Хенрика находила косые глазки племянника очаровательными. На лицо малыш напустил кудряшки. Сквозь чёрные пряди нет-нет да проглядывал яльтийский глаз. Как у Дианы… О Королеве Вечных Снегов поговаривали, что сквозь голубо-серый лед её глаз светят лучики солнца. У сестры же синели озёра, с которых по весне сошёл лёд. Впрочем, здесь никто тех озёр не хватился бы.
Показное благополучие семейства Рекенья отбило бы аппетит, когда б у госпожи Яльте он остался. Венценосный хряк, меченая огнём лисица с выводком лисят, потерянный мальчик. Двадцать лет назад в столичном дворце королевские отпрыски трапезничали отдельно от взрослых. Хенрика не забыла своей обиды, когда её не пустили завтракать с молодожёнами. Пусть общество благородного и голодного герцога Лаванья, младшего брата Франциско, скрасило принцессе Яльте трапезу, потрясение в памяти не изгладилось. Оскорбление усопших начинается с пренебрежения траурным платьем. Заканчивается оно, видимо, обедом, куда пущены любовница и бастарды.
Сия картина показывала: «Мы — Рекенья, мы — счастливы. А вы, госпожа Яльте, с вашей скорбью и северными ветрами совершенно не к месту на торжестве эскарлотского королевского дома». И в картине этой не было ни одного лживого мазка: их величие сообразовывалось с величием Эскарлоты. Во-первых, Франциско унаследовал от своего отца прочные торговые связи. И правда, почему бы не продолжить сбывать Блицарду, Монжуа, Равюннской империи и даже обособленному, замкнутому Рокусу богатство, которое дают плодородные почвы, фруктовые сады, виноградные и оливковые рощи и налаженные выработки в Амплиольских горах. Во-вторых, Франциско занялся завоеваниями и к короне Эскарлоты прибавил ещё одну. И в самом деле, как же ему, любимцу Святочтимого и Стражу Веры, не очистить Эскарлоту от последних имбиров и не пойти на Апаресиду — королевство хоть и люцеанское, но вмещавшее слишком уж, на его вкус, много имбиров-язычников. В-третьих, Франциско на полном серьёзе счёл себя в ответе перед Богом и Пречистой Девой за спасение душ своих подданных. И действительно, отчего бы ему было не возложить на себя такое бремя, когда обустройство паломнических путей и подаяния паломников, охрана монастырей на территории боевых действий в войне с Блаутуром, право отбирать кандидатов на церковные должности и часть доходов эскарлотских церквей приносило завидную прибыль в его жирные, благоухающие ладаном руки?
Словом, солнце светило ему и его стране так ярко, боженька улыбался так лучезарно, что коронованный хряк розовел и лоснился от довольства и благодати и был готов милостиво вытерпеть присутствие сестры его покойной неугодной жены.
Хенрика решила вернуться на родину как можно скорее. Какая разница, что путь на чужбину устилали отнюдь не цветы. Её странствия начались с неприятного открытия: зима бывает зимой только в Блицарде. Чем ближе к западу ехала госпожа Яльте, тем стремительнее отдалялась зима, а вместе с ней и сносные дороги. Хенрика не на шутку опасалась увязнуть в омерзительном месиве. Мариус скрашивал дорожные тяготы как мог. Если их вообще можно было скрасить, ему удалось. Но граф форн Непперг не имел власти над дурными мыслями и дождём. Последний лил, будто оплакивая королеву Эскарлоты, а вместе с той её бедную сестру. Письмо добиралось слишком, слишком долго. Что-то уже случилось. Предчувствие непоправимого отбирало у Хенрики сон, крепло день ото дня, заворачивало душу в сырой, туманный саван. Мариус читал ей стихи. С севера, с юга… Она же, неблагодарная, не слушала.
Пожалуй, ей повезло только в том, что не пришлось проделывать крюк до столицы — Рекенья обосновались у границ, явно дразня своим присутствием врага по ту сторону Амплиольских гор. Диана же давно отбыла в свой последний путь в усыпальницу столичного собора св. Асофры. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, она упокоилась средь эскарлотских правителей… Тех самых, что были огромны, громки и испачканы солнцем. Дурная компания для Яльте, крови от крови льда.
