Но все-таки у меня получилось снова отыскать незнакомку. Волнующий след довел до храма и продолжал тянуться дурманящим шлейфом, но уже за ворота громоздкой святыни, куда путь для меня был закрыт.
Я тихо зашипел от досады и проклял всех демонов, вставших у меня на пути. Однако почти в тот же миг заметил, что соседний двор, где проживали служащие храма, открыт и там собирается толпа богатеев и их управляющих.
— Что происходит? — спросил у проходившего мимо слуги.
— Господин, — поклонился тот. — Сегодня «смотрины».
«Смотрины?» — удивился, но потом вспомнил, что имелось в виду.
В Гондаге этим странным словом называли выпуск девушек, воспитанных при храме, во взрослую жизнь. Сироты и дети бедняков, они учились на протяжении долгих лет, чтобы получить возможность найти хозяина и служить ему верой и правдой — если повезет, то всю жизнь. Нет — на ближайшие пять лет, пока не отработают сумму, затраченную монахинями на обучение. Особенно ценились те ученицы, кого рекомендовала сама Матушка.
Двор располагался за пределами храма, и я спокойно вошел внутрь. Здесь уже выстроились девушки в дешевых, но опрятных зеленых платьях, а между ними ходили управляющие, присланные чиновниками и богатыми купцами.
Со всех сторон слышалось: «Джи очень выносливая, с крепким здоровьем, ей удается вышивка гладью. Ли сообразительная девушка, умеет хранить секреты, прекрасно готовит, особенно хорошо у нее выходят блюда из мяса. Жу показала себя замечательной ученицей травника, помимо того, что у нее нет реакции на пыль, пыльцу и пух, так она еще и составляет чаи, умеет варить мыло».
И среди «выпускниц» я увидел ее…
Девушка ничем не выделялась среди других, если не считать аромата и слабого розоватого свечения, по-прежнему окутывавшего тонкую фигуру. Она уже сменила синее платье на светло-зеленое, с длинными широкими рукавами и белым поясом. Незнакомка волновалась, но улыбалась и отчаянно старалась скрыть тревогу.
Я собирался подойти к ней, когда толпа зашевелилась, расступаясь, так как на «смотрины» явился высокопоставленный чиновник собственной персоной. Завернутый в коричневый шелковый халат, украшенный вышитыми зелеными листьями, он напоминал фазана среди куриц. Я сразу узнал его. Ливей был одним из помощников наместника Гондаге.
— Господин, — вышла к нему и поклонилась маленькая худенькая старушка с гладко выбритой головой, завернутая в оранжевое полотно. Завидев ее, я и моей зверь неприязненно поморщились. — Могу я вам помочь?
— Доброго дня, Матушка, — поприветствовал ее мужчина, раскрывая веер и лениво обмахиваясь. — Я ищу служанку для своей племянницы. Быструю, проворную, сообразительную.
И Матушка поспешила назвать имена, указывая на воспитанниц, которые, по ее мнению, лучше всего подходили под описание. Выпускницы вежливо кланялись. Однако чиновник прошел вдоль ряда до конца, остановившись около моей «добычи».
Незнакомка поспешила вежливо улыбнуться и поклонилась, как и остальные девушки до нее.
Я невольно усмехнулся, когда костяной гребень выскочил из черных блестящих волос и упал на землю. Зверь внутри сжался, готовясь к прыжку, чтобы схватить вещицу, и я еле удержал его от опрометчивого поступка — хорсийцы чтят байху на словах да на свитках, но не на улицах города. Еще и храм рядом! Впрочем, было бы забавно посмотреть на реакцию толпы при виде прогуливающегося между торговыми рядами тигра, но сегодня явно не подходящий день для проверки моих фантазий.
Чиновник же не отправился обратно, а остановился и, вопреки всем правилам приличия, приказал слуге поднять вещицу и передать ему. Ливей взял украшение и некоторое время внимательно рассматривал его, а затем протянул девушке.
