Альда нередко приходила в оружейную, пока Рональд добывал ратную славу себе и заодно королевству. Ей было приятно знать, что супруг, пусть грубиян и дурак, с лёгкостью носит доспех и управляется со шпагой, саблей, пистолетом. Пожалуй, оружейная оставалась единственным местом, где Альда вспоминала о его достоинствах.
— Рональд? — оклик улетел под низкий потолок с выступающими балками, отскочил от перепонок грандиозного крыла, сотворенного принцем Тимрийским из дерева и плотных тканей. Словно дракон гнездился за балками, не сумев скрыть крыла. Словно тень покойного принца нависала над головой Рональда.
Нет ответа. Альда украдкой вдохнула запахи железа и кожи, прогулочной поступью двинулась мимо и стоек с оружием и великолепных доспехов, висевших в стенных нишах. В первой нише не доставало наплечников и наручей, во второй панциря* . Из стоек исчезли два пистолета с колесцовым замком, драгунская сабля и боевая шпага, в своей смертоносности равная отошедшему от дел полуторному мечу с тяжёлым клинком. В центре оружейной высился каркас в форме коня, на который была надета верховая броня для лошади. Альда коснулась того места, где недавно сидел стальной налобник, и поспешила к дальней стене зала. На длинном дощатом столе Рональд любовно разложил вещи в военный поход.
Воровато оглянувшись, Альда подбросила в руке пороховницу, погладила медную чеканку. Давным-давно безголовики позволили ей примерить к поясу пустую пороховницу, и на целую минуту Альда возомнила себя аркебузиром-пехотинцем… Маняще сверкнуло серебром колёсико на одном из пистолетов. Давным-давно её бывший друг Энтони Аддерли, сражённый упрямством юной Альды, позволил ей зарядить пистолет, подкрутить колёсико с насечкой и сделать выстрел. Отдача чуть не порвала сухожилие, но за тот миг можно было бы уплатить и большую цену! Альда сомкнула на рукояти обе руки, так сил хватало, но взять прицел не довелось.
— Избави святой Прюмме, мессира! Вы приняли пистолет за иголку! Ваша близорукость сведёт вас в могилу.
Сердце захлестнуло испугом. Альда положила пистолет, чуть его не выронив, спрятала похолодевшие руки за спину и повернулась. Прежде всего, взгляду представал надетый на поддоспешник чёрный воронёный нагрудник с чеканкой в форме раззявленной в рыке медвежьей мордой.
— Я не спутаю иголку с пистолетом, — сказала Альда медвежьей морде на нагруднике. — Я жена Неистового драгуна. — Она подняла глаза.
Раскрасневшийся от холодной воды, с топорщащимися кудрями, Рональд по обыкновению упёр в бока руки и хозяином оглядел Оружейную, и рядом с ним будто стало тесно.
— Когда вы уезжаете? — Альда заметила, что нагрудник и наспинник пока не сомкнуты у него на боках. Что ж, она нашла себе дело. — Вы позволите?
Рональд кивнул, раскинул руки привычным жестом героя, победителя.
— Счёт на часы, мессира. Боитесь, что без вашего вмешательства погибель меня не отыщет?
— Если себе не измените, сами найдёте её. Но я не желаю этого…
— Да что вы? А ночью…
— Ночью меня разбудил пьяный хряк.
— Я даже стерплю эти слова. Раз вам по душе одевать рыцаря, быть может, по моём возвращении эти же руки снимут с меня доспех? Каков будет ваш ответ?
Пальцы чуть не соскользнули с последней заклёпки. Щёки загорелись, Альда с силой защелкнула заклёпку и беспомощно огляделась в поисках горжета, наручей, шлема или хотя бы слуги, который и должен всё это подавать. Собравшись быть сносной женой, она не предполагала, что Рональд не отказался от мысли о… консумации.
— Прежде вернитесь с победой, — вырвалось у Альды.
— Вернусь, если вы нарочно не оставили бреши для вражеского клинка, — Рональд довольно хохотнул.
— Я не желаю вашей смерти!