Горе вонзилось в сердце с ненасытностью льдяноклыков, тоже тех самых, нашедших щель поудобнее.
За мыслями о своих скитаниях Хенрика не заметила, когда засмотрелась перед собой. А взгляд её, какая неловкость, пришелся на щеку Розамунды Морено, похожую на расплавившийся сыр.
— Некоторые мужья исключительно ранимы, — с подкупающим доверием сообщила любовница короля. Она не сердилась, а может, хорошо притворялась. — Таков граф ви Морено. Графа уязвило, что собственный замок встретил его поднятым мостом и арбалетчиками на стенах.
Госпожа Яльте честно округлила глаза. Чем отваживать льдяноклыков, куда приятнее послушать, что эскарлотская роза взращена не в оранжерее, а на диком поле сражений. Учить эскарлот вместе с Дианой было не по годам мудрым решением, но приноровиться к быстрому темпу этой речи очень непросто.
— Более того, — Розамунда, оттопырив кривоватый мизинец, изящно резала засахаренную грушу, — вид одетой в кирасу супруги тоже не привёл Орестеса в восторг. С высоты крепостной стены эта дурнейшая из жён потребовала развода.
— О, — только и вымолвила Хенрика.
Гарсиласо Рекенья, маркиз Дория, закатил глаза и сполз в курульном кресле. Оживились и по ту сторону обеденного стола. Лоренсо стиснул в руке двузубую вилку, близко посаженные глаза сузились. Альмудена закусила губку. Бруна с перекошенным личиком слезла на мраморный пол и, подобрав юбчонки, кинулась к матери.
— Донна Розамунда, — интересно, на долю несчастной Дианы хоть раз выпало столько нежности? — Вы уверены, что стоит тревожить былое? Упоминание о негодяе не способствует пищеварению, знаете ли.
— Я лично принесу извинения желудку вашего величества, — заверила графиня Морено, подхватывая на колени младшенькую. Бруна раздумала плакать, материнские руки закрыли ей уши. — Моя история… поучительна, — теперь Розамунда обращалась только к гостье. — Недовольство его сиятельства графа началось с давнего дела ушедших лет — женитьбы. Новоявленный алькальд был весьма раздосадован, когда его величество Тадео повелел ему взять в жёны обесчещенную девицу. Честолюбие не позволяло графу ви Морено упустить столь высокую должность, и он подчинился.
Хенрика покачала головой. История была не нова, но она выставляла Розамунду Морено в ином свете. Соперница Дианы не рождалась хищницей. Зубки заставила отрастить жизнь.
— Детки, — Розамунда поцеловала дочку в лоб и ссадила с колен, — вы заскучали. Самое время поиграть, хорошо?
Деткам так не казалось, но древнейшее правило повиновения то ли матери, то ли королеве они исполнили неукоснительно. Маленький маркиз Дория бровью не повёл, он играл в свою игру.
— Должна признаться, и обесчещенная девица не светилась счастьем. — Графиня Морено взглянула на так называемого пасынка. Хитрец, увлекшись сдобным колечком, размазывал шоколад по блюдцу. — Если бы я знала, что его величество Тадео, отец нашего вселюцеаннейшего короля, повелит подлецу загладить вину женитьбой, я бы не просила королевского правосудия. — Тонкие красивые пальцы сжали десертный нож, вознамерившийся стать стилетом.
Хенрика едва сдержала вздох. Розамунда могла быть ей доброй приятельницей, может, даже подругой. Если бы много лет назад не заняла место Дианы, разумеется.
— Я была юна и наивна. — Графиня провела мизинцем по подчернённой нахмурившейся брови. — Хотела спастись от брака с бывшим женихом старшей сестры и бросилась в ноги алькальду. Он и помог. По-своему.
— Старшие сёстры не выносят замужества. До него или после они умирают, — рассудила Хенрика, скосив глаз на зятя. Франциско последовал примеру сына и что-то выискивал у себя в тарелке. Образцовый вдовец. — Что за несчастье постигло вашу сестру?
