Любил ли он Амелию? Вовсе нет, ибо никогда не покупал ей наряды, не дарил подарки, не исполнял супружеский долг, так и оставив жену невинной девой. Доказать невиновность моей подзащитной я могу меньше, чем за минуту. Да, она находилась в момент убийства возле своего мужа, но совершить выстрел не смогла бы, даже если сильно захотела. В связи с тем, что несколько месяцев супруг держал её взаперти, пугал мнимыми призраками и поил наркотическими средствами, миссис Гнор была крайне слаба и находилась постоянно в полуобморочном состоянии. Два психиатра, обследовавшие её, вынесли заключение о её психической слабости. Кроме того, в тот день у моей подзащитной было повреждено запястье правой руки. За день до трагедии Энтони Гнор приходил в комнату к жене в нетрезвом виде, бил её и выкручивал руки. Это может подтвердить сиделка Миссис Дубовски, а наличие травмы запястья указано в отчёте обследования, которое проводил доктор Альберт Норман на следующий же день после происшествия. Я прошу пригласить миссис Дубовски для дачи показаний.
В зал ввели высокую крупную женщину с широкими плечами и тяжёлой поступью. Одета она была в просторное серое платье с белым воротником и манжетами. Фартук с кокетливыми воланами казался на ней каким-то миниатюрным и нелепым.
– Поклянитесь на Библии, что будете говорить только правду! – судья строго взглянул на миссис Дубовски, и она судорожно вздохнула, вцепившись большими руками в свой передник.
Было заметно, что она напугана и чувствует себя крайне неуютно среди огромной толпы людей. Её взгляд заметался из стороны в сторону, пока не наткнулся на Дика Трумана. Тот едва заметно кивнул ей, и этот простой жест подействовал на женщину магическим образом. Она словно завороженная положила руку на Библию и спокойно произнесла:
– Клянусь говорить правду, и только правду! Я Анна Дубовски, работать в доме семьи Гнор сиделкой. Я всё видеть. Господин Гнор часто бить жену, пугать её призраком, заставлять пить плохой лекарства, чтобы она бывал очень слабой. Он крутить ей руки. Миссис Гнор не могла поднимать даже ложка. Я сама кормить её.
Амелии показалось, что пока её сиделка давала показания, Дик Труман, стоявший на против неё тоже шевелит губами в такт её словам. Под конец, адвокат едва заметно кивнул головой, и женщина замолчала, ошарашенно озираясь по сторонам.
– Как видите, моя подзащитная не в состоянии была причинить супругу никакого вреда. – развёл руками мистер Труман. – Но почему тогда, прибывшие на место преступления, полицейские решили, что стреляла именно миссис Амелия? Об этом им сообщил охранник мистера Гнора – Джеральд Уолсон, который тоже присутствовал в момент трагедии в том злополучном доме. Кто же настоящий убийца Энтони Гнора? И зачем же Джерри соврал полиции? Кого он пытался выгородить? Давайте же вызовем его сюда и узнаем ответ на эти вопросы.
Публика заинтересованно заёрзала и зашепталась. В зал ввели здоровенного парня совершенно бандитской внешности. Он недовольно и угрожающе озирался по сторонам, словно загнанный в клетку дикий медведь. Проходя мимо Дика Трумана, громила встретился с ним взглядом, вздрогнул и опустил голову.
– Клянусь говорить правду, – пробасил он, заняв место на трибуне. – Я Джеральд Уолсон. Когда произошло преступление, я находился в комнате и видел, что в моего нанимателя стреляла не его жена - миссис Гнор, а её горничная Люсинда, но полиции я сказал неправду потому, что… я любил Люси и не хотел, чтобы о ней потом говорили, как об убийце.
Зрители зашумели, послышались негодующие возгласы. Судье пришлось стучать молотком, чтобы привлечь к себе внимание и успокоить публику.
