Из-за кулис вышло несколько темных фигур, и чей-то грубый голос велел музыкантам немедленно спуститься в зрительный зал. У одного из незваных гостей в руках был какой-то длинный предмет; он поднял его повыше, громыхнул выстрел, и пуля расколотила прожектор, рядом с которым находился Морти. Послышался отчаянный крик; какая-то девушка бросилась к выходу, но чья-то длинная тень встала у нее на пути. Раздался второй выстрел, и немедленно вслед за ним – приказ, резкий, словно удар кулаком под ребра:
– Всем оставаться на местах!
Морти похолодел:
«Захват заложников!»
Да, это действительно было так. Вооруженный человек в маске соскочил со сцены в зал; за ним последовал второй, третий, четвертый. Преступники рассредоточились по периметру, начали тянуть что-то вдоль стены, затем пригнали весь обслуживающий персонал «Эксплозиона», которому надлежало разделить судьбу зрителей и музыкантов. Все это они делали с такой четкостью, что казались и не людьми даже, а какими-то бездушными механизмами, отчего выглядели еще страшнее. Зрители на своих местах не смели ни пошевелиться, ни выдохнуть; только мальчишки в заднем ряду еле слышно всхлипывали, а стоявшая рядом билетерша утешала их, как могла: прежняя вражда была забыта. Морти сверху мрачно наблюдал за всем происходящим. Он уже догадывался, что произойдет дальше: террористы принесут немного воды для заложников, как-нибудь организуют посещение ими туалета и вступят в переговоры с силовиками, которые наверняка уже оцепили здание снаружи. Переговоры могут продлиться и сутки, и двое; за это время кто-нибудь из заложников выведет террористов из себя, и они его пристрелят в назидание остальным. А затем, скорее всего, начнется штурм, при котором погибнут десятки невинных людей. Все это было до такой степени предсказуемо, что даже тошнота подкатывала к горлу. Морти понимал, что больше ему в зрительном зале делать нечего, но и улететь не решался: ему казалось, что он бросает попавших в беду горожан на произвол судьбы, хотя и не знал, чем может им помочь. Увидев, что братья-хранители встали в тесный круг и начали молиться о подопечных, Морти решил последовать их примеру, причем специально выбрал молитву подлиннее, а когда она окончилась, начал следующую.
Когда в мыслях обращаешься к Богу, время бежит незаметно, и Морти потерял ему счет. Он не гадал, сколько минут истекло, как не интересовался тем, что происходило за пределами маленького зрительного зала, и даже закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало от молитвы. Однако договорить святые слова помешал нежданный шум; трудно было разобрать сразу, донесся ли он с улицы или откуда-то еще, но он вынудил мальчика прерваться и разомкнуть веки. Морти увидел, что одна из ламп, расположенная прямо над сценой, снова зажжена; она бросала узкий луч, и он образовывал маленькое пятно, бледно-желтое, точно лицо покойника. Заложники, не понимая, к чему такая перемена, зашептались и задвигались, но крик: «Смирно!» заставил их притихнуть. Террористы взяли оружие на изготовку, и двенадцать стволов были направлены в зал. Еще мгновение – и в освещенной части сцены появился какой-то человек. Настоящий гигант – под два метра ростом, в черной балаклаве, плотно прикрывавшей все лицо, кроме маленьких свиных глаз, он походил на средневекового палача, который на своем помосте возвышается над толпою. В правой руке неизвестный держал что-то вроде продолговатой коробки с торчащими из нее проводами.
Ледяную тишину, царившую в зале, разорвал истерический вопль:
– Бомба!!
