- Вы поддержите меня? - магистр обернулся, его глаза в полумраке горели холодным огнем.
Вместо ответа большинство из них опустилось на колени. Дорогие плащи утонули в вековой пыли, а склоненные головы стали частью этого погребального ритуала.
- Тогда решено… - прошептал магистр.
Где-то наверху, в мире живых, раздались крики. Глухие удары в тяжелую дверь. Приказы сдаться, брошенные на резком, лающем немецком. Тяжелые двери со стальными засовами преграждали проход немецким мушкетерам. Это был лишь вопрос времени, когда солдаты Фердинанда Второго Габсбургского выломают дверь и ворвутся сюда.
Никто из присутствующих не шелохнулся. Живые были спокойнее мертвых.
- Лоренцо, Игорь, Жан, задержите их.
Три тени безмолвно поднялись с колен. Сухой щелчок проверяемого курка, тихий свист извлекаемой из ножен рапиры. Они двинулись к ступеням, ведущим наверх, и растворились во тьме. Как только их шаги затихли, магистр продолжил.
- Это тот самый день, братья. День, когда мы принесем клятву, что изменит ход этой войны. После сказанных нами слов весь мир станет нам союзником, и никто уже не сможет этого изменить!
Каждый из присутствующих поднялся и медленно подошел к жаровне в центре зала.
- Повторяйте за мной, - магистр присоединился к ним. - Я клянусь!
Зал повторил, и слово это прокатилось по крипте, как похоронный звон.
- Что лучше сгину, дам своей душе истлеть во тьме, чем отступлюсь от пути, что я избрал!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не дам себе покоя, пока эти твари живы!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не сомкну глаз, не отложу клинок, а если сделаю это, то пусть они явятся за мной!
Зал повторил.
- Я клянусь, что предпочту вечное проклятье среди этих чудовищ, чем отступлюсь от данного слова!
Зал повторил.
- Я клянусь, что каждый мой потомок продолжит мой путь, и я даю слово их устами!
Зал повторил.
Магистр полоснул по ладони острым, как осколок льда, клинком. Кровь, темная и густая, упала в жаровню. Где-то наверху грянули первые выстрелы.
- Повторяйте за мной, братья и сестры. Теперь наши души скованы договором.
Каждый в зале повторил ритуал. Кровь сочилась сквозь пальцы и падала в огонь, и пламя ревело, пожирая их жертву.
- Теперь - в тоннели. Кому-то из нас сегодня не суждено увидеть рассвет, но кто-то выживет. Помните, что вы и ваши потомки теперь часть нашей общей судьбы! Спасайтесь! Я задержу их. Теперь Орден Ласточки - это ВЫ!
<<Андрей Поповский>>
Музыка, словно настырный паразит, вгрызалась в тишину морга, но не могла ее поглотить - лишь пачкала, как масляное пятно на саване. Трупы на стальных столах, безмолвные и равнодушные, были единственной трезвой аудиторией в этом театре абсурда. Воздух, густой и тяжелый, был пропитан сложным букетом из формалина, дешевого пива и той особой кислой ноты, что оставляет после себя страх. Молодость и смерть сплелись в уродливом танце, празднуя что-то на костях.
Там, где обрывается одна нить, всегда начинается другая. Мы обманываем себя, обряжая смерть в бархат таинственности, чтобы не видеть ее гниющих зубов. Но для этих людей в давно не белых халатах она была лишь статьей в ведомости. Рутиной. Их зарплатой. Наша агония оплачивала их ипотеку, наша последняя судорога покупала одежду их детям. Смерть в этом мире давно перестала быть трагедией, превратившись в гротескный фарс.
Алексей Доротеев, верховный жрец этого храма гниения - единственный патологоанатом в окружении ординаторов, - протянул руку к остывшим пальцам трупа и сноровисто извлек из них запотевшую бутылку "Балтики".
- Молодец, вот и пригодился. Для меня держал, холодненькая! - он коснулся губами горлышка, словно целуя покойника в холодный лоб, и опустился на край стола, бесцеремонно подвинув безжизненное тело.
- А у кого тут тортик есть! - голос Ольги Грибоедовой, первой из ординаторов, был тонким и звонким, неуместным, как детский смех на похоронах. - Лешенька, мы тебе тут желаем всего самого наилучшего!
