, что была вчера. Вот ведь глупая, чай не простую личину нацепила, а царскую, а веду себя аки крестьянка. Но деваться уже некуда, коли пришла, придётся откушать в чём есть. А впрочем… Я достала из котомки платочек, потёрла им свой дорожный сарафан, и тот заиграл иным цветом, сияя, как ясные небесные очи Василисы. Царевич побледнел вначале, а потом улыбнулся, привставая. Твердолик свёл кустистые брови на переносице, приобретая суровый вид.
— Что ж, невестушки хочу посмотреть, которая из вас лучшая рукодельница, — заговорил царь, как только чашки опустели. — Сшейте-ка мне к обедне по рубашке. Да, чтоб та рубашка была не простая, а к празднику. Чья придётся мне по душе, ту и на свадебку вашу надену.
Я чуть не фыркнула. Это дело — сущий пустяк. Чудо игла всегда со мной. А уж ткань богатую достать тоже легко. Я кинула взгляд на своих соперниц. Те тоже беспокойства не выказали, видать и им сие задание по зубам. Только куда им тягаться со мною, я уж дурь в них успокою. Волн магических от них идёт дюже мало, значит и ничего эдакого не выкинут.
К обедне я опять припозднилась. И вовсе не потому, что рубашку долго расшивала, нет, Василиса плакала хрустальными слезами. Ей совсем не понравилось в облике лягушонка барахтаться сначала в котомке, а потом по полу в опочивальне. В ногах она путалась, да тиной от неё пахло.
С рубашкой как раз всё вышло как нельзя лучше. Мне очень пригодилось умение общаться с животными. Попросила мышек, которые весьма привольно живут во дворцовских стенах, найти самую богатую ткань. Ту, что больше всех по нраву царю Твердолику. Не прошло и десяти минут, как передо мной уже лежало несколько метров ткани, расшитой золотой нитью. Так, что оставалось лишь чуть-чуть поколдовать, чтобы чудесная иголка пошила неописуемо красивую вещь.
Вошла я в Обеденную залу снова самой последней. Государь выжидательно сидел на своём месте. Я бы смутилась, да не в том возрасте была, чтобы краснеть словно невинная дева. За столом были всё те же лица. С той лишь разницей, что княжна и боярышня сменили свои наряды на новые, изменив и причёски. Я же снова об этом не озаботилась. Да, не быть мне венценосной особой. Пожав плечами, я вновь сменила цвет своего сарафана при помощи платочка, а затем села рядом с боярышней. И в этот раз никто из девиц не повёл и бровью на мои ведьмовские старания. Только своим чутьём я ощущала, что боярская дочь вдруг взволновалась, аж магия нестабильной пульсацией из неё так и сочится.
— Что же, давайте посмотрим, которая из вас лучшая мастерица, — оглаживая густую бороду, сказал Твердолик. Первой со своего места поднялась княжна, волосы которой сейчас были замысловато переплетены с ветками ползучего растения. Лично я не любила в волосах растительность, потому, как та имела такое свойство — выкачивала энергию.
Княжна склонилась пред царём, на руках протягивая аккуратно сложенную рубашку. Мужчина окинул девицу суровым взглядом, после чего взял в руки ткань и принялся её разворачивать. Что ж, вещица была красива, но явно не пришлась государю по нраву. Он осмотрел её со всех сторон, прежде чем заговорить.
— Рубаха хороша. Только в пир её не надеть, больно уж прост узор на ней. Каменьев не пожалела, это видно, но от этого она становится такой тяжёлой, что одну её носить будет тяжко, а уж с кафтаном и бартом…
Твердолик махнул рукой, отсылая княжну на своё место. Лицом девица не выказала никакой эмоции, спокойно сев по другую сторону от боярышни. Последняя же уже не могла похвастаться наливными щёчками, побледнев отчего-то. Пока боярская дочь из-за стола поднималась, я успела оценить рубашечку княжны. Недурна в самом деле, только слишком уж вычурна для царя. Впрочем, мне не это стало интересно — как заморская дева так быстро столь искусную вещь пошила, да себя в порядок привести успела? Вроде и ведьмовских сил в ней чуть, а как-то же сумела.
