— Ну коли так, до свидания! Езжай с богом!
Сев в машину, Евгений первым делом набрал нужный номер на телефоне.
— Алло! Вера! Черт с ними! Пусть приходят. Я готов к переговорам. О Димке ничего не слышно?
Вера обдумывала свои слова, не сразу ответила.
— Нет. Нет Димы. Ты о чем? Какие переговоры?
— Я о доме. А с Димой все нормально. Хотя ты и знаешь об этом.
— Что я знаю? О каком доме? Ты пьян снова?
— Да, в стельку, лыка не вяжу. В общем так, жду переговорщиков по дому три дня. Максимум. Потом меняю свое решение.
Буянов отбился. Не хотелось слышать ложь жены, хоть теперь и бывшей. Что же с ней произошло, что случилось с ней? Да, он не ангел, а если быть честным к себе, то он подлец. Никогда не относился к жене, как к чему-то дарованному ему небом. Любил? Да! Обожал? Да! Не представлял себе жизнь свою без нее? Да! Но обижал, предавал, изменял. И его еще счастье, что она столько лет это терпела. Терпела! Неужели она так переболела всем этим, кардинально изменившись?
Ну вот. И весной запахло. С крыш потекло. Воробьи веселее зачирикали. Коты в стаи собираются.
Буянов вышел на балкон.
И зачем ему был нужен этот чертов коттедж? Сколько сил и денег в него было вложено! А ему-то нужна вот такая небольшая квартира с видом на детскую площадку. С березой у балкона, с орущими котами во дворе. Квартира с минимумом мебели и удобств. Даже та, которую отдал бывшей жене, их большие апартаменты, была роскошью. Хотя Вере и Диме они нравились. Ну ради них если только.
Да нет их. Дима так и не позвонил, ему дозвониться было невозможно. Вера ушла в прошлое. А ему и не нужно сегодня настоящее рядом с бывшей женой. Перегорело. С болью перегорело, и она стала совсем чужой.
Буянов докурил сигарету. Загасил ее в консервной банке. Прохладно, рановато еще в рубашке и спортивных штанах на балкон даже на пять минут выходить. Он зашел в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Присел на диван, включил старенький телевизор. Промелькнула местная реклама, по продаже квартир в новостройке. Хотя с деньгами проблем нет, стоит уже задуматься о работе. Не хотелось бы менять своего профиля. Но за неимением лучшего, наверное, стоит принять приглашение знакомого строителя. Приглашение было на перспективу, с весной, возможно, вакансия уже будет горячей.
Раздался звонок в дверь. Это еще кто может быть? Из знакомых никто не знает его теперешнего адреса. А с незнакомыми встречаться не хотелось. Мало хорошего приносили новые знакомые в его жизнь уже долгое время.
Но нежданный визитер был настойчив. Буянов не выдержал, водрузив на лицо недовольную гримасу, он пошел к двери с желанием отчитать звонившего, якобы разбудившего в неурочное время хозяина квартиры.
Открыв дверь. Гримаса сменилась на лице у Буянова на улыбку. За порогом стоял Петр Иванович Сурков.
— Твою же мать! Вот кого не ждал! Явление сибиряка народу! Здорово, Петр! Погреться приехал на время от сибирских морозов, али насовсем?
Сурков как-то странно осмотрел хозяина квартиры, похоже даже принюхивался. Переступил порог, пожал протянутую руку.
— Привет, Евгений! Не прогонишь?
— Да будет тебе ерунду говорить! Наоборот, чрезвычайно рад видеть тебя! Ты знаешь, я очень скучаю по общению с интересными людьми. Проходи, иди сразу в комнату, я сейчас немного соберу на стол, чтобы с хорошим человеком лучше и уютнее беседовать было.
Сурков неожиданно, схватив за предплечье Буянова, остановил бывшего своего начальника.
— Эй, погоди, Женя! А стоит?
Евгений недоуменно посмотрел на старого товарища.
— Ты это о чем?
Петр, стараясь не смотреть в глаза собеседнику, негромко проговорил.
— Да я слышал, проблемы у тебя в последнее время с этим делом. С алкоголем. Стоит ли тогда начинать?
Евгений улыбнулся.