Незнакомка виновато улыбнулась, принимая гребень, и отчеканила без запинки:
— Прошу прощения за свою неловкость и благодарю за ваше великодушие, господин. Для меня ваша помощь — большая честь. Спасибо, что наградили меня своим вниманием!
И девушка вновь поклонилась.
Зверь внутри глухо зарычал, желая вырваться и наконец-то забрать то, что принадлежало ему по праву, когда чиновник неожиданно увидел меня.
— Господин Шиан, рад встрече с вами! — вежливо склонил он голову.
Я не сразу пришел в себя и понял, что обращаются ко мне. А когда понял — поклонился в ответ и вытащил из-за полы халата спрятанный до этого мига знак — печать императора. Краем глаза заметил, что девушка узнала меня. Взгляд незнакомки скользнул по моему лицу, медальону… и она побледнела, но ни один мускул не дрогнул на милом лице.
— Господин Ливей, — кивнул, подходя к чиновнику.
— Как неожиданно видеть вас здесь! — заметил мужчина. — Вы решили обосноваться в Гондаге, раз подыскиваете слуг?
— Храм славится хорошей подготовкой, — ответил уклончиво, поспешно придумывая достойное оправдание своему посещению «смотрин». — Только Матушка воспитывает по-настоящему честных и трудолюбивых работников.
Настоятельница зарделась от моих слов. Не удивительно — все, кто добился высокого положения в обществе не только благодаря происхождению, но и таланту, падки на признание их достижений и заслуг. Я знаю это наверняка, так как сам не являюсь исключением.
— Благодаря помощи Неба, а также строгости, постам и работе из них действительно получаются одни из лучших служанок в стране, — поспешила согласиться Матушка, низко кланяясь.
— Вот я и решил, — продолжил, обводя взглядом собравшихся девушек, лишь казавшихся равнодушными, потому как от меня не скрыть волнения, — раз я здесь, почему бы не присмотреть прислугу для своего нового дома в Хайбине.
— Ах да… император подарил вам его за заслуги, — протянул чиновник, раскрывая веер и обмахиваясь им. — Примите мои поздравления.
Я улыбнулся.
— Прошу меня извинить, — сказал, как можно любезнее, — но я ограничен во времени, и, кажется, уже сделал свой выбор.
— Дела-дела, — протянул Ливей, — как я вас понимаю! Вы правы, незачем задерживаться, когда можно посвятить свое время служению императору. К тому же я тоже сделал свой выбор.
— Матушка, — одновременно обратились мы к настоятельнице.
Возникло замешательство. Я не сразу понял, что и я, и Ливей указываем на одну и ту же девушку. Матушка, находившаяся рядом с нами и бывшая до этого румяной, побледнела.
— Нет-нет, — сказала она, собравшись с мыслями и духом и решительно выступая вперед. — Только не Сюин! Примите мои извинения, господа, но она не та, кто вам нужен.
«Сюин», — повторил про себя.
Имя, означавшее «Красивый цветок», очень подходило девушке. Не привыкший к отказу и неповиновению зверь внутри недовольно оскалился и зашипел, готовый выпустить когти.
— Позвольте поинтересоваться — почему? — спросил Ливей, стараясь скрыть замешательство и недоумение.
— Она постоянно попадает в какие-нибудь неприятности! — поспешила оправдаться Матушка.
Услышав характеристику девушки, я тихо усмехнулся, а Сюин покраснела, внимательно рассматривая носки своих коричневых туфель.
— Я думаю, что зря позволила участвовать ей в «смотринах», — продолжила Матушка.
А я был готов поспорить на свой новый дом — она не позволяла. Сюин оказалась здесь случайно. Неужели старуха решила оставить ее и со временем превратить в нэю, чтобы поставить на свое место?
Будто подслушав мои мысли, настоятельница сказала:
— Пожалуй, оставлю ее при храме. Так будет лучше. Для всех.
И монахиня уже собиралась отослать Сюин в храм, когда чиновник сказал:
— Пятьсот юней.
— Семьсот, — следом за ним не задумываясь назвал сумму я.
Матушка растерянно моргнула, а торги продолжались без ее позволения.
