Женщина еще успела глянуть на Юкуфи, будто навсегда прощалась с ним, и тот вздрогнул: совершенно так же на него смотрела его собственная мама, прежде чем отдать Богу душу. Юкуфи вспомнил и нечто другое: недавний упрек, что он уподобился бесам, – упрек горький, но справедливый, и мальчику померещилось, что сейчас он убивает свою же мать. Из груди Юкуфи вырвался вопль:
– Я – не один из вас! Не троньте ее!
Казалось, в этом крике вырвался наружу весь тот гнев, который набухал внутри Юкуфи так долго и так мучительно. А когда с человеком происходит подобное, он делается страшен, даже если этот человек – просто мальчишка. И потому пальцы бесов разжались; женщина улыбнулась Юкуфи, и, пошатываясь, шагнула навстречу ему. Тотчас бесы, опомнившись, попытались вновь ее схватить, но Юкуфи налетел на них – как ураган, один против целой оравы. Теперь он во много раз больше хотел защитить эту женщину, чем желал убить ее сына всего несколько часов назад, и благодаря этому силы его удваивались, утраивались, удесятерялись. Боль и усталость словно перестали для него существовать, но он все-таки не мог без помощи братьев выдержать бой со столькими противниками. Вместо рассеянных им бесов возникали новые; они жестоко нападали на Юкуфи, и в какую-то минуту его крылья точно налились свинцом и кровавый туман поплыл перед глазами. Затем мальчик почувствовал, что как будто проваливается в очень глубокий колодец или шурф шахты, куда его бросили палачи после долгих истязаний. Он уже не видел, как в комнате вспыхнул яркий свет, не слышал воя бесов, которые кинулись в разные стороны, но Морти видел и слышал все это. Из сияющего облака появились двое мальчишек – один с белыми крыльями, другой с черными, и первого Морти никогда прежде не встречал, но второго узнал бы из миллиона.
– Тодька!.. – Морти хотел немедленно броситься к товарищу, чтобы еще в воздухе обняться с ним, но смог лишь подняться на ноги. Державшие его бесы исчезли, но левым крылом не удалось взмахнуть: оно безжизненно повисло за спиною, словно бумажное. Тодик заметил это, и радость на его лице сменилась страхом. Он подлетел и схватил товарища за плечи:
– Морти!.. Что с тобою? Тебе больно, да?.. – И из глаз Тодика закапали слезы.
– Ничего, Тодька!.. – Морти улыбнулся. – Пожалуйста, не плачь, а то я сам сейчас разревусь… Я в порядке, только вот крыло… Посмотри, что с ним.
– Его, похоже, просто надо вправить. Потерпи!.. – Тодик быстро сообразил, в чем дело, нагнулся, и через секунду Морти вскрикнул, после чего попробовал пошевелить крылом:
– Работает!.. Тодька, спасибо тебе! Правда, еще побаливает, но лететь я смогу. Не такой уж я слабак… – И Морти добавил – чуть смущенно, словно бы стеснялся, что Тодик жалеет его: – Юкуфи вон хуже досталось.
– Денька два-три отлежится – и будет как новенький, – откликнулся мальчик с белыми крыльями. Этим он хотел успокоить не одних лишь Морти и Тодика, но и только что спасенную женщину: она стояла рядом, не говоря ничего, но ее помертвелое лицо, с которым она смотрела на неподвижно распластанного на полу Юкуфи, было красноречивее любых слов. Затем белокрылый мальчишка подошел к Морти:
– Здравствуй! Меня зовут Лайви, – представился он.
Морти пожал протянутую ему руку, но глядел на незнакомца с недоумением: это имя ни о чем ему не говорило. По счастью, Тодик поспешил с разъяснениями:
– Он – хранитель того человека!.. Бог послал мне откровение, что вы с Юкуфи попали в беду, и нам было велено вам помочь. Знаешь, он…
– Подожди, – мягко, но решительно остановил его Лайви и тут же перешел на шепот, видимо, не желая, чтобы женщина его слышала. – Потом все расскажешь, хорошо? Моему подопечному дали наркоз, и пока он не очнулся, мы должны покинуть его тело. Так что лучше поторопимся!..
