Для чего? Кто ответит, для чего её оставили жить? Чтобы показать, как она уязвима? Или же это наказание за её нахальство?
Она никогда прежде не страшилась ничего. Не видела ничего кошмарного в авариях, так как была уверена, что они могут произойти с кем угодно, но только не с ней. Возомнила себя неуязвимым бессмертным гонщиком, а была лишь куклой, с которой умелый кукловод с наслаждением играл, пока ему не наскучило, и он не решил выбросить её.
Как плохо быть чьей-то марионеткой. Надоевшей игрушкой, с которой больше не хочется играть, которую и выбросить жалко, и приделать отломанную часть тела лень. Александра не готова была смириться с последствием своей же халатности. Не желала признаваться даже самой себе, что сама виновата, и нечего искать сторонних вмешательств. Она кусала губы, воя не от боли, а от безнадеждии. Руки со скрюченными пальцами сами собой потянулись к повязке, что раньше не казалась оковами, в данный же момент казавшаяся нерушимой преградой к прозрению.
Нет! Они ошиблись. Всё совсем не так! Конечно же, она пострадала в той аварии, но не настолько же. Нет, она сейчас снимет бинты и увидит свет. Увидит его слепящую яркость, так привычную прежде. Вот только надо избавиться от повязки. Только и всего.
Саша тянула и рвала такой непрочный бинт, который, тем не менее, сидел на её голове довольно плотно и крепко. Он ни в какую не желал поддаваться на её действия, но девушка не отступала. Она не привыкла пасовать перед трудностями. Всего-то делов — развязать узелки и размотать. И — о чудо! — марлевая повязка поддалась, начав опадать, сползая с глаз по носу.
Вот сейчас! Надо только зажмуриться, а то от долгого пребывания в темноте может быть слишком слепяще. Ещё чуть-чуть. Совсем немного…
Повязка пала к ногам Александры. И ничего. Абсолютно ничего не изменилось. Тьма не отступила ни на миллиметр, всё так же укрывая окружающую обстановку от девушки. Глухая, непроглядная мгла. Она поглощала Сашу, ширясь и множась, охватывая всю её целиком, расползаясь липким отчаянием.
— Нет, -прошептала девушка и сама испугалась своего же голоса, таким скорбным он у неё вышел, да и прозвучал он словно бы со стороны. Или это не она произнесла это простое, короткое слово? — Пожалуйста, только не это. Пожалуйста…
Она подняла дрожащие руки к лицу, желая убедиться, что веки не сомкнуты, что она взирает открытыми глазами в пустоту. Но это было излишне, потому, как девушка и так прекрасно чувствовала пощипывание век, которые болезненно открывались и закрывались. Но она ничего не видела. Совсем ничего. Лишь чёрная бездна. И такая же бездна теперь дырой зияла в её сердце.
Из груди Александры вырвался отчаянный вопль, который она не могла заглушить, поняв, что теперь она не сможет видеть. Никогда. Она билась в истерике, раскачиваясь и колотя кулаками по полу. Она была слепа. Слепая и никому ненужная калека. Она и самой себе не нужна такая. Для чего? Что она теперь может? Она абсолютный ноль. Она стала в миг пустым местом. Стала той самой беспроглядной тьмой, что сковала и её сердце, лишив его возможности видеть красоту вокруг, так же, как и её бедные очи.
Саша чувствовала обжигающие слёзы, что мчались потоком по щекам, чувствовала едкую боль, что они причиняли. Но не видела. Ничего не видела вокруг. Ах, как же она хотела. Но не могла. Она будто бы упала куда-то глубоко, туда, где нет ничего кроме терпкого воздуха. И как выбраться отсюда девушка не знала. Да и хотела ли она этого? Её цепями парализовало горе. Горе, с которым она не хотела мириться, но которое было таким непомерным в данный момент, что Александра не могла даже нормально вдохнуть.