Все оцепенели, ибо поняли, что случилось: при переговорах что-то пошло не так, и работники спецслужб убили одного из террористов; теперь за этот необдуманный поступок следовало расплатиться заложникам. Дело приобрело самый скверный оборот, который только можно было представить. Бежать было некуда: с трех сторон в людей целились из огнестрельного оружия, а спереди нависал великан со взрывчаткой. Ее он запросто мог добросить до любой точки зала; она тотчас же превратила бы как минимум десять человек в кровавые ошметки, и каждый молил Бога только об одном: не оказаться в числе этих десяти. Скорее всего, стоявший на возвышении человек понимал это и оттого не спешил: его взор медленно перемещался от ряда к ряду, и каждый, на ком он задерживался, чувствовал, как душа уходит в самые пятки. Один мужчина, уже немолодой, лишился чувств, но люди, сидевшие на соседних креслах, этого даже не заметили или, быть может, заметили и пожалели его, но боялись шелохнуться. В какой-то миг освещенный софитом человек глянул и вверх, прямо на Морти, и у мальчика по спине поползли мурашки, хоть он и знал, что террорист не способен его видеть. Морти невольно вспомнил старую легенду о демонах, которые растут, питаясь человеческим страхом, и почему-то всегда при этом улыбаются. Но их улыбка не такая, как у людей: она похожа скорее на уродливую гримасу – от одного уха и до другого. И Морти чудилось, что именно такая улыбка расплывается прямо на темной ткани балаклавы. Но даже демон не может улыбаться вечно, и человек в уродливой маске, похоже, наконец-то выбрал себе жертву: он придвинулся к заложникам, сделав длинный скользящий шаг, будто давал представление и ради этого представления все и собрались. Но у самого края сцены проходил толстый провод, идущий к звуковой колонке. Человек со взрывчаткой, как и прежде, смотрел только на публику и потому не сразу заметил, что его нога, обутая в тяжелый ботинок, зацепилась за этот провод, а когда почувствовал, что его словно кто-то потянул за лодыжку, было уже слишком поздно. Он упал – разом, не успев сложиться и даже выставить локоть, и бомба вылетела из его вскинутой кверху руки; она взмыла вверх и упала рядом – в полуметре от его тела.
Все произошло за какие-то две секунды. Чудовищный взрыв потряс здание. Террористы, стоявшие у стены, попадали на пол, будто оловянные солдатики, которых ребенок сшибает одним щелчком пальца. Часть аппаратуры сорвалась с потолка и рухнула вниз, в зрительный зал, но сам потолок выстоял. Сквозь дым и пыль, которые окутали помещение, Морти увидел, что распластанный поперек сцены, покрытый кровью и копотью человек в балаклаве еще жив; он даже попробовал приподняться, но тут же издал глухой стон и потерял сознание. И тогда в зале снова возник Юкуфи – словно из ниоткуда, как и в первый раз, но теперь в его глазах светилась злобная радость, а в руке он сжимал печать. Будто коршун на добычу, Юкуфи бросился к неподвижно лежащему на сцене человеку. Морти ринулся следом; мысли путались в его голове – слишком уж много всего произошло за один день, но он осознавал: вся цепочка странных событий началась с появления Юкуфи там, где его не должно было быть. Морти подозревал, что Юкуфи как-то связан с этим терактом, и чувствовал, что обязан во что бы то ни стало разрешить эту загадку. Последнее, что он услышал, были слова:
– Руки за голову! Руки за голову! Работает ОМОН!
* * *
Юкуфи огляделся. Справа и слева от него мелькали обрывки каких-то воспоминаний; они сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, проносились мимо с бешеной скоростью, и никто не смог бы разобраться во всем этом. А прямо перед собою Юкуфи увидел бесов. Он сталкивался с ними и прежде, но никогда они не были так страшны, и никогда их не было так много, как теперь. На секунду Юкуфи оробел, но он зашел слишком далеко, чтобы теперь остановиться. Он громко крикнул – не столько затем, чтобы их напугать, сколько для того, чтобы самому себе придать храбрости, и бесы тотчас расступились перед ним.
Юкуфи опешил:
«Они слушаются меня? Но почему?»
Однако на раздумья уже не оставалось времени: впереди была душа грешника, и Юкуфи казалось, что он уже различает ее холодный свет. Он уже было рванулся с места, но почувствовал, как кто-то вцепился ему в руку, и, обернувшись, увидел рядом Морти.
