Бегемот с силой схватил меня за руку, так, что его острые когти впились в мою кожу, причиняя хоть и терпимую, но все же не слишком приятную боль, и потащил к выходу из комнаты.
Наконец, мы оказались в саду, именно здесь и находилась конечная точка назначения, по крайней мере, на данный момент. Это место выглядело просто потрясающе: много света и солнца, повсюду растут цветы, деревья, кругом зелень, ну и красивые каменные дорожки. Но меня поразило не это, а то, что в центре всего этого великолепия стоял очень длинный стол, заставленный какими-то блюдами, в которых, по всей видимости, находилась еда.
— Время трапезничать, — пафосно заявил он. И какого черта этот псих разговаривает устаревшими словами? Я чувствую себя как в психдиспансере.
Есть я, на самом деле, хотел. Смущало только то, что ему я не доверял, а соответственно и тому, что он мне предлагал. Кот прочитал мои мысли:
— Зря, очень вкусно. И ты ведь хочешь есть? – И он сунул мне чуть ли не в нос кусок ароматного пирога с малиновой начинкой. Удержаться было сложно и я откусил кусочек. Действительно, очень вкусно.
— Всё еще не хочешь? – Подначил он.
Я не выдержал, чуть ли не набросился на еду, как голодный пес. Однако, очень быстро вкус еды изменился: из привычного и хорошего, в какой-то момент стал откровенно дерьмовым. Я даже не знаю, на что это стало похоже. Редкостная мерзость. Меня чуть не вытошнило, я выплюнул то, что было во рту, и то, что я увидел... случилась истерика. Я откусил кусок пирога из теста, а выплюнул кучу червей. Какого...?!
— Упс!
— Всё это время я ел червей?
— Ну... нет, — сказал он. Солгал.
Меня снова чуть не вытошнило. Я сожрал червей.
— Хочешь ещё? – Сказал он, протягивая очередной кусок.
Естественно, я не хотел. Я был уверен, что никогда больше не смогу съесть ничего. Однако, голод все еще терзал меня.
— Таки не хочешь? – Сказал он, протягивая мне очередной кусок и кокетливо улыбаясь при этом.
Я отказался. Однако, буквально через пару минут голод стал сильнее, а ещё через пять минут и вовсе невыносимым.
— Всё еще не хочешь?
Это издевательство. Либо помирай от голода, либо жри червей.
— Ты хочешь, что бы я это ел?
— Почему нет? Черви – это мясо, мясо – это белок.
Меня снова чуть не стошнило. Однако, голод становился практически нестерпимым, а еда слишком аппетитной, если можно назвать едой эту иллюзию. Мне пришлось есть это. Странное ощущение того, когда ешь вкусную еду, но при этом понимаешь, что ешь дерьмо. Мерзко до тошноты. Чем больше я ел, тем больше мне хотелось. Постепенно, внешний вид и аромат пищи становился хуже, с каждым съеденным куском всё хуже и хуже, пока, наконец, это дерьмо не стало тем, чем оно и было на самом деле – червями. И я жрал этих червей, потому что остановиться было невозможно. Я ел, и ел, и ел... В какой-то момент почувствовал, что в животе что-то разбухает...
Они внутри меня, они шевелятся, они разъедают моё тело! Мне больно! Они прогрызают плоть, что бы вырваться наружу! Я чувствую, как они ползают внутри меня, как они шевелятся, заползают в руки, в ноги, в уши и мозг... Я вижу их как их очертания просвечиваются сквозь мою кожу... они повсюду! Они вылезают из меня, большие и жирные! Я вижу, как они поедают моё тело, как они стаями копошатся, поедая мою плоть, уничтожая всё на своем пути, как голодная саранча. Это ощущение хуже, чем боль. Я – живой труп.
— А чувство голода всё сильнее... – прозвучало у меня над головой едва слышно. Наверное, это говорил он, я не узнал, и на тот момент, мне было всё равно.