– Мистер Уолсон, расскажите нам подробнее, что происходило на самом деле в ночь трагедии, – Дик Труман впился своими линялыми глазами в лицо свидетеля, и тот, словно марионетка, покорно кивнул головой.
– Мистер Гнор вернулся в ту ночь домой в плохом настроении. Он проигрался в карты. Я и Пол Макдэниэл сопровождали его из игорного клуба. С мистером Гнором была его знакомая мисс Пегги. Когда мы вошли в дом, то застали в холле миссис Гнор с моей невестой Люси. Хозяин разозлился на то, что жена не заперта в своей комнате и велел отвести их со служанкой в свою спальню. Там он стал кричать на супругу, угрожал отправить её в психиатрическую лечебницу. Люси пыталась защитить хозяйку. У неё оказался в руках кольт. Она хотела напугать мистера Гнора. Он был пьян, начал вырывать оружие и толкнул её. Кольт выстелил, а Люси упала и стукнулась головой о бронзовую статуэтку, стоявшую на столе. Я побежал за полицией. Мне хотелось, чтобы Люси похоронили по-хорошему, не так, как хоронят убийц, и я сказал, что стреляла миссис Гнор. Она же всё равно сумасшедшая. Я думал, что её не будут судить.
В зале опять стал подниматься шум, но Дик Труман легко перекричал его, снова обратившись к свидетелю:
– Мистер Уолсон, откуда у вашей невесты Люси взялся кольт? Это вы дали ей оружие?
– Нет, – Джерри медленно покачал головой. – Я не давал и не знаю, где она его взяла.
Дик Труман щёлкнул пальцами, словно собирался высечь из них искру и крутнулся на каблуках, поворачиваясь к зрителям. На его лице играла плутоватая улыбка.
– Может быть кто-то из вас, почтенные зрители, попробует угадать злодея, вложившего в руку горничной злополучный кольт?
Публика с радостью поддалась на провокацию. Послышались возгласы со всего зала. Все хотели перекричать друг друга. Адвокат удивлённо поднимал брови, таращил глаза и едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Наконец ему это надоело, он поднял обе руки, призывая зрителей к тишине.
– Уважаемая публика, хочу представить вам того, кто, действительно, хотел смерти мистера Гнора и рассчитывал, что глупая служанка нажмёт на курок!
Зрители сразу притихли, и двое полицейских ввели в зал женщину в кроваво-красном бархатном платье и такой же шляпке с приподнятой чёрной вуалью. Блондинка была хороша собой, но имела болезненный вид, и стражам порядка приходилось поддерживать её с двух сторон. Бледное лицо, трясущиеся губы и расширенные глаза свидетельствовали о том, что красавица напугана до полуобморочного состояния. Она едва передвигала ногами. Казалось, что осуждающие взгляды и злые перешёптывания действуют на неё физически, причиняя боль, давя тяжёлым грузом. Женщина озиралась по сторонам, словно ища поддержки. Увидев Дика Трумана, блондинка дёрнулась, как от удара плетью и хотела отвернуться, но его взгляд припечатал её к месту. Амелия видела, что адвокат кивнул свидетельнице, и её лицо вдруг потеряло всякое выражение. Словно под гипнозом блондинка добралась до трибуны, произнесла клятву и представилась:
– Я Пегги Молли Джонсон. Это я дала той слабоумной служанке кольт. Энтони Гнор шантажировал меня. Я хотела его убить. Для этой цели купила оружие, но боялась сама произвести выстрел.
– Чем же мистер Гнор шантажировал вас?