Она извлекла из грязного, уже использованного пакета вафельное убожество, присыпанное шоколадом. Такой торт покупают, когда жест важнее содержания, когда нужно откупиться от человека, чье присутствие вызывает тошноту. Этот пакет, с его кричащей рекламой дорогих духов, тоже был частью лжи, частью ритуала, после которого его выбросят гнить в землю те самые люди, что завтра пойдут на митинг в защиту экологии.
- Ну, не стоило! - Алексей натянул на лицо маску удивления, фальшивую, как и все в этой комнате. - Тортик - это хорошо, но кто-то мне бухлишко обещал, бл*ха-муха, и что-то посерьезнее, чем пивко. Кто это был, а, Ромка?
- А я не забыл! Вискарик тут!
Фигура, вылепленная из грубых мышц и тюремных привычек, копошилась в рюкзаке. В тусклом свете редких свечей, превративших морг в подобие сатанинского алтаря, блеснула его бритая голова. Роман Николаев, в чьей биографии статьи за разбой и кражу были не последними главами, извлек на свет божий бутылку самого дешевого виски из "Пятерочки".
Найти его по акции было делом чести. Роман всегда заходил в магазин с талонами на скидки или ваучерами на акцию. В мировоззрении Романа вселенная делилась на терпил и тех, кто ими пользуется. Платить полную цену за пойло для куратора означало добровольно записать себя в первую категорию, а на это его душа, закаленная в боях за лучшее место на нарах, пойти не могла. В противном случае ему не хватило бы денег на вечернее пиво.
- Ромка, ты, как всегда, всех выручаешь, а то пришлось бы дуть пивас под тортик. Вот это п*здец был бы, нах*й, - одобрительно кивнул Алексей.
- Ну, а я тут со всех собрал понемногу, - подал голос Юрий, самый младший, самый тихий. - Немного, но с миру по нитке - нищему рубаха.
Юрий Соломонов влился в эту компанию три месяца назад и уже усвоил ее законы. Покупать сигареты для всех, вовремя отворачиваться, когда из карманов мертвецов извлекается их последнее имущество, и никогда не задавать лишних вопросов. Он знал слишком много, и чтобы эта ноша не казалась ему легкой, на его левом плече алел свежий ожог от сигареты - напоминание о цене молчания.
Мы говорим о смерти и видим таинственный ореол. Мы говорим о жизни и предпочитаем не замечать насилие. Наш мир прекрасен, а все, что мы видели - лишь ночной кошмар, который развеется с первыми лучами солнца, с первым глотком утреннего кофе под бормотание телевизора или YouTube-блогера. Алексей Доротеев никогда не принуждал Ольгу к сексу. Роман по кличке "Соболь" никогда не тушил сигарету о плечо Юры. Этого не было. Реальность здесь, она прямо в экране. Разве голос оттуда может врать?
- В жопу твою рубаху, бл*дь. Мне тут намекнули, что вы десяточку мне собрали, - Алексей демонстративно потер ладони.
- Плюс-минус десятка, да, - подтвердил Юра, не поднимая глаз.
- Ну, давай! Под фанфары! Ромчик, бл*дь, где бухло? Мотылек сейчас свою зэпэ дарить будет!
- Да, несу! - отозвался Рома, гремя бутылками.
Обязательный ритуал. Если вы когда-нибудь смотрели передачи о животных, то знаете, что в любой стае есть иерархия, незыблемая, как закон джунглей. Мы никогда не признаемся, что в человеческом обществе имеем те же порядки. Наше возмущение понятно. Как могут творцы столь сложных гаджетов быть не более чем дикими животными. Мы можем. Мы можем очень многое, особенно когда нечего терять.
- Ну я же сказал, под фанфары, долбо*б ты тупорылый! - рявкнул Алексей. - Музыку - громче!
Музыка взвыла, ударив по ушам. Юра с лицом обреченного поднял конверт и подошел к сидящему на холодном столе Алексею. Ольга встала рядом, ее руки, державшие торт, дрожали.
- С днем рождения, Алексей Григорьевич Доротеев. Вам исполняется тридцать семь лет, и мы хотели сказать вам, что мы очень горды быть в вашей команде. Примите от нас этот скромный подарок в знак нашей симпатии.