Голод усилился! Но я больше не мог есть то, что было на столе, поэтому я стал поглощать сам себя: отрывать куски от собственного тела, запихивая в рот и пережевывая вместе с червями.
— Разве ты не получаешь от этого удовольствие?
Я что-то услышал. Кажется. Но не был уверен в этом. Сквозь пелену сознания, эта фраза показалась мне бредом, но я не знал, кто её произнес, возможно это был я сам... а возможно, её никто никогда не произносил.
Сколько длилось безумие, сказать невозможно, просто в какой-то момент я очнулся и понял, что этого больше нет. Я почувствовал себя так, словно моё тело вспороли, затем выпотрошили, потом запихнули все обратно как попало и зашили. Более отвратительного ощущения трудно себе вообразить.
Он стоял рядом с довольным видом, как всегда.
— Доволен? Почему бы не улыбаться, глядя на то, как человек мучается!
— Конечно, я доволен. А ты заткнись.
Урод!
— Хорошо в саду, не правда ли?
Хм, да уж. Теперь меня воротит от этого места. И хотя сам сад не изменился, и выглядел всё так же прекрасно, но после всего произошедшего находится здесь было подобно пытке.
— Переместимся в другую локацию?
Я кивнул. И даже после всего, я был бы очень благодарен коту, если бы только он направил меня в другое место.
— И куда же ты хочешь? Может быть в психбольницу?
Хм, это было бы очень уместно...
Это всего лишь мысль! Я не успел даже закончить её, как оказался в палате с мягкими стенами. А на мне длинная белая рубашка, руки вывернуты назад и связаны длинными её рукавами. Прелестно!
— Да какого х...? – громко закричал я, но тут появился он. Появился и фальшиво затянул неизвестную мне, до этого момента, странную песенку:
Если ты попал в психушку – это не беда,
Ничего с тобой не сделают там, никогда.
Санитары вколят морфий – это не беда.
Следом в среду приду после, это сразу я.
Успокою, глаза на мир открою, милый мой дружок.
Знаешь, а у них есть свой собственный кружок.
Все они и днем и ночью за тобой следят.
И, кто знает, может быть, никогда не спят.
Ты им очень нужен.
Ты особенный.
Будь здоров или простужен,
Враг всегда озлобленный.
Знают, больше, чем другие, люди так слепы.
То, во что они не верят, ясно видишь ты.
Тот, кто видит ,точно болен, — говорят они.
Но они не ведают, как близок мир войны.
Нечего и удивляться: каждый герой – псих.
Колят, колят внутрь морфий,
Только, что б ты стих...
В какой-то момент он прекратил петь, но я понял, что это не вся песенка, а только лишь отрывок. Почему он оборвал её? А ведь я почти заснул под этот сюр.
— Что –то случилось? – Спросил я.
— Время. Пора на процедуру.
— Какая ещё... – я не успел договорить, когда заметил, что в комнате уже находятся санитары. Секундного замешательства было достаточно, что бы они успели схватить меня и потащить к выходу. Я сопротивлялся, но в этом не было смысла, я кричал, и в этом тоже не было смысла. Какой смысл вырываться из их рук, если это практически невозможно, ибо они вцепились в меня намертво. А если и смогу вырваться, все равно догонят. А не догонят, так я все равно не выберусь, готов поспорить, все выходы из здания заперты. А если даже и не заперты, то какой смысл сбегать вообще? Я ведь даже не знаю, на каком свете я нахожусь. Только дьявол может меня вытащить отсюда.
— Куда они меня тащат?! Я не хочу никуда идти! Вытащи меня отсюда! Я не хочу! Верни меня назад! – Кричал я, но он меня не слышал, или делал вид, что не слышит.
Они протащили меня через весь коридор, мимо других палат, из-за закрытых дверей которых иногда доносились жуткие вопли. Такое чувство, что там кого-то режут... Потом по лестнице... В итоге остановились перед дверью с надписью “№11”. Комната под номером одиннадцать.