— Саша! — к ней подскочил отец, обхватив за плечи, и крепко прижимая к себе. Она же продолжала рыдать, не замечая ничего вокруг. — Санечка, что случилось? Где болит? Милая моя. Что произошло? Доктор!
Но она не могла отцу сказать что-либо, захлёбываясь слезами, сотрясаясь в безудержной лихорадке. После шокирующей новости её ничто не могло успокоить, ввергнув в пучину мрачного хаоса её души. Саша могла только реветь белугой, полностью отдавшись внутренней боли, которая была в разы сильнее и острее физической. Физическая что — перетерпел, всё зажило, и иди снова кувыркайся. Душевный же надрыв не починить, не залатать, его даже прощупать нельзя.
Вокруг неё организовалась бурная деятельность. Хлопали двери, топали ноги, отдаваясь неприятными ударами в голове, разрывая напрягающиеся до невозможности барабанные перепонки. Кто-то что-то делал с Александрой, но ей было совсем не до того. Её вернули в постель, сделали какие-то уколы. И спрашивали о чём-то. Что-то говорили. Девушка не понимала ничего, оставаясь глуха ко всему. Вскоре слабость и сонливость заставили её погрузиться в тревожный сон. Саша нырнула в него, и из груди её вырвался вздох облегчения. Только надолго ли это спокойствие? Ведь сном не покрыть все горести, что отдавались болью в сердце.
Глава 10. Продираясь сквозь тьму
В глаза светило слепящее солнце, мешая чётко видеть дорогу перед собой. Александра прищурилась, не понимая, почему антибликовое стекло шлема не работает. Но сбавлять скорость было нельзя, трасса стелилась ровной полосой, грех не воспользоваться максимально-возможной скоростью. Потому-то девушка лишь добавила газу, чувствуя, как любимый Шевроле грозно зарычал. Это самая лучшая музыка для ушей. Саша улыбнулась, стараясь не замечать, как усиливается гул в ушах. Она давно привыкла к этому дискомфорту, и даже немного наслаждалась им. Так она чувствовала, что жива. Так она могла показать себя другим.
По обеим сторонам дороги зелёными полотнами проносились бескрайние просторы. Пушистая трава, поражающая своей насыщенностью и яркостью; стремящиеся в облака раскидистые деревья, которые странно было замечать, ведь скорость была просто огромна, чтобы так явственно рассмотреть зеленеющие листья. Впрочем, что в этом странного, Александра так слилась со своей машиной, что и окружающая их обстановка воспринималась теперь через призму механического друга. Словно она вообще была одним организмом с автомобилем, приросла ногами к педалям и руками к рулю.
Сердце стремительно заколотилось, поддаваясь безграничной радости. Саша всегда хотела добиться именно этого, чтобы без проблем побеждать на гонках. Она ими дышала и жила. Весь смысл её жизни заключался в скорости, в резких поворотах, упоительных финишах. В этом была вся она — девушка с замашками парня.
Скорость Шевроле была так велика, что девушке показалось в какой-то момент, что она взлетела. А в невыносимо голубом небе яркое, искрящееся солнце, разливающее своё тепло этим погожим летним днём. Изумрудная, почти ненастоящая зелень полей с взрывами красок на своих просторах, кроваво-красные маковые кляксы, ослепительно-жёлтые одуванчиковые веснушки, перемежаемая высокими крепкими елями, держащиеся своим лапами за цветущие яблони. Странно, ведь те давно отцвели. Но думать об этом не хотелось, ведь впереди чёрной рекой текла трасса, влекущая гнаться за ней. Рваться стрелой туда, где она должна закончиться. Мчаться на пределе возможностей, пока не кончится горючее, пока не заглохнет мотор. Но к такому Александра была привычна. Вся её жизнь — стремление потягаться с ветром.
