— Я не был до конца откровенен с тобой, Оссори.
— Да, ваша милость? — Сколько можно?! Альда смеялась вместе с тем полуросликом с вихром!
Она, что, только мужа награждала льдом вместо улыбок? А как она хихикала над шуточками Рейнольта, конечно хихикала, ведь они были о рогатом муженьке!
— Обилие ковки на мосту — не единственная моя неприятность.
— Вооот как, ваша милость... — Ежевичница всё равно выплеснулась за края кубка. Развод. Да, Развод. Так будет лучше. Для всех лучше. Брак не удался, но полк еще можно воссоздать. А потом он встретится с Кэди. Не так и плохо звучит...
— Да что это я, в самом деле, слизень погиб в Песках... В Андрийской провинции мятеж, и мне нужен твой талант полководца.
Конечно, талант полководца... Так талантливо губит полки только он... Стоп.
— Ваша милость? Что-о вы сказали?! — от ежевичницы запершило в горле, Оссори закашлялся. — Меня? Вы верно помните мой последний бой — в Лавесноре? Он вышел несколько...
— Разгромным. Но это не отменяет твоих прошлых полководческих успехов. — Король заговорщицки улыбался в усы, такой улыбки Оссори у него ещё не видел. Должно быть, именно так он улыбался перед тем, как взять очередной песочный город.
Берни выпрямил спину, сунул кубок каменюке. Тот с готовностью взял. Так вот, почему у него оказалась кислятина, а камень пристал с хмыканьем... Берни тряхнул головой. Пьяные пары просочились в разум ужасно не вовремя.
— Видишь ли...— Лауритс нервно дёрнул уголком губ. — Есть один город, который скалит зубы на каждого нового Яльте на престоле. Он как испытание, не укротив его...
— Нельзя назваться королём? — Берни кивнул. Наполним скорбно пустующий кубок его милости чем повеселее. Он прекрасно помнил жалобы Хенрики на какую-то северную область Блицарда. Кэдоган даже ездил в город-капризун разобраться. Вернулся без заверений в покорности, зато с решимостью перекопать землю под Птичьим замком.
— Всё верно, главнокомандующий Оссори. — Показалось, или Лауритс подмигнул? Он поднял кубок, пригубил, будто чествуя новое звание Берни. Назначение стоило поддержать, Берни отнял у каменюки кубок, и в глотке пыхнул пламенем ежевичный дракон. Главнокомандующий. Неужели он оживает? — Это столица, сердце мятежной Андрии. Я бы и сам отечески пожурил родных северян вместо «песочных» язычников, но, в отличие от меня, андрийцы могли и собрали армию…
Лауритс оглянулся на своего каменюку, будто ища в нём десяток-другой таких же верных «камней». В столице осел личный отряд короля, скорей всего, в пару-тройку сотен. Берни не сомневался, «барсы» прыгнули ли бы за Яноре и обратно в пески, и во льды Тикты, но армии им собой, конечно, было не заменить.
— Войско, с которым я ходил в Петлю, жаловано мне церковью, ею же и припрятано назад. Усмирение зарвавшейся провинции не назвать Святым походом, согласен? — Лауритс широко улыбнулся и тем оголил ряд тусклых хищных зубов. Берни сунул кубок на хранение каменюке и не удержался от ответного оскала. Он уже понимал, к чему клонит король, от нетерпения колотилось сердце. — У меня есть мысль, как мы можем помочь друг другу. Ты возродишь свой полк, а я получу в верные подданные Андрию.
— Мой талант полководца и моя шпага в вашем распоряжении, — положив правую руку на сердце, Рональд Оссори поклонился Лауритсу Яноре, затем отсалютовал двумя пальцами от виска. Ему не приходилось давать более странной присяги: под топот и гомон пляшущих, перекрикивая дикую музыку.
Король остался доволен, ответил тем же жестом, обернулся к каменюке. Не за одобрением, скорее за дружеским кивком. Если, конечно, с этим камнем можно завести дружбу, потому что пока он лишь хмыкал да иногда моргал.