Графиня Морено с сожалением посмотрела на недоеденную, исходящую сиропной жижей грушу, отложила десертный прибор. С таким видом, дорогуша, не сердце приоткрывают, а одолжение делают. Хенрика простила. Узурпировавшая чужое место лисица ей нравилась. Но госпожа Яльте скорее бы ещё раз сдружилась с врагом королевства, чем с ней.
— Мой добрый братец прочил сестрицу замуж за одного графа, приходящегося Орестесу ви Морено другом. Но Ирис случилось влюбиться в знатного столичного юношу. Срок свадьбы близился, недопустимая любовь не прекращалась. Девицы Приморской Сепрео, да пропустит всеблозианнейший король сие мимо слуха, издревле балуются морской ворожбой. Она безобидна, но действенна. Скажу больше, дорогая: просто незаменима в девичьих делах. Ирис занималась этим с детства, и к сроку замужества у неё был изрядный опыт. Волны нашептали ей, что её любовь погубит знатного столичного юношу. Сестра не допускала неточности. Следующим вечером она дождалась прилива и бросилась в море. Возлюбленный оросил берег слезами и уехал. Братец не растерялся. Серхио всегда отличался здравым смыслом. Его больше заботило, че?м топить зимами родовой замок, к тому же приданое он уже собрал. Вместо помешавшейся самоубийцы жениху была предложена вторая сестра. И, знаете, дорогая, жених не отказался. У него были деньги, но титул ему пожаловали недавно, и цвет аристократии им несколько пренебрегал. Моя же семья веками носила гордое имя графов Риньяно. Во мне взыграл фамильный гонор. Я не стала дожидаться рокового дня свадьбы. Я верила, что алькальд поддастся моим уговорам и велит другу отменить женитьбу на девице Риньяно. Алькальд удачно давал приём в честь своего назначения. Мне едва стукнуло шестнадцать. Я ещё не знала, что с виду мерзавцы ничем не отличаются от благородных людей. До тех пор, пока не попадутся на какой-нибудь гнусности.
Графиня Морено зло посмотрела куда-то сквозь Хенрику Яльте. Глаза сощурились, нос заострился, ожог вспыхнул. Её не было здесь. Розамунда Риньяно перенеслась на тот приём.
— Вами можно лишь восторгаться, — с чувством произнесла Хенрика. Она почти не лукавила, малыш Гарсиласо — тем более. Забыл о шоколаде и выслушал не предназначенную для детских ушей историю, замерев. Искусству притворства ему учиться и учиться. Интересно, а как с этим у старшенького? Сестра писала, растёт истый Яльте. — Но теперь, когда вы вознеслись на такие высоты, мерзавца настигла кара? Умоляю, скажите, что он ответил за содеянное сполна. — Лживое лицо выказало то, чего не почувствовало сердце. В семье Рекенья зрел заговор. Королевская любовница неспроста восседала здесь на правах хозяйки. Орестес ви Морено был не только мерзавцем, но и неудачником. Жену он явно проигрывал. Или уже проиграл?
— Он ответит, — выкатил кабанью челюсть король. — Мы воздадим ему по его гнусным делам, как только Святочтимый расторгнет этот постыдный брак.
— Щепетильность вашего величества достойна уважения, — распахнула глаза Хенрика. — Иные государи заполучали желаемое, заставляя дурных вассалов отречься от обетов другим способом — смертью.
Розамунда без малейших признаков кровожадности ткнула в уцелевший бок грушу:
— Минувшей весной граф ви Морено напомнил о себе довольно дерзким образом. Его величество остался им весьма недоволен и велел возводить плаху. Я приготовилась вдовствовать, но не сбылось.
— Негодяй нашёл защиту у Святочтимого, — буркнул Франциско. Подумать только! Страж Веры и Святочтимый не сошлись во мнениях по поводу судьбы блудной провинциальной лисички. Если у короля не истинная любовь, то госпожа Яльте — гордая мать пятерых детей.
