– Нет, конечно! Мы же люди… А если человек умирает, его хоронят: копают могилу, потом кладут туда и засыпают землей. Я как-то видела!..
– Правда? – Андрюша опустился на коленки и обеими ладонями коснулся земли. Она была довольно мягкая, потому что по тропинке редко ходили, теплая и, похоже, совсем не страшная: мальчик вспомнил, как в прошлый год они всей семьей ездили на море, и он зарывался в песок по самую шею. Но он вновь подумал о ласточке и, сколько ни сдерживался, хлюпнул носом: – А как же она?
Девочка пожала плечами:
– Как-нибудь…
– Таня!.. А знаешь что? – Глаза Андрюши вдруг заблестели, как бывает у малышей, когда они придумывают что-то очень интересное. – Давай сами ее похороним!
– Давай! – Девочка охотно согласилась: эта затея казалась новой, необычной, и Таня не слышала, чтобы еще какие-то дети так делали. Брат и сестра быстро вырыли нужную ямку прямо голыми руками, и Таня опустила туда птицу, а затем присыпала песком – так, чтобы сверху образовался крохотный холмик. Ей захотелось воткнуть в него какой-нибудь крест, потому что она знала, что их обыкновенно устанавливают на кладбищах, но девочка не могла придумать, как его смастерить. Поэтому крест пришлось заменить простым листом с растущей возле тропинки березы, и Андрюша решил, что это очень красиво и что ласточка будет просто счастлива лежать в такой могилке. Они еще немного постояли, а затем заторопились обратно: ведь папа и мама могли уже нервничать, а заставлять их нервничать было нельзя, чтобы не остаться вечером без сладкого или – что еще хуже – без интернета.
Пока ехали домой, Андрюша, сидя в машине позади отца, был по-взрослому серьезен и не дурачился, словно размышлял над чем-то и не отваживался пока никому об этом рассказать. Родителей это удивляло, но они подумали, что их сынишка просто устал. И лишь перед самым сном, когда он и Таня уже лежали под одеялами в своей детской комнате, Андрюша вдруг спросил сестру:
– А птички все равны? Или есть хорошие и плохие?
Таня, которая уже начала задремывать, оторвала голову от подушки и недоуменно поглядела на брата:
– Не знаю… Воробьи, наверное, плохие: их мама ругает за то, что обклевывают вишню. А остальные, наверное, хорошие!..
– Значит, если бы сегодня мы нашли воробья, его бы не похоронили?
Девочка задумалась:
– Скорее всего, похоронили бы… Воробья ведь тоже жалко. Людей, во всяком случае, всех закапывают – без разбора…
– Но ведь это неправильно! – вскрикнул Андрюша так, что сестра соскочила с кровати, подбежала к нему и зажала его рот ладошкой:
– Тихо! А то папу с мамой разбудишь, тебе по попе надают!.. – Родители Андрюшу никогда не били, но Таня сочла за лучшее припугнуть его. – Что неправильно?
– То, что другие птички так и будут лежать, а ведь они ничем не хуже! И ни в чем не виноваты! – выпалил мальчик. Его живому воображению представилось, что Дед Мороз не всем детям приносит подарки и даже не всем послушным, а только тем, кого случайно встретит на улице, как и сам Андрюша случайно нашел ту ласточку. – А им же так тоскливо быть не похороненными!
– Откуда ты знаешь, что тоскливо?
– Но ведь мертвых людей зарывают? Выходит, им плохо без этого! – заявил Андрюша, и Таня не смогла ничего ему возразить.
– Послушай! – Мальчик сел на кровати, и Таня даже в полумраке увидела, как у него блестят глаза. – Наверняка под деревьями, в кустах, на лугу много таких же несчастных птичек! И нам нужно им помочь! Кто их еще похоронит, если не мы? – Андрюша с мольбою посмотрел на сестру, но умолять было излишне: его воля передалась Тане, и она еще раз подумала, какой же у нее замечательный брат. Она чуть-чуть придавила пуговку его носа, что всегда делала, когда была особенно им довольна; Андрюша все понял и уснул совершенно счастливым.