Открывается белая дверь, и за ней я не вижу ничего – мгла, пропасть. Эти ублюдки бросают меня в внутрь и тут же захлопывают за собой дверь. Твари! Я упал и ударился, чуть не вывихнув при этом плечо и разодрав кожу на руках. Когда боль немного стихла, а глаза привыкли к темноте (хотя я по-прежнему ничего не видел), то до меня дошло, наконец, что я сижу на голой земле. Но это даже не удивительно, после всего.И какого хрена я здесь делаю? Где я вообще? Из-за того, что ничего не было видно, я не мог понять где нахожусь, ну кроме того, что где-то на улице. Было холодно, а сильный ветер пробирал до костей. Было страшно сделать даже шаг в каком-либо направлении. Ситуация хуже некуда.
— Что ты хочешь?! Почему ты мучаешь меня?! Я не понимаю! Хватит! Прекрати!
Кажется, у меня случилась истерика. Ненавижу! Ненавижу! В этот момент мне стало все равно, если честно, плевать. Шаг в сторону. Ещё один. Я падаю.
Я мертв?
Нет. Я просто упал в яму, а если точнее...
— В могилу, — сказал кот.
Нет, свет не включился, просто тьма стала более прозрачной. А в моей яме вдруг появилась комната. Самая обычная комната. Нет. Моя комната! Тот же диван и телевизор, обои, мебель и тусклый желтый свет. Каким-то образом, я находился в двух местах одновременно: в темной яме, и тускло освещенной желтой комнате, и это было два разных человека. Я смотрел на себя как бы со стороны.
Что делал другой я? Хм. Сидел на диване, смотрел глупое трешовое шоу по ящику и жрал чипсы, запивая это все колой. Я провел так несколько часов, а если точнее, просидел так до глубокой ночи. Но это ещё не всё. Следующий день я провел за компьютером за просмотром каких-то глупых видео со смешными кошками и прочими приколами. Когда надоело я включил какой-то сильно нашумевший новый сериал, говорят классный, наверное, так и есть. На самом деле фильм крутой, но через месяц после просмотра последней серии, я не смог вспомнить о чем он вообще. Да и фиг с ним, зато с друзьями было о чем поговорить. Работа, как я ненавижу эти отчеты и графики, век бы их не видеть, но если я успею закончить годовой отчет за эти две недели, шеф обещал мне премию. Хочу взять кредит, телек новый купить. Вот черт, у моей девушки через месяц день рождения, и если не подарю ей последний айфон, точно секса недели две не будет точно. Придется брать кредит, нужно работать в два раза продуктивнее. Телек куплю потом. А когда-нибудь поменяю тачку на более новую...
— Такова уж жизнь, – зачем-то произнёс кот.
Какого это быть мертвым? Я целых пять дней думал, что у меня нет другого выхода, кроме как смерть. Я готовился к ней, я планировал её, я примерял веревку к своей шее. Какого это знать, что тебе осталось жить не больше месяца?
После смерти тело уже не нужно, оно становится мусором. Из уважения к усопшему, его плоть не выбрасывают на помойку и не скармливают скоту, нет. Гниющий кусок мяса кладут в деревянную коробку и закапывают в землю. Ритуальную чепуху тоже никто, блять, не отменял. Словно это что-то меняет, словно это имеет какое-либо значение. Ты – кусок мяса, вот и всё, что ты из себя представляешь. Закопают и забудут. И мир, весь этот грёбанный мир, будет существовать без тебя, потому что ты ему, в сущности, не нужен. Ты вообще никому не нужен. И не был никогда. Не будет тебя, будет кто-то другой. Такова уж жизнь.
— Зачем я вообще живу? Кот? Зачем вообще кто-либо живет на этой богом забытой планете?
Он хихикнул и ответил:
— Действительно, забытая богом. Но дьявол всё помнит.
— Я никому не нужен...
— Никто никому не нужен, расслабься.
Хм, да уж, расслабься.
