- Исса, приходите в себя, - Рэн посмотрел на Берта. – У тебя нюхательные соли с собой есть?
- К чему?
- Понятно, - Рэн пристроил тело женщины поудобнее. Растер ей руки, похлопал аккуратно по щекам. – Исса Марит!
И все равно, минут десять прошло, прежде, чем мать открыла глаза.
- Берти?!
И столько надежды звучало в ее голосе… ну мне же не показалось? Это и правда мой мальчик?! Правда же?!
Берт сглотнул колючий комок в горле, и взял маму за руку. Как же она исхудала!
- Мам, это правда я.
- Живой?!
Столько счастья в глазах, в голосе… мама ведь у него молодая и красивая, просто измучена она тяжелой жизнью! Ничего, Берт это исправит!
- Мам, я живой. А батя где?
- Запил он… уже дней пять в кабаке не просыхает…
Берт расправил плечи.
- Мама, собирайся. Бери самое дорогое, остальное потом купим! Деньги есть!
- Сынок?!
- Мама, мы теперь будем жить в Эрланде. И свой дом у нас будет, и доход будет, я теперь эрр, и в свите королевы Марии. Так что не пропадем. Девчонок пристроим, братья дело в руки получат!
- Берти?!
Мать не верила.
Она видела и дорогую одежду, и Рэна, и… и все равно не верила.
Берт махнул на все рукой, и сделал два шага в сторону. А то попадет хвостом в очаг, наплачется.
- Мама, погляди, пожалуйста!
Минута – и на грязном земляном полу хижины крутится упитанный рыжий лис. Симпатичный такой.
Увы, исса Марит не оценила, и вторично ушла в обморок.
Петеру Туку соседи донесли. И ведь не поленились же, дошли до кабака, пробились сквозь винные пары…
- Сосед, а, сосед? Там, кажись, твой Берт явился!
Повторить пришлось раз шесть, прежде, чем дошло до пьяницы. И то, Петер головой замотал.
- Чушь! Сдох он давно!
- Я те точно говорю, явился, при карете, с кошелем, и кажись, там золото брякало.
- Т-щно – вертишь!
- Сам проверь! Если его там нет – кувшин эля ставлю!
Искушение было большим, да и ранее выпитый эль просился наружу, так что Петер выполз из-за стола, и отправился домой. А вдруг?
Кувшин эля – это ж целый кувшин! Понимать надо!
До дома Петер кое-как добрел, там и замер. В его доме было…
- Да что тут происходит?! – взревел он во всю пьяную мощь!
И то… если посреди комнаты стоит здоровущий сундук, рядом с ним несколько мешков, и в них его семья упихивает все добро.
- Отец, - Берт выступил вперед. – Собирайся, мы уезжаем.
Хотел, было, объяснить рассказать, но эль – такой эль. Петер взревел и пьяным быком попер на… сына? Да и что, подумаешь – Берт! Явился тут!
И сразу к мамашке! Нет бы уважение проявить, к отцу зайти, рюмочку поднести, поговорить… нет же! Даже монетки не дал!
Ах ты ж…
Додумать последнюю мысль Петер не успел. Ноги как-то странно повело, а потом перед ним возникла стена. Совершенно неожиданно, и головой он так в нее врезался, что ой.
Там и затих.
- Ой! – ахнула исса Тук.
- Жив – здоров, только отлежаться надо, - отмахнулся Рэн. И грозно поглядел на Берта. – Я тебя для чего драться учу? Ты чего стоишь, как столб пограничный?
- Сам ты столб! – огрызнулся Берт. – Ну, не получается у меня!
- Ничего, я тебя еще научу. Давайте, собирайтесь. Берт, отца твоего грузить в карету?
- Мама?
Исса Тук отвела глаза.
Все было понятно и без слов. Нужен? А вам пьяница нужен, который о вас кулаки чешет? Ей деваться некуда было, ну и дети, опять же, дом…
Рэн все понял.
- Берт, грузим все, и едем! Нечего тут делать!
Так и поступили.
Денег у Берта хватило бы и дом своим родным снять, но зачем? Ее величество сказала, что будут жить в замке, который предоставил им Предстоятель. Берту осталось только привезти своих родных и препоручить их заботам слуг. Чтобы вымылись, одежду приличную заказали, поужинали…
Рэн помогал, как мог. Он-то понимал, чего это стоит другу, и поддерживал, как мог.