— Это какие проблемы? Запои что ли? Да брось ты. Тебе скажу. Было раз. Сорвался. Но коли до этого возраста не спился, уже не сопьюсь. Это от кого же ты такую обо мне информацию получил? Да ладно. Не говори. От кого адрес мой теперешний узнал, оттого и эту сплетню себе на уши повесил.
Петр Иванович был из тех, кто сразу вроде быстро хмелел, но потом в течение долгого времени, не переставая употреблять алкоголь, оставался в той же кондиции. А это значит, что с ним долго можно было о серьезном разговаривать, не ожидая пьяных бредней от собеседника.
— Выходит, махнул не глядя? Огромный дом, на маломерку.
— Глядя, глядя поменял! Не все так плохо, как тебе кажется. Ты все-таки какими судьбами? В краткосрочный отпуск?
— Да нет, Женя, думаю навсегда.
— Это как? Власть сменилась?
— Ну и ну! Вот оно как! До меня в Сибири последние новости быстрее дошли, чем до тебя, здесь, на месте.
— Так отошел я ото всего, Петя. Представь, я безработный в данное время. Пока думаю, присматриваюсь, анализирую. Ну ты не молчи. Хоть и не мое все это теперь, рассказывай, что и как, интересно ведь.
— Дед меня вернул назад. Насколько я понял, ты был в полном курсе всех событий, что происходили вокруг нашего завода и бывшего филиала.
Буянов невесело улыбнулся.
— Знал, конечно, я все, или почти все.
— Это поэтому ты меня с ремонта снял, чтобы я не замазался?
Буянов на этот раз улыбнулся веселее.
— Нет, Петя, за потерю тобою профессионализма.
— А я тебя подозревал! Ведь ты не замечал моих намеков. Да какие там намеки? Я почти открытым текстом говорил тебе. Запчасти не новые приходят, кустарно в гаражах отремонтированные. Часть ремонтных работ вообще только на бумаге проводится. Часть работ выполняемых на нашем предприятии по бумагам проходят, как работы, выполненные бывшим филиалом. Ну не мог ты этого не знать, а раз молчал, значит в доле.
Буянов вздохнул. Налил в рюмки водки, выпил свою, бросил в рот ломтик лимона. Поморщился, то ли от кислоты цитруса, то ли от мыслей.
— Дед просил раньше времени не возникать. Вот я и молчал?
— Дед просил? Да что, он не понимал, что ли, что подставляет тебя. Тебя если бы за мошенничество не привлекли, за халатность могли посадить! Да тебя и сейчас потаскают на допросы. Не вызывали лишь скорее всего потому, что не смогли найти быстро тебя. А найдут, попьют кровушки.
— Ну хватит тебе! Не боюсь я допросов. А дед хотел наверху шакалов пошерстить. Ведь не Адиманян с Шустовым да директором филиала прокручивали все здесь, на местах. Не по их уму такие аферы. Они солидол со склада ведрами тырить могут, да бензин с машин сливать. Это да! Это их. А сотням миллионов ноги приклеивать не способны они. Ну так чем все закончилось? Ты в курсе?
— Ну уж так конкретно не во всем, в деталях. Адиманяна вытащат скорее всего. Шустову, директору филиала и главбуху тамошнему наверняка сидеть. Главбуха жалко. Алина, у нас раньше работала. Помнишь?
— Помню, — вздохнул Буянов. Мозг жег один вопрос. Но он не мог его сформулировать, боялся не так поймет его бывший главный инженер.
— Она-то, дурочка, вообще за любовь Шустова все это проводила. Ну может условным обойдется. Беременная она вроде бы. Дай бог, пожалеют. А вот верхи-таки не зацепили, как я понял. Рановато бабахнуло! И знаешь кто бомбу подорвал?
— Кто?
— Жена Шустова!
— Марина!
Буянов встал, прошелся к окну, открыл дверь на балкон, закурил.
— Кажется, Марина ее зовут. Она начальник отдела финансов и экономики на том заводике, недавно на этом месте. Вот и сунула свой носик поглубже, чем от нее требовалось. Почти все раскопала по бумагам. И с ними не в прокуратуру, не в следственный комитет, а в ФСБ пошла. А там рады стараться, быстро все раскрутили. Не дали следакам из Москвы до крупного рогатого скота добраться. Хотя все равно там, в Управлении серьезные перемены. Деда вернули. Он под себя почти всю уже команду обновил.