— Ты соберёшь армию из гарнизонов городов, которые после Девятнадцатилетней остались за Блаутуром. Да, я предлагаю тебе без дозволения вашего короля снять блаутурцев и повести их в глубь Блицарда, на осаду мятежного города. Ты волен отказаться, но... вот твой шанс: после успешной осады всю снятую с гарнизонов армию ты можешь забрать себе. Хочешь, формируй из неё драгунский полк, хочешь, иди с ней за прощением своего короля. Я сделаю вид, что ничего не заметил.
Вскружило ли голову от вина или восторга, Оссори не понял, и почудилось, дракон на люстре воинственно расправил крылья, превращая огоньки охраняемых свечей в единый язык пламени. Снять блаутурские гарнизоны без ведома Лотти? А что терять мертвецу? Лауритс не сводил с Берни глаз, но его новоявленный командующий и не скрывал восторга! Чего ему будет стоить небольшая прогулка до мятежного городишки? Если не злоупотреблять штурмами, брать измором, потери в его армии будут незначительны! Оссори бы отправился следующим же утром, только дайте подделать приказ Лотти помочь «брату его Лауритсу Яноре» с укрощением мятежа!
— Ваше величество, разрешите представить вам моего родича. Мальчик прибыл к нам из провинции, он рвётся к своему королю.
Перед ними возникла Юлиана форн Боон. Берни проглядел, когда она подпорхнула, но девушка успела окутать его ароматом роз, а Лауритса — любовными чарами. Король смотрел на неё из-под полуприкрытых век, с мягкой, лёгкой улыбкой. Вздумай Юльхе сейчас почесать его за ушком, он бы замурлыкал ручным барсом.
— Мой родич и славный юный воин Рагнар. — Юлиана присела в реверансе и тут же отступила в сторону, являя миру «юного воина».
— Ваша милость. — Названный Рагнаром почтительно склонил чернокудрую голову. Ненамного младше Берни, если вообще не одного с ним возраста, этот Рагнар ничем не выдавал в себе провинциала. Юлиана исправно пасла драконят, конечно, она и здесь показала себя умелым наставником по части дворцовых манер.
— Чем же хочет быть полезен юный воин своей стране? — сложив руки на груди, Лауритс дружелюбно улыбался провинциальчику. Берни не сомневался, после того, как король на глазах придворных облапал юбки Юлианы, он хоть сейчас назначит «юного воина» офицером дворцовой стражи.
Провинциальчик закусил губы, как улыбку прятал. Берни вгляделся в этого разодетого в чёрное Рагнара, что-то неприятно тюкнуло в темечке, напоминая, подсказывая, но мысль никак не удавалось поймать.
— По правде говоря, это вы были бы полезны мне. Но уверяю, через некоторое время уже я смогу помочь вам, и со многим. — Наглец поднял на короля глаза цвета оледеневшей, северной зелени, так что же не давало покоя? — Вы не могли бы отослать посторонних, ваша милость? Этот разговор касается только нашей семьи.
— Как-как? Нашей... семьи? — Брови Лауритса поползли вверх. Берни хотел положить руку на эфес, забыв, что не прихватил на бал шпаги. — Вы имеете в виду Блицард? Мои подданные дороги мне как родные, но...
— Семьи Яльте, дядюшка. Так можем мы поговорить наедине?
К чести Лауритса, он не поднял убогого на смех, только снисходительно улыбнулся в усы и покачал головой. Неужели Юлиана не заметила безумия родича? Берни оглянулся на то место, куда отошла статс-дама, но той и след простыл.
— Ну что вы, племянник, говорите прямо здесь, у меня нет тайн от этих людей. — Лауритс по очереди кивнул на Берни и на каменюку, что не только выступил вперёд, но и открыто взялся за рукоять сабли. — Что за дело?
— Дело Яльте к Яльте, — уверенно произнёс несчастный, заложив руки за спину.
— Кто же тут Яльте? — Король больше не улыбался, в его голосе звенела угроза.
— Я Рагнар Рекенья-и-Яльте, ваш племянник, сын королевы Эскарлоты Дианы Яльте, — понизил голос новоявленный принц. Эскарлотец, выдающий, вдобавок, себя за принца-монаха, ну конечно! Берни едва не хлопнул по-мещански себя по лбу, он перевидал столько вороньих «морд», как же после такого можно не отличить приличного человека от «воронёнка»? — За проступок, в котором нет моей вины, мне пришлось бежать от немилости короля Эскарлоты сюда, на родину моей матери. Я буду благодарен, если мой родной дядюшка не откажет мне в личном разговоре. Я не хочу омрачать ваш праздник, но дело не может ждать. — Принц ли, безумец ли, он покаянно опустил глаза и ждал королевского решения.
