Птицы пели, звери рыскали, не выказывая ни необоснованного страха, ни признаков болезней. На полях колосились хлеба, в огородах зрели овощи, в садах наливались яблоки и груши.
Разведчики насторожились – не бывает такого на проклятой земле!
О своих исследованиях они писали и жрецам, в орден, и главе официальной миссии жрецов. Отправляли послания с почтовыми птицами.
Глав официальной миссии жрецов послания насторожили. Не того они ожидали! А что, если проклятие уже проникло в умы и души разведчиков? Они путешествовали поодиночке, без защиты и поддержки ордена! Возможно, все они уже захвачены тенетами Тьмы, и барахтаются, не в силах выбраться.
Пересекали границу края светлые жрецы с опаской и настороженностью, готовые ко всяческим неожиданностям. Шли, озираясь, постоянно ожидая удара в спину.
Это-то и сыграло роковую роль в судьбе одного из разведчиков. Он вышел навстречу миссии слишком внезапно, не предупредив о своем приближении.
Похоронили его с почестями, как подобает, провели очищающий обряд над телом и поставили знак-оберег над могилой. Несчастье это на всех жрецов миссии произвело угнетающее впечатление. Все они дружно решили, что это – результат козней Тьмы, и утроили бдительность.
Они и сами видели, шагая, что земля цветет и плодоносит. И считали это хитрой маскировкой – мол, Тьма не хочет, чтобы служители Света увидели: она властвует здесь.
Когда они вошли в деревню – их подозрение косвенно подтвердилось. Люди там оказались мрачные, неприветливые, настороженные.
Предводитель миссии жрецов открыто пошел к дому старосты – объявить, что они явились снять проклятие с земли.
Староста кивал, но хмурился. Во взгляде его – казалось предводителю миссии – притаилось что-то недоброе. О чем-то молчал староста, что-то отчаянно хотел скрыть. И не он один – во взглядах других селян жрецы и светлые маги видели ту же самую настороженность, ту же самую враждебность.
Однако миссия есть миссия. Если проклятие ни на чем не отражается – только на людях – значит, с людей и нужно начинать.
Миссия разместилась в деревне. Стоит ли говорить, что люди оказались не в восторге. Но недовольство их понемногу улеглось. О том, чтобы разрушить дома и разлучить семьи, отправив людей в разные владения, речи не заходило. Напротив – жрецы уверяли, что снимут с земли проклятие.
Никакого проклятия, разумеется, не было – и люди об этом прекрасно знали. Но не спорить ведь со жрецами!
Во-первых – страшно. Не воины, не захватчики. Жрецы, что говорят с самими богами. Во-вторых, кто их знает, как на них подействует волшебная флейта! Они ведь явились безоружными.
Опять-таки – миссия разместилась в деревне, в домах. Но объедать людей жрецы не стали. Напротив – из того провианта, что привезли, еще и помогали самым бедным.
- А я все думаю – чего пастух не расправился с ними так же, как и с остальными захватчиками! – встряла Аделина.
- Ну, жрецы ведь не захватчики, - протянула Мелисса. – Опять-таки: флейту дала пастуху богиня, и жрецы служат богам. Ну, как пойдешь против служителей богов?
Жрецы остались в деревне. Спустя седмицу жители привыкли к ним, и прекратили обращать внимание. Занимались своими делами, как обычно. Ухаживали за огородами и полями. Охотились в лесах, которые из господских стали общинными – потому как господ не осталось. Готовились к зиме.
Жрецы никого не донимали. Ходили по деревне, помогали жителям в их делах. Иногда – ходили по лугам и лесам, но охотиться и пасти скот никому не мешали. Отряд княжеский отправили восвояси.
Люди успокоились.
Скоро жрецов и вовсе перестали замечать. К ним стали относиться, как к данности: к небу над головой или накрапывающему дождику.