- Ничего, Берт. Все будет хорошо. Королева обещала.
Берт примерно так и думал, но хорошо будет там и потом, а переживает он за свою семью здесь и сейчас. Понимать же надо!
Рэн подбадривал друга, как мог, и думал, что если в посольстве будут пакостничать, он точно в дракона обернется. Да и рявкнет от души.
Не положено?
А придется. У друга и так день тяжелый, нечего ему нервы трепать.
Может, и понадобилось бы волшебное драконье средство, но когда телега подъехала к воротам отведенного для эрландцев поместья, в парке гуляла королева Мария.
Вышла на прогулку с детьми.
Она и углядела нечто странное, заинтересовалась, направилась к воротам, а там и оценила происходящее.
Взъерошенного и отчаянного Бертрана, ощетинившегося Рэна, усталых и испуганных детей в телеге, тоскливое выражение на лице их матери…
Видела Мария такое и в своем мире. И видела, и ненавидела, кому как удобнее.
Одним за скотство, вторым за терпение… вторым – больше. Может, кому пинки и нравятся, только вот детей ты на что обрекаешь? На такое же поведение в будущем?
Или насильника, или жертвы?
Только вот в той жизни не было у нее возможности вмешиваться со всей широтой русской души. Ладно, почти не было. Одного «кухонного бойца» она лопатой ушатала, соседа по даче, когда тот на природе выпил, расслабился, да и решил жену кулаками поучить. Еще и на Марию попробовал цыкнуть. Это он зря, конечно.
Главбух и сам по себе оружие страшное, а уж главбух с лопатой… был бы у Маши в руках налоговый кодекс, поди, и не откачали бы дурака, а так ничего. Синяки, сотрясение мозга, и жена, которая в удивленным: «а что – ТАК можно было?!» удрала от супруга быстрее лани.
Мать у Бертрана явно была замучена тяжелым трудом. И безденежьем. И под одеждой у нее синяки есть видно же, как она движется, сковано, осторожно, и не смущение тому причиной.
Так счто Мария промаршировала к воротам, словно отряд боевых слонов.
- Берт!
Бертран аж на телеге подскочил.
- Ва-ваше величество…
- Берт, ну кто так делает? Привез людей, а тут ни комнаты толком не готовы, ни одежда… ты бы хоть посоветовался сначала. Я бы и портных отрядила, и слугам заранее приказала… давай пока на кухню, пусть их хоть накормят от души. А там и комнаты готовы будут. Рэн, а ты сходи к портным, пусть придут, мерки снимут с иссы Тук и с девочек. Хоть по платью сшить для начала, потом-то больше надо будет, и обувь… мужчины!
И так это прозвучало, что малышки заулыбались, пока еще робко и неуверенно, а исса Тук почувствовала вдруг, что они… в безопасности?
А ведь может и так быть.
Это же…
Солнечный луч упал на черные локоны Марии, скользнул по узенькому – не вдруг и заметишь, золотому обручу в смоляных прядях, и она тихонько ахнула.
Принцесса?
Королева…
Расмус перебирал бумаги на столе женщины.
Осторожно, аккуратно, потом ни на волос они не сдвинутся.
У крысы зрение острое, она отлично запомнит, как и что лежало. Человек может и промахнуться, а вот крыса – нет.
Оппа!!!
За эррой Розабеллой он следил уже больше месяца, и все более подозрительной ему казалась женщина.
Он готов был поклясться, что именно она отравила Диану, и нашел у нее яд. Тот самый, который приняла несчастная. Расмус даже знал, где куплен этот яд.
Но зачем?!
Зачем она все это делала?!
Ответа у него не было – до сегодняшнего дня. А ведь стоило только начать задавать себе правильные вопросы, и потом разговаривать об этом с правильным человеком. Это тоже немаловажно.
Так что…
Бумаги вернулись на место.
Крыса помчалась по переходам и закоулкам. Крысой – быстрее. Особенно по ночной столице.
Эрр Демьен еще не спал, когда серая тень метнулась к нему из угла, чуть не на ходу перекидываясь в человека.
- Рене!
- Расс, у тебя что – хвост горит?
