С его точки зрения, всех торговцев дурманом надо бы подвесить за ноги и запихивать в них эту дрянь. Пока не подохнут!
Или еще чего придумать… а уж учитывая, что себя, любимых, фереи берегли и для работы с дурманом использовали пленных русин…
Убивал бы!
Медленно и мучительно…
Даже к набегам Валежный относился лояльнее… а эта дрянь шла в Чилиан, потом опять в Русину, медленно убивая, калеча, сводя с ума…
Отказали?
Не обессудьте!
Валежный отдал приказ никого не жалеть – и снова казаки двинулись на приступ.
Хлестнули пулеметы, как сверху, так и из селения. Но Ривалек никогда не осаждали. Он был слишком далеко, обычно война прекращалась раньше. Здесь не было по-настоящему обстрелянных воинов. Здесь не было таких укреплений, как в Халахан-Варте. Здесь Шахры-бека не было, коли на то пошло. Погиб при штурме Халахан-Варта.
Селение продержалось несколько часов, а потом снова началась резня. Хотя в этот раз русины были настроены более мирно.
И все равно…
Уцелели немногие, в основном, женщины и дети, те, кто спрятался по подвалам и сараям, те, кого пощадила шальная пуля…
Кровь, грязь, смерть…
Крики женщин, до которых дорвались разгоряченные солдаты, Валежный поморщился – и решил все равно не вмешиваться. Гадко?
А не гадко надевать золото, в чужой крови вымоченное? Не жгло? То-то и оно…
К вечеру из селения выкинули кучку уцелевших. Им (Валежный все же проиграл своей совести) выдали теплую одежду, дали несколько осликов, чтобы посадить детей, и даже дали немного денег. Пес с ними…
Все равно в селении взяли столько, что Антон лишь головой покачал. Он, конечно, не бухгалтер, но интендант, который остался при нем, потирал руки. И уверял, что взятого хватит на прокорм войска. Уж до лета – точно.
А летом?
А до лета еще дожить надо. Потому как зиму Валежный проводит в горах, а весной собирался спуститься на равнины…
Надо разбираться с освобожденцами.
Надо…
Фереи прислали парламентеров спустя два дня после взятия Ривалека.
Шестеро седобородых старцев час стояли на коленях у границы лагеря, прежде, чем Валежный решил снизойти и выйти.
Его это коробило, унижение старости – гадость. Но – иначе просто не поймут.
И выйти следовало строго определенным образом. При всем параде, со свитой… все правильно.
Горе побежденным.
Победа одних, поражение других, все это нарочито, подчеркнуто, ярко…
- Что вам угодно?
Один из стариков поднял голову. Валежный подумал, что ему уже лет под сто, как бы не больше. Дряхлый, аж рассыпается…
- Генерал, ты идешь по нашим горам, словно великан. Ты повергаешь ниц своих врагов. Мы умоляем тебя уйти… хватит жертв. Хватит горя…
Валежный хмыкнул.
- Когда вы несли горе в наши дома, вы не слушали никого. Почему я должен вас послушать?
- Потому что твой дом в огне, генерал. Ты можешь сжечь наши дома, но и свой ты не спасешь.
Валежный нахмурился.
- Все верно. Я сожгу ваши дома и уйду через горы. В Чилиан. Меня пропустят, даже не сомневайтесь. А Русина пусть горит – не я ее поджигал.
- Но стоит ли тогда….
- Стоит, старик. Мне столько раз не давали этого сделать, - кровожадную улыбку Валежного можно было помещать на плакаты и пугать детей по ночам, - что сейчас я хочу отыграться напоследок. Даже если и сдохну – то со вкусом вашей крови на губах!
- Мы умоляем тебя остановиться.
- Вас не трогали чужие мольбы…
- Чего ты хочешь, генерал?
- Я уже сказал, - поморщился Валежный. Вот ведь народ!
Все и всё прекрасно понимают, но вилять и изворачиваться будут до последнего. А смогут ударить в спину – ударят. И яду подсыплют, и еще как нагадят…
Торг продолжался несколько дней и завершился разгромной победой Валежного.
Его армия до конца не уходила из гор. Все селения, в которые ступила нога русина, оставались за русинами. И там будут жить – заложники.
По десять человек от каждого рода.
Десять человек.
