- Что ты имеешь в виду?
- Снова “ты”... Хорошо. Цель близка. Дорога скоро закончится. Когда кружево сплетено – мы уходим. И все замедлится и пойдет своим чередом. В правильном… привычном для вас всех порядке.
- Меня всю дорогу удивляет один факт. Ты рассказываешь о ваших правилах, традициях, отвечаешь на вопросы. Судя по всему, это не запрещено. Почему, в таком случае, ничего из этого нет ни в Академии Крели, ни в записях о родах кадин?
- Мы только что говорили о том, что хранит ваша память. Ответ прост - эти знания не кажутся вам сколько-нибудь ценными. Сам ритуал вызова - да. А что потом - какая разница, если желание сбылось?
- Похоже, скорее, на сказки пустынников о джинах.
- Ты недалеко от истины. Смотри. Раз - мы приходим по приглашению, которое идет от души. Два - мы исполняем то, что сказано трижды. Как в сказках - заветное желание, отданное ветру, воде и земле. Три - если желанию просящего есть место в мировом кружеве – то мы помогаем ему сбыться. Плетем нужный узор – и уходим. Вспомни, исследователь древних, имя хотя бы одного джина? Не помнишь? Четыре - наши имена не остаются в историях, меняющих мир – только ваши. Главные герои – это вы.
- Да ты шутишь. Как вас можно забыть? Все это… - Кион поднял руку, растопырил пальцы и крутанул кистью в воздухе. Печка тут же отозвалась снопом искр.
- Осторожнее, твой дар просыпается. - Мааре открыла заслонку печи, поворошила угли маленькой кочергой, посмеиваясь. - Когда собственная жизнь подкидывает приключений – некогда думать о каких-то неясных фигурах, согласись?
- Нет уж. Уверен, мы все будем помнить эту дорогу как самое лучшее приключение в своей жизни.
- О нет, даже не надейся! Лучшее приключение твоей жизни всегда впереди – и каждое следующее прекраснее предыдущего. А если мысли держат тебя в прошлом – значит, ты свернул не туда или не до конца усвоил урок. Давай, не обесценивай мой труд, живо наслаждайся жизнью. Тем более, что… - Мааре вскинула голову, прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то. - Приключения уже за поворотом.
Течёт над городом вязкой патокой голос, окутывает обманчиво-нежным пологом, держит за плечи, под ноги ложится густым мёдом - и вот уже шагнуть лишний раз тяжко, да и не хочется. Приглушает рокот сердец, отдающийся в ушах тревожным набатом, осыпает пьянящим золотом искр, зачаровывает - и вот уже не помост свежеструганный перед глазами толпы, а манящий зыбкий облик. Мираж светлого будущего.
- Очнитесь! - острый локоть врезается под ребра, сбивая дыхание. Плетунья сердито шипит, ловит плывущий взгляд очарованных спутников, хлопает каждого по ушам, разрывая морок. - У нас от силы минут десять, пора идти.
Сияет, пышет жаром и золотыми искрами парный силуэт на помосте - широкоплечий мужчина с протянутыми к мерно качающейся толпе ладонями и тонкая женская фигурка за его спиной в темном облаке волос. Под ногами хрустит битое стекло и каменная крошка. Цветные ленты, окропленные кровью и пылью, свисают с ограждений площади. Раздавленные толпой фрукты, тающие на жаре, забытые сладости, сладковатый запах не убранного с утра мяса и потрохов из разгромленный лавки мясника - или же это просто новый аромат улиц, не разобрать. Нить дрожит, вырывается, режет пальцы - как бы удержать до срока.
Карета - черная, с потеками тухлых яиц, помидоров, грязи - завалилась на бок, скатилась одним колесом в канаву, но еще стоит. Из четверых хирви в бойне уцелели двое, но их хватит, чтобы вырваться. Открыть дверцу - осторожно, тихо, не допустив и скрипа. Подтолкнуть в спину приходящего в себя крельца, мимоходом стряхнуть с когда-то белого рукава чужую кровь. Пропустить внутрь ученого - настороженного, сжимающего гарроту. Прижать палец к губам, не дав родиться спору. Закрыть дверцу. Обойти карету. Погладить хирви - спокойных, жующих вешнюю траву. Вытянуть их, недовольных, за поводья на дорогу - так, чтобы все четыре колеса встали на твердый камень. Забраться на спину одному зверю. Проверить дорогу - нет ли кого живого на пути. Найти взглядом Илану и юного взморца. Приготовиться. Ждать.
