и этого вовсе не было, да и как такое может быть? В общем, к этому времени я уже успел убедить себя, что это просто наваждение, дурацкое видение, что угодно, и поэтому вовсе не был готов к тому, что он явиться за мной, как и обещал, а зря, ведь он таки явился.
— Ну как друг мой, готов ли ты к столь масштабному и прекрасному событию, на которое я удостоил тебя чести быть приглашенным? – сказал он с пафосом, именно тогда, когда я шел к своему рабочему столу с пластиковым стаканом горячего кофе. В тот момент я думать мог только о двух вещах, а именно: как бы быстрее донести горячий кофе и не разлить, и конечно, о своих рабочих проблемах.
В общем, он напугал меня, от неожиданности я разлил то что нёс и обжегся. Было больно и досадно, я выругался матом, проклиная этого сказочного ублюдка, из-за чего окружающие косо посмотрели в мою сторону. Ну черт, это выглядело странно, ведь они то не видят его. Не видят? Я сразу это понял. Конечно. Со стороны всё смотрелось нелепо: некто несет стакан кофе, пугается на ровном месте и проклинает какую-то “тварь”, хотя не было никого и ничего, что могло бы помешать ему. Ну то есть был, кот, но они-то его не видели. Может, я с ума схожу? Может это галлюцинации и мне вообще надо к психиатру, пока не поздно.
— Ну спасибо за комплимент, — обиделся кот прочитав мои мысли, видимо.
Я не мог ответить ему, вместо этого я достал салфетки и попытался хоть как-то стереть с рубашки мокрое коричневое пятно, хотя в этом практически не было смысла. Теперь придется до конца дня так ходить, ладно хоть осталось два часа. Что бы хоть как-то привести себя в порядок, я пошел в туалет, попробую высушить пятно при помощи сушилки, заодно скажу этому что бы проваливал. Как я ожидал, кот направился за мной следом. Зайдя в туалет, я прежде проверил все кабинки, и, убедившись, что никого нет, я, наконец, смог послать его далеко и надолго.
— Значит ли это, что ты отказываешься от обязательств передо мной? – в голосе его при этих словах, звучали угрожающие нотки.
— Единственными моими обязательствами на сегодня являются работа и визит к психиатру, я наверно с ума схожу, огромных говорящих котов вижу.
— Эх, ну что за странные существа, эти люди… ты ведь видишь меня, слышишь, можешь прикоснуться к моей шерсти и почувствовать, какая она мягкая и шелковистая… я пользуюсь хорошим шампунем, кстати. И при всём этом, ты не веришь в меня. Ты, как и всякий человек предпочитаешь верить не своим чувствам и ощущениям, а тому, что кажется настоящим. Ты веришь в честь и порядочность, в любовь и дружбу, хотя это такие эфемерные понятия, их нельзя пощупать, увидеть, услышать, всё, что ты можешь, так это поверить в них, убедить себя в их существовании. И ты веришь им. А мне нет, хотя прекрасно видишь и слышишь меня. А всё потому, что вам с детства как дважды два внушают, что есть любовь, честь, смысл, просто априори, даже если ты их не чувствуешь, а говорящие коты это нет, этого конечно же не бывает, просто априори, даже если ты их видишь.
Этой тирадой он ввел меня в ступор.
— Я жду тебя в твоей машине через 15 минут. И да, кстати, не переживай из-за кофе, он был на редкость мерзкого вкуса, да еще и со сливками, фу.
И сказав это, он медленно вышел за дверь, волоча свой странный длинный хвост, который постепенно уходил вслед за ним самим уже исчезнувшим из поля зрения. А я так и остался смотреть ему в след, совершенно охреневший, в белой дорогой рубашке с мокрым коричневым пятном.
Короче, работать я уже не мог, поэтому сбежал раньше на полтора часа. Плохо конечно, но какой смысл, если голова забита совсем другим. И да, в машине меня уже ждали.
— Я жду тут тебя уже больше часа! Ты спятил?! Это вопиющее невежество, когда тебя приглашают на королевский приём, а ты вместо того, что бы с благодарность принять предложение, так пренебрежительно позволяешь себе опаздывать!
— Меня не приглашают, а принуждают.
— Очень плохо, что ты так считаешь, — ответил Бегемот, и как ни странно замолчал.