Берни ожидал чего угодно — смеха, оклика стражи, ругани — но не вялых хлопков в ладоши. Лауритс аплодировал, не спуская глаз с «племянника».
— Прекрасное представление, прекрасное. Но я вынужден вас огорчить. Время «несчастненьких» здесь закончилось вместе с правлением королевы Хенрики. Она бы, бесспорно, пришла в восторг. Но я вижу перед собой изгоя, которого погонят пинками, если он не попросит прощения и сам не выйдет вон.
У «несчастненького» оказались довольно большие глаза, по крайней мере, округлил он их очень старательно. Опасности несчастный не представлял никакой. Берни почти жалел его, даже каменюка перестал ласкать саблю и просто хмурил белесые брови.
— Вы мне не верите? Я наследный принц Эскарлоты, и, если говорить открыто, то мне нужна ваша помощь только с тем, чтобы набрать армию. Матушка писала королеве Хенрике, она присылала мои портреты, найдите же их, чтобы удостовериться в том, кто перед вами. Неужели Яльте не узнает Яльте? У нас огненные сердца, пока мы вместе, для нас нет страха, ну же, дядюшка! — Не «несчастненький», самоубийца, от возбуждения сжал руки в кулаки, приблизился к королю, всем видом умоляя всмотреться ему в лицо.
Лауритс Яноре подошёл к нему вплотную. Он оказался ниже самозванца буквально на пару ний, но именно самозванец едва заметно вздрогнул и потерял в бравости, когда голос короля зазвучал барсьим предупреждающим рыком:
— Вы бастард или самозванец, уже вам решать, что хуже. Самозванца я выгоню вон, бастарда сдам прямо в руки его земляку, который давеча предупредил меня о нашествиях принцев из Эскарлоты. Так кто же вы?
Назвавшийся Рагнаром сопел так, что раздувались ноздри, шея и щёки краснели, но не от стыда — от гнева.
— Я Яльте! — наконец рыкнул он.
— Ты самозванец, выдающий себя за бастарда. Положение незавидное. Убирайся.
— Ты Яльте, ты не можешь так поступить! Родная кровь да отзовётся, Яльте всегда услышат её!
Лауритс зачем-то схватил себя за предплечье, сожмурился, резко отдёрнул руку.
— Вон, я сказал!
Развернувшись, самозванец за несколько шагов оказался у дверей и пропал за ними чёрной тенью. Берни тряхнул головой, снова услышал музыку и гомон танцующих. Пока этот Рагнар торчал здесь, их всех будто колпаком накрыло. Был ли он эскарлотцем? Эскарлотцем, который говорит на блицард как на родном? Берни уже не в чём не мог быть уверен.
Лауритс открыл глаза, потёр переносицу и повернулся к Берни и каменюке.
— Зачем я его отпустил? — спросил он явно самого себя. — Стража! Догнать и схватить того юношу! Не хватало только бунтующих самозванцев. А ты-то куда! — Король за рукав поймал рванувшего к дверям каменюку. — Ты сегодня отдыхаешь, Раппольтейн, этот приказ не обсуждается. Да, Оссори, это Грегеш Раппольтейн, мой друг и капитан блицардского состава твоей осадной армии. Познакомьтесь, вам ещё стены андрийской столицы вместе штурмовать. А я пойду... пойду. Веселиться, Раппольтейн! Ещё увидимся, главнокомандующий Оссори.
Кажется, то, что отразилось на лице камня по имени Грегеш Раппольтейн, можно было счесть удивлением. Он проводил глазами своего короля, вышедшего в другие двери, и воззриился на Берни. Кажется, завязывать разговор не желал ни один из них. И Берни просто взял у нового знакомца свой кубок и с донышка вылакал ежевичницу. Поверх кубка пробежался взглядом по рядам танцующих, но порочного золота не увидел.