— В чем смысл жизни?
— А ни в чем, — простодушно ответил он, так, словно я спросил у него где достать колбасу подешевле.
— Хм, конечно, о чем это я, речь ведь идёт не о колбасе.
Но он не понял иронии:
— Колбасу я люблю, но лучше мясо.
— Ну да, — зачем-то ответил я,— его хотя бы из мясо делают... наверное.
— В наше время даже мясо из мяса не делают, один суррогат, — мрачно сказал кот.
Я решил проигнорировать его бредовые рассуждения, да и говорить не очень хотелось, тем более о мясе:
— Я больше не хочу сидеть в сырой и холодной яме, убери меня отсюда.
— Я думал, что тебе нравится.
— Нет, не нравится, просто убери меня отсюда, — ответил я, стараясь сохранить спокойствие.
— Куда мы хотим?
— Домой, — можно подумать, что его интересуют мои желания.
— Ты прав, не интересуют, — подтвердил он. — Но спросить-то надо было, из вежливости.
— Засунь свою вежливость знаешь куда.
— Я тебя щас засуну куда подальше, если не заткнёшься.
И я заткнулся.
Я снова не понял, куда он занес меня на этот раз. Опять кромешная тьма. Наверное, в аду тоже так: одна сплошная тьма и больше ничего...
Я лежал на каких-то деревянных не полированных досках, надеюсь, хоть не в гробу. Вообще здесь было нихрена не видно... а нет, видно. В помещении, огромные окна которого находились на высоте где-то третьего этажа, проникал слабый лунный свет. Ну да, источник так себе, но хоть что-то. Через несколько минут глаза привыкли к темноте и я получил возможность видеть не только светлые пятна на окнах, но и какие-то очертания окружающей меня действительности. Я понял, что сижу на лавке, обычной деревянной лавке. Сел. Что за... Мои ноги оказались по щиколотку в воде, я чуть не взвыл, она была почти ледяной.
— Да что бы тебя!...
— Что бы меня что? — это был голос кота, но я не смог понять, с какой стороны он исходит.
— Что бы ты сдох, — ответил я, но уже шепотом.
— Иди в левый угол! — приказал кот.
Я повиновался, против собственной воли ноги мои понесли меня прямиком в... это место показалось мне знакомым. Я почти не удивился, когда мои пальцы коснулись гладких, холодный клавиш музыкального инструмента, на котором я уже когда-то играл.
— Я не хочу больше... — мурашки побежали по коже, когда я вновь почувствовал кровь на своей коже...
— А больше и не надо, — ответил он, лукаво улыбнувшись. — Чё застыл на месте?
Я застыл на месте. Почему? В этот момент я осознал, что ничего не мешает мне изучить это место, и почему эта простая мысль не пришла в мою голову раньше?
Я вышел из темного угла, где стояло пианино, и огляделся. Ничего не изменилось, по-прежнему почти ничего не видно. Я наугад свернул направо, медленно двигаясь на ощупь. Ноги мои, к этому моменту, уже почти потеряли всякую чувствительность. Я шел прямо не сворачивая, пока, наконец, мои вытянутые ладони не уперлись в стену. Это хорошо. Я побрел вдоль неё, опираясь руками, так мне было легче.
Я не знаю сколько шел так, но по ощущениям, часа три не меньше. Я звал его, я кричал, умолял вывести меня из плена бесконечного пути, но он молчал. Казалось, что весь мир умер, а кот просто исчез. Мурашки побежали по коже от мысли, что он бросил меня здесь, оставив навсегда гнить в плену бесконечной стены, из которого я никогда не выберусь...
Я устал идти дальше, ноги болели невыносимо, я начал задыхаться и, не имея больше ни моральных ни физических сил, сел на пол, прислонившись к этой чертовой стене. Так как я насквозь промок, меня затрясло от холода, но это уже не имело никакого значения.