— Тысяча.
— Две…
— Господа! — попыталась вмешаться Матушка.
— Десять тысяч и пожертвования на статую, — не сдавался Ливей.
Я нахмурился.
— Пятьдесят тысяч, — сказал уже без тени даже вежливой улыбки.
— Она остается при храме! — неожиданно рявкнула Матушка, и голос ее прозвучал как гром посреди ясного неба. Маленькая и худенькая, она, кажется, умела докричаться до богов.— Сюин, немедленно иди в храм! Чтоб к моему приходу полы и статуи там сверкали. Прошу извинить меня, господа, но я вынуждена оставить вас, чтобы засвидетельствовать свое почтение другим посетителям, — и она поспешила оставить нас.
Храм! Слово полоснуло, точно лезвие. Зверь внутри выгнулся. Если девушка останется в священном доме, я не доберусь до нее так просто! Я не знал, почему для меня это так важно, понимал лишь то, что без нее отсюда не уйду.
Ливей же вежливо поклонился и, выбрав другую девушку, покинул «смотрины». А я решил попробовать поговорить с настоятельницей.
— Матушка, — обратился к ней, когда чиновник ушел.
Старушка вежливо поклонилась, а затем, без тени страха глядя мне в глаза, сказала:
— Уходите, генерал! Я знаю, что у вас огромные полномочия, но… за пределами этой земли! Только император лично может приказать мне отдать кого-либо с территории святилища. Пока у меня нет приказа правителя — вам здесь не место.
Лицо исказилось от злости.
«Будет тебе и приказ, и все остальное! — подумал, покидая двор и обходя вокруг храма. — А если она сбежит и спрячется?!»
Зверю это не нравилось, как и то, что его Цветок находился за высокой стеной, на которую я смотрел с нескрываемой ненавистью, жалея, что не могу забраться на нее, а еще лучше — разнести.
Я покидала площадь, стараясь сохранить достоинство, хотя мне хотелось сорваться с места и побежать, но «хорошая служанка никогда не показывает то, что у нее на душе. И если хочется плакать и кричать от боли, она ничем не выдаст своих истинных чувств».
Надеюсь, у меня получилось.
Я даже нашла в себе силы улыбнуться и поклонилась паломникам, заглянувшим к нам передохнуть на пути в монастырь Осенней луны Киую, который находился высоко в горах, неподалеку от Гондаге.
Едва площадь осталась позади, а я вступила на территорию храма, то остановилась и, прислонившись к статуе, позволила себе прикрыть глаза и перевести дыхание. Небо! Как страшно-то! Я потерла неожиданно заледеневшие ладони, разгоняя кровь и возвращая душевное равновесие.
Сердце колотилось, готовое разорваться от ужаса, и я поспешила положить руки на грудь, чтобы успокоить его.
«Все хорошо! Все хорошо! — шептала про себя. — Кажется, теперь мы в безопасности».
Однако вместе со спокойствием пробудились обида и разочарование. Что это было? Почему мои первые «смотрины» так позорно провалились?
Как только удалось совладать с эмоциями, я вспомнила про Минжа, ведь солнце потихоньку клонилось к закату — скоро он должен был прийти в самый дальний павильон, а мне предстоит сделать выбор. Учитывая последние события, я не знала, что лучше — уйти или остаться?
С одной стороны, сбежать — означало бросить и подвести Матушку. С другой — я должна была покинуть ее год назад. Сколько еще она собирается меня кормить? Ведь долг храму с каждым годом растет, а я отбираю то, что могла бы получить новенькая ученица.
— Сюин! — послышался знакомый, почти родной голос — Матушка искала меня.
Я вышла из-за статуи и поклонилась.
— Кто позволил тебе явиться на «смотрины»? — прорычала старушка.
Я же невольно поежилась, ведь прежде не слышала подобных интонаций в ее голосе и никогда не видела такого лица, перекошенного от злости.
Я растерянно моргнула.