На следующий день, едва допив молоко, Таня и Андрюша поспешили исполнить то, что задумали вечером. Однако они быстро убедились, что гораздо проще мечтать и надеяться, чем сделать что-либо: ребята обшарили все места, где, как им казалось, могли быть мертвые птицы, но ничего не нашли. С грустными лицами они возвращались домой, как вдруг Таня радостно вскрикнула, заметив что-то в траве. Девочка нагнулась, раздвинула стебли, и Андрюша увидел зверька, очень похожего на мышь, только его мордочка была вытянута в хоботок. Это была землеройка, но дети еще не слыхали такого слова. Они поняли только, что бродячая кошка схватила ее зубами и почему-то сразу выплюнула: на шее зверушки краснело пятно от глубокого укуса.
– Мышку тоже надо похоронить, – сказала Таня, и Андрюша, разумеется, согласился. Новая могилка получилась даже лучше вчерашней: она была и выше, и с настоящим крестом наверху – его Таня соорудила из двух веточек, связав их нитками, которые принесла из маминой комнаты. Домой ребята вернулись очень довольные собою, а после ужина Таня достала планшет и подозвала брата:
– Иди-ка сюда, Андрюшка! Посмотри, что пишут!
Мальчик подбежал к сестре; буквы он знал еще не очень твердо, и потому Таня прочитала ему вслух:
«Йонас и Адольф, норвежские кузены, были бойкие мальчуганы; отец подарил им по новому луку, и они пришли показать их Иде. Она рассказала им про бедные цветы, которые умерли, и позволила похоронить их. Мальчики шли впереди с луками на плечах; за ними маленькая Ида с мертвыми цветами в коробочке. Вырыли в саду могилку. Ида поцеловала цветы и опустила коробочку в ямку, а Йонас с Адольфом выстрелили над могилкой из луков, – ни ружей, ни пушек у них ведь не было»
– Вот здорово! – воскликнул Андрюша, а Таня провела пальчиком по планшету снизу вверх и стала читать дальше:
«Только на другое утро пришли мальчики и, увидав мертвого жаворонка, горько-горько заплакали, потом вырыли ему могилку и всю украсили её цветами, а самого жаворонка положили в красивую красненькую коробочку – его хотели похоронить по-царски»
– Значит, мы все делаем правильно! – Андрюша едва не задохнулся от восторга.
– Погоди, тут еще есть! – И девочка продолжила:
«Мопс умер утром и был зарыт здесь же, на дворе. Внуки вдовы, то есть вдовы кожевника, а не мопса — мопс не был женат, – насыпали над могилкой холмик, и вышла прелесть что за могилка; славно, должно быть, было лежать в ней!
Холмик обложили черепками, посыпали песком, а посредине воткнули пивную бутылку горлышком вверх, но это было сделано без всякой задней мысли»
– А ведь мы ни цветов не положили, ни единого осколочка! – вздохнул Андрюша, и Тане показалось, будто он вот-вот заплачет. Она поторопилась утешить братика, пообещав, что уж завтра они вместе соорудят такую могилку, что ее не стыдно будет показать всем соседским ребятам и даже самому президенту, если он вдруг вознамерится приехать.
Но человек, как известно, предполагает, а Бог располагает. За весь следующий день Таня и Андрюша не обнаружили ни одного существа, которому требовалась бы их помощь, и то же самое повторилось на третьи сутки. Лишь один раз дети увидели, как с кленового листа падает на землю маленький жучок; он весь блестел, как блестит на солнце дождевая капля. Обрадованный Андрюша схватился было за пластмассовую лопатку, которую загодя нашел в ящике среди своих игрушек, а другой рукою хотел уже взять жучка. Однако тот внезапно перевернулся со спины на брюшко и через какое-то мгновение исчез в густой траве; ребята поняли, что он просто притворялся. Птицы же, которые встречались брату и сестре на пути, не делали даже и этого: они заранее улетали, точно боялись, что дети могут причинить им зло. Андрюша досадовал: он ведь не хотел ничего плохого. Ласточка и землеройка, которых он похоронил, вели себя совершенно по-другому: они не пытались скрыться, позволяли брать себя в руки, как будто доверяли мальчику. Мертвые гораздо лучше живых, подумалось Андрюше; поначалу он испугался этой неожиданной мысли, словно незнакомого человека, который без стука заглянул к нему в комнату. Но страх быстро прошел, тем более что Таня сказала:
– Слушай, Андрюшка! По-моему, мы не там ищем.