Никто из них не ждал накануне, что за поворотом снежной дороги окажется Элан - город на окраине Змеиных холмов, небольшого княжества на юге от лесов Варсэма. Дорога, изначально ведущая всего лишь к окраине чащи, вдруг стала нитью в игле, прошивающей слой за слоем реальность. Будто кто-то смял их мир в руке и проткнул, не глядя, соединив то, что прежде не соприкасалось. Например, скованный нежданным морозом лес - и запорошенную песками степь, почти пустыню.
Никто из них не ожидал, что вместе тихого, впадающего каждую зиму в спячку городка их встретит кипящий котел. В городские ворота они влетели на закате - обескураженные и растерянные. Пока нашли таверну и комнаты, пока поужинали, пока нашли у хозяйки заведения карту местности и определились, где они и куда дальше ехать, пока уважаемый посол добился встречи с наместником, обрюзгшим и сварливым типом. Словом, на странные, гнетущие настроения горожан никто из путников не обратил внимания. Наместник обмолвился, что в столице сейчас идет передел влияния, а в самом Элане с завтрашнего утра начнется зимняя ярмарка, куда съедутся гости со всего княжества - и всё. Кто кому прищемил хвост в совете змеиных старейшин, Олави так и не смог разузнать, но хотя бы сумел выбить пропуск на выезд из города, пользуясь своим посольским статусом.
А утром на помосте ярмарочной площади вдруг появилась виселица, в петле которой коченело тело наместника. Все ворота - заперты, за пазухой у каждого - то камень, то нож. Кто-то выкрикнул что-то в толпе - и будто спустил едва удерживаемое безумие с тетивы. И началась бойня без причин, правил и смысла. Ярмарочные шатры вдруг ощерились клинками, и первыми на них попали самые слабые. Страх, крики, ярость, безумие и плач.
Рядом свистит плеть - и на спину соседнего хирви запрыгивает Илана, бледная, с красным золотом чужих узоров на левой щеке. Тонкие косицы спутались, сбились будто змеиное кубло. За спиной щелкает замок - это Фарра забрался в карету. Над площадью висит тишина - наведенная, неживая, и воздух дрожит будто под жарким маревом. Спрятаны ножи, упали под ноги камни. Нет в глазах людей больше ни ярости, ни смысла - только наведенный покой. Резкий, будто оборванный на середине жест тонкой руки - и под ноги зверей ложится воздушная тропа. Уводит, уносит карету из увязшего в чарах Элана. Лента, расшитая тонкой звенящей нитью, край которой режет пальцы Мааре, тянет, ведет за собой - снова в зимний тихий лес.
Дорога кончилась внезапно. Просто вывела карету на узкую прогалину - и исчезла. Выгружались молча. Атте спрыгнул в снег вместе с жаровней в голых руках - горячка боя еще играла в крови огнем, будила силы. Олави вытащил котелок - под лавками нашелся ящик с походной посудой. Фарра нёс связку круп и вяленое мясо - пополненный запас продуктов они успели сложить еще до начала боев в Элане. Золотые искры то и дело пробегали по его лицу, ровно по линиям узоров под кожей. Мужчины занялись обустройством стоянки - сначала в напряженном безмолвии, после вполголоса переговариваясь о самых простых бытовых вещах. Подать перец. Нагреть угли. Добавить мяса. Утрамбовать снег. Распрячь и накормить хирви.
- Мы снова персоны нон-грата. - Илана с кривой усмешкой наблюдала чужой работой. Ее кожа постепенно наливалась живым цветом, но багрово-золотой узор на щеке так и не исчез. - Пойдем подальше, я чую недалеко ручей. Хочется отмыться.