— Но, Матушка, разве я не должна…
— Дрянная девчонка! — вспылила настоятельница. — Как ты смеешь не отвечать на мой вопрос?! Кто позволил тебе выйти?! Я не разрешала! Сама ты не могла нарушить мой приказ! Мне казалось, я привила тебе послушание…
Это было как пощечина. Все произошедшее за день резко навалилось, и мои губы предательски задрожали. Я не смогла удержать одинокую слезу — от больших слез я уже давно отвыкла, ведь «хорошая служанка не рыдает и не хохочет, как лошадь. Она спокойна и хладнокровна, будто воды в священном озере».
Матушка заметила скользящую по щеке соленую каплю. Она быстро подошла ко мне и неожиданно обняла. Голос ее смягчился.
— Кто это сделал, Сюин? Кто надоумил тебя выйти на «смотрины», еще и надеть этот гребень? Признайся, пожалуйста!
— Нэя Шан, — ответила я, сумев совладать с голосом.
Настоятельница закусила губу и на несколько мгновений повернула голову в сторону.
— Пойдем! — сказала старушка и, схватив меня за руку, потащила в сторону павильона богини воды Ю. — Спрячься за статую и не выходи до моего возвращения!
— Матушка, что все это значит?
Но она не ответила. Я же — потрясенная — ничего не могла понять и задавалась лишь одним вопросом: что происходит?
Вскоре настоятельница вернулась, держа в руках плащ паломника. Она набросила его на меня, натянула капюшон и только после этого позволила выйти из укрытия.
Я все еще надеялась на объяснения, но, к сожалению, это не входило в Матушкины планы.
— Прямо сейчас ты отправишься вместе со странствующими монахами в монастырь осенней луны Киую, что расположен в горах, — говорила маленькая худенькая старушка, сопровождая меня в сторону внутреннего двора, где собирались в путь мужчины и женщины в таких же плащах, как у меня. — И будешь там, пока я сама за тобой не прибуду, — уточнила она, вручая мне сумку и заметив, что там немного еды и денег — на всякий случай, а еще письмо для настоятеля, чтобы тот принял меня.
А затем Матушка резко развернулась и ушла в сторону площади, где проходили «смотрины». Я же проводила ее растерянным взглядом, но нарушить приказ не решилась, а потому устроилась на повозке, которая должна была довезти меня до подножия гор вместе с другими паломниками.
Вот только спокойно мне не сиделось, ведь я была взволнована еще одной проблемой. Минж! Как мне предупредить его?
Я растерянно озиралась по сторонам, стараясь хоть что-то придумать. А может, стоит сбежать прямо сейчас? Нет, пожалуй, безопаснее выйти вместе с паломниками из города, а затем найду способ, как передать другу весточку. Но тут я заметила девочку, которая шла из павильона, где нас обучали грамоте.
— Мэймей, — позвала я ее.
Ученица остановилась. Я жестом попросила малышку подойти ко мне.
— Мэймей, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Сегодня вечером к дальнему павильону придет один человек.
И сообщив ей, что передать Минжу, я открыла сумку, где среди свертка с едой и множества бумаг обнаружился мешочек с деньгами. Я вручила девочке монетку. Семилетняя Мэймей счастливо улыбнулась и кивнула.
Когда повозка тронулась в путь, на порыжевшее солнце набежало облако, погружая двор на несколько мгновений в тень, будто уже ночь наступила. Я с тревогой посмотрела на небо, стараясь разглядеть первую звезду, которая, как и ее утренняя сестра, считалась символом удачи для путешественников. Но, к сожалению, небесного огонька там не было.
Ворота отворились, выпуская в мир повозку, расписанную иероглифами «Осень» и «Луна», где сидели паломники в серых плащах, давшие обед молчания на последний отрезок пути.
До монастыря оставалось преодолеть совсем небольшое расстояние. И мужчины, и женщины решили отправиться на закате, чтобы некоторое время идти по залитой блеклым светом дороге, тем самым отдавая дань уважения своей небесной покровительнице, а на следующий день к ночи достигнуть цели. Лица у всех путешественников были задумчивыми, кажется, они уже начали читать про себя молитвы — хорсийцы со всех уголков страны шли в Киую просить богиню о выздоровлении.