— Отомстила значит. Еще раз. И прямо по всему протоколу.
— Ты о ком?
— О Марине!
— О Шустовой? Кому она отомстила? Бывшему директору своему? Ни Адиманян, ни муж ее в тех бумагах никак не фигурировали. Даже главбух косвенно проходила. Это потом, когда по нашему заводу начали раскапывать, сначала супруг ее вылез, затем Саркис, а потом и Алину прицепили.
— Не знала?
Буянову стало нетерпимо противно за себя. Он, попусту подозревая ее, попросту подставил Марину. Могла ведь ради мужа сокрыть все это. А потом пришлось бы отвечать ей вместе со всей честной компанией. И что бы сейчас могло быть с ней? Евгений заскрежетал зубами, не глядя на собеседника, налил только себе рюмку, выпил, не закусывая снова закурил?
— Что?
— Чего что?
— Да ты вроде сказал сейчас чего-то, имя вроде назвал — Марина. Вот я и спросил, что Марина?
Буянов посмотрел на Суркова. Да, он думал про себя сказал: "Прости меня Марина!", оказалось вслух вырвалось.
— Ты знаком с ней?
— Мало сказать знаком, Петя, я люблю ее!
— Ты?
Буянов горько усмехнулся.
— Что? Странно слышать подобное от такого кобеля как я? Представь, Петр, сам себе удивляюсь. Не думал, что, нажив седину в висках, я вдруг скажу о ком-то еще, что я ее люблю. Я всего-то двум женщинам в любви признавался за всю жизнь. И то первый раз, все же, наверное, понарошку, было это в ранней юности. Потом жене, Вере. А вот сейчас готов на коленях перед этой женщиной стоять, прощения просить у нее. В любви ей признаться. Сам от себя уже не ждал всего этого.
Петр внимательно смотрел на говорившего Буянова, и тому показалось, что знает Сурков все же больше о нем того, что показывает.
— Ой, да что это я!? Сам выпил, тебе не налил. Хозяин называется. Я сейчас. А тут уже и нет ничего. Ты погоди, подожди пять минут, я быстро, на первом этаже магазин у нас. Подожди, пожалуйста!
Однако Сурков отказался от продолжения посиделок под спиртное.
— Нет, Женя! Хватит! Сколько там времени? О-о-о! Уже начало четвертого! Как раз, мне еще кое-что из неотложного сегодня сделать надо.
Сурков встал.
— Да, я ведь с чем приходил-то. Главного так и не сказал. Дед-то меня с определенным прицелом вернул. На твое место, в кресло директора завода посадить хочет. Как тебе такой расклад?
— Я лучшей кандидатуры предложить не смогу.
— Я бы смог бы! — Сурков подмигнул, — Но дед еще очень зол на тебя. И за то, что ты мордобой устроил. И за то, что ты раньше времени без согласования с ним уволился. Поэтому я сейчас приму его предложение, но только с двумя условиями.
— А именно?
— Условие первое Центральному Управлению — я согласен занять кресло директора лишь в том случае, если главным инженером завода назначат тебя.
Буянов потревожил шевелюру на голове пятерней. А почему бы нет? На предприятие тянет все равно. А с Петром работать легко. По крайней мере было легко, пока он подчинялся Буянову, а не наоборот. Если согласуют, он, конечно, решится. Это его работа, хоть и ступенькой ниже.
— Хорошо, примем к сведению. А второе условие?
— Второе условие тебе. Примерно через полгода, как масть пойдет, мы с тобой произведем рокировку.
— Ну вот это нет! Ты не хуже меня, даже лучше знаешь наше дело и производство. Ты многому научил меня. Ты сам потянешь, и незачем лишнее тасование колоды. И так чехарда там в последнее время с руководством.
— Хуже, Женя, хуже. И знания, и умения здесь ни при чем. Я все-таки больше исполнитель, чем руководитель, и мне пастух нужен. Не там, где-то наверху, в Управлении, а рядом, у меня за спиной. Ну так что? Сегодня пятница. В понедельник докладываю наверх. И жду тебя после устного утверждения наших назначений на производстве.
Евгений, подмигнув, кивнул.