Не просто мужчины, а женщины и дети… подло?
Ничего, авось так вы удержитесь от подлостей! Зная, что их головы полетят первыми.
Потому что командовать парадом Валежный поставил Али-хана. Али-хан, собственно, был таким же, как Барза-бек, только с другой стороны медали.
Беременная русинка умудрилась убить хозяина и бежать из гор.
Невозможно?
Да! Особенно когда тебе четырнадцать лет, когда ты еще ребенок, когда тебя не воспринимают всерьез. Но ей это удалось. И Али-хан, названный так в память о горах, отлично знал историю своей матери.
И очень не любил фереев.
Прекрасно знал язык, обычаи, знал, на что надавить, как погладить… и ненавидел тех, кто стал причиной ее боли!
Русинка выбралась к своим, вышла замуж – за такое сокровище казаки просто передрались, это ж не жена, а сказка! Такая не просто детей – богатырей подарит! Али-хан вырос с отчимом, который никому и никогда не позволял обидеть его мать. И сам Али-хан драться научился, и в семье его любили, и постоять он за себя мог.
И все равно – ненавидел.
Потому что знал, как убили его деда и бабку. Как убивали дядьев и теток. Как оставили его мать, потому что та была действительно красива, и подарили толстому гадкому старику. Как мать все время притворялась, что слабая, глупая, ничтожная и несчастная. Как готовилась к побегу.
Как убивала, как травила собак, как пустила погоню по ложному следу – чего ей это стоило в горах! Как шла одна по горным тропам…
Вышла и выжила она чудом.
Одна, беременная… и у чуда было имя. Имя ее отца, ее деда, прадеда… не просто так извели под корень ее род. Старинный род, в котором первой игрушкой даже девочкам давали деревянный кинжал, а второй – боевой.
Горцы тоже знали эту историю. И были очень недовольны. Но Валежному было плевать.
Али-хан справится. А он побудет здесь еще месяц, соберет выкуп (война должна быть выгодной, вы нас сами этому научили, неуважаемые) – и вернется к весне на равнины.
Его ждут освобожденцы.
Свободные герцогства.
- Что со Станиславом?
Зинаида искренне удивилась, не обнаружив доктора на его законном месте.
Берта, которая теперь намного лучше относилась к девушке, мимоходом сунула Полкану в пасть что-то вкусное, потрепала собаку по голове – и разъяснила.
- Приболел. Обещал скоро вернуться.
- Как же так? - расстроилась Ида.
- А вот так! Сама знаешь, привык на холод выскакивать, а тут натопили, помнишь?
- Помню. На пол можно было рыбу поставить на сковородке. Мигом бы поджарилась.
- Вот-вот… Здесь-то тепло, а он раздетый выскочил. Вот и просквозило.
Ида кивнула.
- Понятно… кто ж сегодня на замене?
- Доктор Ив.
- ФУ! – от души высказалась девушка.
- Я вам не нравлюсь? Жама, вы разбиваете мне сердце…
Ида повернулась. Доктор Ив ей не нравился?
Что вы, это еще очень слабо сказано! Ее бы воля – она бы доктора Ива Решье натерла на терке. Уроженец Ламермура искренне считал себя неотразимым. И не отказывал себе в удовольствии.
Да, и отказов он тоже не понимал.
У Зинаиды роль дуэньи отлично играл Полкан. Стоило милому песику вопросительно сказать: «РРРРР?» глядя в строго определенную область мужского организма (сам мужик, все понимаю, ежели надо операцию произвести, по откусыванию), как организм тут же отступил назад. И больше рук не распускал.
А то вздумал по попке хлопать!
Нашел крестьянку! Ида тогда так ошалела от наглости, что сразу даже пощечину негодяю не дала. А вот Полкан не растерялся, умничка зубастая!
И вот бывает же такое… хоть и свиньей доктор был по отношению к дамам, но руки у него были золотые. Не отнять… еще бы он их не распускал, паразит!
- Доктор Ив, мое отношение к вам, как к человеку, не обязано обсуждаться на работе, - поставила его на место Ида.
- А в нерабочее время? Может, я могу пригласить вас в синематограф? И попробовать изменить ваше отношение?
Уже прогресс.
Других сестер милосердия он приглашал в свободную палату. И отношение искал под юбкой.
