Филипп мучился из-за того, что не смог привести подмогу, хотя его вины в том не было. Но мальчишка — Энтони прекрасно слышал — выл ночами в подушку. — Одна дама ищет встречи с вами.
— Отверженный и копыта его! — шикнул Энтони, впиваясь пальцами в теплую спину Додо. — Она ищет со мной встречи по множеству раз на дню, но одно её присутствие утомительней целого «вороньего» окружения. Я не могу принять ее.
— Это другая дама, сир, это…
— Альда Оссори, графиня Уэйкшор.
Энтони порывисто сел. Подвинул к себе столик, заваленный картами и грифелями, запахнул порядком измятый халат. Но готовности к встрече всё это совсем не прибавило.
Это действительно была Альда. Она молчала, остановившись в дверях. Золотые прядки на висках завились от снега, чуть покраснел кончик продолговатого носа. Синие глаза смотрели несколько испуганно, но всё так же холодно. Энтони попытался найти хотя бы одно чувство, помимо раздражения, но тщетно. Альда Оссори слишком отдалилась от девицы Уайлс, в которую отчаянно влюбился юный Тони. Или думал, что влюбился.
Он узнал её в нежные девять лет, она была крошкой с белыми кудряшками, наряженной голубое платьице. С тех пор маленькая Альда стала для Тони идеалом девочки. Такой она и должна быть: красивой, хрупкой. Она должна любить книги, плакать от обиды и смешно морщить нос, когда улыбается. Потом Энтони честно потерял от нее голову и любил до самой своей первой войны. Он даже писал ей письма и мечтал, как найдёт военную славу и, конечно, сделает девицу Уайлс виконтессой Аддерли. Но время текло, Энтони всё чаще забывал ей писать, а во время одной ночи раздумий вдруг понял, что не видел её уже три года. Вокруг Аддерли появились женщины, взрослые, разные и прекрасные, они совсем не походили на пятнадцатилетнюю Альду с книжкой у груди. Альда вдруг померкла, забылась. Энтони просто не мог себе представить даже поцелуй с ней, не то что нечто большее... А потом Берни объявил о своей помолвке. Девица Уайлс войдет в дом Оссори и сделается графиней Уэйкшор. Энтони тогда не понимал, что с ним, чувствовал себя обманутым, ведь это он когда-то мечтал... Но вот и свадьба. Несколько надменный и насмешливый Берни держит под руку холодную, сдержанную Альду. До этой свадьбы Энтони не встречался с ней четыре года. Это была не та Альда.
Нет, одно чувство в Энтони всё же пробудилось — облегчение. Тогда, на брачной церемонии, как и сейчас, он видел перед собой Альду и понимал, что любил совсем не её. Он радовался, что девица Уайлс пошла за Оссори, и Энтони сохранит в памяти ту прелестную девочку, с которой он искал круг фей, прятался от проказника Берни, которая так заливисто смеялась и умела улыбаться глазами.
— Вы позволите мне зайти, виконт, или хозяин из вас столь же прекрасный, сколь оказался прекрасным друг? — Одна единственная фраза, а хорошо протопленная комната точно выстыла.
Вместо того, чтобы вскочить и куртуазно поклониться, Энтони кивнул, закутавшись в покрывало по самый подбородок:
— Располагайтесь, мессира. Филипп, кресло!
Альда присела на самый краешек, примерной ученицей сложила на коленках руки в чёрных перчатках. От чего-то в дорожном платье, она смотрела прямо перед собой, мимо Энтони.
— Твой дом очень уютен, — произнесла Альда сдавленно и вздохнула, будто о чём-то раздумывая.
Её взгляд перебирался с камина, украшенного башенками, к двум резным сервантам красного дерева, за которыми поблескивали серебро и хрусталь. Затем Альда взглянула на книжный шкаф, его подпирали двое вырезанных из дерева, согбенных, бородатых старца в колпаках. Как бы эти книжники полюбились маленькой Альде…
Взрослая моргнула и отвела глаза. Она будто смотрела и не смотрела одновременно, она чего-то ждала. Ну же, скажи, зачем ты пришла сюда? Скажи, чего ищешь у дурака, разменявшего дружбу на командование над тридцатью драгунами? Чего ищешь у тупицы, возомнившего себя взрослым после пары визитов в бордель? Он так и не объяснился, а теперь она жена Берни, не вызывающая в его бывшем друге ничего, кроме раздражения и запоздалых сожалений над скотским своим поведением.
