Она переплелась с искрящимися нитями, отчего в воздухе появился клубок магической энергии. Он стремительно увеличивался и опасно загудел. Маги мерились силами, стараясь бросить магический клубок в противника. В какой-то момент невидимый противник Арсения прервал поток исходящей от него энергии, отчего смертоносный заряд ударил в одну из повозок с оружием, разнеся её в щепки, а сидевших в ней воинов разбросал щебневым дождём.
Маги, не давая друг другу передышки, вновь скрестили оружие. В сторону Арсения устремились потоки магической энергии от удушающих заклинаний. Он успел отскочить в сторону и в ответ превратил карету врага в смолу, которая тут же накрыла невидимого мага. Из клейкого сгустка вырвалась янтарная фигура человека. Арсений молниеносно вызвал ледяное заклинание, надеясь превратить противника в статую, но тот вовремя окружил себя защитой, отчего магический удар снежинками рассыпался возле него. На Арсения вновь наступали щебневые воины, а вместе с ними в него ударил поток стрел из арбалетов. Ялиоль нетерпеливо ждала сигнала, едва сдерживаясь от желания оказаться рядом и дать отпор наступавшим на Арсения. Но ей следовало не сводить глаз с рыжей воительницы, которая не вмешивалась в сражение магов, она была занята поиском слетевшего с головы шлема.
В тот момент, когда невидимый маг почти высвободился из смоляной ловушки, произошло нечто странное. Щебневые воины, стоящие возле него, как по команде, вытянулись в струну и рухнули на землю, а вместе с ними замертво упало несколько лошадей. Послышался утробный звук, и те, кто ещё держался на ногах, увидели выползающее к своим жертвам существо. Грозовая фирена походила на громадного тюленя, она вонзала в сырую землю острые когти, подтягивая грузное тело к убитой добыче. Фирена высовывала тонкий синий язык и смачивала им крохотные слепые глазки. Красноватые веточки жабр пульсировали по бокам её круглой морды, улавливая вибрации, отчего голова фирены поворачивалась в сторону от малейшего движения.
Она приближалась к мёртвой лошади, рядом с которой находился Арсений, спасшийся только благодаря магической защите. Он сделал шаг из растекающейся смолы, а грозовая фирена, почувствовав движение, подняла утолщённый хвост и ударила им о землю. Разряд тока заставил вздрогнуть лежащих на земле и приходящих в себя щебневых воинов.
Тем временем второй маг освободил руки от смолы и решительно взмахнул ими, надеясь расправиться с опасным существом. Но тут появилась вторая фирена. Она незамедлительно ударила хвостом о землю. Разошедшийся в стороны смертоносный заряд повалил с ног ещё около дюжины стоявших.
Почуяв соперника, первое существо тоже ударило хвостом, и началась схватка, похожая на ту, что разыгралась между магами. В какой-то момент фирены одновременно ударили хвостами, отчего произошёл взрыв и невидимого мага в искрящемся облаке подбросило над землей.
Арсений решил воспользоваться ситуацией. Он услышал, как Хельга велит своим людям отходить от места сражения фирен, и заметил, что её голову не защищает шлем. Но когда Арсений произнёс заклинание, Хельга заставила палому совершить скачок, отчего магический разряд пролетел мимо её головы.
Арсений решил не сдаваться. Он сменил тактику. Теперь он нацелился на палому. Его магия была для неё родной, а значит, опасной. Несмотря на способности бантолианских прыгунов, ускакать от него ей не удалось. Арсений побоялся применять заклинание пут, когда она была в небе, и дождался неизбежного приземления, а поскольку Хельга направила палому в сторону от лагеря, невидимый маг уже не мог ей помочь, отвлечённый фиренами. Юноша превратил бантолианского прыгуна в первое, что пришло в голову — в медузу, которая никуда бы не убежала, не съела бы свою наездницу и оказалась бы мягкой подушкой.
— Пепла тебе в рот!!! — взревела Хельга, барахтаясь в скользких щупальцах.
— Ялиоль! — крикнул Арсений, едва предводительница щебневых воинов плюхнулась на землю.