- Полкан будет счастлив, - парировала Ида. – В синематографе он еще никого не загрыз.
Доктор поскучнел.
- Ида, вы разбиваете мне сердце.
- Не сомневаюсь, доктор, вы сможете себя исцелить, - парировала девушка.
Берта фыркнула.
К ней-то как раз Ив не подкатывал. Хотел, но умничка Берта один раз попросила мужа встретить ее с работы. При виде двухметрового грузчика с плечами не про всякую дверь, доктор Ив погрустнел, поскучнел – и решил, что стоит уважать святость семейных уз.
А то ведь могут и не откачать.
Остальным сестрам милосердия доставалось. И ведь не жаловались… место хорошее, работа спокойная, уволят – куда идти?
Проще уж перетерпеть…
Зинаида это видела, но что тут поделаешь? Убивать разве что… и похлеще видела, и слышала… в каком же чудесном мире она жила!
Тихом, спокойном, защищенном!
И как же тяжело жить на свете, если у тебя нет сильной родни, денег, власти, если ты – обычный человек…
Очень страшно.
- Ладно, - вздохнул доктор Ив, - давайте работать. Вот, еще одного привезли… похоже, ногу раздробил… Ида, готовьтесь. Будете помогать на ампутации.
Берта посмотрела на Иду сочувственным взглядом.
Зинаида пожала плечами.
Ее это как-то не пугало. Кровь, грязь, внутренности… что такого? Все из этого состоят… жаль, она оперировать не может. А было интересно…
Станислава не было и на следующий день.
И еще один…
И Ида решилась.
- Понимаешь, Полкаша, - объясняла она собаке, направляясь после работы к знакомому дому. – Конечно, это не принято. И вообще, девушки из приличных семей так не поступают. Но вдруг ему помощь нужна?
Полкан был согласен.
Суки за кобелями не бегают, это верно. Но у людей все как-то сложно, а хозяйка всегда права! Это же понятно! Значит, пусть сходит. В обиду он ее не даст, это уж точно.
Жом Лешек встретил Иду, как родную.
- Дня доброго, тора. К дохтуру?
- К нему, жом Лешек, - легко вспомнила имя Зинаида.
- А он, почитай, третий день не показывается…
- На работе он сказал, что заболел, - Ида серьезно посмотрела на дворника. – Но болезнь – это серьезно. Вы меня к нему не проводите?
Крысы и жуткая лестница ей и в первый раз не понравились. И сейчас тоже…
Жом Лешек как-то похабно улыбнулся, но скабрезных шуток решил не отпускать. Ида к ним как-то не располагала.
Вот и дверь.
Лешек заколотил в нее, что есть сил.
- Дохтур! Открывай, к тебе пришли!!!
Ида прислушивалась.
Тишина.
- Дохтур!!!
- Он не выходил никуда? – резко спросила Зинаида.
- Нет, тора. Я б знал… как пришел, так и третий день у себя.
- Домовладельца сюда. С ключами. Немедленно!
Когда Ида начинала распоряжаться таким тоном….
А она начинала? Она и не помнила за собой такого. Но видимо, от Аделины Шеллес-Альденской она унаследовала не только светлые волосы и голубые глаза.
Жом Лешек ссыпался по лестнице, словно за ним гнался очень разъяренный Полкан.
- Гав? – спросил собакин.
- Надо открыть и посмотреть, - просто объяснила Ида. – Я волнуюсь.
Полкан принюхался – и кивнул головой.
Надо открыть. Эх, ну что за невезение у людей? Ни слуха, ни нюха… вот затем им собаки и даны! Чтобы хоть как-то компенсировать свою ущербность!
Домовладелица появилась через двадцать минут. Ида посмотрела – и передумала скандалить. По лестнице, пыхтя и отдуваясь воздвигала себя туша кита. Или моржа. Или…
Что-то очень крупное и в оборочках. Глаз толком не видно, зато подбородков штук шесть.
- Что это вы тут затеяли, тора?
Ида выпрямилась. Тон записной склочницы явственно говорил, что без боя та не сдастся. Это что же ей сказал жом Лешек, что она решила сюда подняться?
- Что Я тут затеяла, жама? Немедленно открывайте дверь! Вы хоть понимаете, что человеку может быть плохо? Вам нужны проблемы с полицией, если у вас тут мертвец обнаружится?