А что еще мог спросить Рене Демьен, глядя на приятеля с выпученными глазами и красным лицом. Вроде и несвойственно это для двуипостасных, чтобы их умотать, постараться надо, но…
- Нет. Но кажется, я кое-что понял. Скажи, у Розабеллы есть внук.
- Ну да.
- А где его родители?
Демьен пожал плечами, терпеливо напоминая себе, что эту историю тоже знают не все. Примерно половина из тех, кто сейчас при дворе, тех, кто постарше. Молодежи не до того, у них свои заботы.
- Розабелу замуж как выдали, особо печальной она не была. У нее сын родился. Один, больше не получилось, вроде как, там что-то при родах было. Потом муж ее умер, сын рос хорошим парнем. Он женился, внук у нее появился, а потом – а вот потом и произошло. Малышу, наверное, где два было. Иоанн всегда охоту любил, ну и племянника позвал, и жена его поехала, и ребенок… кабан – скотина умная и страшная, сам понимаешь.
Расмус кивнул.
Если лось страшен в своей дурости, то кабан… о, кабан – это очень серьезная зверюга. Умная, хитрая, а если ей причинили боль, то еще и отчаянная. И спокойно может из дичи стать охотником. Не один умник нашел свою кончину на кабаньих клыках.
Что уж там было на той охоте?
Иоанн загонял кабана, и как-то так вышло, что помчалась умная тварь именно туда, где отдыхали придворные. То ли егеря оплошали, то ли еще что – Рене точно не знал, его там не было. Но тогда эрра Розабелла лишилась и сына, и невестки. Внука та закрыла собой, сама погибла, а у мальчика с тех пор горб расти начал, и хорошо еще, что жив остался, прямо на них разъяренная скотина вылетела.
Расмус внимательно выслушал – и задал неожиданный вопрос.
- Может ли эрра считать Иоанна виновным в своих бедах и мстить ему?
Рене даже и растерялся от такого.
- Да кто ж их, баб, знает?
Может? Не может?
Что у бабы на уме, того и сорок мудрецов не разгадают.
- У меня полное ощущение, что она посчитала виновным в той трагедии Иоанна, и начала ему мстить. Может, и детей его убивала.
Рене только головой покачал.
- Ты говори, да не заговаривайся? Ума нет, что ли?
Расмус пожал плечами.
- У нее дома несколько склянок с ядами, и тот, которым Диану отравили – тоже. Зачем?
- Да кто ее знает?
- Взять бы ее, да поспрашивать, - мечтательно протянул Расмус.
- Это тебе и канцлер не одобрит, а уж королева и подавно.
Расмус это понимал. Но подозрения были, а что делать?
Как их подтвердить?
Пока неясно. Но следить он будет. Стоило лишь допустить, что эрра Розабелла творит большую часть всех этих гадостей, и все становилось на места.
- Ты с ней столько лет знаком, неужели ничего, и никогда…?
Рене подумал. Потом еще раз, для очистки совести.
- Знаком. И достаточно близко знаком, если понимаешь, о чем я.
- Эээээ? – удивился Расмус.
Рене пожал плечами.
- Встретились, порадовали друг друга, разошлись без ссор и скандалов. Это тоже важно, не со слугами же валяться, это уж и вовсе фу. Я за Розабеллой не наблюдал постоянно, но вроде ничего такого не было. Понимаешь?
Расмус понимал.
Где-то она себя должна была выдать. Но где и чем?
Следить – и еще раз следить! Где-то должен остаться след!
Мал клоп, да вонюч. Именно так Мария и подумала, увидев брата Тома.
Может, и знание, которое уже было, наложилось, а может, и инстинкты сработали, но появилось у нее впечатление чего-то такого, гадкого, нечистого, склизкого. Словно испанский слизень, здоровущий такой.
Вроде и ничего в нем такого нет, мужичок средних лет и средних размеров, со спины – вот как есть сантехник Витек из шестого подъезда. А все равно – гадко, гадко, ГАДКО!!!
И дотронуться до него даже палкой противно.
Сидит, глазами зыркает.
Мария коснулась камня на груди таким привычным жестом, что даже и не задумалась. Так раньше верующие за крест хватались… спаси меня и сохрани от всякой нечисти. Этот жест и привлек внимание брата Тома, а уж камень Многоликого он бы в любом виде опознал.