— Он жив, мой муж. — Альда сцепила руки в замок, подняла на Энтони глаза. — Жив?
Аддерли опять кивнул. С языка рвались слова утешения, успокоения, но он молчал. Альда поджала губы, повлажневшие глаза блеснули. Только не это! Тони спешил утереть слёзы маленькой Альды, но от слёз взрослой бежал бы до пустынь Восточной Петли.
— Кое-что произошло, я должна попросить тебя... — она опустила глаза, нервно стянула перчатки с рук. — Мне нужна помощь. Берни — мой муж, но...
— Ты же не собираешься рассказать, как жалеешь, что он выжил, и как хотела бы вдовствовать? — Энтони нервно усмехнулся.
Альда вздрогнула. Забыв о слезах, расправила узкие плечи. В затылке неприятно потянуло, Энтони поморщился. Альда наверняка приняла гримасу на свой счёт.
— Нет, — белые руки сжали перчатки. — Я никогда не желала вдовствовать. Как твоя рана? Вижу, ты на ногах, чудесно. Мне сказали, Рональд сбежал. Почему ты не с ним?
— Ты не знаешь действительности, не знаешь, в каком пекле держал Оссори своих людей! — Аддерли сбросил покрывало и с силой впечатал в паркет босые ступни. Шрам от раны задёргался взбесившейся змейкой. — Не давал позвать основные силы, потому что это замарало бы память Айрона-Кэдогана. Полковник трясся над славой мертвеца, а не над жизнями своих драгун. Сбежать вот так, отказаться от чина — единственное, что ему оставалось. Или дезертирство — или военный суд.
— И ты позволил. Оставил его... — Альда вцепилась в Энтони взглядом. — Не нужно твоих оправданий. Мне нужно только узнать, куда Рональд уехал.
— По-твоему, беглец сообщает, куда собирается бежать?
— Другу — да! Но ты потерял его дружбу... И всё же ты знаешь. Скажи мне.
— Чуткое любящее сердце не подсказывает?
— Энтони! — Альда всхлипнула, закрыла лицо руками.
— Альда... Пожалуйста, не плачь. Прости меня, я не прав. — Он дотянулся Альды, осмелился отнять от лица тонкие пальцы. Альда дёрнулась, забилась в глубину кресла, как испугавшись. — Я не знаю наверняка. Он мог уехать в Блицард...
— Блицард, хорошо. — Альда облизнула нижнюю губку, вытерла слёзы с раскрасневшихся щёк. — Я сейчас же отправлюсь за ним.
— За Рональдом? Зачем?
— Ему нужна помощь. — Альда кивнула сама себе, решительно ударила кулачками по коленкам.
— Ему или тебе? — Аддерли с усмешкой покачал головой и откинулся на спинку софы. Альда замерла, не иначе, задумалась. — Совесть не прощает три года в оледенении?
Альда натянула перчатки, сдула со лба выбившуюся прядь.
— Твоей совести тоже не мешало бы потревожить хозяина, Энтони Аддерли.
Шум в ушах накрыл его, заставил сдавить виски. Голова как в огне, сучий шлем!
Графиня Оссори что-то сказала, по крайней мере, Энтони уловил движение губ.
— Тони!!! — неожиданно тёплые руки коснулись плеча, щеки. — Ложись, я сейчас, я позову лекаря!
— Альда, бумагу.… Давай, пока я жив! Дурацкий вопрос, прямо на виду!
Боль металась от висков к ране, но не отнимала у зрения ясности. Аддерли видел, что карябал на листке. Кричала ли это совесть или болела рана, но он не сомневался ни секунды.
— Это — тракты, по которым люди едут, если им нужно в Блицард. Рональд, вероятнее всего, выбрал Эмерикский.
Аддерли черканул последнюю линию, призванную обозначать Эмерикский тракт, и попытался улыбнуться. Альда потянулась к листку. Она побледнела, дрожащие руки сжали листок.