– Юкуфи, что ты затеял?
Юкуфи зло сверкнул глазами:
– Я вырву его душу из тела ко всем чертям!
– Почему ты один? Где твой напарник?
– Не твое дело!
– Ты что, не получал откровения?
– Сказано же: не твое дело!
– Нет, мое: я тоже слуга Господень! Отвечай, а то не выпущу!
– Раз мы – слуги Господни, то должны очищать его сад от плевелов. А это – плевел, и я выдеру его с корнем!
– Брат, остановись! Мы же не убийцы!
– Зато он – убийца! Мои родители погибли во время теракта, и именно он бросил тогда бомбу! Моего отца разорвало буквально на куски!.. А мать была еще жива, когда ее проносили мимо меня: один глаз у нее вытек, но вторым она успела в последний раз на меня посмотреть… Этот взгляд я никогда не забуду!.. А затем я очутился в детдоме! Рассказать, чего я еще и там пережил? Да нет, пожалуй, не буду, а то у тебя ушки больно нежные: чего доброго, завянут! И чернокрылым братом я стал лишь для того, чтобы найти и покарать этого урода! И в конце концов я его выследил! Сначала я думал прикончить его во сне, но его хранитель все время был начеку и не дал бы мне это сделать. Поэтому я решил дождаться удобного случая. И вот сегодня дождался!.. Впрочем, что я перед тобою распинаюсь: ты меня все равно не поймешь! Твоих-то родителей не убивали…
– Убивали… Во всяком случае, мать.
– И ты простил того, кто это сделал?
– Сначала я хотел убить его. Но потом – да, простил.
– И кто же это был? Говори, коли не врешь!
– Я сам.
– Ты?!
– Да, я. Моя мать умерла при родах. Мы тогда жили в далеком северном поселке, а какая там медицина, ты, наверное, сам представляешь…
– Ха! Тогда все понятно: кто же себя, любимого, ненавидеть станет!
– Представь себе: я ненавидел… Когда осознал, что из-за меня отец овдовел, а брат сделался сиротою. Я тогда целый день ходил, как в воду опущенный, а потом полез в книжный шкаф за рецептурным справочником – узнать, каких таблеток лучше наглотаться, чтобы поскорее коньки отбросить. К счастью, отец был рядом и все понял: он вырвал справочник у меня из рук, его корешком меня по голове треснул и сказал, чтобы я фигней не страдал: успею еще… Вот и ты не страдай! – Не дожидаясь, пока Юкуфи опомнится, Морти резко дернул его за руку и вместе с ним взмыл в воздух, но высоко не поднялся: он словно ударился о какое-то невидимое стекло. Оба мальчика упали, как подстреленные охотником вальдшнепы. Ни с одним из них прежде не случалось ничего подобного, но Морти почти сразу догадался, что же именно произошло: морщась от боли, он повернулся к Юкуфи и глухим голосом произнес:
– Похоже, его привели в чувство. Теперь мы заперты внутри его сознания… И знаешь: похоже, не мы одни об этом догадались, – добавил Морти чуть погодя.
Юкуфи посмотрел в ту сторону, куда ему указал товарищ, и едва не вскрикнул. Бесы, которые до этого спокойно наблюдали за перепалкой двух мальчиков, теперь сбились в кучу и сплошной черной массой надвигались на Морти и Юкуфи: очевидно, они и впрямь сообразили, что ребята, которым некуда деваться, стали легкой добычей. Юкуфи, которым все еще владела ярость, вскочил на ноги и крикнул:
– Я разберусь с ними!
Гнев охватил и Морти. Он уже собирался врезать Юкуфи как следует и удержался от этого лишь потому, что понимал: сейчас они должны действовать сообща.
– Ты совсем спятил, что ли? Не видишь, сколько их? Сперва мстителя из себя корчил, теперь героя решил разыграть! Нам нужно только выиграть время, пока он не уснет! А затем смоемся отсюда! Понял? – И снова схватив Юкуфи повыше локтя, Морти увлек его за собою.