— Но какие силы бросили нечестивца к стопам Святочтимого? — Казалось бы резонный вопрос вмиг превратил Хенрику из терпимого гостя в неудобного.
Король засопел и упрятал взгляд куда-то между блюдами с леденцами и миндалём. Его сын затолкнул в рот обваленную в шоколаде пакость, принялся усиленно жевать.
Розамунда раздвинула губы в улыбке:
— Арест дурного вассала был поручен его высочеству принцу. У его величества весьма жизнерадостный взгляд на способности сына к военному делу.
— Донна Розамунда… — мягко воззвал Франциско.
— Принц Рекенья штурмом взял замок Морено. — Будь у лисицы хвост, она бы махнула им на короля. — Это было блестяще. Но по дороге в столицу пленник бежал. Принц Рекенья не выставил достаточно караула и упустил пленного, понимаете, дорогая? Это было постыдно. И я расстроилась. Ужасно расстроилась.
— Его высочество опечалил и меня. — Взял замок и упустил пленника? Не смешите. Если племянник захватил графа ви Морено, бедолаге оставалось только молиться. Или племянник — не Яльте. — Я видела его только на портретах, а он даже не соизволил поприветствовать свою единственную тётушку! Провинность куда меньшая, но и она огорчает. Где же наследный принц?
Краем глаза Хенрика отметила, как малыш Гарсиласо выпрямился, ручонка стиснула подлокотник. Что это значит? Розамунда промокнула салфеткой улыбнувшиеся губы. И Франциско улыбнулся свояченице, как дурочке, спросившей об очевидном. Но как тогда понимать поведение младшенького? У выложенного чёрным мрамором камина восторженно взвизгнули дети. Лоренсо то прятался за спинкой кресла в оранжевой ткани, то выпрыгивал к сестричкам. Девчушки с ногами забрались в одно кресло и держали оборону. Над одной чёрной и двумя рыжими головками виднелся барельеф холодного камина, изображающий трёх воронов Рекенья. Первый клонил голову набок, второй расстилал крылья, третий в немом карканье разевал клюв. Мы всё видим. Мы парим над врагами. Мы огласим правду. Что-что, а оглашать правду здесь явно не собирались.
— Райнеро не вытерпел смерти матери. — От титулов Розамунда отказалась, а ото лжи? — Он со скандалом отбыл в Валентинунья, у него там дворец. С мальчиком уже случалось подобное. Он тяжело переносит утрату близких.
— Бедное дитя! — ввернула Хенрика. Скандал — это интересно, она сегодня же разузнает подробности. Рекенья не скажут. Между отцом и сыном прошмыгнула не то, что ящерица — ящеричный выводок.
— Возвращаться принц не желает, — качнула продолговатым лицом графиня Морено. — От гонцов предпочитает отстреливаться. Но вы даже не притронулись к сладостям! Попробуйте, дорогая, это очень вкусно.
— О да! — малыш Гарсиласо впервые за обед подал голос. — Донья Энрика, позвольте я о вас позабочусь.
К ужасу «доньи» племянник ухватил с общего подноса засахаренный апельсин, макнул в шоколад и начал подносить к тарелке тётушки. Оранжево-чёрное страшилище надвигалось неотвратимой бедой. Уродик выскользнул из ручонки Гарсиласо. Счастливо миновав край стола, разбойный апельсин совершил набег на монжуасский бархат. Хенрика чуть не взвыла. При всей своей неуместности, это платье вытерпело толпы несчастненьких, эльтюдских резидентов, не оставлявшего брачных устремлений кузена Лари, а теперь, теперь… Госпожа Яльте отодвинулась вместе со стулом, туфли были почти в безопасности.
— Как я неловок, — винился растяпа.
Рокотал король, цокала языком фаворитка.
Хенрика нагнулась, осматривая подол. Надежды нет. Засранец наклонился вместе с ней, хотелось оттянуть его за ухо.
— Они всё врут, — родной блицард резанул от неожиданности слух. — Они убьют его.