И я поехал к себе домой, кот не возражал и всю дорогу сидел тихо, я уже было понадеялся, что как только мы подъедем к дому, он от меня отстанет. Идиот. Идиот я, одним словом.
— Мда, — он опять заговорил, — ну и место. Вот, не понимаю я этих ваших квартир, другое дело дом, он и большой и светлый и участок опять же свой, огород там, сад можно посадить, огурчики, цветочки, а это что? Даже коту погулять негде, а где гулять, на балконе что ли? Это же просто бетонная коробка, ни места, ни уюта, как вы так живете?
— Нормально живем, — огрызнулся я ни имея вообще никакого желания с ним разговаривать.
— Ну да, это вы всегда так говорите…
— Может, ты отстанешь от меня уже?! – как же он меня достал.
— Какое там, давай иди, собирайся на бал.
И я пошел, собираться.
И что, черт побери, нужно надевать на этот дурацкий бал? Карнавальный костюм? Обычный костюм? Я надел свой выходной костюм, между прочим, очень не дешевый, рубашку и фирменные лаковые туфли, думаю, сойдет. И где, интересно, этот урод? Столько распинался про этот бал, а сам даже не помог выбрать одежду, слинял куда-то, халтурщик. Может, он и не вернётся? Ага, как же, надейся. Я застал его на кухне, где он, совершенно предсказуемо, копался в холодильнике и уплетал найденные там бутерброды с колбасой.
— Колбаска так себе, мяса мало, сплошные добавки, не покупай её больше, — сказал он с набитой пастью.
— Может уже пойдём?
Не хотелось никуда, совсем не хотелось. Скорее бы уже выполнить свою часть долга и отделаться от этой скотины раз и навсегда.
— Прикид не подходящий, я говорил, будет маскарад, а на маскарады обряжаются в яркие костюмы, маски используют…
— Нет у меня ничего, считай, что у меня костюм офисного планктона.
— Кого? – не понял кот.
— Никого, — как же надоело, я вдруг почувствовал себя безумно уставшим, даже отвечать ему не имел ни малейшего желания, совсем.
— Ладно, хорошо.
Ну хоть он спорить не стал, оставив мой внешний вид в покое.
МАСКАРАД.
Это оказался безумно красивый замок в готическом стиле, обрамленный беспорядочно заросшим, и казалось, совсем заброшенным садом. Тонкие верхушки высоких деревьев почти доставали до острых как наконечник пик, украшавших крышу. Широкая и длинная лестница являла собой почти точную копию голливудской красной ковровой дорожки, а все прибывшие, в своих безумно вычурных нарядах напоминали очень утрированную и гротескную церемонию Оскар.
— А теперь мне нужно откланяться минут на 10, — сообщил мне мой сопровождающий. — Я ещё не успел надеть свой праздничный фрак.
С этими словами он удалился, оставив меня одного совершенно растерянного. И что теперь делать? Надо признаться, я боялся потерять его. Теперь я стоял один посреди огромного зала и толпы незнакомых мне фигур.
— Я так понимаю, вы новый гость? – услышал я за спиной бархатистый женский голос, от которого мурашки пошли по телу... от страха ли, или от предвкушения чего-то…
Я обернулся и увидел красивую женщину, одетую в вычурное, словно из прошлых веков, платье вишневого цвета, на голове у неё оказалась шляпка такого же цвета и чёрная вуаль, скрывающее её лицо от посторонних взглядов.
— И кто же ваш хозяин? – задала она странный вопрос.
— Мой хозяин?!
— Ну да, у каждого гостя должен быть хозяин, кто вас привёл?
— Кот.
— Как его зовут?
— Бегемот.
— А вас?
— Это обязательно?
— Ну, если не хотите говорить, я сама придумаю вам имя, вы будите… Антуан.
Когда она произнесла это, я заметил своего проводника. Я, хоть и ненавидел кота, честно сказать, был рад его возвращению.
— Моя душечка, — кот тут же расплылся в самой слащавой и лицемерной улыбке, которую только можно было себе вообразить, — я несказанно рад видеть вас, мою любимую королеву.
Так это и есть королева?!
— Интересного молодого человека вы привели, - вкрадчиво сказала она, бросив на меня взгляд.
— Вам понравился сей господин?
— Пожалуй.
Да, кажется с первым заданием я почти справился. Я понравился королеве.