Как ни был взвинчен Юкуфи, он все же сообразил, что благоприятный момент расквитаться за гибель семьи оказался упущен: даже если бы душу преступника и удалось сейчас захватить, ее не получилось бы вынести из тела. Изо всех сил махая крыльями, ребята летели в каком-то лабиринте, извилистом, точно кривая дорожка, по которой идут грешники, не знающие Бога. Следом гнались бесы – хозяева этих мест, и Морти ощущал на своих голых ступнях их обжигающее дыхание. Злой встречный ветер свистел в ушах, слепил глаза и даже, казалось, путал мысли, потому что теперь Морти не мог вспомнить уже ни одной молитвы. Отчаяние начало закрадываться в его сердце: мальчику чудилось, что он навеки заключен в какую-то узкую клетку, откуда уже не выбраться, не увидеть светлого Божьего мира и особенно России – той страны, которая при земной жизни была его домом. Морти невольно представлялись все ее красоты, которыми ее так щедро одарил Господь, дабы они свидетельствовали о его могуществе и славе: песчаные дюны Балтийского моря, бескрайняя зелень Мещеры, дельта Волги, вся розовеющая цветками лотоса, суровый Байкал, что старше любого озера на земле, и, наконец, извергающие дым и пламя горы Камчатки. Последнее воспоминание было особо мучительным, ибо оно заставило подумать о брате – не по плоти, а по духу, роднее которого и быть не может:
«Тодька… Зачем я тебя оставил? Почему тебя не было со мною полчаса назад? Ты бы в двух словах убедил Юкуфи отказаться от своего намерения. Ты это можешь… И мы бы успели покинуть это проклятое место! А я вот так не умею!.. Если же мне все-таки придется драться с Юкуфи, не уверен, что справлюсь с ним…»
И от мыслей о своем бессилии у Морти на глаза навернулись слезы. Он стиснул зубы и поспешил отвернуться от Юкуфи, летевшего рядом, потому что не хотел показывать перед ним свою слабость, но вдруг услышал его голос:
– Стой!
– Что?
– Кажется, мы от них оторвались…
Морти притормозил и огляделся. Бесов нигде не было видно, но мальчик знал их повадки и поэтому мрачно возразил:
– Так легко они нас не оставят!.. Отыщут, если где-нибудь не спрячемся! – Облизав пересохшие губы, Морти весь вытянулся вперед и приложил свою ладонь ребром к переносице. – Отсюда плохо видать, но там вроде бы какая-то деревня. А раз деревня, значит, и люди в ней есть. Попросим у них приюта!..
– Да уж, представляю, какие люди здесь водятся!.. Наверняка они хуже тех бесов.
– Не узнаем, пока не проверим.
– Знаешь, что? Лети-ка дальше один!
Морти сощурился:
– Трусишь?
– Еще чего!
Мальчики начали снижаться. Вскоре они убедились, что это была не деревня, а скорее окраина большого города, депрессивный район, где каждый выживает, как умеет, а кто не умеет, того находят на ближайшем пустыре – с пробитым черепом, без телефона и кошелька. Первое здание, возле которого приземлились Морти и Юкуфи, представляло собою обшарпанный прямоугольник из белого кирпича; окна его были загорожены уродливыми железными решетками, а над металлической дверью виднелась полинялая надпись: «Милиция». Туда ребята не стали заходить и решили попытать счастья в домике напротив, через дорогу. Он выглядел довольно чистым, ухоженным, пусть местами с него и сошла краска, и только окружавший его деревянный забор совсем обвалился и обветшал: видимо, в доме давно не было мужчины, способного его поправить. Ребята перешли через улицу – осторожно, чтобы босыми ногами не наступить на окурки и битое стекло; затем Морти и Юкуфи пролезли сквозь щель в заборе, для чего пришлось сложить крылья.
