Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся…
И давит, и к волхве тянется… Агафья на колени упала.
Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.
Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек – он завсегда к черному колдовству податливее будет!
Агафья и не сомневалась ни минуты.
Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.
Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают…
Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.
- А сколько шума-то было.
Илья не торопясь, в ведьму второй болт выпустил.
Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье…
То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!
Авось, и не такое видел!
Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала…
Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.
- Бабушка, как ты?
Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.
Так-то… на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.
- Авось, поживем еще, внучка.
Илья тем временем к ведьме поближе подошел.
- НЕ ТРОНЬ!!!
Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.
- Да и не собирался я… - Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул…
- Устя, тут Варвара лежит! Раенская!
Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.
- Что с ней?
- Горло ей порвали.
- Туда и дорога гадине! Вылазь, давай! Крыша разгорается!
Уж и стены заниматься начали, и жар пошел… Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.
Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий…
Как бы получше… щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем…
Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит, человека себе подчинить, вот, как эту…
Вивея!?
Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея…
Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее…
- Илюшка!
- Что, сестрица?
- Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?
- Нет такого.
Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука – она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.
Устя на Книгу поглядела.
- Братик, ты с мечом лучше управишься…
- Чего надо, сестрица?
А что тут понадобиться может?
Илья примерился, да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее… Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья – да и в огонь ее зашвырнул, вместе с клинком.
И стояли они, покамест крыша не рухнула.
А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.
Проглянул в том дыму череп оскаленный – да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.
- Одной нечистью на земле меньше стало.
Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась…
- Бабушка… тебя бы на носилки, или как лучше... возок-то сюда проедет?
- Сейчас пригоним, - десятник откликнулся. – У них-то здесь и нет ничего…
- НЕТ?!
На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?
- А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли!? И…
На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.
- НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!
Подхватила она юбку – и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула – и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел…
Переглянулись стрельцы.
Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка.
- Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он – или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно…
Тут уж все поняли.
Подхватил один из стрельцов волхву на руки – и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.
Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит! Потом и солью это место посыпать, и освятить, для верности.
А сейчас…
Не догонят они государыню, только молиться и осталось.
Только бы успела она.
Только бы обошлось…
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает, и еще быстрее несет, а мне мало!
Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.
А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то, что я, недоучка… силой одарили меня, а ума не добавили!
А мне бы изначально подумать!
И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить, не знаешь уже…
Вивея Мышкина.
Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.
Или отцу ее, боярину Фоме…
Помню я его из той, черной моей жизни?
Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали… когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он… нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве…
Это в черной моей жизни было.
А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся… а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась, и…
Ведьмой стала.
В той жизни Сара и сама Книгой распорядилась, Еве передала, надо полагать, а та – дочери своей. Вот ведь изворот какой… чернокнижные ведьмы при дворе танцевали, да глазки царю строили, а волхву последнюю на костре сжечь собирались за ведьмовство.
Хорошо Федька все росское выполол, да и то… что он решал-то, малоумок несчастный? И подсказали, и направили…
А в этой жизни Книге новая кровь нужна была, новый Род, новая ведьма, ей покорная. И выбор на Вивею пал – почему?
А тоже несложно ответить. И злости у нее хватает, и ненависти, и терять ей нечего! Все одно, за пределами монастыря обречена она. Борис ей не простил бы, повесил. А стань она ведьмой, и уйти смогла бы, и отомстить… ну и Варваре мести хотелось больше жизни, тоже понятно. Все ее планы прахом пошли, все рухнуло в одночасье, мужа нет, Федьки нет, Любавы нет, сама она станет никем и ничем, а ведь сколько лет плела она паутину свою! Никто и не догадывался даже!
А меж тем…
Где Любава, там Варвара.