Тем временем государь уже сдавал на руки слуге дар боярышни. Разглядеть что, да как, мне не удалось, только по разочарованному взгляду Твердолика и по слезам девицы поняла, что работа плоха. Мне стало жаль на какой-то миг румянощёкую девушку, но тут уж было не до сантиментов — батюшка Ивана-царевича уже меня с дарами поджидал. Я не стала заставлять его ждать и с невинной улыбкой, на какую только была способна, ведь Василиса нежный цветочек и надо было ей соответствовать.
Развернул царь Твердолик мою рубашку, да обомлел. Слышно было, как по сторонам ахнул прочий люд. Я же смотрела только на государя, ожидая расправы. Он в любом случае мог сказать, что рубаха негожа, коли так против свадьбы сына с Кудеяровой дочерью. Мужчина долго щупал и осматривал дар мой, пока не улыбнулся. Я даже не поверила сначала, когда сквозь густую бороду стало видно, как губы в улыбке растягиваются.
— Что же, девицы-красавицы, — кинув взгляд на Ивана, заговорил Твердолик. — Рубахи ваши пошиты искусно, но только одна из вас женою царевичу может быть. Посему к вечерней трапезе жду от вас по пирогу сладкому. Коли пуще всех угодит одна из вас, то и за свадьбой дело не станет. А теперь ступайте.
В комнате бесчинствовала Васёна. Я и не предполагала, что она такой шустрой может быть. Царевна-лягушка возле меня всё скакала, да чего-то сказать желала. Я же на кровать повалилась, решив отдохнуть перед трудами праведными. Пироги я печь не очень любила, да и не особо представляла, из чего некую сласть приготовить можно. Но не зря же Твердолик волшебницу сыну подыскивает, значит, чудесный хлеб должен быть. Так ничего и не надумав, я провалилась в сон, в котором спокойно распивала чаёк у окошка в моей родной избушке. Правильно говорят — в гостях хорошо, а дома лучше.
Проснулась я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Тут же распахнула глаза и вскинула руку. С пальцев моих искры посыпались. Коли рядом кто стоял бы, тот ожоги сильные получил бы. А так только одеяло подпалила. Оно задымилось, аж дышать нечем стало. Да уж, не буди лихо, будет тихо. Я осмотрелась по сторонам, но ничего не заметила. Никого в комнате не было, но чувство, что кто-то взглядом сверлит, так никуда и не прошло. Я нахмурилась, чувствуя, как на голове волосы дыбом встают. Но что же я зря ведьмовством промышляю? В ладоши тихонечко хлопнула, да заговор нашёптывать стала. Вскоре воздух словно потерял свою прозрачность, став почти ощутимым, будто желе. Не прошло и минуты, как в этом киселе фигура женская обрисовалась. Она сопротивлялась, пыталась улизнуть, да только куда ей из этой липкой трясины выбраться.
— Кто такая? И чего надобно? — строго, уперев руки в бока, спросила я.
— Миланья я, княжны холопка, — плаксивым голосом силуэт проговорил, да вновь заметался в полупрозрачном осязаемом воздухе.
— Почто ко мне залезла? — притопнув ноженькой Василисиной, сердито стала расспрашивать женщину. Та уже почти полностью в свой истинный образ вошла. Она была не красива, даже дурна собой. Но, то видно специально, чтобы на её фоне князева доченька ещё краше казалась. Ух, не люблю подобных девиц. Проучить бы, да время и силы тратить не хочется.