Чем они занимаются, никто не мог понять. Да особо и не интересовался: лишь бы не мешали и не пытались согнать жителей с земли, разъединив семьи.
А жрецы, чем дальше, тем яснее понимали: на земле и правда нет проклятия. А значит, войско победителя и приходившие сюда посланники князя исчезли не от темной магии. Выходит… что? Напрашивался вывод – жители как-то исхитрились извести гостей. Но как?! Что простые темные крестьяне могли поделать с вооруженными отрядами?
Грубой силой справиться с закаленными воинами они не могли. Значит, пустили в ход какие-то свои хитрости.
Поразмыслив, решили оставить в деревне нескольких жрецов – якобы помочь жителям, вынужденным жить на проклятой земле. Да в окрестностях оставить разведчиков, что будут наблюдать скрытно за всем, что происходит.
- Вы ведь слышали о первом магистре ордена Золотого остроцвета, детишки? – осведомилась Мелисса.
- По-моему, нет, - протянула Аделина. – Скажи, Тревор! Понятно, что кто-то был этим первым магистром. Но вот кто…
- Понятно. Само собой, об истории магии в Ойкумене вам не рассказывают – во всяком случае, о таких отдаленных временах. Там и легенд-то сохранилось немного, причем больше половины из них – это исторические мистификации.
- Нам про магию вообще мало рассказывают, - проворчала девочка. – И, в основном, про Последнюю войну, после которой все маги исчезли.
- Ну уж, все, - тетя усмехнулась. – Деточка, с Последней войны прошло столько веков! Если бы маги и магия исчезли тогда – сейчас в них никто не верил бы. Это были бы только сказки для детей. А у нас в одной из крупнейших столиц Ойкумены находится музей Магических парадоксов. Это ли не доказательство, что магия никуда не делась! Просто теперь с ней приходится обходиться аккуратнее. Чтобы не повторились последствия самого последнего Конца времен, о котором мы помним.
- Понятно. Так и что там с первым магистром?
- Это он спустя много десятилетий основал орден Золотого остроцвета, - тетя кивнула. – В те годы ордена не существовало. Когда пастух получил свою волшебную флейту, будущий магистр – почтенный Халле – был молодым жрецом, служившим Свету. И он в числе нескольких своих собратьев остался в деревне – наблюдать за жителями. Наступила осень, за ней – зима.
Молодой жрец Халле стал в деревне лекарем. Он добросовестно помогал людям и лечил от хворей скотину.
Жрецы долго еще ломали бы головы – что за странности происходят в деревне, если бы не одно происшествие. На деревенское стадо как-то по весне, когда пастух выгнал коз и овец на луг, только что покрывшийся зеленой травкой, вышел оголодавший за зиму волк. Кто его знает, этого волка, почему он не побоялся человека? Должно, и правда в край оголодал.
И задрал бы он какого-нибудь барашка или козочку, если бы не флейта. Заиграл на ней пастух – и мирные, пугливые барашки кинулись на волка, как оголтелые.
Тот, наверное, не ожидал такого. Где это видано – чтобы козы да бараны на волков кидались! Не ожидал – вот и не успел убежать. Забили его лбами, рогами, затоптали копытцами. Числом задавили зверя. Изодрали – а кое-кто из барашков и не побрезговал куски мяса повыдирать из дохлого хищника.
Такое-то не утаишь! У каждого животного в стаде на рогах и шкуре следы крови волчьей остались. Жрецы и насторожились – как такое могло случиться? Не могут бараны забить волка – им трусость природная помешает!
Значит, неспроста это. Не бывает такого, что-то нечистое в деревне творится. Подумали они между собой, подумали. Хотели идти к пастуху да прямо спросить, к стенке припереть. Да только кто его знает, этого пастуха – может, не сознается! Решили действовать хитростью.
Как раз почтенный Халле способ хитроумный и предложил. Подманили через несколько дней волка, да выпустили на стадо. Сами затаились, наблюдать стали.