- С чего бы это ему помереть? Можа, наоборот, он к себе какую девку пригласил, а вы сейчас ей волосья драть будете? – заворчала жама, приближаясь к двери и доставая ключи.
Ида сдвинула брови.
- Любезнейшая, мне важно не ваше мнение, а ваши действия.
- Чаво?
- Таво! – рявкнула выведенная из себя великая княжна. – Дай сюда ключ! Немедленно!
Жама и не поняла, как у нее из рук выдернули железку. Хотела, было, двинуться вперед и разъяснить нахалке, кто тут главный, но вовремя заметила Полкана.
- Р-ры? – уточнил кобель.
Тон его сомнений не оставлял. Прокусит.
Даже через толстый-толстый слой сала. Наши дворняги не привыкли отступать перед трудностями… догрызется! Прогрызет!
- Ой…. – сказала тетка.
Зинаида тем временем попала ключом в замочную скважину – и распахнула дверь в комнату.
Холодно там было – как на улице. Даже при закрытом окне.
Станислав лежал на кровати под тремя одеялами (всеми, которые нашлись). И что-то говорил.
Ида прислушалась.
- Две ложки хины… нет, не надо… я сказал – Римма…
Не понять. Ничего не понять… да и ни к чему. Потому что температура у бедняги – жуткая. А рядом даже воды нет…
- Ах вы…
Все приличные слова у Зинаиды куда-то делись.
Станислав третий день валяется трупом, воды подать некому, а этой твари…
Да что тебе – сложно задницу поднять!?
Рычание у Зинаиды получилось не хуже, чем у Полкана. Пес аж попятился. А домовладелица – тем более. И правильно сделала.
Ида сейчас бы ее с лестницы спустила, не задумалась. И плевать на разницу в весовых категориях – шар катить удобнее!
- Жом Лешек!
- Да, тора…
- Немедленно! Найти мне карету и двоих сильных мужчин! Я больного человека в этом гадюшнике не оставлю!!!
- А…
Зря хозяйка открыла рот.
Ида вызверилась на нее так, что и Полкан завистливо вздохнул.
- Ты сейчас закроешь за нами эту дверь. И если не дай Творец отсюда хоть щепка пропадет из вещей доктора – я тебя за воровство посажу! И молись, чтобы он выжил! В противном случае ты за убийство сядешь…
- Да какое убийство?!
- С особой жестокостью! Человек три дня в горячке, ей даже посмотреть что да как лень! Сама дойти не можешь – дворника б послала или служанку, чай, не переломится! И молчи, пока я сюда полицию не прислала! И не заставила регистрацию у всех жильцов проверять!
Ида уже знала, чем можно пригрозить.
Тетка умолкла и вымелась за дверь.
Девушка вздохнула – и положила руку на лоб Станислава. Мужчина, почувствовав прохладу, потянулся к ней всем лицом, зарылся в ее ладонь, словно маленький. Так и не приходя в себя…
- Ничего, жом. Справимся. Я вас тут не брошу. И плевать на приличия!
- РРРгав! – подтвердил Полкан.
Прррриличия еще какие-то выдумали!
Спасай кобеля, подохнет ведь! А от него щенята могут быть хорошие!
Ида покосилась на собаку, но промолчала.
Будут ее тут всякие мохнатые учить жизни… хвост не дорос! И клыки – тоже! Вот!
Да где ж там этот дворник!?
Долго ждать не пришлось, и Ида, удивляясь сама себе, уселась в карету.
Это – она?!
Она командует мужчинами, она требует грузить аккуратнее, она спокойно раздает медь направо и налево, она садится в карету, аккуратно придерживая больное тяжелое тело.
Кстати – неодетое.
В одном нижнем белье.
Станислав как-то не подумал, что его будут грузить или перетаскивать, и не оделся. А Ида решила не заморачиваться. Укутать потеплее, а дома все равно раздевать.
А ведь еще пару лет тому назад…
Что-то с ней Анна такое сделала. И нет, речь не о ране, и не о спасении. Словно какие-то цепи с нее упали. Тяжеленные… она их и не замечала, а сейчас так легко двигаться!
Легко, спокойно, а главное – правильно. И почему-то Иде кажется, что Анна бы одобрила. Надо помогать людям! Особенно когда они сами себе помочь не могут.
