Стучать, впрочем, не пришлось: рядом с дверью Морти заметил кнопку электрического звонка и нажал на нее. Менее чем через полминуты дверь отворилась. На пороге стояла женщина в синем домашнем платье, поверх которого был надет белый фартук: должно быть, ее только что отвлекли от хлопот по хозяйству. Судя по фигуре, ей было не более сорока лет, но лицо позволяло дать и больше: так старит людей давнее горе и неизбывная тревога.
– Дети, кто вы? – спросила она. – Я раньше вас не встречала.
В словах женщины слышалось, а в глазах читалось удивление, но взгляд ее был добрым, а голос – мягким. Морти негромко кашлянул.
– Я и мой друг – оба бедные сироты, – как бы извиняясь, вымолвил он. – Мы приле… то есть пришли издалека, и у нас нет крыши над головой. Пожалуйста, разрешите нам остановиться до ночи в вашем доме! Больше мы ничего не попросим!.. А мы бы вам спели что-нибудь… – Тут Морти смутился: расплачиваться своими песнями он не привык, но не знал, чем еще может вознаградить за гостеприимство. Женщина посмотрела с жалостью на него, затем на стоявшего чуть поодаль Юкуфи и улыбнулась, видимо, желая ободрить мальчиков:
– Конечно, ребятишки, заходите! Прошу прощения, здесь не прибрано: у меня редко бывают гости, – добавила она секунду спустя.
Пройдя с хозяйкой через прихожую, где действительно многие вещи были свалены в беспорядке, Морти и Юкуфи очутились в просторной комнате, занимавшей почти весь домик. Возле стены там стоял длинный книжный шкаф, но нигде не было компьютера, что редко встречается в нынешние времена. Морти заметил, что почти все книги в этом шкафу какие-то странные: вместо букв на их корешках расплывались бесформенные пятна; таким же пятном представляется лицо человека, которого ты не видел уже много лет и теперь тщетно пытаешься вспомнить, как же он выглядит. Однако названия двух книг – «История популярной музыки» и «Пиротехника своими руками» – Морти все-таки удалось разобрать; книги эти стояли рядом и казались потрепанней, чем другие, словно их перечитывали много раз. Посреди комнаты находился стол, покрытый белой кружевной скатертью; больше на нем ничего не было, кроме какой-то старой, пожелтевшей от времени газеты. Женщина подвела Морти и Юкуфи к этому столу и сказала столь же ласково, как и прежде:
– Побудьте пока тут, мальчики, а я заварю чай. У меня как раз и пирог поспел в духовке. Только ничего не берите без спросу, хорошо? И еще… – Взгляд женщины вдруг сделался строгим. – Здесь нежарко, а вы совсем голые, как бы вам не простыть!.. – Она достала откуда-то два шерстяных пледа и протянула один их них Юкуфи, а другой – Морти. – Вот, укутайтесь!
Морти пожал плечами: после недавней гонки он гораздо охотнее принял бы холодную ванну, но не стал спорить и завернулся в поданный ему плед; то же самое сделал и Юкуфи. Добрая женщина оставила ребят, но совсем ненадолго, и вскоре вернулась с подносом, на котором стояли две чашки, чайник и горячий пирог; он пах так вкусно, что Морти даже забыл все свои сегодняшние беды. Поблагодарив радушную хозяйку, Морти принялся за угощение: ел и пил он, не торопясь, да и некуда было спешить. Юкуфи же быстро проглотил свою порцию и не попросил добавки; молча, с угрюмым видом он сидел на своем стуле, будто нахохлившаяся птица. Сама женщина не притрагивалась ни к выпечке, ни к чаю: казалось, какая-то тайна давит на ее душу, словно тяжкий груз, а открыть эту тайну чужим людям она пока что не решается. Но вот наконец хозяйка дома промолвила:
– Ребята… Вы говорите, что прибыли из дальних краев. Скажите: вы не встречали где-нибудь моего сына?