— Поверьте, я тоже. Но мне не по нраву этот разговор, — граф Оссори мельком глянул в напольное зеркало в деревянной раме, приставленное к боковой стене. Таким и должен быть рыцарь? В меру высок, статен. Красивая линия скул, закруглённый подбородок. Каштановые короткие кудри. Понимал ли он, что хорош собой, или же приписывал успех у женщин своему лёгкому обаянию? Альда не знала и не хотела знать. — Нас ждёт великая победа, и вы ещё пожалеете, что вчерашнего хряка отвергли, а медведя не приручили.
Альда сердито сдвинула брови, забыв о робости, что накатывала на неё, когда она заставала мужа в доспехе. Война делала Рональда Оссори достойным человеком, с чем бы согласились даже враги, прозвавшие его Рыжим Дьяволом.
— Вышивайте розы, мессира, — Рональд пальцами изобразил бег иглы по ткани. — После победы над Эскарлотой я намерен одержать ещё одну победу, куда более великую, пусть и невидимую для многих. Не прячьте мессира Чь, тем веселей я буду биться! И вот увидите, Альда, я растоплю лёд в этом сердечке, — жёсткий, мозолистый палец лёг Альде между ключиц.
Альда обомлела, не зная, как повести себя, остаться ли подобием сносной жены или приумножить славу ледышки.
— Мессир, супруг мой, — «Баллада условий», часто исполняемая в окружении покойной королевы, подсказала решение. Альда сделала шажок назад, туфли на гусином пуху с предательской лёгкостью скользнули по каменным плитам. Рональд поторопился упереть руку в стальной бок, нахмурился, между бровей прорезались две вертикальные морщинки. — Лёд в моём сердце прольётся вешними водами, когда ветер подвинет Амплиольские горы.
*Уэйкшор — титул, который носит старший наследник рода Оссори. Таким образом, официальное обращение к Рональду выглядит как «Рональд Бернард Оссори, граф Уэйкшор». Но блаутурская традиция именования такова, что наследники могут использовать первую часть своего титула (граф, виконт) с фамилией рода: граф Оссори, виконт Аддерли.
*Нийя — мера длины, равная 1 сантиметру.
*Эльтюда — государство-анклав, резиденция высшего духовенства Прюммеанской церкви.
* Здесь под панцирем подразумевается кираса.
Эскарлота
Айруэла
1
Гарсиласо Рекенья, младший принц из династии, правящей королевствами Эскарлота и Апаресида, постыдно топтался у прикрытых дверей. Невозможно признаться, но в свои одиннадцать Гарсиласо не решался пройти в покои матери и спросить о её здоровье. Показаться ей на глаза было немыслимым, но он должен, иначе какой из него сын?
Принц выпрямил спину, взялся за ручку в форме сидящей птички, зажмурился и толкнул створку. Тишина. С первых дней осени сладкий аромат благовоний мешался с горечью снадобий и настоев. Наступил ноябрь, но Гарсиласо впервые осмелился навестить мать просто потому, что сам хотел этого. Раньше он бывал здесь с отцом, читающим над её ложем молитвы. Эти визиты мучили и больную, и её посетителей. Лишь старший брат Гарсиласо — Райне?ро — сидел подле королевы по своей воле и лишь его она желала видеть.
Гарсиласо приоткрыл глаза, готовясь встретиться с разгневанным Райнеро, но брата на приступке огромной кровати не оказалось. Значит, Гарсиласо не ошибся, наследный принц этой тревожной ночью предался одному из любимых занятий — отправился к своим женщинам.
«Не стоит таить обиду на матушку. Сходи к ней, Салисьо, увидишь, болезнь меняет людей». Гарсиласо снова и снова мысленно повторял эти слова канцлера Эскарлоты. Тому удалось убедить младшего принца, что из этой тёмной комнаты его не прогонят. Скамейка под окном пустовала, фрейлины оставили свою королеву. Гарсиласо неслышно ступал вдоль обтянутой кожаными обоями стены. С капителей колонн на него с интересом смотрели ангелы, на их красивых белокаменных лицах плясали отблески огня в камине. Гарсиласо утёр лоб, смахнул с него кудри. Жар просто поселился в этой спальне, но королеве Эскарлоты не хватало его тепла. За тяжёлыми занавесями кровати Гарсиласо видел тоненькие очертания ног под покрывалом, видел, как худые белые руки сжимали серебряный диск на цепочке — символ прюммеанской веры. Королева Эскарлоты родилась и жила до замужества в северной стране под названием Блицард, она не смогла променять холодный лунный круг на солнышко люцеан.