Или еще чего придумать… а уж учитывая, что себя, любимых, фереи берегли и для работы с дурманом использовали пленных русин…
Убивал бы!
Медленно и мучительно…
Даже к набегам Валежный относился лояльнее… а эта дрянь шла в Чилиан, потом опять в Русину, медленно убивая, калеча, сводя с ума…
Отказали?
Не обессудьте!
Валежный отдал приказ никого не жалеть – и снова казаки двинулись на приступ.
Хлестнули пулеметы, как сверху, так и из селения. Но Ривалек никогда не осаждали. Он был слишком далеко, обычно война прекращалась раньше. Здесь не было по-настоящему обстрелянных воинов. Здесь не было таких укреплений, как в Халахан-Варте. Здесь Шахры-бека не было, коли на то пошло. Погиб при штурме Халахан-Варта.
Селение продержалось несколько часов, а потом снова началась резня. Хотя в этот раз русины были настроены более мирно.
И все равно…
Уцелели немногие, в основном, женщины и дети, те, кто спрятался по подвалам и сараям, те, кого пощадила шальная пуля…
Кровь, грязь, смерть…
Крики женщин, до которых дорвались разгоряченные солдаты, Валежный поморщился – и решил все равно не вмешиваться. Гадко?
А не гадко надевать золото, в чужой крови вымоченное? Не жгло? То-то и оно…
К вечеру из селения выкинули кучку уцелевших. Им (Валежный все же проиграл своей совести) выдали теплую одежду, дали несколько осликов, чтобы посадить детей, и даже дали немного денег. Пес с ними…
Все равно в селении взяли столько, что Антон лишь головой покачал. Он, конечно, не бухгалтер, но интендант, который остался при нем, потирал руки. И уверял, что взятого хватит на прокорм войска. Уж до лета – точно.
А летом?
А до лета еще дожить надо. Потому как зиму Валежный проводит в горах, а весной собирался спуститься на равнины…
Надо разбираться с освобожденцами.
Надо…
***
Фереи прислали парламентеров спустя два дня после взятия Ривалека.
Шестеро седобородых старцев час стояли на коленях у границы лагеря, прежде, чем Валежный решил снизойти и выйти.
Его это коробило, унижение старости – гадость. Но – иначе просто не поймут.
И выйти следовало строго определенным образом. При всем параде, со свитой… все правильно.
Горе побежденным.
Победа одних, поражение других, все это нарочито, подчеркнуто, ярко…
- Что вам угодно?
Один из стариков поднял голову. Валежный подумал, что ему уже лет под сто, как бы не больше. Дряхлый, аж рассыпается…
- Генерал, ты идешь по нашим горам, словно великан. Ты повергаешь ниц своих врагов. Мы умоляем тебя уйти… хватит жертв. Хватит горя…
Валежный хмыкнул.
- Когда вы несли горе в наши дома, вы не слушали никого. Почему я должен вас послушать?
- Потому что твой дом в огне, генерал. Ты можешь сжечь наши дома, но и свой ты не спасешь.
Валежный нахмурился.
- Все верно. Я сожгу ваши дома и уйду через горы. В Чилиан. Меня пропустят, даже не сомневайтесь. А Русина пусть горит – не я ее поджигал.
- Но стоит ли тогда….
- Стоит, старик. Мне столько раз не давали этого сделать, - кровожадную улыбку Валежного можно было помещать на плакаты и пугать детей по ночам, - что сейчас я хочу отыграться напоследок. Даже если и сдохну – то со вкусом вашей крови на губах!
- Мы умоляем тебя остановиться.
- Вас не трогали чужие мольбы…
- Чего ты хочешь, генерал?
- Я уже сказал, - поморщился Валежный. Вот ведь народ!
Все и всё прекрасно понимают, но вилять и изворачиваться будут до последнего. А смогут ударить в спину – ударят. И яду подсыплют, и еще как нагадят…
Торг продолжался несколько дней и завершился разгромной победой Валежного.
Его армия до конца не уходила из гор. Все селения, в которые ступила нога русина, оставались за русинами. И там будут жить – заложники.
По десять человек от каждого рода.
Десять человек.
Не просто мужчины, а женщины и дети… подло?