– Энтони знал меня с детства. Моя мать работала в их доме посудомойкой много лет. Пока мать была на работе, я оставалась с отчимом, который часто напивался, бил меня и всячески издевался. В пятнадцать лет я забеременела от него, но из-за побоев ребёнок родился мёртвым. Так же умер и второй ребёнок. Потом я больше уже не могла беременеть. В семнадцать лет я стала работать в поместье Гноров служанкой. Я сумела влюбить в себя Энтони. Он потерял от меня голову, дарил подарки, обещал жениться, когда станет независимым от родителей. Мой отчим узнал об этом, грозился рассказать отцу Энтони о нашей связи, требовал деньги за молчание. Тони нашел деньги и заплатил ему. На радостях отчим напился до беспамятства, валялся, захлёбываясь собственной слюной возле сточной канавы. Я спихнула его туда. Он умер. Я стала любовницей Энтони. Он снимал для меня жильё в Лондоне, занимался музыкой, оплачивал уроки по вокалу, помог устроиться на работу, купил мне новые документы. Потом семья Гноров разорилась, а я нашла себе нового покровителя, который хотел на мне жениться, увести в Америку, завести большую семью. Когда Энтони узнал об этом, то страшно разозлился. Он шантажировал меня, грозил рассказать жениху, что я дочь посудомойки, что убила отчима и не могу иметь детей…
В зале суда стояла гробовая тишина, слышался только монотонный тихий голос Пегги. Зрители затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово. Блондинка стояла, слегка покачиваясь из стороны в сторону, взор её затуманился, как будто женщина находилась в трансе. Амелия заметила, что Дик Труман всё так же пристально смотрит в её лицо и шевелит губами в такт её словам. Едва Пегги замолчала, как адвокат подскочил к ней и задал вопрос:
– Вы помогали Энтони Гнору обманывать и запугивать Амелию Ричардс?
– Да. Я думала, что, женившись на ней, Энтони получит деньги и отстанет от меня. Я придумала план, как напугать Амелию призраком её покойного отца и как подменить письмо от её жениха, отбывшего в Индию. Мы наняли актёра, который облачался в одежду мистера Ричардса, мазал лицо фосфором и ходил под окном Амелии. Несколько раз мы подкладывали в её комнату послания от «призрака», сделанные исчезающими чернилами. В одном таком письме было написано, что покойный мистер Ричардс хочет, чтобы дочь вышла замуж за Энтони.
В зале раздались негодующие крики, но Дик Труман резко взмахнул рукой, призывая зрителей к молчанию.
– Амелия согласилась на свадьбу, – продолжала Пегги. – По завещанию Ричардса Тини получил всё состояние жены. Он и дальше продолжал пугать её привидением и поил какой-то отравой. Ему это доставляло удовольствие. Меня он тоже не оставлял в покое и говорил, что не позволит жениться и уехать в Америку. Тогда я и купила кольт. Я носила оружие с собой, но боялась воспользоваться, ждала удобного случая. В ту ночь, когда Энтони был убит, мне удалось передать кольт горничной. Я убедила её, что револьвер не заряжен, сказала, что если припугнуть Энтони, то он отпустит их с Амелией из дома. Эта глухонемая девчонка поверила и сделала всё, как я велела. Она хоть и глупая, но исполнительная. На это я и рассчитывала.
Кто-то из зрителей не выдержал и выругался нецензурно. Тут же его подхватили и другие голоса, и вот уже все присутствующие принялись шуметь, пытаясь перекричать друг друга. Судья вскочил со своего кресла и принялся лупить молотком по столу, пытаясь привлечь внимание, но всё было напрасно. Полицейские стали выгонять из помещения самых крикливых.
Мисс Пегги Джонсон, словно очнувшаяся ото сна, зарыдала, потрясая кулаками в сторону Дика Трумана. Стражи порядка тут же подхватили её с двух сторон и потащили из зала. Амелия почувствовала, как сковывающая её апатия внезапно исчезла. Во время всего судебного заседания девушка ощущала равнодушие и отстранённость ко всему происходящему. Казалось, что всё происходит не по-настоящему. Звуки и голоса были словно приглушённые, проникали с трудом, как через толщу воды. И вот сейчас шквал криков и шума резко ворвался в её уши. Всё вдруг стало таким резким, чётким и ярким, что хотелось зажмурить глаза.