Блицард
Эмерикский тракт
1
Тётушка называла слуг эскарлотского канцлера Громилой, Цаплей и Ангелочком, Гарсиласо же дал им иное имя — головорезы. Трое головорезов, а Донмигель их предводитель. Снова и снова Гарсиласо вспоминал последний раз, когда видел его, вспоминал каждое слово любимого воспитателя, друга, но отыскать во взглядах и словах хотя бы намёк на предательство не получалось. Как Мигель ви Ита мог так поступить? С королем, с младшим принцем? Он был верен Райнеро, тогда и сейчас, всегда, вот и всё. «Заморыша» не убила Розамунда Морено, но убил бы канцлер, не вмешайся тётушка. От этой истины холодели ладони, сжимало слезами горло, но её приходилось принять.
— О чём думает мой мальчик?
Гарсиласо позволил тётушке погладить его по голове, поцеловать в макушку. Как никогда ему хотелось сжаться на этом подоконнике в комочек, с головой укутаться в покрывало и смотреть в снежную даль, позволяя мыслям клубиться, жалить, но расставлять такие сложные вещи по местам. Но Хенрика хотела обнимать племянника, осыпать его ласковыми словами и шептать на ухо всякий вздор о том, что всё будет хорошо. Он сам виноват, расплакался от испуга в карете, уснул у неё на руках... Ласка была непривычна, чужда, и сейчас её давалось так много, что от неё хотелось спрятаться.
— Я думаю о дороге. Мы скоро уедем? — соврал Гарсиласо. Не отвечать же тёте, что он рассуждает, где и как Донмигель убил бы его. А может, и не он сам, скорее всего, поручил бы такое важное дело своим головорезам. Гарсиласо плотнее прижал колени к груди, провёл рукой по запотевшему стеклу. Маленькое окно пропускало сквозняк, он чувствовал это, когда подносил ладонь к раме.
— Скоро, родной, — тётушка прижала его к себе.
— Они же ждут распоряжений Донмигеля, да? — Гарсиласо вскинул голову к тётке.
Хенрика вздохнула, положила подбородок ему на макушку, начала тихонько покачивать его всего.
— Я не знаю, Салисьо. Но даже если это так, ты не должен бояться, помнишь? Яльте обращают мечи врагов против них.
— Помню... — С языка рвались вопросы, но задавать их не было смысла. Как он и Хенрика будут защищаться? И будут ли? Как убегут? И когда? Хенрика не отвечала, Гарсиласо видел, как ей сложно что-то говорить ему на это. Они просто чего-то ждали. Чего? Эта гостиница держала их у себя уже третий день, за это время Гарсиласо изучил их с тётушкой комнату так, что знал, какие половицы скрипят, как долго горит без новых дров очаг и сколько гвоздей вбито в дно сундука, чтобы постояльцы его не двигали.
Он ткнулся замёрзшим носом в складки покрывала, тётушка перехватила его руку, сжала в своих руках. У неё белая как снег кожа, тонкие, хрупкие пальцы, узкие ладони. Руки Гарсиласо меньше тётушкиных, но смуглее, солнце ещё не смылось с него.
— Ты замёрз. Идём, укутаю тебя в свой плащ. — Хенрика потянула его за руку, пришлось спрыгнуть с подоконника.
— Нет, не нужно, у меня есть свой.
— Мой больше и теплее! Видишь, какой мех? — Тётушка засмеялась, взяла свой плащ с сундука, погладила почти белый, с жёлтыми подпалами, волчий мех.
— Это плащ госпожи Дианы... — Гарсиласо отвёл взгляд. Следовало молчать и позволить Хенрике делать то, что она хочет, но Гарсиласо не смог себя пересилить.
— Я знаю, и моя сестрица ни за что не позволила бы замёрзнуть своему маленькому сыну.
— Этот плащ не для этого, он... для историй, наверное. — Хенрика вопросительно подняла брови, Гарсиласо пожал плечами. — В него кутали Райнеро и рассказывали истории. Госпожа Диана рассказывала. Она бы пришла в гнев, узнай, что я занял место Райнеро.
— Госпожа Хенрика придёт в гнев, если ты захлюпаешь носом!
На плечи и голову обрушилась меховая тяжесть, Гарсиласо зажмурился, закрыл лицо ладонями, но тётушка уже застегнула плащ у него под горлом, накинула на голову капюшон. Полы плаща стелились по полу.
