- Да я все равно плохо слышу,- нагло лгала она,- а так..., дам отдых своим больным ногам!
Вот и сегодня, задав вопрос об Ульрике, она рассчитывала, что если даже откажется отвечать Пауль, то может, наконец-то, развяжет язык Герда. До этого она почему-то больше отмалчивалась.
К её удивлению, Вальтер не стал увиливать от ответа.
- Ульрика,- странно усмехнулся он, потягивая вино,- её история не совсем обычна. Было бы лучше, если бы вам рассказал о ней мой брат!
Стефка пожала плечами.
- Мы мало разговариваем!- кратко заметила она, но Вальтер её понял.
- Да,- протяжно вздохнув, согласился он,- говорить возлюбленной про свою любовь к другой женщине - верх безрассудства, да и недостойно рыцаря!
Сердце Стефки неприятно уколола игла ревности.
- Его милость любил мадам?
- Любил?! Эта была такая страсть, что мой бедный брат совсем потерял голову!
Вальтер устроился поудобнее, налил себе ещё вина, и неспешно начал свой рассказ:
- Так получилось, что когда я захотел изучать медицину, наш отец, Царствие ему Небесное, отказался отпускать меня из дома одного. Старик заявил, что раз я выбрал столь странное для дворянина образование, то мой старший брат должен меня поддержать и то же записаться в Сорбонну. Но Гуго учеба интересовала мало, поэтому зачастую оставив меня разбирать книжную премудрость, он устремлялся на поиски приключений. Париж их доставлял в избытке. Отец щедро снабжал деньгами, у нас было много знакомых, и мой брат довольно весело проводил студенческие годы, пока... пока на одном из праздников не увидел дочь графа де Вальбре - юную мадемуазель Ульрику.
Стефка с удивлением заметила, как смягчаются обычно строгие черты лица рассказчика и теплеет невыразительный голос.
- Ей было тогда пятнадцать, и, думаю, во всем королевстве не было девушки красивее. Говорят, сама Агнесс Сорель запретила появляться ей при французском дворе, когда Ульрика была ещё совсем юной. Но к тому времени всемогущая фаворитка уже умерла, и никакая тень не омрачала торжества её красоты. Едва завидев девушку, брат потерял голову . Кто-то их представил друг другу, и юная кокетка отчетливо дала понять Гуго, что он может надеяться на её благосклонность. Мой брат тогда был наивным и пылким юношей, поэтому, не мудрствуя лукаво, сразу же помчался домой, чтобы испросить у отца благословения.
Вальтер задумчиво отхлебнул изрядный глоток вина.
- Мой отец был человеком разумным, и сомневался в благоприятном исходе сватовства. Хотя, по большому счету, не такая уж и важная шишка был этот граф, да и приданного за девушкой давали мало (у неё было пять сестер!). Но, как ни крути, Ульрика была из высшей знати, а мой брат -всего лишь внебрачный сын провинциального барона! Пока Гуго с отцом взвешивали все "за" и "против" предполагаемого союза, листали геральдические книги и просчитывали варианты действий, я, скорее удрученный, чем обрадованный влюбленностью брата, решил познакомиться с будущей невесткой.
И младший фон Валленберг взглянул на собеседницу странно загоревшимся взглядом.
- Я тогда,- доверительно признался он ей,- был весьма недурен собой...
УЛЬРИКА.
Говоря о том, что он был недурен собой, Вальтер нисколько не кривил душой. Мало того, его бледное с тонкими правильными чертами лицо отличалось особой, канонически светлой красотой юности, которую только подчеркивали белокурые локоны и спокойные серые глаза.
- Херувимчик,- прозвали его злоязычные школяры,- Святой Себастьян, только стрелы в заднице не хватает..., но всему свое время!
Святым Вальтер не был, но от девушек держался на приличном расстоянии. Не то, чтобы они его совсем не интересовали, но он обладал завидным хладнокровьем и не желал тратить бесценное время на глупые ухаживания, хихиканья и прочие глупости, тем более, что за них двоих успевал грешить старший брат.