— Вот только Антуан выглядит каким-то недовольным и кислым, словно ему слишком уж не хочется находиться здесь. Вы, мой любезный друг, не могли бы это исправить? – капризно протянула она.
— О да, я сделаю всё, что бы ему здесь понравилось. Может, стоит начать с водевиля?
— Ну, если хотите, — пожала она плечами.
Что тут началось. Мы прошли в другое помещение, которое оказалось театральным залом. Вся толпа стала занимать места в зрительном зале. Мы с котом заняли места в третьем ряду, недалеко от королевы, которая сидела в первом.
— Первый ряд только для привилегированных особ, но отсюда на самом деле видно не хуже, и сидим мы недалеко от королевы, почти за ней, она в самом центре, — сказал кот.
Прошло две минуты, пока все расселись, приготовились, потом погасли несколько ламп, и началось представление. На сцену вышло два актёра в гриме, сильно напоминающих мимов и один тут же стал смеяться над другим.
— О, Грендольф, ты бедный так несчастен, и даже куска хлеба не смог ты заработать на своих опусах.
Бедный Грендольф тем временем успел споткнуться на ровном месте и растерять все бумаги, которые были в его руках, и пока другой говорил, он ползал по полу собирая листы.
— Ну, какой из тебя поэт, Грендольф? — продолжал издеваться тот, — ты же зрителя в тоску вгоняешь, в уныние, да от твоей поэзии повеситься можно, настолько она ужасна. О, Грендольф. Если бы в один прекрасный день я захотел бы свести счёты с жизнью, я обязательно прочёл бы одно из твоих творений, что бы уж точно не сомневаться в своём решении, ибо не захотел бы жить в мире, где существует это!
И это что, обещанный водевиль? Серьёзно? Но самое странное даже не это, самое странное то, что зал смеялся, а вместе с ним Бегемот и королева тоже. Над чем они все смеются, всё это же не капли не смешно, скорее уж печально. Я словно бы попал в какой-то гротескный театр абсурда.
Никто не увидит моих слёз,
Никто не услышит моих молитв.
Я словно потерянный мрачный пёс
Скитаюсь среди душ чужих…
Он прочитал это с таким чувством дикой тоски и печали, и пустил настоящую слезу, когда тот второй подошёл и, прервав его, пнул бедного ногой. Из зрительного зала раздался раскатистый смех.
— Я не могу больше это слышать, не могу! — взвыл второй, и зал одобрительно загудел.
Бедный Грендольф.
— Тебе что не смешно? – казалось, кот был искренне разочарован, увидев на моём лице кислую физиономию вместо положенного веселья.
— Ты полагаешь, это может быть смешным?
— Не только я. Смотри, весь зал хохочет и королева, в том числе, и только ты один плачешь.
— Мне не нравится твоя пьеса, — честно ответил я, — это совсем не смешно, наоборот, жестокая, глупая сценка. Я не хочу продолжать смотреть.
— Смотри, там самое интересное впереди, — словно не слыша, что я говорю, он продолжал весело улыбаться, и улыбка это выглядела страшной, натянутой и безжизненной, словно мертвецу просто натянули уголки губ.
Второго персонажа этой отвратительной постановки звали Арч, его роль заключалась в том, что бы доставать бедного Грендольфа, смеяться над ним и всячески унижать. В этом, кажется, и был юмор? Я сам до конца не понял, но в зрительном зале все смеялись, хохотали, заливались безудержным смехом, что мне казалось, что мои барабанные перепонки вот-вот взорвутся от этих мерзких коллективных приступов шумного веселья.
Напрасно теперь молить о мечте,
Я задыхаюсь в пустоте.
Я раненый и больной пёс,
Я умираю среди фальшивых слёз…
Как только бедный Грендольф продекламировал эти свои последние слова, заключавшие в себе его израненные чувства, воплощённые в поэзии, он тут же камнем упал на землю, точнее сцену, и сей персонаж по нелепому сценарию, придуманному каким-то злым клоуном с кривыми извилинами в голове, испустил дух.
— О боже, какая трагедия, какая трагедия! — максимально фальшиво завопил Арч, и забегал кругами по сцене.
В этот момент из-за кулис высыпались другие фигуры в черных плащах, они все стали суетливо бегать туда-сюда по сцене и причитать что-то бессвязное.