В одном из углов комнаты Морти подобрал плед, который с Юкуфи сорвали бесы, и расстелил его на полу. Лайви и Тодик подняли Юкуфи, бережно положили его на этот плед, и, нагнувшись, взялись за его уголки – один справа, другой слева. Получилось что-то вроде гамака, в котором Юкуфи удобно было нести до самого горнего неба, где он мог бы восстановить силы. Все было готово, но Морти не мог улететь, не простившись с хозяйкой. Он подошел к ней, поклонился и сказал:
– Нам пора… Спасибо вам за все! – Он хотел сказать и еще что-то, вот только нужные слова никак не шли на ум, а ждать их уже не было времени. Но женщина поспешила возразить:
– Что вы, ребятишки!.. Это я должна быть вам благодарна! – Она шагнула к Юкуфи, наклонилась и поцеловала его в лоб. – Ты настоящий храбрец!.. Твоя мама могла бы гордиться тобой! – И, посмотрев в последний раз на Морти, Тодика и Лайви, женщина добавила: – Если вдруг вы встретите где-то моего сына… передайте ему привет. И скажите, что я очень его жду.
Морти кивнул и почувствовал, как в горле шелохнулся какой-то жгучий комок. Чтобы не выдать себя, он поскорее отвернулся и взлетел, а вслед за ним в воздух поднялись Тодик и Лайви. Юкуфи по-прежнему был без сознания, и ребята не хотели тревожить его покой. Когда они были уже так высоко, что не могли разглядеть ни домик, ни отделение милиции, Лайви негромко сказал:
– Простите, братья… Я должен был сразу помешать Юкуфи, но позабыл обо всем на свете от радости, что моя задумка удалась. Мне стоило быть внимательнее!..
Морти ошеломленно посмотрел на него:
– Твоя задумка? Ты что, запланировал этот теракт?
– Нет, конечно. Только его концовку…
– Но как же…
– Просто я понимал: если мой подопечный и дальше будет якшаться с террористами, то окончательно загубит свою душу. Поэтому я решил во что бы то ни стало остановить его. Он лишь потому убивал людей, что не знал иного средства хоть отчасти заглушить внутреннюю боль. Днем было еще ничего, но каждую ночь его преследовал один и тот же кошмар: как с его матерью расправляются бандиты. И просыпаясь, он всякий раз кричал, точно ему самому бомбой отрывало руки и ноги: «Пустите ее! Мама!» – так, что соседи иногда били кулаками в стену. Но я заметил: если вечером по телевизору передавали выступление какого-нибудь певца, мой подопечный затем спал чуть-чуть спокойнее. Похоже, он и сам понимал это… У него с детства было две слабости – взрывное дело и музыка, и я задумал сыграть сразу на обеих. Мне повезло, что захватить заложников террористы планировали в концертном зале. За два дня до теракта я постарался, чтобы мой подопечный увидел сон, как он выходит на сцену, самую настоящую сцену, о чем мечтал уже давно, только вместо гитары в его руке – бомба-фугаска… И зрители смотрят на него куда внимательнее, чем на любую рок-звезду, ловят глазами буквально каждое его движение, в особенности тогда, когда он делает им навстречу эффектный скользящий шаг. Ему очень редко снились приятные сны, но вот этот понравился, причем настолько, что прошлое как будто отступило…
– И он захотел устроить подобный спектакль уже наяву?