Заметили волка животные – перепугались. Шарахнулось стадо. Увидел волка и пастух. А дальше невиданное произошло: схватил парень флейту, пошептал ей что-то тихонько, да заиграл. И козы с баранами, которые вот только что бежать собирались, вдруг развернулись и кинулись на волка. Жрецы ахнуть не успели – забили, затоптали, растерзали зверя!
Вон оно, значит, что. Флейта пастушеская – вот секрет!
Сами они попятились подобру-поздорову. Мало ли – поймет волшебная флейта, что не только волк стаду угрожал. Этим же вечером, как пригнал парень стадо домой, явились к нему и схватили. Вывели на площадь, велели людей собирать.
Флейту у пастуха отобрали – не успел он опомниться. Самого его связали по рукам и ногам. Увидели жители флейту в руках жрецов – заволновались. А жрецы враз это приметили. Поняли, что напали-таки на верный след. Не зря ждали целую зиму. И начали допросы. Пригрозили людям карами и проклятиями. А потом стали по одному водить поселян в спешно освобожденный дом старосты. Отряд военный якобы убрался прочь еще прошедшим летом, а тут – явились снова княжеские солдаты. Да не калеки и старики, как прошлый отряд, а сильные крепкие воины!
Что поделать? Перепуганные люди в конце концов все рассказали.
И о стычке двух вельмож. И о смерти своего сеньора и всех его домочадцев и солдат и подручных. И о последующем…
Пастух дольше всех продержался. Когда пересказали ему все, услышанное от его односельчан, сник и он. И рассказал о встрече с богиней у речки, о ее благословении. О том, что флейта – волшебная, и стала защитой для целой деревни.
- Справедливо ли, - выкрикнул он, окончив рассказ. – За войну двух сеньоров люди страдают! Семьи разлучать – по совести ли?!
- Ох, не тебе судить о совести и справедливости, - только и покачал головой Халле. – Ты угробил вельможу и его армию. Ты убил посланников князя – шутки ли? О какой совести и справедливости ты после этого толкуешь? Мы, жрецы, слуги Света, несколько месяцев истратили в этой дыре, чтобы дознаться до истины!
Раскрыл было рот пастух – да тут же и закрыл. Ведь за дерзость покарают! Хотя теперь и так покарают.
Нет дела ни князьям и властителям, ни вельможам, ни светлым жрецам до бед простых крестьян. Не считают за людей тех, кто в поте лица трудится, чтобы всем им – князьям, вельможам и тем же жрецам – было что есть.
Он, пастух, помешал их планам. И теперь поплатится за это. И сделать он ничего не может – руки связаны, а флейта верная за поясом у пришлого жреца!
Разом вспомнилось, как эти жрецы высматривали, вынюхивали, выспрашивали. Якобы с урожаем и скотиной помочь брались, от хворей исцеляли. А они-то и рады! Дурни босолапые. Как же, жрецы пришли помочь простому люду. Обобрать до нитки, последнее – жизнь и свободу – забрать, вот зачем явились благостные прислужники богов! И никаким не богам они прислуживают, а лишь земным властителям да сами себе и своему брюху.
Великая важность – богам служат! Угробить надо было, как только заявились.
А что уж теперь-то сокрушаться. Поздно. Сник пастух. Заперли его в погребе до суда – так и сказали жрецы: мол, с утра судилище устроят! Уж такое устроят – мало никому не покажется. И суд будет, и казнь.
Объявили так пастуху и собравшимся людям – да пастуха в подпол и сбросили, связанного. Людей распустили по домам до утра. Всем велели явиться на рассвете – и старикам, и малым детям, и матерям с младенцами.
Сказали – начнут с пастуха, а уж после и до остальных доберутся. Всю деревню будут судить за сговор!
