- Испей, государь.
Борис кубок одним глотком осушил, выдохнул.
- Вроде справились, дядька Егор?
- Справился ты, Боря. Государь Сокол тебя бы признал с радостью.
Переглянулись мужчины.
Сегодня власть государева еще больше укрепилась. А когда получит Борис хоть половину из того, что хочет, еще лучше будет. Есть дела, которые только в ведении государства быть обязаны. Шахты, оружие, часть торговли…
Государь Иоанн Иоаннович, не тем будь помянут, много чего из рук выпустил, ну и подобрали нити всякие разные… едва Бориса ими не удушили. А сейчас возможность появилась все утраченное вернуть, а то и чем полезным прирасти, и Борис от нее отказываться не собирался.
Сидел он на троне, воду пил мелкими глоточками, и думал – жаль, что Устя его сейчас не видела. Потом он жене все расскажет, ну так это все ж не то. А вот когда б она сама поприсутствовала… а чем его жена сейчас занимается? С бабушкой секретничает?
Сейчас передохнет он пару минут, да и к супруге пойдет.
Боярин Егор на Бориса посмотрел, встал, поклонился.
- Пойду я, пожалуй, государь?
- Иди, боярин. Да и я сейчас… пару минут еще посижу, да и ладно…
Поклонился боярин Пущин, да и вышел. А Борису и двигаться не хотелось.
Вот сидеть, смотреть на золотистые пылинки, которые в солнечном луче танцуют, и чувствовать умиротворение. Спокойствие и радость от хорошо проделанной работы.
Так редко это бывает, чтобы все – и сошлось, и срослось, и прошло почти идеально, так тяжко ему эта победа далась…
Борис даже и внимания не обратил, когда скрипнула дверь, приоткрылась едва слышно.
- Государь…
Вот тут Борис удивился даже. Не ждал он этого человека, эту…
- Боярыня Степанида? Чего тебе тут надобно?
Устя с коня спрыгнула, умное животное по крупу хлопнула.
Расседлать бы, напоить – некогда! Бегом ко входу кинулась. Какие там палаты?!
Подземный ход! Дверь дома чуть с петель не снесла, в подвал кинулась, на камень нажала, открылся проход – по нему Устя и побежала бегом.
Сарафан выше колен задрала, вовсе б его порвать, бегать мешает, в сторону душегрея полетела, летник за ней, куда-то венец делся – искать некогда. Коса по спине била, подхлестывала.
Быстрее, еще быстрее.
Ногу ушибла – даже внимания не обратила.
Не сломана ведь, бежать может?
Неважно все остальное! Успеть бы, только успеть… пусть Боря ее дурочкой назовет… да хоть что пусть выскажет! Лишь бы жив был!
Коридоры сами под ноги ложились, стелились послушно, да и в темноте Устя видела, ровно кошка. Жаль, нельзя на четыре лапы встать, кошки быстрее людей бегают…
Бегом, бегом… в горле бьется сердце, по щекам невольно слезы текут, грудь разрывается – какой уж тут воздух в подземных ходах! Да никакой, спертый, считай, и нет его…
Поворот, еще один – и вот перед ней выход в Сердоликовую палату.
Устя почти влетела в нее – и словно в давнем кошмаре…
Тогда она слишком поздно пришла. А сейчас…
Сейчас Боря с трона поднимается, а к нему боярыня Степанида подходит, и говорит что-то… неважно все!
Устя так заорала, что палаты дрогнули.
- НЕТ!!!
И вперед кинулась.
Не успела б она никогда, и быть беде, но потеплел на груди государя коловорот, так раскалился, что Борис невольно руку к груди вскинул, отшатнулся, не дотянулась до него Степанида сразу-то. А потом и поздно уж было.
Мир дрогнул и рассыпался в клочья для боярыни Пронской.
Сейчас, вот чуть-чуть… понятно же, мужчина сильнее, и с ней справится легко, а ей бы только два шага сделать. Буквально два шага, и когда отвернется государь, удар нанести, и клинок уже так удобно лег в руку, словно для нее и создан был, и…
- НЕТ!!!
Невольно на крик обернулась боярыня.
Устинья Алексеевна?