Ручей пробивался из-под корней разлапистой старой ели и питал небольшое лесное озерце. Хрупкий лёд ломался от малейшего касания, растворялся в ладонях. Задержать дыхание, прикрыть глаза, опуститься на колени, почувствовать шелковые ленты водорослей кожей. Густая мерзлая вода стирала сажу, пыль, следы чужой крови, саму боль и тревогу. Растворяла, забирала себе, взамен делясь студеным спокойствием и силой.
- Что тебя так вымотало? - Мааре разбирала влажные темные пряди и заплетала своему стражу косы - заново, начисто. - Если подумать, ты справлялась и с большими толпами.
- Они меня не слышали. Я не могла коснуться их сердца. - Илана рисовала веточкой на снегу тонкие, сложные узоры и тут же стирала их. И начинала заново. - Представь, я вылила всю свою силу, искала в них отклик, хотя бы отзвук желания взять свои жизни в свои руки. Но они не хотели этого. Среди тех, кто был в толпе, не оказалось ни одного человека, желающего спасти мир. Только себя и свое добро.
- И все-таки толпа остановилась. Силы было столько, что даже меня зацепило.
- Это наш взморский мальчик. Его мать явно из старого рода, силы в нем немеряно. Знаешь, он просто подошел и начал говорить - сначала повторял за мной, а потом уже сам. И говорил с ними совсем об ином. И его услышали. Мне осталось только эхом разнести его слова до самых дальних уголков княжества.
- Что такого он им пообещал?
- Мира. Блага. Безопасности. Четких правил и законов - ты же помнишь, у змей все через интриги и намеки. Он рисовал для них ту картину, о которой они мечтали - моей силой. И они верили в этот мираж.
- Они поверили и остановились. Больше никто не погиб в том кошмаре.
- Конечно. Больше никто не погиб. Уверена, они сейчас разберут завалы, уберут с площади тела и продолжат ярмарку. Ведь им пообещали, что все будет хорошо.
- Все будет хорошо - так, как это видят они. Вы вложили столько сил, что искры добрались до самых дальних окраин Змеиных холмов. А противостоять вашей объединенной магии даже у меня вышло не сразу. И след этот у тебя на лице…
- Мальчик силён. Ты поняла уже, что все трое - люди всего лишь наполовину, если не меньше? И с каждым новым поворотом их вторая половина просыпается.
- Поняла. Кто-то играет с кружевом, обрывает старые нити. Грубо, жестоко, не считаясь с потерями. Так бывает, когда миру грозит что-то настолько страшное, что с жертвами в моменте перестают считаться. А новый узор еще не проявился.
- Получается, мы с тобой ведем по пути будущих героев истории?
- Выходит, что так. Но я не могу разглядеть, куда и зачем мы их ведем. Пока что все кажется слишком хаотичным и бессмысленным.
- И что нам делать?
- Как обычно. Скользить по нити, не цепляться за соседние, держаться друг за друга. Узор распадается под пальцами, я не могу предположить, куда заведет нас дорога завтра. Мир меняется, рождается что-то новое.
- Уцелеем ли мы на этом повороте колеса, вот в чем вопрос.
Мааре заплела последнюю косу, сполоснула пальцы в ручье. Вернулась к подруге, взяла ее за руку, переплела пальцы.
- Уцелеем. Твоя суть - ветер. Моя - земля. Нам найдется место в любом из миров. А пока давай посмотрим, куда ведет дорога этих героев.
- Каждый раз, когда нас просят вместе за кем-то присмотреть, происходит что-то героически-историческое.
- Мы рождены в эпоху перемен, что ж поделать. Пойдем, там, кажется, ужин готов. - Мааре подняла руку, будто пытаясь схватить с неба луну, перебрала по невидимым струнам-нитям пальцами. - С утра нас опять затянет не пойми куда. Стоит набраться сил.
Вьется белоснежная лента, с самого рассвета под колёса ложится - ровная, без единой выбоины. Греет нутро кареты волшебная печь, и ни единого уголька, ни единой искры не выпускает. Тепло, сыто и спокойно едется, только вот не поддаются этому очарованию дороги путники. Напряжены все, замерли в ожидании, и тревогу, как едкий газ, стравливают шутками колючими и историями, которые обычно только лишь в мужском кругу себе позволяют.