– Только грязь понапрасну месим! – буркнул Юкуфи, отряхивая с коленки случайно попавший на нее сор; он все еще злился на Морти за то, что тот, по его мнению, сунул нос, куда не следовало. – Здесь, поди, никого и нет…
– Стучите – и вам откроют, – возразил Морти словами Господа.
– Всем оставаться на местах!
Морти похолодел:
«Захват заложников!»
Да, это действительно было так. Вооруженный человек в маске соскочил со сцены в зал; за ним последовал второй, третий, четвертый. Преступники рассредоточились по периметру, начали тянуть что-то вдоль стены, затем пригнали весь обслуживающий персонал «Эксплозиона», которому надлежало разделить судьбу зрителей и музыкантов. Все это они делали с такой четкостью, что казались и не людьми даже, а какими-то бездушными механизмами, отчего выглядели еще страшнее. Зрители на своих местах не смели ни пошевелиться, ни выдохнуть; только мальчишки в заднем ряду еле слышно всхлипывали, а стоявшая рядом билетерша утешала их, как могла: прежняя вражда была забыта. Морти сверху мрачно наблюдал за всем происходящим. Он уже догадывался, что произойдет дальше: террористы принесут немного воды для заложников, как-нибудь организуют посещение ими туалета и вступят в переговоры с силовиками, которые наверняка уже оцепили здание снаружи. Переговоры могут продлиться и сутки, и двое; за это время кто-нибудь из заложников выведет террористов из себя, и они его пристрелят в назидание остальным. А затем, скорее всего, начнется штурм, при котором погибнут десятки невинных людей. Все это было до такой степени предсказуемо, что даже тошнота подкатывала к горлу. Морти понимал, что больше ему в зрительном зале делать нечего, но и улететь не решался: ему казалось, что он бросает попавших в беду горожан на произвол судьбы, хотя и не знал, чем может им помочь. Увидев, что братья-хранители встали в тесный круг и начали молиться о подопечных, Морти решил последовать их примеру, причем специально выбрал молитву подлиннее, а когда она окончилась, начал следующую.
Когда в мыслях обращаешься к Богу, время бежит незаметно, и Морти потерял ему счет. Он не гадал, сколько минут истекло, как не интересовался тем, что происходило за пределами маленького зрительного зала, и даже закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало от молитвы. Однако договорить святые слова помешал нежданный шум; трудно было разобрать сразу, донесся ли он с улицы или откуда-то еще, но он вынудил мальчика прерваться и разомкнуть веки. Морти увидел, что одна из ламп, расположенная прямо над сценой, снова зажжена; она бросала узкий луч, и он образовывал маленькое пятно, бледно-желтое, точно лицо покойника. Заложники, не понимая, к чему такая перемена, зашептались и задвигались, но крик: «Смирно!» заставил их притихнуть. Террористы взяли оружие на изготовку, и двенадцать стволов были направлены в зал. Еще мгновение – и в освещенной части сцены появился какой-то человек. Настоящий гигант – под два метра ростом, в черной балаклаве, плотно прикрывавшей все лицо, кроме маленьких свиных глаз, он походил на средневекового палача, который на своем помосте возвышается над толпою. В правой руке неизвестный держал что-то вроде продолговатой коробки с торчащими из нее проводами.
Ледяную тишину, царившую в зале, разорвал истерический вопль:
– Бомба!!