Да Степанида ее и не узнала сразу. Просто кинулось на нее что-то непонятное, рыжее или черное, растрепанное, грязное донельзя, чуть не одним прыжком половину палаты пролетело, повалило на пол, и покатились они, сцепившись, ровно две кошки.
Вылетел, зазвенел, покатился по полу наговорной ведьминский клинок.
Взвыла от ярости Степанида, отшвырнула от себя Устинью, а встать уже и не успела.
Это от бега да от ярости зашлась Устинья, а когда сцепились они с боярыней, о другом вспомнила.
Черный огонь полыхнул ярко-ярко.
Борис что есть силы ее в лицо ударил, прямо ногой, отшвырнул от Устиньи. Он тоже не сразу жену узнал, осознал не сразу, что она это.
Голос ее, а вид?!
Да на огороде пугала красивее стоят!
Пара секунд ему потребовалась, а когда выпал, покатился по полу клинок, и вовсе понятно стало.
Уж не колбасу сюда боярыня резать пришла, наверное, Борис клинок в угол пинком отшвырнул, да вмешаться в драку бабскую не успел, Степанида сильнее оказалась. Отбросила она Устинью, а встать уже и не успела.
Было уже с Устиньей такое один раз, когда не пожалела она татя.
Вот и сейчас…
Не разум сработал, сила быстрее ее оказалась, полыхнул под сердцем черный огонь яростный – и ему повинуясь, черным пеплом сердце Степаниды осыпалось.
Когда Борис ее ногой отбросил, да к Устинье обернулся, та уже мертвая падала.
- УСТЯ!!!
Жена на него посмотрела, а потом что-то поменялось в ее лице. То ли глаза перестали гореть дикой лесной зеленью, то ли само выражение лица изменилось – Устинья прямо на полу обмякла.
- Боренька… ЖИВОЙ!!!
Борис ее с пола подхватил на руки, на стражу рявкнул. Где они только копались, болваны!?
- Лекаря! ЖИВО!!!
В дверях заминка возникла, кто-то побежал, топая. Борис на Степаниду покосился, даже и не понял сразу, что мертва она.
- Эту – связать!
Устю трясло всю, она за него цеплялась, рыдала так, что Борису за жену страшно стало. Нет, не за ребенка, о малыше он в ту минуту и не думал даже, а вот жена… да что с ней такое!?
- Устя, Устёнушка… ну вот же я! Живой, все в порядке….
- Она…. Она убить шла!
И слезы потоком.
Борис глазами клинок поискал, сам встать не смог, куда уж тут, с супругой на руках, кивнул стрельцу ближайшему.
- Там нож в углу лежит, возьми осторожно, да сюда принеси. Отравлен может быть.
Устя рыдала безудержно, потом Адам пришел, за руку ее взял.
- Государыня, что случилось?
Ответа он от Бориса дождался.
- Я в палате был, ко мне боярыня Пронская вошла. Говорить начала, а тут Устя на нее и кинулась.
- Государыня, живот не болит? Не тянет?
Если что Устинью и могло остановить, так только этот вопрос. Женщина слезы вытерла, дышать глубоко принялась, вдох, второй…
- Не знаю... Боренька?!
Когда б все заново случилось, Устинья бы так же поступила. И ведьму не одолеть без нее было, и за мужа она кого угодно порвала бы, а … ребенок что?! Что с малышом ее?!
И такой жутью ледяной пробрало по позвоночнику…
- Дай-ка я тебя осмотрю, государыня.
Устя в Бориса так вцепилась, всем ясно стало: мужа она от себя не отпустит. Адам только хмыкнул, Борису бровями показал, что все в порядке, он женщину и так осмотрит. А что делать?
Беременность!
У баб и так-то мозга мало, а в это время и последние мозги куда-то деваются. Так чудят… что там боярыня Степанида! Адам и не такое видывал, насмотрелся! А уж как родят, там и молоко в голову ударяет, что ли? Мужчинам бедным только выть остается, что тем волкам!
ДурЯт бабы, еще как дурЯт, и ничего ты с ними не сделаешь. Терпеть надобно.
- А вот мы сейчас сюда перейдем, на лавку, - заворковал Адам, помогая Борису поудобнее перехватить жену. – Вот, ляжем, ножки вытянем, дадим мне животик ощупать… хороший у нас животик, мягкий…
Устя и не сомневалась в том.