Гуго доставлял немало хлопот. Отлучку из дома тот воспринял, как отличный повод, чтобы удариться в самый настоящий загул. Это было триумфальное шествие, дорвавшегося до запретных наслаждений провинциала трирца по всем злачным местам Парижа. Откровенно некрасивый, но обаятельно веселый и физически выносливый старший из братьев фон Валленбергов вовсю наслаждался жизнью, пока его брат корпел над фолиантами, постигая азы тяжелой и таинственной науки. Рассуждал Гуго примерно так:
- Всё равно умирать, когда будет на то Господня воля, так чего же корячиться, пытаясь переделать раз и навсегда установленный порядок? Смешно... нельзя микстурой обмануть судьбу!
Благодаря хорошим связям он был принят в отелях знати, и получил доступ ко двору, где с удовольствием предавался любимой забаве той эпохи - сражениям на ристалище. Вот где его физическая сила и мощная стать находила свое применение, вызывая неизменное восхищение и одобрение зрителей. Младший же брат на эти забавы смотрел с презрительным снисхождением.
- Бои римских гладиаторов..., только вместо рабов развлекают публику сеньоры!
В общем, братья не разделяли увлечений друг друга, но это не мешало их нежной привязанности. Валленберги настолько сильно любили друг друга, что не мыслили разлуки, привыкнув во всем доверять и разделять горе и радости, и вдруг... какая-то Ульрика!
- Она, Вальтер,- в тот вечер Гуго был необычайно возбужден, хотя и абсолютно трезв,- она ангел, по ошибке ниспосланный на землю! Если бы ты увидел её, то понял, что только небеса смогли породить такую божественную красоту!
Красноречие не было сильной стороной Гуго, и то, что он заговорил чуть ли не мадригалами, само по себе насторожило и напугало младшего брата, а когда тот ещё сообщил, что и девушка к нему не равнодушна...
Понятно, что для Вальтера не было лучше человека, чем его брат, но он все-таки трезво оценивал и его внешние данные, и положение бастарда, и отнюдь не самую громкую фамилию, а здесь... божественной красоты графская дочь! Чем мог её привлечь в матримониальных целях его простодушный брат? Младший фон Валленберг встревожился не на шутку.
Он не стал отговаривать брата от поездки домой, не стал ему указывать на очевидные препятствия для брака, просто в один из вечеров, отложил в сторону медицинские фолианты, и, закинув за плечи гитару, пустился по указанному адресу.
Вот когда его нежелание вести светскую жизнь сослужило ему хорошую службу. И хотя Гуго ни от кого не скрывал, что живет в Латинском квартале вместе с братом, никто из его высокопоставленных знакомых ни разу не видел Вальтера в лицо.
- Говорят, здесь живут юные и прекрасные мадемуазель,- открыто постучал он в двери отеля, где остановились граф и его дочери,- спросите, не хотят ли они послушать песни менестреля? Я не дорого возьму за воспевание их красоты!
Привратник хотел было прогнать надоедливого певуна от дверей, но неожиданно за него вступился подъехавший к порогу щеголевато разряженный молодой человек.
- Пропусти его, Гильом! - приказал он,- я хочу порадовать мадемуазель Ульрику пением, если ты, действительно, менестрель, а не наглый попрошайка!
- Все зовут меня Карон, милостивый господин,- поклонился Вальтер, цепко отмечая и драгоценные камни на нагрудной цепи незнакомца и его надменную повадку,- не волнуйтесь, я не разочарую... вашу сестру!
Камень был брошен, и попал в цель.
- Мадемуазель Ульрика почтила меня особой благосклонностью, согласившись стать моей женой, - гордо подбоченился вельможа,- и вообще, твое дело петь, а не лезть не в свои дела!
В отличие от брата, получившего в детстве на тренировке удар по горлу, Вальтер имел приятный мягкий баритон. Он недурно пел, после выучки в бытность пажом у герцогини Баварской - своей двоюродной тетки, поэтому смело поднялся в комнату, где за рукоделием и болтовней сидели шесть красивых девушек.