— Госпожа Диана... — это был даже не шёпот, Гарсиласо сам почти не услышал своих жалких, выговоренных на блицардском языке слов.
Если подойти ближе и закрыть глаза, она не рассердится. Но если она не желает, чтобы он был перед ней, и от волнений ей станет хуже? Гарсиласо сглотнул, всмотрелся в теряющуюся под покрывалом фигуру. Странно, но ему не хотелось плакать. Хороший сын должен молить Всевечного и рассказавшую о Нём миру Деву, Пречистую и Пресвятую, Деву-Хозяйку Солнечного царства, о здоровье для матушки и лить горькие слёзы, а не красться к ней среди ночи, даже не зная, что скажет. Пристыдив себя, Гарсиласо уже хотел показаться из-за занавеси, когда из коридора, под самой дверью, послышались шаги.
Ноги оказались быстрее мыслей. Не принц — лишь принца тень, так о нём говорили. Он бесшумно юркнул в уборную. Едва не налетев в темноте на умывальник, залез под него, нащупал рядом плетёную корзину, придвинул к себе. К ступням тянулась тоненькая полоска света. Дверь в уборную не закрылась! Гарсиласо потянулся было к ручке, но слова из комнаты заставили его замереть. Да, младший принц Рекенья любил подслушивать чужие разговоры. А ещё он любил подглядывать. Он знал, что это плохо. Зачастую он становился свидетелем чужих тайн случайно, как сейчас, но иногда прокрадывался в потайную комнату намеренно, чтобы послушать урок канцлера для наследника. Из спальни королевы Дианы доносились два приглушённых мужских голоса.
— Ну же, братья, утешьте меня… Скажите, что король, супруг мой, хотя бы теперь уступил моим просьбам. Если вы молитесь пресвятой кривляке — ступайте прочь. Если служите толстяку в сальной рясе — слушайте мою исповедь. — Веря в духов севера, королева никогда не была ярой приверженкой даже своей прюммеа?нской веры, но таких богохульных слов, произнесённых скрипучим, как снег, голосом, младшему принцу от неё слышать не доводилось. Дон Мигель прав, болезнь меняет людей.
Гарсиласо тихонько придвинулся к щели. Напротив ложа умирающей стояли двое монахов. Из-за чёрных ряс они почти сливались с собственными тенями, но принц различил их. Первый — огромный и грузный — сутулился так сильно, что казался горбатым. В руках, утопающих в рукавах рясы, поблескивали крупные, с вишню, чётки. Второй, такой же высокий, но худой, напротив, держался даже слишком прямо, расправив плечи. Монашеские лица скрывались под глубокими капюшонами, но Гарсиласо не сомневался, сейчас они искажены удивлением и гневом.
— Приумножая грех своей души, отдаляешься ты от прощения Всевечного. — От рокота в голосе толстяка захотелось вжаться обратно под умывальник. — Разомкни же грешные губы в смиренном покаянии.
Королева должна покаяться! Она ждала монахов-прюммеан, вот почему осталась в спальне одна! Гарсиласо прожгло стыдом, но уши не оглохли, а глаза не зажмурились. Как только монахи уйдут, младший принц Рекенья поспешит в часовню во внутреннем дворе замка. Ведь Пречистая простит ему то, что он сейчас делает?
— А?мис, — тихо отозвался второй монах.
Госпожа Диана содрогнулась в хриплом кашле. Гарсиласо не видел её саму, только то, как тень её руки прижала ко рту платок.
— Тогда я покаюсь, — едва слышно отозвалась королева. Нет, в её голосе не стало больше смирения, Гарсиласо уловил в нём другое — страх. Зачем это покаяние? Почему сейчас, ночью? Гарсиласо нахмурился, обхватил себя руками. — Я хотела вдовствовать.
— Кайся, кайся, — протянул внезапно осипшим голосом первый монах.