Андрюша поднял голову:
– А ты знаешь, где надо?
– Вот где мы нашли первую птичку?
– На тропинке!
– Тропинка – это ведь дорога, правда? Только узенькая.
– Ну да!
– Значит, нам нужно идти на главную дорогу! На тропинке мы нашли мало, а там найдем куда больше.
Главная дорога, о которой говорила Таня, была автомагистралью и проходила метрах в трехстах от домика, где жили ребята. Родители запрещали им ходить туда в одиночку, потому что машины там ездили быстро, а среди водителей попадались и пьяные. Но теперь брат и сестра не послушались родителей, рассудив, что если идти только по обочине, ничего страшного не случится. Почти сразу им улыбнулась удача, и всего за полчаса они нашли трех бабочек и одну большую стрекозу. Однако дети не остановились на этом: они решили, что везение только начинается, и потому продолжили двигаться вдоль шоссе. Впереди показался поворот, и ребята заметили одну странную вещь: машины, прежде проносившиеся мимо них, подобно ветру, теперь резко сбавили скорость, словно что-то мешало шоферам разогнаться. Миновав изгиб дороги, Таня и Андрюша увидели три автомобиля, которые никуда не ехали, а стояли у края дороги неподвижно – так же, как неподвижно лежат мертвые зверушки и птицы. Один из этих автомобилей был длинный, черный, с трехлучевой звездою на помятом капоте, и возле него хорошо одетый мужчина, размахивая руками, что-то втолковывал полицейскому. Рядом находилась белая машина с синими полосами по бокам и мигалкой сверху; точно такую же, только маленькую, Андрюша год назад получил от мамы в подарок на день рождения. Третий автомобиль стоял чуть поодаль, и вся его передняя часть была смята, изуродована, будто на нее наступил какой-то злой великан. Сквозь выбитое стекло дети увидели водительское кресло, и на нем – парня в клетчатой летней рубахе. Он скрючился так, что упирался лбом в рулевое колесо, и очень напоминал сломанную куклу; ребята даже не подозревали, что взрослый человек может выглядеть настолько жалким. Они сделали еще один шаг вперед, чтобы удостовериться, не померещилось ли им все это, но на их пути встал полицейский:
– Вы куда? Детишкам здесь не место!
– Мы только посмотрим, – робко произнесла Таня.
– Нечего смотреть! – Полицейский нахмурился. – И вообще: почему вы шляетесь тут одни, без родителей?
– Чтобы похоронить, – пролепетал Андрюша.
– Его? – Полицейский расхохотался так, что у Андрюши по спине побежали мурашки. – Ты, как я посмотрю, сообразительный пацан: у него действительно теперь лишь одна дорога – в гроб да на кладбище! Но с этим делом справятся и без вас! Ну-ка брысь отсюда! И чтобы я вас больше не видел!
Ребята медленно повернулись и побрели назад. Не успели они пройти и двух метров, как услыхали голос хорошо одетого человека – владельца черной машины:
– Покорежил тачку и помер, козел, теперь хрен с него деньги стрясешь!