И подскажет, и поможет, и хвост поднесет, и прошение протолкнет… не власть? А что ж это тогда? Можно править на троне сидя, можно – за троном стоя. Вот, Варвара за ним и стояла. А сейчас всего лишилась она, ей не жить оставалось – умирать медленно. Внуками заниматься? Правнуков ждать?
Для такой, как она, это хуже железа каленого! Вот и решилась…
Сама бы она тоже Книгу взять могла, да возраст не тот уж, новая ведьма от нее на свет не появится, а это главное условие ритуала. Род ведьминский продолжаться должен, а какое уж тут продолжение?
Но ведь не только Варвара была!
Еще кто-то был, кто-то третий… и я бы на бабу поставила, озлобленную! Ежели рядом с домом ни коня нет, ни кареты, значит, привез туда кто-то и Варвару и Вивею, а потом уехал.
А кто?!
Мне только один человек на ум приходил. Тот, который знал, для чего у Евлалии клинок есть, тот, который тоже все теряет… потеряет в ближайшее время, и понимает это, который может одним ударом все разрушить…
Как и мне отомстить, и Россу пошатнуть?
Да только одним ударом.
История ведь стремится в то же русло вернуться, это как река, мы с Вереей Беркутовой землю тряхнули, реку развернули, вверх по течению прошли, а все ж она старается из пальцев вывернуться, ровно змея водяная, скользкая, укусить…
Ежели Бореньку убьют…
Вот тогда и в Россе смута начаться может… я хоть и непраздна, да мало ли что со мной случится? И дети – они ведь хрупкие, и о талантах моих не знает… не знала ведьма. Могли рискнуть, еще как могли!
И сердце в горле бьется, заходится…
Успеть бы!
Только бы успеть!
Жива-матушка, помоги!!!
Бояре собирались быстро, не тянули.
Борис вошел, когда все по местам расселись, на государя воззрились - что скажешь, царь-батюшка? Борис медлить не стал, незнанием томить тоже.
- Беда у нас, бояре. Войной на нас пойти хотели, да не честно, грудь в грудь, а в спину ударить, по-подлому…
Рассказывал он быстро и четко. И про Орден Чистоты Веры. И про замыслы магистра, про мощи отравленные, про корабли с рыцарями, про сражение в порту, в палатах государевых. Не упомянул о Божедаре только, не назвал богатыря, сказал, что наемников нанял, худое подозревая. Ни на кого полагаться нельзя было, потому как иные из бояр тоже в замыслах темных виновны.
Да-да, боярин Мышкин. И боярин Пронский. И боярин Изместьев. И боярин…
Названные бояре на колени падали, но покамест государь говорил – молчали. Понимали, что вытье пресекут сразу, вон как стрельцы смотрят зло. Только закричи – мигом своими зубами подавишься.
Но когда государь не приказывает их в подземелье тащить, да пытать, так может, потом выслушает? Или смилуется?
А вдруг?
А Борис щадить никого не собирался. Ему другого хотелось. Взял он запись допроса Истермана, боярину Пущину кивнул, мол, зачитай, Егор Иванович, а то у меня горло уже дерет. Сам молчал, на бояр смотрел, а Пущин читал, ухмылялся зло.
Он-то знал, когда иноземцы власть менять лезут, они это в своих интересах делают. А кто им помогает, обязательно в суп пойдет.
Предателей – в первую очередь на осине вздернут, судьба такая, Иудина!
Вот и зачитывал боярин, ухмылялся.
И список бояр зачитывал, которых казнить должны были. И список того, что у них отобрать хотели, да иноземным купцам передать. И список купцов иноземных…
Слушали бояре, в лицах менялись, за бороды хватались, но помалкивали. Понимали – не ко времени крик да лай будут.
Да и не врал Истерман. Такие вещи в записи попадались, что не придумаешь их так-то, знать надобно. И жуть брала.
Когда б удался заговор, все потоки денежные крупные в иноземных руках оказались бы, россам и ручейков бы не оставили. Так, лужицы от копытец козьих.
Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.