Юкуфи, занятый какими-то своими мыслями, похоже, и не слышал этот вопрос, а Морти не знал, что ответить. Поэтому, дожевав последний кусок, он произнес:
– А кто ваш сын? Расскажите о нем!.. Быть может, мы где-то его и видели…
Женщина вздохнула:
– Что ж, слушайте, мальчики… Все началось много лет назад, в мае. Тогда я поздно возвращалась из училища и боялась опоздать на последний автобус, к тому же начался дождь, а я даже не взяла с собою зонт. Поэтому я решила срезать угол и пошла дворами. И вдруг меня толкнули в спину. Я упала, а когда обернулась, увидела, что ко мне подходят двое. Один из них держал нож, а что было в руках у другого – уже не помню… Я закричала и попыталась отползти, а они шагнули ко мне еще ближе. И тогда позади них появился незнакомый мужчина – с широкими плечами и до того высокий, что их макушки едва доходили ему до подбородка. Одного из них – того, который с ножом – он сбил с ног одним ударом, а второй убежал сам. А потом он наклонился ко мне и сказал: «Не бойся, малыш, эти сявки тебя не тронут». И добавил: «Давай я провожу тебя куда нужно». Я была слишком потрясена и не осознавала, что делаю, поэтому кивнула и назвала адрес. Он довел меня до своей машины: она была большая, черная, как у депутата, только депутаты обычно ездят с личными шоферами, а он сел за руль сам. Через десять минут мы уже были на месте; я вошла в дом, а он зашел следом – это как-то само собой получилось. Я поила его чаем – так же, как пою вас, а он смеялся, шутил и даже не торопился сменить мокрую рубашку. Только расстегнул ее на две верхние пуговицы, и тогда на его груди я заметила наколку в виде восьмиконечной звезды. Затем он остался у меня ночевать, а утром исчез; обещал, что еще навестит, но так больше и не навестил, даже не сказал, где живет, и не оставил своего телефона. Зато через два дня ко мне нагрянули люди из органов, долго расспрашивали о нем, угрожали тюрьмой, если стану запираться, но я ничего не могла им ответить. Из их разговоров я поняла, что он – преступник-рецидивист, и пользуется у воров авторитетом. А еще через два месяца я поняла, что жду ребенка. Многие, кто догадывался, от кого он, советовали немедленно сделать аборт: говорили, что дурные гены рано или поздно проявятся и что мне придется поднимать сына в одиночку. Первому я не верила, а со вторым была согласна: мне было уже очевидно, что тот мужчина не любил меня, а только хотел развлечься. Однако я решила все-таки рожать: думала, что со всем справлюсь и заменю ребенку отца. Но, как мне говорила бабушка, с одним крылом не взлетишь!.. – Женщина горько усмехнулась. – Мой мальчик подрастал быстро, и он был похож на тебя, – тут женщина глянула на Юкуфи, – такой же темноглазый, с упрямым выпуклым лбом, только ростом он был выше: сказалась отцовская кровь. Зимою мы с ним катались на санках, запускали фейерверки и взрывали хлопушки: он это очень любил. А еще он обожал музыку: когда однажды я подарила ему гитару, он был вне себя от счастья, хоть и совершенно не умел играть. Но потом я почувствовала, что все больше и больше упускаю сына. Нет, он почти не грубил мне, но начал замыкаться в себе, стал надолго отлучаться из дома и возвращался, только чтобы поесть. Я подозревала, что он связался с дурными людьми, но не решалась спросить прямо. А затем он пропал – ушел однажды на улицу и не вернулся. Где мой сын? Ответьте, если знаете… Где он сейчас?..
За все время этой длинной речи Морти и Юкуфи ни разу не прервали женщину. Казалось, она давно уже хотела выговориться, но каждое слово о минувших событиях убивало ее. Во всяком случае, то, что произошло дальше, очень напоминало смерть: фигура женщины начала бледнеть перед глазами, так, что через нее стали проступать контуры находившихся в доме предметов. Вскоре она и вовсе исчезла, и ребята остались одни в комнате. Морти придвинулся к Юкуфи и тихо произнес:
– Это его мать!
– Кого? – не понял поначалу Юкуфи.
– Того человека!
Юкуфи вздрогнул:
– Ерунда какая-то… Его мать должна быть уже старухой!