— Да, ваша милость? — Сколько можно?! Альда смеялась вместе с тем полуросликом с вихром!
Она, что, только мужа награждала льдом вместо улыбок? А как она хихикала над шуточками Рейнольта, конечно хихикала, ведь они были о рогатом муженьке!
— Обилие ковки на мосту — не единственная моя неприятность.
— Вооот как, ваша милость... — Ежевичница всё равно выплеснулась за края кубка. Развод. Да, Развод. Так будет лучше. Для всех лучше. Брак не удался, но полк еще можно воссоздать. А потом он встретится с Кэди. Не так и плохо звучит...
— Да что это я, в самом деле, слизень погиб в Песках... В Андрийской провинции мятеж, и мне нужен твой талант полководца.
Конечно, талант полководца... Так талантливо губит полки только он... Стоп.
— Ваша милость? Что-о вы сказали?! — от ежевичницы запершило в горле, Оссори закашлялся. — Меня? Вы верно помните мой последний бой — в Лавесноре? Он вышел несколько...
— Разгромным. Но это не отменяет твоих прошлых полководческих успехов. — Король заговорщицки улыбался в усы, такой улыбки Оссори у него ещё не видел. Должно быть, именно так он улыбался перед тем, как взять очередной песочный город.
Берни выпрямил спину, сунул кубок каменюке. Тот с готовностью взял. Так вот, почему у него оказалась кислятина, а камень пристал с хмыканьем... Берни тряхнул головой. Пьяные пары просочились в разум ужасно не вовремя.
— Видишь ли...— Лауритс нервно дёрнул уголком губ. — Есть один город, который скалит зубы на каждого нового Яльте на престоле. Он как испытание, не укротив его...
— Нельзя назваться королём? — Берни кивнул. Наполним скорбно пустующий кубок его милости чем повеселее. Он прекрасно помнил жалобы Хенрики на какую-то северную область Блицарда. Кэдоган даже ездил в город-капризун разобраться. Вернулся без заверений в покорности, зато с решимостью перекопать землю под Птичьим замком.
— Всё верно, главнокомандующий Оссори. — Показалось, или Лауритс подмигнул? Он поднял кубок, пригубил, будто чествуя новое звание Берни. Назначение стоило поддержать, Берни отнял у каменюки кубок, и в глотке пыхнул пламенем ежевичный дракон. Главнокомандующий. Неужели он оживает? — Это столица, сердце мятежной Андрии. Я бы и сам отечески пожурил родных северян вместо «песочных» язычников, но, в отличие от меня, андрийцы могли и собрали армию…
Лауритс оглянулся на своего каменюку, будто ища в нём десяток-другой таких же верных «камней». В столице осел личный отряд короля, скорей всего, в пару-тройку сотен. Берни не сомневался, «барсы» прыгнули ли бы за Яноре и обратно в пески, и во льды Тикты, но армии им собой, конечно, было не заменить.
— Войско, с которым я ходил в Петлю, жаловано мне церковью, ею же и припрятано назад. Усмирение зарвавшейся провинции не назвать Святым походом, согласен? — Лауритс широко улыбнулся и тем оголил ряд тусклых хищных зубов. Берни сунул кубок на хранение каменюке и не удержался от ответного оскала. Он уже понимал, к чему клонит король, от нетерпения колотилось сердце. — У меня есть мысль, как мы можем помочь друг другу. Ты возродишь свой полк, а я получу в верные подданные Андрию.
— Мой талант полководца и моя шпага в вашем распоряжении, — положив правую руку на сердце, Рональд Оссори поклонился Лауритсу Яноре, затем отсалютовал двумя пальцами от виска. Ему не приходилось давать более странной присяги: под топот и гомон пляшущих, перекрикивая дикую музыку.
Король остался доволен, ответил тем же жестом, обернулся к каменюке. Не за одобрением, скорее за дружеским кивком. Если, конечно, с этим камнем можно завести дружбу, потому что пока он лишь хмыкал да иногда моргал.