— Трагедия! Какая трагедия! – скрипуче вопил механический голос из динамика, так продолжалось секунд 30, после чего всё это вдруг резко оборвалось, голос соизволил, заткнулся, а фигуры в чёрных плащах сбросили свои мрачные накидки, под которыми оказались нелепые, яркие костюмы клоунов. В зале тут же раздался оглушительный смех.
— Так похороним же этот кусок мяса как положено, — надменно закричал Арч, и, схватив все вместе мертвого Грендольфа, как мешок картошки, поволокли его в угол сцены, после чего накрыли черной тканью.
Из-за кулис вышла вдова несчастного, опустив голову и пряча слишком натуральные для обычного спектакля слёзы, она несла корзину с едой. Клоуны одобрительно загудели. Один из них выхватил у неё корзинку, для того, что бы разложить все находившиеся там яства на могиле покойного, как только он закончил, они все разом набросились на еду, хватая её большими жадными руками, почти не разжёвывая и страшно чавкая, они запихивали в свои желудки пищу под дикий хохот зрительного зала. Печальную вдову всё это время никто не замечал, пока насытившийся Арч не оставив своих коллег доедать, встал из-за “обеденного стола” и предложил ей присоединиться. Пляска на костях. Они все стали танцевать под веселую музыку, это и был финальный штрих. Титры. Аплодисменты.
— Это что было? – спросил я кота, сразу после того, как все стихло.
— Водевиль, один из лучших в городе, — ответил он.
— И о чём же он?
— Как и всегда, о справедливости.
— Что!?
— Ну, смотри, Грендольф умер и всем сразу стало хорошо.
— Что же такого сделал бедный Грендольф?
— Грендольфа никто не любил, он всем мешал и сам стать счастливым не мог, так как был слабохарактерным. Он страдал, все остальные его ненавидели, он умер, и нет ни страданий, ни ненависти.
— А как же вдова?
— А что вдова? Она страдала вместе с ним, когда тот был жив, он не только себе жизнь отравлял, но и близким, своим существованием. И вот его нет, и она больше не страдает, она свободна. Как птица. Кстати, так есть захотелось, ты себе представить не можешь.
— Зачем же ломали комедию, причитая “О, трагедия”?
— Да это так принято у людей... наверное. Короче пошли в буфет, давно уже антракт объявили.
Мы пошли в буфет, этот сукин сын уплетал курятину за обе щеки, он и мне предлагал взять себе что-нибудь, но я не хотел совсем.
— Ну как друг мой, готов ли ты к столь масштабному и прекрасному событию, на которое я удостоил тебя чести быть приглашенным? – сказал он с пафосом, именно тогда, когда я шел к своему рабочему столу с пластиковым стаканом горячего кофе. В тот момент я думать мог только о двух вещах, а именно: как бы быстрее донести горячий кофе и не разлить, и конечно, о своих рабочих проблемах.
В общем, он напугал меня, от неожиданности я разлил то что нёс и обжегся. Было больно и досадно, я выругался матом, проклиная этого сказочного ублюдка, из-за чего окружающие косо посмотрели в мою сторону. Ну черт, это выглядело странно, ведь они то не видят его. Не видят? Я сразу это понял. Конечно. Со стороны всё смотрелось нелепо: некто несет стакан кофе, пугается на ровном месте и проклинает какую-то “тварь”, хотя не было никого и ничего, что могло бы помешать ему. Ну то есть был, кот, но они-то его не видели. Может, я с ума схожу? Может это галлюцинации и мне вообще надо к психиатру, пока не поздно.
— Ну спасибо за комплимент, — обиделся кот прочитав мои мысли, видимо.
Я не мог ответить ему, вместо этого я достал салфетки и попытался хоть как-то стереть с рубашки мокрое коричневое пятно, хотя в этом практически не было смысла. Теперь придется до конца дня так ходить, ладно хоть осталось два часа. Что бы хоть как-то привести себя в порядок, я пошел в туалет, попробую высушить пятно при помощи сушилки, заодно скажу этому что бы проваливал. Как я ожидал, кот направился за мной следом. Зайдя в туалет, я прежде проверил все кабинки, и, убедившись, что никого нет, я, наконец, смог послать его далеко и надолго.
— Значит ли это, что ты отказываешься от обязательств передо мной? – в голосе его при этих словах, звучали угрожающие нотки.
— Единственными моими обязательствами на сегодня являются работа и визит к психиатру, я наверно с ума схожу, огромных говорящих котов вижу.