— Ничего не скажу, хоть режьте, пав на колени, и склонив непутёвую голосу, пылко заявила холопка. Я только и покачала головой. Всё мне с ней было ясно, да и зачем она сюда пришла, тоже прекрасно понимала. Желала выведать секреты моих способностей, да постараться мне напакостить, чтобы самой за Ивана-царевича замуж выйти. Вот теперь из принципа её в порошок разотру.
Женщину я отпустила, перед этим, как следует, дурман-травой обмахнув, чтобы обо всём минувшем позабыла. Что ж, если бы на моём месте была бы Василиса, то с такой серьёзной соперницей справиться бы ей не удалось. Недаром, что эта княжна с чёрной косицей мне не понравилась сразу — больно красота у неё вычурная. Порывшись в котомке, извлекла оттуда потрёпанную скатёрку. Расстелила её на сундуке, ласково погладила.
— Не подведи, родимая, — прошептала я, прикрывая глаза и мысленно рассказывая волшебной вещице, чего бы мне хотелось от неё. Я не знала, получится ли, но других задумок у меня пока не было. Плохо, конечно, будет, если она не справится, но я что-нибудь придумаю.
Долгое время скатерть молчала, а на ней было пусто, пока не появилось блюдечко с румяным пирожком на нём. Я замерла. И как подобный продукт царю преподнести? Это не расписной каравай, не ароматный пирог. Маленький пирожок с золотистой корочкой, который, хоть и выглядит аппетитно, всё равно не вызывает восхищения. Видимо придётся что-то самой выдумывать, а ведь времени уже почти не осталось.
И тут я заметила под пирожком листочек бумаги. Проворно его схватив, я принялась читать то, что там было написано. К моменту окончания чтения, на моих губах заиграла улыбка. Ай, да скатёрка! Надо же такое придумать. Я усмехнулась, размышляя о том, что же за магия в этой вещице заключена, коли она сама магические продукты изобретать может? Ведь не живой колдун, не ведьма…
Впрочем, подумать мне не дали, позвав к ужину. На этот раз я всё-таки решила сменить дорожное платье Василисы на что-нибудь более подходящее. Из котомки выудился небольшой сундучок, который царевна сама собирала. Открыв его, я оглянулась в поисках самой царевны-лягушки, желая спросить, что бы надела она сама. Но заколдованной девицы нигде не было. Обиделась она на меня что ли?
— Василиса выходи, — позвала я её, но та не отозвалась. Покачав головой, я принялась копаться в царских вещичках. — Коли не покажешься, то к суженому твоему в лохмотьях выйду, самой потом стыдно будет.
Но и это не возымело результата, видать лягушонок забился под кровать и не желает показываться на свет божий. И тут меня в самое сердце кольнуло острой спицей. Я зашептала заговор, притягивая к себе все живые существа в комнате. Но царевны-лягушки нигде не оказалось. Лишь крохотный мышонок с кусочком яблока. Неужели ускакала из опочивальни? Но зачем? Мы же договаривались, чтобы бед избежать, она должна тут сидеть, да меня поджидать. В голове нарисовался образ холопки княжеской, и меня словно из кадушки ледяной водой окатило. Уж не украла ли она мою царевну?
Собиралась я в спешке, почти полностью облачаясь при помощи ведьмовских чар. Василису надо было спасать. Правда, я не знала как. В Трапезной зале я была одной из первых. За столом сидели только боярышня и Иван-царевич. При моём появлении молодец засиял улыбкой, но тут же погасил её, стоило на моё лицо взглянуть. Я попыталась придать последнему надлежащий вид, но волнение было слишком велико. Села я подле боярской дочери, опустив глаза долу. Вскоре появилась княжна. Она была одета в, невероятной красоты, кафтан, накинутый поверх расшитого златом и серебром платья, что струилось по стройному телу нежной волной. На меня она даже не взглянула, подарив царевичу трогательную улыбку.