— Ты соберёшь армию из гарнизонов городов, которые после Девятнадцатилетней остались за Блаутуром. Да, я предлагаю тебе без дозволения вашего короля снять блаутурцев и повести их в глубь Блицарда, на осаду мятежного города. Ты волен отказаться, но... вот твой шанс: после успешной осады всю снятую с гарнизонов армию ты можешь забрать себе. Хочешь, формируй из неё драгунский полк, хочешь, иди с ней за прощением своего короля. Я сделаю вид, что ничего не заметил.
Вскружило ли голову от вина или восторга, Оссори не понял, и почудилось, дракон на люстре воинственно расправил крылья, превращая огоньки охраняемых свечей в единый язык пламени. Снять блаутурские гарнизоны без ведома Лотти? А что терять мертвецу? Лауритс не сводил с Берни глаз, но его новоявленный командующий и не скрывал восторга! Чего ему будет стоить небольшая прогулка до мятежного городишки? Если не злоупотреблять штурмами, брать измором, потери в его армии будут незначительны! Оссори бы отправился следующим же утром, только дайте подделать приказ Лотти помочь «брату его Лауритсу Яноре» с укрощением мятежа!
— Ваше величество, разрешите представить вам моего родича. Мальчик прибыл к нам из провинции, он рвётся к своему королю.
Перед ними возникла Юлиана форн Боон. Берни проглядел, когда она подпорхнула, но девушка успела окутать его ароматом роз, а Лауритса — любовными чарами. Король смотрел на неё из-под полуприкрытых век, с мягкой, лёгкой улыбкой. Вздумай Юльхе сейчас почесать его за ушком, он бы замурлыкал ручным барсом.
— Мой родич и славный юный воин Рагнар. — Юлиана присела в реверансе и тут же отступила в сторону, являя миру «юного воина».
— Ваша милость. — Названный Рагнаром почтительно склонил чернокудрую голову. Ненамного младше Берни, если вообще не одного с ним возраста, этот Рагнар ничем не выдавал в себе провинциала. Юлиана исправно пасла драконят, конечно, она и здесь показала себя умелым наставником по части дворцовых манер.
— Чем же хочет быть полезен юный воин своей стране? — сложив руки на груди, Лауритс дружелюбно улыбался провинциальчику. Берни не сомневался, после того, как король на глазах придворных облапал юбки Юлианы, он хоть сейчас назначит «юного воина» офицером дворцовой стражи.
Провинциальчик закусил губы, как улыбку прятал. Берни вгляделся в этого разодетого в чёрное Рагнара, что-то неприятно тюкнуло в темечке, напоминая, подсказывая, но мысль никак не удавалось поймать.
— По правде говоря, это вы были бы полезны мне. Но уверяю, через некоторое время уже я смогу помочь вам, и со многим. — Наглец поднял на короля глаза цвета оледеневшей, северной зелени, так что же не давало покоя? — Вы не могли бы отослать посторонних, ваша милость? Этот разговор касается только нашей семьи.
— Как-как? Нашей... семьи? — Брови Лауритса поползли вверх. Берни хотел положить руку на эфес, забыв, что не прихватил на бал шпаги. — Вы имеете в виду Блицард? Мои подданные дороги мне как родные, но...
— Семьи Яльте, дядюшка. Так можем мы поговорить наедине?
К чести Лауритса, он не поднял убогого на смех, только снисходительно улыбнулся в усы и покачал головой. Неужели Юлиана не заметила безумия родича? Берни оглянулся на то место, куда отошла статс-дама, но той и след простыл.
— Ну что вы, племянник, говорите прямо здесь, у меня нет тайн от этих людей. — Лауритс по очереди кивнул на Берни и на каменюку, что не только выступил вперёд, но и открыто взялся за рукоять сабли. — Что за дело?
— Дело Яльте к Яльте, — уверенно произнёс несчастный, заложив руки за спину.
— Кто же тут Яльте? — Король больше не улыбался, в его голосе звенела угроза.
— Я Рагнар Рекенья-и-Яльте, ваш племянник, сын королевы Эскарлоты Дианы Яльте, — понизил голос новоявленный принц. Эскарлотец, выдающий, вдобавок, себя за принца-монаха, ну конечно! Берни едва не хлопнул по-мещански себя по лбу, он перевидал столько вороньих «морд», как же после такого можно не отличить приличного человека от «воронёнка»? — За проступок, в котором нет моей вины, мне пришлось бежать от немилости короля Эскарлоты сюда, на родину моей матери. Я буду благодарен, если мой родной дядюшка не откажет мне в личном разговоре. Я не хочу омрачать ваш праздник, но дело не может ждать. — Принц ли, безумец ли, он покаянно опустил глаза и ждал королевского решения.