— А ты не хочешь обернуться и посмотреть, что перед тобой? Какой же ты идиот! — впервые за всё это время я был настолько счастлив от того, что услышал его голос.
Наконец, мы оказались в саду, именно здесь и находилась конечная точка назначения, по крайней мере, на данный момент. Это место выглядело просто потрясающе: много света и солнца, повсюду растут цветы, деревья, кругом зелень, ну и красивые каменные дорожки. Но меня поразило не это, а то, что в центре всего этого великолепия стоял очень длинный стол, заставленный какими-то блюдами, в которых, по всей видимости, находилась еда.
— Время трапезничать, — пафосно заявил он. И какого черта этот псих разговаривает устаревшими словами? Я чувствую себя как в психдиспансере.
Есть я, на самом деле, хотел. Смущало только то, что ему я не доверял, а соответственно и тому, что он мне предлагал. Кот прочитал мои мысли:
— Зря, очень вкусно. И ты ведь хочешь есть? – И он сунул мне чуть ли не в нос кусок ароматного пирога с малиновой начинкой. Удержаться было сложно и я откусил кусочек. Действительно, очень вкусно.
— Всё еще не хочешь? – Подначил он.
Я не выдержал, чуть ли не набросился на еду, как голодный пес. Однако, очень быстро вкус еды изменился: из привычного и хорошего, в какой-то момент стал откровенно дерьмовым. Я даже не знаю, на что это стало похоже. Редкостная мерзость. Меня чуть не вытошнило, я выплюнул то, что было во рту, и то, что я увидел... случилась истерика. Я откусил кусок пирога из теста, а выплюнул кучу червей. Какого...?!
— Упс!
— Всё это время я ел червей?
— Ну... нет, — сказал он. Солгал.
Меня снова чуть не вытошнило. Я сожрал червей.
— Хочешь ещё? – Сказал он, протягивая очередной кусок.
Естественно, я не хотел. Я был уверен, что никогда больше не смогу съесть ничего. Однако, голод все еще терзал меня.
— Таки не хочешь? – Сказал он, протягивая мне очередной кусок и кокетливо улыбаясь при этом.
Я отказался. Однако, буквально через пару минут голод стал сильнее, а ещё через пять минут и вовсе невыносимым.
— Всё еще не хочешь?
Это издевательство. Либо помирай от голода, либо жри червей.
— Ты хочешь, что бы я это ел?
— Почему нет? Черви – это мясо, мясо – это белок.
Меня снова чуть не стошнило. Однако, голод становился практически нестерпимым, а еда слишком аппетитной, если можно назвать едой эту иллюзию. Мне пришлось есть это. Странное ощущение того, когда ешь вкусную еду, но при этом понимаешь, что ешь дерьмо. Мерзко до тошноты. Чем больше я ел, тем больше мне хотелось. Постепенно, внешний вид и аромат пищи становился хуже, с каждым съеденным куском всё хуже и хуже, пока, наконец, это дерьмо не стало тем, чем оно и было на самом деле – червями. И я жрал этих червей, потому что остановиться было невозможно. Я ел, и ел, и ел... В какой-то момент почувствовал, что в животе что-то разбухает...
Они внутри меня, они шевелятся, они разъедают моё тело! Мне больно! Они прогрызают плоть, что бы вырваться наружу! Я чувствую, как они ползают внутри меня, как они шевелятся, заползают в руки, в ноги, в уши и мозг... Я вижу их как их очертания просвечиваются сквозь мою кожу... они повсюду! Они вылезают из меня, большие и жирные! Я вижу, как они поедают моё тело, как они стаями копошатся, поедая мою плоть, уничтожая всё на своем пути, как голодная саранча. Это ощущение хуже, чем боль. Я – живой труп.
— А чувство голода всё сильнее... – прозвучало у меня над головой едва слышно. Наверное, это говорил он, я не узнал, и на тот момент, мне было всё равно.
Голод усилился! Но я больше не мог есть то, что было на столе, поэтому я стал поглощать сам себя: отрывать куски от собственного тела, запихивая в рот и пережевывая вместе с червями.