Домой брат и сестра шли в обход, мимо каких-то серых заборов и зарослей репейника, причем Таня почти сразу предложила свернуть с шоссе. Так было не ближе, и дети рисковали опоздать к ужину, но они хотели как можно скорее покинуть эту страшную магистраль и забыть о том, что сегодня довелось увидеть и услышать. Однако перед их глазами по-прежнему стояла изувеченная машина с несчастным парнем внутри, а в ушах звенели жестокие слова полицейского. Андрюша прекрасно понимал, что это совершенно другое, чем умершие мыши, птицы и насекомые: они были малы, слабы, и потому сама их смерть выглядела маленькой и слабой, почти что игрушечной. Но теперь смерть явила свое подлинное могущество, способное разрушить что угодно и когда угодно. Оттого уже весь мир представлялся Андрюше нелепым и несправедливым. Мальчик чувствовал, что жить в таком мире нельзя, но вместе с тем из него никуда и не сбежишь, и поэтому требовалось во что бы то ни стало найти оправдание всему случившемуся. И Андрюша ухватился за последние слова, которые произнес хозяин черного автомобиля, как утопающий хватается за колючую ветку, хотя бы она ранила его руки до крови. Когда вдали уже показалась зеленая крыша родного дома, Андрюша сказал:
– Наверное, тому дяденьке теперь лучше…
Таня, которая шла впереди брата, обернулась:
– Почему?
– Ну как же! Иначе ему пришлось бы заплатить. А теперь не придется… – Девочка промолчала, и Андрюша решил, что она согласилась с ним. Да, жизнь – зло, а смерть – добро, во всяком случае, для того человека, одетого в клетчатую рубашку. Андрюша еще не проговорил для себя четко эту мысль, поскольку многое постигал сердцем, а не умом, но, по крайней мере, на время смог успокоиться.
Были спокойны и мама с папой. Наутро они уехали по каким-то делам, пообещав вскоре вернуться и строго наказав детям не убегать далеко от дома. Погода была хорошая: хоть ночью над поселком и сгустились тучи, ближе к рассвету ветер их все разогнал. Поэтому Таня и Андрюша расположились на крыльце: сестра – с планшетом, брат – с набором солдатиков. Войско свое Андрюша расставлял как-то лениво и небрежно, и дошло до того, что он дважды уронил знаменосца, словно мысли мальчика были где-то очень далеко. Но параду на ступеньках не суждено было состояться: сверху послышался глухой стук, словно в этот июньский день кто-то запустил снежком в плотно прикрытое чердачное окно. Еще секунда – и на землю прямо перед ребятами упал стриж. Очевидно, в полете он ударился о стекло и теперь беспомощно ползал возле крыльца, будучи не в силах ни взмахнуть крыльями, ни даже приподнять голову; только клюв его то открывался, то вновь закрывался, захватывая воздух вместе с уличной пылью. Прежний ужас овладел Андрюшей; еле оторвав глаза от несчастной птицы, мальчик посмотрел на сестру и спросил:
– Ему нельзя помочь?
И Таня, столь же испуганная, как и ее брат, чуть слышно ответила:
– Нельзя.
Тогда Андрюша встал со ступеньки, сделал один шаг по направлению к стрижу – больше и не требовалось – и резко наступил на него своей ногой в красной сандалии. То, что раньше было птицей – пусть изувеченной, жалкой, неспособной больше летать, – во мгновение ока превратилось в бесформенный комок перьев.
Таня кинулась к брату:
– Что ты сделал!
– Уф! Стало легче… – Слова эти Андрюша произнес, даже не глядя на сестру, а когда он все же повернулся к ней, девочка увидела, что в его глазах нет больше никакой тревоги. Мальчик чувствовал, что подчинил себе смерть. Прежде она управляла им: пугала, заставляла искать трупики, но теперь, после намеренного убийства, казалась домашней, прирученной, словно принесенный из лесу зверь, который уже не пробует укусить хозяина, а вместо этого смиренно ждет его команд. Хозяином же смерти с этой самой секунды был он, Андрюша, ибо решал, жить кому-то или умирать. Говорить об этом вовсе не было нужды, поскольку отныне между братом и сестрой установилось понимание даже не с полуслова или полувзгляда, а каким-то новым, неведомым для них способом. Поэтому, когда Андрюша оставил стрижа на время и принялся руками рыхлить песок неподалеку от него, Таня, не мешкая, побежала в сад, чтобы принести несколько пионов и положить их в новую могилку. Она помнила, что срывать цветы без спросу нельзя, но ей было уже все равно. Девочка лишь постаралась выбрать куст, растущий подальше от садовой дорожки, чтобы родители не заметили, что он обломан, а если и заметили, то не сразу.