- Кузе Кион, а что ж это мы все о себе да о себе, - скалится посол, подначивает соседа. - Расскажите о своей бурной молодости, поделитесь с юнцами опытом. Да, Фарра? Любопытно, как вы дошли до жизни такой.
- Поверьте, кузе Виртанен, ничего любопытного в моей жизни для вас не найдется. Обычный человек, никаких светских приемов, интриг и прочего, к чему вы привыкли. - Ученый усмехается, сжимая в руках поводья.
Сегодня с утра они решили, что стоит сменить ветряницу на ее посту - женщин отправили внутрь кареты, а сами втроем уместились снаружи. Посол и ученый - на козлах, поочередно управляя запряженными хирви. Сопровождающий посла молодой взморец устроился на крыше кареты, благо, два крюка для крепления поклажи пришлись к месту, за них он держался на поворотах. Так и ехали уже несколько часов - неторопливо и подозрительно спокойно.
Внутри каждого из них жила надежда, что если выбирать дорогу будут люди, то приключений вроде вчерашнего им больше не встретится. И каждый поворот заставлял ненадолго задержать дыхание в тревоге - а вдруг не обойдется? Но время шло, дорога вилась сквозь заснеженный лес, и ничего-то не происходило, а напряжение росло. Как будто внутри кто-то затягивал все туже жесткую пружину.
- И все же я вынужден настаивать, кузе Кион. Как посол, я обязан видеть и замечать жизнь подданных разных государств в разных ее проявлениях, чтобы верно составить картину происходящего. Даже если она мне глубоко неприятна. А вы, скажем прямо, одиозная личность в академических кругах.
- Льстите, Олави, безбожно, - ухмыльнулся мужчина. - Считайте, что убедили. Какие байки старика вы хотите услышать?
- Если уж вы старик, то поделитесь с подрастающим поколением пикантными историями. Может, научите нас чему полезному в обращении с дамами, - продолжал паясничать посол, вполглаза посматривая на обманчиво мирную дорогу.
- Особенно если дама - кадин немалой силы, - подал вдруг голос взморец. Звучал он после вчерашнего волшебства все еще сипло, надсаженно, что придавало сказанному некий налет угрозы.
- Да, Атте, и впрямь, расскажи, где ты научился так ловко находить общий язык с пусть очаровательными, но все-таки нелюдями. - Олави улыбался, но настолько гадко и язвительно, что археологу тотчас захотелось смахнуть эту усмешку с его лица, желательно кулаком. А парень продолжал, между тем, глумиться. - И ветряница, и плетунья - обе благоволят к тебе. Хлыстом тебя не протыкали, кошмары не насылали, видениями жуткими тоже не баловали, испытания - смотри-ка, и тут тебя обошло. Одна с тобой единственным разговаривает не через губу, вторая и вовсе кошкой льнет. Чудеса, да и только. В чем секрет, кузе Кион?
“У Иланы прекрасный слух.”
Сказанное недавно всплыло в памяти спасательным кругом, притушило жгучие искры непослушной еще магии. Ученый выдохнул, успокаиваясь. В самом деле, раз никто из них еще не вылетел с козел в ближайший глубокий сугроб, значит, кадин пока не настолько рассержены и тоже готовы слушать.
- Секрет прост, кузе Виртанен. Кадин, сильные или слабые, тоже женщины. Они заслуживают уважения, вежливости, заботы и иногда даже опеки.
- Мы об одних и тех же созданиях говорим, Атте? Ты точно уверен, что в опеке нуждается кадин, способная взмахом руки развалить каменную стену или заморочить целый город?
- Справедливости ради, друг мой, заморочила целый город не ветряница, а наш молчаливый сегодня Фарра. Она просто разнесла ветром его слова. Я правильно понял?
Взморец дернул плечом и отвел взгляд. Думать о произошедшем в змеином городе было оглушительно тяжело. Как будто крепкий доспех, сотканный из убеждений, веры, незыблемых каких-то постулатов, вдруг растаял посреди поля боя - и он остался стоять с мечом наголо, но совершенно без защиты.