Амелия заметила, что многие в зале ошарашено моргали и трясли головами, словно тоже только что пришли в себя. Похоже, что все присутствующие на суде в той или иной степени испытали на себе это странное оцепенение. Неужели это влияние Дика Трумана? Что это – гипноз или нечто другое? Все свидетели сегодня говорили неправду, но отчего-то искренне верили своим словам. И почему ей, как подозреваемой в убийстве, даже не дали права слова?
– Тебе понравилось представление? – Амелия даже не заметила, как адвокат появился возле неё. Его выцветшие глаза, цвета лондонского тумана, насмешливо смотрели на девушку, явно издеваясь.
– Это самый бездарный спектакль, который я когда-либо видела. Балаган какой-то, а не суд. Ваши актёры играли неубедительно. Слишком много душещипательных признаний и слишком мало доказательств. Может вам недостаточно заплатили?
– Думаешь, что я делал это ради денег? – мистер Труман вдруг стал очень серьёзен. – Нет, дорогая моя Амелия. Я забочусь о том, чтобы вместе с тобой не пропал тот дар, который ты получила от матери. Крайне важно, чтобы ты смогла передать его своим детям.
Девушка сначала решила, что ослышалась, слишком уж шумно было сейчас в зале. Неужели этот странный человек что-то знает о её способностях управлять временем? Дик, словно прочитав её мысли, приподнял брови и кивнул.
– Да, Амелия, я знаю о твоём даре. И знаю, что смерть преследует тебя потому, что однажды ты уже была мертва. Больше я не смогу помогать, придётся самой бороться за жизнь. Твоя мать знала, как справиться со смертью, но ей не удалось.
– У моей мамы было больное сердце поэтому она и умерла, – растерялась девушка.
– Нет, – глаза Дика Трумана побледнели ещё сильнее. – Она приняла на себя твою смерть. Спроси тётю Шарлотту. Возможно, ты догадаешься, как спастись.
На улице ярко светило августовское солнце. Его лучи пытались проникнуть в окно, залить всё ярким светом, но дикая яблоня преграждала им путь. Иногда лёгкий ветер качал ветви, и тогда солнечные блики прорывались между листьями и начинали плясать на подоконнике и на полу. Наблюдать за бессмысленной игрой солнечных зайчиков – это, пожалуй, единственное развлечение, оставшееся Амелии Гнор. Ей запретили даже заниматься вышиванием.
Впрочем, Амелия считала, что ей ещё повезло, ведь вместо лечебницы для душевнобольных она могла оказаться в тюрьме за убийство мужа. К счастью для неё, суд признал, что девушка не стреляла из кольта, а доктора подтвердили, что её психическое состояние требует лечения.
Лечение. Это слово вызывает панический страх. Доктор Конорс очень добр к Амелии, и пока применял только щадящие меры. В первые дни пребывания в лечебнице её поили специальным отваром, вызывающем постоянную тошноту. Доктор говорил, что это будет способствовать отвлечению от дурных мыслей и страхов.
Для этой же цели применялись и компрессы со жгучей мазью. Чтобы больная не смогла сорвать с себя пропитанные лекарством бинты, её привязывали к кровати ремнями. Когда Амелия не выдерживала боли и начинала кричать, ей в рот вставляли кляп. Мучения продолжались несколько часов, потом обессиленную пациентку развязывали, убирали компрессы и смывали остатки мази.
Предполагалось, что после такого лечения наступит усталость и сон будет крепким, но Амелия, напротив, долго не могла успокоиться. Кожа после мази нещадно зудела, а на тех местах, где были ремни, выступали синяки. Когда женщина наконец-то забывалась в тревожной полудрёме между сном и явью, к ней начинали приходить видения и слышался голос.