Каждое слово было актом ментального насилия, которое она совершала над собой.
- Спасибочки, спасибочки, - Алексей вырвал конверт, пересчитал купюры. - Десятка, и правда. Эй, Ромка, а ты скидывался?
- Так я… я же это… организатор!
- Жмот - ты и есть жмот, как ни назови. Ну да ладно, лысый, прощаю, - Алексей по-хозяйски накрыл ладонью бритую голову Романа и слегка качнул ей.
Дверь скрипнула. В щель просунулась голова Андрея. Это было последнее место на земле, где он хотел бы оказаться. Увидев батарею бутылок, он понял, что ночь будет длиннее, чем он думал.
- О, пупок пришел. А я тебе еще час назад звонил. Пробки, что ли? - спросил Алексей, пряча деньги обратно в конверт.
- Не моя смена сегодня, - Андрей нехотя закрыл за собой дверь, но нерешительно остался у самого порога.
- Ну, не твоя. Х*ли тут думать, но Лазарь вот тебя почему-то любит дох*я. Ты у нас п*здец какой ох*енный работник. Я в душе не *бу, почему Лазарь хочет тебя, чтобы ты вскрыл дохляка, но давай, вон лежит, привезли только. Тихонько только давай, у нас тут праздник, типа.
Мы вырастаем, но ничего не меняется. Насилие порождает насилие. Иногда его становится так много, что даже мертвым становится тяжело на это смотреть.
- Я займусь этим, - быстро закивал Андрей и пошел к столу.
Он откинул белую простыню и замер. Тело принадлежало девушке. Он знал ее. Не лично, нет. Но ее лицо, ее голос были частью его тайной ночной жизни. Известная певица, взорвавшая YouTube. Возможно, ей светило "Евровидение", но теперь ей светили только лампы морга.
Думает ли кто-то, что его тело после смерти окажется в подвале среди таких, как Рома "Соболь" и Леша Доротеев? Нет. Всех волнует душа. А тело - лишь оболочка, которую можно осквернить.
- Это же… - выдавил из себя Андрей.
Вся компания обернулась.
- *бать меня в сраку! - рявкнул Рома "Соболь". - Да это же та телка! Ну, она еще пела эту самую, “я роняю запад”, ты-ды-ды!
- Дебил, это не она, - отрезал Алексей, подходя ближе. - Эта поинтереснее будет, Настя “Марго” Романова. Я помню, как-то три штуки за ее билет отвалил, детей водил. Один х*й, половину выступления в сортире просидели: газировки напились с мороженым, живот у них прихватило.
Тело молчало. Обнаженная, бледная, она смотрела в потолок. Умерла не больше десяти часов назад. Без видимых причин. Скорее всего, следственный комитет вызвал Андрея именно поэтому.
- Любопытно узнать, от чего она умерла? - тихо спросил Юра, подходя к остальным и снимая очки.
- Передоз, бл* буду. У меня у братишки такая же баба была. Говорит, принимала вообще все, как не в себя. И когда я говорю вообще все, я имею в виду вообще все, дошло, а? Ха-ха-ха!!! - Рома "Соболь" заржал.
Алексей метнул в него взгляд, и смех захлебнулся. Цепной пес должен знать свое место.
- Похоже, что и правда передоз, - Алексей снова приложился к бутылке. - А жаль, красивая была…
Андрей не мог отвести глаз. Она была не просто обычной певицей с экрана телевизора или YouTube, он смотрел ее передачи. Она была единственной… единственной, кто мог конкурировать со Светланой в его голове. И вот она здесь. Мертва.
- Выпей-ка, - Алексей протянул ему бутылку, - да приступай.
Он не мог пить. Не мог взять скальпель. Не мог смотреть. Как возможно разрезать столь ангельское существо и копаться в его внутренностях?! Длинные русые волосы, яркие зеленые глаза, острые скулы, тонкие пальцы, длинные ноги со все еще накрашенными пальцами. Андрей не заметил, как стал тяжело дышать. Он поймал себя на этой чудовищной мысли и схватился за бутылку водки. Он вырвал ее из рук Алексея и начал пить, захлебываясь, пытаясь утопить свои мысли в едкой жидкости.