Она молодая, здоровая, да и сила у нее немалая, выносит она ребеночка и рОдит легко. Чтобы волхва плод скинула, тот мертвым быть должен. Или уж вовсе беда какая случиться должна, чтобы у волхвы и на себя-то жизненных сил не хватило.
Да и что она такого делала, когда призадуматься? В возке она легко ехала. Ведьма ей урон нанести не успела сильный, все на себя бабушка приняла. Вот потом….
Верхом она скакала, а и то – уметь надобно! Дурак и на ровном месте себе бед накличет.*
*- все сильно зависит от самого человека. Теоретически – можно, практически – смотрите анализы и свою физическую форму. Кто-то беременным и на параплане летал, и ничего так. Прим. авт.
Бегом бежала?
Так не слишком-то далеко и бежать пришлось. И вот с боярыней она сцепилась, но та ее не успела в живот ударить, просто старалась от себя оторвать, отбросить… а вот силы потом сколько Устя выплеснула? Но… когда бабушке плохо стало, у нее и кровь носом шла, и голова кружилась, а Устинье вроде как и ничего?
Усталость есть, это понятно, но в общем Устинья себя хорошо чувствовала, она молодая, здоровая…
- Все равно, государыня, я бы вам посоветовал выпить успокоительное и поспать лечь.
Разумность совета Устя признала, настойку валерианы выпила, а спать наотрез отказалась.
- Боренька…
- Я с тобой побуду, солнце мое, никуда не уйду. Никогда.
Устинья со скамейки встать попробовала, пошатнулась, в мужа вцепилась. Потом вспомнила…
- Нож!
- Вот он лежит, Устёнушка.
Устя на клинок посмотрела.
Помнила она эту рукоять алую, до последней черточки помнила. А потому…
- Боренька, это надобно будет кузнецу отдать. Чтобы разбили, расплющили, в мелкую пыль растерли да переплавили. – И уже мужу на ушко, потихоньку. – Ведьмин это клинок, жертвы таким приносят.
Боря на нож посмотрел с отвращением.
- И меня им заколоть хотели?
А чего тут непонятного, можно и не объяснять. Не просто ж так пришла к нему боярыня Пронская? Где она, кстати?
- Мертвая она, государь, - один из стрельцов отозвался.
Борис и разбираться не стал, что да как, рукой махнул.
- Ну и пусть ее, палачу работы меньше. Репьеву скажите, пусть займется. Устя, почему ты прибежала так?
- Мне сердце неладное подсказало, – Устинья врать не стала… почти. Ее ж не спрашивали, где она была, когда беду почуяла, – бросила я все и к тебе побежала… вот и успела чудом.
Борис вспомнил, как Устя на боярыню кинулась… да уж! Не иначе - чудом!
Еще б минута…
Нож рядом лежал, острый, из стали каленой, отблескивал синеватыми искорками, такой меж ребер не вонзится, а нырнет.
- Устёнушка… счастье мое!
- Боренька, не уходи, пожалуйста, побудь со мной?
Как было жене в такой мелкой просьбе отказать? Боря и не подумал даже.
- Конечно, любимая. Пойдем, ты полежишь, я рядом побуду.
Адам посмотрел одобрительно.
- Ежели что, государь, я тоже… рядом побуду.
Борис ему кивнул с благодарностью, и с супругой за дверь вышел. Ежели кто и обратил внимание, что государыня вся грязная, да растрепанная, то промолчал разумно. Длинный язык-то, говорят, с головой укорачивают, так лучше самому его прикусить. Целее будешь.
В своих покоях Устя в мужа вцепилась – не отдерешь.
- Полежи со мной, Боренька…
С супругой спорить государь не стал, послушался, рядом лег, обнял ее.
- Устёнушка, ты ведь не всю правду мне рассказала. Верно?
- Не всю. Не стала я при других, - Устя тихо говорила, чтобы никто не услышал, даже ненароком. – Я просто видела… ты, и нож этот, и у меня на руках кровь… мне так страшно было, Боренька! До безумия страшно…
- Бедная моя девочка.
И так это было сказано, что Устинья снова разрыдалась. От облегчения.
Все хорошо, успела она. Не зря она бежала, летела, не зря… в последнюю минуту, считай! Боря ее долго утешал, по голове гладил, как маленькую… он бы и от другого утешения не отказался, да Адам шепнул, что лучше не надо бы. И так государыне тяжело пришлось, ни к чему еще добавлять.