Он пугал Амелию. Иногда ей казалось, что она слышит давно умершую мать, а порой девушка ясно осознавала, что это её собственный голос, но каждый раз он просил только об одном. Зачем он мучает её? Зачем требует то, что она выполнить не в силах? Её дар перестал действовать, какая-то тёмная сущность не позволяет вернуться в прошлое, хочет завладеть её душой.
После таких навязчивых снов молодая женщина вскакивала с кровати и начинала неистово молиться. Она боялась, что это, возможно, дьявол говорил с ней ночью. Наверняка он задумал что-то ужасное. Видимо, так и становятся одержимыми. Она совершила убийство - вот Зло и смогло проникнуть в её душу.
В зал ввели высокую крупную женщину с широкими плечами и тяжёлой поступью. Одета она была в просторное серое платье с белым воротником и манжетами. Фартук с кокетливыми воланами казался на ней каким-то миниатюрным и нелепым.
– Поклянитесь на Библии, что будете говорить только правду! – судья строго взглянул на миссис Дубовски, и она судорожно вздохнула, вцепившись большими руками в свой передник.
Было заметно, что она напугана и чувствует себя крайне неуютно среди огромной толпы людей. Её взгляд заметался из стороны в сторону, пока не наткнулся на Дика Трумана. Тот едва заметно кивнул ей, и этот простой жест подействовал на женщину магическим образом. Она словно завороженная положила руку на Библию и спокойно произнесла:
– Клянусь говорить правду, и только правду! Я Анна Дубовски, работать в доме семьи Гнор сиделкой. Я всё видеть. Господин Гнор часто бить жену, пугать её призраком, заставлять пить плохой лекарства, чтобы она бывал очень слабой. Он крутить ей руки. Миссис Гнор не могла поднимать даже ложка. Я сама кормить её.
Амелии показалось, что пока её сиделка давала показания, Дик Труман, стоявший на против неё тоже шевелит губами в такт её словам. Под конец, адвокат едва заметно кивнул головой, и женщина замолчала, ошарашенно озираясь по сторонам.
– Как видите, моя подзащитная не в состоянии была причинить супругу никакого вреда. – развёл руками мистер Труман. – Но почему тогда, прибывшие на место преступления, полицейские решили, что стреляла именно миссис Амелия? Об этом им сообщил охранник мистера Гнора – Джеральд Уолсон, который тоже присутствовал в момент трагедии в том злополучном доме. Кто же настоящий убийца Энтони Гнора? И зачем же Джерри соврал полиции? Кого он пытался выгородить? Давайте же вызовем его сюда и узнаем ответ на эти вопросы.
Публика заинтересованно заёрзала и зашепталась. В зал ввели здоровенного парня совершенно бандитской внешности. Он недовольно и угрожающе озирался по сторонам, словно загнанный в клетку дикий медведь. Проходя мимо Дика Трумана, громила встретился с ним взглядом, вздрогнул и опустил голову.
– Клянусь говорить правду, – пробасил он, заняв место на трибуне. – Я Джеральд Уолсон. Когда произошло преступление, я находился в комнате и видел, что в моего нанимателя стреляла не его жена - миссис Гнор, а её горничная Люсинда, но полиции я сказал неправду потому, что… я любил Люси и не хотел, чтобы о ней потом говорили, как об убийце.
Зрители зашумели, послышались негодующие возгласы. Судье пришлось стучать молотком, чтобы привлечь к себе внимание и успокоить публику.
– Мистер Уолсон, расскажите нам подробнее, что происходило на самом деле в ночь трагедии, – Дик Труман впился своими линялыми глазами в лицо свидетеля, и тот, словно марионетка, покорно кивнул головой.