И тем, кто в заговоре участия не принимал – по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, и тем, кто участие принял.
Они ж не того хотели!
Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных… да что ж это делается-то, люди добрые!?
Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?
Надобно будет и поощрить кого…
Наконец дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся.
- Все ли слышали, бояре?
И слышали, и верили. И…
- Теперь-то что делать будем, государь?
Первым боярин Утятьев опомнился. И то… не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.
Борис его долго томить не стал.
- Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут… и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.
- Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали…
- Вот, доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, - Борис на предателей посмотрел. – Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то – смерть.
Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули – и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?
Когда б просто так государь их арестовать приказал… да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал… да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.
Казнит их государь?
Вот и пусть их, и не жалко даже. Скорее, интересно, что и кому достанется.
Борис еще раз милостей пообещал, боярину Пущину кивнул, и тот со стола свитки взял, печатью государя запечатанные. Каждому из бояр раздал по свитку с именем, заранее надписанным. Подготовился Борис к этому разговору, постарался.
- Вы, думные бояре, эти записи дома посмотрите. Там расписано и что у казны есть, и что вам предложить можно, и что казна бы хотела… посмотрите, подумайте, а потом и поговорим мы, чего впустую воздух-то гонять?
Это бояре поняли. А и то…
Награждать их вроде как и не за что, ничего такого они не сделали. А вот поменять одно на другое, или за выкуп чего хорошего взять… это они могли понять. И конечно, не до лая им стало, не до протестов каких – к чему? Мало ли, кого государь в темницу бросить приказал? Заслужили, значит. Все про то слышали. А сейчас надобно и о себе подумать.
Посмотреть, что государь предлагает, дома посидеть, может, посоветоваться с кем знающим… нет, не до споров тут. Не до ссор.
Без шума и крика расходились бояре.
Борис дождался, пока за последними вышедшими дверь закрылась, на трон почти без сил упал. Боярин Пущин в кубок воды холодной налил, царю протянул.
И давит, и к волхве тянется… Агафья на колени упала.
Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.
Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек – он завсегда к черному колдовству податливее будет!
Агафья и не сомневалась ни минуты.
Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.
Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают…
Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.
- А сколько шума-то было.
Илья не торопясь, в ведьму второй болт выпустил.
Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье…
То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!
Авось, и не такое видел!
Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала…
Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.
- Бабушка, как ты?
Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.
Так-то… на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.
- Авось, поживем еще, внучка.
Илья тем временем к ведьме поближе подошел.
- НЕ ТРОНЬ!!!
Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.
- Да и не собирался я… - Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул…
- Устя, тут Варвара лежит! Раенская!
Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.
- Что с ней?
- Горло ей порвали.
- Туда и дорога гадине! Вылазь, давай! Крыша разгорается!
Уж и стены заниматься начали, и жар пошел… Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.
Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий…
Как бы получше… щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем…
Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит, человека себе подчинить, вот, как эту…
Вивея!?
Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея…
Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее…
- Илюшка!
- Что, сестрица?
- Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?
- Нет такого.
Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука – она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.
Устя на Книгу поглядела.
- Братик, ты с мечом лучше управишься…
- Чего надо, сестрица?
А что тут понадобиться может?
Илья примерился, да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее… Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья – да и в огонь ее зашвырнул, вместе с клинком.
И стояли они, покамест крыша не рухнула.
А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.
Проглянул в том дыму череп оскаленный – да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.
- Одной нечистью на земле меньше стало.
Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась…
- Бабушка… тебя бы на носилки, или как лучше... возок-то сюда проедет?
- Сейчас пригоним, - десятник откликнулся. – У них-то здесь и нет ничего…
- НЕТ?!
На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?
- А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли!? И…
На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.
- НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!
Подхватила она юбку – и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула – и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел…
Переглянулись стрельцы.
Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка.
- Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он – или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно…
Тут уж все поняли.