***
Пробуждение было тягостным. Сначала появились мысли, а потом пришло осознание — виденное только что сон. В голове забились птицы, внося ещё большую сумятицу, чем прежде. Могла ли она видеть теперь? Не спроста же ей приснился такой красочный сон. Ведь в нём было всё, что могло подарить ей наслаждение. Природа сверкала своими красками, показывая, что глаза ещё вполне себе могут работать так. как заложено природой. Или же нет? Не могут слепым сниться сны. Или могут? Это такая мука — быть в неведении.
Тем не менее, выныривать из сна и открывать глаза было так страшно, что дыхание перехватывало, а сердце переставало стучать. Тело же покрывалось холодным потом, заставляя колотиться в ознобе. И всё же пора было столкнуться с реальностью нос к носу. Сон вселял в опустошённую душу надежду на лучшее, и Саша хотела верить, что так и будет.
Сделав несколько глубоких вдохов, Александра приподняла веки. Встретила её всё та же темнота, что поразила её недавно, ввергнув в шок. Но девушка постаралась взять себя в руки. Надо мыслить рационально. Сейчас могла быть ночь — не известно на сколько её погрузили в сон, дабы подавить её психоз, развившийся из-за неопределённости. К тому же, ей не разрешали снимать повязки, которые она неосмотрительно сорвала в приступе паники. Кстати, это весьма опрометчивое действие может теперь отложить её выздоровление, потому как любое вмешательство в оздоровительный процесс может внести свои коррективы. При этом не всегда хорошие, чаще противоположные тому, чего этим процессом хотели добиться. Саша вздрогнула от этой мысли, закусив губу, чтобы не психануть снова. Хорошо бы она себе не навредила.
— Саша, — позвал её знакомый голос, от которого по телу разлилось приятное тепло. Интересно с Артуром обсуждали её теперешнее состояние?
— Привет, — сипло проговорила девушка, слегка поворачиваясь в ту сторону, где, по её мнению, находился парень. — Сейчас утро или вечер?
— Вечер, — с какой-то нежностью проговорил молодой человек, подходя к кровати, на которой замерла в сидячем положении Александра.
Сердце девушки заколотилось так быстро от понимания этого, что она чуть не задохнулась от переизбытка чувств. Все мысли из головы выветрились, оставив лишь одну — как она выглядела сейчас? Почему-то это было важно. Особенно в свете новых событий. Что будет, если всё, что говорил врач правда? Что, если Артур ни о чём не догадывается, надеясь, что, как только повязку снимут, то она, наконец, сможет увидеть его, он же, в свою очередь, заглянет в её глаза. Липкий холод пополз по спине Саши, лишая пробудившихся эмоций. Руки непроизвольно поднялись к лицу, ощупывая его и убеждаясь в целостности новой повязки на глазах.
— Они обновили бинты, — прокомментировал действия девушки парень. Она же сразу отдёрнула пальцы от марли, пряча руки под одеяло. Стало совестно за своё поведение. — Всё хорошо? — Спросил молодой человек, в голосе которого отчётливо слышалось волнение.
— Да, — тихо отозвалась та, чувствуя себя не в своей тарелке. Почему-то стало неудобно общаться с Артуром, который, скорее всего, ни о чём даже не догадывается. Зачем его обнадёживать? Вдруг всё правда? Что его ждёт с ней, с калекой? Ком подступил к горлу, а в носу защипало от приближающихся слёз.
— Мне так не кажется, — сказал тот, присаживаясь рядом с девушкой. — Саша, расскажи мне всё. Я пойму и поддержу тебя.
Нет! Она не могла завести об этом разговор. Особенно с ним. Жалости она просто не выдержит. И так жить с мыслью о том, что все вчерашние слова могут оказаться правдой, становилось невыносимо. Проглотив комок с большим трудом, Александра сжала пальцы в кулаки под одеялом так сильно, что ногти впились в ладони. Это немного привело её в себя.
— Я вдруг подумала о гонке, — выдавила она, изо всех сил стараясь вести себя, как прежде. Давалось это тяжело. — Ты так и не сказал, кто победил.
— Это имеет значение? — спросил Артур, а пальцы его руки коснулись щеки девушки, от чего та дёрнулась, как от удара током.