Кое-как добралась до палат государевых Агафья, услышала от лекаря, что произошло, и на пороге чуть не осела, за сердце схватилась. Все же и у старой волхвы был свой предел, и сегодня она его перешла необратимо. Ей Адам и занялся.
Илья только ругался, понимая, что когда б не Устя…
Все рухнуть могло бы. Вообще все. Основа спокойствия в государстве – преемственность власти, да правитель умный, а такого и нет покамест. Устя еще когда родит, ребеночек еще пока вырастет… восемнадцать лет Борису обязательно прожить надо, а лучше б и поболее.
Обошлось…
И Слава Богу! Любому, в какого б человек не верил.
Но нажрался Илья в этот вечер от души. Да так, что с утра обнаружил себя почему-то в лодке, на пристани, и долго думал, чего его занесло туда.
Хорошо еще, купаться не полез, а мог бы…
Злое зелье – вино.
К вечеру боярин Репьев пришел, государю доложился честь по чести.
- Допросил я боярина Пронского, и слуг его, и в палатах кого потребовалось, государь. Когда дозволишь рассказать?
- Дозволю, - Борис на жену посмотрел вопросительно. Устя уж успокоилась, а все равно за него цеплялась, да Боря и не спорил. Ему и самому рядом с женой спокойнее было. – Послушаешь ли, радость моя?
- Послушаю, Боренька. Самой интересно, отчего боярыня покушаться на тебя решила, да как во всем этом замешана оказалась.
Боярин Репьев на государыню покосился, но промолчал. И государыня Любава делами государственными интересовалась живо, и эта – интересуется… ну так что ж? Главное, с советами да указаниями не лезет.
А еще Анфиса говорила, государь у них с Аникитой на свадьбе быть обещался, и крестным отцом ребеночку стать. Как уж она добилась этого, не сказала, а только понял боярин, что с государыней Устиньей договорилась невестушка. Ну… когда так – и ему не в тягость что-то рассказать.
- Присаживайся, Василий Никитич, рассказывай, да кваску себе налей, когда захочется.
Боярин не отказался. И кваску плеснул, и выпил – устал он за день, почитай, и не присел ни разу.
- Дело такое, государь. Боярыня Пронская с невесткой своей близка была. Как овдовела Степанида Пронская, так и завела она полюбовника молодого. Уж прости, государыня…
Устя только рукой махнула. Вот уж нашел, чем удивить, и не такого она в монастыре повидала.
- А молодых любовников прельщать надобно. Или самой моложе казаться, или деньгами их улещивать, или еще чем, подарками дорогими…
И с этим согласны были присутствующие. Любовь – там уж понятно, не знаешь, кого полюбишь, а просто так, плоть потешить? Мало кто из парней молодых на такое бесплатно пойдет.
- Вот, невестка ей и помогала. Или боярыня – невестке радела. Сводила она невестку свою с теми, кому услуги ведьминские были надобны. Список я составил, государь, вот, приказал перебелить начисто.
- Оставь, почитаю потом. Что за услуги?
- Ох, государь. Кому зелье надобно было, чтобы у мужа… твердость повышалась. Кому наоборот. Кто для молодости себе зелья брал, кто и приворотными не брезговал… там отдельно те, кто яды у ведьмы заказывал.
- Оставь, посмотрю. Потом решать будем, кого казнить, кого помиловать.
- Вот, государь, боярыне Пронской от того и денежка шла небольшая, да вкусная, и зелья ей ведьма давала бесплатно. А тут ведьме-то и конец настал. Может, поплакала бы боярыня Пронская, да и смирилась, но тут у нее, как на грех, любовь приключилась. А от любви дуреют бабы.
Устя с этим и спорить не собиралась.
Дуреют?
Не то слово, как дуреют… и рука сама собой на живот легла. Прости, малыш, дура у тебя мама. А только ежели бы опоздала она сегодня, ей бы потом жизнь не в жизнь была. Все одно бы сошла она в могилу за мужем любимым.
- Уж прости, государыня, а только… захотелось боярыне к себе любовника присушить. А ведьмы-то и нет, и получается у нее, что ты ведьму в могилу свела.