Хенрика моргнула, забыв разогнуться. Племянничек уже громко трещал на эскарлот:
— Позвольте я провожу вас в уборную, донья Энрика, я в неизбывной вине перед вами, донья Энрика, обопритесь о мою руку, донья Энрика.
Госпожа Яльте не смогла отказать.
Показное благополучие семейства Рекенья отбило бы аппетит, когда б у госпожи Яльте он остался. Венценосный хряк, меченая огнём лисица с выводком лисят, потерянный мальчик. Двадцать лет назад в столичном дворце королевские отпрыски трапезничали отдельно от взрослых. Хенрика не забыла своей обиды, когда её не пустили завтракать с молодожёнами. Пусть общество благородного и голодного герцога Лаванья, младшего брата Франциско, скрасило принцессе Яльте трапезу, потрясение в памяти не изгладилось. Оскорбление усопших начинается с пренебрежения траурным платьем. Заканчивается оно, видимо, обедом, куда пущены любовница и бастарды.
Сия картина показывала: «Мы — Рекенья, мы — счастливы. А вы, госпожа Яльте, с вашей скорбью и северными ветрами совершенно не к месту на торжестве эскарлотского королевского дома». И в картине этой не было ни одного лживого мазка: их величие сообразовывалось с величием Эскарлоты. Во-первых, Франциско унаследовал от своего отца прочные торговые связи. И правда, почему бы не продолжить сбывать Блицарду, Монжуа, Равюннской империи и даже обособленному, замкнутому Рокусу богатство, которое дают плодородные почвы, фруктовые сады, виноградные и оливковые рощи и налаженные выработки в Амплиольских горах. Во-вторых, Франциско занялся завоеваниями и к короне Эскарлоты прибавил ещё одну. И в самом деле, как же ему, любимцу Святочтимого и Стражу Веры, не очистить Эскарлоту от последних имбиров и не пойти на Апаресиду — королевство хоть и люцеанское, но вмещавшее слишком уж, на его вкус, много имбиров-язычников. В-третьих, Франциско на полном серьёзе счёл себя в ответе перед Богом и Пречистой Девой за спасение душ своих подданных. И действительно, отчего бы ему было не возложить на себя такое бремя, когда обустройство паломнических путей и подаяния паломников, охрана монастырей на территории боевых действий в войне с Блаутуром, право отбирать кандидатов на церковные должности и часть доходов эскарлотских церквей приносило завидную прибыль в его жирные, благоухающие ладаном руки?
Словом, солнце светило ему и его стране так ярко, боженька улыбался так лучезарно, что коронованный хряк розовел и лоснился от довольства и благодати и был готов милостиво вытерпеть присутствие сестры его покойной неугодной жены.
Хенрика решила вернуться на родину как можно скорее. Какая разница, что путь на чужбину устилали отнюдь не цветы. Её странствия начались с неприятного открытия: зима бывает зимой только в Блицарде. Чем ближе к западу ехала госпожа Яльте, тем стремительнее отдалялась зима, а вместе с ней и сносные дороги. Хенрика не на шутку опасалась увязнуть в омерзительном месиве. Мариус скрашивал дорожные тяготы как мог. Если их вообще можно было скрасить, ему удалось. Но граф форн Непперг не имел власти над дурными мыслями и дождём. Последний лил, будто оплакивая королеву Эскарлоты, а вместе с той её бедную сестру. Письмо добиралось слишком, слишком долго. Что-то уже случилось. Предчувствие непоправимого отбирало у Хенрики сон, крепло день ото дня, заворачивало душу в сырой, туманный саван. Мариус читал ей стихи. С севера, с юга… Она же, неблагодарная, не слушала.
Пожалуй, ей повезло только в том, что не пришлось проделывать крюк до столицы — Рекенья обосновались у границ, явно дразня своим присутствием врага по ту сторону Амплиольских гор. Диана же давно отбыла в свой последний путь в усыпальницу столичного собора св. Асофры. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, она упокоилась средь эскарлотских правителей… Тех самых, что были огромны, громки и испачканы солнцем. Дурная компания для Яльте, крови от крови льда.