Все оцепенели, ибо поняли, что случилось: при переговорах что-то пошло не так, и работники спецслужб убили одного из террористов; теперь за этот необдуманный поступок следовало расплатиться заложникам. Дело приобрело самый скверный оборот, который только можно было представить. Бежать было некуда: с трех сторон в людей целились из огнестрельного оружия, а спереди нависал великан со взрывчаткой. Ее он запросто мог добросить до любой точки зала; она тотчас же превратила бы как минимум десять человек в кровавые ошметки, и каждый молил Бога только об одном: не оказаться в числе этих десяти. Скорее всего, стоявший на возвышении человек понимал это и оттого не спешил: его взор медленно перемещался от ряда к ряду, и каждый, на ком он задерживался, чувствовал, как душа уходит в самые пятки. Один мужчина, уже немолодой, лишился чувств, но люди, сидевшие на соседних креслах, этого даже не заметили или, быть может, заметили и пожалели его, но боялись шелохнуться. В какой-то миг освещенный софитом человек глянул и вверх, прямо на Морти, и у мальчика по спине поползли мурашки, хоть он и знал, что террорист не способен его видеть. Морти невольно вспомнил старую легенду о демонах, которые растут, питаясь человеческим страхом, и почему-то всегда при этом улыбаются. Но их улыбка не такая, как у людей: она похожа скорее на уродливую гримасу – от одного уха и до другого. И Морти чудилось, что именно такая улыбка расплывается прямо на темной ткани балаклавы. Но даже демон не может улыбаться вечно, и человек в уродливой маске, похоже, наконец-то выбрал себе жертву: он придвинулся к заложникам, сделав длинный скользящий шаг, будто давал представление и ради этого представления все и собрались. Но у самого края сцены проходил толстый провод, идущий к звуковой колонке. Человек со взрывчаткой, как и прежде, смотрел только на публику и потому не сразу заметил, что его нога, обутая в тяжелый ботинок, зацепилась за этот провод, а когда почувствовал, что его словно кто-то потянул за лодыжку, было уже слишком поздно. Он упал – разом, не успев сложиться и даже выставить локоть, и бомба вылетела из его вскинутой кверху руки; она взмыла вверх и упала рядом – в полуметре от его тела.
Все произошло за какие-то две секунды. Чудовищный взрыв потряс здание. Террористы, стоявшие у стены, попадали на пол, будто оловянные солдатики, которых ребенок сшибает одним щелчком пальца. Часть аппаратуры сорвалась с потолка и рухнула вниз, в зрительный зал, но сам потолок выстоял. Сквозь дым и пыль, которые окутали помещение, Морти увидел, что распластанный поперек сцены, покрытый кровью и копотью человек в балаклаве еще жив; он даже попробовал приподняться, но тут же издал глухой стон и потерял сознание. И тогда в зале снова возник Юкуфи – словно из ниоткуда, как и в первый раз, но теперь в его глазах светилась злобная радость, а в руке он сжимал печать. Будто коршун на добычу, Юкуфи бросился к неподвижно лежащему на сцене человеку. Морти ринулся следом; мысли путались в его голове – слишком уж много всего произошло за один день, но он осознавал: вся цепочка странных событий началась с появления Юкуфи там, где его не должно было быть. Морти подозревал, что Юкуфи как-то связан с этим терактом, и чувствовал, что обязан во что бы то ни стало разрешить эту загадку. Последнее, что он услышал, были слова:
– Руки за голову! Руки за голову! Работает ОМОН!
* * *
Юкуфи огляделся. Справа и слева от него мелькали обрывки каких-то воспоминаний; они сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, проносились мимо с бешеной скоростью, и никто не смог бы разобраться во всем этом. А прямо перед собою Юкуфи увидел бесов. Он сталкивался с ними и прежде, но никогда они не были так страшны, и никогда их не было так много, как теперь. На секунду Юкуфи оробел, но он зашел слишком далеко, чтобы теперь остановиться. Он громко крикнул – не столько затем, чтобы их напугать, сколько для того, чтобы самому себе придать храбрости, и бесы тотчас расступились перед ним.
Юкуфи опешил:
«Они слушаются меня? Но почему?»
Однако на раздумья уже не оставалось времени: впереди была душа грешника, и Юкуфи казалось, что он уже различает ее холодный свет. Он уже было рванулся с места, но почувствовал, как кто-то вцепился ему в руку, и, обернувшись, увидел рядом Морти.
– Юкуфи, что ты затеял?
Юкуфи зло сверкнул глазами:
– Я вырву его душу из тела ко всем чертям!
– Почему ты один? Где твой напарник?