Борис кубок одним глотком осушил, выдохнул.
- Вроде справились, дядька Егор?
- Справился ты, Боря. Государь Сокол тебя бы признал с радостью.
Переглянулись мужчины.
Сегодня власть государева еще больше укрепилась. А когда получит Борис хоть половину из того, что хочет, еще лучше будет. Есть дела, которые только в ведении государства быть обязаны. Шахты, оружие, часть торговли…
Государь Иоанн Иоаннович, не тем будь помянут, много чего из рук выпустил, ну и подобрали нити всякие разные… едва Бориса ими не удушили. А сейчас возможность появилась все утраченное вернуть, а то и чем полезным прирасти, и Борис от нее отказываться не собирался.
Сидел он на троне, воду пил мелкими глоточками, и думал – жаль, что Устя его сейчас не видела. Потом он жене все расскажет, ну так это все ж не то. А вот когда б она сама поприсутствовала… а чем его жена сейчас занимается? С бабушкой секретничает?
Сейчас передохнет он пару минут, да и к супруге пойдет.
Боярин Егор на Бориса посмотрел, встал, поклонился.
- Пойду я, пожалуй, государь?
- Иди, боярин. Да и я сейчас… пару минут еще посижу, да и ладно…
Поклонился боярин Пущин, да и вышел. А Борису и двигаться не хотелось.
Вот сидеть, смотреть на золотистые пылинки, которые в солнечном луче танцуют, и чувствовать умиротворение. Спокойствие и радость от хорошо проделанной работы.
Так редко это бывает, чтобы все – и сошлось, и срослось, и прошло почти идеально, так тяжко ему эта победа далась…
Борис даже и внимания не обратил, когда скрипнула дверь, приоткрылась едва слышно.
- Государь…
Вот тут Борис удивился даже. Не ждал он этого человека, эту…
- Боярыня Степанида? Чего тебе тут надобно?
***
Устя с коня спрыгнула, умное животное по крупу хлопнула.
Расседлать бы, напоить – некогда! Бегом ко входу кинулась. Какие там палаты?!
Подземный ход! Дверь дома чуть с петель не снесла, в подвал кинулась, на камень нажала, открылся проход – по нему Устя и побежала бегом.
Сарафан выше колен задрала, вовсе б его порвать, бегать мешает, в сторону душегрея полетела, летник за ней, куда-то венец делся – искать некогда. Коса по спине била, подхлестывала.
Быстрее, еще быстрее.
Ногу ушибла – даже внимания не обратила.
Не сломана ведь, бежать может?
Неважно все остальное! Успеть бы, только успеть… пусть Боря ее дурочкой назовет… да хоть что пусть выскажет! Лишь бы жив был!
Коридоры сами под ноги ложились, стелились послушно, да и в темноте Устя видела, ровно кошка. Жаль, нельзя на четыре лапы встать, кошки быстрее людей бегают…
Бегом, бегом… в горле бьется сердце, по щекам невольно слезы текут, грудь разрывается – какой уж тут воздух в подземных ходах! Да никакой, спертый, считай, и нет его…
Поворот, еще один – и вот перед ней выход в Сердоликовую палату.
Устя почти влетела в нее – и словно в давнем кошмаре…
Тогда она слишком поздно пришла. А сейчас…
Сейчас Боря с трона поднимается, а к нему боярыня Степанида подходит, и говорит что-то… неважно все!
Устя так заорала, что палаты дрогнули.
- НЕТ!!!
И вперед кинулась.
Не успела б она никогда, и быть беде, но потеплел на груди государя коловорот, так раскалился, что Борис невольно руку к груди вскинул, отшатнулся, не дотянулась до него Степанида сразу-то. А потом и поздно уж было.
***
Мир дрогнул и рассыпался в клочья для боярыни Пронской.
Сейчас, вот чуть-чуть… понятно же, мужчина сильнее, и с ней справится легко, а ей бы только два шага сделать. Буквально два шага, и когда отвернется государь, удар нанести, и клинок уже так удобно лег в руку, словно для нее и создан был, и…
- НЕТ!!!
Невольно на крик обернулась боярыня.
Устинья Алексеевна?