— Амис, — поддакнул второй, уже громче.
— Я так хотела вдовствовать, что изменила истинам Яльте и честной борьбе предпочла ядовитую гнусь... — снова кашель, сухой и надрывный.
— Кайся, кайся, — едва слышно просипел первый монах, сгорбившись ещё больше.
— Амис, — ясно произнёс второй. Гарсиласо вздрогнул, догадка, неясное волнение, но он не успел понять, что это было. Он не хотел слушать дальше.
— Франциско … Вселюцеаннейший король, Страж Веры… Жирный ворон, в одном крыле — чётки, в другом — прелести его шлюхи. Как я могла любить его? Я жалею о каждом дне, проведённом в Эскарлоте, кроме тех, в которые со мной был Рамиро... Только его я любила.
— Кайся... — почти шипение. Захотелось выскочить, закричать. Райнеро, нужен Райнеро... Что-то неправильно. Так не должно быть!
— Амис. — Второй монах качнул головой, зачем-то схватился за пояс. По спине пробежал холодок. Пусть вернётся брат, он должен быть здесь, он бы остановил...
— Я исполнила долг перед этой страной, которую ненавижу всем своим сердцем. Я родила королю сына, дочь и ещё сына. Дочь прожила совсем недолго. Младший сын так жалок и слаб, что лишь церковь примет его. — По привычке Гарсиласо закрыл косые с рождения глаза. Госпожа Диана всегда злилась, когда он смотрел на неё. Почему — он не знал. — Но старший… Любовь моя и отрада. В нём нет ни капли поганой крови Рекенья. Я не стыжусь. Нет. Только он и его отец были мне радостью. Мой Рамиро и наш с ним мальчик. И не отмолить вам у Отверженного ваших душ, если хоть отзвуки моих слов раздадутся извне.
В окружении короля и королевы мог быть только один Рамиро… Рамиро ви Куэрво, герцог, человек чести. Отец Райнеро?... Гарсиласо бы вскрикнул, но ужас залепил рот.
Второй монах сорвал с головы капюшон. Его рука рванулась к месту, где всегда висела шпага. Тогда Гарсиласо и узнал его. Герцог ви Куэрво. Друг короля. Военный. Настоящий отец наследного принца. Куэрво успел шагнуть к королеве, а потом воздух сотрясся от вопля. Так кричит раненый зверь, от бешенства и боли готовый убить любого. Так кричит король, обманувший и обманутый.
Мелко дрожа, Гарсиласо не отрываясь глядел, как первый монах скидывает капюшон, обнажая чёрную косматую голову, которая не знала других уборов, кроме эскарлотской короны.
*В этом мире нет государства «Франция», но есть имя Франциско. Просто давайте представим, что оно произошло не от племени франков, а, например, от древнеблицардского (по примеру древнегерманского) языка, в котором было слово «фран» означает «вольный, свободный», но названием племени оно не стало.
2
Рог месяца продырявил чёрную мулету неба, растерзал на клочья туч и увлёк к Амплиольским горам, откуда с часу на час обещал явиться рассвет. Райне?ро досадливо отвёл от луны глаза. Поправил ножны с клинком из хеладской стали, плотней завернулся в плащ и как можно мягче двинулся вдоль замковой стены, стремясь невидимым добраться до лестницы в другом конце патио. Лестница приводила на крытую галерею, из которой любящий, но слегка загулявший сын поспешит к ложу хворающей матери. Песок паскудно шелестел под подошвами, тёрн цеплял на колючки бархат плаща, мстил древесным шорохом, розы ставили лепестками распутную метку, когда Райнеро ненароком задевал кусты плечом. Вся королевская стража сбежится приветствовать загульного принца, если не унять бычью поступь! Райнеро отшагнул от стены в просвет между кустами и очутился под сенью яблони. Яблоки висели маленькими круглобокими лунами, и вдруг на одно из них легла жасминной белизны рука.
— О нет, это не для вас, — женский смешок хрустнул переломленный веткой.
Райнеро вогнал назад в ножны выхваченную до середины шпагу и шагнул влево, позволяя женщине покинуть свое укрытие и пойти рядом.