- Во дает, а говорил, не пьет, - усмехнулся Рома "Соболь". - Спорим, в желудке найдем цианид? Девка траванула себя от неразделенной любви.
Алексей взял другую бутылку, с виски, и склонился к уху Андрея.
- Ну, что ты? Начинай. Или при нас не можешь?
Андрей дернулся, будто его ударили. Бутылка выскользнула и разбилась об пол. Он тяжело задышал, его глаза забегали по комнате, и лишь спустя несколько секунд он понял, что фразу Алексея совсем не обязательно трактовать именно так, как подумал он.
Старший патологоанатом усмехнулся и отпил из своей бутылки, не сводя с него взгляда.
- Идем, ребят, надо Игорьку что-то тоже налить. Да и телек у него, говорят, работает. Не совсем же мы отбитые нах*й, праздновать мой день рождения рядом со вспоротым трупом!
- Анастасия Романова, - прошипел Андрей.
- Что? - Алексей замер на полпути.
- Ее звали… Настя Романова, а не “труп”. Обращ-щ-щайтесь с ней уважительно, - Андрей был на грани слез.
Его плечи задрожали. Он снова был в мире, где зло всемогуще, а он бессилен.
- Вообще пох*й, как ее звали, - отмахнулся Алексей. - За билет только деньги жалко. Сдохла бы пораньше - платить бы не пришлось.
Толпа, забрав алкоголь, повалила к выходу. Запах этих людей, их пота и перегара, надолго останется в этом помещении. Андрей чувствовал запахи. Он ненавидел их. А она… она все еще пахла чем-то неземным. И не выглядела мертвой. Она все еще пела в его голове.
Ему было двадцать, когда он увидел ее восемнадцатилетней, начинающей свой путь в большом шоу-бизнесе. Это были прекрасные ночи наедине с ее клипами. Только он и она. На тот момент она еще не знала его, а он был уверен, что они встретятся, и вот они встретились.
Гул голосов усилился, Алексей и его компания добрались до приемного отделения и продолжили свой шабаш уже там. Никто не заметит, если Андрей выключит камеру… Решено, у него всего несколько минут. Это была его возлюбленная детства, он и представить себе не мог, что она сказала бы ему “нет” в реальной жизни.
Андрей метнулся к камере, отвернул ее. Метнулся к двери, запер. Тишина. Никого, только он, она и еще несколько десятков мертвых зрителей, которые не станут ему мешать прощаться со своей возлюбленной.
Ремень с его брюк упал на пол, и Андрей двинулся к девушке. Этот бледно-голубой оттенок кожи даже шел ей, он выглядел, как макияж. Его пальцы, подрагивая от напряжения, благоговейно коснулись ее холодных губ. Ее глаза были открыты и безэмоционально смотрели в потолок.
- Я буду нежен с тобой… - прошептал он, сбрасывая халат.
Он перекинул через нее ногу и даже сквозь старые утепленные брюки почувствовал холод как от тела, так и от стола. Мертвецы не смотрели, им было не интересно. Смотрели лишь живые.
Дверь с грохотом распахнулась. Он не слышал, как ее тихо открыли ключом.
- Я так и знал, с*кин ты сын, *бучий извращенец, с*ка! - Рома “Соболь” бросился на него.
Все они были пьяны. За такими этот вопрос долго не задерживается. Андрей рухнул с трупа на пол и серьёзно ушиб спину о кафель. С уже приспущенными штанами он представлял из себя жалкое зрелище.
Рома “Соболь” бросился к нему сжимая руки в кулаки. Первый удар, второй - резкая боль пронзила его тело. Струйка крови потекла из носа, а один из зубов шумно застучал по кафелю, покатившись в кровосток.
Андрей громко истошно закричал, срываясь на визг и закрываясь руками и ногами. Это помогало, когда его избивали на улице. Причины редко были важны. Его внешний вид, деньги на завтрак - что угодно. Важен был лишь сам процесс, и больше ничего.
- Притормози, Ромчик, - голос Алексея был гулким, пьяным.
- Притормозить?! - Рома обернулся, не выпуская одежду Андрея. - Ты видел, что он собирался делать?! *баный п*дорас, я тебя на бутылку посажу!