— Разве ты не получаешь от этого удовольствие?
Я что-то услышал. Кажется. Но не был уверен в этом. Сквозь пелену сознания, эта фраза показалась мне бредом, но я не знал, кто её произнес, возможно это был я сам... а возможно, её никто никогда не произносил.
Сколько длилось безумие, сказать невозможно, просто в какой-то момент я очнулся и понял, что этого больше нет. Я почувствовал себя так, словно моё тело вспороли, затем выпотрошили, потом запихнули все обратно как попало и зашили. Более отвратительного ощущения трудно себе вообразить.
Он стоял рядом с довольным видом, как всегда.
— Доволен? Почему бы не улыбаться, глядя на то, как человек мучается!
— Конечно, я доволен. А ты заткнись.
Урод!
— Хорошо в саду, не правда ли?
Хм, да уж. Теперь меня воротит от этого места. И хотя сам сад не изменился, и выглядел всё так же прекрасно, но после всего произошедшего находится здесь было подобно пытке.
— Переместимся в другую локацию?
Я кивнул. И даже после всего, я был бы очень благодарен коту, если бы только он направил меня в другое место.
— И куда же ты хочешь? Может быть в психбольницу?
Хм, это было бы очень уместно...
Это всего лишь мысль! Я не успел даже закончить её, как оказался в палате с мягкими стенами. А на мне длинная белая рубашка, руки вывернуты назад и связаны длинными её рукавами. Прелестно!
— Да какого х...? – громко закричал я, но тут появился он. Появился и фальшиво затянул неизвестную мне, до этого момента, странную песенку:
Если ты попал в психушку – это не беда,
Ничего с тобой не сделают там, никогда.
Санитары вколят морфий – это не беда.
Следом в среду приду после, это сразу я.
Успокою, глаза на мир открою, милый мой дружок.
Знаешь, а у них есть свой собственный кружок.
Все они и днем и ночью за тобой следят.
И, кто знает, может быть, никогда не спят.
Ты им очень нужен.
Ты особенный.
Будь здоров или простужен,
Враг всегда озлобленный.
Знают, больше, чем другие, люди так слепы.
То, во что они не верят, ясно видишь ты.
Тот, кто видит ,точно болен, — говорят они.
Но они не ведают, как близок мир войны.
Нечего и удивляться: каждый герой – псих.
Колят, колят внутрь морфий,
Только, что б ты стих...
В какой-то момент он прекратил петь, но я понял, что это не вся песенка, а только лишь отрывок. Почему он оборвал её? А ведь я почти заснул под этот сюр.
— Что –то случилось? – Спросил я.
— Время. Пора на процедуру.
— Какая ещё... – я не успел договорить, когда заметил, что в комнате уже находятся санитары. Секундного замешательства было достаточно, что бы они успели схватить меня и потащить к выходу. Я сопротивлялся, но в этом не было смысла, я кричал, и в этом тоже не было смысла. Какой смысл вырываться из их рук, если это практически невозможно, ибо они вцепились в меня намертво. А если и смогу вырваться, все равно догонят. А не догонят, так я все равно не выберусь, готов поспорить, все выходы из здания заперты. А если даже и не заперты, то какой смысл сбегать вообще? Я ведь даже не знаю, на каком свете я нахожусь. Только дьявол может меня вытащить отсюда.
— Куда они меня тащат?! Я не хочу никуда идти! Вытащи меня отсюда! Я не хочу! Верни меня назад! – Кричал я, но он меня не слышал, или делал вид, что не слышит.
Они протащили меня через весь коридор, мимо других палат, из-за закрытых дверей которых иногда доносились жуткие вопли. Такое чувство, что там кого-то режут... Потом по лестнице... В итоге остановились перед дверью с надписью “№11”. Комната под номером одиннадцать.