Горе вонзилось в сердце с ненасытностью льдяноклыков, тоже тех самых, нашедших щель поудобнее.
За мыслями о своих скитаниях Хенрика не заметила, когда засмотрелась перед собой. А взгляд её, какая неловкость, пришелся на щеку Розамунды Морено, похожую на расплавившийся сыр.
— Некоторые мужья исключительно ранимы, — с подкупающим доверием сообщила любовница короля. Она не сердилась, а может, хорошо притворялась. — Таков граф ви Морено. Графа уязвило, что собственный замок встретил его поднятым мостом и арбалетчиками на стенах.
Госпожа Яльте честно округлила глаза. Чем отваживать льдяноклыков, куда приятнее послушать, что эскарлотская роза взращена не в оранжерее, а на диком поле сражений. Учить эскарлот вместе с Дианой было не по годам мудрым решением, но приноровиться к быстрому темпу этой речи очень непросто.
— Более того, — Розамунда, оттопырив кривоватый мизинец, изящно резала засахаренную грушу, — вид одетой в кирасу супруги тоже не привёл Орестеса в восторг. С высоты крепостной стены эта дурнейшая из жён потребовала развода.
— О, — только и вымолвила Хенрика.
Гарсиласо Рекенья, маркиз Дория, закатил глаза и сполз в курульном кресле. Оживились и по ту сторону обеденного стола. Лоренсо стиснул в руке двузубую вилку, близко посаженные глаза сузились. Альмудена закусила губку. Бруна с перекошенным личиком слезла на мраморный пол и, подобрав юбчонки, кинулась к матери.
— Донна Розамунда, — интересно, на долю несчастной Дианы хоть раз выпало столько нежности? — Вы уверены, что стоит тревожить былое? Упоминание о негодяе не способствует пищеварению, знаете ли.
— Я лично принесу извинения желудку вашего величества, — заверила графиня Морено, подхватывая на колени младшенькую. Бруна раздумала плакать, материнские руки закрыли ей уши. — Моя история… поучительна, — теперь Розамунда обращалась только к гостье. — Недовольство его сиятельства графа началось с давнего дела ушедших лет — женитьбы. Новоявленный алькальд был весьма раздосадован, когда его величество Тадео повелел ему взять в жёны обесчещенную девицу. Честолюбие не позволяло графу ви Морено упустить столь высокую должность, и он подчинился.
Хенрика покачала головой. История была не нова, но она выставляла Розамунду Морено в ином свете. Соперница Дианы не рождалась хищницей. Зубки заставила отрастить жизнь.
— Детки, — Розамунда поцеловала дочку в лоб и ссадила с колен, — вы заскучали. Самое время поиграть, хорошо?
Деткам так не казалось, но древнейшее правило повиновения то ли матери, то ли королеве они исполнили неукоснительно. Маленький маркиз Дория бровью не повёл, он играл в свою игру.
— Должна признаться, и обесчещенная девица не светилась счастьем. — Графиня Морено взглянула на так называемого пасынка. Хитрец, увлекшись сдобным колечком, размазывал шоколад по блюдцу. — Если бы я знала, что его величество Тадео, отец нашего вселюцеаннейшего короля, повелит подлецу загладить вину женитьбой, я бы не просила королевского правосудия. — Тонкие красивые пальцы сжали десертный нож, вознамерившийся стать стилетом.
Хенрика едва сдержала вздох. Розамунда могла быть ей доброй приятельницей, может, даже подругой. Если бы много лет назад не заняла место Дианы, разумеется.
— Я была юна и наивна. — Графиня провела мизинцем по подчернённой нахмурившейся брови. — Хотела спастись от брака с бывшим женихом старшей сестры и бросилась в ноги алькальду. Он и помог. По-своему.
— Старшие сёстры не выносят замужества. До него или после они умирают, — рассудила Хенрика, скосив глаз на зятя. Франциско последовал примеру сына и что-то выискивал у себя в тарелке. Образцовый вдовец. — Что за несчастье постигло вашу сестру?