И хотя одеты они были практически одинаково в синие платья и парчовые эннены с белыми вуалями, Вальтер сразу же вычленил среди них ту, что вскружила голову его брату.
И пока Ульрика, с сияющей улыбкой встречала мужчину, назвавшегося её женихом, он имел возможность внимательно разглядеть девицу, похитившую сердце брата.
Она, действительно, была настолько красива, что ошеломленный Вальтер почувствовал, как вспыхивает непонятным огнем его сердце, как приливает кровь к щекам и ему становится и жарко, и мучительно приятно видеть эти искрящиеся светло-голубые глаза, гладкую, словно фарфор, таинственно светящуюся кожу лица, манящие губы...
- Кто этот застенчивый юноша, мессир де Моле, - между тем затеребили гостя остальные девушки,- смотрите, какой он хорошенький - просто херувим!
Кличка, которой дразнили Пауля бесшабашные школяры в устах юных дев, конечно, прозвучала иначе, но отнюдь не порадовала её обладателя. Мало того, помогла прийти в себя и уже стойко выдержать, устремленный на него взгляд красавицы.
- Кого вы к нам привели, сударь?
Даже голос у неё был ленивый, томный, многообещающий.
- Да вот, какой-то менестрель ломился к вам в дверь, толкуя, что здесь живут самые красивые девушки Парижа!
- О, да, да... мы хотим послушать пение!- тот час запрыгали и захлопали в ладоши девушки, и только Ульрика молчаливо улыбалась, с особым вниманием рассматривая певца.
Она была так красива, так невероятно, обворожительно прекрасна, что Вальтер тронул струны гитары и в первый и в последний раз экспромтом сочинил песню, которую тот час и исполнил:
Я подарю, любимая, тебе букет
Из самых нежных снов,
Что есть на этом свете
Мы в них с тобой пойдем по Млечному пути
Танцуя и смеясь, как маленькие дети! ...
Да-да, это была та самая песня, при помощи которой спустя двадцать лет Гуго победил де Вильмона. Он, конечно же, обманул Стефку, хотя туманно и намекнул, что Вальтер помог ему подобрать рифмы. Но никакое волшебство, никакая добрая фея не смогла бы сделать из старшего фон Валленберга поэта, собственно и Вальтер им никогда не был, за исключением того краткого периода, когда единственный раз в жизни был поражен любовью.
Он пел, Ульрика смотрела на самозваного менестреля, и, хотя в комнате была ещё куча народа, фон Валленбергу казалось, что они одни не только в этом доме, но и вообще, во всем мире. Песня лилась из него, как будто даже без его вмешательства - легко и просто выражая то, что переполняло его сердце.
Когда стихли последние аккорды, в комнате воцарилась тишина. Де Моле был в таком бешенстве, что сразу даже не смог найтись, что сказать.
- Да, как ты посмел, молокосос! - наконец взревел он,- да я... да я сейчас вытрясу из тебя твою трусливую душонку!
И пока перепуганная внезапным взрывом женская половина дома успокаивала вышедшего из себя вельможу, растерянный Вальтер тихонечко ретировался.
Он шел по заполненным народом улицам вечернего Парижа в полном расстройстве чувств, ничего не видя и не замечая, пока чуть не попал под копыта коня. Разозлившийся всадник от души огрел ротозея плетью. Внезапная боль привела Вальтера в себя, и как раз вовремя, потому что его догнал какой-то паренёк в костюме пажа, и, сунув записку, быстро умчался восвояси. На листе надушенной бумаги было торопливо нацарапано: " Завтра. 8 вечера. Тампль."