— Эх, ну что за странные существа, эти люди… ты ведь видишь меня, слышишь, можешь прикоснуться к моей шерсти и почувствовать, какая она мягкая и шелковистая… я пользуюсь хорошим шампунем, кстати. И при всём этом, ты не веришь в меня. Ты, как и всякий человек предпочитаешь верить не своим чувствам и ощущениям, а тому, что кажется настоящим. Ты веришь в честь и порядочность, в любовь и дружбу, хотя это такие эфемерные понятия, их нельзя пощупать, увидеть, услышать, всё, что ты можешь, так это поверить в них, убедить себя в их существовании. И ты веришь им. А мне нет, хотя прекрасно видишь и слышишь меня. А всё потому, что вам с детства как дважды два внушают, что есть любовь, честь, смысл, просто априори, даже если ты их не чувствуешь, а говорящие коты это нет, этого конечно же не бывает, просто априори, даже если ты их видишь.
Этой тирадой он ввел меня в ступор.
— Я жду тебя в твоей машине через 15 минут. И да, кстати, не переживай из-за кофе, он был на редкость мерзкого вкуса, да еще и со сливками, фу.
И сказав это, он медленно вышел за дверь, волоча свой странный длинный хвост, который постепенно уходил вслед за ним самим уже исчезнувшим из поля зрения. А я так и остался смотреть ему в след, совершенно охреневший, в белой дорогой рубашке с мокрым коричневым пятном.
Короче, работать я уже не мог, поэтому сбежал раньше на полтора часа. Плохо конечно, но какой смысл, если голова забита совсем другим. И да, в машине меня уже ждали.
— Я жду тут тебя уже больше часа! Ты спятил?! Это вопиющее невежество, когда тебя приглашают на королевский приём, а ты вместо того, что бы с благодарность принять предложение, так пренебрежительно позволяешь себе опаздывать!
— Меня не приглашают, а принуждают.
— Очень плохо, что ты так считаешь, — ответил Бегемот, и как ни странно замолчал.
И я поехал к себе домой, кот не возражал и всю дорогу сидел тихо, я уже было понадеялся, что как только мы подъедем к дому, он от меня отстанет. Идиот. Идиот я, одним словом.
— Мда, — он опять заговорил, — ну и место. Вот, не понимаю я этих ваших квартир, другое дело дом, он и большой и светлый и участок опять же свой, огород там, сад можно посадить, огурчики, цветочки, а это что? Даже коту погулять негде, а где гулять, на балконе что ли? Это же просто бетонная коробка, ни места, ни уюта, как вы так живете?
— Нормально живем, — огрызнулся я ни имея вообще никакого желания с ним разговаривать.
— Ну да, это вы всегда так говорите…
— Может, ты отстанешь от меня уже?! – как же он меня достал.
— Какое там, давай иди, собирайся на бал.
И я пошел, собираться.
И что, черт побери, нужно надевать на этот дурацкий бал? Карнавальный костюм? Обычный костюм? Я надел свой выходной костюм, между прочим, очень не дешевый, рубашку и фирменные лаковые туфли, думаю, сойдет. И где, интересно, этот урод? Столько распинался про этот бал, а сам даже не помог выбрать одежду, слинял куда-то, халтурщик. Может, он и не вернётся? Ага, как же, надейся. Я застал его на кухне, где он, совершенно предсказуемо, копался в холодильнике и уплетал найденные там бутерброды с колбасой.
— Колбаска так себе, мяса мало, сплошные добавки, не покупай её больше, — сказал он с набитой пастью.
— Может уже пойдём?
Не хотелось никуда, совсем не хотелось. Скорее бы уже выполнить свою часть долга и отделаться от этой скотины раз и навсегда.
— Прикид не подходящий, я говорил, будет маскарад, а на маскарады обряжаются в яркие костюмы, маски используют…
— Нет у меня ничего, считай, что у меня костюм офисного планктона.
— Кого? – не понял кот.
— Никого, — как же надоело, я вдруг почувствовал себя безумно уставшим, даже отвечать ему не имел ни малейшего желания, совсем.
— Ладно, хорошо.
Ну хоть он спорить не стал, оставив мой внешний вид в покое.
МАСКАРАД.