Берни ожидал чего угодно — смеха, оклика стражи, ругани — но не вялых хлопков в ладоши. Лауритс аплодировал, не спуская глаз с «племянника».
— Прекрасное представление, прекрасное. Но я вынужден вас огорчить. Время «несчастненьких» здесь закончилось вместе с правлением королевы Хенрики. Она бы, бесспорно, пришла в восторг. Но я вижу перед собой изгоя, которого погонят пинками, если он не попросит прощения и сам не выйдет вон.
У «несчастненького» оказались довольно большие глаза, по крайней мере, округлил он их очень старательно. Опасности несчастный не представлял никакой. Берни почти жалел его, даже каменюка перестал ласкать саблю и просто хмурил белесые брови.
— Вы мне не верите? Я наследный принц Эскарлоты, и, если говорить открыто, то мне нужна ваша помощь только с тем, чтобы набрать армию. Матушка писала королеве Хенрике, она присылала мои портреты, найдите же их, чтобы удостовериться в том, кто перед вами. Неужели Яльте не узнает Яльте? У нас огненные сердца, пока мы вместе, для нас нет страха, ну же, дядюшка! — Не «несчастненький», самоубийца, от возбуждения сжал руки в кулаки, приблизился к королю, всем видом умоляя всмотреться ему в лицо.
Лауритс Яноре подошёл к нему вплотную. Он оказался ниже самозванца буквально на пару ний, но именно самозванец едва заметно вздрогнул и потерял в бравости, когда голос короля зазвучал барсьим предупреждающим рыком:
— Вы бастард или самозванец, уже вам решать, что хуже. Самозванца я выгоню вон, бастарда сдам прямо в руки его земляку, который давеча предупредил меня о нашествиях принцев из Эскарлоты. Так кто же вы?
Назвавшийся Рагнаром сопел так, что раздувались ноздри, шея и щёки краснели, но не от стыда — от гнева.
— Я Яльте! — наконец рыкнул он.
— Ты самозванец, выдающий себя за бастарда. Положение незавидное. Убирайся.
— Ты Яльте, ты не можешь так поступить! Родная кровь да отзовётся, Яльте всегда услышат её!
Лауритс зачем-то схватил себя за предплечье, сожмурился, резко отдёрнул руку.
— Вон, я сказал!
Развернувшись, самозванец за несколько шагов оказался у дверей и пропал за ними чёрной тенью. Берни тряхнул головой, снова услышал музыку и гомон танцующих. Пока этот Рагнар торчал здесь, их всех будто колпаком накрыло. Был ли он эскарлотцем? Эскарлотцем, который говорит на блицард как на родном? Берни уже не в чём не мог быть уверен.
Лауритс открыл глаза, потёр переносицу и повернулся к Берни и каменюке.
— Зачем я его отпустил? — спросил он явно самого себя. — Стража! Догнать и схватить того юношу! Не хватало только бунтующих самозванцев. А ты-то куда! — Король за рукав поймал рванувшего к дверям каменюку. — Ты сегодня отдыхаешь, Раппольтейн, этот приказ не обсуждается. Да, Оссори, это Грегеш Раппольтейн, мой друг и капитан блицардского состава твоей осадной армии. Познакомьтесь, вам ещё стены андрийской столицы вместе штурмовать. А я пойду... пойду. Веселиться, Раппольтейн! Ещё увидимся, главнокомандующий Оссори.
Кажется, то, что отразилось на лице камня по имени Грегеш Раппольтейн, можно было счесть удивлением. Он проводил глазами своего короля, вышедшего в другие двери, и воззриился на Берни. Кажется, завязывать разговор не желал ни один из них. И Берни просто взял у нового знакомца свой кубок и с донышка вылакал ежевичницу. Поверх кубка пробежался взглядом по рядам танцующих, но порочного золота не увидел.