Так рыжая воительница стала пленницей двух молодых людей, которые подняли её на каменный диск и быстро скрылись за рощей исполинского хвоща.
Отлетев на безопасное расстояние, они нашли сухое место, которое дождь обошёл стороной. Здесь начинались заросли воллелии. Эти хвойные пальмы с оливково-жёлтой кроной были украшением Саматронии. Прямые крепкие стволы возносили к солнцу пышный букет из упругих ветвей, покрытых длинными жёсткими листьями. Каждая ветвь заканчивалась шишкой, испускавшей сильный хвойный аромат. Ялиоль решила остановиться тут для беседы с пленённой воительницей. Арсений сковал ноги Хельги заклинанием пут и усадил её возле мшистого пня. Воительница разлепила глаза и с ненавистью уставилась на Арсения и Ялиоль.
— Ну, жалкие личинки, вам удалось меня заинтриговать, — произнесла Хельга, как только ей позволили говорить. — Кто начнёт первым?
— У нас были веские причины, чтобы пленить вас, — твёрдо сказал Арсений.
— Подбирай слова, молокосос! Ещё одно неверное — и твои руки появятся на стене в зале моих трофеев, — усмехнулась Хельга. — Продолжай…
— Прежде чем оскорблять нас и сыпать угрозами, прочтите вот это письмо, — протягивая лист пергамента, сдержанно произнесла Ялиоль. — Оно адресовано вам.
Рыжая воительница окинула её оценивающим взглядом чёрных глаз и взяла послание от Матери рода. По мере того как она углублялась в смысл написанного, выражение её лица кардинально менялось. От вызывающе-насмешливой маски не осталось и следа: складка меж бровей стала заметнее; ещё пара строк — и брови Хельги взметнулись вверх, а глаза округлились. Она явно была чем-то удивлена. Закончив чтение, воительница раздражённо поморщилась и опустила пергамент. Мельком глянув на Ялиоль, она вновь развернула послание. Ещё раз пробежавшись взглядом по строчкам, Хельга задумалась, точно выбирала слова для ответа.
— Эта хворостина по-прежнему красноречива. Сколько высокопарных слов! — фыркнула она. — Но я не намерена исполнять чьи-либо указания… Невероятно! Насколько нужно быть самоуверенной, чтобы ожидать моего повиновения!
Хельга, казалось, разговаривала сама с собой, гневно размахивая руками, а Ялиоль и Арсений могли лишь наблюдать за столь бурной реакцией.
— Желаете сами прочесть сию писанину? — Воительница помахала перед их лицами смятым пергаментом. — Чего-то боитесь?
В ответ они замотали головами.
— Ну, что ж, приготовьтесь услышать правду от меня, — сказала Хельга и, указав кивком на Ялиоль, изрекла: — Я твоя мать. Как тебе такая правда?
Ответа не последовало. Ялиоль замерла, вглядываясь в неё, словно пыталась вспомнить. Тогда Хельга продолжила:
— И вот ещё одна: я — угроза тебе, моему ребёнку! Угроза, которую Талас так страстно желал предотвратить. Удивлена?
Ялиоль задумалась, а её спутник устремил на Хельгу изучающий взгляд, не понимая, почему дочь совсем не похожа на мать.
— Нет, я вам… почему-то верю, — наконец ответила девушка. — Я как будто всегда знала правду, но забыла, а сейчас вспомнила.
— Вижу, ты не спешишь обнять меня… И это естественно.
Ялиоль действительно не чувствовала особого трепета, но заметила, как взволнована Хельга. Наверняка в душе рыжей воительницы сейчас бушевали смешанные чувства: боль, обида, тоска и, может, даже надежда, но внешне это почти не проявлялось. Видимо, холодную сдержанность Ялиоль унаследовала от неё. Однако сейчас в сердце девушки внезапно начало пробуждаться странное чувство, будто там заплакал кто-то маленький и совершенно беззащитный.
— Я представляла себе раньше нашу встречу, но никогда не думала, что она будет такой скупой и сдержанной, — продолжала Хельга. — Впрочем, чего я ожидала, когда уступила Таласу и бросила своего ребёнка?