– А как ты думаешь, кого еще он может помнить столь отчетливо? Она предстала перед нами такой, какой осталась в его памяти. Ты помнишь свою мать, он – свою: все логично.
– Не равняй меня с ним! – вспыхнул Юкуфи; сама мысль, что женщина, которая была так ласкова с ним, в то же время приходится матерью его злейшему врагу, была для него невыносима. – Помнят лишь того, кого любят! А он бросил свою мать – значит, не любил ее! Я-то свою не бросал…
– Блудный сын тоже бежал из родительского дома, однако вспомнил отца в тяжкую минуту своей жизни.
– Но он раскаялся и вернулся… А тот человек – нет!
– Хорошо, если есть куда возвращаться, – произнес Морти и как бы невзначай подвинул к товарищу локтем старую газету, которую хозяйка не стала убирать со стола.
– Что это? – покосился Юкуфи.
– Почитай, почитай! Думаю, тебе будет полезно.
Чуть помедлив, Юкуфи развернул газету. Все столбцы в ней были какие-то блеклые, точно размытые водою, за исключением заметки, находившейся в самом низу. Она была набрана мелким шрифтом, как обычно печатают криминальные сводки:
«Вчера на Третьем путевом проезде в доме номер пять произошло жестокое убийство женщины. Неизвестные перерезали ей горло, а перед этим выкололи глаза и отрезали все пальцы на руках. Очевидно, жертва сама открыла налетчикам дверь, поскольку следов борьбы не было обнаружено. Сотрудники расположенного по соседству отделения милиции уверяют, что не слышали никаких криков: скорее всего, женщине сразу заткнули рот. По итогам случившегося возбуждено уголовное дело»
Газета выпала из рук Юкуфи; он встал и медленно двинулся к выходу. Перед самой дверью он обернулся и глухо произнес:
– Мне что-то нехорошо… Пойду проветрюсь.
Его и впрямь мутило, а голова была словно в огне. Вновь перейдя улицу, он остановился у белой кирпичной стены, чтобы немного перевести дух, и вдруг услыхал какие-то голоса. Юкуфи быстро сообразил, что они доносятся из приоткрытого окна рядом с его макушкой; он чуть приподнялся и заглянул внутрь. В милицейском кабинете за столом сидело двое мужчин. Один из них, совсем молодой парень, уткнул лицо в ладони, и плечи его вздрагивали; второй человек, гораздо старше, расположился напротив, и Юкуфи услышал, как он произнес:
– Брось нюни распускать, лейтенант! Ежели всякую воровскую подстилку жалеть – жалейки не хватит.
– Товарищ майор! – Парень отнял ладони от своего мокрого лица. – Я ведь не ожидал, что они ее так… Думал – порешат просто!..
– А по-твоему жизнь – это идиотское кино с Ван Даммом, где кровь из морса, а вместо стволов – пукалки? Нет, милый, здесь все и сложней, и вместе с тем проще! Согласен, ребята Лехи Богомаза чуток перегнули палку, так все по понятиям! Ее змееныш повел себя, как фраерок последний: сперва не хотел предъявить бочину, а когда его прижали, начал путаться с людьми, которыми интересуются ФСБ-шники. А таких мразей даже бандосы не любят. Вот скажи: у тебя сад-огород есть?
– Есть, товарищ майор…
– Прополку там, небось, делаешь?
– Делаю…
– Ну вот! А здесь та же самая прополка получается. Бандиты тоже бывают полезны – тем, что очищают общество от таких вот элементов. Жаль, конечно, что она не сказала, где ее приблудыш прячется. И не сыри глаза! – Майор похлопал парня по плечу, где красовался погон. – Деньги на операцию сыну у тебя теперь есть? Есть. Значит, и горевать не о чем! Только смотри: если стукнешь где, тебе самому операция потребуется. Хотя нет: не потребуется даже и она!..
Юкуфи почувствовал, как кто-то несильно толкнул его в бок:
– Так… Кажется, я сегодня уже слышал от кого-то разговор про выдергивание сорняков.