— Поджидали меня? — он искоса глянул на спутницу, чей завидный профиль по обыкновению таял в тумане мантильи. — Решили облагодетельствовать всех мужчин Рекенья?
— Рональд? — оклик улетел под низкий потолок с выступающими балками, отскочил от перепонок грандиозного крыла, сотворенного принцем Тимрийским из дерева и плотных тканей. Словно дракон гнездился за балками, не сумев скрыть крыла. Словно тень покойного принца нависала над головой Рональда.
Нет ответа. Альда украдкой вдохнула запахи железа и кожи, прогулочной поступью двинулась мимо и стоек с оружием и великолепных доспехов, висевших в стенных нишах. В первой нише не доставало наплечников и наручей, во второй панциря* . Из стоек исчезли два пистолета с колесцовым замком, драгунская сабля и боевая шпага, в своей смертоносности равная отошедшему от дел полуторному мечу с тяжёлым клинком. В центре оружейной высился каркас в форме коня, на который была надета верховая броня для лошади. Альда коснулась того места, где недавно сидел стальной налобник, и поспешила к дальней стене зала. На длинном дощатом столе Рональд любовно разложил вещи в военный поход.
Воровато оглянувшись, Альда подбросила в руке пороховницу, погладила медную чеканку. Давным-давно безголовики позволили ей примерить к поясу пустую пороховницу, и на целую минуту Альда возомнила себя аркебузиром-пехотинцем… Маняще сверкнуло серебром колёсико на одном из пистолетов. Давным-давно её бывший друг Энтони Аддерли, сражённый упрямством юной Альды, позволил ей зарядить пистолет, подкрутить колёсико с насечкой и сделать выстрел. Отдача чуть не порвала сухожилие, но за тот миг можно было бы уплатить и большую цену! Альда сомкнула на рукояти обе руки, так сил хватало, но взять прицел не довелось.
— Избави святой Прюмме, мессира! Вы приняли пистолет за иголку! Ваша близорукость сведёт вас в могилу.
Сердце захлестнуло испугом. Альда положила пистолет, чуть его не выронив, спрятала похолодевшие руки за спину и повернулась. Прежде всего, взгляду представал надетый на поддоспешник чёрный воронёный нагрудник с чеканкой в форме раззявленной в рыке медвежьей мордой.
— Я не спутаю иголку с пистолетом, — сказала Альда медвежьей морде на нагруднике. — Я жена Неистового драгуна. — Она подняла глаза.
Раскрасневшийся от холодной воды, с топорщащимися кудрями, Рональд по обыкновению упёр в бока руки и хозяином оглядел Оружейную, и рядом с ним будто стало тесно.
— Когда вы уезжаете? — Альда заметила, что нагрудник и наспинник пока не сомкнуты у него на боках. Что ж, она нашла себе дело. — Вы позволите?
Рональд кивнул, раскинул руки привычным жестом героя, победителя.
— Счёт на часы, мессира. Боитесь, что без вашего вмешательства погибель меня не отыщет?
— Если себе не измените, сами найдёте её. Но я не желаю этого…
— Да что вы? А ночью…
— Ночью меня разбудил пьяный хряк.
— Я даже стерплю эти слова. Раз вам по душе одевать рыцаря, быть может, по моём возвращении эти же руки снимут с меня доспех? Каков будет ваш ответ?
Пальцы чуть не соскользнули с последней заклёпки. Щёки загорелись, Альда с силой защелкнула заклёпку и беспомощно огляделась в поисках горжета, наручей, шлема или хотя бы слуги, который и должен всё это подавать. Собравшись быть сносной женой, она не предполагала, что Рональд не отказался от мысли о… консумации.
— Прежде вернитесь с победой, — вырвалось у Альды.
— Вернусь, если вы нарочно не оставили бреши для вражеского клинка, — Рональд довольно хохотнул.
— Я не желаю вашей смерти!
— Поверьте, я тоже. Но мне не по нраву этот разговор, — граф Оссори мельком глянул в напольное зеркало в деревянной раме, приставленное к боковой стене. Таким и должен быть рыцарь? В меру высок, статен. Красивая линия скул, закруглённый подбородок. Каштановые короткие кудри. Понимал ли он, что хорош собой, или же приписывал успех у женщин своему лёгкому обаянию? Альда не знала и не хотела знать. — Нас ждёт великая победа, и вы ещё пожалеете, что вчерашнего хряка отвергли, а медведя не приручили.