Простившись, Петр ушел. Буянов вышел на балкон, проводить взглядом старого друга. Тот перед тем, как повернуть за угол дома, оглянулся и, помахав рукой, улыбнулся Евгению. Давно Буянову никто не дарил таких теплых улыбок. Весна многое меняет в жизни. Ему захотелось страшно резких перемен. Каких? Многих. Об иных пока можно было бы только мечтать.
Марина бессмысленно глядела на трубку рабочего телефона. Не клала ее, не отбивалась. Смотрела и ничего не понимала, хотя и понимать ничего не хотела. Появилось просто желание. Простое желание, увидеть и все.
Она взяла в руки свой мобильный телефон.
Хотел подремать, но с дивана поднял очередной звонок в дверь. Может Петр что забыл. Вернулся.
Прошел к входной двери, открыл ее, а за ней стоял Димка. Димка, сын.
— Здравствуй, папа!
— Здравствуй, сын!
Евгений, отец, в носках выскочил на лестничную клетку, обнял и крепко прижал к себе Диму, сына.
— Ну хватит, пап, давай хоть в квартиру зайдем. Неудобно ведь на лестнице так обниматься.
А Евгению жаль было даже на секунду выпускать из объятий сына. Давно, с детства слезы не освежали грубую кожу лица Буянова. А сейчас они текли, ему было и приятно, что душа еще жива, и не стыдно перед сыном сырость разводить. Ведь стыд хоть и был, но очень легким, мимолетным, словно бы и не за себя стыдился, а за кого-то другого, кто ему не безразличен, но и не близок.
Он выпустил из объятий сына, но в прихожей квартиры опять поймал его, снова прижал его к себе.
— Папа, а я ведь твой сын!
— Так я знаю.
— Не верь никому! Ты мой отец!
— Я знаю, Дима!
— Даже маме не верь. Не в себе она была, когда чушь эту сказала.
— Давай не будем об этом. Давай сядем, о хорошем поговорим. Я так по тебе соскучился! Как ты, какие планы?
Сын совсем не изменился с последней их встречи, да что для парней его возраста всего лишь один год.
— Планы? Все те же. Отпуск уже мой заканчивается, я еще на год контракт продлил. Пара дней в запасе на отдых осталось. А потом собираться надо в обратную дорогу. Но через год, чуть больше, летом снова приеду.
— Два дня еще? Может завтра или послезавтра встретимся. Побродим по городу, потолкаемся на людях. Дима, как же я соскучился по тебе.
Сын улыбнулся.
— Встретимся, что нам стоит.
Возникла неловкая пауза. Сын из прихожей прошел в комнату. Увидел неубранный стол. Обернулся на отца, улыбнулся.
— Меняешь привычки? Раньше ты так рано в будние дни не употреблял.
Евгению стало даже неловко перед сыном, словно тот его поймал на чем-то очень предосудительном.
— Петя Сурков приходил. Помнишь его?
Сын кивнул.
— Вот, выпили, поговорили.
Теперь неловко замялся сын.
— А я тут, понимаешь, в растерянности некоторой пребывал. Пустым прийти на встречу с тобой, или взять чего. Мама говорила, в запои ты стал уходить. Хотя я не верил особенно ей. Я же тебе говорю, не в себе она. Пока. Очень надеюсь, что пока. Ну что, продолжим банкет?
Сын достал из кармана и поставил на стол бутылку дорогого коньяка.
— Я не против! Только сейчас бокалы достану, не гоже благородный напиток из рюмок цедить, да конфеты шоколадные принесу. Или чего посерьезнее пошинковать в тарелки. Колбаса есть, сыр...
— Да что ты! Я от деревенских харчей месяц сытым буду. Ты же ведь знаешь где я был, у кого я гостил. Загостился. Думал на недельку туда, а провел там почти весь отпуск свой. Ты уж прости меня, что не приезжал и не звонил тебе!
— Да чего уж там!
Выпили, стоя, по глотку, потом сели.
— Ты уж прости меня! — повторил Дима, — Но я после бредней мамы вообще подумал, что у вас у обоих крыша поехала. Чуть было обратно в Арктику не рванул. Никого из вас видеть не хотел. Да вот дед предложил мне в деревне погостить. Туда отвез меня. Это он тебе сказал, что я там?
— Нет. Вроде как я сам догадался.
— Дед молоток! Железный. Я знал, что он не скажет. Да вот не всегда железо всепобеждающе. С матерью ничего поделать не смог. Жалко ее. Не в себе она, — снова повторился сын.