– Не твое дело!
– Ты что, не получал откровения?
– Сказано же: не твое дело!
– Нет, мое: я тоже слуга Господень! Отвечай, а то не выпущу!
– Раз мы – слуги Господни, то должны очищать его сад от плевелов. А это – плевел, и я выдеру его с корнем!
– Брат, остановись! Мы же не убийцы!
– Зато он – убийца! Мои родители погибли во время теракта, и именно он бросил тогда бомбу! Моего отца разорвало буквально на куски!.. А мать была еще жива, когда ее проносили мимо меня: один глаз у нее вытек, но вторым она успела в последний раз на меня посмотреть… Этот взгляд я никогда не забуду!.. А затем я очутился в детдоме! Рассказать, чего я еще и там пережил? Да нет, пожалуй, не буду, а то у тебя ушки больно нежные: чего доброго, завянут! И чернокрылым братом я стал лишь для того, чтобы найти и покарать этого урода! И в конце концов я его выследил! Сначала я думал прикончить его во сне, но его хранитель все время был начеку и не дал бы мне это сделать. Поэтому я решил дождаться удобного случая. И вот сегодня дождался!.. Впрочем, что я перед тобою распинаюсь: ты меня все равно не поймешь! Твоих-то родителей не убивали…
– Убивали… Во всяком случае, мать.
– И ты простил того, кто это сделал?
– Сначала я хотел убить его. Но потом – да, простил.
– И кто же это был? Говори, коли не врешь!
– Я сам.
– Ты?!
– Да, я. Моя мать умерла при родах. Мы тогда жили в далеком северном поселке, а какая там медицина, ты, наверное, сам представляешь…
– Ха! Тогда все понятно: кто же себя, любимого, ненавидеть станет!
– Представь себе: я ненавидел… Когда осознал, что из-за меня отец овдовел, а брат сделался сиротою. Я тогда целый день ходил, как в воду опущенный, а потом полез в книжный шкаф за рецептурным справочником – узнать, каких таблеток лучше наглотаться, чтобы поскорее коньки отбросить. К счастью, отец был рядом и все понял: он вырвал справочник у меня из рук, его корешком меня по голове треснул и сказал, чтобы я фигней не страдал: успею еще… Вот и ты не страдай! – Не дожидаясь, пока Юкуфи опомнится, Морти резко дернул его за руку и вместе с ним взмыл в воздух, но высоко не поднялся: он словно ударился о какое-то невидимое стекло. Оба мальчика упали, как подстреленные охотником вальдшнепы. Ни с одним из них прежде не случалось ничего подобного, но Морти почти сразу догадался, что же именно произошло: морщась от боли, он повернулся к Юкуфи и глухим голосом произнес:
– Похоже, его привели в чувство. Теперь мы заперты внутри его сознания… И знаешь: похоже, не мы одни об этом догадались, – добавил Морти чуть погодя.
Юкуфи посмотрел в ту сторону, куда ему указал товарищ, и едва не вскрикнул. Бесы, которые до этого спокойно наблюдали за перепалкой двух мальчиков, теперь сбились в кучу и сплошной черной массой надвигались на Морти и Юкуфи: очевидно, они и впрямь сообразили, что ребята, которым некуда деваться, стали легкой добычей. Юкуфи, которым все еще владела ярость, вскочил на ноги и крикнул:
– Я разберусь с ними!
Гнев охватил и Морти. Он уже собирался врезать Юкуфи как следует и удержался от этого лишь потому, что понимал: сейчас они должны действовать сообща.
– Ты совсем спятил, что ли? Не видишь, сколько их? Сперва мстителя из себя корчил, теперь героя решил разыграть! Нам нужно только выиграть время, пока он не уснет! А затем смоемся отсюда! Понял? – И снова схватив Юкуфи повыше локтя, Морти увлек его за собою.