Графиня Морено с сожалением посмотрела на недоеденную, исходящую сиропной жижей грушу, отложила десертный прибор. С таким видом, дорогуша, не сердце приоткрывают, а одолжение делают. Хенрика простила. Узурпировавшая чужое место лисица ей нравилась. Но госпожа Яльте скорее бы ещё раз сдружилась с врагом королевства, чем с ней.
— Мой добрый братец прочил сестрицу замуж за одного графа, приходящегося Орестесу ви Морено другом. Но Ирис случилось влюбиться в знатного столичного юношу. Срок свадьбы близился, недопустимая любовь не прекращалась. Девицы Приморской Сепрео, да пропустит всеблозианнейший король сие мимо слуха, издревле балуются морской ворожбой. Она безобидна, но действенна. Скажу больше, дорогая: просто незаменима в девичьих делах. Ирис занималась этим с детства, и к сроку замужества у неё был изрядный опыт. Волны нашептали ей, что её любовь погубит знатного столичного юношу. Сестра не допускала неточности. Следующим вечером она дождалась прилива и бросилась в море. Возлюбленный оросил берег слезами и уехал. Братец не растерялся. Серхио всегда отличался здравым смыслом. Его больше заботило, че?м топить зимами родовой замок, к тому же приданое он уже собрал. Вместо помешавшейся самоубийцы жениху была предложена вторая сестра. И, знаете, дорогая, жених не отказался. У него были деньги, но титул ему пожаловали недавно, и цвет аристократии им несколько пренебрегал. Моя же семья веками носила гордое имя графов Риньяно. Во мне взыграл фамильный гонор. Я не стала дожидаться рокового дня свадьбы. Я верила, что алькальд поддастся моим уговорам и велит другу отменить женитьбу на девице Риньяно. Алькальд удачно давал приём в честь своего назначения. Мне едва стукнуло шестнадцать. Я ещё не знала, что с виду мерзавцы ничем не отличаются от благородных людей. До тех пор, пока не попадутся на какой-нибудь гнусности.
Графиня Морено зло посмотрела куда-то сквозь Хенрику Яльте. Глаза сощурились, нос заострился, ожог вспыхнул. Её не было здесь. Розамунда Риньяно перенеслась на тот приём.
— Вами можно лишь восторгаться, — с чувством произнесла Хенрика. Она почти не лукавила, малыш Гарсиласо — тем более. Забыл о шоколаде и выслушал не предназначенную для детских ушей историю, замерев. Искусству притворства ему учиться и учиться. Интересно, а как с этим у старшенького? Сестра писала, растёт истый Яльте. — Но теперь, когда вы вознеслись на такие высоты, мерзавца настигла кара? Умоляю, скажите, что он ответил за содеянное сполна. — Лживое лицо выказало то, чего не почувствовало сердце. В семье Рекенья зрел заговор. Королевская любовница неспроста восседала здесь на правах хозяйки. Орестес ви Морено был не только мерзавцем, но и неудачником. Жену он явно проигрывал. Или уже проиграл?
— Он ответит, — выкатил кабанью челюсть король. — Мы воздадим ему по его гнусным делам, как только Святочтимый расторгнет этот постыдный брак.
— Щепетильность вашего величества достойна уважения, — распахнула глаза Хенрика. — Иные государи заполучали желаемое, заставляя дурных вассалов отречься от обетов другим способом — смертью.
Розамунда без малейших признаков кровожадности ткнула в уцелевший бок грушу:
— Минувшей весной граф ви Морено напомнил о себе довольно дерзким образом. Его величество остался им весьма недоволен и велел возводить плаху. Я приготовилась вдовствовать, но не сбылось.
— Негодяй нашёл защиту у Святочтимого, — буркнул Франциско. Подумать только! Страж Веры и Святочтимый не сошлись во мнениях по поводу судьбы блудной провинциальной лисички. Если у короля не истинная любовь, то госпожа Яльте — гордая мать пятерых детей.
— Но какие силы бросили нечестивца к стопам Святочтимого? — Казалось бы резонный вопрос вмиг превратил Хенрику из терпимого гостя в неудобного.