Лайви кивнул:
– Да, чтобы еще раз пережить то же самое чувство. Человек он был решительный, под стать своему отцу, и если что-то втемяшивалось ему в голову, пер напролом, как танк. Потому и с бандитами в свое время не ужился. Вот только я не показал ему крохотный кусочек того сна, самое его завершение, как он теряет равновесие и падает вместе со взрывчаткой. А так должно было случиться! Мой подопечный не умел красиво и ловко передвигаться на сцене, он лишь наблюдал за музыкантами, которые так делали. А когда начинаешь выпендриваться да обезьянничать за другими, добра не жди… – Тут голос Лайви задрожал. – Я ведь и сам оставил земную жизнь потому, что однажды сдуру прыгнул с тарзанки по примеру старших ребят… Другие террористы были, в принципе, и не против, чтобы он запугал до полусмерти взятых в плен людей, если те станут шуметь или найдется иной повод: они и сами вытворяли подобные штуки. Только им нужны были заложники, а не куча трупов, поэтому его предупредили, чтобы он не швырял бомбу без особого приказа. Но его не прозвучало…
– Рисковый ты, – произнес Морти немного погодя. – Я бы, наверное, так не смог. А если бы бомба разорвала его на части, как отца Юкуфи? Удивляюсь, что этого не случилось!..
Лайви лишь улыбнулся в ответ:
– Это и не могло произойти.
– Почему?
– Потому что он слишком привык собирать бомбы – по строгим правилам, от которых отступать нельзя. И совершенно так же отнесся к своему сну: боялся, что если не воспроизвести его во всех подробностях, удовольствия уже не будет, а это обернется новыми кошмарами, еще хуже прежних. Соответственно, раз он видел той ночью фугаску, а не что-то иное, – фугаску сегодня и взял… А родителей Юкуфи он убил при помощи бризантки – дробящей бомбы, какую обычно используют террористы. Но фугаски лопаются по-другому – как именно, ты видел сам.
– Фугаска, бризантка, шмузантка… – пробормотал Морти. – Слушай, откуда ты вообще такой умный взялся, что все это знаешь?
– Так я изучал взрывное дело вместе с ним. Он, бывало, что-нибудь читает, а я пристроюсь рядышком и заглядываю через плечо. Как говорится, с кем поведешься… – И Лайви негромко рассмеялся.
– А что с заложниками?
– При штурме не погиб ни один из них. Правда, многие пострадали и от взрыва, и от рухнувшей с потолка аппаратуры. Четверых увезли в реанимацию, но, я думаю, их спасут, и вам, чернокрылым братьям, там делать будет нечего. А с остальными уже работают и психологи, и священники, и, конечно же, мы, братья-хранители. Я тоже, как только помогу вам, сразу вернусь к моему подопечному. Он, разумеется, сядет пожизненно и, скорее всего, после той операции, которую ему сделали, навсегда останется калекой. Но он еще может спасти свою душу. Начало уже положено: сегодня он благодаря вам, ребята, впервые за много лет в своих воспоминаниях не увидел, как убивают его мать. Спасибо!..
Тодик подмигнул товарищам:
– Но одну душу мы за сегодняшний день точно уж спасли!.. – Он указал взглядом на Юкуфи и покрепче стиснул в своих пальцах уголки старого пледа. Плед еще сохранил домашнее тепло, какое бывает только от материнских рук. И Морти внезапно показалось: Юкуфи почувствовал это тепло и улыбнулся, словно вернулись те безмятежные дни, когда собственная мать укутывала его мягким полотенцем и ласково целовала в вихрастую макушку. Это время ушло навсегда. Однако теперь память о нем уже не могла помешать Юкуфи идти по верной дороге вместе с другими слугами Господа, которыми полнится наш мир – сложный, богатый и горем и радостью, но, вопреки всему, бесконечно прекрасный, ибо благодать Божья по-прежнему хранит его.
Затянувшаяся игра
Бывают летом такие дни, когда какая-то тягучая скука находит и на людей, и на животных; даже козлоногий бог Пан, в которого верили древние греки, оставляет свою свирель и, позевывая, забивается в пещеру – подальше от любопытных глаз. Взрослые еще могут перетерпеть, вытянувшись на одеяле и закрывшись от солнца панамой, но дети обязательно должны найти себе какое-нибудь занятие – на то они и дети. Поэтому маленький Андрюша довольно далеко отошел от дикого пляжа на тихом, поросшем осокой озерце, где оставил родителей и сестру. Уже не хотелось ни купаться, ни бросать на спор камушки в воду и считать, сколько раз каждый из них отскочит от поверхности, и мальчик брел по тропинке, неизвестно когда и кем протоптанной. Тропинка эта ничем не отличалась от других, и трава, что росла по обе ее стороны, тоже была самая обычная, и потому Андрюше захотелось, чтобы произошло какое-нибудь чудо, вроде как с английской девочкой Алисой, которая так же скучала, а затем провалилась в кроличью нору и увидела там много интересного. Где находится эта страна – Англия, Андрюша представлял лишь смутно, и потому она сама казалась ему фантастическим краем наподобие тридевятого царства. Там, наверное, в лесах до сих пор пасутся единороги, которые в России давно вымерли, а может, их здесь и не было никогда. Но без подготовки падать в нору, должно быть, не слишком-то приятно, и Андрюша внимательно посматривал себе под ноги. Вдруг он замер.