Я тихо зашипел от досады и проклял всех демонов, вставших у меня на пути. Однако почти в тот же миг заметил, что соседний двор, где проживали служащие храма, открыт и там собирается толпа богатеев и их управляющих.
— Что происходит? — спросил у проходившего мимо слуги.
— Господин, — поклонился тот. — Сегодня «смотрины».
«Смотрины?» — удивился, но потом вспомнил, что имелось в виду.
В Гондаге этим странным словом называли выпуск девушек, воспитанных при храме, во взрослую жизнь. Сироты и дети бедняков, они учились на протяжении долгих лет, чтобы получить возможность найти хозяина и служить ему верой и правдой — если повезет, то всю жизнь. Нет — на ближайшие пять лет, пока не отработают сумму, затраченную монахинями на обучение. Особенно ценились те ученицы, кого рекомендовала сама Матушка.
Двор располагался за пределами храма, и я спокойно вошел внутрь. Здесь уже выстроились девушки в дешевых, но опрятных зеленых платьях, а между ними ходили управляющие, присланные чиновниками и богатыми купцами.
Со всех сторон слышалось: «Джи очень выносливая, с крепким здоровьем, ей удается вышивка гладью. Ли сообразительная девушка, умеет хранить секреты, прекрасно готовит, особенно хорошо у нее выходят блюда из мяса. Жу показала себя замечательной ученицей травника, помимо того, что у нее нет реакции на пыль, пыльцу и пух, так она еще и составляет чаи, умеет варить мыло».
И среди «выпускниц» я увидел ее…
Девушка ничем не выделялась среди других, если не считать аромата и слабого розоватого свечения, по-прежнему окутывавшего тонкую фигуру. Она уже сменила синее платье на светло-зеленое, с длинными широкими рукавами и белым поясом. Незнакомка волновалась, но улыбалась и отчаянно старалась скрыть тревогу.
Я собирался подойти к ней, когда толпа зашевелилась, расступаясь, так как на «смотрины» явился высокопоставленный чиновник собственной персоной. Завернутый в коричневый шелковый халат, украшенный вышитыми зелеными листьями, он напоминал фазана среди куриц. Я сразу узнал его. Ливей был одним из помощников наместника Гондаге.
— Господин, — вышла к нему и поклонилась маленькая худенькая старушка с гладко выбритой головой, завернутая в оранжевое полотно. Завидев ее, я и моей зверь неприязненно поморщились. — Могу я вам помочь?
— Доброго дня, Матушка, — поприветствовал ее мужчина, раскрывая веер и лениво обмахиваясь. — Я ищу служанку для своей племянницы. Быструю, проворную, сообразительную.
И Матушка поспешила назвать имена, указывая на воспитанниц, которые, по ее мнению, лучше всего подходили под описание. Выпускницы вежливо кланялись. Однако чиновник прошел вдоль ряда до конца, остановившись около моей «добычи».
Незнакомка поспешила вежливо улыбнуться и поклонилась, как и остальные девушки до нее.
Я невольно усмехнулся, когда костяной гребень выскочил из черных блестящих волос и упал на землю. Зверь внутри сжался, готовясь к прыжку, чтобы схватить вещицу, и я еле удержал его от опрометчивого поступка — хорсийцы чтят байху на словах да на свитках, но не на улицах города. Еще и храм рядом! Впрочем, было бы забавно посмотреть на реакцию толпы при виде прогуливающегося между торговыми рядами тигра, но сегодня явно не подходящий день для проверки моих фантазий.
Чиновник же не отправился обратно, а остановился и, вопреки всем правилам приличия, приказал слуге поднять вещицу и передать ему. Ливей взял украшение и некоторое время внимательно рассматривал его, а затем протянул девушке.
Незнакомка виновато улыбнулась, принимая гребень, и отчеканила без запинки:
— Прошу прощения за свою неловкость и благодарю за ваше великодушие, господин. Для меня ваша помощь — большая честь. Спасибо, что наградили меня своим вниманием!