Альда сердито сдвинула брови, забыв о робости, что накатывала на неё, когда она заставала мужа в доспехе. Война делала Рональда Оссори достойным человеком, с чем бы согласились даже враги, прозвавшие его Рыжим Дьяволом.
— Вышивайте розы, мессира, — Рональд пальцами изобразил бег иглы по ткани. — После победы над Эскарлотой я намерен одержать ещё одну победу, куда более великую, пусть и невидимую для многих. Не прячьте мессира Чь, тем веселей я буду биться! И вот увидите, Альда, я растоплю лёд в этом сердечке, — жёсткий, мозолистый палец лёг Альде между ключиц.
Альда обомлела, не зная, как повести себя, остаться ли подобием сносной жены или приумножить славу ледышки.
— Мессир, супруг мой, — «Баллада условий», часто исполняемая в окружении покойной королевы, подсказала решение. Альда сделала шажок назад, туфли на гусином пуху с предательской лёгкостью скользнули по каменным плитам. Рональд поторопился упереть руку в стальной бок, нахмурился, между бровей прорезались две вертикальные морщинки. — Лёд в моём сердце прольётся вешними водами, когда ветер подвинет Амплиольские горы.
*Уэйкшор — титул, который носит старший наследник рода Оссори. Таким образом, официальное обращение к Рональду выглядит как «Рональд Бернард Оссори, граф Уэйкшор». Но блаутурская традиция именования такова, что наследники могут использовать первую часть своего титула (граф, виконт) с фамилией рода: граф Оссори, виконт Аддерли.
*Нийя — мера длины, равная 1 сантиметру.
*Эльтюда — государство-анклав, резиденция высшего духовенства Прюммеанской церкви.
* Здесь под панцирем подразумевается кираса.
Глава 3
Эскарлота
Айруэла
1
Гарсиласо Рекенья, младший принц из династии, правящей королевствами Эскарлота и Апаресида, постыдно топтался у прикрытых дверей. Невозможно признаться, но в свои одиннадцать Гарсиласо не решался пройти в покои матери и спросить о её здоровье. Показаться ей на глаза было немыслимым, но он должен, иначе какой из него сын?
Принц выпрямил спину, взялся за ручку в форме сидящей птички, зажмурился и толкнул створку. Тишина. С первых дней осени сладкий аромат благовоний мешался с горечью снадобий и настоев. Наступил ноябрь, но Гарсиласо впервые осмелился навестить мать просто потому, что сам хотел этого. Раньше он бывал здесь с отцом, читающим над её ложем молитвы. Эти визиты мучили и больную, и её посетителей. Лишь старший брат Гарсиласо — Райне?ро — сидел подле королевы по своей воле и лишь его она желала видеть.
Гарсиласо приоткрыл глаза, готовясь встретиться с разгневанным Райнеро, но брата на приступке огромной кровати не оказалось. Значит, Гарсиласо не ошибся, наследный принц этой тревожной ночью предался одному из любимых занятий — отправился к своим женщинам.
«Не стоит таить обиду на матушку. Сходи к ней, Салисьо, увидишь, болезнь меняет людей». Гарсиласо снова и снова мысленно повторял эти слова канцлера Эскарлоты. Тому удалось убедить младшего принца, что из этой тёмной комнаты его не прогонят. Скамейка под окном пустовала, фрейлины оставили свою королеву. Гарсиласо неслышно ступал вдоль обтянутой кожаными обоями стены. С капителей колонн на него с интересом смотрели ангелы, на их красивых белокаменных лицах плясали отблески огня в камине. Гарсиласо утёр лоб, смахнул с него кудри. Жар просто поселился в этой спальне, но королеве Эскарлоты не хватало его тепла. За тяжёлыми занавесями кровати Гарсиласо видел тоненькие очертания ног под покрывалом, видел, как худые белые руки сжимали серебряный диск на цепочке — символ прюммеанской веры. Королева Эскарлоты родилась и жила до замужества в северной стране под названием Блицард, она не смогла променять холодный лунный круг на солнышко люцеан.