Связанный пастух кое-как подполз к стене погреба, уселся, прислонившись. Вход за ним закрыли – он слышал, как привалили засов. Навалилась тоска. Эх, ведь такое сокровище было у него руках! Не сумел должным образом распорядиться. Уходить надо было сразу – вот что! Убираться подобру-поздорову вместе с флейтой. Теперь, выходит, и на себя беду накликал, и на односельчан.
Как так получается: богиня благословила его. А служители богов судить станут и казнят за непокорность! Неправильно это.
Светлые жрецы – те, кто ближе всех прочих стоят к богам. Те, кого боги слышат и перед кем преклоняют слух. Только выходит, не богам жрецы служат, а земным властителям! И своему карману. Людей-то небось на жреческие поля погонят – кто после судилища останется.
Отчего же боги благосклонно склоняют слух к неправедным жрецам, и равнодушны к людям? А может, потому что люди сами отчаялись и не обращаются к ним?
- Великая богиня, взываю к тебе, - прошептал он. – Я в отчаянии, в беде и беспомощен. Я бездарно распорядился твоим подарком. Я не музыкант, я глупец.
Он не ждал, что она откликнется. Боги не внимают тем, кто оказался слаб и глуп. Тем, кто не сумел как следует распорядиться божественным подарком.
Но богиня вняла мольбе пастуха. Она любила живописные берега рек, тенистые лесные поляны и залитые солнечным светом луга. Не любила кряжистых сумрачных людских построек, сараев, хлевов и подвалов. Но она спустилась в подпол к связанному пастуху, чтобы показаться ему.
При появлении лучезарной покровительницы речных пойм и лугов темный подпол осветился мягким золотистым светом. Пастух во все глаза уставился на прекрасную богиню, одетую в легкое белоснежное платье. Легкие складки окутывали невесомое тело, сотканное из солнечных лучей, тумана и речных ветров.
- Великая богиня, - прошептал ошарашенный пастух, во все глаза на нее глядя. – Я не сумел как следует распорядиться твоим подарком. Я ошибся, - он не выдержал, опустил голову и заплакал. – Лучше бы я ничего не делал – еще тогда, в первый раз. Я – глупец, и не умею предвидеть будущее…
- Ты суров к себе, - она склонилась к нему. – Ты – музыкант, а не провидец.
- Я возомнил себя слишком могущественным. Едва не подобным богам, - выговорил пастух, поднимая на нее взгляд. – Это дерзость… Я решил, что смогу защитить нашу деревню, что мы сможем жить свободными, быть сами себе господами. Не пустим никого к себе.
- Это и правда дерзкое желание, - она слегка усмехнулась. – Мало есть земель среди Ойкумены, свободных от господ и их солдат. А пройдет несколько веков – их и вовсе не останется. Чтобы освободиться – одной флейты мало.
Пастух снова опустил голову. Он потревожил богиню – а сам теперь не знает, о чем ее попросить. Да и позволительно ли ему – после всего, что наворотил?
- Если я не помогу тебе сейчас – ты погибнешь, - мягко проговорила богиня. – А ты имеешь редкий и ценный дар. И мне просто понравилось, как ты играешь, - она лукаво улыбнулась. – Я развяжу тебя и выведу наружу. А ты беги. Беги как можно дальше отсюда. И не пытайся больше устраивать переворотов, свергать тиранов. Ты – музыкант, твой дар – нести людям музыку.
- А люди? Как быть людям? – спохватился тут же пастух.
- Не бойся за людей. Оставь это мне – уж меня-то жрецы послушают.
- Благодарю… великая богиня, - парень склонил голову. Хотел было напомнить о флейте – но не посмел. Он уже наворотил дел.
- Флейта твоя пусть жрецам останется, - проговорила богиня, точно подслушав его мысли. – Если она пропадет – за тобой погоня будет. А останется – так и ты им не сдался. Люди достаточно напуганы, спорить со жрецами после твоего исчезновения не посмеют. Ты себе новую флейту сделаешь сам, - она улыбнулась.