– Правда? – Андрюша опустился на коленки и обеими ладонями коснулся земли. Она была довольно мягкая, потому что по тропинке редко ходили, теплая и, похоже, совсем не страшная: мальчик вспомнил, как в прошлый год они всей семьей ездили на море, и он зарывался в песок по самую шею. Но он вновь подумал о ласточке и, сколько ни сдерживался, хлюпнул носом: – А как же она?
Девочка пожала плечами:
– Как-нибудь…
– Таня!.. А знаешь что? – Глаза Андрюши вдруг заблестели, как бывает у малышей, когда они придумывают что-то очень интересное. – Давай сами ее похороним!
– Давай! – Девочка охотно согласилась: эта затея казалась новой, необычной, и Таня не слышала, чтобы еще какие-то дети так делали. Брат и сестра быстро вырыли нужную ямку прямо голыми руками, и Таня опустила туда птицу, а затем присыпала песком – так, чтобы сверху образовался крохотный холмик. Ей захотелось воткнуть в него какой-нибудь крест, потому что она знала, что их обыкновенно устанавливают на кладбищах, но девочка не могла придумать, как его смастерить. Поэтому крест пришлось заменить простым листом с растущей возле тропинки березы, и Андрюша решил, что это очень красиво и что ласточка будет просто счастлива лежать в такой могилке. Они еще немного постояли, а затем заторопились обратно: ведь папа и мама могли уже нервничать, а заставлять их нервничать было нельзя, чтобы не остаться вечером без сладкого или – что еще хуже – без интернета.
Пока ехали домой, Андрюша, сидя в машине позади отца, был по-взрослому серьезен и не дурачился, словно размышлял над чем-то и не отваживался пока никому об этом рассказать. Родителей это удивляло, но они подумали, что их сынишка просто устал. И лишь перед самым сном, когда он и Таня уже лежали под одеялами в своей детской комнате, Андрюша вдруг спросил сестру:
– А птички все равны? Или есть хорошие и плохие?
Таня, которая уже начала задремывать, оторвала голову от подушки и недоуменно поглядела на брата:
– Не знаю… Воробьи, наверное, плохие: их мама ругает за то, что обклевывают вишню. А остальные, наверное, хорошие!..
– Значит, если бы сегодня мы нашли воробья, его бы не похоронили?
Девочка задумалась:
– Скорее всего, похоронили бы… Воробья ведь тоже жалко. Людей, во всяком случае, всех закапывают – без разбора…
– Но ведь это неправильно! – вскрикнул Андрюша так, что сестра соскочила с кровати, подбежала к нему и зажала его рот ладошкой:
– Тихо! А то папу с мамой разбудишь, тебе по попе надают!.. – Родители Андрюшу никогда не били, но Таня сочла за лучшее припугнуть его. – Что неправильно?
– То, что другие птички так и будут лежать, а ведь они ничем не хуже! И ни в чем не виноваты! – выпалил мальчик. Его живому воображению представилось, что Дед Мороз не всем детям приносит подарки и даже не всем послушным, а только тем, кого случайно встретит на улице, как и сам Андрюша случайно нашел ту ласточку. – А им же так тоскливо быть не похороненными!
– Откуда ты знаешь, что тоскливо?
– Но ведь мертвых людей зарывают? Выходит, им плохо без этого! – заявил Андрюша, и Таня не смогла ничего ему возразить.
– Послушай! – Мальчик сел на кровати, и Таня даже в полумраке увидела, как у него блестят глаза. – Наверняка под деревьями, в кустах, на лугу много таких же несчастных птичек! И нам нужно им помочь! Кто их еще похоронит, если не мы? – Андрюша с мольбою посмотрел на сестру, но умолять было излишне: его воля передалась Тане, и она еще раз подумала, какой же у нее замечательный брат. Она чуть-чуть придавила пуговку его носа, что всегда делала, когда была особенно им довольна; Андрюша все понял и уснул совершенно счастливым.