Обернувшись, Юкуфи увидел закутанного в плед Морти, который смотрел на товарища по несчастью насмешливо и вместе с тем строго. Видимо, Морти также слушал разговор, происходивший между милиционерами, но до поры до времени не хотел привлекать к себе внимания. У Юкуфи потемнело в глазах, и он крикнул:
– Кому ты веришь? Террористу? Да он все это просто придумал для самоуспокоения! – Казалось, еще минута – и Юкуфи упадет перед Морти на колени, чтобы тот больше ничего не говорил и ничего не показывал. Но Морти продолжал – безжалостно, потому что в нем начала играть кровь отца, сурового человека, который мог и за ремень схватиться, если кое-кому требовалось преподать урок:
– Успокоится, представив, что родную мать зверски пытали, да еще с согласия людей, которые обязаны были ее защищать? Что-то не похоже... Нет, в той заметке напечатана правда!.. И именно потому он запомнил оттуда все, до последней буковки, хотя, наверное, счастлив был бы забыть!.. И точно так же он навсегда запомнил физиономии этих ментов: он наверняка видел их по телевизору или по интернету, когда их делишки вскрылись… После этого для него уже не существовало дороги назад!.. Знаешь, кто на самом деле убил твоих родителей? Вот эти оборотни! Только они сделали это его руками!.. Ты ненавидел его – понимаю… А он ненавидел все общество, которое позволило так поступить с его матерью, – на радость бесам: им ведь всегда нравится смотреть, как гибнет человеческая душа. А ты сюда пришел, чтобы окончательно ее погубить!.. Поэтому бесы и не сразу на тебя накинулись: они чуяли, что ты – один из них, пока я не вмешался…
– Бесы…
– Да. Не обижайся…
– Я не об этом. Вон они! – И Юкуфи указал пальцем куда-то вверх.
Морти глянул – и побелел. Казалось, темная грозовая туча надвигается на ребят с обеих сторон: бесов стало еще больше, чем прежде, и теперь они брали мальчиков в плотное кольцо. Морти схватил товарища за руку:
– Быстрей, Юкуфи! Бежим!
Ребята рванулись обратно к домику, где, по крайней мере, легче было отбиваться. Мальчики едва успели заскочить внутрь, и Морти задвинул щеколду: еще мгновение – и уродливое черное чудище протиснулось бы вслед за ним. Прижавшись спиною к двери, Морти всем телом ощутил, как в нее сильно ударили – так, что показалось, будто дом сейчас же и рухнет. Юкуфи, стоя рядом, шептал молитву – впервые за сегодняшний день. Потом он прервался и спросил:
– Они ушли?
– Не знаю. Вроде бы все тихо…
И тотчас будто в опровержение этих слов друзья услышали грохот, а вслед за ним – отчаянный крик, в котором почудилось что-то знакомое. Только доносился этот шум не с улицы, а из комнаты, где Морти и Юкуфи прежде сидели за столом. Ребята бросились туда; плед соскользнул с плеч Морти, но мальчик даже не заметил этого. Комната была полна бесов: они лезли отовсюду, точно крысы из щелей, и непонятно было, откуда они взялись. Тут же Морти почувствовал, как чьи-то грубые, хваткие руки, больше похожие на лапы каких-то обезьян, вцепились сзади в оба его крыла. Он рванулся, и его пронзила резкая боль; она была настолько сильной, что мальчик упал на колени. Со стороны это выглядело так, словно Морти умоляет бесов отпустить его; для мальчика эта мысль была невыносимее любой боли, и он немедленно попытался встать. Но чудища навалились на его плечи и ноги, придавив Морти к полу, и он не мог даже шелохнуться. Юкуфи оказался счастливее: ему удалось увернуться от бесов. Они лишь сорвали с него плед, который ему подарила хозяйка дома, и ее мальчик увидел теперь прямо перед собою. Женщина уже не пробовала ни дергаться, ни кричать; в изодранном платье и с растрепанными волосами, она вся поникла, как надломленный цветок, а бесы крепко держали ее, и на их мордах были ухмылки. Через секунду Юкуфи понял, что это уже никакие и не морды, а лица людей – тех людей, для которых не существует ни Божьего, ни человеческого закона, а единственно воля их главаря. Один из бандитов запрокинул женщине голову и поднес к ее глазам изогнутое ржавое шило.