Разведчики насторожились – не бывает такого на проклятой земле!
О своих исследованиях они писали и жрецам, в орден, и главе официальной миссии жрецов. Отправляли послания с почтовыми птицами.
Прода от 30.04.2022, 13:39
Глав официальной миссии жрецов послания насторожили. Не того они ожидали! А что, если проклятие уже проникло в умы и души разведчиков? Они путешествовали поодиночке, без защиты и поддержки ордена! Возможно, все они уже захвачены тенетами Тьмы, и барахтаются, не в силах выбраться.
Пересекали границу края светлые жрецы с опаской и настороженностью, готовые ко всяческим неожиданностям. Шли, озираясь, постоянно ожидая удара в спину.
Это-то и сыграло роковую роль в судьбе одного из разведчиков. Он вышел навстречу миссии слишком внезапно, не предупредив о своем приближении.
Похоронили его с почестями, как подобает, провели очищающий обряд над телом и поставили знак-оберег над могилой. Несчастье это на всех жрецов миссии произвело угнетающее впечатление. Все они дружно решили, что это – результат козней Тьмы, и утроили бдительность.
Они и сами видели, шагая, что земля цветет и плодоносит. И считали это хитрой маскировкой – мол, Тьма не хочет, чтобы служители Света увидели: она властвует здесь.
Когда они вошли в деревню – их подозрение косвенно подтвердилось. Люди там оказались мрачные, неприветливые, настороженные.
Предводитель миссии жрецов открыто пошел к дому старосты – объявить, что они явились снять проклятие с земли.
Староста кивал, но хмурился. Во взгляде его – казалось предводителю миссии – притаилось что-то недоброе. О чем-то молчал староста, что-то отчаянно хотел скрыть. И не он один – во взглядах других селян жрецы и светлые маги видели ту же самую настороженность, ту же самую враждебность.
Однако миссия есть миссия. Если проклятие ни на чем не отражается – только на людях – значит, с людей и нужно начинать.
Миссия разместилась в деревне. Стоит ли говорить, что люди оказались не в восторге. Но недовольство их понемногу улеглось. О том, чтобы разрушить дома и разлучить семьи, отправив людей в разные владения, речи не заходило. Напротив – жрецы уверяли, что снимут с земли проклятие.
Никакого проклятия, разумеется, не было – и люди об этом прекрасно знали. Но не спорить ведь со жрецами!
Во-первых – страшно. Не воины, не захватчики. Жрецы, что говорят с самими богами. Во-вторых, кто их знает, как на них подействует волшебная флейта! Они ведь явились безоружными.
Опять-таки – миссия разместилась в деревне, в домах. Но объедать людей жрецы не стали. Напротив – из того провианта, что привезли, еще и помогали самым бедным.
- А я все думаю – чего пастух не расправился с ними так же, как и с остальными захватчиками! – встряла Аделина.
- Ну, жрецы ведь не захватчики, - протянула Мелисса. – Опять-таки: флейту дала пастуху богиня, и жрецы служат богам. Ну, как пойдешь против служителей богов?
Жрецы остались в деревне. Спустя седмицу жители привыкли к ним, и прекратили обращать внимание. Занимались своими делами, как обычно. Ухаживали за огородами и полями. Охотились в лесах, которые из господских стали общинными – потому как господ не осталось. Готовились к зиме.
Жрецы никого не донимали. Ходили по деревне, помогали жителям в их делах. Иногда – ходили по лугам и лесам, но охотиться и пасти скот никому не мешали. Отряд княжеский отправили восвояси.
Люди успокоились.
Скоро жрецов и вовсе перестали замечать. К ним стали относиться, как к данности: к небу над головой или накрапывающему дождику.
Чем они занимаются, никто не мог понять. Да особо и не интересовался: лишь бы не мешали и не пытались согнать жителей с земли, разъединив семьи.