На следующий день, едва допив молоко, Таня и Андрюша поспешили исполнить то, что задумали вечером. Однако они быстро убедились, что гораздо проще мечтать и надеяться, чем сделать что-либо: ребята обшарили все места, где, как им казалось, могли быть мертвые птицы, но ничего не нашли. С грустными лицами они возвращались домой, как вдруг Таня радостно вскрикнула, заметив что-то в траве. Девочка нагнулась, раздвинула стебли, и Андрюша увидел зверька, очень похожего на мышь, только его мордочка была вытянута в хоботок. Это была землеройка, но дети еще не слыхали такого слова. Они поняли только, что бродячая кошка схватила ее зубами и почему-то сразу выплюнула: на шее зверушки краснело пятно от глубокого укуса.
– Мышку тоже надо похоронить, – сказала Таня, и Андрюша, разумеется, согласился. Новая могилка получилась даже лучше вчерашней: она была и выше, и с настоящим крестом наверху – его Таня соорудила из двух веточек, связав их нитками, которые принесла из маминой комнаты. Домой ребята вернулись очень довольные собою, а после ужина Таня достала планшет и подозвала брата:
– Иди-ка сюда, Андрюшка! Посмотри, что пишут!
Мальчик подбежал к сестре; буквы он знал еще не очень твердо, и потому Таня прочитала ему вслух:
«Йонас и Адольф, норвежские кузены, были бойкие мальчуганы; отец подарил им по новому луку, и они пришли показать их Иде. Она рассказала им про бедные цветы, которые умерли, и позволила похоронить их. Мальчики шли впереди с луками на плечах; за ними маленькая Ида с мертвыми цветами в коробочке. Вырыли в саду могилку. Ида поцеловала цветы и опустила коробочку в ямку, а Йонас с Адольфом выстрелили над могилкой из луков, – ни ружей, ни пушек у них ведь не было»
– Вот здорово! – воскликнул Андрюша, а Таня провела пальчиком по планшету снизу вверх и стала читать дальше:
«Только на другое утро пришли мальчики и, увидав мертвого жаворонка, горько-горько заплакали, потом вырыли ему могилку и всю украсили её цветами, а самого жаворонка положили в красивую красненькую коробочку – его хотели похоронить по-царски»
– Значит, мы все делаем правильно! – Андрюша едва не задохнулся от восторга.
– Погоди, тут еще есть! – И девочка продолжила:
«Мопс умер утром и был зарыт здесь же, на дворе. Внуки вдовы, то есть вдовы кожевника, а не мопса — мопс не был женат, – насыпали над могилкой холмик, и вышла прелесть что за могилка; славно, должно быть, было лежать в ней!
Холмик обложили черепками, посыпали песком, а посредине воткнули пивную бутылку горлышком вверх, но это было сделано без всякой задней мысли»
– А ведь мы ни цветов не положили, ни единого осколочка! – вздохнул Андрюша, и Тане показалось, будто он вот-вот заплачет. Она поторопилась утешить братика, пообещав, что уж завтра они вместе соорудят такую могилку, что ее не стыдно будет показать всем соседским ребятам и даже самому президенту, если он вдруг вознамерится приехать.
Но человек, как известно, предполагает, а Бог располагает. За весь следующий день Таня и Андрюша не обнаружили ни одного существа, которому требовалась бы их помощь, и то же самое повторилось на третьи сутки. Лишь один раз дети увидели, как с кленового листа падает на землю маленький жучок; он весь блестел, как блестит на солнце дождевая капля. Обрадованный Андрюша схватился было за пластмассовую лопатку, которую загодя нашел в ящике среди своих игрушек, а другой рукою хотел уже взять жучка. Однако тот внезапно перевернулся со спины на брюшко и через какое-то мгновение исчез в густой траве; ребята поняли, что он просто притворялся. Птицы же, которые встречались брату и сестре на пути, не делали даже и этого: они заранее улетали, точно боялись, что дети могут причинить им зло. Андрюша досадовал: он ведь не хотел ничего плохого. Ласточка и землеройка, которых он похоронил, вели себя совершенно по-другому: они не пытались скрыться, позволяли брать себя в руки, как будто доверяли мальчику. Мертвые гораздо лучше живых, подумалось Андрюше; поначалу он испугался этой неожиданной мысли, словно незнакомого человека, который без стука заглянул к нему в комнату. Но страх быстро прошел, тем более что Таня сказала:
– Слушай, Андрюшка! По-моему, мы не там ищем.