Сев в машину, Евгений первым делом набрал нужный номер на телефоне.
— Алло! Вера! Черт с ними! Пусть приходят. Я готов к переговорам. О Димке ничего не слышно?
Вера обдумывала свои слова, не сразу ответила.
— Нет. Нет Димы. Ты о чем? Какие переговоры?
— Я о доме. А с Димой все нормально. Хотя ты и знаешь об этом.
— Что я знаю? О каком доме? Ты пьян снова?
— Да, в стельку, лыка не вяжу. В общем так, жду переговорщиков по дому три дня. Максимум. Потом меняю свое решение.
Буянов отбился. Не хотелось слышать ложь жены, хоть теперь и бывшей. Что же с ней произошло, что случилось с ней? Да, он не ангел, а если быть честным к себе, то он подлец. Никогда не относился к жене, как к чему-то дарованному ему небом. Любил? Да! Обожал? Да! Не представлял себе жизнь свою без нее? Да! Но обижал, предавал, изменял. И его еще счастье, что она столько лет это терпела. Терпела! Неужели она так переболела всем этим, кардинально изменившись?
***
Ну вот. И весной запахло. С крыш потекло. Воробьи веселее зачирикали. Коты в стаи собираются.
Буянов вышел на балкон.
И зачем ему был нужен этот чертов коттедж? Сколько сил и денег в него было вложено! А ему-то нужна вот такая небольшая квартира с видом на детскую площадку. С березой у балкона, с орущими котами во дворе. Квартира с минимумом мебели и удобств. Даже та, которую отдал бывшей жене, их большие апартаменты, была роскошью. Хотя Вере и Диме они нравились. Ну ради них если только.
Да нет их. Дима так и не позвонил, ему дозвониться было невозможно. Вера ушла в прошлое. А ему и не нужно сегодня настоящее рядом с бывшей женой. Перегорело. С болью перегорело, и она стала совсем чужой.
Буянов докурил сигарету. Загасил ее в консервной банке. Прохладно, рановато еще в рубашке и спортивных штанах на балкон даже на пять минут выходить. Он зашел в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Присел на диван, включил старенький телевизор. Промелькнула местная реклама, по продаже квартир в новостройке. Хотя с деньгами проблем нет, стоит уже задуматься о работе. Не хотелось бы менять своего профиля. Но за неимением лучшего, наверное, стоит принять приглашение знакомого строителя. Приглашение было на перспективу, с весной, возможно, вакансия уже будет горячей.
***
Раздался звонок в дверь. Это еще кто может быть? Из знакомых никто не знает его теперешнего адреса. А с незнакомыми встречаться не хотелось. Мало хорошего приносили новые знакомые в его жизнь уже долгое время.
Но нежданный визитер был настойчив. Буянов не выдержал, водрузив на лицо недовольную гримасу, он пошел к двери с желанием отчитать звонившего, якобы разбудившего в неурочное время хозяина квартиры.
Открыв дверь. Гримаса сменилась на лице у Буянова на улыбку. За порогом стоял Петр Иванович Сурков.
— Твою же мать! Вот кого не ждал! Явление сибиряка народу! Здорово, Петр! Погреться приехал на время от сибирских морозов, али насовсем?
Сурков как-то странно осмотрел хозяина квартиры, похоже даже принюхивался. Переступил порог, пожал протянутую руку.
— Привет, Евгений! Не прогонишь?
— Да будет тебе ерунду говорить! Наоборот, чрезвычайно рад видеть тебя! Ты знаешь, я очень скучаю по общению с интересными людьми. Проходи, иди сразу в комнату, я сейчас немного соберу на стол, чтобы с хорошим человеком лучше и уютнее беседовать было.
Сурков неожиданно, схватив за предплечье Буянова, остановил бывшего своего начальника.
— Эй, погоди, Женя! А стоит?
Евгений недоуменно посмотрел на старого товарища.
— Ты это о чем?
Петр, стараясь не смотреть в глаза собеседнику, негромко проговорил.
— Да я слышал, проблемы у тебя в последнее время с этим делом. С алкоголем. Стоит ли тогда начинать?
Евгений улыбнулся.