– Дети, кто вы? – спросила она. – Я раньше вас не встречала.
В словах женщины слышалось, а в глазах читалось удивление, но взгляд ее был добрым, а голос – мягким. Морти негромко кашлянул.
– Я и мой друг – оба бедные сироты, – как бы извиняясь, вымолвил он. – Мы приле… то есть пришли издалека, и у нас нет крыши над головой. Пожалуйста, разрешите нам остановиться до ночи в вашем доме! Больше мы ничего не попросим!.. А мы бы вам спели что-нибудь… – Тут Морти смутился: расплачиваться своими песнями он не привык, но не знал, чем еще может вознаградить за гостеприимство. Женщина посмотрела с жалостью на него, затем на стоявшего чуть поодаль Юкуфи и улыбнулась, видимо, желая ободрить мальчиков:
– Конечно, ребятишки, заходите! Прошу прощения, здесь не прибрано: у меня редко бывают гости, – добавила она секунду спустя.
Пройдя с хозяйкой через прихожую, где действительно многие вещи были свалены в беспорядке, Морти и Юкуфи очутились в просторной комнате, занимавшей почти весь домик. Возле стены там стоял длинный книжный шкаф, но нигде не было компьютера, что редко встречается в нынешние времена. Морти заметил, что почти все книги в этом шкафу какие-то странные: вместо букв на их корешках расплывались бесформенные пятна; таким же пятном представляется лицо человека, которого ты не видел уже много лет и теперь тщетно пытаешься вспомнить, как же он выглядит. Однако названия двух книг – «История популярной музыки» и «Пиротехника своими руками» – Морти все-таки удалось разобрать; книги эти стояли рядом и казались потрепанней, чем другие, словно их перечитывали много раз. Посреди комнаты находился стол, покрытый белой кружевной скатертью; больше на нем ничего не было, кроме какой-то старой, пожелтевшей от времени газеты. Женщина подвела Морти и Юкуфи к этому столу и сказала столь же ласково, как и прежде:
– Побудьте пока тут, мальчики, а я заварю чай. У меня как раз и пирог поспел в духовке. Только ничего не берите без спросу, хорошо? И еще… – Взгляд женщины вдруг сделался строгим. – Здесь нежарко, а вы совсем голые, как бы вам не простыть!.. – Она достала откуда-то два шерстяных пледа и протянула один их них Юкуфи, а другой – Морти. – Вот, укутайтесь!
Морти пожал плечами: после недавней гонки он гораздо охотнее принял бы холодную ванну, но не стал спорить и завернулся в поданный ему плед; то же самое сделал и Юкуфи. Добрая женщина оставила ребят, но совсем ненадолго, и вскоре вернулась с подносом, на котором стояли две чашки, чайник и горячий пирог; он пах так вкусно, что Морти даже забыл все свои сегодняшние беды. Поблагодарив радушную хозяйку, Морти принялся за угощение: ел и пил он, не торопясь, да и некуда было спешить. Юкуфи же быстро проглотил свою порцию и не попросил добавки; молча, с угрюмым видом он сидел на своем стуле, будто нахохлившаяся птица. Сама женщина не притрагивалась ни к выпечке, ни к чаю: казалось, какая-то тайна давит на ее душу, словно тяжкий груз, а открыть эту тайну чужим людям она пока что не решается. Но вот наконец хозяйка дома промолвила:
– Ребята… Вы говорите, что прибыли из дальних краев. Скажите: вы не встречали где-нибудь моего сына?