Глава 36
Блицард
Эмерикский тракт
1
Тётушка называла слуг эскарлотского канцлера Громилой, Цаплей и Ангелочком, Гарсиласо же дал им иное имя — головорезы. Трое головорезов, а Донмигель их предводитель. Снова и снова Гарсиласо вспоминал последний раз, когда видел его, вспоминал каждое слово любимого воспитателя, друга, но отыскать во взглядах и словах хотя бы намёк на предательство не получалось. Как Мигель ви Ита мог так поступить? С королем, с младшим принцем? Он был верен Райнеро, тогда и сейчас, всегда, вот и всё. «Заморыша» не убила Розамунда Морено, но убил бы канцлер, не вмешайся тётушка. От этой истины холодели ладони, сжимало слезами горло, но её приходилось принять.
— О чём думает мой мальчик?
Гарсиласо позволил тётушке погладить его по голове, поцеловать в макушку. Как никогда ему хотелось сжаться на этом подоконнике в комочек, с головой укутаться в покрывало и смотреть в снежную даль, позволяя мыслям клубиться, жалить, но расставлять такие сложные вещи по местам. Но Хенрика хотела обнимать племянника, осыпать его ласковыми словами и шептать на ухо всякий вздор о том, что всё будет хорошо. Он сам виноват, расплакался от испуга в карете, уснул у неё на руках... Ласка была непривычна, чужда, и сейчас её давалось так много, что от неё хотелось спрятаться.
— Я думаю о дороге. Мы скоро уедем? — соврал Гарсиласо. Не отвечать же тёте, что он рассуждает, где и как Донмигель убил бы его. А может, и не он сам, скорее всего, поручил бы такое важное дело своим головорезам. Гарсиласо плотнее прижал колени к груди, провёл рукой по запотевшему стеклу. Маленькое окно пропускало сквозняк, он чувствовал это, когда подносил ладонь к раме.
— Скоро, родной, — тётушка прижала его к себе.
— Они же ждут распоряжений Донмигеля, да? — Гарсиласо вскинул голову к тётке.
Хенрика вздохнула, положила подбородок ему на макушку, начала тихонько покачивать его всего.
— Я не знаю, Салисьо. Но даже если это так, ты не должен бояться, помнишь? Яльте обращают мечи врагов против них.
— Помню... — С языка рвались вопросы, но задавать их не было смысла. Как он и Хенрика будут защищаться? И будут ли? Как убегут? И когда? Хенрика не отвечала, Гарсиласо видел, как ей сложно что-то говорить ему на это. Они просто чего-то ждали. Чего? Эта гостиница держала их у себя уже третий день, за это время Гарсиласо изучил их с тётушкой комнату так, что знал, какие половицы скрипят, как долго горит без новых дров очаг и сколько гвоздей вбито в дно сундука, чтобы постояльцы его не двигали.
Он ткнулся замёрзшим носом в складки покрывала, тётушка перехватила его руку, сжала в своих руках. У неё белая как снег кожа, тонкие, хрупкие пальцы, узкие ладони. Руки Гарсиласо меньше тётушкиных, но смуглее, солнце ещё не смылось с него.
— Ты замёрз. Идём, укутаю тебя в свой плащ. — Хенрика потянула его за руку, пришлось спрыгнуть с подоконника.
— Нет, не нужно, у меня есть свой.
— Мой больше и теплее! Видишь, какой мех? — Тётушка засмеялась, взяла свой плащ с сундука, погладила почти белый, с жёлтыми подпалами, волчий мех.
— Это плащ госпожи Дианы... — Гарсиласо отвёл взгляд. Следовало молчать и позволить Хенрике делать то, что она хочет, но Гарсиласо не смог себя пересилить.
— Я знаю, и моя сестрица ни за что не позволила бы замёрзнуть своему маленькому сыну.
— Этот плащ не для этого, он... для историй, наверное. — Хенрика вопросительно подняла брови, Гарсиласо пожал плечами. — В него кутали Райнеро и рассказывали истории. Госпожа Диана рассказывала. Она бы пришла в гнев, узнай, что я занял место Райнеро.
— Госпожа Хенрика придёт в гнев, если ты захлюпаешь носом!
На плечи и голову обрушилась меховая тяжесть, Гарсиласо зажмурился, закрыл лицо ладонями, но тётушка уже застегнула плащ у него под горлом, накинула на голову капюшон. Полы плаща стелились по полу.