— Это какие проблемы? Запои что ли? Да брось ты. Тебе скажу. Было раз. Сорвался. Но коли до этого возраста не спился, уже не сопьюсь. Это от кого же ты такую обо мне информацию получил? Да ладно. Не говори. От кого адрес мой теперешний узнал, оттого и эту сплетню себе на уши повесил.
Петр Иванович был из тех, кто сразу вроде быстро хмелел, но потом в течение долгого времени, не переставая употреблять алкоголь, оставался в той же кондиции. А это значит, что с ним долго можно было о серьезном разговаривать, не ожидая пьяных бредней от собеседника.
— Выходит, махнул не глядя? Огромный дом, на маломерку.
— Глядя, глядя поменял! Не все так плохо, как тебе кажется. Ты все-таки какими судьбами? В краткосрочный отпуск?
— Да нет, Женя, думаю навсегда.
— Это как? Власть сменилась?
— Ну и ну! Вот оно как! До меня в Сибири последние новости быстрее дошли, чем до тебя, здесь, на месте.
— Так отошел я ото всего, Петя. Представь, я безработный в данное время. Пока думаю, присматриваюсь, анализирую. Ну ты не молчи. Хоть и не мое все это теперь, рассказывай, что и как, интересно ведь.
— Дед меня вернул назад. Насколько я понял, ты был в полном курсе всех событий, что происходили вокруг нашего завода и бывшего филиала.
Буянов невесело улыбнулся.
— Знал, конечно, я все, или почти все.
— Это поэтому ты меня с ремонта снял, чтобы я не замазался?
Буянов на этот раз улыбнулся веселее.
— Нет, Петя, за потерю тобою профессионализма.
— А я тебя подозревал! Ведь ты не замечал моих намеков. Да какие там намеки? Я почти открытым текстом говорил тебе. Запчасти не новые приходят, кустарно в гаражах отремонтированные. Часть ремонтных работ вообще только на бумаге проводится. Часть работ выполняемых на нашем предприятии по бумагам проходят, как работы, выполненные бывшим филиалом. Ну не мог ты этого не знать, а раз молчал, значит в доле.
Буянов вздохнул. Налил в рюмки водки, выпил свою, бросил в рот ломтик лимона. Поморщился, то ли от кислоты цитруса, то ли от мыслей.
— Дед просил раньше времени не возникать. Вот я и молчал?
— Дед просил? Да что, он не понимал, что ли, что подставляет тебя. Тебя если бы за мошенничество не привлекли, за халатность могли посадить! Да тебя и сейчас потаскают на допросы. Не вызывали лишь скорее всего потому, что не смогли найти быстро тебя. А найдут, попьют кровушки.
— Ну хватит тебе! Не боюсь я допросов. А дед хотел наверху шакалов пошерстить. Ведь не Адиманян с Шустовым да директором филиала прокручивали все здесь, на местах. Не по их уму такие аферы. Они солидол со склада ведрами тырить могут, да бензин с машин сливать. Это да! Это их. А сотням миллионов ноги приклеивать не способны они. Ну так чем все закончилось? Ты в курсе?
— Ну уж так конкретно не во всем, в деталях. Адиманяна вытащат скорее всего. Шустову, директору филиала и главбуху тамошнему наверняка сидеть. Главбуха жалко. Алина, у нас раньше работала. Помнишь?
— Помню, — вздохнул Буянов. Мозг жег один вопрос. Но он не мог его сформулировать, боялся не так поймет его бывший главный инженер.
— Она-то, дурочка, вообще за любовь Шустова все это проводила. Ну может условным обойдется. Беременная она вроде бы. Дай бог, пожалеют. А вот верхи-таки не зацепили, как я понял. Рановато бабахнуло! И знаешь кто бомбу подорвал?
— Кто?
— Жена Шустова!
— Марина!
Буянов встал, прошелся к окну, открыл дверь на балкон, закурил.
— Кажется, Марина ее зовут. Она начальник отдела финансов и экономики на том заводике, недавно на этом месте. Вот и сунула свой носик поглубже, чем от нее требовалось. Почти все раскопала по бумагам. И с ними не в прокуратуру, не в следственный комитет, а в ФСБ пошла. А там рады стараться, быстро все раскрутили. Не дали следакам из Москвы до крупного рогатого скота добраться. Хотя все равно там, в Управлении серьезные перемены. Деда вернули. Он под себя почти всю уже команду обновил.
— Отомстила значит. Еще раз. И прямо по всему протоколу.