Андрюша поднял голову:
– А ты знаешь, где надо?
– Вот где мы нашли первую птичку?
– На тропинке!
– Тропинка – это ведь дорога, правда? Только узенькая.
– Ну да!
– Значит, нам нужно идти на главную дорогу! На тропинке мы нашли мало, а там найдем куда больше.
Главная дорога, о которой говорила Таня, была автомагистралью и проходила метрах в трехстах от домика, где жили ребята. Родители запрещали им ходить туда в одиночку, потому что машины там ездили быстро, а среди водителей попадались и пьяные. Но теперь брат и сестра не послушались родителей, рассудив, что если идти только по обочине, ничего страшного не случится. Почти сразу им улыбнулась удача, и всего за полчаса они нашли трех бабочек и одну большую стрекозу. Однако дети не остановились на этом: они решили, что везение только начинается, и потому продолжили двигаться вдоль шоссе. Впереди показался поворот, и ребята заметили одну странную вещь: машины, прежде проносившиеся мимо них, подобно ветру, теперь резко сбавили скорость, словно что-то мешало шоферам разогнаться. Миновав изгиб дороги, Таня и Андрюша увидели три автомобиля, которые никуда не ехали, а стояли у края дороги неподвижно – так же, как неподвижно лежат мертвые зверушки и птицы. Один из этих автомобилей был длинный, черный, с трехлучевой звездою на помятом капоте, и возле него хорошо одетый мужчина, размахивая руками, что-то втолковывал полицейскому. Рядом находилась белая машина с синими полосами по бокам и мигалкой сверху; точно такую же, только маленькую, Андрюша год назад получил от мамы в подарок на день рождения. Третий автомобиль стоял чуть поодаль, и вся его передняя часть была смята, изуродована, будто на нее наступил какой-то злой великан. Сквозь выбитое стекло дети увидели водительское кресло, и на нем – парня в клетчатой летней рубахе. Он скрючился так, что упирался лбом в рулевое колесо, и очень напоминал сломанную куклу; ребята даже не подозревали, что взрослый человек может выглядеть настолько жалким. Они сделали еще один шаг вперед, чтобы удостовериться, не померещилось ли им все это, но на их пути встал полицейский:
– Вы куда? Детишкам здесь не место!
– Мы только посмотрим, – робко произнесла Таня.
– Нечего смотреть! – Полицейский нахмурился. – И вообще: почему вы шляетесь тут одни, без родителей?
– Чтобы похоронить, – пролепетал Андрюша.
– Его? – Полицейский расхохотался так, что у Андрюши по спине побежали мурашки. – Ты, как я посмотрю, сообразительный пацан: у него действительно теперь лишь одна дорога – в гроб да на кладбище! Но с этим делом справятся и без вас! Ну-ка брысь отсюда! И чтобы я вас больше не видел!
Ребята медленно повернулись и побрели назад. Не успели они пройти и двух метров, как услыхали голос хорошо одетого человека – владельца черной машины:
– Покорежил тачку и помер, козел, теперь хрен с него деньги стрясешь!