— Госпожа Диана... — это был даже не шёпот, Гарсиласо сам почти не услышал своих жалких, выговоренных на блицардском языке слов.
Если подойти ближе и закрыть глаза, она не рассердится. Но если она не желает, чтобы он был перед ней, и от волнений ей станет хуже? Гарсиласо сглотнул, всмотрелся в теряющуюся под покрывалом фигуру. Странно, но ему не хотелось плакать. Хороший сын должен молить Всевечного и рассказавшую о Нём миру Деву, Пречистую и Пресвятую, Деву-Хозяйку Солнечного царства, о здоровье для матушки и лить горькие слёзы, а не красться к ней среди ночи, даже не зная, что скажет. Пристыдив себя, Гарсиласо уже хотел показаться из-за занавеси, когда из коридора, под самой дверью, послышались шаги.
Ноги оказались быстрее мыслей. Не принц — лишь принца тень, так о нём говорили. Он бесшумно юркнул в уборную. Едва не налетев в темноте на умывальник, залез под него, нащупал рядом плетёную корзину, придвинул к себе. К ступням тянулась тоненькая полоска света. Дверь в уборную не закрылась! Гарсиласо потянулся было к ручке, но слова из комнаты заставили его замереть. Да, младший принц Рекенья любил подслушивать чужие разговоры. А ещё он любил подглядывать. Он знал, что это плохо. Зачастую он становился свидетелем чужих тайн случайно, как сейчас, но иногда прокрадывался в потайную комнату намеренно, чтобы послушать урок канцлера для наследника. Из спальни королевы Дианы доносились два приглушённых мужских голоса.
— Ну же, братья, утешьте меня… Скажите, что король, супруг мой, хотя бы теперь уступил моим просьбам. Если вы молитесь пресвятой кривляке — ступайте прочь. Если служите толстяку в сальной рясе — слушайте мою исповедь. — Веря в духов севера, королева никогда не была ярой приверженкой даже своей прюммеа?нской веры, но таких богохульных слов, произнесённых скрипучим, как снег, голосом, младшему принцу от неё слышать не доводилось. Дон Мигель прав, болезнь меняет людей.
Гарсиласо тихонько придвинулся к щели. Напротив ложа умирающей стояли двое монахов. Из-за чёрных ряс они почти сливались с собственными тенями, но принц различил их. Первый — огромный и грузный — сутулился так сильно, что казался горбатым. В руках, утопающих в рукавах рясы, поблескивали крупные, с вишню, чётки. Второй, такой же высокий, но худой, напротив, держался даже слишком прямо, расправив плечи. Монашеские лица скрывались под глубокими капюшонами, но Гарсиласо не сомневался, сейчас они искажены удивлением и гневом.
— Приумножая грех своей души, отдаляешься ты от прощения Всевечного. — От рокота в голосе толстяка захотелось вжаться обратно под умывальник. — Разомкни же грешные губы в смиренном покаянии.
Королева должна покаяться! Она ждала монахов-прюммеан, вот почему осталась в спальне одна! Гарсиласо прожгло стыдом, но уши не оглохли, а глаза не зажмурились. Как только монахи уйдут, младший принц Рекенья поспешит в часовню во внутреннем дворе замка. Ведь Пречистая простит ему то, что он сейчас делает?
— А?мис, — тихо отозвался второй монах.
Госпожа Диана содрогнулась в хриплом кашле. Гарсиласо не видел её саму, только то, как тень её руки прижала ко рту платок.
— Тогда я покаюсь, — едва слышно отозвалась королева. Нет, в её голосе не стало больше смирения, Гарсиласо уловил в нём другое — страх. Зачем это покаяние? Почему сейчас, ночью? Гарсиласо нахмурился, обхватил себя руками. — Я хотела вдовствовать.
— Кайся, кайся, — протянул внезапно осипшим голосом первый монах.
— Амис, — поддакнул второй, уже громче.
— Я так хотела вдовствовать, что изменила истинам Яльте и честной борьбе предпочла ядовитую гнусь... — снова кашель, сухой и надрывный.