Да Степанида ее и не узнала сразу. Просто кинулось на нее что-то непонятное, рыжее или черное, растрепанное, грязное донельзя, чуть не одним прыжком половину палаты пролетело, повалило на пол, и покатились они, сцепившись, ровно две кошки.
Вылетел, зазвенел, покатился по полу наговорной ведьминский клинок.
Взвыла от ярости Степанида, отшвырнула от себя Устинью, а встать уже и не успела.
Это от бега да от ярости зашлась Устинья, а когда сцепились они с боярыней, о другом вспомнила.
Черный огонь полыхнул ярко-ярко.
Борис что есть силы ее в лицо ударил, прямо ногой, отшвырнул от Устиньи. Он тоже не сразу жену узнал, осознал не сразу, что она это.
Голос ее, а вид?!
Да на огороде пугала красивее стоят!
Пара секунд ему потребовалась, а когда выпал, покатился по полу клинок, и вовсе понятно стало.
Уж не колбасу сюда боярыня резать пришла, наверное, Борис клинок в угол пинком отшвырнул, да вмешаться в драку бабскую не успел, Степанида сильнее оказалась. Отбросила она Устинью, а встать уже и не успела.
Было уже с Устиньей такое один раз, когда не пожалела она татя.
Вот и сейчас…
Не разум сработал, сила быстрее ее оказалась, полыхнул под сердцем черный огонь яростный – и ему повинуясь, черным пеплом сердце Степаниды осыпалось.
Когда Борис ее ногой отбросил, да к Устинье обернулся, та уже мертвая падала.
- УСТЯ!!!
Жена на него посмотрела, а потом что-то поменялось в ее лице. То ли глаза перестали гореть дикой лесной зеленью, то ли само выражение лица изменилось – Устинья прямо на полу обмякла.
- Боренька… ЖИВОЙ!!!
Борис ее с пола подхватил на руки, на стражу рявкнул. Где они только копались, болваны!?
- Лекаря! ЖИВО!!!
В дверях заминка возникла, кто-то побежал, топая. Борис на Степаниду покосился, даже и не понял сразу, что мертва она.
- Эту – связать!
Устю трясло всю, она за него цеплялась, рыдала так, что Борису за жену страшно стало. Нет, не за ребенка, о малыше он в ту минуту и не думал даже, а вот жена… да что с ней такое!?
- Устя, Устёнушка… ну вот же я! Живой, все в порядке….
- Она…. Она убить шла!
И слезы потоком.
Борис глазами клинок поискал, сам встать не смог, куда уж тут, с супругой на руках, кивнул стрельцу ближайшему.
- Там нож в углу лежит, возьми осторожно, да сюда принеси. Отравлен может быть.
Устя рыдала безудержно, потом Адам пришел, за руку ее взял.
- Государыня, что случилось?
Ответа он от Бориса дождался.
- Я в палате был, ко мне боярыня Пронская вошла. Говорить начала, а тут Устя на нее и кинулась.
- Государыня, живот не болит? Не тянет?
Если что Устинью и могло остановить, так только этот вопрос. Женщина слезы вытерла, дышать глубоко принялась, вдох, второй…
- Не знаю... Боренька?!
Когда б все заново случилось, Устинья бы так же поступила. И ведьму не одолеть без нее было, и за мужа она кого угодно порвала бы, а … ребенок что?! Что с малышом ее?!
И такой жутью ледяной пробрало по позвоночнику…
- Дай-ка я тебя осмотрю, государыня.
Устя в Бориса так вцепилась, всем ясно стало: мужа она от себя не отпустит. Адам только хмыкнул, Борису бровями показал, что все в порядке, он женщину и так осмотрит. А что делать?
Беременность!
У баб и так-то мозга мало, а в это время и последние мозги куда-то деваются. Так чудят… что там боярыня Степанида! Адам и не такое видывал, насмотрелся! А уж как родят, там и молоко в голову ударяет, что ли? Мужчинам бедным только выть остается, что тем волкам!
ДурЯт бабы, еще как дурЯт, и ничего ты с ними не сделаешь. Терпеть надобно.
- А вот мы сейчас сюда перейдем, на лавку, - заворковал Адам, помогая Борису поудобнее перехватить жену. – Вот, ляжем, ножки вытянем, дадим мне животик ощупать… хороший у нас животик, мягкий…
Устя и не сомневалась в том.