— Скажи ему, что я не имел права осуждать. И ещё... дракон сложил крылья следом за Кэдоганом, Альда. Рональду не вернуть его. Помоги ему наконец понять это.
Став оруженосцем Кеймрона Далкетта, Энтони понятия не имел, что подписал собственный смертный приговор. И сам «Дедушка Далкетт», как звали его подначальные, был тут ни при чём. Старый, почти оглохший от пушечных залпов, он относился к Энтони как к любимому внуку. Генерал с гордостью рассказывал оруженосцу о годах своей славы, учил «разговаривать» с пушками, читать карты, а вечерами устраивал шуточные бои на столе, доверяя Тони целую деревянную армию. Оруженосец Аддерли так бы и постигал военное искусство вполне мирно и даже с удовольствием, если бы не явился тот, кто протянул ему этот самый приговор. Протянул с улыбочкой, довольно дружелюбной, но дающей понять: возражения отменяются. Айрон-Кэдоган считался мастером говорящих улыбок.
Армия разместилась в деревнях вокруг взятой блаутурцами крепости на вражеской территории, близилась зима, боёв ждать не приходилось. Энтони стукнуло семнадцать, а он уже повидал настоящее сражение, побыл гонцом на поле боя и даже пострелял из пушки — с дозволения своего сира, конечно же. Словом, юный Аддерли был вполне доволен жизнью, пока в армию не пожаловал наследный принц одного с ним возраста. Но принц имел куда более пылкий нрав и намеревался испытать армию на прочность, а не себя в армии.
Полный решимости перевернуть этот мирок с ног на голову и обратно, Кэди целыми днями носился по лагерю, жадно запоминая всё, что видел. Энтони ожидал, что принц приехал постигать искусство командования и ведения войны. Но наследнику блаутурского престола хватило одной битвы, чтобы разобраться, как командовать доверенным ему отрядом. Казалось, под конец Кэди даже заскучал, и это несмотря на то, что победа осталась за Блаутуром. Наследный принц спокойно отдавал приказы и жаловался: отряд — это несерьёзно, и таким он умеет управлять лет с четырнадцати, а блицардцы совсем обленились.
Но вот отгремела последняя битва, наступило временное затишье. Энтони погрузился в изучение стратегии и тактики. Генерал Далкетт ясно дал понять, в следующем сражении отпустит Энтони от пушек на поле боя, и оруженосец не собирался упасть в грязь лицом. Ему нравилась война. Энтони подхватывала волна восторга и невероятного жизнелюбия, азарта пополам с яростью, когда перед глазами разворачивалась настоящая сеча. Аддерли ещё не доводилось убивать противника в ближнем бою, но он верил — он сможет. Это даже не считалось убийством, скорее поединком двух стран, гигантов, а люди в нём были чем-то ужасно несущественным.
Энтони в который раз расставлял на столе свою деревянную пехоту, сверяясь с планом уже отшумевшего боя, когда полог шатра отлетел в сторону. Удивительно, но Кэдоган одинаково дерзко пинал двери во дворцах и откидывал пологи палаток. Энтони подавил вздох. Принц выглядел взбудораженным. Значит, он снова припас для товарища изобретение, снова запал и боль.
— Тони, оставь игрушки! — Кэдоган уничтожил пехоту взмахом руки, уселся на лист с ходом битвы, а самого Энтони толкнул на скамью. — Есть кое-что поинтересней.
— Летать я больше не буду, — Энтони потёр спину. Крылья, что соорудил Кэди, для полёта не годились, в этом Тони убедился на собственной шкуре. — Стрелять огнём тоже!
— Огонь надо доработать. Не куксись, мне пока не явилась мысль, как сделать так, чтоб не нагревался металл. — Кэдоган хохотнул, заулыбался. В глазах плясали искры замыслов, не совсем безобидных, похоже.
Натянуто улыбаясь в ответ, Энтони поёрзал на сидении, покосился на полог шатра. Дедушка Далкетт и не думал возвращаться. Звание оруженосца при графе Далкетте приучало к порядку во всём, но сейчас воротничок колета захотелось расстегнуть.
— Успокойся, я доработал управление, сегодня должно получиться, — Кэди тоже посмотрел на полог шатра. По этому взгляду Энтони понял: на улице поджидает перепончатый убийца.