— Я ни в чём вас не виню!
— А могла бы, я ведь твоя мать! Я должна была бороться за тебя, а вместо этого… — Голос рыжей воительницы дрогнул, и в её глазах блеснули слёзы, но она тут же овладела собой.
— Отца невозможно переубедить, если он принял решение…
Глядя на то, как женщина с репутацией беспощадной предводительницы бандитов пытается сдержать набегающие слёзы, Ялиоль прониклась к ней необычайной теплотой.
Хельга как будто боялась взглянуть в лицо своей дочери и смотрела на неё украдкой, когда Ялиоль переводила взгляд на молчаливо наблюдавшего за ними Арсения.
— Талас поступил правильно: я не достойна быть матерью!
— Не говорите так! — не выдержала Ялиоль и обняла Хельгу. — Я не считаю, что отец поступил правильно, мне пришлось поверить на слово, — призналась она. — Я даже не знаю причины, побудившей его поступить столь жестоко.
Маленькая девочка в сердце Ялиоль перестала плакать, словно ощутила, что теперь всё будет хорошо. Девушка понимала, что должна сказать что-то ещё, но слова куда-то улетучились. Она просто обнимала свою мать, а та крепко прижала к себе её руку.
Им явно следовало поговорить, это понимали все трое, но прежде не помешало бы отойти от шока, и потому Хельга не торопилась. Она встала, когда Арсений снял с неё невидимые путы, и растёрла затекшие ноги. Для беседы она выбрала пальмовую рощу поблизости, и все трое прогулялись до неё неспешным шагом, обдумывая произошедшее. Там, в роще, в тени высоких валлелий, Хельга удобно устроилась прямо на земле, прислонившись спиной к шершавому стволу, и, кажется, впервые с момента их битвы, посмотрела на спутника дочери долгим изучающим взглядом. Арсений выдержал его, не опустив головы. Хельга усмехнулась и жестом пригласила его и дочь занять места подле неё, на земле, что они и сделали без лишних разговоров. Сейчас ни у кого не было желания спорить из-за таких пустяков. Прежде чем начать рассказ, Хельга тяжело вздохнула, набрала побольше воздуха в грудь и произнесла с приглушенной горечью:
— Не подумайте, что я совсем бесчувственная, что бросила дитя, не пытаясь сражаться. Всё дело в пророчестве. — Она сложила руки на груди: — Талас увидел в нём, будто я убиваю свою дочь, и потому сделал всё, чтобы разлучить нас с тобой. — Хельга поймала взгляд Ялиоль и печально улыбнулась. — К тому моменту он прожил на свете уже три сотни лет, но испугался, точно ребёнок. Видно, ты была для него слишком важной. Ты же его первенец, плод жаркой страсти!
— Я ничего не знала о пророчестве.
— Конечно, иначе и быть не могло, ведь рядом с твоим отцом всегда находилась Женевьева, которая видит смысл своей жизни в создании новых тайн. За пятьсот лет она наверняка выжила из ума.
— Я помню, что мою мать звали Гассила, — вдруг сказала Ялиоль, пропустив мимо ушей остальное. — Почему вас зовут иначе?
— О, это долгая история! Если вы готовы её выслушать, я могу поведать о жизни матери, которую заставили бросить своего ребёнка.
Разве Ялиоль могла сказать «нет»? Она вдруг обрела мать, и рассказ мог восполнить огромный пробел в её жизни! Пусть девушка ещё не прониклась к Хельге тёплыми чувствами, однако надеялась, что это всего лишь вопрос времени.
Хельга подтвердила, что её настоящее имя Гассила, и заговорила о годах скитаний в поисках утраченного смысла существования. Талас был непреклонен в своём решении. Он не позволил ей остаться в Бантолии у родственников и отправил к троюродному дяде Вражену. Тот жил в Рардисе, на юге Фалидара. Гассила собрала немного личных вещей и, в последний раз поцеловав дочь, покинула дом.