Она молодая, здоровая, да и сила у нее немалая, выносит она ребеночка и рОдит легко. Чтобы волхва плод скинула, тот мертвым быть должен. Или уж вовсе беда какая случиться должна, чтобы у волхвы и на себя-то жизненных сил не хватило.
Да и что она такого делала, когда призадуматься? В возке она легко ехала. Ведьма ей урон нанести не успела сильный, все на себя бабушка приняла. Вот потом….
Верхом она скакала, а и то – уметь надобно! Дурак и на ровном месте себе бед накличет.*
*- все сильно зависит от самого человека. Теоретически – можно, практически – смотрите анализы и свою физическую форму. Кто-то беременным и на параплане летал, и ничего так. Прим. авт.
Бегом бежала?
Так не слишком-то далеко и бежать пришлось. И вот с боярыней она сцепилась, но та ее не успела в живот ударить, просто старалась от себя оторвать, отбросить… а вот силы потом сколько Устя выплеснула? Но… когда бабушке плохо стало, у нее и кровь носом шла, и голова кружилась, а Устинье вроде как и ничего?
Усталость есть, это понятно, но в общем Устинья себя хорошо чувствовала, она молодая, здоровая…
- Все равно, государыня, я бы вам посоветовал выпить успокоительное и поспать лечь.
Разумность совета Устя признала, настойку валерианы выпила, а спать наотрез отказалась.
- Боренька…
- Я с тобой побуду, солнце мое, никуда не уйду. Никогда.
Устинья со скамейки встать попробовала, пошатнулась, в мужа вцепилась. Потом вспомнила…
- Нож!
- Вот он лежит, Устёнушка.
Устя на клинок посмотрела.
Помнила она эту рукоять алую, до последней черточки помнила. А потому…
- Боренька, это надобно будет кузнецу отдать. Чтобы разбили, расплющили, в мелкую пыль растерли да переплавили. – И уже мужу на ушко, потихоньку. – Ведьмин это клинок, жертвы таким приносят.
Боря на нож посмотрел с отвращением.
- И меня им заколоть хотели?
А чего тут непонятного, можно и не объяснять. Не просто ж так пришла к нему боярыня Пронская? Где она, кстати?
- Мертвая она, государь, - один из стрельцов отозвался.
Борис и разбираться не стал, что да как, рукой махнул.
- Ну и пусть ее, палачу работы меньше. Репьеву скажите, пусть займется. Устя, почему ты прибежала так?
- Мне сердце неладное подсказало, – Устинья врать не стала… почти. Ее ж не спрашивали, где она была, когда беду почуяла, – бросила я все и к тебе побежала… вот и успела чудом.
Борис вспомнил, как Устя на боярыню кинулась… да уж! Не иначе - чудом!
Еще б минута…
Нож рядом лежал, острый, из стали каленой, отблескивал синеватыми искорками, такой меж ребер не вонзится, а нырнет.
- Устёнушка… счастье мое!
- Боренька, не уходи, пожалуйста, побудь со мной?
Как было жене в такой мелкой просьбе отказать? Боря и не подумал даже.
- Конечно, любимая. Пойдем, ты полежишь, я рядом побуду.
Адам посмотрел одобрительно.
- Ежели что, государь, я тоже… рядом побуду.
Борис ему кивнул с благодарностью, и с супругой за дверь вышел. Ежели кто и обратил внимание, что государыня вся грязная, да растрепанная, то промолчал разумно. Длинный язык-то, говорят, с головой укорачивают, так лучше самому его прикусить. Целее будешь.
***
В своих покоях Устя в мужа вцепилась – не отдерешь.
- Полежи со мной, Боренька…
С супругой спорить государь не стал, послушался, рядом лег, обнял ее.
- Устёнушка, ты ведь не всю правду мне рассказала. Верно?
- Не всю. Не стала я при других, - Устя тихо говорила, чтобы никто не услышал, даже ненароком. – Я просто видела… ты, и нож этот, и у меня на руках кровь… мне так страшно было, Боренька! До безумия страшно…
- Бедная моя девочка.
И так это было сказано, что Устинья снова разрыдалась. От облегчения.
Все хорошо, успела она. Не зря она бежала, летела, не зря… в последнюю минуту, считай! Боря ее долго утешал, по голове гладил, как маленькую… он бы и от другого утешения не отказался, да Адам шепнул, что лучше не надо бы. И так государыне тяжело пришлось, ни к чему еще добавлять.