Открывается белая дверь, и за ней я не вижу ничего – мгла, пропасть. Эти ублюдки бросают меня в внутрь и тут же захлопывают за собой дверь. Твари! Я упал и ударился, чуть не вывихнув при этом плечо и разодрав кожу на руках. Когда боль немного стихла, а глаза привыкли к темноте (хотя я по-прежнему ничего не видел), то до меня дошло, наконец, что я сижу на голой земле. Но это даже не удивительно, после всего.И какого хрена я здесь делаю? Где я вообще? Из-за того, что ничего не было видно, я не мог понять где нахожусь, ну кроме того, что где-то на улице. Было холодно, а сильный ветер пробирал до костей. Было страшно сделать даже шаг в каком-либо направлении. Ситуация хуже некуда.
— Что ты хочешь?! Почему ты мучаешь меня?! Я не понимаю! Хватит! Прекрати!
Кажется, у меня случилась истерика. Ненавижу! Ненавижу! В этот момент мне стало все равно, если честно, плевать. Шаг в сторону. Ещё один. Я падаю.
Я мертв?
Нет. Я просто упал в яму, а если точнее...
— В могилу, — сказал кот.
Нет, свет не включился, просто тьма стала более прозрачной. А в моей яме вдруг появилась комната. Самая обычная комната. Нет. Моя комната! Тот же диван и телевизор, обои, мебель и тусклый желтый свет. Каким-то образом, я находился в двух местах одновременно: в темной яме, и тускло освещенной желтой комнате, и это было два разных человека. Я смотрел на себя как бы со стороны.
Что делал другой я? Хм. Сидел на диване, смотрел глупое трешовое шоу по ящику и жрал чипсы, запивая это все колой. Я провел так несколько часов, а если точнее, просидел так до глубокой ночи. Но это ещё не всё. Следующий день я провел за компьютером за просмотром каких-то глупых видео со смешными кошками и прочими приколами. Когда надоело я включил какой-то сильно нашумевший новый сериал, говорят классный, наверное, так и есть. На самом деле фильм крутой, но через месяц после просмотра последней серии, я не смог вспомнить о чем он вообще. Да и фиг с ним, зато с друзьями было о чем поговорить. Работа, как я ненавижу эти отчеты и графики, век бы их не видеть, но если я успею закончить годовой отчет за эти две недели, шеф обещал мне премию. Хочу взять кредит, телек новый купить. Вот черт, у моей девушки через месяц день рождения, и если не подарю ей последний айфон, точно секса недели две не будет точно. Придется брать кредит, нужно работать в два раза продуктивнее. Телек куплю потом. А когда-нибудь поменяю тачку на более новую...
— Такова уж жизнь, – зачем-то произнёс кот.
Какого это быть мертвым? Я целых пять дней думал, что у меня нет другого выхода, кроме как смерть. Я готовился к ней, я планировал её, я примерял веревку к своей шее. Какого это знать, что тебе осталось жить не больше месяца?
После смерти тело уже не нужно, оно становится мусором. Из уважения к усопшему, его плоть не выбрасывают на помойку и не скармливают скоту, нет. Гниющий кусок мяса кладут в деревянную коробку и закапывают в землю. Ритуальную чепуху тоже никто, блять, не отменял. Словно это что-то меняет, словно это имеет какое-либо значение. Ты – кусок мяса, вот и всё, что ты из себя представляешь. Закопают и забудут. И мир, весь этот грёбанный мир, будет существовать без тебя, потому что ты ему, в сущности, не нужен. Ты вообще никому не нужен. И не был никогда. Не будет тебя, будет кто-то другой. Такова уж жизнь.
— Зачем я вообще живу? Кот? Зачем вообще кто-либо живет на этой богом забытой планете?
Он хихикнул и ответил:
— Действительно, забытая богом. Но дьявол всё помнит.
— Я никому не нужен...
— Никто никому не нужен, расслабься.
Хм, да уж, расслабься.
— В чем смысл жизни?
— А ни в чем, — простодушно ответил он, так, словно я спросил у него где достать колбасу подешевле.