- Кто вы?
Тюремщик уже занес руку для оплеухи, но Мария остановила его коротким жестом,. Подошла поближе, вгляделась в лицо невзрачного человечка.
- Мне было даровано то, что ты пытался вырвать силой. Я – королева Мария.
Тома словно съежился.
- Я… я не пытался. Так получилось.
- Правда? Тебя силой заставляли? Твоей жизни угрожали?
Тома вильнул взглядом в сторону.
- Сначала да, а потом…
А потом втянулся. И оказалось, что так-то жить и удобно, и уютно, и безопасно. И жил он в свое удовольствие, не сильно задумываясь об этичности своей работы.
Так, наверное, и охрана концлагерей жила. Домой приходили с работы, детей целовали, и не думали о тех детях, которые умирали у них на глазах. Дома-то люди, а там… там – нет. Унтерменши, юберменши… как-то так? Хорошая градация для нелюдей.
Мария невольно подобрала юбку.
Понимала, что смысла нет, но все же спросила о том, о чем и до нее спрашивали.
- Совесть не мучила? Кошмары по ночам не снились?
Тома даже и не понял, о чем королева говорит.
Совесть? Кошмары?
Или это она о том парне, который повесился?
Мария молча отвернулась и вышла из камеры. Посмотрела на предстоятеля, пожала плечами.
- Многоликий от этого человека отвернулся. И мараться об него не захочет… как-то так.
- Вы уверены, ваше величество?
Мария развела руками.
- Он ваш. Он в воле мирского суда, к чему приговорите, то и получится.
Предстоятель медленно кивнул.
- Я понял, ваше величество. Я назначил прием на завтра, вы не будете возражать?
- Не буду, - отмахнулась Мария.
Побыстрее отстреляться и уехать – мечта. Домой бы. Скорее домой!
Тома смотрел вслед закрывшейся двери, и в груди мужчины поднималось возмущение.
Почему?!
ЗА ЧТО!?
ЗАААААА ЧТОООООО!???
Вой рвался из груди, надрывный, захлебывающийся, истошный и пронизывающий.
Истерика, крик, бешенство, все это вырвалось наружу, и захлестывало, и требовало… да что ж такое-то?!
Почему так?!
Почему – несправедливо?!
Почему одному Многоликий являет свою милость, вот просто так, а другой всю жизнь старается, пытается найти что-то важное, и ничего, НИЧЕГО не получает?!
И ладно бы человек!
БАБА!!!
Какая-то баба оказалась лучше него!!!
Задуматься, что его вроде как тоже женщина рожала, не мужчина? Только не в таком состоянии.
Тома задыхался от гнева, несправедливости, боли, ярости… в груди рос кроваво-алый ком боли. Но сильнее боли была обида.
Невероятная, невозможная обида на несправедливость.
Он всю свою жизнь потратил впустую, силился преодолеть нечто такое, а другим все досталось даром!
Винс мертв.
И Тома умирает.
И за чтоооооо?!
Рвануло изнутри стальными когтями, заставило подавиться криком… Тома так и умер с разинутым ртом, от разрыва сердца.
Многоликий все же явил ему свою милость, это была быстрая и чистая смерть, без пыток, без костра, но даже этого Тома не понял. Увы.
Предстоятель и предстоятельница расстарались на славу.
Храм Многоликого был убран цветами и ветвями, для Марии было приготовлено удобное кресло, больше похожее на небольшой диванчик, на таком и сутки просидишь – не устанешь, рядом, за ширмой, поставили столик с закусками, посадили нескольких монахов, чтобы помогали, если что.
Рядом с троном, у всех на виду, кристалл Многоликого.
Сейчас, когда он оказался на свету, все видят, как в нем танцуют сотни алых искорок.
Сотни двуипостасных, которые вернулись.
А рядом с храмом (предстоятель ОЧЕНЬ просил) лежит здоровущий дракон. И смотрит так, задумчиво, серьезно…
Явно думает о чистом и высоком. О полете, например. Хвостом ухо чешет, а хвостик такой, толщиной с хорошую сосну.
Или о мостовой,. Которую отмывали несколько часов, и только после этого дракон согласился туда улечься. А что? Ящеры – чистоплотные, кто не верит – ящер подробно объяснит!