С час просидела я без движения, пока не нарушил мои размышления стук в окно. Глянула туда, а там, на подоконце, сидит мерзкая чёрная птица. Меня аж передёрнуло. Ну, зачем в мои мысли врывается? Я сделала вид, что ничего не услышала и не увидела. Но стук повторился, на этот раз громче. Сокрушённо вздохнув, я пошла, впускать непрошеного гостя. А ведь он уже во второй раз так является. Ворон влетел и нагло уселся на спинку кровати, окидывая своим жёлтым взглядом спящую царевну.
— Чего надобно? Вроде на месте ужо, — неприветливо пробурчала я, усаживаясь обратно на сундук, что стоял напротив кровати.
— Ива-ан об Ва-асилисе спра-ашивает, — зыркнув на меня сначала одним, потом другим глазом, каркнула пичуга. Мне с большим трудом удалось подавить дрожь.
— Спит Василиса, — отозвалась я, а чуть помолчав, спросила. — А для чего надо, чтоб у царевича жена колдовать могла?
Если бы я не знала, что птицы не умеют повторять жесты людей, то подумала бы, будто ворон плечами пожал. Я ехидно хмыкнула, показывая, что поняла — царские заскоки от скуки. Ладно, в любом случае, эта информация мало бы мне помогла. Для себя я уже решила, каким образом буду Василисе помогать. Только бы обличающей воды ни у кого не нашлось.
— Ладно, пора бы и честь знать, — махнула я в сторону окна, давая понять, что аудиенция окончена. — Завтрева испытания начинаются, спать пора укладываться.
***
Наутро я встала в смурном настроении, так как всю ночь мне снились веси объятые огнём. Не люблю сны толковать, но предчувствие было плохое. Что ж, видать борьба за место невесты Ивана-царевича будет очень трудной. Я вздохнула, подымаясь с постели и направляясь к своей котомке, что лежала на сундуке. Пора было приводить свой план в действие. В котомке у меня лежало волшебное зеркальце. Мне его Берегиня подарила, когда мы с ней шаманили вместе как-то по весне. Но то совсем другая история. Я попробовала поворожить над ним, чтобы тайну его разгадать, да только моих магических сил для этого пока было мало.
Поднесла я зеркало к спящей Василисе, чтобы она в нём отразилась. Потом сама в него заглянула, видя не себя, а всё тот же образ царевны. Вот чего не люблю, так это притворятся кем-то другим, но коли ввязалась в это дело, то надобно его до конца довести.
— На облик взираю, к себе его примеряю.
Сказала, и вот уже из зеркала смотрит на меня девица-краса, с моим хмурым взглядом. Придётся чаще очи долу обращать, иначе каждый, кто дитятко Кудеяра знает, заподозрит неладное. Василису же пришлось обратить лягушкою, да в котомку спрятать. Почему в лягушку? Да потому, что только это созданье у меня отлично получалось, чтоб потом у обращённого голова при развоплощении не болела. Верно, ещё не настоящая я колдунья, а только учусь.
Из гостевой опочевальни вышла я озираясь, и крепко сжимая ремешок котомки. Навстречу мне никто не попался, что порадовало. Вскоре я пришла в Трапезную, где уже был накрыт длинный стол, венчал который трон, где восседал царь Твердолик. По правую сторону от него сидел златокудрый молодец, что при моём появлении расцвёл. По левую сторону сидели две девицы, всем своим видом показывая, что до меня им дела нет. У одной был расшитый золотом сарафан, белоснежная рубашка с кружевными манжетами, чёрные волосы были заплетены в толстую косу, в которой сверкали жемчужины, а под косой сверкал золотом месяц. Хоть она и была лицом бела, сразу же навела меня на мысль, что именно она заморская княжна. У второй был посеребрённый кафтан тонкой ткани, чьи широкие рукава расходились, показывая украшенные зарукавья нижней рубахи. Русые волосы боярской дочери были сплетены в косы и убраны вокруг головы, и были прикрыты кокошником простой работы, но от этого не менее красивым. Лицо девицы в противовес первой, было румяным с пухлыми щёчками и ямочками.