Прямо посреди тропинки он увидел ласточку.
Она лежала совершенно неподвижно и не торопилась улетать. Андрюша хорошо знал, что птицы пугливы: даже когда папа зимою насыпал пшено им в кормушку, они не начинали клевать, пока он не удалится. Но эта ласточка, казалось, совсем не боялась Андрюши. Опустившись на корточки, мальчик осторожно дотронулся до ее лапок: они были твердые, сухие и казались сделанными из пластмассы. Тут мальчик услыхал позади себя топот легких сандалий. Обернувшись, он увидел рыжую девочку; она подбежала и остановилась, переводя дыхание.
– Вот ты где, Андрюшка!
Мальчик испуганно посмотрел на нее:
– Папа и мама искали меня? Они будут ругаться?
– Да нет же, они еще спят! Я сама захотела тебя найти! – И, наклонившись немного вперед, девочка спросила: – Что у тебя здесь такого интересного?
Андрюша посторонился:
– Вот!
Нагнувшись, девочка коснулась пальцем брюшка ласточки и сразу ощутила холод.
– Что ты с ней сделал?
– Ничего! Она такая и была!.. А почему?
Девочка закусила губу и осмотрела птичку еще раз:
– Знаешь что? По-моему, она умерла.
– Умерла? – Андрюша наморщил лоб, пытаясь вспомнить, когда и сколько раз в своей недолгой жизни он слышал это странное слово. Вроде бы бабушка однажды так сказала о мухах, которые в самых причудливых позах застывали на липучке, но ведь ласточка куда крупнее, и сравнивать ее с ними Андрюше представлялось чем-то неправильным. Также он знал, что в некоторых сказках умирали царевичи и царевны, но иногда их и оживляли, просто побрызгав особой водою. Это сильно напоминало игру на планшете, где можно все исправить, а после и извиниться перед пиксельным человечком, что из-за тебя с ним произошли неприятности. А еще был случай, когда однажды в октябре после сырого, тоскливого непогодья выдался долгожданный солнечный денек, и воспитательница вывела Андрюшину группу на прогулку. Андрюша шел в самом конце, потому что замешкался, обуваясь: ему совсем недавно купили новые сапоги, а их быстро на ноги не натянешь. И вот, неспешно топая за другими детьми, он увидел синицу: она лежала точно так же, как сейчас эта ласточка, но не на тропке, а чуть в стороне. Он задержался рядом с ней и стоял бы, наверное, долго, не окликни его воспитательница, а на вопрос мальчика: «Почему она не летит?» воспитательница ответила теми же словами, которые Андрюша слышал теперь от сестры. Тогда Андрюша им не поверил, потому что он не любил эту воспитательницу за резкий голос и всегда потные руки. Всю прогулку он был мрачен, а когда группа шла назад, захотел проститься с синичкой, но на старом месте ее уже не было, и Андрюша радостно воскликнул: «Все-таки она улетела!» Но сестре Андрюша доверял и оттого не сомневался: если вернуться на пляж, а затем снова прийти сюда, ласточка так и будет лежать, как забытая кем-то игрушка. Мальчик поднял голову, посмотрел на сестру своими чистыми голубыми глазами и спросил:
– Таня, а что это значит?
Девочка не сразу ответила: она не знала, как это лучше объяснить.