Юкуфи, занятый какими-то своими мыслями, похоже, и не слышал этот вопрос, а Морти не знал, что ответить. Поэтому, дожевав последний кусок, он произнес:
– А кто ваш сын? Расскажите о нем!.. Быть может, мы где-то его и видели…
Женщина вздохнула:
– Что ж, слушайте, мальчики… Все началось много лет назад, в мае. Тогда я поздно возвращалась из училища и боялась опоздать на последний автобус, к тому же начался дождь, а я даже не взяла с собою зонт. Поэтому я решила срезать угол и пошла дворами. И вдруг меня толкнули в спину. Я упала, а когда обернулась, увидела, что ко мне подходят двое. Один из них держал нож, а что было в руках у другого – уже не помню… Я закричала и попыталась отползти, а они шагнули ко мне еще ближе. И тогда позади них появился незнакомый мужчина – с широкими плечами и до того высокий, что их макушки едва доходили ему до подбородка. Одного из них – того, который с ножом – он сбил с ног одним ударом, а второй убежал сам. А потом он наклонился ко мне и сказал: «Не бойся, малыш, эти сявки тебя не тронут». И добавил: «Давай я провожу тебя куда нужно». Я была слишком потрясена и не осознавала, что делаю, поэтому кивнула и назвала адрес. Он довел меня до своей машины: она была большая, черная, как у депутата, только депутаты обычно ездят с личными шоферами, а он сел за руль сам. Через десять минут мы уже были на месте; я вошла в дом, а он зашел следом – это как-то само собой получилось. Я поила его чаем – так же, как пою вас, а он смеялся, шутил и даже не торопился сменить мокрую рубашку. Только расстегнул ее на две верхние пуговицы, и тогда на его груди я заметила наколку в виде восьмиконечной звезды. Затем он остался у меня ночевать, а утром исчез; обещал, что еще навестит, но так больше и не навестил, даже не сказал, где живет, и не оставил своего телефона. Зато через два дня ко мне нагрянули люди из органов, долго расспрашивали о нем, угрожали тюрьмой, если стану запираться, но я ничего не могла им ответить. Из их разговоров я поняла, что он – преступник-рецидивист, и пользуется у воров авторитетом. А еще через два месяца я поняла, что жду ребенка. Многие, кто догадывался, от кого он, советовали немедленно сделать аборт: говорили, что дурные гены рано или поздно проявятся и что мне придется поднимать сына в одиночку. Первому я не верила, а со вторым была согласна: мне было уже очевидно, что тот мужчина не любил меня, а только хотел развлечься. Однако я решила все-таки рожать: думала, что со всем справлюсь и заменю ребенку отца. Но, как мне говорила бабушка, с одним крылом не взлетишь!.. – Женщина горько усмехнулась. – Мой мальчик подрастал быстро, и он был похож на тебя, – тут женщина глянула на Юкуфи, – такой же темноглазый, с упрямым выпуклым лбом, только ростом он был выше: сказалась отцовская кровь. Зимою мы с ним катались на санках, запускали фейерверки и взрывали хлопушки: он это очень любил. А еще он обожал музыку: когда однажды я подарила ему гитару, он был вне себя от счастья, хоть и совершенно не умел играть. Но потом я почувствовала, что все больше и больше упускаю сына. Нет, он почти не грубил мне, но начал замыкаться в себе, стал надолго отлучаться из дома и возвращался, только чтобы поесть. Я подозревала, что он связался с дурными людьми, но не решалась спросить прямо. А затем он пропал – ушел однажды на улицу и не вернулся. Где мой сын? Ответьте, если знаете… Где он сейчас?..
За все время этой длинной речи Морти и Юкуфи ни разу не прервали женщину. Казалось, она давно уже хотела выговориться, но каждое слово о минувших событиях убивало ее. Во всяком случае, то, что произошло дальше, очень напоминало смерть: фигура женщины начала бледнеть перед глазами, так, что через нее стали проступать контуры находившихся в доме предметов. Вскоре она и вовсе исчезла, и ребята остались одни в комнате. Морти придвинулся к Юкуфи и тихо произнес:
– Это его мать!
– Кого? – не понял поначалу Юкуфи.
– Того человека!
Юкуфи вздрогнул:
– Ерунда какая-то… Его мать должна быть уже старухой!
– А как ты думаешь, кого еще он может помнить столь отчетливо? Она предстала перед нами такой, какой осталась в его памяти. Ты помнишь свою мать, он – свою: все логично.