Вальтер долго невидящими глазами смотрел на лист. В его душе шла напряженная работа - он отказывался понимать эту сирену с лучистыми, как алмазы, глазами. Маркиз де Моле, как теперь стало известно, был её признанным женихом, Гуго уехал испрашивать разрешение на женитьбу, ему же она назначила свидание!? И где гарантия, что девушка кружила головы только им троим, а не целому десятку таких же простофиль? Но..., зачем? Ведь выйти замуж она могла только за одного?
Да, Вальтер был в первый раз в своей жизни влюблен, но, как видим, отнюдь не потерял головы. Ему это было не свойственно. Не найдя ответов на свои вопросы, он решил узнать все из первых уст, и поэтому особо не мучаясь угрызениями совести, устремился в назначенный час на свидание.
Места возле Тампля были укромные, и поэтому там располагалось признанное место для свиданий парижан. Прогуливались, любуясь зажигающимися на майском небе звездами какие-то парочки, слышался женский смех, доминировали запахи травы и распускающихся почек. Как и положено капризной кокетке Ульрика опоздала, но терпеливо ждущий Вальтер сразу же заметил закутанную в плащ с капюшоном фигурку, стоило ей только вылезти из носилок. Девушку сопровождала служанка, но она почтительно остановилась в отдалении, когда её госпожа подошла к молодому человеку.
- Мадемуазель,- низко поклонился Вальтер,- вы сделали меня счастливейшим из смертных, позволив ещё раз полюбоваться вашей красотой.
Глаза девушки насмешливо блеснули из тени капюшона.
- Вы увидели бы больше, если бы я вам просто приснилась,- фыркнула она,- впрочем, у поэтов хорошее воображение!
Итак, она ещё вдобавок была и остроумна!
- Одно ваше присутствие делает меня счастливым! - вежливо не согласился он.
Но красавицу уже не интересовал обмен вежливыми фразами.
- Эта ваша песня, вчера, - взволнованно спросила она,- кто её автор?
- Я,- признался Вальтер,- она вам пришлась по душе?
Спутница тихо рассмеялась.
- Можно подумать, что найдется девушка, которую не заденет такое признание в любви! Но я не понимаю..., я вас не помню! Когда вы могли увидеть меня раньше, чтобы посвятить столь прекрасный мадригал?
Можно было сказать правду, и как знать, вдруг она бы поверила ему, но... зачем? Чтобы дать ей возможность нанизать ещё и его сердце в свое ожерелье несчастных влюбленных?
- Я впервые вас увидел на ристалище,- Вальтер лгал, но лгал по наитию, вдохновенно, - когда этот крупный парень - фон Валленберг положил к вашим ногам победу на поединке!
Гуго ему ни о чем подобном не рассказывал, но младшему брату и не нужно было много знать, чтобы догадаться, при каких обстоятельствах такая девица могла подарить надежду его брату. Выходило, что только на турнире - там, где тому не было равных.
Ульрика звонко расхохоталась. И столько в её смехе было пренебрежения, что у младшего фон Валленберга тошнотворно сжалось сердце предчувствием неминуемой беды.
- О, этот страшный медведь! Представьте себе, уродливый, словно тролль, трирец вообразил себя влюбленным в меня! Разве не смешно?!
- Смешно,- согласился взбешенный Вальтер, но, протянув бессердечной кокетке руку, предложил немного прогуляться,- вечер великолепный! А как вы относитесь к его страсти? Она оскорбляет вас?
- Почему же? - удивилась та. - Пусть сражается на ристалище, прославляя мою красоту! Знаете, был некий Бернар дю Геклен...
- Конечно, я знаю имя освободителя Франции, но причем здесь трирец?
- Он тоже был уродливым, но всю жизнь положил на служение даме Тоффане! Почему бы этому фон Валленбергу не служить мне так же?
В общем-то, обычная история для рыцарских времен. Но подобные куртуазные выверты были не в чести у фон Валленбергов, фамильной чертой которых был хладнокровный прагматизм. Идеалы рыцарства, конечно, достойны уважения, но рисковать жизнью за внимание женщины, которая принадлежит другому, было с точки зрения потомков этого рода, вопиющей глупостью!