Оглядывая этих красавиц, я даже заволновалась, ведь сама-то и не подумала приодёться, показавшись перед царём в той же одёже, что была вчера. Вот ведь глупая, чай не простую личину нацепила, а царскую, а веду себя аки крестьянка. Но деваться уже некуда, коли пришла, придётся откушать в чём есть. А впрочем… Я достала из котомки платочек, потёрла им свой дорожный сарафан, и тот заиграл иным цветом, сияя, как ясные небесные очи Василисы. Царевич побледнел вначале, а потом улыбнулся, привставая. Твердолик свёл кустистые брови на переносице, приобретая суровый вид.
— Что ж, невестушки хочу посмотреть, которая из вас лучшая рукодельница, — заговорил царь, как только чашки опустели. — Сшейте-ка мне к обедне по рубашке. Да, чтоб та рубашка была не простая, а к празднику. Чья придётся мне по душе, ту и на свадебку вашу надену.
Я чуть не фыркнула. Это дело — сущий пустяк. Чудо игла всегда со мной. А уж ткань богатую достать тоже легко. Я кинула взгляд на своих соперниц. Те тоже беспокойства не выказали, видать и им сие задание по зубам. Только куда им тягаться со мною, я уж дурь в них успокою. Волн магических от них идёт дюже мало, значит и ничего эдакого не выкинут.
Глава 5. Лягушачья кожа
К обедне я опять припозднилась. И вовсе не потому, что рубашку долго расшивала, нет, Василиса плакала хрустальными слезами. Ей совсем не понравилось в облике лягушонка барахтаться сначала в котомке, а потом по полу в опочивальне. В ногах она путалась, да тиной от неё пахло.
С рубашкой как раз всё вышло как нельзя лучше. Мне очень пригодилось умение общаться с животными. Попросила мышек, которые весьма привольно живут во дворцовских стенах, найти самую богатую ткань. Ту, что больше всех по нраву царю Твердолику. Не прошло и десяти минут, как передо мной уже лежало несколько метров ткани, расшитой золотой нитью. Так, что оставалось лишь чуть-чуть поколдовать, чтобы чудесная иголка пошила неописуемо красивую вещь.
Вошла я в Обеденную залу снова самой последней. Государь выжидательно сидел на своём месте. Я бы смутилась, да не в том возрасте была, чтобы краснеть словно невинная дева. За столом были всё те же лица. С той лишь разницей, что княжна и боярышня сменили свои наряды на новые, изменив и причёски. Я же снова об этом не озаботилась. Да, не быть мне венценосной особой. Пожав плечами, я вновь сменила цвет своего сарафана при помощи платочка, а затем села рядом с боярышней. И в этот раз никто из девиц не повёл и бровью на мои ведьмовские старания. Только своим чутьём я ощущала, что боярская дочь вдруг взволновалась, аж магия нестабильной пульсацией из неё так и сочится.
— Что же, давайте посмотрим, которая из вас лучшая мастерица, — оглаживая густую бороду, сказал Твердолик. Первой со своего места поднялась княжна, волосы которой сейчас были замысловато переплетены с ветками ползучего растения. Лично я не любила в волосах растительность, потому, как та имела такое свойство — выкачивала энергию.
Княжна склонилась пред царём, на руках протягивая аккуратно сложенную рубашку. Мужчина окинул девицу суровым взглядом, после чего взял в руки ткань и принялся её разворачивать. Что ж, вещица была красива, но явно не пришлась государю по нраву. Он осмотрел её со всех сторон, прежде чем заговорить.