- Снова “ты”... Хорошо. Цель близка. Дорога скоро закончится. Когда кружево сплетено – мы уходим. И все замедлится и пойдет своим чередом. В правильном… привычном для вас всех порядке.
- Меня всю дорогу удивляет один факт. Ты рассказываешь о ваших правилах, традициях, отвечаешь на вопросы. Судя по всему, это не запрещено. Почему, в таком случае, ничего из этого нет ни в Академии Крели, ни в записях о родах кадин?
- Мы только что говорили о том, что хранит ваша память. Ответ прост - эти знания не кажутся вам сколько-нибудь ценными. Сам ритуал вызова - да. А что потом - какая разница, если желание сбылось?
- Похоже, скорее, на сказки пустынников о джинах.
- Ты недалеко от истины. Смотри. Раз - мы приходим по приглашению, которое идет от души. Два - мы исполняем то, что сказано трижды. Как в сказках - заветное желание, отданное ветру, воде и земле. Три - если желанию просящего есть место в мировом кружеве – то мы помогаем ему сбыться. Плетем нужный узор – и уходим. Вспомни, исследователь древних, имя хотя бы одного джина? Не помнишь? Четыре - наши имена не остаются в историях, меняющих мир – только ваши. Главные герои – это вы.
- Да ты шутишь. Как вас можно забыть? Все это… - Кион поднял руку, растопырил пальцы и крутанул кистью в воздухе. Печка тут же отозвалась снопом искр.
- Осторожнее, твой дар просыпается. - Мааре открыла заслонку печи, поворошила угли маленькой кочергой, посмеиваясь. - Когда собственная жизнь подкидывает приключений – некогда думать о каких-то неясных фигурах, согласись?
- Нет уж. Уверен, мы все будем помнить эту дорогу как самое лучшее приключение в своей жизни.
- О нет, даже не надейся! Лучшее приключение твоей жизни всегда впереди – и каждое следующее прекраснее предыдущего. А если мысли держат тебя в прошлом – значит, ты свернул не туда или не до конца усвоил урок. Давай, не обесценивай мой труд, живо наслаждайся жизнью. Тем более, что… - Мааре вскинула голову, прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то. - Приключения уже за поворотом.
***
Течёт над городом вязкой патокой голос, окутывает обманчиво-нежным пологом, держит за плечи, под ноги ложится густым мёдом - и вот уже шагнуть лишний раз тяжко, да и не хочется. Приглушает рокот сердец, отдающийся в ушах тревожным набатом, осыпает пьянящим золотом искр, зачаровывает - и вот уже не помост свежеструганный перед глазами толпы, а манящий зыбкий облик. Мираж светлого будущего.
- Очнитесь! - острый локоть врезается под ребра, сбивая дыхание. Плетунья сердито шипит, ловит плывущий взгляд очарованных спутников, хлопает каждого по ушам, разрывая морок. - У нас от силы минут десять, пора идти.
Сияет, пышет жаром и золотыми искрами парный силуэт на помосте - широкоплечий мужчина с протянутыми к мерно качающейся толпе ладонями и тонкая женская фигурка за его спиной в темном облаке волос. Под ногами хрустит битое стекло и каменная крошка. Цветные ленты, окропленные кровью и пылью, свисают с ограждений площади. Раздавленные толпой фрукты, тающие на жаре, забытые сладости, сладковатый запах не убранного с утра мяса и потрохов из разгромленный лавки мясника - или же это просто новый аромат улиц, не разобрать. Нить дрожит, вырывается, режет пальцы - как бы удержать до срока.
Карета - черная, с потеками тухлых яиц, помидоров, грязи - завалилась на бок, скатилась одним колесом в канаву, но еще стоит. Из четверых хирви в бойне уцелели двое, но их хватит, чтобы вырваться. Открыть дверцу - осторожно, тихо, не допустив и скрипа. Подтолкнуть в спину приходящего в себя крельца, мимоходом стряхнуть с когда-то белого рукава чужую кровь. Пропустить внутрь ученого - настороженного, сжимающего гарроту. Прижать палец к губам, не дав родиться спору. Закрыть дверцу. Обойти карету. Погладить хирви - спокойных, жующих вешнюю траву. Вытянуть их, недовольных, за поводья на дорогу - так, чтобы все четыре колеса встали на твердый камень. Забраться на спину одному зверю. Проверить дорогу - нет ли кого живого на пути. Найти взглядом Илану и юного взморца. Приготовиться. Ждать.