Это оказался безумно красивый замок в готическом стиле, обрамленный беспорядочно заросшим, и казалось, совсем заброшенным садом. Тонкие верхушки высоких деревьев почти доставали до острых как наконечник пик, украшавших крышу. Широкая и длинная лестница являла собой почти точную копию голливудской красной ковровой дорожки, а все прибывшие, в своих безумно вычурных нарядах напоминали очень утрированную и гротескную церемонию Оскар.
— А теперь мне нужно откланяться минут на 10, — сообщил мне мой сопровождающий. — Я ещё не успел надеть свой праздничный фрак.
С этими словами он удалился, оставив меня одного совершенно растерянного. И что теперь делать? Надо признаться, я боялся потерять его. Теперь я стоял один посреди огромного зала и толпы незнакомых мне фигур.
— Я так понимаю, вы новый гость? – услышал я за спиной бархатистый женский голос, от которого мурашки пошли по телу... от страха ли, или от предвкушения чего-то…
Я обернулся и увидел красивую женщину, одетую в вычурное, словно из прошлых веков, платье вишневого цвета, на голове у неё оказалась шляпка такого же цвета и чёрная вуаль, скрывающее её лицо от посторонних взглядов.
— И кто же ваш хозяин? – задала она странный вопрос.
— Мой хозяин?!
— Ну да, у каждого гостя должен быть хозяин, кто вас привёл?
— Кот.
— Как его зовут?
— Бегемот.
— А вас?
— Это обязательно?
— Ну, если не хотите говорить, я сама придумаю вам имя, вы будите… Антуан.
Когда она произнесла это, я заметил своего проводника. Я, хоть и ненавидел кота, честно сказать, был рад его возвращению.
— Моя душечка, — кот тут же расплылся в самой слащавой и лицемерной улыбке, которую только можно было себе вообразить, — я несказанно рад видеть вас, мою любимую королеву.
Так это и есть королева?!
— Интересного молодого человека вы привели, - вкрадчиво сказала она, бросив на меня взгляд.
— Вам понравился сей господин?
— Пожалуй.
Да, кажется с первым заданием я почти справился. Я понравился королеве.
— Вот только Антуан выглядит каким-то недовольным и кислым, словно ему слишком уж не хочется находиться здесь. Вы, мой любезный друг, не могли бы это исправить? – капризно протянула она.
— О да, я сделаю всё, что бы ему здесь понравилось. Может, стоит начать с водевиля?
— Ну, если хотите, — пожала она плечами.
Что тут началось. Мы прошли в другое помещение, которое оказалось театральным залом. Вся толпа стала занимать места в зрительном зале. Мы с котом заняли места в третьем ряду, недалеко от королевы, которая сидела в первом.
— Первый ряд только для привилегированных особ, но отсюда на самом деле видно не хуже, и сидим мы недалеко от королевы, почти за ней, она в самом центре, — сказал кот.
Прошло две минуты, пока все расселись, приготовились, потом погасли несколько ламп, и началось представление. На сцену вышло два актёра в гриме, сильно напоминающих мимов и один тут же стал смеяться над другим.
— О, Грендольф, ты бедный так несчастен, и даже куска хлеба не смог ты заработать на своих опусах.
Бедный Грендольф тем временем успел споткнуться на ровном месте и растерять все бумаги, которые были в его руках, и пока другой говорил, он ползал по полу собирая листы.
— Ну, какой из тебя поэт, Грендольф? — продолжал издеваться тот, — ты же зрителя в тоску вгоняешь, в уныние, да от твоей поэзии повеситься можно, настолько она ужасна. О, Грендольф. Если бы в один прекрасный день я захотел бы свести счёты с жизнью, я обязательно прочёл бы одно из твоих творений, что бы уж точно не сомневаться в своём решении, ибо не захотел бы жить в мире, где существует это!
И это что, обещанный водевиль? Серьёзно? Но самое странное даже не это, самое странное то, что зал смеялся, а вместе с ним Бегемот и королева тоже. Над чем они все смеются, всё это же не капли не смешно, скорее уж печально. Я словно бы попал в какой-то гротескный театр абсурда.
Никто не увидит моих слёз,
Никто не услышит моих молитв.
Я словно потерянный мрачный пёс
Скитаюсь среди душ чужих…
Он прочитал это с таким чувством дикой тоски и печали, и пустил настоящую слезу, когда тот второй подошёл и, прервав его, пнул бедного ногой. Из зрительного зала раздался раскатистый смех.
— Я не могу больше это слышать, не могу! — взвыл второй, и зал одобрительно загудел.