— Рубаха хороша. Только в пир её не надеть, больно уж прост узор на ней. Каменьев не пожалела, это видно, но от этого она становится такой тяжёлой, что одну её носить будет тяжко, а уж с кафтаном и бартом…
Твердолик махнул рукой, отсылая княжну на своё место. Лицом девица не выказала никакой эмоции, спокойно сев по другую сторону от боярышни. Последняя же уже не могла похвастаться наливными щёчками, побледнев отчего-то. Пока боярская дочь из-за стола поднималась, я успела оценить рубашечку княжны. Недурна в самом деле, только слишком уж вычурна для царя. Впрочем, мне не это стало интересно — как заморская дева так быстро столь искусную вещь пошила, да себя в порядок привести успела? Вроде и ведьмовских сил в ней чуть, а как-то же сумела.
Тем временем государь уже сдавал на руки слуге дар боярышни. Разглядеть что, да как, мне не удалось, только по разочарованному взгляду Твердолика и по слезам девицы поняла, что работа плоха. Мне стало жаль на какой-то миг румянощёкую девушку, но тут уж было не до сантиментов — батюшка Ивана-царевича уже меня с дарами поджидал. Я не стала заставлять его ждать и с невинной улыбкой, на какую только была способна, ведь Василиса нежный цветочек и надо было ей соответствовать.
Развернул царь Твердолик мою рубашку, да обомлел. Слышно было, как по сторонам ахнул прочий люд. Я же смотрела только на государя, ожидая расправы. Он в любом случае мог сказать, что рубаха негожа, коли так против свадьбы сына с Кудеяровой дочерью. Мужчина долго щупал и осматривал дар мой, пока не улыбнулся. Я даже не поверила сначала, когда сквозь густую бороду стало видно, как губы в улыбке растягиваются.
— Что же, девицы-красавицы, — кинув взгляд на Ивана, заговорил Твердолик. — Рубахи ваши пошиты искусно, но только одна из вас женою царевичу может быть. Посему к вечерней трапезе жду от вас по пирогу сладкому. Коли пуще всех угодит одна из вас, то и за свадьбой дело не станет. А теперь ступайте.
В комнате бесчинствовала Васёна. Я и не предполагала, что она такой шустрой может быть. Царевна-лягушка возле меня всё скакала, да чего-то сказать желала. Я же на кровать повалилась, решив отдохнуть перед трудами праведными. Пироги я печь не очень любила, да и не особо представляла, из чего некую сласть приготовить можно. Но не зря же Твердолик волшебницу сыну подыскивает, значит, чудесный хлеб должен быть. Так ничего и не надумав, я провалилась в сон, в котором спокойно распивала чаёк у окошка в моей родной избушке. Правильно говорят — в гостях хорошо, а дома лучше.
Проснулась я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Тут же распахнула глаза и вскинула руку. С пальцев моих искры посыпались. Коли рядом кто стоял бы, тот ожоги сильные получил бы. А так только одеяло подпалила. Оно задымилось, аж дышать нечем стало. Да уж, не буди лихо, будет тихо. Я осмотрелась по сторонам, но ничего не заметила. Никого в комнате не было, но чувство, что кто-то взглядом сверлит, так никуда и не прошло. Я нахмурилась, чувствуя, как на голове волосы дыбом встают. Но что же я зря ведьмовством промышляю? В ладоши тихонечко хлопнула, да заговор нашёптывать стала. Вскоре воздух словно потерял свою прозрачность, став почти ощутимым, будто желе. Не прошло и минуты, как в этом киселе фигура женская обрисовалась. Она сопротивлялась, пыталась улизнуть, да только куда ей из этой липкой трясины выбраться.
— Кто такая? И чего надобно? — строго, уперев руки в бока, спросила я.
— Миланья я, княжны холопка, — плаксивым голосом силуэт проговорил, да вновь заметался в полупрозрачном осязаемом воздухе.
— Почто ко мне залезла? — притопнув ноженькой Василисиной, сердито стала расспрашивать женщину. Та уже почти полностью в свой истинный образ вошла. Она была не красива, даже дурна собой. Но, то видно специально, чтобы на её фоне князева доченька ещё краше казалась. Ух, не люблю подобных девиц. Проучить бы, да время и силы тратить не хочется.