Никто из них не ждал накануне, что за поворотом снежной дороги окажется Элан - город на окраине Змеиных холмов, небольшого княжества на юге от лесов Варсэма. Дорога, изначально ведущая всего лишь к окраине чащи, вдруг стала нитью в игле, прошивающей слой за слоем реальность. Будто кто-то смял их мир в руке и проткнул, не глядя, соединив то, что прежде не соприкасалось. Например, скованный нежданным морозом лес - и запорошенную песками степь, почти пустыню.
Никто из них не ожидал, что вместе тихого, впадающего каждую зиму в спячку городка их встретит кипящий котел. В городские ворота они влетели на закате - обескураженные и растерянные. Пока нашли таверну и комнаты, пока поужинали, пока нашли у хозяйки заведения карту местности и определились, где они и куда дальше ехать, пока уважаемый посол добился встречи с наместником, обрюзгшим и сварливым типом. Словом, на странные, гнетущие настроения горожан никто из путников не обратил внимания. Наместник обмолвился, что в столице сейчас идет передел влияния, а в самом Элане с завтрашнего утра начнется зимняя ярмарка, куда съедутся гости со всего княжества - и всё. Кто кому прищемил хвост в совете змеиных старейшин, Олави так и не смог разузнать, но хотя бы сумел выбить пропуск на выезд из города, пользуясь своим посольским статусом.
А утром на помосте ярмарочной площади вдруг появилась виселица, в петле которой коченело тело наместника. Все ворота - заперты, за пазухой у каждого - то камень, то нож. Кто-то выкрикнул что-то в толпе - и будто спустил едва удерживаемое безумие с тетивы. И началась бойня без причин, правил и смысла. Ярмарочные шатры вдруг ощерились клинками, и первыми на них попали самые слабые. Страх, крики, ярость, безумие и плач.
Рядом свистит плеть - и на спину соседнего хирви запрыгивает Илана, бледная, с красным золотом чужих узоров на левой щеке. Тонкие косицы спутались, сбились будто змеиное кубло. За спиной щелкает замок - это Фарра забрался в карету. Над площадью висит тишина - наведенная, неживая, и воздух дрожит будто под жарким маревом. Спрятаны ножи, упали под ноги камни. Нет в глазах людей больше ни ярости, ни смысла - только наведенный покой. Резкий, будто оборванный на середине жест тонкой руки - и под ноги зверей ложится воздушная тропа. Уводит, уносит карету из увязшего в чарах Элана. Лента, расшитая тонкой звенящей нитью, край которой режет пальцы Мааре, тянет, ведет за собой - снова в зимний тихий лес.
***
Дорога кончилась внезапно. Просто вывела карету на узкую прогалину - и исчезла. Выгружались молча. Атте спрыгнул в снег вместе с жаровней в голых руках - горячка боя еще играла в крови огнем, будила силы. Олави вытащил котелок - под лавками нашелся ящик с походной посудой. Фарра нёс связку круп и вяленое мясо - пополненный запас продуктов они успели сложить еще до начала боев в Элане. Золотые искры то и дело пробегали по его лицу, ровно по линиям узоров под кожей. Мужчины занялись обустройством стоянки - сначала в напряженном безмолвии, после вполголоса переговариваясь о самых простых бытовых вещах. Подать перец. Нагреть угли. Добавить мяса. Утрамбовать снег. Распрячь и накормить хирви.
- Мы снова персоны нон-грата. - Илана с кривой усмешкой наблюдала чужой работой. Ее кожа постепенно наливалась живым цветом, но багрово-золотой узор на щеке так и не исчез. - Пойдем подальше, я чую недалеко ручей. Хочется отмыться.