– Мистер Гнор вернулся в ту ночь домой в плохом настроении. Он проигрался в карты. Я и Пол Макдэниэл сопровождали его из игорного клуба. С мистером Гнором была его знакомая мисс Пегги. Когда мы вошли в дом, то застали в холле миссис Гнор с моей невестой Люси. Хозяин разозлился на то, что жена не заперта в своей комнате и велел отвести их со служанкой в свою спальню. Там он стал кричать на супругу, угрожал отправить её в психиатрическую лечебницу. Люси пыталась защитить хозяйку. У неё оказался в руках кольт. Она хотела напугать мистера Гнора. Он был пьян, начал вырывать оружие и толкнул её. Кольт выстелил, а Люси упала и стукнулась головой о бронзовую статуэтку, стоявшую на столе. Я побежал за полицией. Мне хотелось, чтобы Люси похоронили по-хорошему, не так, как хоронят убийц, и я сказал, что стреляла миссис Гнор. Она же всё равно сумасшедшая. Я думал, что её не будут судить.
В зале опять стал подниматься шум, но Дик Труман легко перекричал его, снова обратившись к свидетелю:
– Мистер Уолсон, откуда у вашей невесты Люси взялся кольт? Это вы дали ей оружие?
– Нет, – Джерри медленно покачал головой. – Я не давал и не знаю, где она его взяла.
Дик Труман щёлкнул пальцами, словно собирался высечь из них искру и крутнулся на каблуках, поворачиваясь к зрителям. На его лице играла плутоватая улыбка.
– Может быть кто-то из вас, почтенные зрители, попробует угадать злодея, вложившего в руку горничной злополучный кольт?
Публика с радостью поддалась на провокацию. Послышались возгласы со всего зала. Все хотели перекричать друг друга. Адвокат удивлённо поднимал брови, таращил глаза и едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Наконец ему это надоело, он поднял обе руки, призывая зрителей к тишине.
– Уважаемая публика, хочу представить вам того, кто, действительно, хотел смерти мистера Гнора и рассчитывал, что глупая служанка нажмёт на курок!
Зрители сразу притихли, и двое полицейских ввели в зал женщину в кроваво-красном бархатном платье и такой же шляпке с приподнятой чёрной вуалью. Блондинка была хороша собой, но имела болезненный вид, и стражам порядка приходилось поддерживать её с двух сторон. Бледное лицо, трясущиеся губы и расширенные глаза свидетельствовали о том, что красавица напугана до полуобморочного состояния. Она едва передвигала ногами. Казалось, что осуждающие взгляды и злые перешёптывания действуют на неё физически, причиняя боль, давя тяжёлым грузом. Женщина озиралась по сторонам, словно ища поддержки. Увидев Дика Трумана, блондинка дёрнулась, как от удара плетью и хотела отвернуться, но его взгляд припечатал её к месту. Амелия видела, что адвокат кивнул свидетельнице, и её лицо вдруг потеряло всякое выражение. Словно под гипнозом блондинка добралась до трибуны, произнесла клятву и представилась:
– Я Пегги Молли Джонсон. Это я дала той слабоумной служанке кольт. Энтони Гнор шантажировал меня. Я хотела его убить. Для этой цели купила оружие, но боялась сама произвести выстрел.
– Чем же мистер Гнор шантажировал вас?
– Энтони знал меня с детства. Моя мать работала в их доме посудомойкой много лет. Пока мать была на работе, я оставалась с отчимом, который часто напивался, бил меня и всячески издевался. В пятнадцать лет я забеременела от него, но из-за побоев ребёнок родился мёртвым. Так же умер и второй ребёнок. Потом я больше уже не могла беременеть. В семнадцать лет я стала работать в поместье Гноров служанкой. Я сумела влюбить в себя Энтони. Он потерял от меня голову, дарил подарки, обещал жениться, когда станет независимым от родителей. Мой отчим узнал об этом, грозился рассказать отцу Энтони о нашей связи, требовал деньги за молчание. Тони нашел деньги и заплатил ему. На радостях отчим напился до беспамятства, валялся, захлёбываясь собственной слюной возле сточной канавы. Я спихнула его туда. Он умер. Я стала любовницей Энтони. Он снимал для меня жильё в Лондоне, занимался музыкой, оплачивал уроки по вокалу, помог устроиться на работу, купил мне новые документы. Потом семья Гноров разорилась, а я нашла себе нового покровителя, который хотел на мне жениться, увести в Америку, завести большую семью. Когда Энтони узнал об этом, то страшно разозлился. Он шантажировал меня, грозил рассказать жениху, что я дочь посудомойки, что убила отчима и не могу иметь детей…
В зале суда стояла гробовая тишина, слышался только монотонный тихий голос Пегги. Зрители затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово. Блондинка стояла, слегка покачиваясь из стороны в сторону, взор её затуманился, как будто женщина находилась в трансе. Амелия заметила, что Дик Труман всё так же пристально смотрит в её лицо и шевелит губами в такт её словам. Едва Пегги замолчала, как адвокат подскочил к ней и задал вопрос:
– Вы помогали Энтони Гнору обманывать и запугивать Амелию Ричардс?