Вместо ответа большинство из них опустилось на колени. Дорогие плащи утонули в вековой пыли, а склоненные головы стали частью этого погребального ритуала.
- Тогда решено… - прошептал магистр.
Где-то наверху, в мире живых, раздались крики. Глухие удары в тяжелую дверь. Приказы сдаться, брошенные на резком, лающем немецком. Тяжелые двери со стальными засовами преграждали проход немецким мушкетерам. Это был лишь вопрос времени, когда солдаты Фердинанда Второго Габсбургского выломают дверь и ворвутся сюда.
Никто из присутствующих не шелохнулся. Живые были спокойнее мертвых.
- Лоренцо, Игорь, Жан, задержите их.
Три тени безмолвно поднялись с колен. Сухой щелчок проверяемого курка, тихий свист извлекаемой из ножен рапиры. Они двинулись к ступеням, ведущим наверх, и растворились во тьме. Как только их шаги затихли, магистр продолжил.
- Это тот самый день, братья. День, когда мы принесем клятву, что изменит ход этой войны. После сказанных нами слов весь мир станет нам союзником, и никто уже не сможет этого изменить!
Каждый из присутствующих поднялся и медленно подошел к жаровне в центре зала.
- Повторяйте за мной, - магистр присоединился к ним. - Я клянусь!
Зал повторил, и слово это прокатилось по крипте, как похоронный звон.
- Что лучше сгину, дам своей душе истлеть во тьме, чем отступлюсь от пути, что я избрал!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не дам себе покоя, пока эти твари живы!
Зал повторил.
- Я клянусь, что не сомкну глаз, не отложу клинок, а если сделаю это, то пусть они явятся за мной!
Зал повторил.
- Я клянусь, что предпочту вечное проклятье среди этих чудовищ, чем отступлюсь от данного слова!
Зал повторил.
- Я клянусь, что каждый мой потомок продолжит мой путь, и я даю слово их устами!
Зал повторил.
Магистр полоснул по ладони острым, как осколок льда, клинком. Кровь, темная и густая, упала в жаровню. Где-то наверху грянули первые выстрелы.
- Повторяйте за мной, братья и сестры. Теперь наши души скованы договором.
Каждый в зале повторил ритуал. Кровь сочилась сквозь пальцы и падала в огонь, и пламя ревело, пожирая их жертву.
- Теперь - в тоннели. Кому-то из нас сегодня не суждено увидеть рассвет, но кто-то выживет. Помните, что вы и ваши потомки теперь часть нашей общей судьбы! Спасайтесь! Я задержу их. Теперь Орден Ласточки - это ВЫ!
Глава третья: Труп невесты
<<Андрей Поповский>>
Музыка, словно настырный паразит, вгрызалась в тишину морга, но не могла ее поглотить - лишь пачкала, как масляное пятно на саване. Трупы на стальных столах, безмолвные и равнодушные, были единственной трезвой аудиторией в этом театре абсурда. Воздух, густой и тяжелый, был пропитан сложным букетом из формалина, дешевого пива и той особой кислой ноты, что оставляет после себя страх. Молодость и смерть сплелись в уродливом танце, празднуя что-то на костях.
Там, где обрывается одна нить, всегда начинается другая. Мы обманываем себя, обряжая смерть в бархат таинственности, чтобы не видеть ее гниющих зубов. Но для этих людей в давно не белых халатах она была лишь статьей в ведомости. Рутиной. Их зарплатой. Наша агония оплачивала их ипотеку, наша последняя судорога покупала одежду их детям. Смерть в этом мире давно перестала быть трагедией, превратившись в гротескный фарс.
Алексей Доротеев, верховный жрец этого храма гниения - единственный патологоанатом в окружении ординаторов, - протянул руку к остывшим пальцам трупа и сноровисто извлек из них запотевшую бутылку "Балтики".
- Молодец, вот и пригодился. Для меня держал, холодненькая! - он коснулся губами горлышка, словно целуя покойника в холодный лоб, и опустился на край стола, бесцеремонно подвинув безжизненное тело.
- А у кого тут тортик есть! - голос Ольги Грибоедовой, первой из ординаторов, был тонким и звонким, неуместным, как детский смех на похоронах. - Лешенька, мы тебе тут желаем всего самого наилучшего!