- А вы тем временем выйдите замуж за маркиза де Моле?
Вот и сегодня, задав вопрос об Ульрике, она рассчитывала, что если даже откажется отвечать Пауль, то может, наконец-то, развяжет язык Герда. До этого она почему-то больше отмалчивалась.
К её удивлению, Вальтер не стал увиливать от ответа.
- Ульрика,- странно усмехнулся он, потягивая вино,- её история не совсем обычна. Было бы лучше, если бы вам рассказал о ней мой брат!
Стефка пожала плечами.
- Мы мало разговариваем!- кратко заметила она, но Вальтер её понял.
- Да,- протяжно вздохнув, согласился он,- говорить возлюбленной про свою любовь к другой женщине - верх безрассудства, да и недостойно рыцаря!
Сердце Стефки неприятно уколола игла ревности.
- Его милость любил мадам?
- Любил?! Эта была такая страсть, что мой бедный брат совсем потерял голову!
Вальтер устроился поудобнее, налил себе ещё вина, и неспешно начал свой рассказ:
- Так получилось, что когда я захотел изучать медицину, наш отец, Царствие ему Небесное, отказался отпускать меня из дома одного. Старик заявил, что раз я выбрал столь странное для дворянина образование, то мой старший брат должен меня поддержать и то же записаться в Сорбонну. Но Гуго учеба интересовала мало, поэтому зачастую оставив меня разбирать книжную премудрость, он устремлялся на поиски приключений. Париж их доставлял в избытке. Отец щедро снабжал деньгами, у нас было много знакомых, и мой брат довольно весело проводил студенческие годы, пока... пока на одном из праздников не увидел дочь графа де Вальбре - юную мадемуазель Ульрику.
Стефка с удивлением заметила, как смягчаются обычно строгие черты лица рассказчика и теплеет невыразительный голос.
- Ей было тогда пятнадцать, и, думаю, во всем королевстве не было девушки красивее. Говорят, сама Агнесс Сорель запретила появляться ей при французском дворе, когда Ульрика была ещё совсем юной. Но к тому времени всемогущая фаворитка уже умерла, и никакая тень не омрачала торжества её красоты. Едва завидев девушку, брат потерял голову . Кто-то их представил друг другу, и юная кокетка отчетливо дала понять Гуго, что он может надеяться на её благосклонность. Мой брат тогда был наивным и пылким юношей, поэтому, не мудрствуя лукаво, сразу же помчался домой, чтобы испросить у отца благословения.
Вальтер задумчиво отхлебнул изрядный глоток вина.
- Мой отец был человеком разумным, и сомневался в благоприятном исходе сватовства. Хотя, по большому счету, не такая уж и важная шишка был этот граф, да и приданного за девушкой давали мало (у неё было пять сестер!). Но, как ни крути, Ульрика была из высшей знати, а мой брат -всего лишь внебрачный сын провинциального барона! Пока Гуго с отцом взвешивали все "за" и "против" предполагаемого союза, листали геральдические книги и просчитывали варианты действий, я, скорее удрученный, чем обрадованный влюбленностью брата, решил познакомиться с будущей невесткой.
И младший фон Валленберг взглянул на собеседницу странно загоревшимся взглядом.
- Я тогда,- доверительно признался он ей,- был весьма недурен собой...
УЛЬРИКА.
Говоря о том, что он был недурен собой, Вальтер нисколько не кривил душой. Мало того, его бледное с тонкими правильными чертами лицо отличалось особой, канонически светлой красотой юности, которую только подчеркивали белокурые локоны и спокойные серые глаза.
- Херувимчик,- прозвали его злоязычные школяры,- Святой Себастьян, только стрелы в заднице не хватает..., но всему свое время!
Святым Вальтер не был, но от девушек держался на приличном расстоянии. Не то, чтобы они его совсем не интересовали, но он обладал завидным хладнокровьем и не желал тратить бесценное время на глупые ухаживания, хихиканья и прочие глупости, тем более, что за них двоих успевал грешить старший брат.