Ручей пробивался из-под корней разлапистой старой ели и питал небольшое лесное озерце. Хрупкий лёд ломался от малейшего касания, растворялся в ладонях. Задержать дыхание, прикрыть глаза, опуститься на колени, почувствовать шелковые ленты водорослей кожей. Густая мерзлая вода стирала сажу, пыль, следы чужой крови, саму боль и тревогу. Растворяла, забирала себе, взамен делясь студеным спокойствием и силой.
- Что тебя так вымотало? - Мааре разбирала влажные темные пряди и заплетала своему стражу косы - заново, начисто. - Если подумать, ты справлялась и с большими толпами.
- Они меня не слышали. Я не могла коснуться их сердца. - Илана рисовала веточкой на снегу тонкие, сложные узоры и тут же стирала их. И начинала заново. - Представь, я вылила всю свою силу, искала в них отклик, хотя бы отзвук желания взять свои жизни в свои руки. Но они не хотели этого. Среди тех, кто был в толпе, не оказалось ни одного человека, желающего спасти мир. Только себя и свое добро.
- И все-таки толпа остановилась. Силы было столько, что даже меня зацепило.
- Это наш взморский мальчик. Его мать явно из старого рода, силы в нем немеряно. Знаешь, он просто подошел и начал говорить - сначала повторял за мной, а потом уже сам. И говорил с ними совсем об ином. И его услышали. Мне осталось только эхом разнести его слова до самых дальних уголков княжества.
- Что такого он им пообещал?
- Мира. Блага. Безопасности. Четких правил и законов - ты же помнишь, у змей все через интриги и намеки. Он рисовал для них ту картину, о которой они мечтали - моей силой. И они верили в этот мираж.
- Они поверили и остановились. Больше никто не погиб в том кошмаре.
- Конечно. Больше никто не погиб. Уверена, они сейчас разберут завалы, уберут с площади тела и продолжат ярмарку. Ведь им пообещали, что все будет хорошо.
- Все будет хорошо - так, как это видят они. Вы вложили столько сил, что искры добрались до самых дальних окраин Змеиных холмов. А противостоять вашей объединенной магии даже у меня вышло не сразу. И след этот у тебя на лице…
- Мальчик силён. Ты поняла уже, что все трое - люди всего лишь наполовину, если не меньше? И с каждым новым поворотом их вторая половина просыпается.
- Поняла. Кто-то играет с кружевом, обрывает старые нити. Грубо, жестоко, не считаясь с потерями. Так бывает, когда миру грозит что-то настолько страшное, что с жертвами в моменте перестают считаться. А новый узор еще не проявился.
- Получается, мы с тобой ведем по пути будущих героев истории?
- Выходит, что так. Но я не могу разглядеть, куда и зачем мы их ведем. Пока что все кажется слишком хаотичным и бессмысленным.
- И что нам делать?
- Как обычно. Скользить по нити, не цепляться за соседние, держаться друг за друга. Узор распадается под пальцами, я не могу предположить, куда заведет нас дорога завтра. Мир меняется, рождается что-то новое.
- Уцелеем ли мы на этом повороте колеса, вот в чем вопрос.
Мааре заплела последнюю косу, сполоснула пальцы в ручье. Вернулась к подруге, взяла ее за руку, переплела пальцы.
- Уцелеем. Твоя суть - ветер. Моя - земля. Нам найдется место в любом из миров. А пока давай посмотрим, куда ведет дорога этих героев.
- Каждый раз, когда нас просят вместе за кем-то присмотреть, происходит что-то героически-историческое.
- Мы рождены в эпоху перемен, что ж поделать. Пойдем, там, кажется, ужин готов. - Мааре подняла руку, будто пытаясь схватить с неба луну, перебрала по невидимым струнам-нитям пальцами. - С утра нас опять затянет не пойми куда. Стоит набраться сил.
Глава 9.
Вьется белоснежная лента, с самого рассвета под колёса ложится - ровная, без единой выбоины. Греет нутро кареты волшебная печь, и ни единого уголька, ни единой искры не выпускает. Тепло, сыто и спокойно едется, только вот не поддаются этому очарованию дороги путники. Напряжены все, замерли в ожидании, и тревогу, как едкий газ, стравливают шутками колючими и историями, которые обычно только лишь в мужском кругу себе позволяют.