- К чему?
- Понятно, - Рэн пристроил тело женщины поудобнее. Растер ей руки, похлопал аккуратно по щекам. – Исса Марит!
И все равно, минут десять прошло, прежде, чем мать открыла глаза.
- Берти?!
И столько надежды звучало в ее голосе… ну мне же не показалось? Это и правда мой мальчик?! Правда же?!
Берт сглотнул колючий комок в горле, и взял маму за руку. Как же она исхудала!
- Мам, это правда я.
- Живой?!
Столько счастья в глазах, в голосе… мама ведь у него молодая и красивая, просто измучена она тяжелой жизнью! Ничего, Берт это исправит!
- Мам, я живой. А батя где?
- Запил он… уже дней пять в кабаке не просыхает…
Берт расправил плечи.
- Мама, собирайся. Бери самое дорогое, остальное потом купим! Деньги есть!
- Сынок?!
- Мама, мы теперь будем жить в Эрланде. И свой дом у нас будет, и доход будет, я теперь эрр, и в свите королевы Марии. Так что не пропадем. Девчонок пристроим, братья дело в руки получат!
- Берти?!
Мать не верила.
Она видела и дорогую одежду, и Рэна, и… и все равно не верила.
Берт махнул на все рукой, и сделал два шага в сторону. А то попадет хвостом в очаг, наплачется.
- Мама, погляди, пожалуйста!
Минута – и на грязном земляном полу хижины крутится упитанный рыжий лис. Симпатичный такой.
Увы, исса Марит не оценила, и вторично ушла в обморок.
***
Петеру Туку соседи донесли. И ведь не поленились же, дошли до кабака, пробились сквозь винные пары…
- Сосед, а, сосед? Там, кажись, твой Берт явился!
Повторить пришлось раз шесть, прежде, чем дошло до пьяницы. И то, Петер головой замотал.
- Чушь! Сдох он давно!
- Я те точно говорю, явился, при карете, с кошелем, и кажись, там золото брякало.
- Т-щно – вертишь!
- Сам проверь! Если его там нет – кувшин эля ставлю!
Искушение было большим, да и ранее выпитый эль просился наружу, так что Петер выполз из-за стола, и отправился домой. А вдруг?
Кувшин эля – это ж целый кувшин! Понимать надо!
До дома Петер кое-как добрел, там и замер. В его доме было…
- Да что тут происходит?! – взревел он во всю пьяную мощь!
И то… если посреди комнаты стоит здоровущий сундук, рядом с ним несколько мешков, и в них его семья упихивает все добро.
- Отец, - Берт выступил вперед. – Собирайся, мы уезжаем.
Хотел, было, объяснить рассказать, но эль – такой эль. Петер взревел и пьяным быком попер на… сына? Да и что, подумаешь – Берт! Явился тут!
И сразу к мамашке! Нет бы уважение проявить, к отцу зайти, рюмочку поднести, поговорить… нет же! Даже монетки не дал!
Ах ты ж…
Додумать последнюю мысль Петер не успел. Ноги как-то странно повело, а потом перед ним возникла стена. Совершенно неожиданно, и головой он так в нее врезался, что ой.
Там и затих.
- Ой! – ахнула исса Тук.
- Жив – здоров, только отлежаться надо, - отмахнулся Рэн. И грозно поглядел на Берта. – Я тебя для чего драться учу? Ты чего стоишь, как столб пограничный?
- Сам ты столб! – огрызнулся Берт. – Ну, не получается у меня!
- Ничего, я тебя еще научу. Давайте, собирайтесь. Берт, отца твоего грузить в карету?
- Мама?
Исса Тук отвела глаза.
Все было понятно и без слов. Нужен? А вам пьяница нужен, который о вас кулаки чешет? Ей деваться некуда было, ну и дети, опять же, дом…
Рэн все понял.
- Берт, грузим все, и едем! Нечего тут делать!
Так и поступили.
Денег у Берта хватило бы и дом своим родным снять, но зачем? Ее величество сказала, что будут жить в замке, который предоставил им Предстоятель. Берту осталось только привезти своих родных и препоручить их заботам слуг. Чтобы вымылись, одежду приличную заказали, поужинали…
Рэн помогал, как мог. Он-то понимал, чего это стоит другу, и поддерживал, как мог.