И девушка вновь поклонилась.
Зверь внутри глухо зарычал, желая вырваться и наконец-то забрать то, что принадлежало ему по праву, когда чиновник неожиданно увидел меня.
— Господин Шиан, рад встрече с вами! — вежливо склонил он голову.
Я не сразу пришел в себя и понял, что обращаются ко мне. А когда понял — поклонился в ответ и вытащил из-за полы халата спрятанный до этого мига знак — печать императора. Краем глаза заметил, что девушка узнала меня. Взгляд незнакомки скользнул по моему лицу, медальону… и она побледнела, но ни один мускул не дрогнул на милом лице.
— Господин Ливей, — кивнул, подходя к чиновнику.
— Как неожиданно видеть вас здесь! — заметил мужчина. — Вы решили обосноваться в Гондаге, раз подыскиваете слуг?
— Храм славится хорошей подготовкой, — ответил уклончиво, поспешно придумывая достойное оправдание своему посещению «смотрин». — Только Матушка воспитывает по-настоящему честных и трудолюбивых работников.
Настоятельница зарделась от моих слов. Не удивительно — все, кто добился высокого положения в обществе не только благодаря происхождению, но и таланту, падки на признание их достижений и заслуг. Я знаю это наверняка, так как сам не являюсь исключением.
— Благодаря помощи Неба, а также строгости, постам и работе из них действительно получаются одни из лучших служанок в стране, — поспешила согласиться Матушка, низко кланяясь.
— Вот я и решил, — продолжил, обводя взглядом собравшихся девушек, лишь казавшихся равнодушными, потому как от меня не скрыть волнения, — раз я здесь, почему бы не присмотреть прислугу для своего нового дома в Хайбине.
— Ах да… император подарил вам его за заслуги, — протянул чиновник, раскрывая веер и обмахиваясь им. — Примите мои поздравления.
Я улыбнулся.
— Прошу меня извинить, — сказал, как можно любезнее, — но я ограничен во времени, и, кажется, уже сделал свой выбор.
— Дела-дела, — протянул Ливей, — как я вас понимаю! Вы правы, незачем задерживаться, когда можно посвятить свое время служению императору. К тому же я тоже сделал свой выбор.
— Матушка, — одновременно обратились мы к настоятельнице.
Возникло замешательство. Я не сразу понял, что и я, и Ливей указываем на одну и ту же девушку. Матушка, находившаяся рядом с нами и бывшая до этого румяной, побледнела.
— Нет-нет, — сказала она, собравшись с мыслями и духом и решительно выступая вперед. — Только не Сюин! Примите мои извинения, господа, но она не та, кто вам нужен.
«Сюин», — повторил про себя.
Имя, означавшее «Красивый цветок», очень подходило девушке. Не привыкший к отказу и неповиновению зверь внутри недовольно оскалился и зашипел, готовый выпустить когти.
— Позвольте поинтересоваться — почему? — спросил Ливей, стараясь скрыть замешательство и недоумение.
— Она постоянно попадает в какие-нибудь неприятности! — поспешила оправдаться Матушка.
Услышав характеристику девушки, я тихо усмехнулся, а Сюин покраснела, внимательно рассматривая носки своих коричневых туфель.
— Я думаю, что зря позволила участвовать ей в «смотринах», — продолжила Матушка.
А я был готов поспорить на свой новый дом — она не позволяла. Сюин оказалась здесь случайно. Неужели старуха решила оставить ее и со временем превратить в нэю, чтобы поставить на свое место?
Будто подслушав мои мысли, настоятельница сказала:
— Пожалуй, оставлю ее при храме. Так будет лучше. Для всех.
И монахиня уже собиралась отослать Сюин в храм, когда чиновник сказал:
— Пятьсот юней.
— Семьсот, — следом за ним не задумываясь назвал сумму я.
Матушка растерянно моргнула, а торги продолжались без ее позволения.
— Тысяча.
— Две…
— Господа! — попыталась вмешаться Матушка.