А жрецы, чем дальше, тем яснее понимали: на земле и правда нет проклятия. А значит, войско победителя и приходившие сюда посланники князя исчезли не от темной магии. Выходит… что? Напрашивался вывод – жители как-то исхитрились извести гостей. Но как?! Что простые темные крестьяне могли поделать с вооруженными отрядами?
Грубой силой справиться с закаленными воинами они не могли. Значит, пустили в ход какие-то свои хитрости.
Поразмыслив, решили оставить в деревне нескольких жрецов – якобы помочь жителям, вынужденным жить на проклятой земле. Да в окрестностях оставить разведчиков, что будут наблюдать скрытно за всем, что происходит.
*** ***
- Вы ведь слышали о первом магистре ордена Золотого остроцвета, детишки? – осведомилась Мелисса.
- По-моему, нет, - протянула Аделина. – Скажи, Тревор! Понятно, что кто-то был этим первым магистром. Но вот кто…
- Понятно. Само собой, об истории магии в Ойкумене вам не рассказывают – во всяком случае, о таких отдаленных временах. Там и легенд-то сохранилось немного, причем больше половины из них – это исторические мистификации.
- Нам про магию вообще мало рассказывают, - проворчала девочка. – И, в основном, про Последнюю войну, после которой все маги исчезли.
- Ну уж, все, - тетя усмехнулась. – Деточка, с Последней войны прошло столько веков! Если бы маги и магия исчезли тогда – сейчас в них никто не верил бы. Это были бы только сказки для детей. А у нас в одной из крупнейших столиц Ойкумены находится музей Магических парадоксов. Это ли не доказательство, что магия никуда не делась! Просто теперь с ней приходится обходиться аккуратнее. Чтобы не повторились последствия самого последнего Конца времен, о котором мы помним.
- Понятно. Так и что там с первым магистром?
- Это он спустя много десятилетий основал орден Золотого остроцвета, - тетя кивнула. – В те годы ордена не существовало. Когда пастух получил свою волшебную флейту, будущий магистр – почтенный Халле – был молодым жрецом, служившим Свету. И он в числе нескольких своих собратьев остался в деревне – наблюдать за жителями. Наступила осень, за ней – зима.
Молодой жрец Халле стал в деревне лекарем. Он добросовестно помогал людям и лечил от хворей скотину.
Жрецы долго еще ломали бы головы – что за странности происходят в деревне, если бы не одно происшествие. На деревенское стадо как-то по весне, когда пастух выгнал коз и овец на луг, только что покрывшийся зеленой травкой, вышел оголодавший за зиму волк. Кто его знает, этого волка, почему он не побоялся человека? Должно, и правда в край оголодал.
И задрал бы он какого-нибудь барашка или козочку, если бы не флейта. Заиграл на ней пастух – и мирные, пугливые барашки кинулись на волка, как оголтелые.
Тот, наверное, не ожидал такого. Где это видано – чтобы козы да бараны на волков кидались! Не ожидал – вот и не успел убежать. Забили его лбами, рогами, затоптали копытцами. Числом задавили зверя. Изодрали – а кое-кто из барашков и не побрезговал куски мяса повыдирать из дохлого хищника.
Такое-то не утаишь! У каждого животного в стаде на рогах и шкуре следы крови волчьей остались. Жрецы и насторожились – как такое могло случиться? Не могут бараны забить волка – им трусость природная помешает!
Значит, неспроста это. Не бывает такого, что-то нечистое в деревне творится. Подумали они между собой, подумали. Хотели идти к пастуху да прямо спросить, к стенке припереть. Да только кто его знает, этого пастуха – может, не сознается! Решили действовать хитростью.
Как раз почтенный Халле способ хитроумный и предложил. Подманили через несколько дней волка, да выпустили на стадо. Сами затаились, наблюдать стали.