- Ничего, Берт. Все будет хорошо. Королева обещала.
Берт примерно так и думал, но хорошо будет там и потом, а переживает он за свою семью здесь и сейчас. Понимать же надо!
Рэн подбадривал друга, как мог, и думал, что если в посольстве будут пакостничать, он точно в дракона обернется. Да и рявкнет от души.
Не положено?
А придется. У друга и так день тяжелый, нечего ему нервы трепать.
***
Может, и понадобилось бы волшебное драконье средство, но когда телега подъехала к воротам отведенного для эрландцев поместья, в парке гуляла королева Мария.
Вышла на прогулку с детьми.
Она и углядела нечто странное, заинтересовалась, направилась к воротам, а там и оценила происходящее.
Взъерошенного и отчаянного Бертрана, ощетинившегося Рэна, усталых и испуганных детей в телеге, тоскливое выражение на лице их матери…
Видела Мария такое и в своем мире. И видела, и ненавидела, кому как удобнее.
Одним за скотство, вторым за терпение… вторым – больше. Может, кому пинки и нравятся, только вот детей ты на что обрекаешь? На такое же поведение в будущем?
Или насильника, или жертвы?
Только вот в той жизни не было у нее возможности вмешиваться со всей широтой русской души. Ладно, почти не было. Одного «кухонного бойца» она лопатой ушатала, соседа по даче, когда тот на природе выпил, расслабился, да и решил жену кулаками поучить. Еще и на Марию попробовал цыкнуть. Это он зря, конечно.
Главбух и сам по себе оружие страшное, а уж главбух с лопатой… был бы у Маши в руках налоговый кодекс, поди, и не откачали бы дурака, а так ничего. Синяки, сотрясение мозга, и жена, которая в удивленным: «а что – ТАК можно было?!» удрала от супруга быстрее лани.
Мать у Бертрана явно была замучена тяжелым трудом. И безденежьем. И под одеждой у нее синяки есть видно же, как она движется, сковано, осторожно, и не смущение тому причиной.
Так счто Мария промаршировала к воротам, словно отряд боевых слонов.
- Берт!
Бертран аж на телеге подскочил.
- Ва-ваше величество…
- Берт, ну кто так делает? Привез людей, а тут ни комнаты толком не готовы, ни одежда… ты бы хоть посоветовался сначала. Я бы и портных отрядила, и слугам заранее приказала… давай пока на кухню, пусть их хоть накормят от души. А там и комнаты готовы будут. Рэн, а ты сходи к портным, пусть придут, мерки снимут с иссы Тук и с девочек. Хоть по платью сшить для начала, потом-то больше надо будет, и обувь… мужчины!
И так это прозвучало, что малышки заулыбались, пока еще робко и неуверенно, а исса Тук почувствовала вдруг, что они… в безопасности?
А ведь может и так быть.
Это же…
Солнечный луч упал на черные локоны Марии, скользнул по узенькому – не вдруг и заметишь, золотому обручу в смоляных прядях, и она тихонько ахнула.
Принцесса?
Королева…
***
Расмус перебирал бумаги на столе женщины.
Осторожно, аккуратно, потом ни на волос они не сдвинутся.
У крысы зрение острое, она отлично запомнит, как и что лежало. Человек может и промахнуться, а вот крыса – нет.
Оппа!!!
За эррой Розабеллой он следил уже больше месяца, и все более подозрительной ему казалась женщина.
Он готов был поклясться, что именно она отравила Диану, и нашел у нее яд. Тот самый, который приняла несчастная. Расмус даже знал, где куплен этот яд.
Но зачем?!
Зачем она все это делала?!
Ответа у него не было – до сегодняшнего дня. А ведь стоило только начать задавать себе правильные вопросы, и потом разговаривать об этом с правильным человеком. Это тоже немаловажно.
Так что…
Бумаги вернулись на место.
Крыса помчалась по переходам и закоулкам. Крысой – быстрее. Особенно по ночной столице.
Эрр Демьен еще не спал, когда серая тень метнулась к нему из угла, чуть не на ходу перекидываясь в человека.
- Рене!
- Расс, у тебя что – хвост горит?