– Да. Я думала, что, женившись на ней, Энтони получит деньги и отстанет от меня. Я придумала план, как напугать Амелию призраком её покойного отца и как подменить письмо от её жениха, отбывшего в Индию. Мы наняли актёра, который облачался в одежду мистера Ричардса, мазал лицо фосфором и ходил под окном Амелии. Несколько раз мы подкладывали в её комнату послания от «призрака», сделанные исчезающими чернилами. В одном таком письме было написано, что покойный мистер Ричардс хочет, чтобы дочь вышла замуж за Энтони.
В зале раздались негодующие крики, но Дик Труман резко взмахнул рукой, призывая зрителей к молчанию.
– Амелия согласилась на свадьбу, – продолжала Пегги. – По завещанию Ричардса Тини получил всё состояние жены. Он и дальше продолжал пугать её привидением и поил какой-то отравой. Ему это доставляло удовольствие. Меня он тоже не оставлял в покое и говорил, что не позволит жениться и уехать в Америку. Тогда я и купила кольт. Я носила оружие с собой, но боялась воспользоваться, ждала удобного случая. В ту ночь, когда Энтони был убит, мне удалось передать кольт горничной. Я убедила её, что револьвер не заряжен, сказала, что если припугнуть Энтони, то он отпустит их с Амелией из дома. Эта глухонемая девчонка поверила и сделала всё, как я велела. Она хоть и глупая, но исполнительная. На это я и рассчитывала.
Кто-то из зрителей не выдержал и выругался нецензурно. Тут же его подхватили и другие голоса, и вот уже все присутствующие принялись шуметь, пытаясь перекричать друг друга. Судья вскочил со своего кресла и принялся лупить молотком по столу, пытаясь привлечь внимание, но всё было напрасно. Полицейские стали выгонять из помещения самых крикливых.
Мисс Пегги Джонсон, словно очнувшаяся ото сна, зарыдала, потрясая кулаками в сторону Дика Трумана. Стражи порядка тут же подхватили её с двух сторон и потащили из зала. Амелия почувствовала, как сковывающая её апатия внезапно исчезла. Во время всего судебного заседания девушка ощущала равнодушие и отстранённость ко всему происходящему. Казалось, что всё происходит не по-настоящему. Звуки и голоса были словно приглушённые, проникали с трудом, как через толщу воды. И вот сейчас шквал криков и шума резко ворвался в её уши. Всё вдруг стало таким резким, чётким и ярким, что хотелось зажмурить глаза.
Амелия заметила, что многие в зале ошарашено моргали и трясли головами, словно тоже только что пришли в себя. Похоже, что все присутствующие на суде в той или иной степени испытали на себе это странное оцепенение. Неужели это влияние Дика Трумана? Что это – гипноз или нечто другое? Все свидетели сегодня говорили неправду, но отчего-то искренне верили своим словам. И почему ей, как подозреваемой в убийстве, даже не дали права слова?