Ничего, авось так вы удержитесь от подлостей! Зная, что их головы полетят первыми.
Потому что командовать парадом Валежный поставил Али-хана. Али-хан, собственно, был таким же, как Барза-бек, только с другой стороны медали.
Беременная русинка умудрилась убить хозяина и бежать из гор.
Невозможно?
Да! Особенно когда тебе четырнадцать лет, когда ты еще ребенок, когда тебя не воспринимают всерьез. Но ей это удалось. И Али-хан, названный так в память о горах, отлично знал историю своей матери.
И очень не любил фереев.
Прекрасно знал язык, обычаи, знал, на что надавить, как погладить… и ненавидел тех, кто стал причиной ее боли!
Русинка выбралась к своим, вышла замуж – за такое сокровище казаки просто передрались, это ж не жена, а сказка! Такая не просто детей – богатырей подарит! Али-хан вырос с отчимом, который никому и никогда не позволял обидеть его мать. И сам Али-хан драться научился, и в семье его любили, и постоять он за себя мог.
И все равно – ненавидел.
Потому что знал, как убили его деда и бабку. Как убивали дядьев и теток. Как оставили его мать, потому что та была действительно красива, и подарили толстому гадкому старику. Как мать все время притворялась, что слабая, глупая, ничтожная и несчастная. Как готовилась к побегу.
Как убивала, как травила собак, как пустила погоню по ложному следу – чего ей это стоило в горах! Как шла одна по горным тропам…
Вышла и выжила она чудом.
Одна, беременная… и у чуда было имя. Имя ее отца, ее деда, прадеда… не просто так извели под корень ее род. Старинный род, в котором первой игрушкой даже девочкам давали деревянный кинжал, а второй – боевой.
Горцы тоже знали эту историю. И были очень недовольны. Но Валежному было плевать.
Али-хан справится. А он побудет здесь еще месяц, соберет выкуп (война должна быть выгодной, вы нас сами этому научили, неуважаемые) – и вернется к весне на равнины.
Его ждут освобожденцы.
Свободные герцогства.
- Что со Станиславом?
Зинаида искренне удивилась, не обнаружив доктора на его законном месте.
Берта, которая теперь намного лучше относилась к девушке, мимоходом сунула Полкану в пасть что-то вкусное, потрепала собаку по голове – и разъяснила.
- Приболел. Обещал скоро вернуться.
- Как же так? - расстроилась Ида.
- А вот так! Сама знаешь, привык на холод выскакивать, а тут натопили, помнишь?
- Помню. На пол можно было рыбу поставить на сковородке. Мигом бы поджарилась.
- Вот-вот… Здесь-то тепло, а он раздетый выскочил. Вот и просквозило.
Ида кивнула.
- Понятно… кто ж сегодня на замене?
- Доктор Ив.
- ФУ! – от души высказалась девушка.
- Я вам не нравлюсь? Жама, вы разбиваете мне сердце…
Ида повернулась. Доктор Ив ей не нравился?
Что вы, это еще очень слабо сказано! Ее бы воля – она бы доктора Ива Решье натерла на терке. Уроженец Ламермура искренне считал себя неотразимым. И не отказывал себе в удовольствии.
Да, и отказов он тоже не понимал.
У Зинаиды роль дуэньи отлично играл Полкан. Стоило милому песику вопросительно сказать: «РРРРР?» глядя в строго определенную область мужского организма (сам мужик, все понимаю, ежели надо операцию произвести, по откусыванию), как организм тут же отступил назад. И больше рук не распускал.
А то вздумал по попке хлопать!
Нашел крестьянку! Ида тогда так ошалела от наглости, что сразу даже пощечину негодяю не дала. А вот Полкан не растерялся, умничка зубастая!
И вот бывает же такое… хоть и свиньей доктор был по отношению к дамам, но руки у него были золотые. Не отнять… еще бы он их не распускал, паразит!
- Доктор Ив, мое отношение к вам, как к человеку, не обязано обсуждаться на работе, - поставила его на место Ида.
- А в нерабочее время? Может, я могу пригласить вас в синематограф? И попробовать изменить ваше отношение?
Уже прогресс.
Других сестер милосердия он приглашал в свободную палату. И отношение искал под юбкой.
- Полкан будет счастлив, - парировала Ида. – В синематографе он еще никого не загрыз.