Она извлекла из грязного, уже использованного пакета вафельное убожество, присыпанное шоколадом. Такой торт покупают, когда жест важнее содержания, когда нужно откупиться от человека, чье присутствие вызывает тошноту. Этот пакет, с его кричащей рекламой дорогих духов, тоже был частью лжи, частью ритуала, после которого его выбросят гнить в землю те самые люди, что завтра пойдут на митинг в защиту экологии.
- Ну, не стоило! - Алексей натянул на лицо маску удивления, фальшивую, как и все в этой комнате. - Тортик - это хорошо, но кто-то мне бухлишко обещал, бл*ха-муха, и что-то посерьезнее, чем пивко. Кто это был, а, Ромка?
- А я не забыл! Вискарик тут!
Фигура, вылепленная из грубых мышц и тюремных привычек, копошилась в рюкзаке. В тусклом свете редких свечей, превративших морг в подобие сатанинского алтаря, блеснула его бритая голова. Роман Николаев, в чьей биографии статьи за разбой и кражу были не последними главами, извлек на свет божий бутылку самого дешевого виски из "Пятерочки".
Найти его по акции было делом чести. Роман всегда заходил в магазин с талонами на скидки или ваучерами на акцию. В мировоззрении Романа вселенная делилась на терпил и тех, кто ими пользуется. Платить полную цену за пойло для куратора означало добровольно записать себя в первую категорию, а на это его душа, закаленная в боях за лучшее место на нарах, пойти не могла. В противном случае ему не хватило бы денег на вечернее пиво.
- Ромка, ты, как всегда, всех выручаешь, а то пришлось бы дуть пивас под тортик. Вот это п*здец был бы, нах*й, - одобрительно кивнул Алексей.
- Ну, а я тут со всех собрал понемногу, - подал голос Юрий, самый младший, самый тихий. - Немного, но с миру по нитке - нищему рубаха.
Юрий Соломонов влился в эту компанию три месяца назад и уже усвоил ее законы. Покупать сигареты для всех, вовремя отворачиваться, когда из карманов мертвецов извлекается их последнее имущество, и никогда не задавать лишних вопросов. Он знал слишком много, и чтобы эта ноша не казалась ему легкой, на его левом плече алел свежий ожог от сигареты - напоминание о цене молчания.
Мы говорим о смерти и видим таинственный ореол. Мы говорим о жизни и предпочитаем не замечать насилие. Наш мир прекрасен, а все, что мы видели - лишь ночной кошмар, который развеется с первыми лучами солнца, с первым глотком утреннего кофе под бормотание телевизора или YouTube-блогера. Алексей Доротеев никогда не принуждал Ольгу к сексу. Роман по кличке "Соболь" никогда не тушил сигарету о плечо Юры. Этого не было. Реальность здесь, она прямо в экране. Разве голос оттуда может врать?
- В жопу твою рубаху, бл*дь. Мне тут намекнули, что вы десяточку мне собрали, - Алексей демонстративно потер ладони.
- Плюс-минус десятка, да, - подтвердил Юра, не поднимая глаз.
- Ну, давай! Под фанфары! Ромчик, бл*дь, где бухло? Мотылек сейчас свою зэпэ дарить будет!
- Да, несу! - отозвался Рома, гремя бутылками.
Обязательный ритуал. Если вы когда-нибудь смотрели передачи о животных, то знаете, что в любой стае есть иерархия, незыблемая, как закон джунглей. Мы никогда не признаемся, что в человеческом обществе имеем те же порядки. Наше возмущение понятно. Как могут творцы столь сложных гаджетов быть не более чем дикими животными. Мы можем. Мы можем очень многое, особенно когда нечего терять.
- Ну я же сказал, под фанфары, долбо*б ты тупорылый! - рявкнул Алексей. - Музыку - громче!
Музыка взвыла, ударив по ушам. Юра с лицом обреченного поднял конверт и подошел к сидящему на холодном столе Алексею. Ольга встала рядом, ее руки, державшие торт, дрожали.
- С днем рождения, Алексей Григорьевич Доротеев. Вам исполняется тридцать семь лет, и мы хотели сказать вам, что мы очень горды быть в вашей команде. Примите от нас этот скромный подарок в знак нашей симпатии.