— Кайся, кайся, — едва слышно просипел первый монах, сгорбившись ещё больше.
— Амис, — ясно произнёс второй. Гарсиласо вздрогнул, догадка, неясное волнение, но он не успел понять, что это было. Он не хотел слушать дальше.
— Франциско … Вселюцеаннейший король, Страж Веры… Жирный ворон, в одном крыле — чётки, в другом — прелести его шлюхи. Как я могла любить его? Я жалею о каждом дне, проведённом в Эскарлоте, кроме тех, в которые со мной был Рамиро... Только его я любила.
— Кайся... — почти шипение. Захотелось выскочить, закричать. Райнеро, нужен Райнеро... Что-то неправильно. Так не должно быть!
— Амис. — Второй монах качнул головой, зачем-то схватился за пояс. По спине пробежал холодок. Пусть вернётся брат, он должен быть здесь, он бы остановил...
— Я исполнила долг перед этой страной, которую ненавижу всем своим сердцем. Я родила королю сына, дочь и ещё сына. Дочь прожила совсем недолго. Младший сын так жалок и слаб, что лишь церковь примет его. — По привычке Гарсиласо закрыл косые с рождения глаза. Госпожа Диана всегда злилась, когда он смотрел на неё. Почему — он не знал. — Но старший… Любовь моя и отрада. В нём нет ни капли поганой крови Рекенья. Я не стыжусь. Нет. Только он и его отец были мне радостью. Мой Рамиро и наш с ним мальчик. И не отмолить вам у Отверженного ваших душ, если хоть отзвуки моих слов раздадутся извне.
В окружении короля и королевы мог быть только один Рамиро… Рамиро ви Куэрво, герцог, человек чести. Отец Райнеро?... Гарсиласо бы вскрикнул, но ужас залепил рот.
Второй монах сорвал с головы капюшон. Его рука рванулась к месту, где всегда висела шпага. Тогда Гарсиласо и узнал его. Герцог ви Куэрво. Друг короля. Военный. Настоящий отец наследного принца. Куэрво успел шагнуть к королеве, а потом воздух сотрясся от вопля. Так кричит раненый зверь, от бешенства и боли готовый убить любого. Так кричит король, обманувший и обманутый.
Мелко дрожа, Гарсиласо не отрываясь глядел, как первый монах скидывает капюшон, обнажая чёрную косматую голову, которая не знала других уборов, кроме эскарлотской короны.
*В этом мире нет государства «Франция», но есть имя Франциско. Просто давайте представим, что оно произошло не от племени франков, а, например, от древнеблицардского (по примеру древнегерманского) языка, в котором было слово «фран» означает «вольный, свободный», но названием племени оно не стало.
2
Рог месяца продырявил чёрную мулету неба, растерзал на клочья туч и увлёк к Амплиольским горам, откуда с часу на час обещал явиться рассвет. Райне?ро досадливо отвёл от луны глаза. Поправил ножны с клинком из хеладской стали, плотней завернулся в плащ и как можно мягче двинулся вдоль замковой стены, стремясь невидимым добраться до лестницы в другом конце патио. Лестница приводила на крытую галерею, из которой любящий, но слегка загулявший сын поспешит к ложу хворающей матери. Песок паскудно шелестел под подошвами, тёрн цеплял на колючки бархат плаща, мстил древесным шорохом, розы ставили лепестками распутную метку, когда Райнеро ненароком задевал кусты плечом. Вся королевская стража сбежится приветствовать загульного принца, если не унять бычью поступь! Райнеро отшагнул от стены в просвет между кустами и очутился под сенью яблони. Яблоки висели маленькими круглобокими лунами, и вдруг на одно из них легла жасминной белизны рука.
— О нет, это не для вас, — женский смешок хрустнул переломленный веткой.
Райнеро вогнал назад в ножны выхваченную до середины шпагу и шагнул влево, позволяя женщине покинуть свое укрытие и пойти рядом.
— Поджидали меня? — он искоса глянул на спутницу, чей завидный профиль по обыкновению таял в тумане мантильи. — Решили облагодетельствовать всех мужчин Рекенья?