Доктор поскучнел.
- Ида, вы разбиваете мне сердце.
- Не сомневаюсь, доктор, вы сможете себя исцелить, - парировала девушка.
Берта фыркнула.
К ней-то как раз Ив не подкатывал. Хотел, но умничка Берта один раз попросила мужа встретить ее с работы. При виде двухметрового грузчика с плечами не про всякую дверь, доктор Ив погрустнел, поскучнел – и решил, что стоит уважать святость семейных уз.
А то ведь могут и не откачать.
Остальным сестрам милосердия доставалось. И ведь не жаловались… место хорошее, работа спокойная, уволят – куда идти?
Проще уж перетерпеть…
Зинаида это видела, но что тут поделаешь? Убивать разве что… и похлеще видела, и слышала… в каком же чудесном мире она жила!
Тихом, спокойном, защищенном!
И как же тяжело жить на свете, если у тебя нет сильной родни, денег, власти, если ты – обычный человек…
Очень страшно.
- Ладно, - вздохнул доктор Ив, - давайте работать. Вот, еще одного привезли… похоже, ногу раздробил… Ида, готовьтесь. Будете помогать на ампутации.
Берта посмотрела на Иду сочувственным взглядом.
Зинаида пожала плечами.
Ее это как-то не пугало. Кровь, грязь, внутренности… что такого? Все из этого состоят… жаль, она оперировать не может. А было интересно…
***
Станислава не было и на следующий день.
И еще один…
И Ида решилась.
- Понимаешь, Полкаша, - объясняла она собаке, направляясь после работы к знакомому дому. – Конечно, это не принято. И вообще, девушки из приличных семей так не поступают. Но вдруг ему помощь нужна?
Полкан был согласен.
Суки за кобелями не бегают, это верно. Но у людей все как-то сложно, а хозяйка всегда права! Это же понятно! Значит, пусть сходит. В обиду он ее не даст, это уж точно.
Жом Лешек встретил Иду, как родную.
- Дня доброго, тора. К дохтуру?
- К нему, жом Лешек, - легко вспомнила имя Зинаида.
- А он, почитай, третий день не показывается…
- На работе он сказал, что заболел, - Ида серьезно посмотрела на дворника. – Но болезнь – это серьезно. Вы меня к нему не проводите?
Крысы и жуткая лестница ей и в первый раз не понравились. И сейчас тоже…
Жом Лешек как-то похабно улыбнулся, но скабрезных шуток решил не отпускать. Ида к ним как-то не располагала.
Вот и дверь.
Лешек заколотил в нее, что есть сил.
- Дохтур! Открывай, к тебе пришли!!!
Ида прислушивалась.
Тишина.
- Дохтур!!!
- Он не выходил никуда? – резко спросила Зинаида.
- Нет, тора. Я б знал… как пришел, так и третий день у себя.
- Домовладельца сюда. С ключами. Немедленно!
Когда Ида начинала распоряжаться таким тоном….
А она начинала? Она и не помнила за собой такого. Но видимо, от Аделины Шеллес-Альденской она унаследовала не только светлые волосы и голубые глаза.
Жом Лешек ссыпался по лестнице, словно за ним гнался очень разъяренный Полкан.
- Гав? – спросил собакин.
- Надо открыть и посмотреть, - просто объяснила Ида. – Я волнуюсь.
Полкан принюхался – и кивнул головой.
Надо открыть. Эх, ну что за невезение у людей? Ни слуха, ни нюха… вот затем им собаки и даны! Чтобы хоть как-то компенсировать свою ущербность!
Домовладелица появилась через двадцать минут. Ида посмотрела – и передумала скандалить. По лестнице, пыхтя и отдуваясь воздвигала себя туша кита. Или моржа. Или…
Что-то очень крупное и в оборочках. Глаз толком не видно, зато подбородков штук шесть.
- Что это вы тут затеяли, тора?
Ида выпрямилась. Тон записной склочницы явственно говорил, что без боя та не сдастся. Это что же ей сказал жом Лешек, что она решила сюда подняться?
- Что Я тут затеяла, жама? Немедленно открывайте дверь! Вы хоть понимаете, что человеку может быть плохо? Вам нужны проблемы с полицией, если у вас тут мертвец обнаружится?