— Ты о ком?
— О Марине!
— О Шустовой? Кому она отомстила? Бывшему директору своему? Ни Адиманян, ни муж ее в тех бумагах никак не фигурировали. Даже главбух косвенно проходила. Это потом, когда по нашему заводу начали раскапывать, сначала супруг ее вылез, затем Саркис, а потом и Алину прицепили.
— Не знала?
Буянову стало нетерпимо противно за себя. Он, попусту подозревая ее, попросту подставил Марину. Могла ведь ради мужа сокрыть все это. А потом пришлось бы отвечать ей вместе со всей честной компанией. И что бы сейчас могло быть с ней? Евгений заскрежетал зубами, не глядя на собеседника, налил только себе рюмку, выпил, не закусывая снова закурил?
— Что?
— Чего что?
— Да ты вроде сказал сейчас чего-то, имя вроде назвал — Марина. Вот я и спросил, что Марина?
Буянов посмотрел на Суркова. Да, он думал про себя сказал: "Прости меня Марина!", оказалось вслух вырвалось.
— Ты знаком с ней?
— Мало сказать знаком, Петя, я люблю ее!
— Ты?
Буянов горько усмехнулся.
— Что? Странно слышать подобное от такого кобеля как я? Представь, Петр, сам себе удивляюсь. Не думал, что, нажив седину в висках, я вдруг скажу о ком-то еще, что я ее люблю. Я всего-то двум женщинам в любви признавался за всю жизнь. И то первый раз, все же, наверное, понарошку, было это в ранней юности. Потом жене, Вере. А вот сейчас готов на коленях перед этой женщиной стоять, прощения просить у нее. В любви ей признаться. Сам от себя уже не ждал всего этого.
Петр внимательно смотрел на говорившего Буянова, и тому показалось, что знает Сурков все же больше о нем того, что показывает.
— Ой, да что это я!? Сам выпил, тебе не налил. Хозяин называется. Я сейчас. А тут уже и нет ничего. Ты погоди, подожди пять минут, я быстро, на первом этаже магазин у нас. Подожди, пожалуйста!
Однако Сурков отказался от продолжения посиделок под спиртное.
— Нет, Женя! Хватит! Сколько там времени? О-о-о! Уже начало четвертого! Как раз, мне еще кое-что из неотложного сегодня сделать надо.
Сурков встал.
— Да, я ведь с чем приходил-то. Главного так и не сказал. Дед-то меня с определенным прицелом вернул. На твое место, в кресло директора завода посадить хочет. Как тебе такой расклад?
— Я лучшей кандидатуры предложить не смогу.
— Я бы смог бы! — Сурков подмигнул, — Но дед еще очень зол на тебя. И за то, что ты мордобой устроил. И за то, что ты раньше времени без согласования с ним уволился. Поэтому я сейчас приму его предложение, но только с двумя условиями.
— А именно?
— Условие первое Центральному Управлению — я согласен занять кресло директора лишь в том случае, если главным инженером завода назначат тебя.
Буянов потревожил шевелюру на голове пятерней. А почему бы нет? На предприятие тянет все равно. А с Петром работать легко. По крайней мере было легко, пока он подчинялся Буянову, а не наоборот. Если согласуют, он, конечно, решится. Это его работа, хоть и ступенькой ниже.
— Хорошо, примем к сведению. А второе условие?
— Второе условие тебе. Примерно через полгода, как масть пойдет, мы с тобой произведем рокировку.
— Ну вот это нет! Ты не хуже меня, даже лучше знаешь наше дело и производство. Ты многому научил меня. Ты сам потянешь, и незачем лишнее тасование колоды. И так чехарда там в последнее время с руководством.
— Хуже, Женя, хуже. И знания, и умения здесь ни при чем. Я все-таки больше исполнитель, чем руководитель, и мне пастух нужен. Не там, где-то наверху, в Управлении, а рядом, у меня за спиной. Ну так что? Сегодня пятница. В понедельник докладываю наверх. И жду тебя после устного утверждения наших назначений на производстве.
Евгений, подмигнув, кивнул.
Простившись, Петр ушел. Буянов вышел на балкон, проводить взглядом старого друга. Тот перед тем, как повернуть за угол дома, оглянулся и, помахав рукой, улыбнулся Евгению. Давно Буянову никто не дарил таких теплых улыбок. Весна многое меняет в жизни. Ему захотелось страшно резких перемен. Каких? Многих. Об иных пока можно было бы только мечтать.