– Не равняй меня с ним! – вспыхнул Юкуфи; сама мысль, что женщина, которая была так ласкова с ним, в то же время приходится матерью его злейшему врагу, была для него невыносима. – Помнят лишь того, кого любят! А он бросил свою мать – значит, не любил ее! Я-то свою не бросал…
– Блудный сын тоже бежал из родительского дома, однако вспомнил отца в тяжкую минуту своей жизни.
– Но он раскаялся и вернулся… А тот человек – нет!
– Хорошо, если есть куда возвращаться, – произнес Морти и как бы невзначай подвинул к товарищу локтем старую газету, которую хозяйка не стала убирать со стола.
– Что это? – покосился Юкуфи.
– Почитай, почитай! Думаю, тебе будет полезно.
Чуть помедлив, Юкуфи развернул газету. Все столбцы в ней были какие-то блеклые, точно размытые водою, за исключением заметки, находившейся в самом низу. Она была набрана мелким шрифтом, как обычно печатают криминальные сводки:
«Вчера на Третьем путевом проезде в доме номер пять произошло жестокое убийство женщины. Неизвестные перерезали ей горло, а перед этим выкололи глаза и отрезали все пальцы на руках. Очевидно, жертва сама открыла налетчикам дверь, поскольку следов борьбы не было обнаружено. Сотрудники расположенного по соседству отделения милиции уверяют, что не слышали никаких криков: скорее всего, женщине сразу заткнули рот. По итогам случившегося возбуждено уголовное дело»
Газета выпала из рук Юкуфи; он встал и медленно двинулся к выходу. Перед самой дверью он обернулся и глухо произнес:
– Мне что-то нехорошо… Пойду проветрюсь.
Его и впрямь мутило, а голова была словно в огне. Вновь перейдя улицу, он остановился у белой кирпичной стены, чтобы немного перевести дух, и вдруг услыхал какие-то голоса. Юкуфи быстро сообразил, что они доносятся из приоткрытого окна рядом с его макушкой; он чуть приподнялся и заглянул внутрь. В милицейском кабинете за столом сидело двое мужчин. Один из них, совсем молодой парень, уткнул лицо в ладони, и плечи его вздрагивали; второй человек, гораздо старше, расположился напротив, и Юкуфи услышал, как он произнес:
– Брось нюни распускать, лейтенант! Ежели всякую воровскую подстилку жалеть – жалейки не хватит.
– Товарищ майор! – Парень отнял ладони от своего мокрого лица. – Я ведь не ожидал, что они ее так… Думал – порешат просто!..
– А по-твоему жизнь – это идиотское кино с Ван Даммом, где кровь из морса, а вместо стволов – пукалки? Нет, милый, здесь все и сложней, и вместе с тем проще! Согласен, ребята Лехи Богомаза чуток перегнули палку, так все по понятиям! Ее змееныш повел себя, как фраерок последний: сперва не хотел предъявить бочину, а когда его прижали, начал путаться с людьми, которыми интересуются ФСБ-шники. А таких мразей даже бандосы не любят. Вот скажи: у тебя сад-огород есть?
– Есть, товарищ майор…
– Прополку там, небось, делаешь?
– Делаю…
– Ну вот! А здесь та же самая прополка получается. Бандиты тоже бывают полезны – тем, что очищают общество от таких вот элементов. Жаль, конечно, что она не сказала, где ее приблудыш прячется. И не сыри глаза! – Майор похлопал парня по плечу, где красовался погон. – Деньги на операцию сыну у тебя теперь есть? Есть. Значит, и горевать не о чем! Только смотри: если стукнешь где, тебе самому операция потребуется. Хотя нет: не потребуется даже и она!..
Юкуфи почувствовал, как кто-то несильно толкнул его в бок:
– Так… Кажется, я сегодня уже слышал от кого-то разговор про выдергивание сорняков.