Гуго доставлял немало хлопот. Отлучку из дома тот воспринял, как отличный повод, чтобы удариться в самый настоящий загул. Это было триумфальное шествие, дорвавшегося до запретных наслаждений провинциала трирца по всем злачным местам Парижа. Откровенно некрасивый, но обаятельно веселый и физически выносливый старший из братьев фон Валленбергов вовсю наслаждался жизнью, пока его брат корпел над фолиантами, постигая азы тяжелой и таинственной науки. Рассуждал Гуго примерно так:
- Всё равно умирать, когда будет на то Господня воля, так чего же корячиться, пытаясь переделать раз и навсегда установленный порядок? Смешно... нельзя микстурой обмануть судьбу!
Благодаря хорошим связям он был принят в отелях знати, и получил доступ ко двору, где с удовольствием предавался любимой забаве той эпохи - сражениям на ристалище. Вот где его физическая сила и мощная стать находила свое применение, вызывая неизменное восхищение и одобрение зрителей. Младший же брат на эти забавы смотрел с презрительным снисхождением.
- Бои римских гладиаторов..., только вместо рабов развлекают публику сеньоры!
В общем, братья не разделяли увлечений друг друга, но это не мешало их нежной привязанности. Валленберги настолько сильно любили друг друга, что не мыслили разлуки, привыкнув во всем доверять и разделять горе и радости, и вдруг... какая-то Ульрика!
- Она, Вальтер,- в тот вечер Гуго был необычайно возбужден, хотя и абсолютно трезв,- она ангел, по ошибке ниспосланный на землю! Если бы ты увидел её, то понял, что только небеса смогли породить такую божественную красоту!
Красноречие не было сильной стороной Гуго, и то, что он заговорил чуть ли не мадригалами, само по себе насторожило и напугало младшего брата, а когда тот ещё сообщил, что и девушка к нему не равнодушна...
Понятно, что для Вальтера не было лучше человека, чем его брат, но он все-таки трезво оценивал и его внешние данные, и положение бастарда, и отнюдь не самую громкую фамилию, а здесь... божественной красоты графская дочь! Чем мог её привлечь в матримониальных целях его простодушный брат? Младший фон Валленберг встревожился не на шутку.
Он не стал отговаривать брата от поездки домой, не стал ему указывать на очевидные препятствия для брака, просто в один из вечеров, отложил в сторону медицинские фолианты, и, закинув за плечи гитару, пустился по указанному адресу.
Вот когда его нежелание вести светскую жизнь сослужило ему хорошую службу. И хотя Гуго ни от кого не скрывал, что живет в Латинском квартале вместе с братом, никто из его высокопоставленных знакомых ни разу не видел Вальтера в лицо.
- Говорят, здесь живут юные и прекрасные мадемуазель,- открыто постучал он в двери отеля, где остановились граф и его дочери,- спросите, не хотят ли они послушать песни менестреля? Я не дорого возьму за воспевание их красоты!
Привратник хотел было прогнать надоедливого певуна от дверей, но неожиданно за него вступился подъехавший к порогу щеголевато разряженный молодой человек.
- Пропусти его, Гильом! - приказал он,- я хочу порадовать мадемуазель Ульрику пением, если ты, действительно, менестрель, а не наглый попрошайка!
- Все зовут меня Карон, милостивый господин,- поклонился Вальтер, цепко отмечая и драгоценные камни на нагрудной цепи незнакомца и его надменную повадку,- не волнуйтесь, я не разочарую... вашу сестру!
Камень был брошен, и попал в цель.
- Мадемуазель Ульрика почтила меня особой благосклонностью, согласившись стать моей женой, - гордо подбоченился вельможа,- и вообще, твое дело петь, а не лезть не в свои дела!
В отличие от брата, получившего в детстве на тренировке удар по горлу, Вальтер имел приятный мягкий баритон. Он недурно пел, после выучки в бытность пажом у герцогини Баварской - своей двоюродной тетки, поэтому смело поднялся в комнату, где за рукоделием и болтовней сидели шесть красивых девушек.