Марина бессмысленно глядела на трубку рабочего телефона. Не клала ее, не отбивалась. Смотрела и ничего не понимала, хотя и понимать ничего не хотела. Появилось просто желание. Простое желание, увидеть и все.
Она взяла в руки свой мобильный телефон.
***
Хотел подремать, но с дивана поднял очередной звонок в дверь. Может Петр что забыл. Вернулся.
Прошел к входной двери, открыл ее, а за ней стоял Димка. Димка, сын.
— Здравствуй, папа!
— Здравствуй, сын!
Евгений, отец, в носках выскочил на лестничную клетку, обнял и крепко прижал к себе Диму, сына.
— Ну хватит, пап, давай хоть в квартиру зайдем. Неудобно ведь на лестнице так обниматься.
А Евгению жаль было даже на секунду выпускать из объятий сына. Давно, с детства слезы не освежали грубую кожу лица Буянова. А сейчас они текли, ему было и приятно, что душа еще жива, и не стыдно перед сыном сырость разводить. Ведь стыд хоть и был, но очень легким, мимолетным, словно бы и не за себя стыдился, а за кого-то другого, кто ему не безразличен, но и не близок.
Он выпустил из объятий сына, но в прихожей квартиры опять поймал его, снова прижал его к себе.
— Папа, а я ведь твой сын!
— Так я знаю.
— Не верь никому! Ты мой отец!
— Я знаю, Дима!
— Даже маме не верь. Не в себе она была, когда чушь эту сказала.
— Давай не будем об этом. Давай сядем, о хорошем поговорим. Я так по тебе соскучился! Как ты, какие планы?
Сын совсем не изменился с последней их встречи, да что для парней его возраста всего лишь один год.
— Планы? Все те же. Отпуск уже мой заканчивается, я еще на год контракт продлил. Пара дней в запасе на отдых осталось. А потом собираться надо в обратную дорогу. Но через год, чуть больше, летом снова приеду.
— Два дня еще? Может завтра или послезавтра встретимся. Побродим по городу, потолкаемся на людях. Дима, как же я соскучился по тебе.
Сын улыбнулся.
— Встретимся, что нам стоит.
Возникла неловкая пауза. Сын из прихожей прошел в комнату. Увидел неубранный стол. Обернулся на отца, улыбнулся.
— Меняешь привычки? Раньше ты так рано в будние дни не употреблял.
Евгению стало даже неловко перед сыном, словно тот его поймал на чем-то очень предосудительном.
— Петя Сурков приходил. Помнишь его?
Сын кивнул.
— Вот, выпили, поговорили.
Теперь неловко замялся сын.
— А я тут, понимаешь, в растерянности некоторой пребывал. Пустым прийти на встречу с тобой, или взять чего. Мама говорила, в запои ты стал уходить. Хотя я не верил особенно ей. Я же тебе говорю, не в себе она. Пока. Очень надеюсь, что пока. Ну что, продолжим банкет?
Сын достал из кармана и поставил на стол бутылку дорогого коньяка.
— Я не против! Только сейчас бокалы достану, не гоже благородный напиток из рюмок цедить, да конфеты шоколадные принесу. Или чего посерьезнее пошинковать в тарелки. Колбаса есть, сыр...
— Да что ты! Я от деревенских харчей месяц сытым буду. Ты же ведь знаешь где я был, у кого я гостил. Загостился. Думал на недельку туда, а провел там почти весь отпуск свой. Ты уж прости меня, что не приезжал и не звонил тебе!
— Да чего уж там!
Выпили, стоя, по глотку, потом сели.
— Ты уж прости меня! — повторил Дима, — Но я после бредней мамы вообще подумал, что у вас у обоих крыша поехала. Чуть было обратно в Арктику не рванул. Никого из вас видеть не хотел. Да вот дед предложил мне в деревне погостить. Туда отвез меня. Это он тебе сказал, что я там?
— Нет. Вроде как я сам догадался.
— Дед молоток! Железный. Я знал, что он не скажет. Да вот не всегда железо всепобеждающе. С матерью ничего поделать не смог. Жалко ее. Не в себе она, — снова повторился сын.