Домой брат и сестра шли в обход, мимо каких-то серых заборов и зарослей репейника, причем Таня почти сразу предложила свернуть с шоссе. Так было не ближе, и дети рисковали опоздать к ужину, но они хотели как можно скорее покинуть эту страшную магистраль и забыть о том, что сегодня довелось увидеть и услышать. Однако перед их глазами по-прежнему стояла изувеченная машина с несчастным парнем внутри, а в ушах звенели жестокие слова полицейского. Андрюша прекрасно понимал, что это совершенно другое, чем умершие мыши, птицы и насекомые: они были малы, слабы, и потому сама их смерть выглядела маленькой и слабой, почти что игрушечной. Но теперь смерть явила свое подлинное могущество, способное разрушить что угодно и когда угодно. Оттого уже весь мир представлялся Андрюше нелепым и несправедливым. Мальчик чувствовал, что жить в таком мире нельзя, но вместе с тем из него никуда и не сбежишь, и поэтому требовалось во что бы то ни стало найти оправдание всему случившемуся. И Андрюша ухватился за последние слова, которые произнес хозяин черного автомобиля, как утопающий хватается за колючую ветку, хотя бы она ранила его руки до крови. Когда вдали уже показалась зеленая крыша родного дома, Андрюша сказал:
– Наверное, тому дяденьке теперь лучше…
Таня, которая шла впереди брата, обернулась:
– Почему?
– Ну как же! Иначе ему пришлось бы заплатить. А теперь не придется… – Девочка промолчала, и Андрюша решил, что она согласилась с ним. Да, жизнь – зло, а смерть – добро, во всяком случае, для того человека, одетого в клетчатую рубашку. Андрюша еще не проговорил для себя четко эту мысль, поскольку многое постигал сердцем, а не умом, но, по крайней мере, на время смог успокоиться.
Были спокойны и мама с папой. Наутро они уехали по каким-то делам, пообещав вскоре вернуться и строго наказав детям не убегать далеко от дома. Погода была хорошая: хоть ночью над поселком и сгустились тучи, ближе к рассвету ветер их все разогнал. Поэтому Таня и Андрюша расположились на крыльце: сестра – с планшетом, брат – с набором солдатиков. Войско свое Андрюша расставлял как-то лениво и небрежно, и дошло до того, что он дважды уронил знаменосца, словно мысли мальчика были где-то очень далеко. Но параду на ступеньках не суждено было состояться: сверху послышался глухой стук, словно в этот июньский день кто-то запустил снежком в плотно прикрытое чердачное окно. Еще секунда – и на землю прямо перед ребятами упал стриж. Очевидно, в полете он ударился о стекло и теперь беспомощно ползал возле крыльца, будучи не в силах ни взмахнуть крыльями, ни даже приподнять голову; только клюв его то открывался, то вновь закрывался, захватывая воздух вместе с уличной пылью. Прежний ужас овладел Андрюшей; еле оторвав глаза от несчастной птицы, мальчик посмотрел на сестру и спросил:
– Ему нельзя помочь?
И Таня, столь же испуганная, как и ее брат, чуть слышно ответила:
– Нельзя.
Тогда Андрюша встал со ступеньки, сделал один шаг по направлению к стрижу – больше и не требовалось – и резко наступил на него своей ногой в красной сандалии. То, что раньше было птицей – пусть изувеченной, жалкой, неспособной больше летать, – во мгновение ока превратилось в бесформенный комок перьев.
Таня кинулась к брату:
– Что ты сделал!
– Уф! Стало легче… – Слова эти Андрюша произнес, даже не глядя на сестру, а когда он все же повернулся к ней, девочка увидела, что в его глазах нет больше никакой тревоги. Мальчик чувствовал, что подчинил себе смерть. Прежде она управляла им: пугала, заставляла искать трупики, но теперь, после намеренного убийства, казалась домашней, прирученной, словно принесенный из лесу зверь, который уже не пробует укусить хозяина, а вместо этого смиренно ждет его команд. Хозяином же смерти с этой самой секунды был он, Андрюша, ибо решал, жить кому-то или умирать. Говорить об этом вовсе не было нужды, поскольку отныне между братом и сестрой установилось понимание даже не с полуслова или полувзгляда, а каким-то новым, неведомым для них способом. Поэтому, когда Андрюша оставил стрижа на время и принялся руками рыхлить песок неподалеку от него, Таня, не мешкая, побежала в сад, чтобы принести несколько пионов и положить их в новую могилку. Она помнила, что срывать цветы без спросу нельзя, но ей было уже все равно. Девочка лишь постаралась выбрать куст, растущий подальше от садовой дорожки, чтобы родители не заметили, что он обломан, а если и заметили, то не сразу.