– Тебе понравилось представление? – Амелия даже не заметила, как адвокат появился возле неё. Его выцветшие глаза, цвета лондонского тумана, насмешливо смотрели на девушку, явно издеваясь.
– Это самый бездарный спектакль, который я когда-либо видела. Балаган какой-то, а не суд. Ваши актёры играли неубедительно. Слишком много душещипательных признаний и слишком мало доказательств. Может вам недостаточно заплатили?
– Думаешь, что я делал это ради денег? – мистер Труман вдруг стал очень серьёзен. – Нет, дорогая моя Амелия. Я забочусь о том, чтобы вместе с тобой не пропал тот дар, который ты получила от матери. Крайне важно, чтобы ты смогла передать его своим детям.
Девушка сначала решила, что ослышалась, слишком уж шумно было сейчас в зале. Неужели этот странный человек что-то знает о её способностях управлять временем? Дик, словно прочитав её мысли, приподнял брови и кивнул.
– Да, Амелия, я знаю о твоём даре. И знаю, что смерть преследует тебя потому, что однажды ты уже была мертва. Больше я не смогу помогать, придётся самой бороться за жизнь. Твоя мать знала, как справиться со смертью, но ей не удалось.
– У моей мамы было больное сердце поэтому она и умерла, – растерялась девушка.
– Нет, – глаза Дика Трумана побледнели ещё сильнее. – Она приняла на себя твою смерть. Спроси тётю Шарлотту. Возможно, ты догадаешься, как спастись.
глава 29
На улице ярко светило августовское солнце. Его лучи пытались проникнуть в окно, залить всё ярким светом, но дикая яблоня преграждала им путь. Иногда лёгкий ветер качал ветви, и тогда солнечные блики прорывались между листьями и начинали плясать на подоконнике и на полу. Наблюдать за бессмысленной игрой солнечных зайчиков – это, пожалуй, единственное развлечение, оставшееся Амелии Гнор. Ей запретили даже заниматься вышиванием.
Впрочем, Амелия считала, что ей ещё повезло, ведь вместо лечебницы для душевнобольных она могла оказаться в тюрьме за убийство мужа. К счастью для неё, суд признал, что девушка не стреляла из кольта, а доктора подтвердили, что её психическое состояние требует лечения.
Лечение. Это слово вызывает панический страх. Доктор Конорс очень добр к Амелии, и пока применял только щадящие меры. В первые дни пребывания в лечебнице её поили специальным отваром, вызывающем постоянную тошноту. Доктор говорил, что это будет способствовать отвлечению от дурных мыслей и страхов.
Для этой же цели применялись и компрессы со жгучей мазью. Чтобы больная не смогла сорвать с себя пропитанные лекарством бинты, её привязывали к кровати ремнями. Когда Амелия не выдерживала боли и начинала кричать, ей в рот вставляли кляп. Мучения продолжались несколько часов, потом обессиленную пациентку развязывали, убирали компрессы и смывали остатки мази.
Предполагалось, что после такого лечения наступит усталость и сон будет крепким, но Амелия, напротив, долго не могла успокоиться. Кожа после мази нещадно зудела, а на тех местах, где были ремни, выступали синяки. Когда женщина наконец-то забывалась в тревожной полудрёме между сном и явью, к ней начинали приходить видения и слышался голос.
Он пугал Амелию. Иногда ей казалось, что она слышит давно умершую мать, а порой девушка ясно осознавала, что это её собственный голос, но каждый раз он просил только об одном. Зачем он мучает её? Зачем требует то, что она выполнить не в силах? Её дар перестал действовать, какая-то тёмная сущность не позволяет вернуться в прошлое, хочет завладеть её душой.
После таких навязчивых снов молодая женщина вскакивала с кровати и начинала неистово молиться. Она боялась, что это, возможно, дьявол говорил с ней ночью. Наверняка он задумал что-то ужасное. Видимо, так и становятся одержимыми. Она совершила убийство - вот Зло и смогло проникнуть в её душу.