- С чего бы это ему помереть? Можа, наоборот, он к себе какую девку пригласил, а вы сейчас ей волосья драть будете? – заворчала жама, приближаясь к двери и доставая ключи.
Ида сдвинула брови.
- Любезнейшая, мне важно не ваше мнение, а ваши действия.
- Чаво?
- Таво! – рявкнула выведенная из себя великая княжна. – Дай сюда ключ! Немедленно!
Жама и не поняла, как у нее из рук выдернули железку. Хотела, было, двинуться вперед и разъяснить нахалке, кто тут главный, но вовремя заметила Полкана.
- Р-ры? – уточнил кобель.
Тон его сомнений не оставлял. Прокусит.
Даже через толстый-толстый слой сала. Наши дворняги не привыкли отступать перед трудностями… догрызется! Прогрызет!
- Ой…. – сказала тетка.
Зинаида тем временем попала ключом в замочную скважину – и распахнула дверь в комнату.
Холодно там было – как на улице. Даже при закрытом окне.
Станислав лежал на кровати под тремя одеялами (всеми, которые нашлись). И что-то говорил.
Ида прислушалась.
- Две ложки хины… нет, не надо… я сказал – Римма…
Не понять. Ничего не понять… да и ни к чему. Потому что температура у бедняги – жуткая. А рядом даже воды нет…
- Ах вы…
Все приличные слова у Зинаиды куда-то делись.
Станислав третий день валяется трупом, воды подать некому, а этой твари…
Да что тебе – сложно задницу поднять!?
Рычание у Зинаиды получилось не хуже, чем у Полкана. Пес аж попятился. А домовладелица – тем более. И правильно сделала.
Ида сейчас бы ее с лестницы спустила, не задумалась. И плевать на разницу в весовых категориях – шар катить удобнее!
- Жом Лешек!
- Да, тора…
- Немедленно! Найти мне карету и двоих сильных мужчин! Я больного человека в этом гадюшнике не оставлю!!!
- А…
Зря хозяйка открыла рот.
Ида вызверилась на нее так, что и Полкан завистливо вздохнул.
- Ты сейчас закроешь за нами эту дверь. И если не дай Творец отсюда хоть щепка пропадет из вещей доктора – я тебя за воровство посажу! И молись, чтобы он выжил! В противном случае ты за убийство сядешь…
- Да какое убийство?!
- С особой жестокостью! Человек три дня в горячке, ей даже посмотреть что да как лень! Сама дойти не можешь – дворника б послала или служанку, чай, не переломится! И молчи, пока я сюда полицию не прислала! И не заставила регистрацию у всех жильцов проверять!
Ида уже знала, чем можно пригрозить.
Тетка умолкла и вымелась за дверь.
Девушка вздохнула – и положила руку на лоб Станислава. Мужчина, почувствовав прохладу, потянулся к ней всем лицом, зарылся в ее ладонь, словно маленький. Так и не приходя в себя…
- Ничего, жом. Справимся. Я вас тут не брошу. И плевать на приличия!
- РРРгав! – подтвердил Полкан.
Прррриличия еще какие-то выдумали!
Спасай кобеля, подохнет ведь! А от него щенята могут быть хорошие!
Ида покосилась на собаку, но промолчала.
Будут ее тут всякие мохнатые учить жизни… хвост не дорос! И клыки – тоже! Вот!
Да где ж там этот дворник!?
***
Долго ждать не пришлось, и Ида, удивляясь сама себе, уселась в карету.
Это – она?!
Она командует мужчинами, она требует грузить аккуратнее, она спокойно раздает медь направо и налево, она садится в карету, аккуратно придерживая больное тяжелое тело.
Кстати – неодетое.
В одном нижнем белье.
Станислав как-то не подумал, что его будут грузить или перетаскивать, и не оделся. А Ида решила не заморачиваться. Укутать потеплее, а дома все равно раздевать.
А ведь еще пару лет тому назад…
Что-то с ней Анна такое сделала. И нет, речь не о ране, и не о спасении. Словно какие-то цепи с нее упали. Тяжеленные… она их и не замечала, а сейчас так легко двигаться!
Легко, спокойно, а главное – правильно. И почему-то Иде кажется, что Анна бы одобрила. Надо помогать людям! Особенно когда они сами себе помочь не могут.