Путь выдался нелёгким, через горы, с караваном торговцев. Гассила всю дорогу думала о том, что больше никогда не увидит свою дочь, и рядом не было никого, кто мог бы её утешить, а людям, окружающим её сейчас, нет никакого дела до матери, вынужденной оставить единственное дитя. В голове не было места для других мыслей, и она забыла пополнить запасы воды, когда караван остановился в маленьком селении на границе Бантолии. Гассиле пришлось покупать воду за тройную плату у караванщиков. Затем на горной тропе кобылу, что тянула её повозку, напугала змея. Лошадь понеслась и едва не сорвалась в обрыв. Гассила выпала из повозки и чуть не сломала ногу.
— Вставай, иначе мы оставим тебя здесь! — рявкнул на неё один из торговцев.
— А вы мне не поможете? — Гассила растерянно глянула на него.
Мужчина нехотя протянул ей руку. Гассила ухватилась за неё, в надежде подняться. Но боль в ноге была такой пронизывающей! Мужчина закряхтел, пытаясь её удержать, и едва не упал на землю.
— Ты слишком тяжёлая, — проворчал он и зашагал к своей повозке. — Такая огромная!
Гассила действительно была выше всех мужчин каравана и крупнее некоторых. Она никогда не стеснялась своего роста, но сейчас не знала, куда спрятать глаза от стыда.
— Да её саму надо запрячь в телегу! — долетели насмешливые слова из толпы торговцев.
Всё же кто-то отважился остановить её напуганную лошадь, и когда Гассила добралась до повозки, караван двинулся дальше.
Троюродный дядя Важен не отказал в приюте жене бантолианского сантория. Он нашёл для неё место в кладовке, в окружении связок сушёной рыбы и мешков с зерном. На мешках она и спала, укрывшись лоскутным одеялом, которое привезла с собой.
— Ночлег у тебя есть, но, чтобы сесть за мой стол, ты должна на него что-то поставить, — сказал дядя.
Гассила и не думала быть нахлебницей. Утром она пошла искать работу. Но что она умела делать? Талас забрал её в шестнадцать лет из богатой семьи, где было много слуг. Она даже готовить не умела. Взглянув на неё, фалидарцы предлагали Гассиле мужскую работу: колоть дрова, таскать бочки с водой и вычищать выгребные ямы. Выбор был невелик, но Гассила успокаивала себя тем, что тяжёлый труд отвлечёт её от мыслей о дочери. Она соглашалась и выполняла всё, что ей говорили, но, едва заметив насмешливый взгляд, тут же всё бросала и искала новое занятие.
— Вот как должен работать мужик! — услышала она однажды за спиной, расколов гору поленьев.
Гассила обернулась и увидела хозяина и его малолетнего сына.
— Так это же… — воскликнул пацан и не договорил под грозным взглядом Гассилы.
— Тебе бы в рудокопы податься, — сказал его отец, протягивая плату за работу, — с такой-то силищей!
Гассиле почему-то захотелось запустить ему в голову колуном, но она сдержалась и, поблагодарив за совет, забрала деньги.
Дядя Вражен сам работал в шахтах и как-то обмолвился, что получает достойную плату за труд, а не жалкие крохи, что приносит она. Гассила предложила взять её с собой, когда он в следующий раз пойдёт в шахту.
— Это тяжёлая работа! — возразил он, вскинув кустистые брови, — Там трудятся только настоящие мужчины!
— Да неужели? — не сдержалась Гассила. — Увидеть бы хоть одного…
Он оскорблённо сложил на костлявой груди вечно грязные ручищи с обломанными ногтями и, высоко задрав лысую макушку, отказался брать её в шахту. Тогда Гассила сама встретилась с Ириллом — руководителем горных разработок.
— Видать, нелёгкая судьба толкнула тебя к нам, — сказал он, окинув Гассилу внимательным взглядом.
Этот коренастый, начинающий седеть мужчина говорил без насмешки и даже с участием, и впервые за долгое время Гассиле не захотелось бросить в ответ что-нибудь тяжёлое.
Первые дни после работы на шахте она приходила домой едва живая. Болело всё: ноги, руки, спина. Дядя Вражен не разговаривал с ней и в шахте старался держаться подальше.