А что еще мог спросить Рене Демьен, глядя на приятеля с выпученными глазами и красным лицом. Вроде и несвойственно это для двуипостасных, чтобы их умотать, постараться надо, но…
- Нет. Но кажется, я кое-что понял. Скажи, у Розабеллы есть внук.
- Ну да.
- А где его родители?
Демьен пожал плечами, терпеливо напоминая себе, что эту историю тоже знают не все. Примерно половина из тех, кто сейчас при дворе, тех, кто постарше. Молодежи не до того, у них свои заботы.
- Розабелу замуж как выдали, особо печальной она не была. У нее сын родился. Один, больше не получилось, вроде как, там что-то при родах было. Потом муж ее умер, сын рос хорошим парнем. Он женился, внук у нее появился, а потом – а вот потом и произошло. Малышу, наверное, где два было. Иоанн всегда охоту любил, ну и племянника позвал, и жена его поехала, и ребенок… кабан – скотина умная и страшная, сам понимаешь.
Расмус кивнул.
Если лось страшен в своей дурости, то кабан… о, кабан – это очень серьезная зверюга. Умная, хитрая, а если ей причинили боль, то еще и отчаянная. И спокойно может из дичи стать охотником. Не один умник нашел свою кончину на кабаньих клыках.
Что уж там было на той охоте?
Иоанн загонял кабана, и как-то так вышло, что помчалась умная тварь именно туда, где отдыхали придворные. То ли егеря оплошали, то ли еще что – Рене точно не знал, его там не было. Но тогда эрра Розабелла лишилась и сына, и невестки. Внука та закрыла собой, сама погибла, а у мальчика с тех пор горб расти начал, и хорошо еще, что жив остался, прямо на них разъяренная скотина вылетела.
Расмус внимательно выслушал – и задал неожиданный вопрос.
- Может ли эрра считать Иоанна виновным в своих бедах и мстить ему?
Рене даже и растерялся от такого.
- Да кто ж их, баб, знает?
Может? Не может?
Что у бабы на уме, того и сорок мудрецов не разгадают.
- У меня полное ощущение, что она посчитала виновным в той трагедии Иоанна, и начала ему мстить. Может, и детей его убивала.
Рене только головой покачал.
- Ты говори, да не заговаривайся? Ума нет, что ли?
Расмус пожал плечами.
- У нее дома несколько склянок с ядами, и тот, которым Диану отравили – тоже. Зачем?
- Да кто ее знает?
- Взять бы ее, да поспрашивать, - мечтательно протянул Расмус.
- Это тебе и канцлер не одобрит, а уж королева и подавно.
Расмус это понимал. Но подозрения были, а что делать?
Как их подтвердить?
Пока неясно. Но следить он будет. Стоило лишь допустить, что эрра Розабелла творит большую часть всех этих гадостей, и все становилось на места.
- Ты с ней столько лет знаком, неужели ничего, и никогда…?
Рене подумал. Потом еще раз, для очистки совести.
- Знаком. И достаточно близко знаком, если понимаешь, о чем я.
- Эээээ? – удивился Расмус.
Рене пожал плечами.
- Встретились, порадовали друг друга, разошлись без ссор и скандалов. Это тоже важно, не со слугами же валяться, это уж и вовсе фу. Я за Розабеллой не наблюдал постоянно, но вроде ничего такого не было. Понимаешь?
Расмус понимал.
Где-то она себя должна была выдать. Но где и чем?
Следить – и еще раз следить! Где-то должен остаться след!
***
Мал клоп, да вонюч. Именно так Мария и подумала, увидев брата Тома.
Может, и знание, которое уже было, наложилось, а может, и инстинкты сработали, но появилось у нее впечатление чего-то такого, гадкого, нечистого, склизкого. Словно испанский слизень, здоровущий такой.
Вроде и ничего в нем такого нет, мужичок средних лет и средних размеров, со спины – вот как есть сантехник Витек из шестого подъезда. А все равно – гадко, гадко, ГАДКО!!!
И дотронуться до него даже палкой противно.
Сидит, глазами зыркает.
Мария коснулась камня на груди таким привычным жестом, что даже и не задумалась. Так раньше верующие за крест хватались… спаси меня и сохрани от всякой нечисти. Этот жест и привлек внимание брата Тома, а уж камень Многоликого он бы в любом виде опознал.