Подхватил один из стрельцов волхву на руки – и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.
Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит! Потом и солью это место посыпать, и освятить, для верности.
А сейчас…
Не догонят они государыню, только молиться и осталось.
Только бы успела она.
Только бы обошлось…
Глава 11
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает, и еще быстрее несет, а мне мало!
Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.
А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то, что я, недоучка… силой одарили меня, а ума не добавили!
А мне бы изначально подумать!
И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить, не знаешь уже…
Вивея Мышкина.
Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.
Или отцу ее, боярину Фоме…
Помню я его из той, черной моей жизни?
Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали… когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он… нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве…
Это в черной моей жизни было.
А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся… а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась, и…
Ведьмой стала.
В той жизни Сара и сама Книгой распорядилась, Еве передала, надо полагать, а та – дочери своей. Вот ведь изворот какой… чернокнижные ведьмы при дворе танцевали, да глазки царю строили, а волхву последнюю на костре сжечь собирались за ведьмовство.
Хорошо Федька все росское выполол, да и то… что он решал-то, малоумок несчастный? И подсказали, и направили…
А в этой жизни Книге новая кровь нужна была, новый Род, новая ведьма, ей покорная. И выбор на Вивею пал – почему?
А тоже несложно ответить. И злости у нее хватает, и ненависти, и терять ей нечего! Все одно, за пределами монастыря обречена она. Борис ей не простил бы, повесил. А стань она ведьмой, и уйти смогла бы, и отомстить… ну и Варваре мести хотелось больше жизни, тоже понятно. Все ее планы прахом пошли, все рухнуло в одночасье, мужа нет, Федьки нет, Любавы нет, сама она станет никем и ничем, а ведь сколько лет плела она паутину свою! Никто и не догадывался даже!
А меж тем…
Где Любава, там Варвара.
И подскажет, и поможет, и хвост поднесет, и прошение протолкнет… не власть? А что ж это тогда? Можно править на троне сидя, можно – за троном стоя. Вот, Варвара за ним и стояла. А сейчас всего лишилась она, ей не жить оставалось – умирать медленно. Внуками заниматься? Правнуков ждать?
Для такой, как она, это хуже железа каленого! Вот и решилась…
Сама бы она тоже Книгу взять могла, да возраст не тот уж, новая ведьма от нее на свет не появится, а это главное условие ритуала. Род ведьминский продолжаться должен, а какое уж тут продолжение?
Но ведь не только Варвара была!
Еще кто-то был, кто-то третий… и я бы на бабу поставила, озлобленную! Ежели рядом с домом ни коня нет, ни кареты, значит, привез туда кто-то и Варвару и Вивею, а потом уехал.
А кто?!
Мне только один человек на ум приходил. Тот, который знал, для чего у Евлалии клинок есть, тот, который тоже все теряет… потеряет в ближайшее время, и понимает это, который может одним ударом все разрушить…
Как и мне отомстить, и Россу пошатнуть?
Да только одним ударом.
История ведь стремится в то же русло вернуться, это как река, мы с Вереей Беркутовой землю тряхнули, реку развернули, вверх по течению прошли, а все ж она старается из пальцев вывернуться, ровно змея водяная, скользкая, укусить…
Ежели Бореньку убьют…
Вот тогда и в Россе смута начаться может… я хоть и непраздна, да мало ли что со мной случится? И дети – они ведь хрупкие, и о талантах моих не знает… не знала ведьма. Могли рискнуть, еще как могли!
И сердце в горле бьется, заходится…
Успеть бы!
Только бы успеть!
Жива-матушка, помоги!!!
***
Бояре собирались быстро, не тянули.
Борис вошел, когда все по местам расселись, на государя воззрились - что скажешь, царь-батюшка? Борис медлить не стал, незнанием томить тоже.