Внутри всё сжалось. Воспоминания о первом и крайне неудачном полёте живо вспыхнули в памяти. Грудная клетка зажата ремнями, тяжёлая конструкция давит на спину и плечи, и вдруг тебя толкают с обрыва. Только свист в ушах, сжавшиеся лёгкие и боль падения. Крылья тогда послужили не тем, с помощью чего летают, а скорее тем, на что можно упасть и при этом не сломать позвоночник. Тогда Кэди выяснил, что крыльям положен хвост, на который надо поместить ноги летуна, чтобы не болтались. «У птиц есть хвост, а лапки они поджимают! Я идиот!» — кричал тогда принц, беснуясь вокруг лежащего пластом Энтони. Кажется, на этот раз Кэдоган соорудил тот самый «хвост»...
— Нет! Не снова! — Энтони вскочил со скамьи. — Кэди, я не могу больше, у меня вся спина в синяках.
— Но я усовершенствовал их, теперь сможешь контролировать падение...
— Контролировать? Падение?!
Кэди ободряюще хлопнул его по плечу и увлёк на улицу. Энтони слабо упирался, прекрасно понимая, что это бесполезно. Если Айрон-Кэдоган захочет, чтобы зимой наступило лето, он сделает так, что в сугробах расцветут лютики.
— Это значит, что ты плавно спустишься по воздуху вниз, — успокаивая, улыбнулся принц, затем подхватил плотный сверток почти в собственный рост, закинул его за плечо, а на поясе закрепил внушительный моток верёвки.
День клонился к вечеру — промозглому, пасмурному. Энтони поёжился и с тоской оглянулся на оставшиеся позади костры. Скоро ужин, над лагерем уже вился запах похлёбки. Они с Дедушкой Далкеттом всегда ели с солдатами, что Энтони очень нравилось. Доживёт ли он до сегодняшнего ужина?
— Может, вместо меня сойдёт мешок потяжелее? — спросил Энтони без особой надежды. — Можем сделать его в форме человека!
— Мешок был раньше, — Кэди отмахнулся, даже не обернувшись к нему. Принц уверенно шагал через лагерь, к тому самому краю, который заканчивался обрывом. Не очень высоким, сто с небольшим триттов, иначе Энтони бы ещё в прошлый раз свернул шею, но дух захватывало. — Теперь мне нужно отладить управление, а это может только человек и только в полёте. Разбежишься. Как в прошлый раз полетишь вниз. Но сейчас, когда побежишь, не забудь раскинуть руки в стороны, чтобы крылья раскрылись. А когда оттолкнёшься, не сучи ногами в воздухе, а вытяни их вдоль тела и упрись в основание хвоста. Это просто. Да не бойся, я же буду следить, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Ага, знаю я, как ты меня бережёшь, — пробубнил Энтони. Куда там надо упереть ноги? Он даже не хотел узнавать — лишь ещё раз свалиться камнем вниз и постараться не умереть. Может, тогда принц наконец перестанет грезить небом.
Последние палатки остались позади. Кэдоган аккуратно развернул свёрток, извлёк сложенные крылья. Энтони чуть не выл. Убийцы, похожие на крылья летучей мыши, стали ещё больше, каждое крыло в длину было выше самого Тони. Кэди закрепил на крыльях ремни, вот только сейчас в его руках оказалась новая деталь. Хвост. Энтони узнал его без труда. Деревянная перекладина тянулась от крыльев, как можно было догадаться, вдоль позвоночника и до самых ступней. В конце Кэди прикрепил нечто вроде двух дополнительных маленьких перепонок, а под ними поручень. Наверное, в него и надо упереться ногами. Энтони прошёлся вдоль хвоста к крыльям, потрогал ремни, которые предстояло приделать к плечам, предплечьям и запястьям. Кэдоган ловко защёлкнул последние крепежи, соединяющие хвост с крыльями. Обернувшись к Энтони, вдруг нахмурился и со вздохом покачал головой.
— Хм... А знаешь, ты же прав, — принц поднялся на ноги и, уперев руки в бока, всмотрелся в своё творение.
— Что? Я?