- Кузе Кион, а что ж это мы все о себе да о себе, - скалится посол, подначивает соседа. - Расскажите о своей бурной молодости, поделитесь с юнцами опытом. Да, Фарра? Любопытно, как вы дошли до жизни такой.
- Поверьте, кузе Виртанен, ничего любопытного в моей жизни для вас не найдется. Обычный человек, никаких светских приемов, интриг и прочего, к чему вы привыкли. - Ученый усмехается, сжимая в руках поводья.
Сегодня с утра они решили, что стоит сменить ветряницу на ее посту - женщин отправили внутрь кареты, а сами втроем уместились снаружи. Посол и ученый - на козлах, поочередно управляя запряженными хирви. Сопровождающий посла молодой взморец устроился на крыше кареты, благо, два крюка для крепления поклажи пришлись к месту, за них он держался на поворотах. Так и ехали уже несколько часов - неторопливо и подозрительно спокойно.
Внутри каждого из них жила надежда, что если выбирать дорогу будут люди, то приключений вроде вчерашнего им больше не встретится. И каждый поворот заставлял ненадолго задержать дыхание в тревоге - а вдруг не обойдется? Но время шло, дорога вилась сквозь заснеженный лес, и ничего-то не происходило, а напряжение росло. Как будто внутри кто-то затягивал все туже жесткую пружину.
- И все же я вынужден настаивать, кузе Кион. Как посол, я обязан видеть и замечать жизнь подданных разных государств в разных ее проявлениях, чтобы верно составить картину происходящего. Даже если она мне глубоко неприятна. А вы, скажем прямо, одиозная личность в академических кругах.
- Льстите, Олави, безбожно, - ухмыльнулся мужчина. - Считайте, что убедили. Какие байки старика вы хотите услышать?
- Если уж вы старик, то поделитесь с подрастающим поколением пикантными историями. Может, научите нас чему полезному в обращении с дамами, - продолжал паясничать посол, вполглаза посматривая на обманчиво мирную дорогу.
- Особенно если дама - кадин немалой силы, - подал вдруг голос взморец. Звучал он после вчерашнего волшебства все еще сипло, надсаженно, что придавало сказанному некий налет угрозы.
- Да, Атте, и впрямь, расскажи, где ты научился так ловко находить общий язык с пусть очаровательными, но все-таки нелюдями. - Олави улыбался, но настолько гадко и язвительно, что археологу тотчас захотелось смахнуть эту усмешку с его лица, желательно кулаком. А парень продолжал, между тем, глумиться. - И ветряница, и плетунья - обе благоволят к тебе. Хлыстом тебя не протыкали, кошмары не насылали, видениями жуткими тоже не баловали, испытания - смотри-ка, и тут тебя обошло. Одна с тобой единственным разговаривает не через губу, вторая и вовсе кошкой льнет. Чудеса, да и только. В чем секрет, кузе Кион?
“У Иланы прекрасный слух.”
Сказанное недавно всплыло в памяти спасательным кругом, притушило жгучие искры непослушной еще магии. Ученый выдохнул, успокаиваясь. В самом деле, раз никто из них еще не вылетел с козел в ближайший глубокий сугроб, значит, кадин пока не настолько рассержены и тоже готовы слушать.
- Секрет прост, кузе Виртанен. Кадин, сильные или слабые, тоже женщины. Они заслуживают уважения, вежливости, заботы и иногда даже опеки.
- Мы об одних и тех же созданиях говорим, Атте? Ты точно уверен, что в опеке нуждается кадин, способная взмахом руки развалить каменную стену или заморочить целый город?
- Справедливости ради, друг мой, заморочила целый город не ветряница, а наш молчаливый сегодня Фарра. Она просто разнесла ветром его слова. Я правильно понял?
Взморец дернул плечом и отвел взгляд. Думать о произошедшем в змеином городе было оглушительно тяжело. Как будто крепкий доспех, сотканный из убеждений, веры, незыблемых каких-то постулатов, вдруг растаял посреди поля боя - и он остался стоять с мечом наголо, но совершенно без защиты.