Заметили волка животные – перепугались. Шарахнулось стадо. Увидел волка и пастух. А дальше невиданное произошло: схватил парень флейту, пошептал ей что-то тихонько, да заиграл. И козы с баранами, которые вот только что бежать собирались, вдруг развернулись и кинулись на волка. Жрецы ахнуть не успели – забили, затоптали, растерзали зверя!
Вон оно, значит, что. Флейта пастушеская – вот секрет!
Сами они попятились подобру-поздорову. Мало ли – поймет волшебная флейта, что не только волк стаду угрожал. Этим же вечером, как пригнал парень стадо домой, явились к нему и схватили. Вывели на площадь, велели людей собирать.
Флейту у пастуха отобрали – не успел он опомниться. Самого его связали по рукам и ногам. Увидели жители флейту в руках жрецов – заволновались. А жрецы враз это приметили. Поняли, что напали-таки на верный след. Не зря ждали целую зиму. И начали допросы. Пригрозили людям карами и проклятиями. А потом стали по одному водить поселян в спешно освобожденный дом старосты. Отряд военный якобы убрался прочь еще прошедшим летом, а тут – явились снова княжеские солдаты. Да не калеки и старики, как прошлый отряд, а сильные крепкие воины!
Что поделать? Перепуганные люди в конце концов все рассказали.
И о стычке двух вельмож. И о смерти своего сеньора и всех его домочадцев и солдат и подручных. И о последующем…
Пастух дольше всех продержался. Когда пересказали ему все, услышанное от его односельчан, сник и он. И рассказал о встрече с богиней у речки, о ее благословении. О том, что флейта – волшебная, и стала защитой для целой деревни.
- Справедливо ли, - выкрикнул он, окончив рассказ. – За войну двух сеньоров люди страдают! Семьи разлучать – по совести ли?!
- Ох, не тебе судить о совести и справедливости, - только и покачал головой Халле. – Ты угробил вельможу и его армию. Ты убил посланников князя – шутки ли? О какой совести и справедливости ты после этого толкуешь? Мы, жрецы, слуги Света, несколько месяцев истратили в этой дыре, чтобы дознаться до истины!
Раскрыл было рот пастух – да тут же и закрыл. Ведь за дерзость покарают! Хотя теперь и так покарают.
Нет дела ни князьям и властителям, ни вельможам, ни светлым жрецам до бед простых крестьян. Не считают за людей тех, кто в поте лица трудится, чтобы всем им – князьям, вельможам и тем же жрецам – было что есть.
Он, пастух, помешал их планам. И теперь поплатится за это. И сделать он ничего не может – руки связаны, а флейта верная за поясом у пришлого жреца!
Разом вспомнилось, как эти жрецы высматривали, вынюхивали, выспрашивали. Якобы с урожаем и скотиной помочь брались, от хворей исцеляли. А они-то и рады! Дурни босолапые. Как же, жрецы пришли помочь простому люду. Обобрать до нитки, последнее – жизнь и свободу – забрать, вот зачем явились благостные прислужники богов! И никаким не богам они прислуживают, а лишь земным властителям да сами себе и своему брюху.
Великая важность – богам служат! Угробить надо было, как только заявились.
А что уж теперь-то сокрушаться. Поздно. Сник пастух. Заперли его в погребе до суда – так и сказали жрецы: мол, с утра судилище устроят! Уж такое устроят – мало никому не покажется. И суд будет, и казнь.
Объявили так пастуху и собравшимся людям – да пастуха в подпол и сбросили, связанного. Людей распустили по домам до утра. Всем велели явиться на рассвете – и старикам, и малым детям, и матерям с младенцами.
Сказали – начнут с пастуха, а уж после и до остальных доберутся. Всю деревню будут судить за сговор!