— Да, как я мог подвергать опасности тебя, ведь это моё изобретение! — Не задумываясь ни секунды, Кэди схватил крылья, закинул их за спину, затянул ремни вокруг груди и на плечах.
— Отверженный и копыта его! — шикнул Энтони, впиваясь пальцами в теплую спину Додо. — Она ищет со мной встречи по множеству раз на дню, но одно её присутствие утомительней целого «вороньего» окружения. Я не могу принять ее.
— Это другая дама, сир, это…
— Альда Оссори, графиня Уэйкшор.
Энтони порывисто сел. Подвинул к себе столик, заваленный картами и грифелями, запахнул порядком измятый халат. Но готовности к встрече всё это совсем не прибавило.
Это действительно была Альда. Она молчала, остановившись в дверях. Золотые прядки на висках завились от снега, чуть покраснел кончик продолговатого носа. Синие глаза смотрели несколько испуганно, но всё так же холодно. Энтони попытался найти хотя бы одно чувство, помимо раздражения, но тщетно. Альда Оссори слишком отдалилась от девицы Уайлс, в которую отчаянно влюбился юный Тони. Или думал, что влюбился.
Он узнал её в нежные девять лет, она была крошкой с белыми кудряшками, наряженной голубое платьице. С тех пор маленькая Альда стала для Тони идеалом девочки. Такой она и должна быть: красивой, хрупкой. Она должна любить книги, плакать от обиды и смешно морщить нос, когда улыбается. Потом Энтони честно потерял от нее голову и любил до самой своей первой войны. Он даже писал ей письма и мечтал, как найдёт военную славу и, конечно, сделает девицу Уайлс виконтессой Аддерли. Но время текло, Энтони всё чаще забывал ей писать, а во время одной ночи раздумий вдруг понял, что не видел её уже три года. Вокруг Аддерли появились женщины, взрослые, разные и прекрасные, они совсем не походили на пятнадцатилетнюю Альду с книжкой у груди. Альда вдруг померкла, забылась. Энтони просто не мог себе представить даже поцелуй с ней, не то что нечто большее... А потом Берни объявил о своей помолвке. Девица Уайлс войдет в дом Оссори и сделается графиней Уэйкшор. Энтони тогда не понимал, что с ним, чувствовал себя обманутым, ведь это он когда-то мечтал... Но вот и свадьба. Несколько надменный и насмешливый Берни держит под руку холодную, сдержанную Альду. До этой свадьбы Энтони не встречался с ней четыре года. Это была не та Альда.
Нет, одно чувство в Энтони всё же пробудилось — облегчение. Тогда, на брачной церемонии, как и сейчас, он видел перед собой Альду и понимал, что любил совсем не её. Он радовался, что девица Уайлс пошла за Оссори, и Энтони сохранит в памяти ту прелестную девочку, с которой он искал круг фей, прятался от проказника Берни, которая так заливисто смеялась и умела улыбаться глазами.
— Вы позволите мне зайти, виконт, или хозяин из вас столь же прекрасный, сколь оказался прекрасным друг? — Одна единственная фраза, а хорошо протопленная комната точно выстыла.
Вместо того, чтобы вскочить и куртуазно поклониться, Энтони кивнул, закутавшись в покрывало по самый подбородок:
— Располагайтесь, мессира. Филипп, кресло!
Альда присела на самый краешек, примерной ученицей сложила на коленках руки в чёрных перчатках. От чего-то в дорожном платье, она смотрела прямо перед собой, мимо Энтони.
— Твой дом очень уютен, — произнесла Альда сдавленно и вздохнула, будто о чём-то раздумывая.
Её взгляд перебирался с камина, украшенного башенками, к двум резным сервантам красного дерева, за которыми поблескивали серебро и хрусталь. Затем Альда взглянула на книжный шкаф, его подпирали двое вырезанных из дерева, согбенных, бородатых старца в колпаках. Как бы эти книжники полюбились маленькой Альде…
Взрослая моргнула и отвела глаза. Она будто смотрела и не смотрела одновременно, она чего-то ждала. Ну же, скажи, зачем ты пришла сюда? Скажи, чего ищешь у дурака, разменявшего дружбу на командование над тридцатью драгунами? Чего ищешь у тупицы, возомнившего себя взрослым после пары визитов в бордель? Он так и не объяснился, а теперь она жена Берни, не вызывающая в его бывшем друге ничего, кроме раздражения и запоздалых сожалений над скотским своим поведением.