Каждое слово было актом ментального насилия, которое она совершала над собой.
- Спасибочки, спасибочки, - Алексей вырвал конверт, пересчитал купюры. - Десятка, и правда. Эй, Ромка, а ты скидывался?
- Так я… я же это… организатор!
- Жмот - ты и есть жмот, как ни назови. Ну да ладно, лысый, прощаю, - Алексей по-хозяйски накрыл ладонью бритую голову Романа и слегка качнул ей.
Дверь скрипнула. В щель просунулась голова Андрея. Это было последнее место на земле, где он хотел бы оказаться. Увидев батарею бутылок, он понял, что ночь будет длиннее, чем он думал.
- О, пупок пришел. А я тебе еще час назад звонил. Пробки, что ли? - спросил Алексей, пряча деньги обратно в конверт.
- Не моя смена сегодня, - Андрей нехотя закрыл за собой дверь, но нерешительно остался у самого порога.
- Ну, не твоя. Х*ли тут думать, но Лазарь вот тебя почему-то любит дох*я. Ты у нас п*здец какой ох*енный работник. Я в душе не *бу, почему Лазарь хочет тебя, чтобы ты вскрыл дохляка, но давай, вон лежит, привезли только. Тихонько только давай, у нас тут праздник, типа.
Мы вырастаем, но ничего не меняется. Насилие порождает насилие. Иногда его становится так много, что даже мертвым становится тяжело на это смотреть.
- Я займусь этим, - быстро закивал Андрей и пошел к столу.
Он откинул белую простыню и замер. Тело принадлежало девушке. Он знал ее. Не лично, нет. Но ее лицо, ее голос были частью его тайной ночной жизни. Известная певица, взорвавшая YouTube. Возможно, ей светило "Евровидение", но теперь ей светили только лампы морга.
Думает ли кто-то, что его тело после смерти окажется в подвале среди таких, как Рома "Соболь" и Леша Доротеев? Нет. Всех волнует душа. А тело - лишь оболочка, которую можно осквернить.
- Это же… - выдавил из себя Андрей.
Вся компания обернулась.
- *бать меня в сраку! - рявкнул Рома "Соболь". - Да это же та телка! Ну, она еще пела эту самую, “я роняю запад”, ты-ды-ды!
- Дебил, это не она, - отрезал Алексей, подходя ближе. - Эта поинтереснее будет, Настя “Марго” Романова. Я помню, как-то три штуки за ее билет отвалил, детей водил. Один х*й, половину выступления в сортире просидели: газировки напились с мороженым, живот у них прихватило.
Тело молчало. Обнаженная, бледная, она смотрела в потолок. Умерла не больше десяти часов назад. Без видимых причин. Скорее всего, следственный комитет вызвал Андрея именно поэтому.
- Любопытно узнать, от чего она умерла? - тихо спросил Юра, подходя к остальным и снимая очки.
- Передоз, бл* буду. У меня у братишки такая же баба была. Говорит, принимала вообще все, как не в себя. И когда я говорю вообще все, я имею в виду вообще все, дошло, а? Ха-ха-ха!!! - Рома "Соболь" заржал.
Алексей метнул в него взгляд, и смех захлебнулся. Цепной пес должен знать свое место.
- Похоже, что и правда передоз, - Алексей снова приложился к бутылке. - А жаль, красивая была…
Андрей не мог отвести глаз. Она была не просто обычной певицей с экрана телевизора или YouTube, он смотрел ее передачи. Она была единственной… единственной, кто мог конкурировать со Светланой в его голове. И вот она здесь. Мертва.
- Выпей-ка, - Алексей протянул ему бутылку, - да приступай.
Он не мог пить. Не мог взять скальпель. Не мог смотреть. Как возможно разрезать столь ангельское существо и копаться в его внутренностях?! Длинные русые волосы, яркие зеленые глаза, острые скулы, тонкие пальцы, длинные ноги со все еще накрашенными пальцами. Андрей не заметил, как стал тяжело дышать. Он поймал себя на этой чудовищной мысли и схватился за бутылку водки. Он вырвал ее из рук Алексея и начал пить, захлебываясь, пытаясь утопить свои мысли в едкой жидкости.