— Десять тысяч и пожертвования на статую, — не сдавался Ливей.
Я нахмурился.
— Пятьдесят тысяч, — сказал уже без тени даже вежливой улыбки.
— Она остается при храме! — неожиданно рявкнула Матушка, и голос ее прозвучал как гром посреди ясного неба. Маленькая и худенькая, она, кажется, умела докричаться до богов.— Сюин, немедленно иди в храм! Чтоб к моему приходу полы и статуи там сверкали. Прошу извинить меня, господа, но я вынуждена оставить вас, чтобы засвидетельствовать свое почтение другим посетителям, — и она поспешила оставить нас.
Храм! Слово полоснуло, точно лезвие. Зверь внутри выгнулся. Если девушка останется в священном доме, я не доберусь до нее так просто! Я не знал, почему для меня это так важно, понимал лишь то, что без нее отсюда не уйду.
Ливей же вежливо поклонился и, выбрав другую девушку, покинул «смотрины». А я решил попробовать поговорить с настоятельницей.
— Матушка, — обратился к ней, когда чиновник ушел.
Старушка вежливо поклонилась, а затем, без тени страха глядя мне в глаза, сказала:
— Уходите, генерал! Я знаю, что у вас огромные полномочия, но… за пределами этой земли! Только император лично может приказать мне отдать кого-либо с территории святилища. Пока у меня нет приказа правителя — вам здесь не место.
Лицо исказилось от злости.
«Будет тебе и приказ, и все остальное! — подумал, покидая двор и обходя вокруг храма. — А если она сбежит и спрячется?!»
Зверю это не нравилось, как и то, что его Цветок находился за высокой стеной, на которую я смотрел с нескрываемой ненавистью, жалея, что не могу забраться на нее, а еще лучше — разнести.
Глава 4
Я покидала площадь, стараясь сохранить достоинство, хотя мне хотелось сорваться с места и побежать, но «хорошая служанка никогда не показывает то, что у нее на душе. И если хочется плакать и кричать от боли, она ничем не выдаст своих истинных чувств».
Надеюсь, у меня получилось.
Я даже нашла в себе силы улыбнуться и поклонилась паломникам, заглянувшим к нам передохнуть на пути в монастырь Осенней луны Киую, который находился высоко в горах, неподалеку от Гондаге.
Едва площадь осталась позади, а я вступила на территорию храма, то остановилась и, прислонившись к статуе, позволила себе прикрыть глаза и перевести дыхание. Небо! Как страшно-то! Я потерла неожиданно заледеневшие ладони, разгоняя кровь и возвращая душевное равновесие.
Сердце колотилось, готовое разорваться от ужаса, и я поспешила положить руки на грудь, чтобы успокоить его.
«Все хорошо! Все хорошо! — шептала про себя. — Кажется, теперь мы в безопасности».
Однако вместе со спокойствием пробудились обида и разочарование. Что это было? Почему мои первые «смотрины» так позорно провалились?
Как только удалось совладать с эмоциями, я вспомнила про Минжа, ведь солнце потихоньку клонилось к закату — скоро он должен был прийти в самый дальний павильон, а мне предстоит сделать выбор. Учитывая последние события, я не знала, что лучше — уйти или остаться?
С одной стороны, сбежать — означало бросить и подвести Матушку. С другой — я должна была покинуть ее год назад. Сколько еще она собирается меня кормить? Ведь долг храму с каждым годом растет, а я отбираю то, что могла бы получить новенькая ученица.
— Сюин! — послышался знакомый, почти родной голос — Матушка искала меня.
Я вышла из-за статуи и поклонилась.
— Кто позволил тебе явиться на «смотрины»? — прорычала старушка.
Я же невольно поежилась, ведь прежде не слышала подобных интонаций в ее голосе и никогда не видела такого лица, перекошенного от злости.
Я растерянно моргнула.