– Умереть – значит стать таким же, как эта птица: не шевелиться, не есть, не пить, и от мертвых нет никакой пользы. Вроде бы так…
– А мы тоже умрем? – У Андрюши дрогнули уголки губ. – И нас так же найдут на дороге?
– Я – не один из вас! Не троньте ее!
Казалось, в этом крике вырвался наружу весь тот гнев, который набухал внутри Юкуфи так долго и так мучительно. А когда с человеком происходит подобное, он делается страшен, даже если этот человек – просто мальчишка. И потому пальцы бесов разжались; женщина улыбнулась Юкуфи, и, пошатываясь, шагнула навстречу ему. Тотчас бесы, опомнившись, попытались вновь ее схватить, но Юкуфи налетел на них – как ураган, один против целой оравы. Теперь он во много раз больше хотел защитить эту женщину, чем желал убить ее сына всего несколько часов назад, и благодаря этому силы его удваивались, утраивались, удесятерялись. Боль и усталость словно перестали для него существовать, но он все-таки не мог без помощи братьев выдержать бой со столькими противниками. Вместо рассеянных им бесов возникали новые; они жестоко нападали на Юкуфи, и в какую-то минуту его крылья точно налились свинцом и кровавый туман поплыл перед глазами. Затем мальчик почувствовал, что как будто проваливается в очень глубокий колодец или шурф шахты, куда его бросили палачи после долгих истязаний. Он уже не видел, как в комнате вспыхнул яркий свет, не слышал воя бесов, которые кинулись в разные стороны, но Морти видел и слышал все это. Из сияющего облака появились двое мальчишек – один с белыми крыльями, другой с черными, и первого Морти никогда прежде не встречал, но второго узнал бы из миллиона.
– Тодька!.. – Морти хотел немедленно броситься к товарищу, чтобы еще в воздухе обняться с ним, но смог лишь подняться на ноги. Державшие его бесы исчезли, но левым крылом не удалось взмахнуть: оно безжизненно повисло за спиною, словно бумажное. Тодик заметил это, и радость на его лице сменилась страхом. Он подлетел и схватил товарища за плечи:
– Морти!.. Что с тобою? Тебе больно, да?.. – И из глаз Тодика закапали слезы.
– Ничего, Тодька!.. – Морти улыбнулся. – Пожалуйста, не плачь, а то я сам сейчас разревусь… Я в порядке, только вот крыло… Посмотри, что с ним.
– Его, похоже, просто надо вправить. Потерпи!.. – Тодик быстро сообразил, в чем дело, нагнулся, и через секунду Морти вскрикнул, после чего попробовал пошевелить крылом:
– Работает!.. Тодька, спасибо тебе! Правда, еще побаливает, но лететь я смогу. Не такой уж я слабак… – И Морти добавил – чуть смущенно, словно бы стеснялся, что Тодик жалеет его: – Юкуфи вон хуже досталось.
– Денька два-три отлежится – и будет как новенький, – откликнулся мальчик с белыми крыльями. Этим он хотел успокоить не одних лишь Морти и Тодика, но и только что спасенную женщину: она стояла рядом, не говоря ничего, но ее помертвелое лицо, с которым она смотрела на неподвижно распластанного на полу Юкуфи, было красноречивее любых слов. Затем белокрылый мальчишка подошел к Морти:
– Здравствуй! Меня зовут Лайви, – представился он.
Морти пожал протянутую ему руку, но глядел на незнакомца с недоумением: это имя ни о чем ему не говорило. По счастью, Тодик поспешил с разъяснениями:
– Он – хранитель того человека!.. Бог послал мне откровение, что вы с Юкуфи попали в беду, и нам было велено вам помочь. Знаешь, он…
– Подожди, – мягко, но решительно остановил его Лайви и тут же перешел на шепот, видимо, не желая, чтобы женщина его слышала. – Потом все расскажешь, хорошо? Моему подопечному дали наркоз, и пока он не очнулся, мы должны покинуть его тело. Так что лучше поторопимся!..