— Он жив, мой муж. — Альда сцепила руки в замок, подняла на Энтони глаза. — Жив?
Аддерли опять кивнул. С языка рвались слова утешения, успокоения, но он молчал. Альда поджала губы, повлажневшие глаза блеснули. Только не это! Тони спешил утереть слёзы маленькой Альды, но от слёз взрослой бежал бы до пустынь Восточной Петли.
— Кое-что произошло, я должна попросить тебя... — она опустила глаза, нервно стянула перчатки с рук. — Мне нужна помощь. Берни — мой муж, но...
— Ты же не собираешься рассказать, как жалеешь, что он выжил, и как хотела бы вдовствовать? — Энтони нервно усмехнулся.
Альда вздрогнула. Забыв о слезах, расправила узкие плечи. В затылке неприятно потянуло, Энтони поморщился. Альда наверняка приняла гримасу на свой счёт.
— Нет, — белые руки сжали перчатки. — Я никогда не желала вдовствовать. Как твоя рана? Вижу, ты на ногах, чудесно. Мне сказали, Рональд сбежал. Почему ты не с ним?
— Ты не знаешь действительности, не знаешь, в каком пекле держал Оссори своих людей! — Аддерли сбросил покрывало и с силой впечатал в паркет босые ступни. Шрам от раны задёргался взбесившейся змейкой. — Не давал позвать основные силы, потому что это замарало бы память Айрона-Кэдогана. Полковник трясся над славой мертвеца, а не над жизнями своих драгун. Сбежать вот так, отказаться от чина — единственное, что ему оставалось. Или дезертирство — или военный суд.
— И ты позволил. Оставил его... — Альда вцепилась в Энтони взглядом. — Не нужно твоих оправданий. Мне нужно только узнать, куда Рональд уехал.
— По-твоему, беглец сообщает, куда собирается бежать?
— Другу — да! Но ты потерял его дружбу... И всё же ты знаешь. Скажи мне.
— Чуткое любящее сердце не подсказывает?
— Энтони! — Альда всхлипнула, закрыла лицо руками.
— Альда... Пожалуйста, не плачь. Прости меня, я не прав. — Он дотянулся Альды, осмелился отнять от лица тонкие пальцы. Альда дёрнулась, забилась в глубину кресла, как испугавшись. — Я не знаю наверняка. Он мог уехать в Блицард...
— Блицард, хорошо. — Альда облизнула нижнюю губку, вытерла слёзы с раскрасневшихся щёк. — Я сейчас же отправлюсь за ним.
— За Рональдом? Зачем?
— Ему нужна помощь. — Альда кивнула сама себе, решительно ударила кулачками по коленкам.
— Ему или тебе? — Аддерли с усмешкой покачал головой и откинулся на спинку софы. Альда замерла, не иначе, задумалась. — Совесть не прощает три года в оледенении?
Альда натянула перчатки, сдула со лба выбившуюся прядь.
— Твоей совести тоже не мешало бы потревожить хозяина, Энтони Аддерли.
Шум в ушах накрыл его, заставил сдавить виски. Голова как в огне, сучий шлем!
Графиня Оссори что-то сказала, по крайней мере, Энтони уловил движение губ.
— Тони!!! — неожиданно тёплые руки коснулись плеча, щеки. — Ложись, я сейчас, я позову лекаря!
— Альда, бумагу.… Давай, пока я жив! Дурацкий вопрос, прямо на виду!
Боль металась от висков к ране, но не отнимала у зрения ясности. Аддерли видел, что карябал на листке. Кричала ли это совесть или болела рана, но он не сомневался ни секунды.
— Это — тракты, по которым люди едут, если им нужно в Блицард. Рональд, вероятнее всего, выбрал Эмерикский.
Аддерли черканул последнюю линию, призванную обозначать Эмерикский тракт, и попытался улыбнуться. Альда потянулась к листку. Она побледнела, дрожащие руки сжали листок.
— Скажи ему, что я не имел права осуждать. И ещё... дракон сложил крылья следом за Кэдоганом, Альда. Рональду не вернуть его. Помоги ему наконец понять это.