Как ни был взвинчен Юкуфи, он все же сообразил, что благоприятный момент расквитаться за гибель семьи оказался упущен: даже если бы душу преступника и удалось сейчас захватить, ее не получилось бы вынести из тела. Изо всех сил махая крыльями, ребята летели в каком-то лабиринте, извилистом, точно кривая дорожка, по которой идут грешники, не знающие Бога. Следом гнались бесы – хозяева этих мест, и Морти ощущал на своих голых ступнях их обжигающее дыхание. Злой встречный ветер свистел в ушах, слепил глаза и даже, казалось, путал мысли, потому что теперь Морти не мог вспомнить уже ни одной молитвы. Отчаяние начало закрадываться в его сердце: мальчику чудилось, что он навеки заключен в какую-то узкую клетку, откуда уже не выбраться, не увидеть светлого Божьего мира и особенно России – той страны, которая при земной жизни была его домом. Морти невольно представлялись все ее красоты, которыми ее так щедро одарил Господь, дабы они свидетельствовали о его могуществе и славе: песчаные дюны Балтийского моря, бескрайняя зелень Мещеры, дельта Волги, вся розовеющая цветками лотоса, суровый Байкал, что старше любого озера на земле, и, наконец, извергающие дым и пламя горы Камчатки. Последнее воспоминание было особо мучительным, ибо оно заставило подумать о брате – не по плоти, а по духу, роднее которого и быть не может:
«Тодька… Зачем я тебя оставил? Почему тебя не было со мною полчаса назад? Ты бы в двух словах убедил Юкуфи отказаться от своего намерения. Ты это можешь… И мы бы успели покинуть это проклятое место! А я вот так не умею!.. Если же мне все-таки придется драться с Юкуфи, не уверен, что справлюсь с ним…»
И от мыслей о своем бессилии у Морти на глаза навернулись слезы. Он стиснул зубы и поспешил отвернуться от Юкуфи, летевшего рядом, потому что не хотел показывать перед ним свою слабость, но вдруг услышал его голос:
– Стой!
– Что?
– Кажется, мы от них оторвались…
Морти притормозил и огляделся. Бесов нигде не было видно, но мальчик знал их повадки и поэтому мрачно возразил:
– Так легко они нас не оставят!.. Отыщут, если где-нибудь не спрячемся! – Облизав пересохшие губы, Морти весь вытянулся вперед и приложил свою ладонь ребром к переносице. – Отсюда плохо видать, но там вроде бы какая-то деревня. А раз деревня, значит, и люди в ней есть. Попросим у них приюта!..
– Да уж, представляю, какие люди здесь водятся!.. Наверняка они хуже тех бесов.
– Не узнаем, пока не проверим.
– Знаешь, что? Лети-ка дальше один!
Морти сощурился:
– Трусишь?
– Еще чего!
Мальчики начали снижаться. Вскоре они убедились, что это была не деревня, а скорее окраина большого города, депрессивный район, где каждый выживает, как умеет, а кто не умеет, того находят на ближайшем пустыре – с пробитым черепом, без телефона и кошелька. Первое здание, возле которого приземлились Морти и Юкуфи, представляло собою обшарпанный прямоугольник из белого кирпича; окна его были загорожены уродливыми железными решетками, а над металлической дверью виднелась полинялая надпись: «Милиция». Туда ребята не стали заходить и решили попытать счастья в домике напротив, через дорогу. Он выглядел довольно чистым, ухоженным, пусть местами с него и сошла краска, и только окружавший его деревянный забор совсем обвалился и обветшал: видимо, в доме давно не было мужчины, способного его поправить. Ребята перешли через улицу – осторожно, чтобы босыми ногами не наступить на окурки и битое стекло; затем Морти и Юкуфи пролезли сквозь щель в заборе, для чего пришлось сложить крылья.
– Только грязь понапрасну месим! – буркнул Юкуфи, отряхивая с коленки случайно попавший на нее сор; он все еще злился на Морти за то, что тот, по его мнению, сунул нос, куда не следовало. – Здесь, поди, никого и нет…
– Стучите – и вам откроют, – возразил Морти словами Господа.