В одном из углов комнаты Морти подобрал плед, который с Юкуфи сорвали бесы, и расстелил его на полу. Лайви и Тодик подняли Юкуфи, бережно положили его на этот плед, и, нагнувшись, взялись за его уголки – один справа, другой слева. Получилось что-то вроде гамака, в котором Юкуфи удобно было нести до самого горнего неба, где он мог бы восстановить силы. Все было готово, но Морти не мог улететь, не простившись с хозяйкой. Он подошел к ней, поклонился и сказал:
– Нам пора… Спасибо вам за все! – Он хотел сказать и еще что-то, вот только нужные слова никак не шли на ум, а ждать их уже не было времени. Но женщина поспешила возразить:
– Что вы, ребятишки!.. Это я должна быть вам благодарна! – Она шагнула к Юкуфи, наклонилась и поцеловала его в лоб. – Ты настоящий храбрец!.. Твоя мама могла бы гордиться тобой! – И, посмотрев в последний раз на Морти, Тодика и Лайви, женщина добавила: – Если вдруг вы встретите где-то моего сына… передайте ему привет. И скажите, что я очень его жду.
Морти кивнул и почувствовал, как в горле шелохнулся какой-то жгучий комок. Чтобы не выдать себя, он поскорее отвернулся и взлетел, а вслед за ним в воздух поднялись Тодик и Лайви. Юкуфи по-прежнему был без сознания, и ребята не хотели тревожить его покой. Когда они были уже так высоко, что не могли разглядеть ни домик, ни отделение милиции, Лайви негромко сказал:
– Простите, братья… Я должен был сразу помешать Юкуфи, но позабыл обо всем на свете от радости, что моя задумка удалась. Мне стоило быть внимательнее!..
Морти ошеломленно посмотрел на него:
– Твоя задумка? Ты что, запланировал этот теракт?
– Нет, конечно. Только его концовку…
– Но как же…
– Просто я понимал: если мой подопечный и дальше будет якшаться с террористами, то окончательно загубит свою душу. Поэтому я решил во что бы то ни стало остановить его. Он лишь потому убивал людей, что не знал иного средства хоть отчасти заглушить внутреннюю боль. Днем было еще ничего, но каждую ночь его преследовал один и тот же кошмар: как с его матерью расправляются бандиты. И просыпаясь, он всякий раз кричал, точно ему самому бомбой отрывало руки и ноги: «Пустите ее! Мама!» – так, что соседи иногда били кулаками в стену. Но я заметил: если вечером по телевизору передавали выступление какого-нибудь певца, мой подопечный затем спал чуть-чуть спокойнее. Похоже, он и сам понимал это… У него с детства было две слабости – взрывное дело и музыка, и я задумал сыграть сразу на обеих. Мне повезло, что захватить заложников террористы планировали в концертном зале. За два дня до теракта я постарался, чтобы мой подопечный увидел сон, как он выходит на сцену, самую настоящую сцену, о чем мечтал уже давно, только вместо гитары в его руке – бомба-фугаска… И зрители смотрят на него куда внимательнее, чем на любую рок-звезду, ловят глазами буквально каждое его движение, в особенности тогда, когда он делает им навстречу эффектный скользящий шаг. Ему очень редко снились приятные сны, но вот этот понравился, причем настолько, что прошлое как будто отступило…
– И он захотел устроить подобный спектакль уже наяву?
Лайви кивнул:
– Да, чтобы еще раз пережить то же самое чувство. Человек он был решительный, под стать своему отцу, и если что-то втемяшивалось ему в голову, пер напролом, как танк. Потому и с бандитами в свое время не ужился. Вот только я не показал ему крохотный кусочек того сна, самое его завершение, как он теряет равновесие и падает вместе со взрывчаткой. А так должно было случиться! Мой подопечный не умел красиво и ловко передвигаться на сцене, он лишь наблюдал за музыкантами, которые так делали. А когда начинаешь выпендриваться да обезьянничать за другими, добра не жди… – Тут голос Лайви задрожал. – Я ведь и сам оставил земную жизнь потому, что однажды сдуру прыгнул с тарзанки по примеру старших ребят… Другие террористы были, в принципе, и не против, чтобы он запугал до полусмерти взятых в плен людей, если те станут шуметь или найдется иной повод: они и сами вытворяли подобные штуки. Только им нужны были заложники, а не куча трупов, поэтому его предупредили, чтобы он не швырял бомбу без особого приказа. Но его не прозвучало…
– Рисковый ты, – произнес Морти немного погодя. – Я бы, наверное, так не смог. А если бы бомба разорвала его на части, как отца Юкуфи? Удивляюсь, что этого не случилось!..