Обернувшись, Юкуфи увидел закутанного в плед Морти, который смотрел на товарища по несчастью насмешливо и вместе с тем строго. Видимо, Морти также слушал разговор, происходивший между милиционерами, но до поры до времени не хотел привлекать к себе внимания. У Юкуфи потемнело в глазах, и он крикнул:
– Кому ты веришь? Террористу? Да он все это просто придумал для самоуспокоения! – Казалось, еще минута – и Юкуфи упадет перед Морти на колени, чтобы тот больше ничего не говорил и ничего не показывал. Но Морти продолжал – безжалостно, потому что в нем начала играть кровь отца, сурового человека, который мог и за ремень схватиться, если кое-кому требовалось преподать урок:
– Успокоится, представив, что родную мать зверски пытали, да еще с согласия людей, которые обязаны были ее защищать? Что-то не похоже... Нет, в той заметке напечатана правда!.. И именно потому он запомнил оттуда все, до последней буковки, хотя, наверное, счастлив был бы забыть!.. И точно так же он навсегда запомнил физиономии этих ментов: он наверняка видел их по телевизору или по интернету, когда их делишки вскрылись… После этого для него уже не существовало дороги назад!.. Знаешь, кто на самом деле убил твоих родителей? Вот эти оборотни! Только они сделали это его руками!.. Ты ненавидел его – понимаю… А он ненавидел все общество, которое позволило так поступить с его матерью, – на радость бесам: им ведь всегда нравится смотреть, как гибнет человеческая душа. А ты сюда пришел, чтобы окончательно ее погубить!.. Поэтому бесы и не сразу на тебя накинулись: они чуяли, что ты – один из них, пока я не вмешался…
– Бесы…
– Да. Не обижайся…
– Я не об этом. Вон они! – И Юкуфи указал пальцем куда-то вверх.
Морти глянул – и побелел. Казалось, темная грозовая туча надвигается на ребят с обеих сторон: бесов стало еще больше, чем прежде, и теперь они брали мальчиков в плотное кольцо. Морти схватил товарища за руку:
– Быстрей, Юкуфи! Бежим!
Ребята рванулись обратно к домику, где, по крайней мере, легче было отбиваться. Мальчики едва успели заскочить внутрь, и Морти задвинул щеколду: еще мгновение – и уродливое черное чудище протиснулось бы вслед за ним. Прижавшись спиною к двери, Морти всем телом ощутил, как в нее сильно ударили – так, что показалось, будто дом сейчас же и рухнет. Юкуфи, стоя рядом, шептал молитву – впервые за сегодняшний день. Потом он прервался и спросил:
– Они ушли?
– Не знаю. Вроде бы все тихо…
И тотчас будто в опровержение этих слов друзья услышали грохот, а вслед за ним – отчаянный крик, в котором почудилось что-то знакомое. Только доносился этот шум не с улицы, а из комнаты, где Морти и Юкуфи прежде сидели за столом. Ребята бросились туда; плед соскользнул с плеч Морти, но мальчик даже не заметил этого. Комната была полна бесов: они лезли отовсюду, точно крысы из щелей, и непонятно было, откуда они взялись. Тут же Морти почувствовал, как чьи-то грубые, хваткие руки, больше похожие на лапы каких-то обезьян, вцепились сзади в оба его крыла. Он рванулся, и его пронзила резкая боль; она была настолько сильной, что мальчик упал на колени. Со стороны это выглядело так, словно Морти умоляет бесов отпустить его; для мальчика эта мысль была невыносимее любой боли, и он немедленно попытался встать. Но чудища навалились на его плечи и ноги, придавив Морти к полу, и он не мог даже шелохнуться. Юкуфи оказался счастливее: ему удалось увернуться от бесов. Они лишь сорвали с него плед, который ему подарила хозяйка дома, и ее мальчик увидел теперь прямо перед собою. Женщина уже не пробовала ни дергаться, ни кричать; в изодранном платье и с растрепанными волосами, она вся поникла, как надломленный цветок, а бесы крепко держали ее, и на их мордах были ухмылки. Через секунду Юкуфи понял, что это уже никакие и не морды, а лица людей – тех людей, для которых не существует ни Божьего, ни человеческого закона, а единственно воля их главаря. Один из бандитов запрокинул женщине голову и поднес к ее глазам изогнутое ржавое шило.