— Что-то твой родственник не очень приветлив с тобой, — как-то отметил Ирилл, поглаживая аккуратную остренькую бородку. — Хочешь, я с ним побеседую?
Маги, не давая друг другу передышки, вновь скрестили оружие. В сторону Арсения устремились потоки магической энергии от удушающих заклинаний. Он успел отскочить в сторону и в ответ превратил карету врага в смолу, которая тут же накрыла невидимого мага. Из клейкого сгустка вырвалась янтарная фигура человека. Арсений молниеносно вызвал ледяное заклинание, надеясь превратить противника в статую, но тот вовремя окружил себя защитой, отчего магический удар снежинками рассыпался возле него. На Арсения вновь наступали щебневые воины, а вместе с ними в него ударил поток стрел из арбалетов. Ялиоль нетерпеливо ждала сигнала, едва сдерживаясь от желания оказаться рядом и дать отпор наступавшим на Арсения. Но ей следовало не сводить глаз с рыжей воительницы, которая не вмешивалась в сражение магов, она была занята поиском слетевшего с головы шлема.
В тот момент, когда невидимый маг почти высвободился из смоляной ловушки, произошло нечто странное. Щебневые воины, стоящие возле него, как по команде, вытянулись в струну и рухнули на землю, а вместе с ними замертво упало несколько лошадей. Послышался утробный звук, и те, кто ещё держался на ногах, увидели выползающее к своим жертвам существо. Грозовая фирена походила на громадного тюленя, она вонзала в сырую землю острые когти, подтягивая грузное тело к убитой добыче. Фирена высовывала тонкий синий язык и смачивала им крохотные слепые глазки. Красноватые веточки жабр пульсировали по бокам её круглой морды, улавливая вибрации, отчего голова фирены поворачивалась в сторону от малейшего движения.
Она приближалась к мёртвой лошади, рядом с которой находился Арсений, спасшийся только благодаря магической защите. Он сделал шаг из растекающейся смолы, а грозовая фирена, почувствовав движение, подняла утолщённый хвост и ударила им о землю. Разряд тока заставил вздрогнуть лежащих на земле и приходящих в себя щебневых воинов.
Тем временем второй маг освободил руки от смолы и решительно взмахнул ими, надеясь расправиться с опасным существом. Но тут появилась вторая фирена. Она незамедлительно ударила хвостом о землю. Разошедшийся в стороны смертоносный заряд повалил с ног ещё около дюжины стоявших.
Почуяв соперника, первое существо тоже ударило хвостом, и началась схватка, похожая на ту, что разыгралась между магами. В какой-то момент фирены одновременно ударили хвостами, отчего произошёл взрыв и невидимого мага в искрящемся облаке подбросило над землей.
Арсений решил воспользоваться ситуацией. Он услышал, как Хельга велит своим людям отходить от места сражения фирен, и заметил, что её голову не защищает шлем. Но когда Арсений произнёс заклинание, Хельга заставила палому совершить скачок, отчего магический разряд пролетел мимо её головы.
Арсений решил не сдаваться. Он сменил тактику. Теперь он нацелился на палому. Его магия была для неё родной, а значит, опасной. Несмотря на способности бантолианских прыгунов, ускакать от него ей не удалось. Арсений побоялся применять заклинание пут, когда она была в небе, и дождался неизбежного приземления, а поскольку Хельга направила палому в сторону от лагеря, невидимый маг уже не мог ей помочь, отвлечённый фиренами. Юноша превратил бантолианского прыгуна в первое, что пришло в голову — в медузу, которая никуда бы не убежала, не съела бы свою наездницу и оказалась бы мягкой подушкой.
— Пепла тебе в рот!!! — взревела Хельга, барахтаясь в скользких щупальцах.
— Ялиоль! — крикнул Арсений, едва предводительница щебневых воинов плюхнулась на землю.
Так рыжая воительница стала пленницей двух молодых людей, которые подняли её на каменный диск и быстро скрылись за рощей исполинского хвоща.