Лайви лишь улыбнулся в ответ:
– Это и не могло произойти.
– Почему?
– Потому что он слишком привык собирать бомбы – по строгим правилам, от которых отступать нельзя. И совершенно так же отнесся к своему сну: боялся, что если не воспроизвести его во всех подробностях, удовольствия уже не будет, а это обернется новыми кошмарами, еще хуже прежних. Соответственно, раз он видел той ночью фугаску, а не что-то иное, – фугаску сегодня и взял… А родителей Юкуфи он убил при помощи бризантки – дробящей бомбы, какую обычно используют террористы. Но фугаски лопаются по-другому – как именно, ты видел сам.
– Фугаска, бризантка, шмузантка… – пробормотал Морти. – Слушай, откуда ты вообще такой умный взялся, что все это знаешь?
– Так я изучал взрывное дело вместе с ним. Он, бывало, что-нибудь читает, а я пристроюсь рядышком и заглядываю через плечо. Как говорится, с кем поведешься… – И Лайви негромко рассмеялся.
– А что с заложниками?
– При штурме не погиб ни один из них. Правда, многие пострадали и от взрыва, и от рухнувшей с потолка аппаратуры. Четверых увезли в реанимацию, но, я думаю, их спасут, и вам, чернокрылым братьям, там делать будет нечего. А с остальными уже работают и психологи, и священники, и, конечно же, мы, братья-хранители. Я тоже, как только помогу вам, сразу вернусь к моему подопечному. Он, разумеется, сядет пожизненно и, скорее всего, после той операции, которую ему сделали, навсегда останется калекой. Но он еще может спасти свою душу. Начало уже положено: сегодня он благодаря вам, ребята, впервые за много лет в своих воспоминаниях не увидел, как убивают его мать. Спасибо!..
Тодик подмигнул товарищам:
– Но одну душу мы за сегодняшний день точно уж спасли!.. – Он указал взглядом на Юкуфи и покрепче стиснул в своих пальцах уголки старого пледа. Плед еще сохранил домашнее тепло, какое бывает только от материнских рук. И Морти внезапно показалось: Юкуфи почувствовал это тепло и улыбнулся, словно вернулись те безмятежные дни, когда собственная мать укутывала его мягким полотенцем и ласково целовала в вихрастую макушку. Это время ушло навсегда. Однако теперь память о нем уже не могла помешать Юкуфи идти по верной дороге вместе с другими слугами Господа, которыми полнится наш мир – сложный, богатый и горем и радостью, но, вопреки всему, бесконечно прекрасный, ибо благодать Божья по-прежнему хранит его.
Глава 6
Затянувшаяся игра
Бывают летом такие дни, когда какая-то тягучая скука находит и на людей, и на животных; даже козлоногий бог Пан, в которого верили древние греки, оставляет свою свирель и, позевывая, забивается в пещеру – подальше от любопытных глаз. Взрослые еще могут перетерпеть, вытянувшись на одеяле и закрывшись от солнца панамой, но дети обязательно должны найти себе какое-нибудь занятие – на то они и дети. Поэтому маленький Андрюша довольно далеко отошел от дикого пляжа на тихом, поросшем осокой озерце, где оставил родителей и сестру. Уже не хотелось ни купаться, ни бросать на спор камушки в воду и считать, сколько раз каждый из них отскочит от поверхности, и мальчик брел по тропинке, неизвестно когда и кем протоптанной. Тропинка эта ничем не отличалась от других, и трава, что росла по обе ее стороны, тоже была самая обычная, и потому Андрюше захотелось, чтобы произошло какое-нибудь чудо, вроде как с английской девочкой Алисой, которая так же скучала, а затем провалилась в кроличью нору и увидела там много интересного. Где находится эта страна – Англия, Андрюша представлял лишь смутно, и потому она сама казалась ему фантастическим краем наподобие тридевятого царства. Там, наверное, в лесах до сих пор пасутся единороги, которые в России давно вымерли, а может, их здесь и не было никогда. Но без подготовки падать в нору, должно быть, не слишком-то приятно, и Андрюша внимательно посматривал себе под ноги. Вдруг он замер.