Связанный пастух кое-как подполз к стене погреба, уселся, прислонившись. Вход за ним закрыли – он слышал, как привалили засов. Навалилась тоска. Эх, ведь такое сокровище было у него руках! Не сумел должным образом распорядиться. Уходить надо было сразу – вот что! Убираться подобру-поздорову вместе с флейтой. Теперь, выходит, и на себя беду накликал, и на односельчан.
Как так получается: богиня благословила его. А служители богов судить станут и казнят за непокорность! Неправильно это.
Светлые жрецы – те, кто ближе всех прочих стоят к богам. Те, кого боги слышат и перед кем преклоняют слух. Только выходит, не богам жрецы служат, а земным властителям! И своему карману. Людей-то небось на жреческие поля погонят – кто после судилища останется.
Отчего же боги благосклонно склоняют слух к неправедным жрецам, и равнодушны к людям? А может, потому что люди сами отчаялись и не обращаются к ним?
- Великая богиня, взываю к тебе, - прошептал он. – Я в отчаянии, в беде и беспомощен. Я бездарно распорядился твоим подарком. Я не музыкант, я глупец.
Он не ждал, что она откликнется. Боги не внимают тем, кто оказался слаб и глуп. Тем, кто не сумел как следует распорядиться божественным подарком.
Но богиня вняла мольбе пастуха. Она любила живописные берега рек, тенистые лесные поляны и залитые солнечным светом луга. Не любила кряжистых сумрачных людских построек, сараев, хлевов и подвалов. Но она спустилась в подпол к связанному пастуху, чтобы показаться ему.
При появлении лучезарной покровительницы речных пойм и лугов темный подпол осветился мягким золотистым светом. Пастух во все глаза уставился на прекрасную богиню, одетую в легкое белоснежное платье. Легкие складки окутывали невесомое тело, сотканное из солнечных лучей, тумана и речных ветров.
- Великая богиня, - прошептал ошарашенный пастух, во все глаза на нее глядя. – Я не сумел как следует распорядиться твоим подарком. Я ошибся, - он не выдержал, опустил голову и заплакал. – Лучше бы я ничего не делал – еще тогда, в первый раз. Я – глупец, и не умею предвидеть будущее…
- Ты суров к себе, - она склонилась к нему. – Ты – музыкант, а не провидец.
- Я возомнил себя слишком могущественным. Едва не подобным богам, - выговорил пастух, поднимая на нее взгляд. – Это дерзость… Я решил, что смогу защитить нашу деревню, что мы сможем жить свободными, быть сами себе господами. Не пустим никого к себе.
- Это и правда дерзкое желание, - она слегка усмехнулась. – Мало есть земель среди Ойкумены, свободных от господ и их солдат. А пройдет несколько веков – их и вовсе не останется. Чтобы освободиться – одной флейты мало.
Пастух снова опустил голову. Он потревожил богиню – а сам теперь не знает, о чем ее попросить. Да и позволительно ли ему – после всего, что наворотил?
- Если я не помогу тебе сейчас – ты погибнешь, - мягко проговорила богиня. – А ты имеешь редкий и ценный дар. И мне просто понравилось, как ты играешь, - она лукаво улыбнулась. – Я развяжу тебя и выведу наружу. А ты беги. Беги как можно дальше отсюда. И не пытайся больше устраивать переворотов, свергать тиранов. Ты – музыкант, твой дар – нести людям музыку.
- А люди? Как быть людям? – спохватился тут же пастух.
- Не бойся за людей. Оставь это мне – уж меня-то жрецы послушают.
- Благодарю… великая богиня, - парень склонил голову. Хотел было напомнить о флейте – но не посмел. Он уже наворотил дел.
- Флейта твоя пусть жрецам останется, - проговорила богиня, точно подслушав его мысли. – Если она пропадет – за тобой погоня будет. А останется – так и ты им не сдался. Люди достаточно напуганы, спорить со жрецами после твоего исчезновения не посмеют. Ты себе новую флейту сделаешь сам, - она улыбнулась.