Бедный Грендольф.
— Тебе что не смешно? – казалось, кот был искренне разочарован, увидев на моём лице кислую физиономию вместо положенного веселья.
— Ты полагаешь, это может быть смешным?
— Не только я. Смотри, весь зал хохочет и королева, в том числе, и только ты один плачешь.
— Мне не нравится твоя пьеса, — честно ответил я, — это совсем не смешно, наоборот, жестокая, глупая сценка. Я не хочу продолжать смотреть.
— Смотри, там самое интересное впереди, — словно не слыша, что я говорю, он продолжал весело улыбаться, и улыбка это выглядела страшной, натянутой и безжизненной, словно мертвецу просто натянули уголки губ.
Второго персонажа этой отвратительной постановки звали Арч, его роль заключалась в том, что бы доставать бедного Грендольфа, смеяться над ним и всячески унижать. В этом, кажется, и был юмор? Я сам до конца не понял, но в зрительном зале все смеялись, хохотали, заливались безудержным смехом, что мне казалось, что мои барабанные перепонки вот-вот взорвутся от этих мерзких коллективных приступов шумного веселья.
Напрасно теперь молить о мечте,
Я задыхаюсь в пустоте.
Я раненый и больной пёс,
Я умираю среди фальшивых слёз…
Как только бедный Грендольф продекламировал эти свои последние слова, заключавшие в себе его израненные чувства, воплощённые в поэзии, он тут же камнем упал на землю, точнее сцену, и сей персонаж по нелепому сценарию, придуманному каким-то злым клоуном с кривыми извилинами в голове, испустил дух.
— О боже, какая трагедия, какая трагедия! — максимально фальшиво завопил Арч, и забегал кругами по сцене.
В этот момент из-за кулис высыпались другие фигуры в черных плащах, они все стали суетливо бегать туда-сюда по сцене и причитать что-то бессвязное.
— Трагедия! Какая трагедия! – скрипуче вопил механический голос из динамика, так продолжалось секунд 30, после чего всё это вдруг резко оборвалось, голос соизволил, заткнулся, а фигуры в чёрных плащах сбросили свои мрачные накидки, под которыми оказались нелепые, яркие костюмы клоунов. В зале тут же раздался оглушительный смех.
— Так похороним же этот кусок мяса как положено, — надменно закричал Арч, и, схватив все вместе мертвого Грендольфа, как мешок картошки, поволокли его в угол сцены, после чего накрыли черной тканью.
Из-за кулис вышла вдова несчастного, опустив голову и пряча слишком натуральные для обычного спектакля слёзы, она несла корзину с едой. Клоуны одобрительно загудели. Один из них выхватил у неё корзинку, для того, что бы разложить все находившиеся там яства на могиле покойного, как только он закончил, они все разом набросились на еду, хватая её большими жадными руками, почти не разжёвывая и страшно чавкая, они запихивали в свои желудки пищу под дикий хохот зрительного зала. Печальную вдову всё это время никто не замечал, пока насытившийся Арч не оставив своих коллег доедать, встал из-за “обеденного стола” и предложил ей присоединиться. Пляска на костях. Они все стали танцевать под веселую музыку, это и был финальный штрих. Титры. Аплодисменты.
— Это что было? – спросил я кота, сразу после того, как все стихло.
— Водевиль, один из лучших в городе, — ответил он.
— И о чём же он?
— Как и всегда, о справедливости.
— Что!?
— Ну, смотри, Грендольф умер и всем сразу стало хорошо.
— Что же такого сделал бедный Грендольф?
— Грендольфа никто не любил, он всем мешал и сам стать счастливым не мог, так как был слабохарактерным. Он страдал, все остальные его ненавидели, он умер, и нет ни страданий, ни ненависти.
— А как же вдова?
— А что вдова? Она страдала вместе с ним, когда тот был жив, он не только себе жизнь отравлял, но и близким, своим существованием. И вот его нет, и она больше не страдает, она свободна. Как птица. Кстати, так есть захотелось, ты себе представить не можешь.
— Зачем же ломали комедию, причитая “О, трагедия”?
— Да это так принято у людей... наверное. Короче пошли в буфет, давно уже антракт объявили.
Мы пошли в буфет, этот сукин сын уплетал курятину за обе щеки, он и мне предлагал взять себе что-нибудь, но я не хотел совсем.