- Во дает, а говорил, не пьет, - усмехнулся Рома "Соболь". - Спорим, в желудке найдем цианид? Девка траванула себя от неразделенной любви.
Алексей взял другую бутылку, с виски, и склонился к уху Андрея.
- Ну, что ты? Начинай. Или при нас не можешь?
Андрей дернулся, будто его ударили. Бутылка выскользнула и разбилась об пол. Он тяжело задышал, его глаза забегали по комнате, и лишь спустя несколько секунд он понял, что фразу Алексея совсем не обязательно трактовать именно так, как подумал он.
Старший патологоанатом усмехнулся и отпил из своей бутылки, не сводя с него взгляда.
- Идем, ребят, надо Игорьку что-то тоже налить. Да и телек у него, говорят, работает. Не совсем же мы отбитые нах*й, праздновать мой день рождения рядом со вспоротым трупом!
- Анастасия Романова, - прошипел Андрей.
- Что? - Алексей замер на полпути.
- Ее звали… Настя Романова, а не “труп”. Обращ-щ-щайтесь с ней уважительно, - Андрей был на грани слез.
Его плечи задрожали. Он снова был в мире, где зло всемогуще, а он бессилен.
- Вообще пох*й, как ее звали, - отмахнулся Алексей. - За билет только деньги жалко. Сдохла бы пораньше - платить бы не пришлось.
Толпа, забрав алкоголь, повалила к выходу. Запах этих людей, их пота и перегара, надолго останется в этом помещении. Андрей чувствовал запахи. Он ненавидел их. А она… она все еще пахла чем-то неземным. И не выглядела мертвой. Она все еще пела в его голове.
Ему было двадцать, когда он увидел ее восемнадцатилетней, начинающей свой путь в большом шоу-бизнесе. Это были прекрасные ночи наедине с ее клипами. Только он и она. На тот момент она еще не знала его, а он был уверен, что они встретятся, и вот они встретились.
Гул голосов усилился, Алексей и его компания добрались до приемного отделения и продолжили свой шабаш уже там. Никто не заметит, если Андрей выключит камеру… Решено, у него всего несколько минут. Это была его возлюбленная детства, он и представить себе не мог, что она сказала бы ему “нет” в реальной жизни.
Андрей метнулся к камере, отвернул ее. Метнулся к двери, запер. Тишина. Никого, только он, она и еще несколько десятков мертвых зрителей, которые не станут ему мешать прощаться со своей возлюбленной.
Ремень с его брюк упал на пол, и Андрей двинулся к девушке. Этот бледно-голубой оттенок кожи даже шел ей, он выглядел, как макияж. Его пальцы, подрагивая от напряжения, благоговейно коснулись ее холодных губ. Ее глаза были открыты и безэмоционально смотрели в потолок.
- Я буду нежен с тобой… - прошептал он, сбрасывая халат.
Он перекинул через нее ногу и даже сквозь старые утепленные брюки почувствовал холод как от тела, так и от стола. Мертвецы не смотрели, им было не интересно. Смотрели лишь живые.
Дверь с грохотом распахнулась. Он не слышал, как ее тихо открыли ключом.
- Я так и знал, с*кин ты сын, *бучий извращенец, с*ка! - Рома “Соболь” бросился на него.
Все они были пьяны. За такими этот вопрос долго не задерживается. Андрей рухнул с трупа на пол и серьёзно ушиб спину о кафель. С уже приспущенными штанами он представлял из себя жалкое зрелище.
Рома “Соболь” бросился к нему сжимая руки в кулаки. Первый удар, второй - резкая боль пронзила его тело. Струйка крови потекла из носа, а один из зубов шумно застучал по кафелю, покатившись в кровосток.
Андрей громко истошно закричал, срываясь на визг и закрываясь руками и ногами. Это помогало, когда его избивали на улице. Причины редко были важны. Его внешний вид, деньги на завтрак - что угодно. Важен был лишь сам процесс, и больше ничего.
- Притормози, Ромчик, - голос Алексея был гулким, пьяным.
- Притормозить?! - Рома обернулся, не выпуская одежду Андрея. - Ты видел, что он собирался делать?! *баный п*дорас, я тебя на бутылку посажу!