Став оруженосцем Кеймрона Далкетта, Энтони понятия не имел, что подписал собственный смертный приговор. И сам «Дедушка Далкетт», как звали его подначальные, был тут ни при чём. Старый, почти оглохший от пушечных залпов, он относился к Энтони как к любимому внуку. Генерал с гордостью рассказывал оруженосцу о годах своей славы, учил «разговаривать» с пушками, читать карты, а вечерами устраивал шуточные бои на столе, доверяя Тони целую деревянную армию. Оруженосец Аддерли так бы и постигал военное искусство вполне мирно и даже с удовольствием, если бы не явился тот, кто протянул ему этот самый приговор. Протянул с улыбочкой, довольно дружелюбной, но дающей понять: возражения отменяются. Айрон-Кэдоган считался мастером говорящих улыбок.
Армия разместилась в деревнях вокруг взятой блаутурцами крепости на вражеской территории, близилась зима, боёв ждать не приходилось. Энтони стукнуло семнадцать, а он уже повидал настоящее сражение, побыл гонцом на поле боя и даже пострелял из пушки — с дозволения своего сира, конечно же. Словом, юный Аддерли был вполне доволен жизнью, пока в армию не пожаловал наследный принц одного с ним возраста. Но принц имел куда более пылкий нрав и намеревался испытать армию на прочность, а не себя в армии.
Полный решимости перевернуть этот мирок с ног на голову и обратно, Кэди целыми днями носился по лагерю, жадно запоминая всё, что видел. Энтони ожидал, что принц приехал постигать искусство командования и ведения войны. Но наследнику блаутурского престола хватило одной битвы, чтобы разобраться, как командовать доверенным ему отрядом. Казалось, под конец Кэди даже заскучал, и это несмотря на то, что победа осталась за Блаутуром. Наследный принц спокойно отдавал приказы и жаловался: отряд — это несерьёзно, и таким он умеет управлять лет с четырнадцати, а блицардцы совсем обленились.
Но вот отгремела последняя битва, наступило временное затишье. Энтони погрузился в изучение стратегии и тактики. Генерал Далкетт ясно дал понять, в следующем сражении отпустит Энтони от пушек на поле боя, и оруженосец не собирался упасть в грязь лицом. Ему нравилась война. Энтони подхватывала волна восторга и невероятного жизнелюбия, азарта пополам с яростью, когда перед глазами разворачивалась настоящая сеча. Аддерли ещё не доводилось убивать противника в ближнем бою, но он верил — он сможет. Это даже не считалось убийством, скорее поединком двух стран, гигантов, а люди в нём были чем-то ужасно несущественным.
Энтони в который раз расставлял на столе свою деревянную пехоту, сверяясь с планом уже отшумевшего боя, когда полог шатра отлетел в сторону. Удивительно, но Кэдоган одинаково дерзко пинал двери во дворцах и откидывал пологи палаток. Энтони подавил вздох. Принц выглядел взбудораженным. Значит, он снова припас для товарища изобретение, снова запал и боль.
— Тони, оставь игрушки! — Кэдоган уничтожил пехоту взмахом руки, уселся на лист с ходом битвы, а самого Энтони толкнул на скамью. — Есть кое-что поинтересней.
— Летать я больше не буду, — Энтони потёр спину. Крылья, что соорудил Кэди, для полёта не годились, в этом Тони убедился на собственной шкуре. — Стрелять огнём тоже!
— Огонь надо доработать. Не куксись, мне пока не явилась мысль, как сделать так, чтоб не нагревался металл. — Кэдоган хохотнул, заулыбался. В глазах плясали искры замыслов, не совсем безобидных, похоже.
Натянуто улыбаясь в ответ, Энтони поёрзал на сидении, покосился на полог шатра. Дедушка Далкетт и не думал возвращаться. Звание оруженосца при графе Далкетте приучало к порядку во всём, но сейчас воротничок колета захотелось расстегнуть.
— Успокойся, я доработал управление, сегодня должно получиться, — Кэди тоже посмотрел на полог шатра. По этому взгляду Энтони понял: на улице поджидает перепончатый убийца.