***
Отлетев на безопасное расстояние, они нашли сухое место, которое дождь обошёл стороной. Здесь начинались заросли воллелии. Эти хвойные пальмы с оливково-жёлтой кроной были украшением Саматронии. Прямые крепкие стволы возносили к солнцу пышный букет из упругих ветвей, покрытых длинными жёсткими листьями. Каждая ветвь заканчивалась шишкой, испускавшей сильный хвойный аромат. Ялиоль решила остановиться тут для беседы с пленённой воительницей. Арсений сковал ноги Хельги заклинанием пут и усадил её возле мшистого пня. Воительница разлепила глаза и с ненавистью уставилась на Арсения и Ялиоль.
— Ну, жалкие личинки, вам удалось меня заинтриговать, — произнесла Хельга, как только ей позволили говорить. — Кто начнёт первым?
— У нас были веские причины, чтобы пленить вас, — твёрдо сказал Арсений.
— Подбирай слова, молокосос! Ещё одно неверное — и твои руки появятся на стене в зале моих трофеев, — усмехнулась Хельга. — Продолжай…
— Прежде чем оскорблять нас и сыпать угрозами, прочтите вот это письмо, — протягивая лист пергамента, сдержанно произнесла Ялиоль. — Оно адресовано вам.
Рыжая воительница окинула её оценивающим взглядом чёрных глаз и взяла послание от Матери рода. По мере того как она углублялась в смысл написанного, выражение её лица кардинально менялось. От вызывающе-насмешливой маски не осталось и следа: складка меж бровей стала заметнее; ещё пара строк — и брови Хельги взметнулись вверх, а глаза округлились. Она явно была чем-то удивлена. Закончив чтение, воительница раздражённо поморщилась и опустила пергамент. Мельком глянув на Ялиоль, она вновь развернула послание. Ещё раз пробежавшись взглядом по строчкам, Хельга задумалась, точно выбирала слова для ответа.
— Эта хворостина по-прежнему красноречива. Сколько высокопарных слов! — фыркнула она. — Но я не намерена исполнять чьи-либо указания… Невероятно! Насколько нужно быть самоуверенной, чтобы ожидать моего повиновения!
Хельга, казалось, разговаривала сама с собой, гневно размахивая руками, а Ялиоль и Арсений могли лишь наблюдать за столь бурной реакцией.
— Желаете сами прочесть сию писанину? — Воительница помахала перед их лицами смятым пергаментом. — Чего-то боитесь?
В ответ они замотали головами.
— Ну, что ж, приготовьтесь услышать правду от меня, — сказала Хельга и, указав кивком на Ялиоль, изрекла: — Я твоя мать. Как тебе такая правда?
Ответа не последовало. Ялиоль замерла, вглядываясь в неё, словно пыталась вспомнить. Тогда Хельга продолжила:
— И вот ещё одна: я — угроза тебе, моему ребёнку! Угроза, которую Талас так страстно желал предотвратить. Удивлена?
Ялиоль задумалась, а её спутник устремил на Хельгу изучающий взгляд, не понимая, почему дочь совсем не похожа на мать.
— Нет, я вам… почему-то верю, — наконец ответила девушка. — Я как будто всегда знала правду, но забыла, а сейчас вспомнила.
— Вижу, ты не спешишь обнять меня… И это естественно.
Ялиоль действительно не чувствовала особого трепета, но заметила, как взволнована Хельга. Наверняка в душе рыжей воительницы сейчас бушевали смешанные чувства: боль, обида, тоска и, может, даже надежда, но внешне это почти не проявлялось. Видимо, холодную сдержанность Ялиоль унаследовала от неё. Однако сейчас в сердце девушки внезапно начало пробуждаться странное чувство, будто там заплакал кто-то маленький и совершенно беззащитный.
— Я представляла себе раньше нашу встречу, но никогда не думала, что она будет такой скупой и сдержанной, — продолжала Хельга. — Впрочем, чего я ожидала, когда уступила Таласу и бросила своего ребёнка?
— Я ни в чём вас не виню!
— А могла бы, я ведь твоя мать! Я должна была бороться за тебя, а вместо этого… — Голос рыжей воительницы дрогнул, и в её глазах блеснули слёзы, но она тут же овладела собой.