- Беда у нас, бояре. Войной на нас пойти хотели, да не честно, грудь в грудь, а в спину ударить, по-подлому…
Рассказывал он быстро и четко. И про Орден Чистоты Веры. И про замыслы магистра, про мощи отравленные, про корабли с рыцарями, про сражение в порту, в палатах государевых. Не упомянул о Божедаре только, не назвал богатыря, сказал, что наемников нанял, худое подозревая. Ни на кого полагаться нельзя было, потому как иные из бояр тоже в замыслах темных виновны.
Да-да, боярин Мышкин. И боярин Пронский. И боярин Изместьев. И боярин…
Названные бояре на колени падали, но покамест государь говорил – молчали. Понимали, что вытье пресекут сразу, вон как стрельцы смотрят зло. Только закричи – мигом своими зубами подавишься.
Но когда государь не приказывает их в подземелье тащить, да пытать, так может, потом выслушает? Или смилуется?
А вдруг?
А Борис щадить никого не собирался. Ему другого хотелось. Взял он запись допроса Истермана, боярину Пущину кивнул, мол, зачитай, Егор Иванович, а то у меня горло уже дерет. Сам молчал, на бояр смотрел, а Пущин читал, ухмылялся зло.
Он-то знал, когда иноземцы власть менять лезут, они это в своих интересах делают. А кто им помогает, обязательно в суп пойдет.
Предателей – в первую очередь на осине вздернут, судьба такая, Иудина!
Вот и зачитывал боярин, ухмылялся.
И список бояр зачитывал, которых казнить должны были. И список того, что у них отобрать хотели, да иноземным купцам передать. И список купцов иноземных…
Слушали бояре, в лицах менялись, за бороды хватались, но помалкивали. Понимали – не ко времени крик да лай будут.
Да и не врал Истерман. Такие вещи в записи попадались, что не придумаешь их так-то, знать надобно. И жуть брала.
Когда б удался заговор, все потоки денежные крупные в иноземных руках оказались бы, россам и ручейков бы не оставили. Так, лужицы от копытец козьих.
Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.
И тем, кто в заговоре участия не принимал – по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, и тем, кто участие принял.
Они ж не того хотели!
Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных… да что ж это делается-то, люди добрые!?
Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?
Надобно будет и поощрить кого…
Наконец дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся.
- Все ли слышали, бояре?
И слышали, и верили. И…
- Теперь-то что делать будем, государь?
Первым боярин Утятьев опомнился. И то… не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.
Борис его долго томить не стал.
- Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут… и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.
- Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали…
- Вот, доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, - Борис на предателей посмотрел. – Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то – смерть.
Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули – и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?
Когда б просто так государь их арестовать приказал… да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал… да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.
Казнит их государь?
Вот и пусть их, и не жалко даже. Скорее, интересно, что и кому достанется.
Борис еще раз милостей пообещал, боярину Пущину кивнул, и тот со стола свитки взял, печатью государя запечатанные. Каждому из бояр раздал по свитку с именем, заранее надписанным. Подготовился Борис к этому разговору, постарался.
- Вы, думные бояре, эти записи дома посмотрите. Там расписано и что у казны есть, и что вам предложить можно, и что казна бы хотела… посмотрите, подумайте, а потом и поговорим мы, чего впустую воздух-то гонять?
Это бояре поняли. А и то…
Награждать их вроде как и не за что, ничего такого они не сделали. А вот поменять одно на другое, или за выкуп чего хорошего взять… это они могли понять. И конечно, не до лая им стало, не до протестов каких – к чему? Мало ли, кого государь в темницу бросить приказал? Заслужили, значит. Все про то слышали. А сейчас надобно и о себе подумать.
Посмотреть, что государь предлагает, дома посидеть, может, посоветоваться с кем знающим… нет, не до споров тут. Не до ссор.
Без шума и крика расходились бояре.
Борис дождался, пока за последними вышедшими дверь закрылась, на трон почти без сил упал. Боярин Пущин в кубок воды холодной налил, царю протянул.