И хотя одеты они были практически одинаково в синие платья и парчовые эннены с белыми вуалями, Вальтер сразу же вычленил среди них ту, что вскружила голову его брату.
И пока Ульрика, с сияющей улыбкой встречала мужчину, назвавшегося её женихом, он имел возможность внимательно разглядеть девицу, похитившую сердце брата.
Она, действительно, была настолько красива, что ошеломленный Вальтер почувствовал, как вспыхивает непонятным огнем его сердце, как приливает кровь к щекам и ему становится и жарко, и мучительно приятно видеть эти искрящиеся светло-голубые глаза, гладкую, словно фарфор, таинственно светящуюся кожу лица, манящие губы...
- Кто этот застенчивый юноша, мессир де Моле, - между тем затеребили гостя остальные девушки,- смотрите, какой он хорошенький - просто херувим!
Кличка, которой дразнили Пауля бесшабашные школяры в устах юных дев, конечно, прозвучала иначе, но отнюдь не порадовала её обладателя. Мало того, помогла прийти в себя и уже стойко выдержать, устремленный на него взгляд красавицы.
- Кого вы к нам привели, сударь?
Даже голос у неё был ленивый, томный, многообещающий.
- Да вот, какой-то менестрель ломился к вам в дверь, толкуя, что здесь живут самые красивые девушки Парижа!
- О, да, да... мы хотим послушать пение!- тот час запрыгали и захлопали в ладоши девушки, и только Ульрика молчаливо улыбалась, с особым вниманием рассматривая певца.
Она была так красива, так невероятно, обворожительно прекрасна, что Вальтер тронул струны гитары и в первый и в последний раз экспромтом сочинил песню, которую тот час и исполнил:
Я подарю, любимая, тебе букет
Из самых нежных снов,
Что есть на этом свете
Мы в них с тобой пойдем по Млечному пути
Танцуя и смеясь, как маленькие дети! ...
Да-да, это была та самая песня, при помощи которой спустя двадцать лет Гуго победил де Вильмона. Он, конечно же, обманул Стефку, хотя туманно и намекнул, что Вальтер помог ему подобрать рифмы. Но никакое волшебство, никакая добрая фея не смогла бы сделать из старшего фон Валленберга поэта, собственно и Вальтер им никогда не был, за исключением того краткого периода, когда единственный раз в жизни был поражен любовью.
Он пел, Ульрика смотрела на самозваного менестреля, и, хотя в комнате была ещё куча народа, фон Валленбергу казалось, что они одни не только в этом доме, но и вообще, во всем мире. Песня лилась из него, как будто даже без его вмешательства - легко и просто выражая то, что переполняло его сердце.
Когда стихли последние аккорды, в комнате воцарилась тишина. Де Моле был в таком бешенстве, что сразу даже не смог найтись, что сказать.
- Да, как ты посмел, молокосос! - наконец взревел он,- да я... да я сейчас вытрясу из тебя твою трусливую душонку!
И пока перепуганная внезапным взрывом женская половина дома успокаивала вышедшего из себя вельможу, растерянный Вальтер тихонечко ретировался.
Он шел по заполненным народом улицам вечернего Парижа в полном расстройстве чувств, ничего не видя и не замечая, пока чуть не попал под копыта коня. Разозлившийся всадник от души огрел ротозея плетью. Внезапная боль привела Вальтера в себя, и как раз вовремя, потому что его догнал какой-то паренёк в костюме пажа, и, сунув записку, быстро умчался восвояси. На листе надушенной бумаги было торопливо нацарапано: " Завтра. 8 вечера. Тампль."
Вальтер долго невидящими глазами смотрел на лист. В его душе шла напряженная работа - он отказывался понимать эту сирену с лучистыми, как алмазы, глазами. Маркиз де Моле, как теперь стало известно, был её признанным женихом, Гуго уехал испрашивать разрешение на женитьбу, ему же она назначила свидание!? И где гарантия, что девушка кружила головы только им троим, а не целому десятку таких же простофиль? Но..., зачем? Ведь выйти замуж она могла только за одного?