— Отца невозможно переубедить, если он принял решение…
Глядя на то, как женщина с репутацией беспощадной предводительницы бандитов пытается сдержать набегающие слёзы, Ялиоль прониклась к ней необычайной теплотой.
Хельга как будто боялась взглянуть в лицо своей дочери и смотрела на неё украдкой, когда Ялиоль переводила взгляд на молчаливо наблюдавшего за ними Арсения.
— Талас поступил правильно: я не достойна быть матерью!
— Не говорите так! — не выдержала Ялиоль и обняла Хельгу. — Я не считаю, что отец поступил правильно, мне пришлось поверить на слово, — призналась она. — Я даже не знаю причины, побудившей его поступить столь жестоко.
Маленькая девочка в сердце Ялиоль перестала плакать, словно ощутила, что теперь всё будет хорошо. Девушка понимала, что должна сказать что-то ещё, но слова куда-то улетучились. Она просто обнимала свою мать, а та крепко прижала к себе её руку.
Глава 8. В изгнании
Им явно следовало поговорить, это понимали все трое, но прежде не помешало бы отойти от шока, и потому Хельга не торопилась. Она встала, когда Арсений снял с неё невидимые путы, и растёрла затекшие ноги. Для беседы она выбрала пальмовую рощу поблизости, и все трое прогулялись до неё неспешным шагом, обдумывая произошедшее. Там, в роще, в тени высоких валлелий, Хельга удобно устроилась прямо на земле, прислонившись спиной к шершавому стволу, и, кажется, впервые с момента их битвы, посмотрела на спутника дочери долгим изучающим взглядом. Арсений выдержал его, не опустив головы. Хельга усмехнулась и жестом пригласила его и дочь занять места подле неё, на земле, что они и сделали без лишних разговоров. Сейчас ни у кого не было желания спорить из-за таких пустяков. Прежде чем начать рассказ, Хельга тяжело вздохнула, набрала побольше воздуха в грудь и произнесла с приглушенной горечью:
— Не подумайте, что я совсем бесчувственная, что бросила дитя, не пытаясь сражаться. Всё дело в пророчестве. — Она сложила руки на груди: — Талас увидел в нём, будто я убиваю свою дочь, и потому сделал всё, чтобы разлучить нас с тобой. — Хельга поймала взгляд Ялиоль и печально улыбнулась. — К тому моменту он прожил на свете уже три сотни лет, но испугался, точно ребёнок. Видно, ты была для него слишком важной. Ты же его первенец, плод жаркой страсти!
— Я ничего не знала о пророчестве.
— Конечно, иначе и быть не могло, ведь рядом с твоим отцом всегда находилась Женевьева, которая видит смысл своей жизни в создании новых тайн. За пятьсот лет она наверняка выжила из ума.
— Я помню, что мою мать звали Гассила, — вдруг сказала Ялиоль, пропустив мимо ушей остальное. — Почему вас зовут иначе?
— О, это долгая история! Если вы готовы её выслушать, я могу поведать о жизни матери, которую заставили бросить своего ребёнка.
Разве Ялиоль могла сказать «нет»? Она вдруг обрела мать, и рассказ мог восполнить огромный пробел в её жизни! Пусть девушка ещё не прониклась к Хельге тёплыми чувствами, однако надеялась, что это всего лишь вопрос времени.
Хельга подтвердила, что её настоящее имя Гассила, и заговорила о годах скитаний в поисках утраченного смысла существования. Талас был непреклонен в своём решении. Он не позволил ей остаться в Бантолии у родственников и отправил к троюродному дяде Вражену. Тот жил в Рардисе, на юге Фалидара. Гассила собрала немного личных вещей и, в последний раз поцеловав дочь, покинула дом.