— Хм, конечно, о чем это я, речь ведь идёт не о колбасе.
Но он не понял иронии:
— Колбасу я люблю, но лучше мясо.
— Ну да, — зачем-то ответил я,— его хотя бы из мясо делают... наверное.
— В наше время даже мясо из мяса не делают, один суррогат, — мрачно сказал кот.
Я решил проигнорировать его бредовые рассуждения, да и говорить не очень хотелось, тем более о мясе:
— Я больше не хочу сидеть в сырой и холодной яме, убери меня отсюда.
— Я думал, что тебе нравится.
— Нет, не нравится, просто убери меня отсюда, — ответил я, стараясь сохранить спокойствие.
— Куда мы хотим?
— Домой, — можно подумать, что его интересуют мои желания.
— Ты прав, не интересуют, — подтвердил он. — Но спросить-то надо было, из вежливости.
— Засунь свою вежливость знаешь куда.
— Я тебя щас засуну куда подальше, если не заткнёшься.
И я заткнулся.
Я снова не понял, куда он занес меня на этот раз. Опять кромешная тьма. Наверное, в аду тоже так: одна сплошная тьма и больше ничего...
Я лежал на каких-то деревянных не полированных досках, надеюсь, хоть не в гробу. Вообще здесь было нихрена не видно... а нет, видно. В помещении, огромные окна которого находились на высоте где-то третьего этажа, проникал слабый лунный свет. Ну да, источник так себе, но хоть что-то. Через несколько минут глаза привыкли к темноте и я получил возможность видеть не только светлые пятна на окнах, но и какие-то очертания окружающей меня действительности. Я понял, что сижу на лавке, обычной деревянной лавке. Сел. Что за... Мои ноги оказались по щиколотку в воде, я чуть не взвыл, она была почти ледяной.
— Да что бы тебя!...
— Что бы меня что? — это был голос кота, но я не смог понять, с какой стороны он исходит.
— Что бы ты сдох, — ответил я, но уже шепотом.
— Иди в левый угол! — приказал кот.
Я повиновался, против собственной воли ноги мои понесли меня прямиком в... это место показалось мне знакомым. Я почти не удивился, когда мои пальцы коснулись гладких, холодный клавиш музыкального инструмента, на котором я уже когда-то играл.
— Я не хочу больше... — мурашки побежали по коже, когда я вновь почувствовал кровь на своей коже...
— А больше и не надо, — ответил он, лукаво улыбнувшись. — Чё застыл на месте?
Я застыл на месте. Почему? В этот момент я осознал, что ничего не мешает мне изучить это место, и почему эта простая мысль не пришла в мою голову раньше?
Я вышел из темного угла, где стояло пианино, и огляделся. Ничего не изменилось, по-прежнему почти ничего не видно. Я наугад свернул направо, медленно двигаясь на ощупь. Ноги мои, к этому моменту, уже почти потеряли всякую чувствительность. Я шел прямо не сворачивая, пока, наконец, мои вытянутые ладони не уперлись в стену. Это хорошо. Я побрел вдоль неё, опираясь руками, так мне было легче.
Я не знаю сколько шел так, но по ощущениям, часа три не меньше. Я звал его, я кричал, умолял вывести меня из плена бесконечного пути, но он молчал. Казалось, что весь мир умер, а кот просто исчез. Мурашки побежали по коже от мысли, что он бросил меня здесь, оставив навсегда гнить в плену бесконечной стены, из которого я никогда не выберусь...
Я устал идти дальше, ноги болели невыносимо, я начал задыхаться и, не имея больше ни моральных ни физических сил, сел на пол, прислонившись к этой чертовой стене. Так как я насквозь промок, меня затрясло от холода, но это уже не имело никакого значения.
— А ты не хочешь обернуться и посмотреть, что перед тобой? Какой же ты идиот! — впервые за всё это время я был настолько счастлив от того, что услышал его голос.