Да, Вальтер был в первый раз в своей жизни влюблен, но, как видим, отнюдь не потерял головы. Ему это было не свойственно. Не найдя ответов на свои вопросы, он решил узнать все из первых уст, и поэтому особо не мучаясь угрызениями совести, устремился в назначенный час на свидание.
Места возле Тампля были укромные, и поэтому там располагалось признанное место для свиданий парижан. Прогуливались, любуясь зажигающимися на майском небе звездами какие-то парочки, слышался женский смех, доминировали запахи травы и распускающихся почек. Как и положено капризной кокетке Ульрика опоздала, но терпеливо ждущий Вальтер сразу же заметил закутанную в плащ с капюшоном фигурку, стоило ей только вылезти из носилок. Девушку сопровождала служанка, но она почтительно остановилась в отдалении, когда её госпожа подошла к молодому человеку.
- Мадемуазель,- низко поклонился Вальтер,- вы сделали меня счастливейшим из смертных, позволив ещё раз полюбоваться вашей красотой.
Глаза девушки насмешливо блеснули из тени капюшона.
- Вы увидели бы больше, если бы я вам просто приснилась,- фыркнула она,- впрочем, у поэтов хорошее воображение!
Итак, она ещё вдобавок была и остроумна!
- Одно ваше присутствие делает меня счастливым! - вежливо не согласился он.
Но красавицу уже не интересовал обмен вежливыми фразами.
- Эта ваша песня, вчера, - взволнованно спросила она,- кто её автор?
- Я,- признался Вальтер,- она вам пришлась по душе?
Спутница тихо рассмеялась.
- Можно подумать, что найдется девушка, которую не заденет такое признание в любви! Но я не понимаю..., я вас не помню! Когда вы могли увидеть меня раньше, чтобы посвятить столь прекрасный мадригал?
Можно было сказать правду, и как знать, вдруг она бы поверила ему, но... зачем? Чтобы дать ей возможность нанизать ещё и его сердце в свое ожерелье несчастных влюбленных?
- Я впервые вас увидел на ристалище,- Вальтер лгал, но лгал по наитию, вдохновенно, - когда этот крупный парень - фон Валленберг положил к вашим ногам победу на поединке!
Гуго ему ни о чем подобном не рассказывал, но младшему брату и не нужно было много знать, чтобы догадаться, при каких обстоятельствах такая девица могла подарить надежду его брату. Выходило, что только на турнире - там, где тому не было равных.
Ульрика звонко расхохоталась. И столько в её смехе было пренебрежения, что у младшего фон Валленберга тошнотворно сжалось сердце предчувствием неминуемой беды.
- О, этот страшный медведь! Представьте себе, уродливый, словно тролль, трирец вообразил себя влюбленным в меня! Разве не смешно?!
- Смешно,- согласился взбешенный Вальтер, но, протянув бессердечной кокетке руку, предложил немного прогуляться,- вечер великолепный! А как вы относитесь к его страсти? Она оскорбляет вас?
- Почему же? - удивилась та. - Пусть сражается на ристалище, прославляя мою красоту! Знаете, был некий Бернар дю Геклен...
- Конечно, я знаю имя освободителя Франции, но причем здесь трирец?
- Он тоже был уродливым, но всю жизнь положил на служение даме Тоффане! Почему бы этому фон Валленбергу не служить мне так же?
В общем-то, обычная история для рыцарских времен. Но подобные куртуазные выверты были не в чести у фон Валленбергов, фамильной чертой которых был хладнокровный прагматизм. Идеалы рыцарства, конечно, достойны уважения, но рисковать жизнью за внимание женщины, которая принадлежит другому, было с точки зрения потомков этого рода, вопиющей глупостью!
- А вы тем временем выйдите замуж за маркиза де Моле?