Прямо посреди тропинки он увидел ласточку.
Она лежала совершенно неподвижно и не торопилась улетать. Андрюша хорошо знал, что птицы пугливы: даже когда папа зимою насыпал пшено им в кормушку, они не начинали клевать, пока он не удалится. Но эта ласточка, казалось, совсем не боялась Андрюши. Опустившись на корточки, мальчик осторожно дотронулся до ее лапок: они были твердые, сухие и казались сделанными из пластмассы. Тут мальчик услыхал позади себя топот легких сандалий. Обернувшись, он увидел рыжую девочку; она подбежала и остановилась, переводя дыхание.
– Вот ты где, Андрюшка!
Мальчик испуганно посмотрел на нее:
– Папа и мама искали меня? Они будут ругаться?
– Да нет же, они еще спят! Я сама захотела тебя найти! – И, наклонившись немного вперед, девочка спросила: – Что у тебя здесь такого интересного?
Андрюша посторонился:
– Вот!
Нагнувшись, девочка коснулась пальцем брюшка ласточки и сразу ощутила холод.
– Что ты с ней сделал?
– Ничего! Она такая и была!.. А почему?
Девочка закусила губу и осмотрела птичку еще раз:
– Знаешь что? По-моему, она умерла.
– Умерла? – Андрюша наморщил лоб, пытаясь вспомнить, когда и сколько раз в своей недолгой жизни он слышал это странное слово. Вроде бы бабушка однажды так сказала о мухах, которые в самых причудливых позах застывали на липучке, но ведь ласточка куда крупнее, и сравнивать ее с ними Андрюше представлялось чем-то неправильным. Также он знал, что в некоторых сказках умирали царевичи и царевны, но иногда их и оживляли, просто побрызгав особой водою. Это сильно напоминало игру на планшете, где можно все исправить, а после и извиниться перед пиксельным человечком, что из-за тебя с ним произошли неприятности. А еще был случай, когда однажды в октябре после сырого, тоскливого непогодья выдался долгожданный солнечный денек, и воспитательница вывела Андрюшину группу на прогулку. Андрюша шел в самом конце, потому что замешкался, обуваясь: ему совсем недавно купили новые сапоги, а их быстро на ноги не натянешь. И вот, неспешно топая за другими детьми, он увидел синицу: она лежала точно так же, как сейчас эта ласточка, но не на тропке, а чуть в стороне. Он задержался рядом с ней и стоял бы, наверное, долго, не окликни его воспитательница, а на вопрос мальчика: «Почему она не летит?» воспитательница ответила теми же словами, которые Андрюша слышал теперь от сестры. Тогда Андрюша им не поверил, потому что он не любил эту воспитательницу за резкий голос и всегда потные руки. Всю прогулку он был мрачен, а когда группа шла назад, захотел проститься с синичкой, но на старом месте ее уже не было, и Андрюша радостно воскликнул: «Все-таки она улетела!» Но сестре Андрюша доверял и оттого не сомневался: если вернуться на пляж, а затем снова прийти сюда, ласточка так и будет лежать, как забытая кем-то игрушка. Мальчик поднял голову, посмотрел на сестру своими чистыми голубыми глазами и спросил:
– Таня, а что это значит?
Девочка не сразу ответила: она не знала, как это лучше объяснить.
– Умереть – значит стать таким же, как эта птица: не шевелиться, не есть, не пить, и от мертвых нет никакой пользы. Вроде бы так…
– А мы тоже умрем? – У Андрюши дрогнули уголки губ. – И нас так же найдут на дороге?