Путь выдался нелёгким, через горы, с караваном торговцев. Гассила всю дорогу думала о том, что больше никогда не увидит свою дочь, и рядом не было никого, кто мог бы её утешить, а людям, окружающим её сейчас, нет никакого дела до матери, вынужденной оставить единственное дитя. В голове не было места для других мыслей, и она забыла пополнить запасы воды, когда караван остановился в маленьком селении на границе Бантолии. Гассиле пришлось покупать воду за тройную плату у караванщиков. Затем на горной тропе кобылу, что тянула её повозку, напугала змея. Лошадь понеслась и едва не сорвалась в обрыв. Гассила выпала из повозки и чуть не сломала ногу.
— Вставай, иначе мы оставим тебя здесь! — рявкнул на неё один из торговцев.
— А вы мне не поможете? — Гассила растерянно глянула на него.
Мужчина нехотя протянул ей руку. Гассила ухватилась за неё, в надежде подняться. Но боль в ноге была такой пронизывающей! Мужчина закряхтел, пытаясь её удержать, и едва не упал на землю.
— Ты слишком тяжёлая, — проворчал он и зашагал к своей повозке. — Такая огромная!
Гассила действительно была выше всех мужчин каравана и крупнее некоторых. Она никогда не стеснялась своего роста, но сейчас не знала, куда спрятать глаза от стыда.
— Да её саму надо запрячь в телегу! — долетели насмешливые слова из толпы торговцев.
Всё же кто-то отважился остановить её напуганную лошадь, и когда Гассила добралась до повозки, караван двинулся дальше.
Троюродный дядя Важен не отказал в приюте жене бантолианского сантория. Он нашёл для неё место в кладовке, в окружении связок сушёной рыбы и мешков с зерном. На мешках она и спала, укрывшись лоскутным одеялом, которое привезла с собой.
— Ночлег у тебя есть, но, чтобы сесть за мой стол, ты должна на него что-то поставить, — сказал дядя.
Гассила и не думала быть нахлебницей. Утром она пошла искать работу. Но что она умела делать? Талас забрал её в шестнадцать лет из богатой семьи, где было много слуг. Она даже готовить не умела. Взглянув на неё, фалидарцы предлагали Гассиле мужскую работу: колоть дрова, таскать бочки с водой и вычищать выгребные ямы. Выбор был невелик, но Гассила успокаивала себя тем, что тяжёлый труд отвлечёт её от мыслей о дочери. Она соглашалась и выполняла всё, что ей говорили, но, едва заметив насмешливый взгляд, тут же всё бросала и искала новое занятие.
— Вот как должен работать мужик! — услышала она однажды за спиной, расколов гору поленьев.
Гассила обернулась и увидела хозяина и его малолетнего сына.
— Так это же… — воскликнул пацан и не договорил под грозным взглядом Гассилы.
— Тебе бы в рудокопы податься, — сказал его отец, протягивая плату за работу, — с такой-то силищей!
Гассиле почему-то захотелось запустить ему в голову колуном, но она сдержалась и, поблагодарив за совет, забрала деньги.
Дядя Вражен сам работал в шахтах и как-то обмолвился, что получает достойную плату за труд, а не жалкие крохи, что приносит она. Гассила предложила взять её с собой, когда он в следующий раз пойдёт в шахту.
— Это тяжёлая работа! — возразил он, вскинув кустистые брови, — Там трудятся только настоящие мужчины!
— Да неужели? — не сдержалась Гассила. — Увидеть бы хоть одного…
Он оскорблённо сложил на костлявой груди вечно грязные ручищи с обломанными ногтями и, высоко задрав лысую макушку, отказался брать её в шахту. Тогда Гассила сама встретилась с Ириллом — руководителем горных разработок.
— Видать, нелёгкая судьба толкнула тебя к нам, — сказал он, окинув Гассилу внимательным взглядом.
Этот коренастый, начинающий седеть мужчина говорил без насмешки и даже с участием, и впервые за долгое время Гассиле не захотелось бросить в ответ что-нибудь тяжёлое.
Первые дни после работы на шахте она приходила домой едва живая. Болело всё: ноги, руки, спина. Дядя Вражен не разговаривал с ней и в шахте старался держаться подальше.
— Что-то твой родственник не очень приветлив с тобой, — как-то отметил Ирилл, поглаживая аккуратную остренькую бородку. — Хочешь, я с ним побеседую?