— Но, Матушка, разве я не должна…
— Дрянная девчонка! — вспылила настоятельница. — Как ты смеешь не отвечать на мой вопрос?! Кто позволил тебе выйти?! Я не разрешала! Сама ты не могла нарушить мой приказ! Мне казалось, я привила тебе послушание…
Это было как пощечина. Все произошедшее за день резко навалилось, и мои губы предательски задрожали. Я не смогла удержать одинокую слезу — от больших слез я уже давно отвыкла, ведь «хорошая служанка не рыдает и не хохочет, как лошадь. Она спокойна и хладнокровна, будто воды в священном озере».
Матушка заметила скользящую по щеке соленую каплю. Она быстро подошла ко мне и неожиданно обняла. Голос ее смягчился.
— Кто это сделал, Сюин? Кто надоумил тебя выйти на «смотрины», еще и надеть этот гребень? Признайся, пожалуйста!
— Нэя Шан, — ответила я, сумев совладать с голосом.
Настоятельница закусила губу и на несколько мгновений повернула голову в сторону.
— Пойдем! — сказала старушка и, схватив меня за руку, потащила в сторону павильона богини воды Ю. — Спрячься за статую и не выходи до моего возвращения!
— Матушка, что все это значит?
Но она не ответила. Я же — потрясенная — ничего не могла понять и задавалась лишь одним вопросом: что происходит?
Вскоре настоятельница вернулась, держа в руках плащ паломника. Она набросила его на меня, натянула капюшон и только после этого позволила выйти из укрытия.
Я все еще надеялась на объяснения, но, к сожалению, это не входило в Матушкины планы.
— Прямо сейчас ты отправишься вместе со странствующими монахами в монастырь осенней луны Киую, что расположен в горах, — говорила маленькая худенькая старушка, сопровождая меня в сторону внутреннего двора, где собирались в путь мужчины и женщины в таких же плащах, как у меня. — И будешь там, пока я сама за тобой не прибуду, — уточнила она, вручая мне сумку и заметив, что там немного еды и денег — на всякий случай, а еще письмо для настоятеля, чтобы тот принял меня.
А затем Матушка резко развернулась и ушла в сторону площади, где проходили «смотрины». Я же проводила ее растерянным взглядом, но нарушить приказ не решилась, а потому устроилась на повозке, которая должна была довезти меня до подножия гор вместе с другими паломниками.
Вот только спокойно мне не сиделось, ведь я была взволнована еще одной проблемой. Минж! Как мне предупредить его?
Я растерянно озиралась по сторонам, стараясь хоть что-то придумать. А может, стоит сбежать прямо сейчас? Нет, пожалуй, безопаснее выйти вместе с паломниками из города, а затем найду способ, как передать другу весточку. Но тут я заметила девочку, которая шла из павильона, где нас обучали грамоте.
— Мэймей, — позвала я ее.
Ученица остановилась. Я жестом попросила малышку подойти ко мне.
— Мэймей, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Сегодня вечером к дальнему павильону придет один человек.
И сообщив ей, что передать Минжу, я открыла сумку, где среди свертка с едой и множества бумаг обнаружился мешочек с деньгами. Я вручила девочке монетку. Семилетняя Мэймей счастливо улыбнулась и кивнула.
Когда повозка тронулась в путь, на порыжевшее солнце набежало облако, погружая двор на несколько мгновений в тень, будто уже ночь наступила. Я с тревогой посмотрела на небо, стараясь разглядеть первую звезду, которая, как и ее утренняя сестра, считалась символом удачи для путешественников. Но, к сожалению, небесного огонька там не было.
***
Ворота отворились, выпуская в мир повозку, расписанную иероглифами «Осень» и «Луна», где сидели паломники в серых плащах, давшие обед молчания на последний отрезок пути.
До монастыря оставалось преодолеть совсем небольшое расстояние. И мужчины, и женщины решили отправиться на закате, чтобы некоторое время идти по залитой блеклым светом дороге, тем самым отдавая дань уважения своей небесной покровительнице, а на следующий день к ночи достигнуть цели. Лица у всех путешественников были задумчивыми, кажется, они уже начали читать про себя молитвы — хорсийцы со всех уголков страны шли в Киую просить богиню о выздоровлении.