Король засопел и упрятал взгляд куда-то между блюдами с леденцами и миндалём. Его сын затолкнул в рот обваленную в шоколаде пакость, принялся усиленно жевать.
Розамунда раздвинула губы в улыбке:
— Арест дурного вассала был поручен его высочеству принцу. У его величества весьма жизнерадостный взгляд на способности сына к военному делу.
— Донна Розамунда… — мягко воззвал Франциско.
— Принц Рекенья штурмом взял замок Морено. — Будь у лисицы хвост, она бы махнула им на короля. — Это было блестяще. Но по дороге в столицу пленник бежал. Принц Рекенья не выставил достаточно караула и упустил пленного, понимаете, дорогая? Это было постыдно. И я расстроилась. Ужасно расстроилась.
— Его высочество опечалил и меня. — Взял замок и упустил пленника? Не смешите. Если племянник захватил графа ви Морено, бедолаге оставалось только молиться. Или племянник — не Яльте. — Я видела его только на портретах, а он даже не соизволил поприветствовать свою единственную тётушку! Провинность куда меньшая, но и она огорчает. Где же наследный принц?
Краем глаза Хенрика отметила, как малыш Гарсиласо выпрямился, ручонка стиснула подлокотник. Что это значит? Розамунда промокнула салфеткой улыбнувшиеся губы. И Франциско улыбнулся свояченице, как дурочке, спросившей об очевидном. Но как тогда понимать поведение младшенького? У выложенного чёрным мрамором камина восторженно взвизгнули дети. Лоренсо то прятался за спинкой кресла в оранжевой ткани, то выпрыгивал к сестричкам. Девчушки с ногами забрались в одно кресло и держали оборону. Над одной чёрной и двумя рыжими головками виднелся барельеф холодного камина, изображающий трёх воронов Рекенья. Первый клонил голову набок, второй расстилал крылья, третий в немом карканье разевал клюв. Мы всё видим. Мы парим над врагами. Мы огласим правду. Что-что, а оглашать правду здесь явно не собирались.
— Райнеро не вытерпел смерти матери. — От титулов Розамунда отказалась, а ото лжи? — Он со скандалом отбыл в Валентинунья, у него там дворец. С мальчиком уже случалось подобное. Он тяжело переносит утрату близких.
— Бедное дитя! — ввернула Хенрика. Скандал — это интересно, она сегодня же разузнает подробности. Рекенья не скажут. Между отцом и сыном прошмыгнула не то, что ящерица — ящеричный выводок.
— Возвращаться принц не желает, — качнула продолговатым лицом графиня Морено. — От гонцов предпочитает отстреливаться. Но вы даже не притронулись к сладостям! Попробуйте, дорогая, это очень вкусно.
— О да! — малыш Гарсиласо впервые за обед подал голос. — Донья Энрика, позвольте я о вас позабочусь.
К ужасу «доньи» племянник ухватил с общего подноса засахаренный апельсин, макнул в шоколад и начал подносить к тарелке тётушки. Оранжево-чёрное страшилище надвигалось неотвратимой бедой. Уродик выскользнул из ручонки Гарсиласо. Счастливо миновав край стола, разбойный апельсин совершил набег на монжуасский бархат. Хенрика чуть не взвыла. При всей своей неуместности, это платье вытерпело толпы несчастненьких, эльтюдских резидентов, не оставлявшего брачных устремлений кузена Лари, а теперь, теперь… Госпожа Яльте отодвинулась вместе со стулом, туфли были почти в безопасности.
— Как я неловок, — винился растяпа.
Рокотал король, цокала языком фаворитка.
Хенрика нагнулась, осматривая подол. Надежды нет. Засранец наклонился вместе с ней, хотелось оттянуть его за ухо.
— Они всё врут, — родной блицард резанул от неожиданности слух. — Они убьют его.
Хенрика моргнула, забыв разогнуться. Племянничек уже громко трещал на эскарлот:
— Позвольте я провожу вас в уборную, донья Энрика, я в неизбывной вине перед вами, донья Энрика, обопритесь о мою руку, донья Энрика.
Госпожа Яльте не смогла отказать.