— Ничего не скажу, хоть режьте, пав на колени, и склонив непутёвую голосу, пылко заявила холопка. Я только и покачала головой. Всё мне с ней было ясно, да и зачем она сюда пришла, тоже прекрасно понимала. Желала выведать секреты моих способностей, да постараться мне напакостить, чтобы самой за Ивана-царевича замуж выйти. Вот теперь из принципа её в порошок разотру.
Женщину я отпустила, перед этим, как следует, дурман-травой обмахнув, чтобы обо всём минувшем позабыла. Что ж, если бы на моём месте была бы Василиса, то с такой серьёзной соперницей справиться бы ей не удалось. Недаром, что эта княжна с чёрной косицей мне не понравилась сразу — больно красота у неё вычурная. Порывшись в котомке, извлекла оттуда потрёпанную скатёрку. Расстелила её на сундуке, ласково погладила.
— Не подведи, родимая, — прошептала я, прикрывая глаза и мысленно рассказывая волшебной вещице, чего бы мне хотелось от неё. Я не знала, получится ли, но других задумок у меня пока не было. Плохо, конечно, будет, если она не справится, но я что-нибудь придумаю.
Долгое время скатерть молчала, а на ней было пусто, пока не появилось блюдечко с румяным пирожком на нём. Я замерла. И как подобный продукт царю преподнести? Это не расписной каравай, не ароматный пирог. Маленький пирожок с золотистой корочкой, который, хоть и выглядит аппетитно, всё равно не вызывает восхищения. Видимо придётся что-то самой выдумывать, а ведь времени уже почти не осталось.
И тут я заметила под пирожком листочек бумаги. Проворно его схватив, я принялась читать то, что там было написано. К моменту окончания чтения, на моих губах заиграла улыбка. Ай, да скатёрка! Надо же такое придумать. Я усмехнулась, размышляя о том, что же за магия в этой вещице заключена, коли она сама магические продукты изобретать может? Ведь не живой колдун, не ведьма…
Впрочем, подумать мне не дали, позвав к ужину. На этот раз я всё-таки решила сменить дорожное платье Василисы на что-нибудь более подходящее. Из котомки выудился небольшой сундучок, который царевна сама собирала. Открыв его, я оглянулась в поисках самой царевны-лягушки, желая спросить, что бы надела она сама. Но заколдованной девицы нигде не было. Обиделась она на меня что ли?
— Василиса выходи, — позвала я её, но та не отозвалась. Покачав головой, я принялась копаться в царских вещичках. — Коли не покажешься, то к суженому твоему в лохмотьях выйду, самой потом стыдно будет.
Но и это не возымело результата, видать лягушонок забился под кровать и не желает показываться на свет божий. И тут меня в самое сердце кольнуло острой спицей. Я зашептала заговор, притягивая к себе все живые существа в комнате. Но царевны-лягушки нигде не оказалось. Лишь крохотный мышонок с кусочком яблока. Неужели ускакала из опочивальни? Но зачем? Мы же договаривались, чтобы бед избежать, она должна тут сидеть, да меня поджидать. В голове нарисовался образ холопки княжеской, и меня словно из кадушки ледяной водой окатило. Уж не украла ли она мою царевну?
Собиралась я в спешке, почти полностью облачаясь при помощи ведьмовских чар. Василису надо было спасать. Правда, я не знала как. В Трапезной зале я была одной из первых. За столом сидели только боярышня и Иван-царевич. При моём появлении молодец засиял улыбкой, но тут же погасил её, стоило на моё лицо взглянуть. Я попыталась придать последнему надлежащий вид, но волнение было слишком велико. Села я подле боярской дочери, опустив глаза долу. Вскоре появилась княжна. Она была одета в, невероятной красоты, кафтан, накинутый поверх расшитого златом и серебром платья, что струилось по стройному телу нежной волной. На меня она даже не взглянула, подарив царевичу трогательную улыбку.