- Кто вы?
Тюремщик уже занес руку для оплеухи, но Мария остановила его коротким жестом,. Подошла поближе, вгляделась в лицо невзрачного человечка.
- Мне было даровано то, что ты пытался вырвать силой. Я – королева Мария.
Тома словно съежился.
- Я… я не пытался. Так получилось.
- Правда? Тебя силой заставляли? Твоей жизни угрожали?
Тома вильнул взглядом в сторону.
- Сначала да, а потом…
А потом втянулся. И оказалось, что так-то жить и удобно, и уютно, и безопасно. И жил он в свое удовольствие, не сильно задумываясь об этичности своей работы.
Так, наверное, и охрана концлагерей жила. Домой приходили с работы, детей целовали, и не думали о тех детях, которые умирали у них на глазах. Дома-то люди, а там… там – нет. Унтерменши, юберменши… как-то так? Хорошая градация для нелюдей.
Мария невольно подобрала юбку.
Понимала, что смысла нет, но все же спросила о том, о чем и до нее спрашивали.
- Совесть не мучила? Кошмары по ночам не снились?
Тома даже и не понял, о чем королева говорит.
Совесть? Кошмары?
Или это она о том парне, который повесился?
Мария молча отвернулась и вышла из камеры. Посмотрела на предстоятеля, пожала плечами.
- Многоликий от этого человека отвернулся. И мараться об него не захочет… как-то так.
- Вы уверены, ваше величество?
Мария развела руками.
- Он ваш. Он в воле мирского суда, к чему приговорите, то и получится.
Предстоятель медленно кивнул.
- Я понял, ваше величество. Я назначил прием на завтра, вы не будете возражать?
- Не буду, - отмахнулась Мария.
Побыстрее отстреляться и уехать – мечта. Домой бы. Скорее домой!
***
Тома смотрел вслед закрывшейся двери, и в груди мужчины поднималось возмущение.
Почему?!
ЗА ЧТО!?
ЗАААААА ЧТОООООО!???
Вой рвался из груди, надрывный, захлебывающийся, истошный и пронизывающий.
Истерика, крик, бешенство, все это вырвалось наружу, и захлестывало, и требовало… да что ж такое-то?!
Почему так?!
Почему – несправедливо?!
Почему одному Многоликий являет свою милость, вот просто так, а другой всю жизнь старается, пытается найти что-то важное, и ничего, НИЧЕГО не получает?!
И ладно бы человек!
БАБА!!!
Какая-то баба оказалась лучше него!!!
Задуматься, что его вроде как тоже женщина рожала, не мужчина? Только не в таком состоянии.
Тома задыхался от гнева, несправедливости, боли, ярости… в груди рос кроваво-алый ком боли. Но сильнее боли была обида.
Невероятная, невозможная обида на несправедливость.
Он всю свою жизнь потратил впустую, силился преодолеть нечто такое, а другим все досталось даром!
Винс мертв.
И Тома умирает.
И за чтоооооо?!
Рвануло изнутри стальными когтями, заставило подавиться криком… Тома так и умер с разинутым ртом, от разрыва сердца.
Многоликий все же явил ему свою милость, это была быстрая и чистая смерть, без пыток, без костра, но даже этого Тома не понял. Увы.
***
Предстоятель и предстоятельница расстарались на славу.
Храм Многоликого был убран цветами и ветвями, для Марии было приготовлено удобное кресло, больше похожее на небольшой диванчик, на таком и сутки просидишь – не устанешь, рядом, за ширмой, поставили столик с закусками, посадили нескольких монахов, чтобы помогали, если что.
Рядом с троном, у всех на виду, кристалл Многоликого.
Сейчас, когда он оказался на свету, все видят, как в нем танцуют сотни алых искорок.
Сотни двуипостасных, которые вернулись.
А рядом с храмом (предстоятель ОЧЕНЬ просил) лежит здоровущий дракон. И смотрит так, задумчиво, серьезно…
Явно думает о чистом и высоком. О полете, например. Хвостом ухо чешет, а хвостик такой, толщиной с хорошую сосну.
Или о мостовой,. Которую отмывали несколько часов, и только после этого дракон согласился туда улечься. А что? Ящеры – чистоплотные, кто не верит – ящер подробно объяснит!