— Мне просто интересно, — пытаясь казаться безразличной, сказала Саша. — Хотя, не говори. Я уверена, что это Федосеев.
В воздухе повисло напряжение. Девушка практически физически его чувствовала. Она поняла, что попала в точку, но Артур молчал. Конечно, Роман его лучший друг, и говорить о нём плохо, либо же слушать неприятные вещи, противно. Но сейчас Саша хотела вывести парня из себя, чтобы тот на какое-то время оставил её в покое. А может, удастся так сильно его обидеть, что мириться с такой девушкой он не захочет.
— Ладно, — пожала плечами Сашка. — Мне просто интересно, он хоть немного чувствует стыд?
— Стыд? — удивился Артур, и его тёплые касания прекратились. Александра вздохнула с облегчением, так как находиться под таким нежным давлением было до трепета приятно, и больно одновременно. Она чуть было не лишилась своей решимости оттолкнуть от себя молодого человека, которому нравилась в образе гонщицы.
— Ведь это он подбил меня на гонку на незнакомой машине, — звенящим голосом проговорила она, так сильно выпрямляя спину, что испытала боль в поломанных рёбрах и ушибленной спине. — Он прекрасно знал, чем чреваты такие поездки.
— Но разве ты не сама ввязалась в этот спор? — сухо спросил парень, но Саша проигнорировала его, лишь сильнее вжимая ногти в свою же плоть.
— Мы знакомы тысячу лет. Федосеев был осведомлён о моей азартной натуре. Но всё равно надави на больное. Это он виноват, что я попала в аварию. Он повинен в моём теперешнем состоянии.
Александра знала, что перегибает палку, но остановиться уже не могла. В какой-то мере ей в самом деле стало казаться, что в этих жестоких словах есть доля правды. Да и, вообще, хотелось на кого-то переложить свою же вину, дабы хоть немного облегчить страдания своей души.
Глава 11. Глубоко внутри
Чёрная мгла навалилась на Александру в прямом и переносном смысле. Она тонула в этой зыбучей тьме, погружаясь в беспросветное уныние. Всегда такая сильная и целеустремлённая девушка целиком и полностью поддалась депрессии. Веры в то, что всё произошедшее и услышанное можно как-то изменить, не было. Она, почему-то, была уверена, что это навсегда. Из-за чего это происходило? Да всё легко и просто — она так близко видела перед собой огонь, что могла вспомнить с лёгкостью, как плавились зрачки от неимоверного жара. А стёкла? Она ведь видела пламя через кровавое марево. Наверняка, то была не кровь от пореза на лбу. Совершенно точно, она была уже в её глазах, от осколков, мелкой россыпью вонзившихся ей в глазные яблоки. Все эти факторы так повредили её глаза, что теперь не будет возможности больше увидеть солнце. Увидеть скользящий по идеально ровной дороге автомобиль. Весь мир померк для Саши. С ним и она стала серой и безликой.
Чувство отчаяния навалилось на девушку непомерной массой, выбив из лёгких воздух. Захотелось завыть. Закричать на пределе голосовых связок, чтобы не было этой боли, чтобы всё это лопнуло мыльным пузырём.
Раз! И туман рассеялся.
Александра уткнулась лицом в подушку, зубами вгрызаясь в неё. Она пыталась держаться, но уже изнутри рвалось наружу нечто, что не возможно было описать. Да она и не хотела этого делать. Лишь рвала материю, до скрипа сцепляя зубы. Пальцы её хватались за одеяло, и в беззвучной борьбе с болью и отчаяньем тянули его в разные стороны. Саша колотила больничную койку, будто бы это она была повинна в том, что глаза девушки не видят. Она даже забыла о прочих своих повреждениях совершенно зациклившись на одной единственной неразрешимой проблеме.
Наверное, одно из ужаснейших на свете чувств — когда наступает понимание, что ничего уже нельзя сделать, нечего изменить. Ты начинаешь убивать себя внутри.