Внутри всё сжалось. Воспоминания о первом и крайне неудачном полёте живо вспыхнули в памяти. Грудная клетка зажата ремнями, тяжёлая конструкция давит на спину и плечи, и вдруг тебя толкают с обрыва. Только свист в ушах, сжавшиеся лёгкие и боль падения. Крылья тогда послужили не тем, с помощью чего летают, а скорее тем, на что можно упасть и при этом не сломать позвоночник. Тогда Кэди выяснил, что крыльям положен хвост, на который надо поместить ноги летуна, чтобы не болтались. «У птиц есть хвост, а лапки они поджимают! Я идиот!» — кричал тогда принц, беснуясь вокруг лежащего пластом Энтони. Кажется, на этот раз Кэдоган соорудил тот самый «хвост»...
— Нет! Не снова! — Энтони вскочил со скамьи. — Кэди, я не могу больше, у меня вся спина в синяках.
— Но я усовершенствовал их, теперь сможешь контролировать падение...
— Контролировать? Падение?!
Кэди ободряюще хлопнул его по плечу и увлёк на улицу. Энтони слабо упирался, прекрасно понимая, что это бесполезно. Если Айрон-Кэдоган захочет, чтобы зимой наступило лето, он сделает так, что в сугробах расцветут лютики.
— Это значит, что ты плавно спустишься по воздуху вниз, — успокаивая, улыбнулся принц, затем подхватил плотный сверток почти в собственный рост, закинул его за плечо, а на поясе закрепил внушительный моток верёвки.
День клонился к вечеру — промозглому, пасмурному. Энтони поёжился и с тоской оглянулся на оставшиеся позади костры. Скоро ужин, над лагерем уже вился запах похлёбки. Они с Дедушкой Далкеттом всегда ели с солдатами, что Энтони очень нравилось. Доживёт ли он до сегодняшнего ужина?
— Может, вместо меня сойдёт мешок потяжелее? — спросил Энтони без особой надежды. — Можем сделать его в форме человека!
— Мешок был раньше, — Кэди отмахнулся, даже не обернувшись к нему. Принц уверенно шагал через лагерь, к тому самому краю, который заканчивался обрывом. Не очень высоким, сто с небольшим триттов, иначе Энтони бы ещё в прошлый раз свернул шею, но дух захватывало. — Теперь мне нужно отладить управление, а это может только человек и только в полёте. Разбежишься. Как в прошлый раз полетишь вниз. Но сейчас, когда побежишь, не забудь раскинуть руки в стороны, чтобы крылья раскрылись. А когда оттолкнёшься, не сучи ногами в воздухе, а вытяни их вдоль тела и упрись в основание хвоста. Это просто. Да не бойся, я же буду следить, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Ага, знаю я, как ты меня бережёшь, — пробубнил Энтони. Куда там надо упереть ноги? Он даже не хотел узнавать — лишь ещё раз свалиться камнем вниз и постараться не умереть. Может, тогда принц наконец перестанет грезить небом.
Последние палатки остались позади. Кэдоган аккуратно развернул свёрток, извлёк сложенные крылья. Энтони чуть не выл. Убийцы, похожие на крылья летучей мыши, стали ещё больше, каждое крыло в длину было выше самого Тони. Кэди закрепил на крыльях ремни, вот только сейчас в его руках оказалась новая деталь. Хвост. Энтони узнал его без труда. Деревянная перекладина тянулась от крыльев, как можно было догадаться, вдоль позвоночника и до самых ступней. В конце Кэди прикрепил нечто вроде двух дополнительных маленьких перепонок, а под ними поручень. Наверное, в него и надо упереться ногами. Энтони прошёлся вдоль хвоста к крыльям, потрогал ремни, которые предстояло приделать к плечам, предплечьям и запястьям. Кэдоган ловко защёлкнул последние крепежи, соединяющие хвост с крыльями. Обернувшись к Энтони, вдруг нахмурился и со вздохом покачал головой.
— Хм... А знаешь, ты же прав, — принц поднялся на ноги и, уперев руки в бока, всмотрелся в своё творение.
— Что? Я?
— Да, как я мог подвергать опасности тебя, ведь это моё изобретение! — Не задумываясь ни секунды, Кэди схватил крылья, закинул их за спину, затянул ремни вокруг груди и на плечах.