Кое-как добралась до палат государевых Агафья, услышала от лекаря, что произошло, и на пороге чуть не осела, за сердце схватилась. Все же и у старой волхвы был свой предел, и сегодня она его перешла необратимо. Ей Адам и занялся.
Илья только ругался, понимая, что когда б не Устя…
Все рухнуть могло бы. Вообще все. Основа спокойствия в государстве – преемственность власти, да правитель умный, а такого и нет покамест. Устя еще когда родит, ребеночек еще пока вырастет… восемнадцать лет Борису обязательно прожить надо, а лучше б и поболее.
Обошлось…
И Слава Богу! Любому, в какого б человек не верил.
Но нажрался Илья в этот вечер от души. Да так, что с утра обнаружил себя почему-то в лодке, на пристани, и долго думал, чего его занесло туда.
Хорошо еще, купаться не полез, а мог бы…
Злое зелье – вино.
***
К вечеру боярин Репьев пришел, государю доложился честь по чести.
- Допросил я боярина Пронского, и слуг его, и в палатах кого потребовалось, государь. Когда дозволишь рассказать?
- Дозволю, - Борис на жену посмотрел вопросительно. Устя уж успокоилась, а все равно за него цеплялась, да Боря и не спорил. Ему и самому рядом с женой спокойнее было. – Послушаешь ли, радость моя?
- Послушаю, Боренька. Самой интересно, отчего боярыня покушаться на тебя решила, да как во всем этом замешана оказалась.
Боярин Репьев на государыню покосился, но промолчал. И государыня Любава делами государственными интересовалась живо, и эта – интересуется… ну так что ж? Главное, с советами да указаниями не лезет.
А еще Анфиса говорила, государь у них с Аникитой на свадьбе быть обещался, и крестным отцом ребеночку стать. Как уж она добилась этого, не сказала, а только понял боярин, что с государыней Устиньей договорилась невестушка. Ну… когда так – и ему не в тягость что-то рассказать.
- Присаживайся, Василий Никитич, рассказывай, да кваску себе налей, когда захочется.
Боярин не отказался. И кваску плеснул, и выпил – устал он за день, почитай, и не присел ни разу.
- Дело такое, государь. Боярыня Пронская с невесткой своей близка была. Как овдовела Степанида Пронская, так и завела она полюбовника молодого. Уж прости, государыня…
Устя только рукой махнула. Вот уж нашел, чем удивить, и не такого она в монастыре повидала.
- А молодых любовников прельщать надобно. Или самой моложе казаться, или деньгами их улещивать, или еще чем, подарками дорогими…
И с этим согласны были присутствующие. Любовь – там уж понятно, не знаешь, кого полюбишь, а просто так, плоть потешить? Мало кто из парней молодых на такое бесплатно пойдет.
- Вот, невестка ей и помогала. Или боярыня – невестке радела. Сводила она невестку свою с теми, кому услуги ведьминские были надобны. Список я составил, государь, вот, приказал перебелить начисто.
- Оставь, почитаю потом. Что за услуги?
- Ох, государь. Кому зелье надобно было, чтобы у мужа… твердость повышалась. Кому наоборот. Кто для молодости себе зелья брал, кто и приворотными не брезговал… там отдельно те, кто яды у ведьмы заказывал.
- Оставь, посмотрю. Потом решать будем, кого казнить, кого помиловать.
- Вот, государь, боярыне Пронской от того и денежка шла небольшая, да вкусная, и зелья ей ведьма давала бесплатно. А тут ведьме-то и конец настал. Может, поплакала бы боярыня Пронская, да и смирилась, но тут у нее, как на грех, любовь приключилась. А от любви дуреют бабы.
Устя с этим и спорить не собиралась.
Дуреют?
Не то слово, как дуреют… и рука сама собой на живот легла. Прости, малыш, дура у тебя мама. А только ежели бы опоздала она сегодня, ей бы потом жизнь не в жизнь была. Все одно бы сошла она в могилу за мужем любимым.
- Уж прости, государыня, а только… захотелось боярыне к себе любовника присушить. А ведьмы-то и нет, и получается у нее, что ты ведьму в могилу свела.
